надо - быстро же утолил Нергал маленький смертный ее голод. Принесла с
собой в Колодец еды в сумке, денег в горсти и пеструю шаль, в спешке
подобранную.
Нергалом по городу шла, ничего толком не знала. А в Колодце знали, потому
что радио слушали.
хлеба две краюхи, конфет слипшихся - коньяк в шоколаде.
неизвестно...
то время, что жили девочки в Мармеладном Колодце, не издавало оно ни
звука. И вдруг, точно прорвало - да так громко:
политической силы, способной защитить права трудящихся и
эксплуатируемых...
с сего:
то, что сигарет хороших не украла, пока магазин громила (ей больше
нравилось зеркала бить). На звезды поглядела, ногой покачала. И добавила
негромко: - Как красив он, Нергал.
ушла.
Звезды шли по красноватому небу друг за другом, поочередно в окно
заглядывая. И зарево стояло над Вавилоном, будто Орда пришла и костры свои
по всему горизонту запалила.
разбитого стекла. В бесконечном этом карнавале, где смешались день и ночь,
смерть и смех, растворился Марк. Ясный, светлый, ласковый Марк. И, вроде
бы, не так уж долго любила его Элси, - ну что такого, пришел из никуда,
ушел в никуда, всего-то и прожил с нею, может быть, месяц, - а все же
тоска глодала ее, не пускала дома сидеть.
поняла вдруг, разом, что не вернется Марк, - а просто невмоготу было
больше на кухне сидеть и знать, что никто в комнате не лежит, вольно
разметавшись по ее, элсиному, матрасу.
пока ноги не стопчешь. Поглядела Элси налево, поглядела направо. И
наскочила на нее компания развеселая, все в краденых, нараспашку, шубах, у
всех рожи с дорогущего вина румяные, сладостной горечью пожаров от волос
их растрепанных несет. Обступили со всех сторон и загалдели разом:
только что были все эти люди ей незнакомыми, да и пожалуй что
страшноватыми, и вот уже - пожалста! - все родные, будто век с ними
прожила. Как это получилось, не поняла. Только улыбнулась им застенчиво,
руку протянула.
тесный свой круг втянули, шубой обернули, вина в рот влили, чтобы жарче
было, и потащили вперед по улице, туда, где весело стекла звенели и
растревоженные голоса доносились, словно чайки кричали.
убивать и женщин холуйских под ноги мятежникам бросать. Разом и Марк
позабылся, и нищее житье в Колодце, и даже то, что за работу им Верховный
Холуй так и не заплатил, хотя обещался расчет дать сразу по одобрении
моделей. А акт приемки-сдачи до сих пор у Младшего Холуя в ящике стола
лежит. Печати нет.
завтрашний? Праздник пришел на улицу.
промышляла. Для начала в магазин вломились, что напротив помещался.
Сверкал витринами, манил колбасами и ветчиной, весь надписями облеплен: и
цены-то у нас умеренные (вранье), и товар-то у нас отменный (меньшее
вранье, но все равно вранье), и обслуживание-то у нас по высшему разряду
(а вот это уже вранье беспардонное - хамили в Вавилоне, хамят и хамить
будут, на то и столица царства преславного). Сочли магазинчик наглым и в
силу того привлекательным.
- бах! Прилавки вдребезги. Похватали в упаковках нарезки колбасные, банки
консервные с неведомыми продуктами, все ножами изрезали, погрызли: вкусно.
успокоит отца нашего кровавого, когда наступит ночь? Кто обнимет его одной
рукой, а другой коснется дивного члена, чтобы вновь родился Нергал в
богатом лоне Вавилона?
бедрами!
стала Элси, раздобрела за тот день, что стекла била и ела все что ни
попадя. Сказали ей:
Элси. И не было в ней смущения, когда стояла на кассе разгромленного
магазина, только от прохлады ногами перебирала - зябко на металле стоять.
Омыли ее вином красным, обтерли полотенцами благоуханными. Облачили в
чулки кружевные белые, в юбку длинную, с оборками, в разрезах, а грудь
пышную оставили обнаженной. И стали колбасами всю обвешивать: славься,
Нана Колбасная! Точно новые груди, бесчисленные числом, повисали на пышном
теле Элси колбасы. Стала она как бы Наной, щедро питающей матерью. Взяли
ее на руки, понесли по магазину, битыми стеклами хрустя, на улицу вынесли.
Расставила ноги пошире, чтобы прочнее стоять, вина красного выпила, волосы
золотые разметала по новым своим грудям.
щедрость грудей наниных.
плечи, за бедра, рвут с нее белые кружевные чулки. И смеется Элси, потому
что стала она как Нана, не иссякает ее плодородие.
гладкую элсину прихватывая. И вдруг среди многих из тех, кто подходил и
прикладывался, Марка она узнала. Склонил русую кудрявую голову, меж
колбасных грудей лицом зарылся, белыми зубами соска коснулся. И глянул
искоса взором озорным.
Нана, и смолчала. А Марк улыбнулся ей и в толпе исчез.
скрылся, но какое там - нет его, как не было.
Быков Василий
Максимов Альберт
Пехов Алексей
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Маккарти Кормак