Чтение 12–й страницы книги ~Потрясатель вселенной~

— Доброе утро, уважаемый! — остановился он перед ящиком. — Мне нужно срочно пройти в вашу страну.

— Имя, звание, цель прибытия? — открыв ящичек, извлек лист бумаги китаец.

— У меня товар. Много товара.

— Имя, звание, цель прибытия? — заунывным тоном повторил свои вопросы писец.

— Купец, именем Олег, хочу торговать у вас скотом и иным товаром. Мне нужно разрешение на вход как можно скорее. Мой обоз приближается.

— На все воля императора, — нараспев прогнусавил китаец. — Я отошлю твое прошение с гонцом. Когда император прочтет его и изъявит свое слово, ворота великой империи откроются пред тобой. Или не откроются.

— У меня шесть тысяч голов скота. Я не могу ждать так долго! Чем мне их кормить?

— Я готов спасти тебя, чужеземец… — Писец кинул деревянное перо в чернильницу и сложил ладони на груди. — У меня есть знакомый торговец, имеющий разрешение на вход в страну и на выход из нее. Когда подойдут твои стада? Я отпишу ему, он сочтет твой скот, заплатит за него и заберет.

— Сколько заплатит?

— Достойно, чужеземец. Столько, сколько тебе надлежит получить.

— Позволь мне войти и узнать, какую цену дают за скот в вашей стране.

— Тебя не должно волновать то, что тебя не касается, чужеземец. — Голос писца стал твердым, как дубовая балка. — Я могу позвать торговца, а могу не звать его. Выбирай.

— Я хочу торговать сам.

— Твое прошение может добираться до Цзинь четыре месяца. Не один день станет размышлять великий и мудрейший правитель, и не один месяц ответ его будет возвращаться сюда. Чем ты станешь торговать, когда я прочитаю тебе ответ?

Самодовольная рожа писца ясно говорила, что тот имеет полную, неограниченную власть над всеми просителями. И не собирается отказываться от маржи, которую получит от торговца, выгодно покупающего товар у оказавшихся в ловушке купцов. Олег, по его мнению, не имел иного выхода, кроме как продать скот за те копейки, что изволит кинуть с барского плеча китайский покупатель. Ведь иначе живность передохнет вовсе бесплатно.

— Ты поступаешь плохо, уважаемый, — предупредил Олег. — Ты обманываешь своего императора, не посылая вовремя прошения путников, задерживая их у себя ради глумления над людьми. Ты грабишь купцов, заставляя их отдавать товар за бесценок. Ты богатеешь на чужой беде. И хуже того, эта беда — дело твоих рук.

— Видишь, там на берегу реки лежит большой камень, — указал пером в ущелье китаец. — Иди и жалуйся ему хоть целую вечность. А я на сегодня работу закончил…

Он смял недописанное прошение, убрал чернильницу в ящик, поднялся.

Рука Середина скользнула к рукояти сабли — но он вовремя вспомнил про лучников. Погибнуть просто так было бы слишком глупо.

— Мне придется тебя огорчить, уважаемый, — отступил он на пару шагов.

— Да? Интересно, чем? — брезгливо поинтересовался писец.

— Ты поступаешь плохо и будешь за это повешен.

— Не мели языком, чужеземец! Не тебе угрожать слугам великой и несокрушимой империи Цзинь! Так ты можешь и вовсе не получить платы за свои стада! — Несмотря на угрозу, маленький, но всесильный на своем коврике император пера и бумаги не потерял надежды урвать свою долю прибыли от разграбления беззащитного скотовода.

— Разве это угроза? Это всего лишь предупреждение… — Олег снова глянул на лучников и поспешил уйти от ворот. Кто знает, вдруг они могут пустить стрелу по команде обиженного чинуши. Просто по капризу. Кому здесь есть дело до жизни чужеземца?

— Ну как? — поинтересовалась Роксалана. — Загранпаспорт выдали?

— Уроды они все! — огрызнулся Олег. — Разница лишь в том, что тати лесные грабят публику с помощью ножа и кистеня, а эти — чернилами и ручкой. Нутро же у всех одинаково.

— Они впустят обоз и наши стада, Тенгизхан? — Бей Джебе, похоже, не уловил смысла разговора.

— Нет, — кратко ответил Олег.

— А наших нукеров?

— Ты шутишь? — повернулся к кочевнику Середин.

— Почему нет? — неожиданно вступилась воительница. — Предложи императору союз и дружбу.

— Зачем ему моя дружба?

— Скажи, ты поможешь ему усмирить крестьянские бунты и воевать с соседями.

— Откуда ты взяла, что там бунты?

— Ты просто двоечник, Олежка, и плохо учился в школе. В Китае постоянно кто-то где-то бунтовал. Стеньку Разина и Пугачева помнишь? Так вот в Китае этих Разиных и Пугачевых столько, что самые знающие китаеведы в них путаются. В общем, ты же не хочешь крови? Ну так и предложи дружбу вместо войны. Всем будет хорошо. И нам, и императору.

— И крестьянам, — добавил Олег. — Впрочем, попытка не пытка. Попробую.

Приближение конницы ощутилось примерно через два часа. Именно ощутилось — сперва по отдаленному гулу, наполняющему ущелье, потом по дрожи земли. Наконец перед склоном лесистой горы, серым потоком выкатываясь из-за изгиба, показалась плотная лава кочевников. Ворота постоялых дворов тут же захлопнулись, по стенам крепости забегала стража. Где-то неподалеку протяжно и тоскливо завыли собаки.

— Чуют неладное, — пробормотала Роксалана.

— Рано еще, — ответил Олег. — Ладно, пора по седлам. Самое время перемолвиться со здешним воеводой.

Лихие степные сотни домчались до Китайской стены минут через десять, ударились в нее и отхлынули еще до того, как стражники успели выпустить первые стрелы. В долине сразу стало тесно: степняки гарцевали на дороге и между караван-сараями, вздымали тучи брызг в реке, вытаптывали и без того небогатую траву, петляли между деревьями у подножия склонов. Впрочем, к крепости и стенам на дистанцию полета стрелы никто не приближался, оставляя двухсотсаженную ничейную полосу. Олег выехал на нее, неспешным шагом приблизился на сотню шагов, натянул поводья:

— Э-эй, в замке! У вас есть там честный воевода или вы плодите только вороватых писцов?

— Чего тебе нужно, дикарь?! — Между зубцами над воротами показался узколицый китаец в золотистом шелковом халате, накинутом поверх толстого ребристого одеяния, издалека похожего на свитер. Маленькая бородка торчала у него из подбородка взъерошенным кустиком, усики топорщились под носом, как у нашкодившего кота, голову прикрывала мягкая островерхая шапочка, макушка которой была завернута вперед, на лоб.

— Мы пришли с миром, воевода! Пошли гонца к своему императору и скажи, что мы хотим ему помочь! Усмирить крестьянские бунты и защитить его владения от набегов соседей! Откройте нам ворота — и вы обретете честных и сильных союзников!

— Кому вы нужны, жалкие дикари?!

— Ты решаешь за своего императора, воевода?! Не много ли ты на себя берешь?!

Воевода промолчал, и Олег понял, что письмо с его предложением отправится в императорскую столицу сегодня же. Хотя бы потому, что воевода побоится, как бы донос о его самоуправстве не примчался к императору раньше его доклада.

— Выбери самого быстрого гонца, воевода! Если ты не пропустишь нас через пять дней, тогда я войду сам, и говорить о дружбе станет поздно!

— Ты? Сам?! — Воевода громко и презрительно захохотал.

Олег его отлично понимал: никогда в истории кочевники не брали ни одной крепости. Ни в древности, ни в новое время. Ведь для захвата твердыни нужно умение, инструменты, тяжелые осадные орудия. Кочевники же могли похвастаться только храбростью — всего прочего они никогда не имели. Но его делом было предупредить.

— Слушай меня, воевода! Напиши, мы желаем получить право свободно проходить через любую из крепостей Стены и свободно торговать в пределах империи! В обмен на это мы станем вашими союзниками в любой войне внутри страны или за ее пределами!

— Больше ты ничего не хочешь, дикарь?

— Еще я хочу, чтобы ты повесил писца! Он мошенник и вор!

— Я сообщу о твоем прошении императору, — зашевелил усиками воевода. Похоже, последнее требование ему весьма понравилось.

— Доложи мне о посылке письма, воевода! Иначе я прикажу завтра же начать штурм! Дружба или война, воевода. Середины больше не будет. Выбирайте!

Середин повернул коня и вернулся к собравшимся на тракте старейшинам.

— Ты и вправду сможешь взять крепость за пять дней? — с восторгом встретил его Бей Джебе.

— У нас нет другого выхода. Послезавтра сюда подойдет обоз и стада. Если мы не двинемся дальше через пять-шесть дней, начнется падеж. Роксалана, этот китаец ни за что не станет отчитываться о гонце. Мы для него — дикари, недочеловеки. Не снизойдет. Поэтому действуем, как в Булгарии. Ты все знаешь. Навес ставь вон там, за изгибом стены. Чтобы лучники из крепости не добили. Стена не каменная, из утрамбованной глины. За несколько дней проковыряем запросто. Чабык, выдели ей сотню крепких нукеров.

— Откуда ты знаешь, что она глиняная? — засомневалась девушка.

— Рассмотрел со всем тщанием, пока с писцом беседовал. До завтра управишься?

— Попробую.

— Чабык! В Булгарии после битвы с кованой ратью у нас в трофеи попали две сотни железных доспехов. Узнай, у кого эта броня, и соедини нукеров вместе, в один отряд. Тех, у кого доспехов нет вообще никаких и оружие слабое, тоже сведи в отдельные сотни, будем использовать их как лучников. А остальных — как основную силу. Судибей! Ты тоже разведи крепких воинов и слабых в разные отряды. Бей Джебе!

— Я уже понял, самых сильных отдельно, слабых отдельно и прочих тоже отдельно.

— Вот именно! Я хочу, чтобы наши сотни делились не по племенам, а по вооружению. Иначе у нас орда получается, а не войско. Родичей будут дома вспоминать, как вернутся.

— Прости, Тенгизхан, — вмешался одноглазый сказитель. — Я не понимаю глубины твоей мысли. Ты только что просил у страны колдунов дружбы. Ныне же готовишься к войне. Поведай нам, преданным слугам твоим, что именно ты собираешься делать?

— Слабый союзник не нужен никому. Сильному прощают очень много. Мы должны их напугать, уважаемый. Очень и очень сильно напугать. Только после этого нам будет о чем говорить.

Неведомый доселе ни китайцам, ни кочевникам военный механизм, запущенный ведуном, скрипнул и начал медленно набирать обороты. Под руководством Роксаланы кочевники сколотили из толстых еловых бревен навес, закидали его сверху мокрой травой, сырыми шкурами, поставили на колеса и прикатили к стене между крепостью и горным склоном. На случай, если защитники попытаются выйти из крепости и помешать воительнице — Чабык, во главе трехсот лучших нукеров, караулил ворота, удерживаясь на удалении всего двух сотен саженей. В остальной армии с трудом, с руганью, угрозами и обидами происходили невыносимые для степняков изменения. Мужчины, привыкшие жить, воевать и веселиться одной семьей, были вынуждены расставаться с братьями, дядьками, а иные и с детьми. Те, что носили железные доспехи, отныне должны были воевать отдельно, те, у кого имелись кожаные панцири и стеганые халаты — отдельно. Те, кто еще не успел разжиться серьезным оружием — тоже отдельно. И не только сражаться — Олег требовал, чтобы и в лагере разные сотни отдыхали раздельно, а не по родам и семьям. Чтобы в случае тревоги не началась путаница и хаос.

Старейшины и опытные нукеры пытались спорить, протестовать — но ведун был неумолим. В конце концов, он не напрашивался «счастливчикам» в Тенгизханы и Белые цари. Либо его слушаются беспрекословно — либо он садится на коня и уезжает в степь.

И кочевники слушались. Скрипели зубами, ругались, смотрели в сторону — но подчинялись.

Китайцам приходилось куда хуже. Они бегали по стене, кричали, угрожали — но ничего толкового для защиты стены сделать не могли. Брошенные на навес факелы с шипением гасли, стрелы нанести бревнам вреда не могли, несколько принесенных откуда-то валунов скатились с крыши наземь. Большего защитники пока придумать не смогли — а нукеры работали споро и весело, время от времени то выбрасывая наружу кучу грязно-серых глиняных осколков, то выплескивая на подсыхающую крышу пару-другую ведер воды.

— Коли так и дальше пойдет, — оценил издалека размеры глиняной кучи Олег, — она не за пять дней, а за два на ту сторону прорвется. Странно, что воевода ничего не делает. Я бы уже давно людей вывел, чтобы навес сломать, а землекопов перебить. Будь внимателен, Чабык. Вылазка может начаться в любой момент.

— Смотри, Тенгизхан! — указал кочевник и пришпорил коня.

Из-под навеса выскочила Роксалана с перекинутым на спину щитом и, петляя, со всех сил кинулась от стены. Китайцы торопливо заработали луками, одна за другой в щит впилось больше десятка стрел — но по быстрым ногам попасть никто не смог. С дистанции больше ста шагов попытки продолжили всего два стрелка, а когда девушку закрыл своим конем Чабык, успокоились и они.

Воительница добежала до дежурных сотен, упала на живот, скинула щит, перекатилась на спину.

— Что с тобой? — спрыгнули рядом Чабык и Олег. — Ты ранена?

— Они мертвы, — тяжело дыша, ответила девушка. — Все. Все-все, до единого.

— Почему? Как это случилось?

— Они… Они начали падать. Один за другим. Хвататься за горло, хрипеть и падать.

— А ты?

— Не знаю… Убежала.

— Амулет где? — Олег быстро обшарил Роксалану, заглянул в поясную сумку, вынул обугленную деревяшку с торчащими в стороны обрывками упругого, как леска, черного волоса. — Все ясно. Значит, они и правда воюют с помощью колдовства. Если тебе от этого станет легче, то напавший на тебя маг почти наверняка тоже окочурился. Это было что-то вроде зеркала. Чем сильнее бьешь, тем крепче аукается.

Он отбросил остатки оберега.

— Супротив чародейства мечом не ударишь, — печально признал Чабык.

— Вы же хотели войны? — передернул плечами Середин. — Вот вам и первая стычка. Пятеро нукеров против одного колдуна. Интересно, сколько их там, в обороне крепости?

— Вестимо, не один.

— Возьмем, узнаем. Болиголов у меня есть, корень одолень-травы есть, еще у вашего кочевья выкопал. Ромашка… Чабык, мне еще нужен рог коровы и волчьи когти. Найдешь?

— Спрошу у джунгарцев. Мыслю, скоро найдем. Волков на пастбищах пастухи каждую зиму по несколько штук убивают. Наверняка шкура с когтями у кого-то осталась.

Про рог он и поминать не стал. Этого добра у скотоводов…

— Тогда ищи. Я пока начну готовить зелье.

— Что за одолень-трава такая? — переведя дух, поднялась Роксалана.

— Русалочий цветок.

— Ты издеваешься, да?

— Ничего подобного! Кувшинка это, обычная болотная кувшинка. Говорят, русалки любили цветы эти рвать и ими украшаться. Чтобы уберечься от таковой напасти, кувшинки научились русалок отпугивать. Так с тех пор и повелось, что никакая нечисть одолень-травы не касается. Цветы кувшинки по обычаю трогать нельзя, не то русалки мстить станут. Из зависти, что ты сорвал, а они не могут. Нежить — она такая. Сама понимаешь. Но вот ежели корень высушить да растереть — ни одна нечисть приблизиться не посмеет. А посмеет — так и умрет на месте. Отравится. Еще, сказывают, любовный напиток из ее отвара получается хороший, и от зубной боли он же помогает. Но я не пробовал.

— Надо же. А я и не знала.

— Остальные добавки ее действие только усиливают. Болиголов мучает, когти рвут, рог бодает. Нужно растереть и смешать. Вместе с наговором от колдовства — хорошая защита от любой магической атаки.

— Ну так растирай! Чего сидишь?

Составить зелье из травки и принесенных кочевниками добавок Олег смог только через два часа. Высыпав его в березовый туесок, ведун прикрылся щитом и, пригнувшись, чтобы ноги не выглядывали, перебрался под навес. Там он двинулся вдоль жердяной стены, высыпая по самому краю тонкую струйку порошка:

— У родовитого холма, на мертвом россохе, на Алатырь-камне дуб стоит, небо держит. Ветви в небо вросли, корни в камни вросли. Никто его не покачнет, не передвинет, ни со света сживет. Дай, дуб, силу когтям волчьим за землю держаться, как корни твои держат, дай стенам силу, чтобы, как ты, не качались. Построй, дуб, округ меня забор железный, дом булатный, нору каменную, но открытую. Да не будет из той норы хода ни злому, ни доброму, ни летучему, ни ползучему, ни холодному, ни горячему, ни слову колдовскому, а только плоти живой, человеческой. Да не будет стене той ни износу, ни обману, ни перегляду до самого моего века.

Олег перевел дух, вытянул за нитку из-за пазухи свой оберег — тот выглядел совершенно целым. Совсем как эти пятеро парней, что мертвыми лежали на полу. Ведун по одному сдвинул их к боковой стене, поднял с пола топор, остановился у границы между стеной и навесом.

Роксалана поработала на совесть — нукеры успели вырубить в стене овальный тоннель в половину человеческого роста высотой и почти на сажень в глубину. Проблема состояла в том, что, шагни Середин хоть на полметра вперед — и он окажется вне защищенного зельем и наговором пространства.

— Ладно, станем решать вопросы по мере их возникновения, — сам себе сказал он. — Для начала проход нужно расширить.

Олег хорошенько размахнулся и ударил топором в стену на уровне подбородка. Глина сразу посыпалась вниз крупными кусками, только успевай отгребать. После пяти ударов он набрал почти полную корзину мусора, с размаху сыпанул за пределы навеса, вернулся обратно, мерно вскрывая глину стены слой за слоем. Еще корзина, еще… Он даже начал забывать, чем рискует, слишком далеко наклоняясь вперед.

Внезапно снаружи послышался шум, тревожное ржание, крики. Ведун выглянул — Чабык, опустив копье, как раз вел дежурные сотни вперед, чтобы загнать обратно в ворота собравшийся на вылазку гарнизон.

— Все как по часам, — хмыкнул Середин. — Мы копаем, гарнизон атакует, мы контратакуем… Прямо балет.

И тут на его глазах все вдруг разладилось: кочевники, не домчавшись до врага, вдруг начали осаживать скакунов, бросать пики, спешно разворачиваться.

— Что за?.. — Олег, рискуя поймать в голову стрелу, высунулся дальше и тут же все понял: на степняков наступали огромные глиняные статуи. С глиняными щитами и копьями, с глиняными палицами. — Терракотовые воины…

В голове закрутилось какое-то воспоминание и тут же потерялось за ненадобностью. Думать нужно было не об истории, а о спасении. На прикрытие ошалевших от невероятного зрелища, перепуганных до мозга костей нукеров рассчитывать не приходилось. Похоже, отбиваться от врагов придется ему одному.

Мучительно захотелось исчезнуть. Пропасть, провалиться сквозь землю, стать невидимым, крохотным, превратиться в мотылька и упорхнуть. Он даже с надеждой заглянул в тоннель, словно тот мог случайно и незаметно сам собой прорыться сквозь стену. Но чуда не случилось — проем оставался всего лишь небольшим углублением, неспособным ни спрятать, ни защитить.

«Как-то совсем уж не вовремя…» — подумалось Олегу.

Хотя — прекрасная Мара никогда не бывает желанным гостем. И если пришла пора испить ее чашу — нужно сделать это так, чтобы по ту сторону Калинова моста было о чем вспомнить и рассказать прежним друзьям.

— Пора — значит пора! — По спине, по всему позвоночнику прокатилась струйка холодного пота. Ведун поднял щит, перехватил его поудобнее, вытянул саблю и подошел ближе к краю навеса. Из-за изгиба стены, прячущего его от крепости, один за другим показались сразу пять терракотовых стражников: кирпичного цвета, с литыми кичками на макушках, большими глазами, приплюснутыми носами, с широкими до невероятности плечами и толстыми панцирями. — Интересно, зачем нагрудники глиняным бойцам?

По уму, Олегу нужно было выскочить им навстречу и напасть, пока противники шли по одному — но это означало подставиться лучникам. А пропадать вовсе уж глупо как-то не хотелось. Середин, наоборот, отступил глубже. Пусть терракотовые воины, попав с открытого места в глубокую тень, потеряют хоть несколько секунд, привыкая к плохому освещению. Паре из них это наверняка будет стоить головы.

— Интересно, каковы в бою глиняные палицы и копья? — прикинул ведун. — Ведь наверняка должны от сильного удара колоться. Глина всегда хрупкой остается, как ни обжигай.

Вход под навес закрыла широкая тень. Воин шагнул внутрь… и рассыпался. Следом вошел второй — и его тут же не стало. Потом третьего, четвертого, пятого.

Олег облизнул пересохшие губы и очень осторожно задвинул саблю обратно в ножны. Прокашлялся:

— Изумительная все-таки вещь — корень одолень-травы. Жалко только, мало против меня воинов бросили.

Картина происходящего стала более-менее вырисовываться. Вестимо, колдун из крепости попытался опять навести порчу на работников под навесом, убедился, что это не подействовало, и решил послать более материальных убийц. Но защита от нечисти подействовала и на рукотворную нежить. Какая, собственно, корню разница?

Переведя дух, Олег выглянул из-под навеса. Видно отсюда было немного, но особой трагедии среди степняков не наблюдалось. Те, кто испугался — видимо, уже удрали. Кто остался — носился между могучими, но не столь быстрыми противниками, стараясь разить их копьями, уворачиваясь от ударов. На глазах ведуна на одного из терракотовыхбойцов набросили аркан, опрокинули. Один из степняков пытался его оттащить дальше от крепости, другой направил своего скакуна нежити по ногам — вероятно, рассчитывая их раздробить.

— Чабык!!! — закричал Середин. — Чабык, ворота!

Если ворота, выпустившие големов, все еще открыты — сейчас самое время обойти неуклюжих врагов и ворваться в крепость. Увы, повелителя никто не слышал. Разгоряченным битвой нукерам было не до него.

Олег ругнулся и, вскинув щит над головой, выскочил из-под навеса под стену, побежал вдоль ее основания. По нему никто не стрелял. То ли неудобно было — пульнуть из лука почти себе под ноги еще исхитриться нужно. А может, его просто не замечали. Уж больно интересное зрелище разворачивалось в поле.

Середин проскочил изгиб стены, и в пупке стало щекотно — вот сейчас именно в живот ему со стороны крепости стрелу послать удобно… Но нет, стража и вправду смотрела только вперед, указывала пальцами, что-то орала, сжимала кулаки.

— Болельщики, елки-палки… — Он бегом проскочил опасный участок, обогнул угол, припустил дальше.

Нет, ворота были закрыты. Кто-то предусмотрел и такую опасность. Олег прикусил губу, глядя в поле, потом выхватил из сумки туесок, быстрым круговым движением нарисовал круг на дороге, нашептал заговор, побежал дальше, за угол, вдоль стены, промчался до самой реки, перебросил щит на спину и кинулся по мелкой воде прочь.

Ему вслед не выскользнуло ни единой стрелы.

Отбежав шагов на триста, Олег перевел дух, взял щит в руку, поднялся к караван-сараям, пробрался между ними, готовый в любой миг обнажить клинок. Но, похоже, оставшаяся в бою полусотня неплохо справлялась сама. Всадники кружили, путали неуклюжую нежить, дразнили, смеялись над нею. Над воротами замка оживленно жестикулировал воевода, то дергая усы, то подпрыгивая, что-то объяснял тощему и высокому китайцу с узкой длинной бороденкой и тонкими черными усиками, свисающими по краям рта и до самых ключиц. Видимо — чародею. Маг, облаченный в матово-черный халат с блестками и остроконечный колпак, вытянул руки, повел ими, словно поворачивая невидимый руль. Примерно четыре десятка големов, до того бессмысленно бродивших перед стеной в попытках поразить всадников, выстроились в цепь с интервалом в три-четыре шага и двинулись вперед, вытесняя ловких противников в сторону стоянки.

Мысль вроде и правильная — но бесперспективная. Кочевники как отступят, так и вернутся, едва заметят брешь в строе врагов. А чем дальше от крепости, тем труднее понять, что там, вдалеке, они должны делать.

Нукеры ринулись в атаку, промчались перед строем терракотовых воинов, в воздух взметнулись арканы. Три из шести нашли цель — всадники отвернули, привязанная к седлу веревка натянулась, големы опрокинулись, их проволокло на несколько шагов вперед. Тотчас другие степняки направили своих скакунов на поверженных врагов, и под тяжелыми копытами один из монстров лишился ноги, другой руки, а третий и вовсе головы.

— Никаких шансов, — сделал вывод Середин. — Эти ребята хороши для обороны, когда на них кидаются. Ворота там сторожить или переправу. Ну или против пехоты. Пешему от таких, конечно, не удрать.

Это поняли и в крепости. Колдун вскинул руки — терракотовые воины попятились и так, спиной, спиной, стали отступать. Нукеры не отставали и даже успели выдернуть и затоптать еще двух големов, пока защитники не отогнали степняков стрелами. Нежить развернулась и, собираясь в колонны, двинулась домой. Медленно распахнулись ворота.

Олег вышел из-за караван-сарая полюбоваться делом рук своих.

Это было красиво: колонной по трое глиняные бойцы подходили к самым воротам и — рассыпались в прах. Тридцать секунд — и нежити не стало.

— Обожаю русалочий цветок, — пробормотал ведун.

В крепости, похоже, наступила растерянность. Она стояла с распахнутыми — как рот у пациента стоматолога — дверьми и ждала, чем все это кончится.

— Да чего же вы стоите!!! — заорал Середин. — Вперед, вперед! Я дарю вам эту твердыню!

Кочевники, наконец-то осознав свой шанс, пустили лошадей во весь опор — но и воевода тоже очнулся, заорал, и тяжелые створки медленно сошлись, отсекая Китай от незваных гостей. Степняки отвернули, промчались вдоль стен, выкрикивая оскорбления, и унеслись назад, сопровождаемые роем стрел. С коней не свалился никто, но добрый десяток лошадей поймали в крупы по одному-два попадания и теперь годились только на мясо.

— Чабык, ты где?! — закричал Олег, шагая им навстречу. — Ты цел, друг мой?

— Я здесь, Тенгизхан, — послышался спокойный голос совсем с другой стороны. — Стар я для такого веселья, со стороны любовался.

— Потери есть?

— Троих ребят чудища все же сбили, вместе с лошадьми свалили. Ан остальные приспособились.

— Жалко. Но я думал, будет хуже…

— О-оле-ежка! — Мимо пронеслась лошадь, и с нее прямо на Олега спрыгнула Роксалана: — Ты жив, ты цел?!

От толчка ведун опрокинулся на спину, жестко ударившись лопатками и головой, и простонал:

— Теперь не знаю…

— Я так испугалась! — Девушка несколько раз его поцеловала. — Как чудища к тебе пошли — так и решила, что все.

— Не родилось еще чудище… — скрипнул от боли зубами Олег. — Хотя теперь не знаю. В общем, безопасно сейчас у стены. Можете рыть дальше.

— Смеркаться скоро будет, Тенгизхан, — с высоты седла сообщил Чабык.

— Знаю. Но время уходит. В нашем распоряжении остается всего три дня.* * *

К полудню второго дня до караван-сараев наконец-то дополз обоз. Телеги с товаром кочевники выставили в четыре ряда со стороны крепости, превратив в подобие укрепления, за которым одна за другой выросли юрты. Наконец-то загорелись костры — неторопливые путники разжились по дороге дровами. В то же время впервые отворились и ворота постоялых дворов. Похоже, постояльцы устали ждать штурма и поверили, что их никто убивать и грабить не собирается. А коли так — стоит познакомиться поближе и поинтересоваться, что за товары любы нежданным завоевателям. Купцы есть купцы. Время подошло к обеду, и на смену нукерам, работающим в подкопе, под прикрытием щитов пошла свежая смена.

Вот тут над долиной внезапно и загрохотали громы.