Чтение 4–й страницы книги ~Прыжок льва~

— Однако ты быстро узнаешь свежую информацию, — похвалил пуниец, не став отрицать. И добавил, усмехнувшись: — Твои разведчики не обманули тебя. Да, Марцелл прибылв город. С теми пятью десятками квинкерем, которые Рим прислал для защиты Тарента. У меня их сейчас всего восемнадцать. И это лишний раз доказывает, как Рим боится нас. Имея вдвое больше солдат и кораблей, он уже почти год не переходит в наступление, ограничиваясь лишь трусливым наблюдением и вылазками.

— Насколько я знаю сенатора, Марцелл может предпринять попытку высадить десант в нашем порту, — продолжал Федор подбираться к нужной теме, — ударить нам в тыл первым.

— Да, это возможно, — кивнул пуниец, ничуть не смутившись, и просветил Федора насчет последних событий на фронтах: — Для того сенат Рима и прислал сюда самого Марцелла, поскольку кроме него у меня сейчас нет в Италии достойных противников. Консул Тиберий Семпроний Гракх стоит недалеко от Луцерии с двумя легионами рабов, наблюдая за мной. И не предпримет в ближайшее время ничего. Другой консул Луций Постум Альбин вместе с восемнадцатым и девятнадцатым легионами недавно попал в засаду в долине реки По, устроенную моими добрыми кельтами, и погиб, а его легионы истреблены. Ему на замену был вновь выбран медлительный Фабий Максим, чему я искренне рад, а Марцелл стал проконсулом. Так что он единственный, кого стоит немного опасаться. Но когда в дело вступит Филипп со своими македонцами и скифская конница, даже он будет не страшен.

— Но пока что его нападение в районе нашего единственного порта вполне вероятно, — продолжал гнуть свою линию Федор. — Если командующий позволит, я хотел сказать, что стоит укрепить оборону порта. Три дня назад, когда я оттуда уезжал, сил там было явно недостаточно, чтобы отразить серьезную атаку.

— Ты так беспокоишься об обороне этого порта, словно боишься, что Марцелл отберет у тебя обратно свою дочь, которую ты прячешь там от меня уже полгода, — усмехнулся Ганнибал.

Федор, расслабленно откинувшийся на кресле, резко выпрямил спину. «Он все знает! — пронесся панический импульс в мозгу командира хилиархии, — все знает!» А главнокомандующий, насладившись моментом, спокойно добавил, легко прочитав его мысли.

— А ты предполагал, что сможешь скрыть от меня такое?

Ганнибал в упор посмотрел на Чайку, который молчал в ожидании приговора. При этом взгляд пунийца отнюдь не выражал злорадства по поводу раскрытия заговора. Скорее он был веселым. Это немного смутило Чайку.

— А что это за мальчик находится с ней? — уточнил Ганнибал так, словно ничего особенного не произошло, — сын Памплония?

— Это мой сын, — признался Федор, решив пойти ва-банк: «Будь, что будет!»

— Ах вот оно, что! — ухмыльнулся Ганнибал и даже оставил в сторону тарелку с мясной закуской. — А я все не мог понять, зачем тебе такие заложники. А они вовсе и не заложники. Значит, Юлия осталась с тобой добровольно. Отлично! Просто великолепно!

Федор не знал, что и думать. Глядя на веселое лицо Великого Карфагенянина, он не мог понять, издевается тот или говорит всерьез. Но следующий его вопрос вновь приперк стенке Федора.

— А когда же ты успел… — проговорил Ганнибал, на секунду замявшись, подбирая нужное слово, — зачать этого сына. Ведь ему уже больше трех лет. Наш поход тогда еще не начался…

И вдруг по его лицу проскользнула догадка.

— Как ты вообще появился в Карфагене? Мне кажется, ты что-то утаил в прошлый раз, когда рассказывал мне о спасении Магона. Ты его действительно спас или все было иначе?

Этот вопрос был посерьезнее всех предыдущих. Для Чайки настал момент истины.

— Все так и было, — выдавил он из себя, стараясь смотреть в глаза Ганнибалу, — почти. Я действительно спас ему жизнь у скифов в Крыму, но… потом я не сразу оказалсяв Карфагене. Наш корабль попал в шторм и утонул неподалеку от этих самых бегов. Я один выжил, оказался в Таренте и сошел за деревенского парня. В общем, попал на службу в морскую пехоту римлян. Выхода у меня не было. А потом судьба привела меня в дом сенатора, где я увидел Юлию и влюбился в нее.

Федор умолк на мгновение, но нашел в себе силы продолжать. Ганнибал слушал не перебивая.

— Затем у нас была ночь любви прямо в доме сенатора. Наутро нас застали вместе. Я убил нескольких римлян и в тот же день, переодевшись, бежал в Карфаген. А Юлия… осталась. Лишь позже, когда мы уже вторглись в Италию, я узнал, что у нее есть ребенок.

— Теперь ясно, за что ты так ненавидишь Марцелла, — кивнул удовлетворенный Ганнибал, — Марцелл знает, что это твой сын?

Федор кивнул.

— И все равно предпочитает молчать, боясь молвы. Это ему не выгодно, — проговорил пуниец, уже рассуждая вслух, — ну что же. Сама судьба благоволит к тебе, Чайка. Если ты боялся, что я заберу Юлию в заложницы, то можешь забыть об этом. Даже если бы я приставил клинок к ее горлу, Марцелл все равно не сдался бы мне на милость. Так что эта жертва мне не нужна. Можешь жить спокойно и рассказать ей об этом. Ты собираешься признать мальчика?

Федор кивнул.

— Я хочу дать ему финикийское имя.

— Это возможно, — кивнул Ганнибал и многозначительно добавил, — правда, многие в Карфагене будут не в восторге от такого союза. Пока ты рядом со мной, я смогу вас защитить. Но имей в виду, что на другой территории я не всевластен. Помни об этом.

Намек был ясен. Но Чайку это не пугало. Казнь была отменена, а новая жизнь только начиналась.

— А кроме того, ты хорошо знаешь Тарент, — продолжал размышлять Ганнибал, — это надо использовать.

Глава шестая

Тайные тропы

В ту ночь Федор почти не спал от возбуждения и радости. Несмотря на желание немедленно усилить группировку войск на подступах к Таренту, Ганнибал разрешил ему коротко навестить Юлию и сообщить последние новости, однако время выступления менять не стал. И Федор условился, что двадцатую хилиархию отведет к месту новой дислокации Урбал, неплохо справившийся со своими временными обязанностями при осаде Рима. А он, побывав на берегу, присоединится к войскам уже на месте.

— Ну ты даешь, — только и развел руками Урбал, когда Федор, едва появившись вечером в лагере и снова обосновавшись в шатре командира хилиархии, который временно занимал Урбал, вызвал к себе отсутствующих по делам службы друзей.

— И Ганнибал теперь все знает? — озадаченно переспросил Летис, который не все понял с первого раза.

— Знает, — кивнул радостный Федор, который так и не присел с той минуты, как увидел и обнял друзей, — оказывается, он уже полгода об этом знает, но молчит.

— Интересно, — проговорил рассудительный Урбал, слегка обидевшись, — мы вот, с Летисом, тоже ничего полгода об этом не знали.

— Я не мог рассказать никому, — извинился перед друзьями Федор, — сами понимаете, все же дочь римского сенатора среди солдат нашей армии.

— Да уж, завязал ты узелок, — кивнул Урбал, принимая извинения. — И Ганнибал тебя ни в чем не обвинял при встрече?

— Да так, — отмахнулся Федор, — по мелочам. Пришлось рассказать свою подноготную.

И Чайка рассказал теперь друзьям те моменты своей биографии, которые раньше был вынужден скрывать даже от них, решив, что теперь таить их нет никакого смысла. Выслушав все детали его службы римлянам и побега в Карфаген, друзья некоторое время молчали, переваривая.

— Удивил ты меня, Чайка, — только и сказал озадаченный здоровяк, присев на скамейку рядом со столом, где Федор рассматривал карту с последними добытыми разведкой сведениями о расположении римлян.

— Теперь мне многое понятно, — нарушил затянувшуюся тишину Урбал, проведя рукой по ножнам фалькаты, — я, конечно, не Ганнибал, и сотен шпионов у меня нет, но кое-что странное в твоем поведении мне уже давно бросалось в глаза. Хорошо, что теперь ты развеял мои подозрения.

— А ты что, решил, что я служу римлянам? — ухмыльнулся Федор.

Урбал неопределенно пожал плечами.

— Нет, но я не мог найти объяснения твоим поступкам. А это меня настораживало. Было ясно, ты что-то скрываешь. Хорошо, что ты решил нам все объяснить прямо сейчас.

— А я рад, что все закончилось, — выпалил Летис не любивший долгих объяснений, — предлагаю обмыть это дело кувшином хорошего вина. Мы тут сегодня захватили одного греческого торговца, который пытался проскочить в Тарент мимо наших кордонов с несколькими возами отменного вина. Я уже откупорил одну амфору, — отличная вещь. Говорят, римляне дают за это вино хорошие деньги.

— Не откажусь! — махнул рукой Федор, — тащи сюда пару амфор прямо сейчас. Поскольку утром я снова вас оставлю на денек-другой.

— Как это? — опешил Урбал, проводив взглядом Летиса, уже прошмыгнувшего к выходу из шатра, — ведь утром мы выступаем в сторону Тарента.

— Да, я знаю, — отмахнулся Чайка, с лица которого не сползала радостная ухмылка, — но Ганнибал разрешил мне в этот раз по любовным делам посетить порт на побережье и сообщить Юлии, что она может больше не скрываться. Он берет нас под свою защиту.

— Повезло тебе, Федор Чайка, — обрадовался за друга Урбал, но, подумав, добавил, — однако я бы на твоем месте не слишком часто показывался с ней на людях. Она все жеримлянка. А война еще не закончена. Мало ли что.

— Не беспокойся, — ответил командир хилиархии, — я не собираюсь бывать с ней на пирах. Во всяком случае пока.

Он прошелся мимо столика со свитками и, обернувшись, добавил.

— А что касается нашего выступления, то к Таренту хилиархию поведешь ты. До сих пор ты неплохо замещал меня. Придется сделать это еще разок. А я присоединюсь к африканцам уже на месте, Атарбалу я уже сообщил. Думаю, это займет не больше нескольких дней.

— Ладно, решай свои любовные дела, — согласился Урбал, — а мы за тебя повоюем.

— К началу войны я успею, — уверил его друг, — мне не терпится снова схватиться с римлянами. Тем более что в городе сейчас сам Марцелл.

Урбал поднял на него удивленные глаза, но спросить ничего не успел. В шатер медленно вошел Летис, который тащил на плече объемную амфору из красной глины, узкое горлышко которой было запечатано какой-то смолянистой массой. За ним вошли еще двое солдат, которые еле донесли еще одну.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес здоровяк, вертикально опуская свое сокровище на покрытый ковром пол, — сейчас мы ее раскупорим. Кладите вторую в том углу.

Последние слова относились к пехотинцам, которые с трудом уложили амфору на ковер и вышли. Федор оглядел сосуд: тот имел узкое горло, расширение в середине, от которого отходило две ручки, и остроконечное дно. Этот сосуд никак нельзя было поставить, а можно было только положить. Что и сделали солдаты. Но Летис и не думал класть массивную амфору. Вместо этого он, придерживая ее рукой, вынул из ножен один из своих любимых кинжалов и огляделся по сторонам.

— Как ты собираешься наливать вино? — уточнил Федор, — ведь эта амфора слишком большая и предназначена, скорее всего, для его перевозки. Смотри, у нее даже нет других отверстий, кроме верхнего.

— Сейчас разольем, — не смутился Летис. — Тут есть какой-нибудь кувшин?

Федор осмотрелся в поисках емкости. На другом столике в углу, который он иногда использовал, для того чтобы наскоро перекусить, и Урбал в его отсутствие делал то же самое, стоял небольшой кувшин и рядом чаша.

— Один есть, — озвучил Чайка то, что все и так уже видели.

— Отлично, подтащи-ка его сюда, — приказал он командиру хилиархии и добавил, когда Федор, не споря, выполнил этот приказ рядового: — и подержи.

А потом, проделав кинжалом аккуратное отверстие в застывшей смоляной пробке, подхватил амфору и осторожно стал приподнимать, до тех пор, пока из нее не полилась красная ароматная жидкость, быстро наполнившая кувшин.

— Придется пить из одного, — ничуть не расстроился Летис, опуская амфору на пол и снова прихватывая ее за глиняную ручку, — вы первые.

Так он и стоял «на разливе», пока друзья, опрокинув, каждый по кувшину, не распробовали вино. А когда очередь пить дошла до самого Летиса, то его «пост» временно занял Урбал.

— Крепче держи за ручку, — посоветовал здоровяк из Утики, — а то опрокинется.

И почти залпом выпил кувшин, опрокинув его в свою глотку.

— Отлично вино, — еще раз подтвердил он, когда высосал все до капли.

— А куда, ты говоришь, направлялся хозяин этого каравана, — вдруг отчего-то вспомнил слегка захмелевший Федор, — в Тарент?

— Ну да, — ответил Летис, снова занимая свой пост «у краника», — он сам грек из местных.[4]Вот и пытался протащить вино на продажу. Там легионеры умирают от жажды, дожидаясь нашего штурма.

— Это хорошо, что он сглупил и не повез его морем. Ты никуда не отпускай этого торговца до моего возвращения, — обернулся Федор к Урбалу, — у меня тут мысль одна возникла.

— Ладно, — кивнул Летис, допивая очередной кувшин.

— И еще, — вдруг стал серьезным Федор, у которого в голове уже созрел план, — не вздумай выпить все вино. Сколько там было возов?

— Четыре огромных, наполненных до краев амфорами, — пробормотал озадаченный новым приказом здоровяк.

— Вот пусть хотя бы три останется, — подвел черту Федор.

— Выполним, раз надо, — нехотя подтвердил Летис, вытирая рот рукой.

На рассвете, вздремнув в шатре несколько часов, отдохнувший и окрыленный командир двадцатой хилиархии вновь умчался в сторону побережья, взяв с собой сотню нумидийцев во главе с Угуртой. Морпехов Федор взять не мог, поскольку пешком он не обернулся бы за пару дней, а тяжелых испанских всадников Магарбал ему просто не дал, — они были слишком ценной боевой силой, чтобы брать целую сотню себе только в качестве эскорта. А нумидийский вождь не раз был им проверен в боях, и сами нумидийцы вполнеподходили на роль отряда сопровождения.

Проведя весь день в седле и едва не загнав коня, Федор к вечеру следующего дня снова был у ворот уединенного каменного дома. Спрыгнув с коня, он скользнул взглядом по видневшимся недалеко внизу корабельным мачтам наполовину вытащенных на берег квинкерем и в нетерпении забарабанил в массивную дверь. Чернокожие нумидийцы, образовав полукруг, остановились за его спиной, перегородив дорогу.

— Ждите здесь, — приказал Угурте Федор, указав на обширную поляну по соседству, — можете разбить лагерь. Утром поскачем обратно.

Темнокожий Угурта, различимый в быстро наступающей тьме только по белозубой улыбке и тунике, едва заметно кивнул. На счет лагеря Федор, выучивший за последний год пару слов на их языке, сказал скорее для порядка. У нумидийцев с собой не было ничего, кроме оружия. И эту ночь им предстояло провести под открытым небом. Но обрадованного последними событиями командира хилиархии это сейчас совсем не волновало. Нумидийцы тоже солдаты, ко всему привыкли.

— Кто там? — раздался за воротами недовольный голос охранника.

— Это я, Чайка, — сообщил он в нетерпении, — открывай.

Массивные ворота со скрипом отворились, и Чайка, ведя под уздцы коня, оказался во дворе, где уже находилось пятеро охранников. Как и положено.

— Простите за ожидание, — поспешил извиниться облаченный в полные доспехи охранник, бывший почему-то за старшего, — мы не ждали вас так быстро назад.

— Ничего, — отмахнулся Чайка, — я сам не ожидал, что приеду.

— Где командир охраны? — уточнил Федор, осматривая погруженный в сумерки сад.

— Он уехал в город и должен скоро вернуться, — был ответ.

«Не он ли служит осведомителем Ганнибала, — промелькнула мысль в голове у Чайки, — я, конечно, его давно знаю и не раз проверял, но кто-то поставлял главнокомандующему информацию уже целых полгода. А лучшей кандидатуры, чем начальник охраны, который единственный может покидать дом по своему усмотрению, и не придумать. Впрочем, это уже не важно».

— А где сейчас госпожа? — спросил Федор, немного успокоившись.

— Она уже спит, — ответил солдат, бросив взгляд через его плечо на отряд нумидийцев в белых туниках, который медленно перемещался в сторону ближайшего поля, словно собрание призраков.

Бросив поводья охраннику, Федор прямиком направился в спальню. Как ни старался он ступать осторожно своими подкованными башмаками, но все же случайно опрокинул лавку в большой комнате, где еще не погасли свечи. Раздался грохот и Федор решил, что испугал Юлию и ребенка. Но, к счастью, они еще не спали.

— Кто там? — раздался голос римлянки.

— Не бойся, — ответил Федор, поднимая лавку, — это я. Вернулся с хорошими вестями.

Накинув хитон, Юлия выбежала ему навстречу из спальни. В тусклом свете со своими платиновыми волосами, разметавшимися по плечам, и босыми ногами она казалась особенно привлекательной.

— Ты вернулся, — девушка бросилась ему на шею, прильнув в поцелуе. — Но что случилось? — спросила она, отстранившись наконец, но все еще оставаясь в объятиях Федора.

— Ганнибал — выпалил Чайка, захлебнувшись от избытка чувств, — оказывается, он все знал уже давно.

— Знал? — отшатнулась Юлия, — значит, он в любой момент мог прислать за мной своих солдат?

— Мог, — подтвердил Федор, — но не прислал. Вчера у нас был разговор, и я обо всем поведал ему.

— И что он сказал тебе в ответ? — Юлия отступила босыми ногами на шаг по ковру, мгновенно становясь серьезной. В этой хрупкой девушке быстро проснулась дочь сенатора.

Она скрестила руки на груди, вперив вопросительный взгляд в командира двадцатой хилиархии. Вид у нее был решительный. В зависимости от ответа римлянка готова была,казалось, тотчас сесть на колесницу вместе с сыном и броситься в бега.

— Он простил нас и разрешил больше не прятаться, — поспешил объяснить Федор, делая шаг вперед. — Теперь мы можем наслаждаться жизнью. Скрываться больше не надо, мы можем жить открыто. Он сказал, что не стремится делать из тебя заложницу, поскольку твой отец все равно не сдастся на милость финикийцев из-за тебя.

— Это верно, — нехотя признала Юлия, — он скорее сам меня убьет, но не доставит удовольствия Ганнибалу видеть себя униженным. Но как Ганнибал узнал, ведь я же не выхожу из дома?

— У него много шпионов, — спокойно заметил Федор.

— Значит, и в доме есть его шпион? — закончила мысль римлянка.

— Наверняка, но стоит ли теперь об этом беспокоиться, — отмахнулся Федор, делая еще шаг к своей любимой женщине и вновь обхватывая ее за узкую талию, — завтра утром я должен снова отправляться к войскам. Но сегодня у меня еще осталась ночь, и я хотел бы провести ее не в разговорах о прошлом и будущем. Настоящее волнует меня гораздо больше.

— Сейчас как раз стоит подумать о будущем, — ответила Юлия по-прежнему серьезным голосом. Но быстро сдалась, ответив на поцелуй.

— Не будем терять время, — закончил разговоры Федор и подхватил римлянку на руки, — я хочу насладиться тобой прямо сейчас.

— Только не шуми, как взбесившийся слон и не роняй больше скамьи, — предупредила Юлия, заглядывая в спальню, сквозь приоткрытую дверь, — наш сын заснул, но может опять проснуться. И тогда ты будешь развлекать его до утра.

— К счастью, в доме много комнат, — заявил Чайка и осторожно, словно пушинку, поднял римлянку по лестнице на второй этаж, где находилась другая спальня и еще несколько комнат для хозяев. Там он бросил ее на кровать и сорвал тунику, проведя ладонью по округлой и теплой груди.

— У нас целая ночь, — повторил он и стал покрывать поцелуями тело Юлии, мгновенно позабывшей обо всех проблемах и растаявшей в его объятиях.

Наутро счастливый Федор, оставив сонную Юлию в постели, наскоро перекусил, бросил взгляд на спящего сына, сел на коня и отправился в обратный путь, окруженный верными нумидийцами, скоротавшими ночь под открытым небом. Он был настолько счастлив, что даже не вспомнил о том, что им тоже требовалась еда и ночлег.

Приказав разбудить утром командира охраны, Чайка оставил ему новые указания. Теперь Юлия могла появляться в городе, если захочет, но все также под ненавязчивой охраной. Все прежние приказы Федор оставил в силе до своего следующего визита, когда он решил принять решение, что делать дальше, — перевезти Юлию в другое место или оставить здесь. Юлия была права, теперь надо было подумать о многом. Несмотря на разрешение Ганнибала, она оставалась римлянкой в глазах многих вельмож Карфагена. Война еще не закончилась, и со всех сторон грозило много опасностей. Больше всего Федор боялся неизвестных, связанных как раз с происхождением Юлии. А также действий ееотца, если он узнает о том, что его дочь рядом. Марцелл был способен на многое. И стоило хорошенько продумать свои следующие шаги. Пока у Федора времени на это не было, Юлия, как они решили, останется здесь, в доме на побережье под охраной. Так было спокойнее.

Проведя почти три дня в седле, к ночи Федор прибыл в окрестности Тарента. О том, что он приближается к району боевых действий, ему красноречиво напомнили разъезды испанской конницы и все тех же нумидийцев, а также кордоны из пехотинцев, в изобилии встречавшиеся на дорогах. По многим дорогам даже в сумерках в сторону Тарента двигались спейры кельтов и африканских пехотинцев, обгоняя которые Чайка поневоле вспомнил, что он не только герой-любовник, но и командир двадцатой хилиархии, солдаты которой уже забыли, как он выглядит из-за частых и продолжительных отлучек. Но теперь он вернулся надолго. Ганнибал, судя по всему, был настроен решительно. Время перемирия и вялотекущих действий на фронтах подходило к концу. И Федору, как и всем командирам испанской армии, предстояли веселые деньки. Вот-вот могла начаться осада Тарента, с которым у Федора Чайки были связаны незабываемые воспоминания.

Вернувшись в только что отстроенный лагерь, первым делом, несмотря на поздний час, Федор разыскал Атарбала и доложил о своем прибытии. Военачальник корпуса африканцев коротко побеседовал с прибывшим командиром двадцатой хилиархии, сообщив ему, что в задачу вверенного Чайке подразделения входит пока только охрана западной части нового укрепленного района. Изредка разрешалось беспокоить римских фуражиров, действующих в обширной полосе отчуждения. И больше ничего. К огорчению Федора, который изрядно устал от политических игр и рвался в бой, никаких более агрессивных действий в ближайшее время не планировалось. Ганнибал собирал силы в кулак, но когда этот кулак нанесет удар, было не ясно.

От командира африканцев Федор направился прямиком к себе в шатер, где застал Урбала, отдававшего дозорным указания и пароли на предстоящую ночь. Узнав, что друг вернулся, Урбал с радостью передал ему командование и отправился спать. Изрядно уставший от скачки Федор сделал то же самое.

А наутро он приказал построить свои войска и провел им небольшой смотр. Больше для того, чтобы обозначить свое возвращение, чем для проверки боевой готовности. Несмотря на то что многие спейры были незадолго до этого пополнены новобранцами больше чем на треть, солдаты его хилиархии были готовы к драке, в этом он быстро убедился. Амуниция в порядке, вид бодрый. Но испытание настоящим боем не мешает любой армии, а его, судя по всему, ждать было еще долго, несмотря на заявления Ганнибала.

Для того чтобы быстрее войти в курс дела Чайка решил «выехать на прогулку» в сторону римских позиций. Поскольку была вероятность повстречать там легионеров, то Федор взял с собой всю седьмую спейру Урбала и еще сотню нумидийцев Угурты. Все равно сидеть в лагере и скучать ему не хотелось.

Небольшое соединение пехотинцев и конницы покинуло лагерь армии Карфагена, когда солнце уже было в зените. Лагерь был выстроен на плоском холме, южный и западный склоны которого обрывались в глубокий овраг, а вдоль остальных сторон инженерные части вырыли не менее глубокий ров. Так что попасть в лагерь можно было только черезнесколько ворот, каждые из которых были снабжены подъемным мостом. Частокол с башнями опоясывали лагерь пунийцев по всему периметру. В общем, на случай внезапного нападения римлян он был хорошо подготовлен и укреплен. А что касается гарнизона, то солдат Карфагена — африканцев, испанцев, кельтов и нумидийцев — здесь скопилось уже около десяти тысяч, и они продолжали прибывать каждый день.

— Неплохо мы здесь обосновались, — прищурившись на солнце, заметил Федор, обращаясь к Урбалу. Его друг и заместитель шагал рядом, иногда придерживая рукой перекинутый за спину щит.

Устав от скачки за последние дни, командир хилиархии решил прогуляться пешком вместе со своими солдатами. Как ни крути, а уже несколько лет подряд он был пехотинцем. Нумидийцев Федор, как всегда, отправил вперед. Проверять дорогу, петлявшую меж поросших редколесьем желто-зеленых холмов.

— Да, отличное место для лагеря, — согласился командир седьмой спейры, на шлеме которого играли солнечные блики, — жаль только, до римлян далековато. Вряд ли мы их сегодня встретим. В окрестности лагеря они редко наведываются.

Как узнал Федор утром из доклада все того же Урбала, передававшего ему дела, между крепостной стеной Тарента и укрепленными лагерями финикийцев было не меньше двадцати километров. Это было сделано специально, чтобы римская армия в случае контратаки не могла преодолеть разделявшее врагов расстояние меньше чем за дневной переход.

В полосу отчуждения, что протянулась вдоль обширной части побережья залива, на краю которого стоял Тарент, и даже захватывала часть Калабрии, попало множество деревень и даже небольших городков. В самой Калабрии, примерно на таком же расстоянии от города, Ганнибал спешно строил еще один лагерь, чтобы угрожать Таренту с востока и помешать подходу подкреплений из Брундизия, находившегося еще в руках римлян. Оба города, однако, свободно снабжались римским флотом по морю, и Великий Карфагенянин мечтал как можно быстрее прервать это сообщение. Сделать это ему мешало только отсутствие собственного мощного флота и подкреплений. Но, взяв Тарент, уже можнобыло говорить о том, что римляне лишились крупнейшей военно-морской базы на этом побережье и влияние их сената в Южной Италии окончательно подорвано. Дело оставалось за малым — взять Тарент, хорошо укрепленный, с мощным гарнизоном и флотом.

Спустя полчаса они достигли первой деревушки, давно оставленной жителями.

— А что, в этой полосе между нами и римлянами никого не осталось? — уточнил Федор, вглядываясь в заброшенные дома и разоренные огороды.

— Разведчики докладывают, что из местных жителей почти никого, — ответил Урбал, — все они подались в Тарент.

— Странно. Ганнибал говорил, что большая часть населения выступает за то, чтобы открыть ворота, — произнес Федор, останавливаясь на пригорке, с которого была видна следующая деревня. Похоже, такая же заброшенная, — я думал, нас будут встречать как освободителей.

— Может быть, нас и хотели так встретить, — кивнул Урбал, останавливаясь рядом и делая знак своим людям тоже остановиться, — но в Таренте много легионеров и они вешают любого, кто покажется им слишком симпатизирующим Ганнибалу. Говорят, там повсюду стоят виселицы, а отрубленными головами завалены все канавы. Дела наших шпионов и так не очень хороши, а после того, как к ним прибыл Марцелл, станут еще хуже.

— Кто знает, — задумчиво пробормотал Федор, думая о чем-то своем, — кто знает.

Переведя взгляд с разоренной деревни на лицо Урбала, он вдруг спросил.

— Значит, поблизости нет римских войск и можно при желании дойти до стен самого Тарента?

— Мародеры и некоторые отчаянные торговцы так и делают. Мародеры бродят между нашими позициями, в основном по ночам, грабят заброшенные дома. Их ведь здесь много. А торговцы пытаются протащить свой отвар мимо наших постов. Днем римляне иногда открывают ворота и прочесывают ближайшие окрестности. Но далеко не уходят, как и мы. А всех торговцев, пробравшихся мимо наших кордонов, они впускают в город в условленное время.

— И не считают их шпионами Ганнибала? — удивился Чайка.

— Большинство они знают в лицо. В случае чего их недолго найти и повесить.

— Откуда тебе это известно? — продолжал выспрашивать друга Федор.

— От того торговца вином, что мы захватили несколько дней назад, — ответил Урбал. — Смелый оказался мужик. И жадный. Ради денег на все готов. Говорит, у него договор с одним центурионом, которому он должен был отстегнуть приличную сумму за то, что тот позволит провезти в город это вино.

— У них, что, не хватает вина? — снова удивился Федор, — ведь снабжение по морю пока идет.

— В городе очень много легионеров, — пожал плечами Урбал, — а они любят выпить. Поскольку открытых столкновений с нашей армией почти нет, то им надо чем-то себя занять. Так что, как уверял меня этот торговец, несмотря на поборы, вино в городе все равно уйдет вдвое дороже.

— Слушай, — Федор внезапно хлопнул друга по плечу, — а ведь это шанс.

— Ты о чем? — не понял Урбал.

— Возвращаемся в лагерь, — приказал Чайка и добавил, обернувшись к командиру седьмой спейры, — потом объясню.

Глава седьмая

Вверх по реке

Ждать гонцов от Аргима, однако, пришлось долго. Целых двое суток. А это время войска скифского адмирала успели прочно обосноваться в Хаморе и прошерстить близлежащие земли на этом берегу, спалив немало деревень. Впрочем, население их покинуло, едва узнав о вторжении с моря.

На следующее утро вернулась связная бирема с побережья и скифы, плававшие вверх по реке. Судя по данным разведки, на побережье все было в порядке. Обиженные греки не появлялись, а квинкеремы скифского флота прочно запечатали часть дельты и начали регулярное патрулирование, уже успев потопить пару либурн, пытавшихся прорваться в сторону греческих колоний. Мелкие суда, все больше рыбацкие, все же просачивались. Особенно по ночам. Вверх по течению все было не так спокойно и разведчики Ларина едва унесли ноги, повстречав флотилию бирем Палоксая в полудне пути. Хорошо, вовремя заметили и успели вернуться. Преследовать их не стали.

На другой берег скифы пока не совались. Там уже второй день маячила конница Палоксая, ожидая дальнейших шагов Ларина, но не предпринимая ответных контратак. Это немного озадачило адмирала. На воде они были сильны, но хороший удар мог бы выбить их из занятого города. «Видно, Аргим быстро продвигается, — решил Леха, которому уже не сиделось на одном месте, — связывает их основные силы. И Палоксай решил подождать в надежде победить конных, а потом, если повезет, и с нами разделаться. Но я ему такого удовольствия не доставлю».

Проведя смотр своим войскам и посчитав потери, которые были не так велики, Леха собирался двигаться дальше вверх по течению. Сил у него пока хватало для одного-двухрешительных ударов в сердце врага. Однако не хватало информации о действиях противника, которая развязала бы руки бравому адмиралу. Леха, конечно, был бесшабашным парнем, но уже немалое пребывание на командных постах научило даже его размышлять о маневрах противника. Он не хотел броситься в атаку и тут же натолкнуться на превосходящую по численности конницу Палоксая, победа над которой в первых сражениях дорого обошлась даже скифам Иллура. А уж стычка с пешим воинством в чистом поле вообще может закончиться разгромом.

Этого Леха, мечтавший еще взять приступом лесной дворец Палоксая, где мог скрываться старейшина Иседон, не мог себе позволить. И потому медлил, подчиняясь предчувствию. А тем временем приказал снять c квинкерем еще триста морских пехотинцев и перебросить в Хамор, распределив по кораблям, командам которых вновь пришлось потесниться.