этого делать и теперь, когда узнал, что один из гостей
монастыря нашел свой безвременный конец в принадлежащем
аббатству лесу. Известие об этом грубом оскорблении достоинства
и еще более тяжком преступлении он принял в мрачном молчании,
сознавая, что право и священный долг возмездия ложатся теперь
не только на светские власти, но и на церковь. Он молча покачал
головой и угрюмо сжал свои тонкие губы. Некоторое время аббат
размышлял, но услышав шарканье сандалий приближающихся монахов,
он спросил Кадфаэля:
до рассвета. Убитого пусть принесут сюда, потому что сюда едет
его сын. А тебе следует проводить шерифа прямо к тому месту,
где лежит покойник. А теперь ступай. Я освобождаю тебя от
службы. Иди и немного отдохни, а на рассвете присоединяйся к
шерифу. Передай ему, что попозже я пришлю людей, которые
принесут тело в аббатство.
телом убитого Дрого Босье, -- Хью Берингар и Кадфаэль,
гарнизонный сержант и двое стражников, -- молчаливые, угрюмо
глядящие на большое пятно запекшейся крови, напитавшей со спины
богатое платье покойного. Трава была усыпана обильной росой,
как если бы после сильного дождя; влага скопилась на меховой
опушке одежды Дрого, и словно алмазы, капли сияли на осенней
паутине.
его с собой, -- сказал Хью. -- Но мы все же поищем вокруг, а
вдруг бросил. Говоришь, ремни седельных сумок были перерезаны?
Значит, после убийства он вновь пустил в ход свой кинжал.
Разумеется, в темноте куда проще было перерезать ремни, нежели
расстегивать. А убийца, кем бы он ни был, не желал терять
времени. Однако странно, что всадник подвергся такому
нападению. При малейшем шорохе ему ничего не стоило пришпорить
коня и избежать гибели.
Дрого Босье шел пешком, ведя коня в поводу. Мест он этих не
знал, а тропа тут очень узкая, деревья растут густо, да и темно
было или, по крайней мере, смеркалось. Видишь листья, что
прилипли к его подошвам? Он даже обернуться не успел, хватило
одного удара. Куда он ездил, я не знаю, но удар в спину он
получил, направляясь домой, то есть в наш странноприимный дом,
где он остановился. Конь его даже не испугался, он бродил рядом
с убитым хозяином.
Хью. -- Только вот разбойник ли? Это в нашем-то графстве, у
самого города!
головой. -- Разве что какой-нибудь залетный грабитель, не из
городских... Прознал, что Эйлмунд прикован к постели и рискнул
пойти на дело. Но это всего лишь догадки... Браконьеры, скажем,
сплошь и рядом отваживаются на убийство, если встретят
состоятельного человека одного, да еще ночью. Однако от моих
догадок мало толку.
аббат Радульфус, чтобы те принесли покойника в монастырь.
Кадфаэль опустился на колени прямо в росистую траву и сразу
ощутил, что ряса его промокла. Он осторожно перевернул
окоченевшее тело лицом вверх. Мясистое лицо Дрого осунулось,
глаза, столь непропорционально маленькие на его массивном лице,
были полуоткрыты. Мертвый Дрого Босье выглядел старше своих лет
и куда менее высокомерным, -- простой смертный, как и все
прочие люди, даже отчасти жалкий. На руке Дрого, что прежде
лежала под животом, оказался крупный серебряный перстень.
сожалением глядя на лицо Дрого Босье, некогда столь властное, а
теперь безвольное.
драгоценности. Он даже не перевернул покойника, тот лежит как
упал, головой в сторону Шрусбери, и значит я прав, он
направлялся в аббатство.
Кадфаэля. -- Что ж, пойдем. Покойником займутся ваши люди, а
мои прочешут лес на тот случай, если остались хоть какие-нибудь
следы. Впрочем, я сильно в этом сомневаюсь. А мы поедем в
монастырь, посмотрим, что удалось выяснить аббату. Ведь кто-то
же навел Дрого на след, раз тот вновь отправился в дорогу,
причем так поздно.
путь по узкой тропе, солнце уже встало над краем луга, правда,
все еще бледное и в туманной дымке. Первые солнечные лучи,
пробившие туман, прорезали кусты, увешанные росистой паутиной,
которая искрилась алмазным блеском. Всадники выехали на
открытое место, где тропа шла мимо низинных полей. Кони шли по
пояс в лиловатом море тумана.
рассказал мне сам и о чем я не мог бы догадаться из разговора с
ним? -- спросил Хью Кадфаэля.
Нортгемптоншире. А еще, один из его вилланов, по неизвестной
мне причине, избил его управляющего, так что то несколько дней
пролежал в лежку. А потом этот виллан поступил весьма разумно,
взял ноги в руки и был таков, покуда его не схватили. Вот Босье
со своими людьми и гонялся за ним до сих пор. Они, должно быть,
потратили немало времени на поиски в своем графстве, но потом
кто-то их надоумил, что беглец, по-видимому, подался в
Нортгемптон, а оттуда куда-то на север или на запад. Вот они и
рыщут в обоих этих направлениях. Должно быть, они очень высоко
ставят жизнь этого виллана, признавая в нем хорошего мастера.
Но мне совершенно ясно, что прежде всего они жаждут его крови,
это им куда важнее, чем его умелые руки, каким бы хорошим
ремесленником он ни был. Их ведет лютая ненависть, -- с
сожалением заключил Кадфаэль. -- Дрого Босье принес ее с собой
на наш капитул, так что аббат Радульфус и не подумал оказывать
ему помощь в его слепом мщении.
Ладно, грех невелик. Я получил твою весточку и бегал от него
как мог. В любом случае, я мало чем оказался полезен ему. Что
еще тебе известно о нем?
похоже, Босье выехал без него. Может, он послал грума по
какому-нибудь другому делу, а узнав нечто новенькое, решил не
дожидаться слугу и поехал в одиночку. И вообще, этот человек
любит... то есть любил распускать руки, так что слугам его
попадало за дело и без дела. Во всяком случае, он недавно
измордовал Варина, и по словам грума, такое отнюдь не редкость.
Сын же Босье, как говорит Варин, точная копия своего батюшки, и
от него тоже следует держаться подальше. Со дня на день сын
Босье должен приехать в аббатство из Стаффорда.
хоронить, -- печально заметил Хью.
Кадфаэль. -- Такова оборотная сторона медали. Ведь с какой
стороны посмотреть.
шериф.
Кадфаэль. -- К примеру, жадность, которую может питать
нетерпеливый наследник. Или, скажем, ненависть, которая при
случае могла толкнуть на убийство замордованного слугу. Но
бывают и куда более изощренные мотивы, типа страсти к грабежу,
причем такому, чтобы жертва и пикнуть не успела. Жаль, Хью,
очень жаль, когда смерть приходит раньше времени, ибо люди и
без того обречены умереть, но каждый в свой срок.
Солнце стояло уже высоко, туман поднялся, оставаясь лишь на
низких полях, которые по-прежнему утопали в жемчужной пелене.
Всадники припустили рысью по тракту в сторону Шрусбери и к
концу утренней мессы, когда братья стали расходиться по своим
делам до полдневной трапезы, Хью с Кадфаэлем были уже у ворот
аббатства.
сказал Кадфаэлю привратник, вышедший из привратницкой. -- Он с
приором Робертом в приемной и просил тебя прийти туда.
и сразу пошли в покои аббата. В обшитой панелями приемной аббат
Радульфус встретил их, сидя за письменным столом. Приор Роберт,
строгий, с опущенным носом и прямой как палка, сидел на лавке
подле окна, глядя в пол с видом явного неодобрения и