Чтение 13–й страницы книги ~Прыжок льва~

— Да, Ганнибал не дурак, — согласился Федор, подливая другу вина, — другой бы не смог разгромить столько легионов и который год держаться без подкреплений, которые только обещают.

— Выкручиваться он мастак, — подтвердил Леха, хитро прищурившись, — хочет, чтобы мы как можно быстрее дошли до Северной Италии, разгромив иллирийцев и римлян, если понадобится, пока македонцы с остальными греками разбираются.

Ларин вдруг прервался на полуслове, а потом добавил вполголоса, подмигнув Чайке:

— Только это я тебе так, сержант, по секрету, сообщаю. Сам понимаешь, государственная тайна. А куда ты там плыть сегодня собрался, на Сицилию?

— А это, брат, тоже государственная тайна, — напустил на себя серьезный вид Федор, но потом не выдержал и хлопнул друга по плечу. Оба громко расхохотались, заставив вздрогнуть охранников, что дежурили у шатра командира двадцатой хилиархии.

— Мы с тобой, рядовой Ларин, — произнес Федор, отсмеявшись и вновь переходя на серьезный тон, — теперь оба по уши увязли в международной политике, хотим мы того или нет. Так что нам теперь, брат Леха, уши надо держать открытыми и постоянно прикидывать, откуда ветер дует. А то, не ровен час, сожрут нас и не поперхнутся. С друзьями в этом мире нам, конечно, повезло. Мы от них много добра увидели. Но, с другой стороны, мне иногда кажется, что лучше бы иметь друзей попроще. Уж слишком много у них врагов.

— Это верно, — задумался над словами друга Ларин, вспомнив своего казненного предшественника, — да и на расправу не задерживаются. Бей своих, чтобы чужие боялись.

Адмирал уже порядочно выпил вина и начал хмелеть. Шум лагеря: крики погонщиков, ржание коней, поступь сотен пехотинцев и лязганье оружия, быстро отошли на второй план. Ни Леха, ни Федор даже не обратили внимания, когда в шатер, откинув полог, вошли Летис с Урбалом. Увидев яростно жестикулировавших друзей, один из которых им был не знаком, финикийцы остановились.

— Слушай, сержант, — вновь заговорил Леха, — я тут на Истре одного человечка в плен взял, так он мне рассказал, что им кто-то золота заслал издалека, чтобы против нас бились. Смекаешь? Мутит кто-то воду.

— А ты про тех греков, что нападение на меня устроили, узнал что-нибудь? — уточнил Федор, кивнув друзьям и как ни в чем не бывало продолжая беседу.

— Нет, — с сожалением ответил Ларин, — того грека, что на тебя покушение устроил, мертвым нашли. Да и остальных. Так что концы в воду, прости сержант.

— И этих, значит, — распрямил спину Федор и, словно только что увидел, представил своих друзей скифскому гостю, — а это Урбал и Летис, мои боевые друзья. Мы вместе с ними столько километров отшагали по здешним землям, и не сосчитаешь.

— Здорово, — кивнул Леха, осматривая гостей, — а они по-русски понимают?

— Нет, — отрицательно мотнул головой Федор, сделав знак друзьям, чтобы те присели к столу, — только по-финикийски.

— Ну это наречие я еще не освоил, — извинился морпех, откидываясь на спинку кресла и внимательно изучая Летиса, — здоровый парень. Наверное, хороший боец.

— Один из лучших, — уверил его Федор, — а кинжалы кидает так, что залюбуешься.

Летис, поняв, что разговор идет о нем, усмехнулся, подняв чашу с вином за здоровье гостя из Великой Скифии, как представил его друзьям Федор.

— И ты не болей! — ответил Леха, абсолютно не смущаясь тем, что его не понимают. Он уже имел опыт изучения скифского и верил в международный язык жестов.

Финикийцы некоторое время слушали молча, но потом Урбал все же поинтересовался.

— А на каком языке вы говорите? — спросил удивленный командир седьмой спейры.

— Это язык моей северной родины, — туманно ответил Федор, — очень сложный. Кроме нас с Лехой, никто на нем в этих краях не разговаривает. Да и мы здесь так давно, что уже забывать стали.

— Зачем ты нас вызвал? — перевел разговор на другую тему Урбал, — мы даже не переоделись. Прямо со стен. Я решил — дело срочное.

— Так и есть, — кивнул Федор, переводя взгляд с захмелевшего адмирала, которому было уже хорошо и говорить не тянуло, скорее спать, на финикийца, — но сначала скажи, как там дела на стенах?

— В порядке, — успокоил его Урбал, — мы захватили еще пару улиц и почти дошли до рынка. Если так пойдет и дальше, через пару недель Тарент будет наш. Римляне постоянно контратакуют, но от конницы на заваленных улицах мало толку, а легионеров мы отбиваем. Так что держимся. Летис вон сегодня убил почти дюжину римлян.

Довольный собой Летис, поглощавший нарезанное ломтями копченое мясо прямо с блюда, не замедлил подтвердить слова друга.

— Это верно. И среди них был один центурион. Верткий попался и сильный. Многих солдат убил из наших, но от меня не ушел. Я отправил его на встречу с богами.

— Молодец, — похвалил Федор, — но вызвал я вас вот зачем. Ганнибал дал мне новое задание. Тайное. Мы немедленно… ну, — Чайка посмотрел на задремавшего Леху и продолжил, — завтра утром покидаем лагерь и направляемся в апулийский порт. А оттуда плывем в Сиракузы.

— В Сиракузы? — грохнул Летис, чуть не выронив мясо из рук. — Но ведь там же греки? Наши враги.

— Ты просто не знаешь последних новостей, — удивил его Федор, — уже почти неделю греки из Сиракуз наши друзья.

— Ты хочешь сказть, что Гиерон, который столько лет воевал против Карфагена, вдруг воспылал к нашим сенаторам дружескими чувствами? — недоверчиво усмехнулся Урбал. — До такой степени, что пригласил солдат Ганнибала посетить Сиракузы.

— Нет, но Гиерон умер, — снял все вопросы Федор Чайка, — а его наследник Гиероним решил дружить с Ганнибалом. И мы должны прибыть на Сицилию как можно быстрее, чтобы уверить его в поддержке Карфагена.

— Если мы прибудем туда, — попытался охладить его пыл Урбал, — то туда же немедленно прибудут и римляне.

— Да, это возможно, — кивнул как ни в чем не бывало Федор, опрокидывая в себя еще чашу вина и бросив взгляд на Ларина, который уже начал откровенно посапывать, — неисключено, что придется столкнуться там с римскими легионами. В любом случае мы отплываем завтра.

— И много нас туда отправится? — уточнил въедливый командир седьмой спейры.

— Две хилиархии, — ответил Чайка, и чтобы больше вопросов не возникало, добавил: — Так решил Ганнибал.

Финикийцы на несколько секунд перестали насыщаться и молча переглянулись. По их лицам Чайка мог легко прочитать фразу: «Это самоубийство». Но ни Урбал, ни Летис больше не сказали ни слова.

— Ну что же, пойдем тогда выспимся перед дорогой, — нарушил затянувшуюся паузу Урбал. — Когда выступаем?

— На рассвете, — закончил «вводный инструктаж» Чайка.

А когда друзья вышли, прихватив фалькаты, растолкал задремавшего скифского адмирала.

— Вставай, брат, — проговорил Федор, — тебя уже заждались македонцы.

Очнувшись, скифский адмирал некоторое время собирался с мыслями. Потом встал, стряхнув с себя грустные мысли. Не любил Леха долго думать.

— Давай прощаться, — предложил он, — могли бы, конечно, на рассвете вместе выступить. Да только я на конях, а ты пешком.

— Прощай, Леха, — обнял друга Чайка, — даст бог, свидимся еще. Привет Иллуру.

— Передам, — немного повеселел Леха.

Глава третья

Сиракузы

На следующее утро две хилиархии африканских пехотинцев, поблескивая на солнце доспехами, вышли из ворот лагеря у стен Тарента и направились в противоположную от него сторону. Ларин со своими скифами еще раньше ускакал в том же направлении.

Бросив взгляд на стены осажденного города, где сейчас царило временное затишье, Чайка подумал, что если бы не римляне, отделявшие финикийцев от побережья, то попасть в Сиракузы можно было бы гораздо быстрее. Сел в Таренте на корабль и вот оно, море. А сейчас им приходилось возвращаться к безопасным берегам, делая огромный крюк. Но чего не сделаешь ради секретности. Да и выбора, собственно, пока не было. Как ни стремился Ганнибал захватить Тарент, напрягая все силы, тот все еще находился в руках Марцелла.

Оказавшись, спустя несколько дней, в единственном действующем порту, который контролировала армия финикийцев, Федор приказал немедленно начать погрузку на корабли. Каждая из ожидавших его квинкерем приняла на борт по триста с лишним пехотинцев. Седьмую спейру, в числе прочих, Чайка приказал разместить на флагмане. Так что Урбал и Летис находились неподалеку. И едва это случилось, корабли вышли в море. Общая численность войска, отплывавшего из Апулии в Сиракузы, не превышала двух с половиной тысяч человек. «Не густо, — размышлял командир сводного отряда, поглядывая на быстро темнеющее небо, — но тут уже ничего не попишешь. Надо так надо. Да поможет нам Баал-Хаммон и небесная царица Таннит».

Он едва ли на пять минут сумел заскочить в дом на побережье и обняться на прощание с золотоволосой римлянкой, рассказав ей о том, что должен отплыть по приказу Ганнибала. Правда, не сказал куда. Зачем волновать любимую женщину ненужными воспоминаниями.

— Мы будем ждать тебя, — ответил Юлия, обняв его и подозвав сына, — возвращайся быстрее.

— Я вернусь, — пообещал Федор и, вскочив на коня, отправился в порт.

Отчалив в сумерках от берега, Федор рассчитывал на ночной прорыв мимо Брундизия, хотя был наслышан о том, что в последнее время римляне усилили ночное патрулирование. Их можно было понять, — слишком уж выросла активность противников римского сената в здешних водах, после того как на побережье объявились скифы. Македонцы уже несколько раз атаковали римские корабли, правда, без особого успеха и малыми силами. Не стоило забывать и об иллирийских пиратах, облюбовавших многочисленные острова на противоположном побережье. Далеко не все племена иллирийцев пошли с римлянами на мировую.

«Ну ничего, — успокоил себя Федор, вспомнив о прочитанных еще в прошлой жизни экспедициях римлян против здешних пиратов, которые должны были состояться в самое ближайшее время, если его присутствие не слишком изменило ситуацию, — если не римляне, то уж Лехин покровитель скоро покончит с этой иллирийской вольницей».

Между тем, плавание, начавшись достаточно спокойно, буквально на следующее утро преподнесло Федору неожиданный сюрприз. Из-за сильного бокового ветра, мешавшего набрать хорошую скорость, флот карфагенян едва успел миновать Брундизий, но его сразу начало сносить в сторону Эпира, что тоже было не лучшим вариантом. Однако Чайка не был сильно обеспокоен этим обстоятельством. Больших сил римлян они не встретили, выход в море был свободен. И даже если этим днем кто-нибудь из римских флотоводцев обнаружит их и увяжется следом, можно будет уйти в открытое море. Федор однажды проделывал этот маневр. Впечатления от плавания с Магоном в Карфаген, когда римлянене отставали от них почти до самой метрополии, были еще сильны. Однако открытое море это все же не пролив. Там уйти от преследователей шансов гораздо больше. Да и отклонение от курса будет не очень сильным. Сицилия — это почти Карфаген. Недаром все финикийцы считали также.

Разглядывая с тревогой на рассвете чистый горизонт и посматривая назад, в сторону своих кораблей, Федор неожиданно заметил многочисленные обломки, мелькавшие среди волн. То же самое увидели капитан и моряки, находившиеся рядом.

— Похоже, недавно был бой, — поделился соображениями капитан квинкеремы по имени Ханор, — может быть, даже этой ночью.

— Интересно, кто с кем воевал, — пробормотал Федор, у которого вдруг появилось нехорошее предчувствие, — внимательно осматривайте все обломки. Вдруг это македонцы и кто-нибудь выжил.

Капитан кивнул и немедленно передал приказ всем матросам, которые, впрочем, и без того поглядывали на воду. Чайка проводил настороженным взглядом несколько больших кусков обшивки, явно принадлежавшей крупному кораблю, а потом обломок мачты, вскоре оставшийся за кормой, и направился в свой кубрик, чтобы обдумать, как лучше завязать контакт с Гиеронимом. Как ни крути, а Чайка вновь становился послом Карфагена, и от его действий во многом зависело будущее этой шаткой дружбы.

Однако не успел он уединится, как с палубы донеслись какие-то крики и вскоре раздался стук в дверь.

— Что там? — спросил Федор у морпеха, который появился на пороге.

— Мы выловили из воды несколько человек, — доложил морпех, — но это не наши и не македонцы.

— Римляне? — удивился Федор.

— Нет, — ответил морпех, пожав плечами, — капитан не знает, кто это. Но один из ваших бойцов говорит, что видел этих людей несколько дней назад в лагере. Капитан прислал за вами.

— Идем, — не секунды не колебался Чайка.

«Неужели это были обломки триеры, на которой Леха поплыл обратно, — промелькнуло в голове Чайки, — только бы он оказался жив».

Первое, что услышал Федор, едва поднявшись вслед за морпехом по скрипучей лестнице на палубу качавшейся на волнах квинкеремы, это был отборный русский мат, раздававшийся на весь корабль.

— А ну осади назад, твою мать! — кричал только что вытащенный из воды человек, которому полагалось находиться без сил. — И не тыкай в меня своим мечом. Ну и что, чтона мне доспехов нету! А ты попробуй, выплыви во всем этом железе. Но я тебе не римлянин какой-нибудь, а посланец Иллура!

Никто из морпехов не мог понять, о чем говорит спасенный. Хотя поступали они с этим буйным парнем и остальными, стоявшими и сидевшими в исподнем на палубе, вполне благоразумно, — окружили всех вытащенных из воды и, обнажив оружие, дожидались командира.

— Не слишком-то ты вежлив со своими спасителями, брат, — громко произнес Федор, быстро приближаясь к месту действия. Он боялся, что еще немного и Леха затеет драку.Не любил тот, когда перед его носом размахивали клинками.

— Вот это номер, — обнял Леха Чайку, не обращая внимания на мокрую рубаху, — так это твои орлы вытащили меня из воды. Вот спасибо. Всю ночь в море болтался, за щепкууцепившись. Думал все, кранты. И было решил с перепугу, что это иллирийцы или солдаты Эпира. Доспехи-то не разглядел. Они же молчат все время.

— Они меня дожидались, — терпеливо пояснил Федор, — а по-русски здесь никто, кроме нас с тобой, вообще разговаривать не умеет.

И уточнил, скользнув взглядом по замерзшим телам вытащенных из воды людей:

— Что стряслось?

— Римляне, — объяснил Леха, вытерев стекший на лицо ручеек соленой воды, — встретили опять целую эскадру. Но на этот раз они нас догнали и на дно пустили, когда мы сдаться отказались. Хорошо еще ночь была. Мы с Токсаром и Уркуном рядом оказались. Доспехи скинули, сиганули за борт да за обломок киля уцепились чуть погодя, так и спаслись. Потом еще двоих подобрали. Тоже наши оказались. Все македонцы и половина моих погибли. В море утопли. А мы так и бултыхались до рассвета. Сил держаться уже неосталось. Думал еще чуток и все, пойду на корм рыбам. А тут вы.

— Понятно, — кивнул Федор и, обернувшись к солдатам, приказал по-финикийски, — разместить всех спасенных на палубах. Найти им сухую одежду и покормить. Это наши друзья.

Когда скифы и македонцы последовали за командиром морпехов, Федор увел к себе Леху. Требовалось обсудить, что с ним делать. Стоять на месте дольше караван финикийцев не мог. Не то это было место, чтобы здесь долго задерживаться. И так, спасительная операция заняла целый час. В любой момент здесь могли появиться римляне, считавшие эти воды своими. И Чайка не мог рисковать.

Выпив кувшин вина и перекусив, скифский адмирал быстро приходил в себя. Федор посмотрел на друга и проговорил задумчиво.

— Давай решать, брат, что нам дальше делать.

— Подбросил бы ты меня, сержант, к ближайшему берегу, — подкинул идею Леха, уплетая за обе щеки холодное мясо из личных запасов Чайки, — тут должно быть недалеко. Сплаваем по-быстрому, крюк небольшой выйдет, а потом дальше двинешь.

Федор еще не успел раскрыть рта, чтобы ответить, как с палубы донесся громкий крик.

— Римляне!!!

— Ну вот, похоже, и решили, брат, — Чайка встал, поправив ножны фалькаты, — пойду, гляну.

Леха промолчал, продолжая жевать и соображая. А командир финикийского конвоя поспешил на палубу. Едва оказавшись у борта, он встретил Ханора.

— Вон там! — вскинул руку капитан.

Посмотрев в указанном направлении, Чайка увидел больше дюжины отчетливых силуэтов. Римский флот приближался со стороны Брундизия, направляясь на перехват. Время уйти еще было. Но только в открытое море.

— Римляне? — раздался из-за спины голос скифского адмирала, который не смог усидеть в каюте.

— Да, — кивнул Федор, — примерно пятнадцать квинкерем.

Чайка посмотрел на друга и добавил.

— В бой вступать я не могу. У меня и так слишком мало солдат, да и понадобятся они мне на суше. Так что придется уходить отсюда.

Ларин помолчал. Прищурившись на солнце, посмотрел в ту сторону, где должен был находится македонский берег.

— Иллур меня убьет, когда вернусь, — проговорил он тоном приговоренного к смерти. И вдруг махнул рукой, повеселев, — а и черт с ним. Куда плывем, капитан?

— В Сиракузы, брат, — ухмыльнулся Федор, — на встречу с Архимедом.

— Тем самым, — удивился Леха, — который физику с химией придумал?

— Ну насчет физики с химией не знаю, — ответил Федор, — а механик он, говорят, знатный.

— И долго ты там собираешься гостить? — уточнил Ларин, разглядывая приближавшихся римлян.

— Это как выйдет, — туманно ответил Федор.

Пополнив свою небольшую армию за счет пятерых спасенных скифов, караван финикийцев двинулся дальше. Избегая встречи с римлянами, Чайке пришлось уйти далеко в открытое море, где ночью, они наконец оторвались от навязчивого эскорта. И только после этого он приказал капитану плыть в сторону Сиракуз.

Однако на следующий день разыгрался небольшой шторм, едва не разметавший караван по всему Средиземноморью. А когда Чайка с большим трудом собрал вместе все восемькораблей, ни один из которых, к счастью, не утонул, то капитан, сверив свой путь по звездам, объявил ему, что карфагеняне находятся неподалеку от берегов Ливии.

— Вот это радость, — почесал бороду Федор, — так мы уже в двух шагах от Карфагена.

Он даже подумал, не зайти ли в родной порт и не нанести ли визит сенатору Магону. Поинтересоваться насчет подкреплений и узнать о здоровье брата Ганнибала, который до сих пор не прибыл в Италию. Но быстро пришел к выводу, что этого делать не стоит. Не для того так спешно его отправили военным представителем Карфагена в Сиракузы, чтобы он прибыл туда позже римлян и вернулся не солоно хлебавши. А такой шанс был и креп с каждым днем. Чайка уже опаздывал как минимум на несколько дней. Кто его знает, как этот молодой наследник относится к задержкам военных подкреплений. Может быть, совсем не так спокойно, как Ганнибал. «Вдруг он уже передумал воевать с римлянами, — озадачился Федор, — и когда мы приплывем, то увидим в Сиракузах легионеров? В любом случае, для начала надо туда доплыть».

И он приказал капитану флагмана двигаться к Сицилии и ускорить ход, насколько позволяло еще слегка штормившее море.

Наконец, к исходу вторых суток, они увидели оконечность протяженного острова, который мог быть только Сицилией. А вскоре и мощные стены Сиракуз, вдоль которых вспенивали волны триеры греков. Федор только на первый взгляд насчитал вдвое больше кораблей, чем было у него в «подкреплении». Римских кораблей Чайка нигде не заметил, но решил раньше времени не расслабляться.

Однако не столько корабли, сколько сами укрепления греческого города, произвели на Федора сильное впечатление. Весь город вдоль побережья и по суше, был опоясан мощными крепостными стенами из белого камня. Грандиозные, в большинстве своем квадратные, башни рассекали стену на равные промежутки. Кое-где стена была двойной, напомнив командиру двадцатой хилиархии укрепления родного Карфагена. На первый взгляд столица финикийцев в Африке была больше, но в целом города друг друга стоили. Сиракузы тоже были огромным городом. Впрочем, имелись здесь и явные отличия.

Из-за стен и башен Сиракуз во множестве виднелись какие-то странные приспособления, выдававшиеся далеко вперед и нависавшие над водой. На некоторых виднелись крюки и другие устройства явно для подвешивания груза. Большинство из этих приспособлений напомнили Федору портовые краны. За зубцами стен виднелись и другие машины, поменьше, но разглядеть их было уже трудно. Не говоря уже о совсем небольших машинах и обычных баллистах и катапультах, которые наверняка тоже имелись в арсенале Гиеронима, которому теперь служил Архимед. Именно наличие всех этих приспособлений для обороны и делало Сиракузы почти неприступными с моря.

Посланцев Ганнибала встретили еще на подходе. Едва заметив небольшой приближавшийся флот, греки выслали навстречу только пять триер, что явно говорило о мирных намерениях. В полумиле от берега, триера пришвартовалась борт о борт с дрейфовавшей квинкеремой Чайки, после чего на палубу поднялся помпезного вида военачальник, блестя начищенным шлемом и весь затянутый в кожаные ремни. Вместе с ним на палубу поднялось еще двое греков в кирасах. Рядом с Федором стоял переводчик. А позади, на некотором расстоянии, капитан корабля, Урбал, Летис и Леха Ларин, одетый в чей-то старый кожаный панцирь, чудом оказавшийся на корабле. Отсалютовав Чайке, главный грек представился.

— Я Ферон, военачальник морских сил Сиракуз, — сообщил он, слегка наклонив голову в поклоне, — меня прислал к тебе Гиппократ.

— Федор Чайка, военачальник сил Карфагена. Меня прислал Ганнибал, — в тон ему ответил командир двадцатой хилиархии.

За время длительной службы Чайка выучил достаточно фраз по-гречески, мог пообщаться кратко, ведь встречаться приходилось с разными людьми, но в совершенстве этим языком еще не овладел. А потому по серьезным вопросам был вынужден общаться через переводчика, — смуглолицего ученого парня полугрека-полуфиникийца по имени Марбал, которого он предусмотрительно захватил с собой из штаба Атарбала. Парень был проверенный и уже сослужил командиру африканцев хорошую службу, допрашивая пленных и перебежчиков из Тарента, где ошивалось множество народа с греческими корнями. И потому Атарбал отправил его с Федором скрепя сердце. Но, делать было нечего, новая задача Ганнибала требовала лучших людей.

Марбал перевел Федору первую фразу. Имя Гиппократ командиру двадцатой хилиархии в этой жизни ничего особенного не говорило. Скорее оно напоминало ему прошлую жизнь в двадцать первом веке, где Гиппократу приносили клятву медики. Впрочем, вряд ли это был тот самый Гиппократ. «Наверняка тут этих Гиппократов… — не без основания предположил Федор, — как в Карфагене Магонов».

— Как поживает молодой наследник Гиероним? — начал разговор с вежливого вопроса, как ему показалось, Федор Чайка. Но последовавший ответ поверг его в изумление.

— Гиероним мертв, — ответил Ферон, нахмурившись, — убит подосланным римлянами убийцей два дня назад.

«Вот те раз, — подумал Чайка, опуская руки на кожаный пояс, — задержался на пару дней. И что теперь делать будем?»

— Кому теперь принадлежит власть в Сиракузах? — не мог не задать главный вопрос Федор Чайка, едва переварил новость.

— После гнусного убийства наследника Герона римским шпионом, — начал излагать последние события Ферон, положив ладонь на рукоять короткого меча, — в городе начались волнения. Кое-кто предлагал вновь поддержать римлян и прекратить начавшуюся недавно на суше войну. Но, узнав о том, что римляне вырезали жителей нескольких наших приграничных городов, народ Сиракуз решил по-другому.

«Слава богам, — невольно выдохнул Федор Чайка, обернувшись на друзей, которые не могли слышать разговора, — мудрое решение. Иначе, чтобы я сказал Ганнибалу».

— Народ Сиракуз выбрал двух военачальников, Гиппократа и Эпикида, приказав им продолжить войну на суше, — продолжил Ферон, — а морские силы вверил мне, так как я уже не раз доказывал свою доблесть в морских сражениях.

Федор сделал пол-оборота и незаметно подмигнул ничего не понимающему, как он думал, Лехе, мол, «твой коллега, адмирал». В то же время другая, довольно скользкая мысль посетила его голову. «С кем же ты воевал, Ферон, уж не с Карфагенским ли флотом?» — подумал Чайка, разглядывая морщинистое и обветренное лицо греческого адмирала, видневшееся из-под массивного шлема с гребнем из белых перьев. Но вслух, конечно, свои подозрения не озвучил. Теперь они, волею судьбы, были союзниками. Как выяснилось, и после внезапной смерти Гиеронима.

— Ну что же, — проговорил посланец Ганнибала с такой гордостью, словно привел с собой непобедимую армаду, — раз народ Сиракуз подтвердил свое желание воевать с Римом, то Карфаген тоже сдержит свое слово. Мы прибыли, чтобы драться с вами против римлян плечом к плечу.

— Тогда следуйте за нами в гавань, — закончил свою речь флотоводец Сиракуз, ни одним жестом не выразив презрения к столь малому числу воинов, присланных Ганнибалом, — вы должны встретится с Гиппократом и обсудить совместные действия. Он сейчас в городе, собирает новую армию.

Едва триера Ферона отошла от борта, направившись в сторону гавани, как друзья обступили Чайку.

— Что сказал тебе этот грек? — первым поинтересовался Урбал.

— Он сказал мне, что за то время, пока мы бороздили морские просторы, здесь многое изменилось, — ответил Чайка и, жестом подозвав капитана, приказал. — Ханор, следуй за триерами греков в порт. Мы пришвартуемся в гавани.

— Гиероним мертв, — пояснил свое изречение Федор, глядя в глаза Урбалу, — убит римскими шпионами.

— Но мы все равно остаемся здесь? — продолжил за него догадливый командир седьмой спейры.

— Да, — кивнул Чайка, скользнув по лицу стоявшего рядом Летиса, — народ Сиракуз все равно решил воевать с Римом.

— Невероятно, — пробормотал Урбал, отступая на шаг, — Ганнибал уже в который раз изумил меня своим даром предвидения.

— Меня тоже, — согласился Федор, — кто мог подумать, что эти греки, даже после смерти наследника останутся верны договору, который он успел заключить за несколько дней своего правления. Но это так. Они выбрали новых полководцев и поручили им продолжать войну. Я уже сказал им, что мы остаемся.

А Лехе, когда тот, замученный долгими разговорами на финикийском, в свою очередь поинтересовался, чем закончилось дело, Федор сообщил кратко:

— Все в порядке, адмирал. Прибыли. Будем воевать.

Еще с моря Чайка смог рассмотреть флот Сиракуз, к ночи собравшийся в родной гавани. Это было примерно три десятка квинкерем, почти новых с виду, и больше дюжины остроносых триер. Вероятно, это были не все силы Сиракуз, которые, подобно Карфагену, рассылали в разные концы Обитаемого Мира своих посланцев, но, во всяком случае, все, что увидели его глаза. На палубах Чайка разглядел множество баллист, вокруг которых прохаживались пехотинцы и деловито суетились моряки. Заметив которых, Ларин с неприязнью процедил сквозь зубы:

— Греки.

Федор в глубине души разделял чувства своего сослуживца из прошлой жизни, с которым его вновь свела судьба. Но представить себе Средиземное море без греков он просто не мог. Флот новых союзников между тем показался Федору вполне боеспособным. Во всяком случае, за Сиракузами закрепилась слава очень сильного в военном отношении государства. Многие годы — главного противника Карфагена не только в борьбе за Сицилию, но и за власть над Средиземноморьем, по берегам которого существовала просто россыпь греческих колоний. Правда, в последние десятилетия в эту борьбу активно вступил Рим.

Войдя в гавань Сиракуз вслед за триерами, Федор невольно отметил, что ее тоже перегораживали массивной цепью, как в Карфагене и многих крупных греческих портах. Флотилия финикийцев пришвартовалсь к нескольким свободным пирсам. Чуть ранее Федор отдал приказ всем солдатам оставаться на кораблях до особого приказа. И, взяв с собой лишь переводчика и Карталона, ошалевшего от долго плавания, проследовал за Фероном в крепость.

К счастью дорога оказалась не долгой. По пути Федор успел ввести своего заместителя в курс дела. Тот тоже был немало удивлен поворотом судьбы Гиеронима и всем, что случилось за последние несколько дней здесь, но полностью подержал Чайку.

— Мы приплыли сюда воевать с Римом, — заметил этот свирепого вида боец с обрубленным в бою ухом, бодро вышагивая рядом, — и мы сразимся с ним. С Гиеронимом или безнего. Мне все равно, кто управляет этим городом, если он отказал в помощи Риму.

К счастью, разговор шел по-финикийски и сопровождавший их Ферон ничего не расслышал. С некоторых пор Федор стал беспокоиться о том, правильно ли его поймут.

Пройдя сквозь небольшие, но прочные и хорошо охранявшиеся ворота в стене, отделявшей акваторию порта от города, Ферон подвел их к двухэтажному зданию, расположившемуся у самого начала улицы. Эта улица резко уходила вверх, туда, где за следующей крепостной стеной раскинулся по склонам каменистого холма большой, по местным меркам, и процветающий город.

— Гиппократ ожидает вас здесь, — сообщил флотоводец Сиракуз, — следуйте за мной.

И, сказав пару слов командиру охранников, провел их мимо двух шеренг гоплитов, перегородивших небольшой двор полукольцом. Скользнув по доспехам пехотинцев и красным гребням шлемов, Чайка первым вошел внутрь каменного дома, вход в который был отмечен портиком с колоннами.

Командующего вооруженными силами Сиракуз они застали во внутреннем дворике с фонтаном за кормлением собак. Облаченный в доспехи, подобно своим гоплитам, он швырял куски мяса разомлевшим от зноя животным.

— Ну разве они не красавцы? — поинтересовался Гиппократ у Федора, прежде чем поприветствовать его официально.

Чайка, не особенно разбиравшийся в собаках, сделал вид, что впечатлен, хотя особого восторга эти длинноногие и лохматые твари с пятнистой рыжеватой шкурой, во множестве лежавшие у ног греческого полководца, у него не вызвали. Гораздо больше Федора заинтересовал вид самого полководца. Гиппократ был низок ростом, широкоплеч и коренаст. Его узкое бородатое лицо рассекло сразу два шрама, один из которых проходил через нос. А в движениях чувствовалась порывистость и решительность. Он явно был человеком храбрым. Этакий Наполеон из греков.

— Рад приветствовать посланцев Великого Ганнибала в Сиракузах, — проговорил Гиппократ, омыв руки прямо в фонтане и наконец отвлекшись от своих собак, — Ферон, я думаю, уже поведал вам о нашем несчастии.

— Я скорблю вместе с народом Сиракуз, — выдавил из себя Чайка, пытаясь подобрать более подходящие для такого случая слова.

Марбал перевел.

— Да, наш правитель погиб, — подтвердил Гиппократ, — но народ решил продолжить войну. Флот Ганнибала прибыл вовремя.

— Ганнибал верен своему слову, — подтвердил Чайка, решив сразу обсудить самый насущный вопрос, — и он хочет прислать еще войска на помощь Сиракузам. Поэтому завтра я должен отправить свои корабли обратно в Апулию, за новыми солдатами.

— Что же, — кивнул Гиппократ, — тогда разместите тех, кто прибыл в казармах пока совсем не стемнело. Я отправлю с вами своего офицера. А завтра мы обсудим план военной кампании на суше и, если потребуется, на море.

Глава четвертая