нехорошую шутку "паленая" водка?
коровьим навозом, хотя никакой коровы здесь давным-давно не
было. Юрий осмотрелся, не особенно надеясь увидеть здесь что-
то интересное, и вопреки своим ожиданиям сразу увидел следы
пребывания Васьки: куча пыльного трухлявого сена, с
незапамятных времен лежавшая в углу сарая, была
переворошена, клочья ломкой, рассыпающейся в затхлую пыль
травы валялись на утоптанном земляном полу, как будто кто-то
рылся в куче, торопливо разгребая сено, пучками разбрасывая
его в стороны, а потом довольно небрежно привел все в
первоначальный вид.
.!+., --k) у самого основания черенок от лопаты и, подойдя к
куче, принялся разгребать сено. Очень скоро черенок
наткнулся на что-то твердое, и, расчистив находку, Юрий
протяжно присвистнул: перед ним лежал моток знакомого до
отвращения медного провода, в котором на глаз было метров
пятьдесят. Провод был черно-зеленый от окисла, но его конец
свежо поблескивал чистым красноватым металлом. Срез выглядел
так, словно провод совсем недавно рубили зубилом.
сторону палку и вышел из сарая, отряхивая ладони. Макарыч
что-то спросил. Занятый своими мыслями, Юрий не расслышал
вопроса, но на всякий случай отрицательно покачал головой.
сигарету, закурил и привалился спиной к нагретым полуденным
солнцем пыльным бревнам стены. Настало время принять
решение: либо так, либо этак. Можно было, наплевав на
несообразности в поведении Васьки, привести сюда капитана,
ткнуть его носом в то, что лежало в сарае, и сказать: вот, я
сделал твою работу, нашел преступника. Теперь тебе остается
только поймать его, заковать в наручники и отвезти в город,
где он расколется на первом же допросе или повесится в
камере, как его приятель Митяй. В любом случае твои погоны,
капитан, останутся при тебе, а может быть, даже украсятся
большой майорской звездой...
дело до конца. Это был не самый приятный путь, и Юрий
сомневался, что хоть кто-нибудь одобрит его действия или
хотя бы поймет, зачем ему все это нужно. В самом деле,
зачем? "Или он вас, или вы его. А по-другому вы не
умеете..." Может быть, подумал Юрий. Может быть, я и не умею
по-другому. Но проверить-то надо! А вдруг получится?
болтается на заборе, как вывешенный на просушку старый
тюфяк, и по-прежнему хитро щурится с таким видом, словно все
вокруг валяют дурака исключительно для его, Макарыча,
развлечения. Впрочем, скорее всего, щурился он все-таки от
ядовитого дыма своей самокрутки.
сторону он пошел?
отразилось тяжкое сомнение. Он сощурил второй глаз, почесал
плешь под засаленной фуражечкой военного образца, покашлял в
кулак, а потом молча ткнул корявым пальцем в сторону задней
калитки.
калитки начиналась узкая тропинка, которая вела прямиком к
ручью, где Петрович повадился от нечего делать удить рыбу.
и тщательно растер окурок подошвой сапога. "Не трогайте
его", - словно наяву послышался ему Татьянкин голос, но он
прогнал воспоминание прочь - сейчас ему было не до
галлюцинаций.
Макарыча, - ружье тебе дать?
не собираюсь воевать.
протянул Макарыч, но Юрий уже был за калиткой. По прямой до
ручья, где обычно рыбачил Петрович, было километров пять.
Юрий припустил прямо от калитки ровной походной рысью,
словно ему предстоял марш-бросок по пересеченной местности.
Растянутое сухожилие робко заявило о себе, но он лишь
немного увеличил темп, и боль разочарованно отступила.
испятнанные подсохшей коростой мха скальные выступы, которые
тут и там выпирали из каменистой почвы, заставляя тропинку
менять направление, подныривал под низко нависающие ветви,
берег дыхание и старался не думать. "Мыслительный процесс, -
сказал он себе, - хорошая штука, но лишь тогда, когда ты
располагаешь достаточным количеством фактов. В противном
случае есть риск утонуть в болоте противоречивых версий и
догадок, совсем как Квазимода, которого бросили в Федоскину
топь. И ведь что характерно: самого Квазимоду утопили, а
пиджак оставили, да еще и со всеми документами..."
- Хватит сочинять страшилки. Все равно сценаристом тебя не
возьмут - ни в Голливуд, ни в Останкино. Там своих
сочинителей выше крыши. А самые талантливые из них не
размениваются на такие мелочи, как сценарии телефильмов. Они
ценят свой талант и пишут для паханов, потому что, во-
первых, те хорошо платят, а во-вторых, всегда есть
возможность убедиться, сочинил ты талантливую вещь или
фуфло. Если главного героя твоего сценария показали по
телевизору и он при этом не произносил речей, а тихо плавал
в луже собственной крови, значит, ты создал если и не
шедевр, то наверняка что-то стоящее. А если за тобой пришла
опергруппа, значит, таланта у тебя нет и пора сушить
сухари..."
ниже переката была небольшая, но довольно глубокая заводь,
где Петрович вот уже неделю пытался что-нибудь поймать.
Возвращался он неизменно с пустыми руками, но очень
довольный и божился, что неудачи его носят временный
характер и что рыба будет - надо только хорошенько
прикормить ее да изучить ее повадки. "Уху будем жрать
ведрами, - басил он, хитро подмигивая Татьянке. - Рыба - она
знаешь какая для мозгов полезная!"
притормозил и огляделся. Он почти сразу увидел на пятачке
намытой рекой мелкой гальки глубокую, заполненную водой
вмятину, по форме очень напоминавшую след огромного, размера
этак сорок седьмого, кирзового сапога, - увидел потому, что
знал, где искать. Петрович явно прошел здесь, причем прошел
не так давно - бродил, надо думать, в поисках местечка
получше...
еще ни о чем не говорило: во-первых, Юрий никогда не считал
себя профессиональным следопытом, а во-вторых, кругом был
a/+.h-.) камень, и тот, кто хотел остаться незамеченным, мог
пройти здесь тысячу раз, не оставив ни одного следа, как
если бы парил над землей.
передумал: идя тропой войны, не стоит орать на всю тайгу,
сообщая всем, у кого есть уши, о своем присутствии. То
обстоятельство, что он ни с кем не собирался воевать, вовсе
не служило гарантией безопасности.
ручья и стараясь поменьше трещать кустами. Это было довольно
затруднительно: берег, как назло, зарос едва ли не гуще, чем
подбородок Петровича. В придачу ко всему в этих кустах, как
оказалось, гнездились несметные полчища гнуса, которые даже
не пытались скрыть свою радость по поводу появления среди
них такого большого, распаренного после бега, аппетитного
источника пищи.
облегчением выматерился, потому что сразу увидел Петровича.
Бригадир сидел на берегу, сгорбившись и подтянув колени к
груди. Укрепленная на рогатке удочка торчала прямо из-под
его ног. Самодельный поплавок, сделанный из кусочка
пенопласта и петушиного пера, медленно дрейфовал по кругу.
Картина была такая мирная, что Юрию стало неловко: какого
дьявола, спрашивается, он ломился через лес, как сохатый,
испугавшись угроз какого-то алкаша? Васька-то, наверное,
давно свалился где-нибудь, пав в неравной борьбе с зеленым
змием, и спокойно дрыхнет без задних ног. Васька дрыхнет, и
Петрович, судя по всему, тоже закемарил над своим поплавком
- он даже не повернул головы на треск и шорох кустов, - один