Чтение 14–й страницы книги ~Прыжок льва~

Машины Архимеда

Разгрузка войск Карфагена заняла несколько часов. Прикомандированный Гиппократом офицер по имени Диодокл провел финикийцев в казармы, что примыкали к портовой крепостной стене. Казармы были каменными, многоэтажными и позволяли разместить там до пяти тысяч человек. Они пока пустовали, если не считать обитавшей здесь охраны порта. Были, как выяснилось, в Сиракузах и другие казармы для пехоты и конницы, в верхней части города. Там сейчас Гиппократ собирал бойцов в свою новую армию, в помощь той, что уже вступила в столкновения с римлянами. Бои, даже скорее стычки, пока шли на дальних подступах с переменным успехом.

Федор отдал должное организации — его небольшую армию не только разместили на постой, но и немедленно накормили, хотя ужинать пришлось уже в кромешной темноте при свете костров. Поел из солдатского котла и сам Федор, хоть Гиппократ и звал его к себе, а также скифский адмирал. Оба морпеха греческой кормежкой остались довольны.

Ларин, избежавший смерти в морской пучине, теперь не отходил от Федора ни на шаг, как и его скифы. Так что командир карфагенского экспедиционного корпуса на Сицилиибыл вынужден первое время постоянно передвигаться со свитой из переводчика, скифов и Летиса с Урбалом, которые тоже к ней часто присоединялись. Именно в таком составе наутро он появился в порту, где встретился с капитанами кораблей.

— Отправляйтесь назад в Апулию, — наказал Чайка капитану своего флагмана, — передайте Ганнибалу, что мы добрались вовремя. И еще вот это.

Он протянул Ханору папирус, написанный вчера ночью при свете свечи и накрепко запечатанный. В свитке находились последние новости относительно Гиеронима, на тот случай, если Ганнибалу еще не донесли.

— Жду вас вскоре с подкреплениями назад, — уже не так уверенно добавил Федор.

— Все выполню, — поклонился Ханор и, едва Федор покинул палубу квинкеремы, отдал общий приказ к отплытию.

Оказавшись на набережной, где его поджидали друзья-финикийцы, скифская свита во главе с адмиралом и Диодокл, Федор Чайка некоторое время наблюдал за тем, как его квинкеремы покидают порт Сиракуз, медленно проплывая мимо греческих кораблей. Запиравшая на ночь гавань цепь с шумом погрузилась в воду, и финикийские корабли, один за другим, оказались в открытом море. Окинув взглядом изумрудные волны, Чайка не заметил поблизости римских судов и, подавив вздох, что-то подсказывало ему, что не скоро он вновь увидит свои корабли, обернулся к Диодоклу.

— Теперь я готов встретится с Гиппократом.

— Сегодня утром он неожиданно отбыл по делам, — сообщил офицер, одетый в кожаный панцирь с ламбрекенами, поножи и шлем. Из оружия при нем был только короткий меч. Ни щита, ни копья этот гоплит не носил, не обременяя себя подобными тяжестями. Видимо, сказывалась принадлежность к штабу.

— Что-то случилось на сухопутном фронте? — деловито осведомился Чайка: — Римляне?

— Он просил извинить его и отложить разговор до возвращения, — ушел от ответа Диодокл, — скорее всего, до вечера. А я тем временем могу показать вам защитные сооружения города.

— Ну что же, — не стал отказываться от такой возможности осмотреть знаменитые стены Сиракуз командир финикийского корпуса, — пожалуй, я с удовольствием осмотрю их. Показывайте вашу гордость.

Диодоклу явно понравилась похвала.

— Поднимемся сначала на ближние к порту сооружения, — предолжил он, — здесь сосредоточено больше всего машин и есть на что посмотреть.

— Что он сказал? — деловито осведомился Урбал, прищурившись на солнце, после того как грек направился к ближней стене, у которой начиналась лестница наверх.

— Предложил осмотреть городские стены и машины, что на них установлены, — ответил Федор, направляясь вслед за Диодоклом.

— Дело хорошее, — кивнул Урбал, — надо знать, на что способны эти греки, если запахнет жареным.

Миновав охранников, Федор и Марбал первыми покинули пирс, поднявшись по узкой лестнице на ближайшую стену. По ней бродили греческие солдаты, то и дело бросавшие настороженные взгляды на море.

Отсюда открывался отличный вид на военную гавань Сиракуз, а была еще и торговая, примыкавшая к ней. Две длинные стены, выстроенные вдоль далеко выдававшихся впередполуостровов, были как бы их продолжением. Словно две руки, они охватывали гавань с двух сторон, а в нижней части, отделявшейся от моря скальными выходами морского дна, был сделан относительно узкий проход, перегороженный цепью, через который финикийцы вчера и попали в город. Просто так вражеским кораблям было в гавань не войти. Как минимум, надо было опустить цепь, для чего следовало захватить управлявшие ею сооружения.

— Это наш порт, — остановился Диодокл недалеко от ближайшей башни, — со стороны моря он защищен скалами и цепью. А, кроме того, метательные машины отлично простреливают всю акваторию и даже море за ней.

— Видел я уже такие варинты, — приблизившись к другу неожиданно проговорил по-русски Леха, вспомнив осаду Тиры, — тяжело, конечно, прорваться, но можно. Я уже научил своих скифов преодолевать такие препятствия.

Федор сделал знак Марбалу, изумленному незнакомой речью, мол, «переводить ничего не надо». Хотя сопровождавший их офицер уже вопросительно посмотрел на него, услышав замечание Ларина. Вместо этого Федор сам поспешил ответить другу.

— Будем надеяться, что римлянам до тебя далеко, — пробормотал он и уточнил, с недоверием поглядывая на расстояние от дальних стен до гряды рифов, — неужели ваши метательные машины в состоянии перебросить свои снаряды даже через цепь скал в открытое море? Ни одна из имеющихся у меня машин этого не может.

— Да, — с гордостью подтвердил Диодокл, — туда могут достать даже машины с дальней стены порта. А те, что установлены на оконечных башнях, выдающихся в море, могутпоражать корабли задолго до того, как они приблизятся к акватории.

— Они могли бы достать сейчас до моих квинкерем? — уточнил Чайка, измерив взглядом довольно внушительное расстояние, на которое уже отдалились от стен Сиракуз финикийские корабли.

— Пожалуй, смогли бы, — после некоторого размышления, ответил греческий офицер.

«Если не врет, то это серьезно, — подумал про себя Чайка, не желая пока особенно нахваливать машины Архимеда, чтобы так явно не признавать превосходство Сиракуз в оборонительной технике, — этак можно всех топить еще на подходе. Жаль, что этот Архимед не родился в Карфагене, тогда бы нам вообще не было равных. И Рим бы уже давновзяли».

— А как вы защищаете вот эти пирсы? — спросил Федор, свесившись со стены между зубцами и осматривая еще несколько пристаней, сооруженных с внешней стороны городских укреплений, у самого подножия скал. Там стояли торговые корабли, у которых сновали рабы, перетаскивая товары на берег.

Переводя взгляд с кораблей на море, Федор даже ненадолго забыл о цели своего прибытия в Сиракузы, — так вокруг было хорошо. Отсюда, сверху, сквозь изумрудную воду, на поверхности которой играли солнечные блики, навевавшие мысли о пляжном отдыхе, было видно песчаное дно. И ему даже показалось, что он рассмотрел несколько ярких рыб, приплывших сюда с рифа.

— Если враг вовремя замечен, то корабли успевают скрыться во внутренней гавани, — ответил Диодокл, проходя дальше вдоль стены мимо обычных с виду баллист, у которых дремала прислуга, к одному из гигантских «кранов». Основание этой конструкции уходило далеко вниз и было вкопано в каменистую землю.

— А если враг все же приблизился и решил захватить стены, не проникая в гавань, то в дело вступают вот эти изобретения, — грек с гордостью указал на огромную деревянную стрелу, с которой свешивались вниз канаты с крюками, — мы подвешиваем к ним очень тяжелые балки. Если их сбросить сверху на триеру или даже квинкерему, то она легко пробьет верхнюю палубу и разрушит ее. А если корабль легкий, то может даже переломить пополам.

— Очень полезное изобретение, — согласился Федор, припоминая, что в прошлой жизни что-то об этом читал.

Аналогичный кран, только более компактных размеров, греки пытались применять и в абордажном бою, устанавливая их на своих кораблях. Сбрасывая поднятые под самый верх мачты балки или большие камни на палубу противника, они стремились достичь того же эффекта, который только что описал «военным туристам» Диодокл. Кажется, эта система у них называлась «Дельфин». Правда, применялась она крайне редко. Не всегда было время и возможность подвести свой корабль на нужное расстояние, да и противник видел это смертоносное приспособление издалека и, понятное дело, стремился избежать контакта. Другое дело оборона города, где этих «кранов» было изготовлено невообразимое количество, и кораблям, вознамерившимся приблизится к стенам, деваться было просто некуда.

Осмотрев внимательнее это сооружение ведущей инженерной мысли, Федор решил, что оно способно не только сбрасывать подвешенный груз строго вниз, но и еще поворачивать стрелу вправо и влево, расширяя «радиус обстрела».

— Это так, — признался Диодокл, погладив шершавую несущую балку, — внутри Архимед приказал протянуть канат, которым приводится в действие вся конструкция. Так что кораблям, оказавшимся поблизости, все равно не избежать атаки.

Заинтригованный Ларин, слушавший быстрое бормотание переводчика на греческом и финикийском, не выдержав, захотел немедленно кое-что спросить у самого Диодокла. Но Федор опередил его, переживая, что не очень дипломатичный от природы Леха испортит все дело.

— Так значит ваши знаменитые машины и орудия создал Архимед? — хорошо изобразил удивление командир карфагенян.

— Да, все эти машины изготовил он, — признался Диодокл, слегка нахмурившись, — вернее механики по его чертежам. Да и то после того, как наш тиран Гиерон, увидев егоопыты с канатами и перемещением тяжестей с помощью блоков, упросил Архимеда создать несколько таких машин для обороны города. Ведь сам Архимед презирает создавать машины, считая это уделом грубых людей.

— Чего он говорит? — не выдержал Леха, дернув за рукав Федора, — не, я и сам кое-чего понял, но так, в общих чертах. Про Архимеда рассказывает?

— Да, говорит, что тот совсем не любит создавать свои машины, — перевел Чайка.

— Как это не любит? — не поверил своим ушам Ларин. — Такой известный механик и на тебе, не любит мастерить машины. Что-то я не догоняю. А кто это все построил, Пушкин?

— Это я как раз и пытаюсь выяснить, — успокоил нетерпеливого друга Федор, немного отодвигая его назад. — Дай мне пять минут, я тебе потом все расскажу. Или учи финикийский, а то Марбал пока на русский переводить не умеет.

Измученный трудностями перевода Леха замолчал, а Чайка сделал несколько шагов в сторону Диодокла и поинтересовался.

— Мой друг спрашивает, а почему Архимед так не любит создавать машины. Ведь, нам казалось, он именно этим и знаменит?

Прежде чем ответить, греческий офицер предложил переместиться еще метров на двести по стене. Обогнув вслед за ним башню, члены свиты командира экспедиционного корпуса оказались у гигантских размеров катапульты, рядом с которой лежали несколько обтесанных каменных глыб, каждая из которых могла при точном попадании запросто превратить бирему в груду обломков, а триеру расколоть надвое.

— Вот это машина! — не смог сдержать восхищения Урбал: — Да ядра к ней даже Летис поднять не сможет. Представляю, какие разрушения она вызывает.

Здоровяк из Утики обиженно засопел, присматриваясь к размерам глыб. Но вскоре вынужден был признать, что его друг прав. Камни были слишком массивные. Однако вскоре стало ясно, что и в Сиракузах не найдется подобных силачей. Подъем и загрузка «снарядов» производилаиь здесь не вручную, а с помощью небольшого приспособления из блоков, стоявшего рядом с катапультой. Видимо, тоже детище Архимеда.

— Эта катапульта способна выбрасывать массивные каменные глыбы очень далеко, — пояснил греческий офицер. — Одно попадание — и корабль противника выведен из строя и не сможет дальше продолжать бой. Находящимся на нем морякам остается только молиться Посейдону, что глыба снесет надстройки, но не повредит руль или мачту, иначе они не смогут даже спастись бегством.

— Так что же все-таки с Архимедом? — напомнил Федор, которого постоянно теребил Леха, так и не дождавшийся ответа на поставленный вопрос. — Почему он не любит механику?

— Он считает это низменным занятием, — нехотя признался Диодокл, — не достойным его возвышенных мыслей. А сам все время настолько занят своими размышлениями, что не замечает ничего вокруг. Часто забывает о еде и даже не ходит в баню.

Углядев на лице командира финикийцев изумление, Диодокл подтвердил это еще раз.

— Да. Его приходится водить туда друзьям почти силой. Но и там, рассказывают, Архимед сидит, погруженный в свои размышления и все время чертит на песке или золе, а иногда и на своей коже, какие-то рисунки. Вычисляет.

— Однако, — кивнул удивленный Федор, — насчет бани я не знал. Впрочем, гении все немного… того. Марбал, не надо это переводить. А то обидим еще.

Уже раскрывший рот переводчик замер на полуслове. Но Диодокл этого не заметил. Он облизнул пересохшие губы и продолжил. Видно, Чайка затронул одну из тем, волновавших всех жителей Сиракуз.

— Архимед вообще очень странный грек. Говорят, что он очарован сиреной, которая его вдохновляет, и никогда не расстается с ней, — проговорил Диодокл, скрестив руки на груди и посмотрев в открытое море.

— Очень может быть, — быстро согласился Федор, чтобы подтолкнуть штабного офицера к дальнейшим рассказам.

— Однажды он договорился даже до того, — с усмешкой сказал Диодокл, — что сказал Гиерону — если бы у него была вторая земля, чтобы о нее опереться, он бы перевернул эту!

— Да, это он хватил, — кивнул Федор, немного улыбнувшись, — это же невозможно.

А про себя подумал: «соплеменники всегда воспринимали гениев как полоумных. За пару тысяч лет ничего не изменилось. Сэ ля ви».

— Он даже огласил уже свое завещание, — поведал греческий офицер, округлив глаза, — и знаете, что он там написал?

Федор пожал плечами.

— Он хочет, чтобы на его могиле был установлен цилиндр с шаром внутри и высечен расчет соотношения объемов этих фигур.

— Ну это уж слишком, — заверил Чайка.

— Нет, вы подумайте! — не мог успокоится Диодокл: — Боги когда-нибудь покарают его за такое!

Офицер сделал несколько шагов и, обходя катапульту и взяв себя в руки, закончил мысль.

— В общем, если бы не Гиерон, то мы никогда не имели бы этих машин и были бы гораздо слабее. А за то, что он дал нам такое оружие, Архимеду можно простить все его странности.

— А с ним можно будет… познакомится? — набрался смелости Федор Чайка.

Нельзя же было упускать такой шанс. Кроме того, Федора постоянно терзало беспокойство родом из прошлой жизни. Если все пойдет, как было написано в учебниках, то Архимед должен скоро погибнуть от руки римского легионера. Пока море было спокойным, да и на суше все шло хорошо, но командиру финикийцев отчего-то казалось, что это не надолго.

— Он мало с кем разговаривает, все время проводит во дворе своего дома вон в том квартале, — махнул рукой Диодокл в сторону верхнего города, застроенного невысокими симпатичными особняками, покрытыми красно-бурой черепицей, — даже Гиппократ видится с ним редко. Впрочем, он иногда любит прогуливаться по этим стенам и смотреть на море. Если вы вдруг окажетесь на его пути, попробуйте, быть может, он поговорит с вами. Он любит иностранцев.

В душе Федора забрезжил лучик надежды.

— Ты хочешь посетить самого Архимеда? — спросил стоявший рядом Урбал.

— Да, — кивнул Федор, — люблю общатся с умными людьми.

— Я тоже уважаю ученых, — заметил Урбал и добавил, — когда пойдешь к нему, не забудь взять меня и Летиса. Он тоже не против, как я вижу.

Здоровяк рассеянно кивнул, не сводя восхищенного взгляда с гигантской катапульты и лежавших неподалеку глыб.

— О чем он? — не выдержал Ларин, — о чем вы все говорите?

— Мы собираемся к Архимеду в гости, — просто заметил Федор, — пойдешь с нами?

— Ясен перец, — стукнул себя по груди скифский адмирал, отчего на ней звякнули нашитые сверху медные пластины, — куда ж без меня. Я больше всех хочу посетить этого, как его, геометра. Я с детства люблю геометрию.

— Хорош заливать, — усмехнулся Федор, переходя на русский, — не ты ли мне на службе рассказывал, что был двоечником по математике?

— Да когда это было, — развел руками Леха и хитро прищурился, — а теперь я совсем другой человек. Я все, что хочешь, начертить могу.

— Не надо, — отказался Федор, — тут для этого специалисты есть.

Диодокл еще несколько часов, почти до самого вечера, водил их по стенам, заглядывая в башни, которые поражали гостей своим набором больших и малых метательных машин, созданных Архимедом, казалось, на все случаи ведения войны. Башни Сиракуз были просто нашпигованы всевозможными приспособлениями и орудиями, приставленными к небольшим бойницам, не всегда заметным с наружи. Здесь были метательные машины для дальнего и ближнего боя, посылавшие в противника сразу по несколько стрел или дротиков, кучно поражая цель с расстояния всего в пятьдесят шагов. Это давало замечательную возможность «косить» почти в упор солдат противника, что смогли пробиться к самым стенам. Или ставить машины прямо на улицах и крышах, на случай прорыва в город.

Наконец, когда уставшие и замученные финикийцы уже вдоволь насмотрелись всех этих хитростей изобретательного греческого ума, Диодокл вдруг прервал экскурсию, заметив со стены большой отряд всадников. Их кирасы и шлемы поблескивали в лучах заходящего солнца. Глядя со стены, казалось, будто блестящая змейка ползет по каменной мостовой.

— Гиппократ вернулся, — проговорил он, внезапно останавливаясь посреди стены, — теперь я могу проводить вас к нему на совет.

— Благодарю, — дипломатично заметил на это Федор, посмотрев на солнце, давно прошедшее зенит, и лица своих уставших друзей, — мы бы хотели сначала умыться и перекусить. Да и Гиппократ, думаю, займется сейчас тем же самым. А чуть позже я в его распоряжении.

Немного подумав, Диодокл кивнул.

Глава пятая

Леонтины

Совет у Гиппократа состоялся тем же вечером, но оказался неожиданно коротким. Военачальник принял Федора, на сей раз явившегося без свиты с одним лишь переводчиком, сразу после обеда. Предложил вина. Но по всему было видно, что он торопился и принимал пищу, даже толком не переодевшись. Как вскоре выяснилось, военачальник сиракузян покинул город не утром, а еще вчера ночью, сразу после встречи с финикийцами, и успел за это время съездить в неизвестном направлении. Что-то там произошло, это стало ясно Чайке буквально сразу. Причем представитель Карфагена не ждал от Гиппократа хороших новостей, слишком уж тот был суров.

— Римляне недавно высадили на остров два новых легиона и вчера перебросили их под Леонтины, — нарушил затянувшуюся тишину военачальник Сиракуз, — Эпикид уже отразил два штурма. И даже нанес римлянам поражение в ответной атаке, почти целиком уничтожив их конницу. Но это было раньше.

Гиппократ встал из-за богато накрытого стола, не в силах сдерживать свою ярость, и прошелся по комнате. Разговор проходил там же, где военачальник недавно ел. В почти квадратной комнате на втором этаже особняка, из окон которого были видны укрепления порта.

— Неделю назад мы собирались наступать на Мессану, — проговорил он, теребя ламбрекен на своем доспехе, — и разбили в нескольких сражениях противостоявших нам римлян. Всех пленных я приказал казнить. А вчера, когда под стенами Леонтин появилось еще два легиона римлян, неожиданно высадившихся возле Катаны, положение круто изменилось. Их появление почти в тылу моих сил заставило меня отойти назад. Теперь мы думаем только о том, как удержать собственные земли и не пустить Марцелла за их границу.

Изуродованная щека Гиппократа нервно подергивалась.

— А что, прибывшими легионами командует Марцелл? — не так уж сильно удивился Федор.

— Да, сенат Рима вновь назначил его консулом, — сообщил Гиппократ, а вместе с ним командовать двадцать вторым и двадцать третьим легионами прибыл и претор Аппий Клавдий Пульхр.

Взяв со стола чашу с вином, Гиппократ подошел к окну и бросил взгляд на порт, над которым сгущались теплые сумерки.

— Наступление на Мессану остановлено, — процедил он сквозь зубы. — Марцелл наводит порядок в разбитых нами легионах. Казнит проявивших трусость. После первого неудачного штурма уже стал возводить линию укреплений вокруг города, чтобы начать планомерную осаду. Ведь Леонтины тоже хорошо укреплены.

Вернувшись к столу, где Чайка мирно потреблял вино, Гиппократ продолжил размышлять вслух.

— Мне доносят, что у Катаны пристало около шестидесяти римских квинкерем. Вероятно, скоро они будут здесь. Хотя римляне и осведомлены о машинах Архимеда, все же явно недооценивают их, поскольку никогда не испытывали их удары на своей шкуре. Так что нападение с моря меня не страшит. Здесь мы всегда отобьемся.

Он наклонился чуть вперед и добавил, усмехнувшись:

— К счастью, как сообщают мои лазутчики, сенат не разрешает Марцеллу использовать еще два легиона из римлян, разбитых Ганнибалом при Каннах, что стоят у той же Мессаны. Они объявлены трусами, запятнавшими честь Рима, и сосланы сюда с указанием «никогда не ступать на землю Италии». Сенаторы запрещают им даже воевать, чтобы смыть свой позор кровью, а используют только на самых грязных работах.

— Ну это нам только на руку, — заметил Федор, сделав вид, что впервые слышит об этих легионах, и подвел черту, — итак, насколько я понял, против нас сейчас что-то около двух легионов под Леонтинами. Не считая уже разбитых и разбежавшихся солдат, из которых Марцелл пытается собрать третий. А также еще два легиона под Мессаной, которые высокомерный сенат даже в трудную минуту не разрешает пустить в ход. Никаких союзных армий с Марцеллом нет?

— Нет, — подтвердил Гиппократ, — только сами римляне. Все самниты и луканы давно перешли на сторону Ганнибала.

Федор помолчал. Греческий полководец тоже.

— Есть еще гарнизоны в разбросанных по всему острову небольших городах, но это незначительные силы, — уверил его Гиппократ, — Марцелл никогда не будет использовать их, пока в строю есть достаточно легионеров.

— А сколько солдат у нас? — осторожно поинтересовался Федор Чайка.

— Под Леонтинами у меня было четыре тысячи солдат в сухопутной армии, не считая конницы, — ответил, чуть помедлив, Гиппократ, — большой восьмитысячный стоит на юге в Акрах. Он должен скоро прибыть в Сиракузы. А здесь я почти закончил набирать еще одну армию пехотинцев. В ней уже почти пять тысяч человек, но это новобранцы. Бывшие ремесленники. Нужно их еще обучить передвижению в строю и дать ощутить вкус крови. Только тогда они станут похожи на солдат.

— Ясно, — кивнул Федор, — у меня две тысячи с небольшим. Вскоре Ганнибал, конечно, пришлет еще войска. Но пока…

«Да интересный наклевывается вариант, — подумал командир экспедиционного корпуса карфагенян, поглядывая на сидевшего напротив грека в доспехах и переводчика, ловившего каждое его слово, — если прижмут только с моря, то еще отобьемся. А если еще и с суши, то придется туго. В общем, надо выигрывать войну на суше, так что придется посетить для начала эти Леонтины и нанести визит Марцеллу. Давно не встречались».

Словно услышав его мысли, Гиппократ вдруг встал и отрывисто произнес.

— Нельзя дать римлянам переломить ход событий и развить свой успех. Завтра утром я отправляюсь к Леонтинам с новобранцами. Там мы дадим легионам Марцелла настоящий бой и прогоним их из Сицилии.

— Я отправлюсь с вами, — тоже встал Федор, — и возьму половину своих солдат.

Рискнуть сразу всеми своими силами Федор не захотел.

— Хорошо, — кивнул Гиппократ, — на рассвете я пришлю за вами Диодокла.

На следующее утро, едва рассвело, пехотные подразделения сиракузских войск, состоявшие из пяти тысяч новобранцев, во главе с Гиппократом, и полторы тысячи африканских пехотинцев под командой Чайки, выступили из района порта. На этот раз Федор взял с собой хилиархию Карталона и сверх того триста человек из своих, оставив Урбала за старшего над теми, кто не покидал Сиракуз. От вездесущего скифского адмирала он и не надеялся отделаться, но Леха сам неожиданно предложил оставить его в городе.

— Чего я там в поле не видел? А тут поближе к машинам буду и кораблям, — поделился тот своими планами, — а может, и с Архимедом повстречаюсь.

— Ты только не вздумай без меня к нему в гости ходить, — предупредил Федор, — а то испортишь мне еще всю политику.

— Ладно, дождусь, — кивнул Ларин, поправляя ножны выданной ему на корабле фалькаты, — ты там римлян только всех не убивай. Оставь и на мою долю.

— Римлян на всех хватит, — успокоил его Чайка, вспомнив вчерашние подсчеты.

На том и расстались. Ларина Федор временно прикомандировал к своей хилиархии. И вверил заботам Урбала, с которым тот быстро нашел общий язык, хотя ни слова еще не понимал по-финикийски. Ларин, чудесным образом выловленный из вод Адриатики, оставался для всех скифским послом в армии Ганнибала, а потому мог и не принимать участия в предстоящих сражениях. Хотя, учитывая тот факт, что скифы были теперь союзниками испанской армии, никто ему этого запретить не мог. Да он и сам не собирался отсиживаться в стороне.

Впервые поднявшись на вершину прибрежного холма, Чайка на мгновение замер от неожиданности в седле, проведя первый день в районе порта, он и не подозревал, насколько огромны Сиракузы, ведь даже с моря они были видны не целиком. Перед ним раскинулся грандиозный город. Ехали они сейчас впереди пешей колонны на конях с Марбалом, Гиппократом и его конным охранением из пятидесяти катафрактариев. Еще две сотни конных греков тот отправил вперед.

Перед удивленным взором Федора открылся огромный греческий город, центр полиса, известного далеко за пределами самой Сицилии. Застроенные каменными домами улицы сходились чуть ниже, по правую руку от Федора, в огромную торговую площадь, уже заполненную в этот утренний час народом. Судя по всему, это был рынок. А торговля, несмотря на войну, ничуть не стихала. К площади по соседним улицам, часть из которых была видна сверху с этой точки, направлялись многочисленные телеги с товарами со всех концов света. Часть из них перевозила тюки и амфоры, недавно разгруженные в порту. А другие проникли в город через многочисленные ворота со всех обширных земель, принадлежавших этому греческому городу. Возницы покрикивали на народ, а рядом деловито шествовали приказчики в белых туниках. Жара, несмотря на ранний час, уже стояла страшная. Чайка обливался потом, хоть и был уже привычным к средиземноморским широтам.

— Ты никогда не бывал прежде в Сиракузах? — спросил Гиппократ, заметив явный интерес карфагенского посланника к городу и пояснил: — Это Эпиполы. Самый большой квартал в Сиракузах. Здесь живут не очень богатые граждане. Зато тут множество общественных построек, полезных всему населению Сиракуз. Вон там, видишь, тянутся на запад два акведука. Левый носит имя знаменитого Агафогла.[12]

«Знакомый персонаж», — невольно усмехнулся начитанный Федор. Проследив за указующей рукой, он действительно заметил поднятую вверх ажурными арками конструкцию, по которой с ближайших гор текла сюда вода, предназначенная для жителей этого густонаселенного города. Два акведука каменными рельсами рассекали бесконечный квартал на несколько частей и, кое-где вздымаясь над домами, порой заслоняли их от солнечного света. «Нечто подобное я видел в Риме и Карфагене, — вспомнил Федор, уже немало попутешествовавший по древнему миру, — цивилизация, однако».

— Вон там, правее, мы добываем камень для строительства домов и крепостых стен, — продолжал рассказывать Гиппократ, пока они проезжали через Эпиполы.

Взглянув правее, Чайка увидел мощные каменные выходы прямо посреди города. Снизу эти скалы были обтесаны и подрублены усилиями тысяч рабов, трудившихся с утра до ночи в каменоломнях. Зато добыча так нужного в строительстве камня была организована посреди густонаселенного района.

— Удобно, каменоломни прямо в черте города, — кивнул командир финикийцев, невольно предаваясь воспоминаниям, — в Карфагене каменоломни далеко за стенами.

Гиппократ не смог сдержать самодовольной усмешки, словно каменоломни в центре города были признаком цивилизованного общества.

— А театры у вас есть? — решил поддержать светский разговор Чайка.

— Конечно, — удивился странному вопросу Гиппократ, — взгляни налево. Ведь мы же центр греческого мира, а греки не могут жить без искусства, театров и общественных бань. Они должны постоянно просвещаться, изучая науки. А также ежедневно смывать с себя грязь и суету. Иначе чем они будут отличаться от варваров с востока.

«Финикийцы, между прочим, тоже с востока сюда пришли, — немного обиделся Федор, поворачивая голову налево, но не стал раздувать дипломатический скандал, — я-то, глупый, думал, что центр греческого мира в Греции, а он вот оказывается где. Хотя, судя по грандиозности построек, Сиракузы, похоже, ничуть не уступают Афинам. И, пожалуй, немного напоминают Карфаген».

Театров и других монументальных построек с колоннами и портиками здесь действительно хватало.

— Мы выехали из Ахрадины, а это квартал Тихе, — проговорил Гиппократ, щурясь на солнце, — Вон там, позади нас, остался храм Афины и Амфитеатр. А если взглянуть на вон те величественные сооружения, то разглядишь алтарь Гиерона.

Оглядев еще раз открывшуюся панораму, Чайка все же решил отказать Сиракузам в первенстве: «Красиво, конечно, но до Карфагена далеко. Хотя, жаль будет, если всю эту красоту сожгут римляне».

Закончив осмотр достопримечательностей, они немного ускорили ход, и спустя час объединенное войско, миновав грандиозный город, ускоренным маршем направилось на северо-запад острова. Дорога меж желтых холмов, поросших скудными рощами, была отличная. То и дело к ним прибывали посланцы от авангарда, сообщавшие, что римлянам пока не удалось прорвать фронт, и они могут передвигаться, не ожидая внезапного нападения. В результате, за два дневных перехода армия новобранцев продвинулась достаточно далеко. Переночевав последний раз в поле, утром они оказались под стенами Леонтин.

И здесь, впервые на этом острове, Федор увидел римлян своими глазами. Леонтины тоже были не простым поселком, хотя и значительно уступали Сиракузам в размерах. Тем не менее здесь тоже имелась хорошая крепостная стена. Город стоял на правом берегу довольно широкой реки. А напротив, на другом берегу, находился новехонький римский лагерь, до боли знакомый Федору своими правильными очертаниями. Не раз и не два, за время службы в Таренте, вколачивал он в каменистую землю эти обструганные колы. К своему большому удивлению, посмотрев чуть правее, Чайка заметил еще один римский лагерь, выстроенный чуть ниже по течению, но уже на этом берегу.

Второй римский лагерь перекрывал удобное сообщение Леонтин с побережьем по долине реки, вдоль которой была проложена дорога. Более того, легионеры Марцелла начали возводить вал, чтобы полностью окружить со временем город, отрезав его ото всех других источников помощи. Сейчас, к счастью, путь в город с юга, из гористой местности, по которой продвигались второй день новобранцы Гиппократа, еще был свободен. Здесь, на холмах, вне стен Леонтин, находилось некоторое количество греческих войск, которые тоже что-то строили на виду у неприятеля. Увидев приближавшееся из тыла войско, они на некоторое время прервали работы, разглядывая солдат. Конное охранение, призванное защищать их, тоже насторожилось. Несколько всадников даже подъехали поближе, но вскоре вернулись назад, убедившись, что это идут свои.

— Солдаты Эпикида, — пояснил Гиппократ, — они возводят вал, чтобы римляне не смогли полностью отрезать нас от дороги на Сиракузы.

— Понятно, — кивнул Чайка, — готовятся к длительной обороне. А не лучше ли покончить с римлянами хорошей атакой?

— Для этого мы здесь, — решительно кивнул военачальник Сиракуз.

Но судьба распорядилась иначе. Едва пятитысячная армия новобранцев вошла в город через главные ворота, как раздались звуки труб, возвещавшие о нападении. Проехав прямо в цитадель, примыкавшую к берегу реки, Гиппократ спрыгнул с коня и в сопровождении Чайки направился навстречу к спешившему в их сторону широкоплечему греку в темной кирасе. Тот спустился по лестнице со стены и вскоре оказался рядом.

— Вы вовремя, Гиппократ, — произнес тот, останавливаясь, — римляне только что пошли на новый приступ. Их биремы высаживают легионеров на наш берег выше по течению.

— Ничего, отобьемся, — не стал впадать в панику Гиппократ, — ты уже отбил несколько таких штурмов.

— Да, но это мне стоило почти трети всех солдат, — хмуро буркнул Эпикид, — еще пара таких штурмов и мне не с кем будет воевать. Хорошо, что ты привел свежих бойцов.

— Они еще неопытны в бою, а солдат у тебя и так достаточно, — заявил Гиппократ, подав свежую идею. — А ты не прячься за стенами. Атакуй сам и отбрось римлян за реку. Что-то они уж слишком хорошо себя здесь чувствуют, на нашем берегу. Почему ты не разогнал их строителей и позволил начать возводить вал? Еще немного и они действительно отрежут Леонтины ото всех источников помощи. Надо немедленно атаковать!

Марбал едва успевал вполголоса переводить все, о чем говорили военачальники Сиракуз. Федору даже показалось, что они просто ругались.

— После договорим, — прошипел подвергнутый критике Эпикид, — мне пора на стены. А ты можешь делать со своими солдатами все, что пожелаешь.

— Здесь все солдаты мои, — напомнил собеседнику о том, кто здесь старший, Гиппократ.

Но Эпикид уже поднимался по лестнице, придерживая ножны меча.