Чтение 10–й страницы книги ~Потрясатель вселенной~

— Мы возьмем золото килограммами!

— Зачем, Роксалана? — пожал плечами ведун. — Давай вспомним еще раз: мы хотим вернуться домой! Правильно? Добраться до Мурома и вернуться домой. Никакого богатства утащить в будущее не получится. Ты это помнишь? Нам оно не нужно! Мы должны провести торг, получить немного золота на дорогу и скромно уйти. Без армий, крови и богинь.

— Но легенда о Белом царе…

— Пусть останется на будущее, — перебил спутницу Середин. — Я воевать не стану. Все! Вопрос закрыт.

И в подтверждение своих слов ведун решительно пошел к одной из скал, выросших на краю долины Или. Сперва он и сам не понял зачем, но уже через минуту уцепился рукой за выпирающий скол, подтянулся, перехватился за трещинку, уперся ногой, взялся за уступ, что проглядывал чуть дальше, подтянулся, переставил ноги, перехватился еще… И на этом продвижение застопорилось.

— Ноги вытянутыми быть не должны, — прокомментировала снизу Роксалана. — На них нагрузка, они толкают вверх. С вытянутыми ножками ты как шкура на барабане. Руками же только удерживаешься на стене, вот их можно и вытягивать, и даже скрещивать. Главное, чтобы ногам удобно было. Хотя, конечно, дело твое. Ты ведь самый умный.

Удовлетворенная моральной победой, воительница удалились. Вместо нее под скалой появилась Урга:

— Вы поссорились, Олег?

— Не знаю, — хмыкнул Середин. — Не помню, чтобы мы мирились. Жизнь с Роксаланой больше похожа не на мир, а на вооруженный нейтралитет. Великие боги, когда же я смогу вернуть ее отцу?

— Ты высоко забрался. Ты не упадешь?

— Это пророчество? — попытался пошутить ведун, но пальцы его вдруг соскользнули с выступа, тело качнулось вбок, кончик сапога вывернулся из щели, и он полубоком сполз на брюхе по склону, благо на самом деле забраться смог не высоко, а камни оказались покатыми, словно гладыши в ручье.

— Пророчица бегает по скалам куда бодрее тебя. — Глядя на лежащего у ног ведуна, Урга сняла шапку и одним движением головы рассыпала густые волосы. — Забиралась на пики невероятной высоты и меня опосля конем поднимала.

— Тут, насколько глаз хватает, выше ста саженей ни одной горки не видно, — не поверил Середин.

— Однако же она взбирается, а ты лежишь.

— Я просто загораю. — Олег закрыл глаза. И почти сразу ощутил слабое прикосновение к щеке и губам.

Увы, это была всего лишь подушечка пальца.

— Не гори, Олег, — попросила присевшая на корточки шаманка. — Пророчице без тебя станет грустно.

— Только ей? — прищурился ведун.

— Ну конечно же, нет, — улыбнулась шаманка. — Многие беи и воины без тебя потеряют разум и веру в свои силы.

— Печально, — передернул плечами Олег. — Тогда придется заняться делом. Не знаю, чему учил тебя твой учитель, но Ворон для создания оберега от колдунов требовал вставать на перекресток трех дорог. Тропинки тоже сойдут. Тебе такое место не попадалось?

— Нет, — покачала головой Урга. — Но его можно натоптать.

— Натоптать не годится. Нужны именно дороги, тропы, линии движения, скрещения человеческих судеб.

— Скоро вечер, — ответила шаманка. — Нужно возвращаться, кушать, готовиться ко сну. Роксалана будет сердиться, и воины смотрят на нас со всего лагеря. Мне тоже станет тоскливо, если ты исчезнешь, странный воин Олег.

Урга смогла заплести свою речь таким образом, что ее смысл Середин осознал только на полпути к лагерю, когда отвечать было уже поздно.* * *

Поутру местные кочевники явились снова: сказитель с прищуренным глазом, еще один старейшина из числа вчерашних и еще трое крепких взрослых нукеров. Сказитель беседовал с Судибеем, интересовался, куда они держат путь. Ничуть не удивившись тому, что к Стене, предложил опытных проводников. Остальные гости все это время, не отрываясь, созерцали Олега и удалились, не издав ни звука.

Середину такая экскурсия не понравилась — но повода возмутиться он не имел. На что обижаться? Что заезжие чудаки во время переговоров в его сторону поглядывали? Так это вроде не оскорбление.

Около полудня мимо стоянки прополз бесконечный обоз, затем потянулись стада. Однако расчетливый Судибей не торопился срываться с места. Речная долина — это не степь, где опасность может грозить с любой стороны. Здесь направление только одно, и новое кочевье находится где-то далеко выше по течению. Посему надежнее не торопиться, бросая стада и добро почти без защиты, а задержаться недалеко от поселения местных жителей, избавляя их от соблазна оттяпать кусочек чужих сокровищ.

От обоза отделился Любовод, поклонился:

— Здрав будь, ведун. — Он присел возле палатки воительницы. — Ну как вы здесь? Все ли ладно?

— И тебе здоровья, друже, — кивнул Олег. — Мы здесь, как всегда, и ничего в нашей жизни не меняется уже целое лето.

— Да, долго идем, — вздохнул купец.

— Долго, — согласился Середин.

— Еще с месяц, вестимо, дорога продлится.

— Месяц, не меньше, — крякнул ведун.

— Осень уж наступит.

— И то верно, осень.

— Да-а… Ну, ладно, пойду я.

— До встречи, друже.

— До встречи. — Середин привстал, поклонившись другу, опустился обратно на потник: — Вот и поговорили…

Не поздороваться, встретившись, Любовод, естественно, не мог. Но и темы для общения уже давно исчерпались. Который месяц их жизнь являла собой однообразное перемещение от стоянки до стоянки, не разрываемое никакими событиями. Может, хороший стол, кувшин с вином и несколько часов свободного времени дали бы повод для долгого, обстоятельного и интересного разговора — но в походе накрыть стол было практически невозможно, знатным угощением похвастаться не мог никто, да и уходить надолго от своего обоза новгородец не мог. Хозяйственная жилка купца не позволяла оставить добро без присмотра.

— Скучно! — выкатилась из палатки Роксалана, вскочила, выхватила шамшер, лихо рубанула воздух справа и слева, вернула клинок в ножны. — Пойду, полазаю. А ты лежи, малышка. Я сегодня так, по мелким скалам попрыгаю. Авось, кто привяжется. Голову срублю — все веселее.

— Не жалко? — закинул руки за голову Середин.

— Он же первый начнет, — подмигнула девушка и пружинящей походкой отправилась к скалам.

— Неужели в здешних краях грибы не растут вовсе?

— Да растут, растут, не беспокойся. — Олег освободил левую руку, нащупал ладонь присевшей рядом шаманки. — Хочешь, я их тебе найду?

— Конечно, хочу! — встрепенулась Урга. — Ты правда можешь?

— Могу.

— Ну так пошли же, пошли!

— Куда? Зачем? — приоткрыл один глаз Середин. — Мне тут знакомая намедни сказывала, что грибы великой пророческой богини с длинным именем на букву «У» растут под снегом. Ну так чего ты тогда суетишься? Будет снег, будут и грибы.

— Откуда тут снег возьмется? — слабо возмутилась девушка. — Может, где-то все же и так растут?

— Так просто даже мухомора не найдешь. А снег будет. Горы впереди, и осень. Зима и высота — это самая любимая для снега парочка.

— К тебе опять приехали.

— Кто? — приподнялся на локте Середин.

И правда, немногим выше по берегу скакали два десятка всадников в нарядных белых бурках с синим шитьем по краю. Ведун поднялся, расправил плечи:

— Роксалана права, все бока отлежал. Может, и мне полазить? Отчего ты решила, что они явились именно ко мне?

Шаманка промолчала.

— Ладно, сейчас узнаем… — Все равно Середину как одному из командиров надлежало встречать посланников. Мало ли какие вопросы возникнут, какие решения придется принимать, давать ответы, обещания… Руководство на такой случай должно собираться все вместе.

Юный хан Судибей тоже успел подняться со своего ковра, отослал нукеров за бочонком кумыса. От водопоя шагал, положив руку на меч, Чабык.

Гости спешились неподалеку, толкаясь и переглядываясь подошли ближе. Большинство — молодые безусые ребята, но были среди кочевников и несколько взрослых воинов. Взгляды и тех, и других плотоядно ощупывали ведуна, его лицо, куцую бородку, глаза, плечи, невиданную в здешних краях и этом времени кривую саблю с рукоятью из бараньей кости. Они снова переглянулись, зашептались. Наконец выдвинули вперед воина со шрамом на подбородке и черными «буденовскими» усами, следом шли двое мальчишек — лет четырнадцати, но уже с мечами на боку.

— Здоровья вам, чужеземцы, и удачи в пути, — поклонился воин. — Наш род пришел к вам с миром, добрым словом и подарком для Белого царя. Не погнушайся нашим подношением, воплощение богини Дара-эхэ.

Это был удар ниже пояса. Отказаться от подарка — будет оскорбление, обида, вражда, война. Война с племенами, способными выставить вдвое больше бойцов, нежели есть под рукой Олега. Принять — признать себя воплощением богини и Белым царем.

Мальчишки выбежали вперед, кинули на землю отрез желтой ткани, раскрашенной бутонами чайных роз, поверх нее выложили богатый матово-черный суконный чекмень, со свободным рукавом примерно до локтя и вышитый золотой нитью по обшлагам и краям разреза. Рисунок сплетался в змейки и колечки, огибая точки с крохотными жемчужинами. Рядом легла шапка, похожая на феску, из каракуля и широкий кожаный пояс с золотыми накладками.

— Искренне рад такой чести, уважаемые, — осторожно начал Середин. — Но достоин ли я ее? Ведь я не чувствую в себе мощь богини Дара-эхэ, ее мудрости и никак не могу носить звание царя. Вы ошибаетесь, пророчество говорит не обо мне.

— Мы уважаем твою скромность, Белый царь. Прими сей дар в знак нашей дружбы и почтения, — склонил голову воин.

— Как тебя зовут, друг мой? — поинтересовался Олег.

— Бей Джебе, Белый царь.

— Не называй меня Белым царем, и мы сохраним дружбу с тобой и твоим родом до тех пор, пока дети будут помнить наши имена.

— Рад слышать это… почтеннейший. Заверяю и тебя в своей дружбе и преданности.

Гости, низко склонив головы, отступили, вернулись к лошадям и, взяв с места в карьер, усвистали вверх по реке.

— Тебе придется надеть это, хан волка, — извиняющимся тоном сказал Судибей. — Дар дружбы. Этот чекмень на твоих плечах заменит сотню воинов. С ним мы будем считаться друзьями здешних кочевий, без него — врагами.

— Я понимаю, хан, — присел возле подарка Середин. — И оскорблять местных жителей не собираюсь. Хорошо хоть, он мне по размеру.

— Сапог не принесли, — буркнул Чабык. — Боялись не угадать.

— Но я все равно никакой не царь и не богиня, — предупредил ведун. — Пусть ищут себе другого идола. Не в цвете кожи счастье.

— Но все же, хан волка, от единого твоего слова зависит то, появятся у нас лишние шестьдесят сотен или нет, — напомнил Судибей.

— Чабык, мы с тобой уже полтора года вместе! — воззвал к кочевнику Олег. — Ну хоть ты скажи — нет во мне ничего ни божественного, ни царского!

— Ты вершил деяния удивительные для простого смертного, посланник. Посему и поселил в наших сердцах веру в происхождение свое.

— Это же были мелочи! Несколько мелких стычек сотня на сотню, да пару крепостей развалил. И все!

— Неужели это правда? — вскинул брови степняк. — Хан волка одолел две крепости?

— Две булгарские крепости, — охотно подтвердил кочевник. — И числом малым одолел ворога, впятеро большего.

— Белый царь! — ударил себя кулаком в грудь Судибей. — Пророчество верно! Воистину, ты Белый царь, хан волка. Но доселе не знал о своем предназначении.

— Ты-то перестань, елки-палки! — возмутился Середин. — Не смейте меня так называть! Чабык, но ведь к вам я пришел с юга!

— Память моя нонеча слаба стала, — хитро прищурился кочевник. — Не то что в детстве…

Похоже, шанс заполучить шесть тысяч воинов, причем даже не в союзники — себе под управление, — этот шанс застил побратимам глаза и полностью подавлял совесть. Онидаже не думали, нужно ли это кочевникам, против кого и зачем воевать такой силой. Им просто хотелось ощутить этакое могущество в своих руках!

Говоря по чести, Олег их где-то в душе понимал. Подобный подарок судьбы выпадает раз в тысячу лет, и не воспользоваться им — величайшая глупость. Увы, он не мог сказать своим спутникам самого главного. Того, что после этого мирного, как он надеялся, похода он тихо исчезнет, оставив новых друзей со славой и добычей. Захапать себе славу воплощения богини Дара-эхэ, чтобы попользоваться ею пару месяцев и оставить кочевников ни с чем: и без богини, и без воплотившегося теперь пророчества — стало бы слишком большой подлостью.

Отдать бы это звание Чабыку или тому же Судибею! Они бы свернули горы, потрясли народы и оставили после себя многовековую славу.

Но ведь нет — светлая кожа досталась именно ведуну!

— Или так и было задумано? — вдруг усомнился Олег. — Я сделаю свое дело и уйду. И все закончится. Потрясение основ мира не нужно даже богам.

— Здрав будь, друже, еще раз! — спешился рядом радостный Любовод. — Я вот помыслил, неловко как-то у нас ныне склеивается. Давно не сидели вместе, о делах прошлых не вспоминали, а будущих не думали.

— И тебе здоровья, друже! — улыбнулся новгородцу Середин. — Назовешь меня Белым царем — наведу порчу. Типун на язык посажу.

Улыбка медленно сползла с купеческого лица:

— Чего же ты так, друже? Я вот просто словом перемолвиться желал.

— А то я тебя не знаю, приятель… Интересно, кто тебя догадался подослать? Судибей? Чабык?

— Подруга твоя новая присоветовала, — окончательно потух Любовод. — Почто от удачи такой отказываешься, ведун? Для всего братства польза была бы великая!

— Ты забыл, друг мой, что побратимом ты воинам здешним стать не захотел? Домой вернуться желаешь. Вот и я тоже. А то сделают из меня богиню, набьют чучело и в храме поставят, молиться. Не хочу.

— И-эх, — признал правоту друга новгородец. — Жалко, конечно.

— Ксандр тоже уговаривать придет?

— Не придет. Он же христианин, он богов языческих и воплощения всякие на дух не переносит.

— Ой ли?

— Ну токмо за жалованье весомое, — поправился купец. — Но тебя богиней называть — и мыслить отказался.

— Хоть кто-то перед искусом устоял. А с тобой давай кумысу выпьем, что степняки для гостей оставили. Нечто мы с тобой хуже будем?

— Глянь, скачет кто-то! Не за мной ли? — встрепенулся Любовод. И тут же успокоился: — Нет, то местные. Стало быть, не за мной.

— Если местные, то за мной, — облизнул пересохшие губы Середин. — Сейчас опять начнется. Хоть прячься!

Спрятаться Олег не успел и в награду за то получил в подарок богато украшенную золотыми клепками и самоцветами конскую упряжь. И, разумеется, уверения в преданности и дружбе. Он ощутил себя одиноким волком, терпеливо обкладываемым флажками.

На рассвете в ратном лагере снова появились визитеры. Все тот же сказитель и еще полтора десятка нукеров вежливо поинтересовались, куда идут путники, а услышав ужеизвестный ответ — предложили проводить дорогих гостей самой удобной дорогой. Путники согласились — и оказались правы. Дождавшись, пока воины оседлают коней и поднимутся в седло, кочевники в белых бурках с ходу перешли на рысь. Уже через час они пронеслись мимо жмущегося к горам обоза, вброд пересекли узкую быструю речушку, несущую к Или холодную прозрачную воду, с грустью форсировали влажные луга с сочной высокой травой, скользящей колосками по конским брюхам, опять перешли на рысь по уже выщипанному пастбищу и уже за ним остановились на привал на обширном галечном пляже меж двух речушек. Одной была все та же Или нежно зеленого цвета — можно подумать, где-то в верховьях она размыла месторождение изумрудов и теперь сама стала драгоценной от поверхности до дна. Справа, на удалении полуверсты, с головокружительной высоты рушился водопад, из-под которого и тянулась по камням к реке влажная полоска шириной в двадцать шагов, но глубиной с наперсток.

Гостей здесь ждали — не люди, дрова. Аккуратные шалашики стояли ровными рядами на пляже от воды и до воды.

— Мудро, — вслух отметил Чабык. — Здесь наши костры не станут портить землю.

Сказитель благодарно поклонился, вытянул руку к водопаду:

— Лошадей можно пустить на выпас там.

У Олега защемило в душе от давно позабытого зрелища: там, под водопадом, нежились во влажном воздухе густые мохнатые елочки и могучие ели, испуганно дрожали листьями белые с черными рисками березы. Правда, лесом назвать это было трудно: деревца держались каждое особняком, в пяти-шести шагах друг от друга, разделенные густым ковром травы.

— Мои внуки опаздывают, простите, — приложил руку к груди сказатель. — Но должны прибыть вот-вот, не позднее одной жерди.

Действительно, пока нукеры расседлывали и поили коней, на лугу за мелкой речушкой показалась отара овец, за ней грохотали пустыми медными казанами две телеги. Троекрепких пареньков в просторных шароварах и расшитых розами рубахах принялись выгружать казаны к приготовленным дровам. Единственный сопровождавший отару воин зашептался со сказителем. Тот кивнул, громко ответил:

— Это замечательно. — И, пригладив ладонями лицо, он поклонился в сторону путников: — Приятное известие принес мне мой храбрый Бурхан. Старейшины наших родов решили съехаться в Джунгарской долине, что лежит на нашем пути к Стене, на курултай и встретить вас, дорогих наших гостей, праздничным пиром. Чтобы радость дошла до сердца каждого и чтобы никто не остался голодным! Искренне надеюсь, что все вы не откажетесь от сего приглашения.

Судибей и Чабык переглянулись, кивнули Олегу и громко, почтительно ответили:

— Мы сочтем за честь пировать со столь славными родами, как ваши!

Сказитель повернулся к сыну. Тот кивнул, вскочил в седло и умчался.

С рассветом проводники снова пустили коней широкой рысью и незадолго до полудня повернули вправо, к пологому понижению между двумя скальными уступами. Середин подумал, что если б не местные — им и в голову не пришло бы бросать полноводную реку и уходить в неведомые горы. Чего там — никто и не подумал бы, что здесь есть торный путь. Между тем путникам открылось завораживающее зрелище: длинная и узкая долина, шириной примерно с треть версты, заросшая густой травой. Трава, казалось, забиралась и на крутые склоны гор по обе стороны долины. Но, приглядевшись, Олег различил, что от подножия и почти до самых снежных макушек обосновались густые, плотно сбившиеся ели.

«А ведь там могут расти грибы…» — не к месту подумалось ведуну.

Однако проводники, дав скакунам лишь немного отдохнуть широким шагом, снова пустились вскачь. Час, два, три — ущелье пошло ощутимо вверх, чуть раздалось. Они перевалили пологий гребень и…

Джунгарская долина была степью, самой настоящей: желтые травы, бесконечные волны пологих взгорков. Далеко впереди, верстах в пятидесяти, не меньше, скребли голубоенебо серые гребни горной гряды. Еще несколько отрогов приподнимались над горизонтом справа и слева — но это было так далеко, что на них не стоило обращать внимания. Отсюда, с высоты, были хорошо видны ровные голубые круги десятков озер — словно кто-то выставил для смертных из старого сервиза блюдечки с водой. Вокруг двух близко лежащих водоемов раскинулось огромное стойбище. Сравнивая с крохотными фигурками лошадей, можно было прикинуть, что диаметр каждого «блюдечка» составлял не меньше двухсот саженей.

— Их здесь и вправду тысяч пять собралось, — определил на глазок хан Судибей, чуть придерживая поводья. — Как мыслишь, хан волка, это не может оказаться ловушкой?

— Слишком сложно. Чтобы собраться и напасть, нет никакого смысла разыгрывать клоунаду с Белым царем. Тем паче что такое пророчество и вправду есть. — И Олег первым отпустил скакуна разгоняться вниз по склону.

Тенгизхан

В то время как многочисленное войско Могольское, расположенное в девяти станах близ источников реки Амура, под шатрами разноцветными, с благоговением взирало на своего юного Монарха, ожидая новых его повелений, явился там какой-то святый пустынник, или мнимый пророк, и возвестил собранию, что бог отдает Темучину всю землю и что сей Владетель мира должен впредь именоваться Чингисханом, или Великим Ханом. Воины, чиновники единодушно изъявили ревность быть орудиями воли Небесной: народы следовали их примеру.Н. М. Карамзин. История государства Российского. Глава VIII

Местные кочевники не просто встретили гостей пиром. Они устроили настоящий праздник на целых три дня: с реками кумыса, целиком зажаренными верблюдами и быками, со скачками и козлодранием, с исполнением долгих эпосов под аккомпанемент двухструнной домбры, с пловом, арбузами, изюмом, курагой, сыром, брынзой, вареными цаплями и печеными сусликами. Уже на второй день кочевники с северного края Великой степи чувствовали себя здесь, на юге, так же легко и свободно, как у себя дома, и даже успели сдружиться со многими нукерами. Хозяева дошли до того, что выделили ханам целую юрту с двумя служанками — так что Судибей, Чабык и Олег жили под крышей, имели пред домом свой очаг и большое, застеленное коврами пространство, с которого могли наблюдать за гуляниями и праздниками. Время от времени к ним приходили старейшины родов и племен, убеленные сединами нукеры, говорили добрые слова, приглядывались к Середину, иногда присаживались, выпивая по пиале-другой кумыса и обмениваясь несколькими словами. Чаще других показывался сказитель: спрашивал, все ли в порядке, всем ли довольны гости, — и уходил.

Урга и Роксалана жили здесь же, вместе с мужчинами. Но поскольку женщины ночевали справа от двери, то это никого не беспокоило. Видимо, воительница до сих пор не проведала, что восточная часть юрты считается женской половиной.

После полудня второго дня, когда кумыс уже успел взбодрить нукерам кровь, но еще не утяжелил веки и ноги, к юрте подошел легко узнаваемый по шраму и усам Бей Джебе, поклонился:

— Здоровья вам и радости, уважаемые гости.

— И тебе здоровья! — с готовностью ответили ханы.

— Мои нукеры много раз меня спрашивали, уважаемый, что за странный клинок носишь ты у себя на боку.

— Это сабля, уважаемый Джебе. — Из уважения к собеседнику Олег поднялся. — Мой любимый меч.

— Но как же ею можно драться? — не понял кочевник. — Она же кривая.

— Твой меч прямой? — поинтересовался ведун. — Может, сравним?

— Предлагаешь поединок? — с готовностью развернул плечи кочевник. — Я велю огородить место для схватки!

— Ни к чему, — отказался от такого удовольствия Середин. — А ну как поранимся? Негоже гостю кровь хозяина проливать. Давай на чем-нибудь попроще проверим… Хотя бы на палке.

— Проверим, уважаемый, — согласился воин. — Пойдем…

Они вышли от юрты к коновязи, от которой начинались скачки, Джебе замахал рукой, подзывая молодых воинов, обернулся к Олегу:

— Как состязаться станем?

— Возьми свой меч, выбери самую толстую палку, какую сможешь перерубить, и покажи нам мастерство.

— Драбья! Ну-ка, принеси оглоблю, что Яхон по пути поломал. Прихти, уведи лошадей.

Нукеры — и местные, и приезжие — увидев суету вокруг Белого царя и одного из старейшин и предвкушая веселье, стали собираться ближе. Не прошло и нескольких минут, как молодой, лет четырнадцати, парнишка вернулся обратно и по команде воина прислонил оглоблю к коновязи, прижав ее своим весом. Джебе повел плечами, обнажил клинок и с глубоким выдохом обрушил оружие на деревяшку.

Дын-нь! — и на землю шлепнулся обрубок в ладонь длиной. Собравшиеся нукеры одобрительно загудели.

Олег фыркнул носом, сабля словно сама собой прыгнула к нему в ладонь, он резко рубанул — и точно такой же кусочек, только немного короче, шлепнулся рядом с предыдущим. Теперь куда бодрее загудели воины, пришедшие в долину вместе с ведуном.

Бей Джебе довольно хмыкнул, зашептал что-то Драбье на ухо. Тот убежал и почти сразу вернулся с двумя древками для копий. Прислонил к коновязи, прижал. Воин рубанул, без особого труда развалив цель на половинки. Олег пожал плечами и, едва мальчишка прижал второе, так же бодро рассек его посередине. Джебе многозначительно улыбнулся. Драбья засуетился, смотал половинки тонким сыромятным ремнем и через минуту выставил над краем коновязи. Удар! Меч воина легко, словно масло, прошел сквозь двойную мишень. Паренек выдвинул над бревном коновязи половинки от Олегова древка. Вж-жик — и их стало четыре. Опять посуетившись, Драбья подставил под удар своему старейшине уже строенный отрезок древка. Джебе облизнул губы, сосредоточился и с резким выдохом сделал из трех кусочков шесть. Середин поднял палец, предупреждая мальчишку, чтобы тот не двигался, прикинул радиус удара, чуть откачнулся назад, взмахнул — три куска древка раскатились по сторонам.

Нукеры зашумели, споря и толкаясь, а Драбья приготовил уже толстую, в четыре древка, связку. Положил, крепко обнял, чтобы та не соскочила. Джебе стянул с себя рубаху, проверил пальцем режущую кромку, примерился.

Х-ха! — с тяжелым хрустом клинок прорезал почти все деревяшки, но все-таки застрял, не пройдя нижние до конца. Нукер скрипнул зубами, недовольно мотнул головой, отступил.

— Покажи им, Приносящий добычу! Покажи! — подбодрили Олега его спутники.

Джебе резко вскинул голову:

— Тебя называют Приносящим добычу?

— Есть такое… — кивнул Середин, примериваясь, пару раз взмахнул рукой, оценивая траекторию, и с таким же резким выдохом, как и у соперника, обрушил клинок.