Чтение 27–й страницы книги ~Приглашение в рабство, или Требуются девушки для работы в Японии~

– Вот это жизнь! Вы так мало там побыли, а так много заработали! Когда я вернусь из Греции, обязательно наберу себе полную ванну шампанского и буду в нем купаться.

– Откуда? – спросили мы в один голос с Наткой.

– Из Греции.

– На черта тебя туда несет? С мамой едешь отдыхать?

– Нет, сама.

– По турпутевке?

– Нет, работать.

– Работать?! – ахнули мы.

– Ну да, работать. А что тут такого? Я всю жизнь мечтала посмотреть Древнюю Элладу. Мне недавно объявление подвернулось, мол, требуются девушки от восемнадцати до двадцати пяти лет для работы официантками в самых роскошных ресторанах Греции. Зарплата высокая. Я прошла конкурс! – гордо улыбнулась девчушка.

Мы с Наткой переглянулись, не в силах произнести ни слова.

– Тебе не нужно туда ехать, – наконец сказала Натка.

– Почему? Я ведь тоже хочу нормально пожить, денег заработать. Ведь я уже третий сезон без зимних сапог хожу! Я же прошла конкурс, нужно быть последней идиоткой, чтобы упустить такую возможность!

– Нужно быть последней идиоткой, чтобы поехать работать в Грецию, – разозлилась я. – Ты не будешь ни официанткой, ни танцовщицей, ни даже посудомойкой – там своихнавалом, некуда устраивать! Ты будешь обычной проституткой в каком-нибудь дешевом борделе. И это в лучшем случае, а в худшем ты попадешь в рабство и будешь вкалывать, имея по десять клиентов в день, за тарелку супа и крышу над головой.

– Какое рабство? О чем вы говорите? Мы в каком веке живем?

– В двадцать первом. Только и в двадцать первом веке тоже есть рабство.

Девушка посмотрела на нас глазами, полными слез, и громко закричала:

– Вы просто завидуете!

– Чему? – удивились мы. – Мы только хотим предостеречь тебя от большой беды.

– Быть проституткой или нет – зависит от самой девушки! Я не хочу быть проституткой, и никто меня не заставит заниматься этим делом!

– Наивная! Ты рассуждаешь так потому, что находишься на родине, рядом с мамой, друзьями. Там другие законы, и там никого не интересует твое мнение. Там свои правила игры, и ты будешь играть по этим правилам, а иначе ты просто станешь трупом.

– Вы все врете! Вы просто завидуете!

Девчушка выскочила из квартиры, громко хлопнув дверью. Натка сходила в ванную, зачерпнула пару бокалов шампанского и грустно сказала:

– А ведь эта дурочка и в самом деле завтра улетит.

– Ты все равно не сможешь ее остановить. Ее никто не остановит. Мы привыкли учиться не на чужих ошибках, а на своих собственных.

– Но ведь она вряд ли вернется, а если вернется, то ты только подумай – какой!

– Тут ничего не сделаешь. Попробуй расскажи нашу историю кому-нибудь из близких – никто не поверит. У меня, наверное, до конца жизни будет стоять перед глазами тот гроб, который мы видели у притона. Он был сделан из дешевых досок. Его даже не обшили тканью… А ведь эта девушка была совсем молодой.

Всю неделю мы отсыпались, набирались сил и потихоньку возвращались к обычной жизни. Янг звонил почти каждый день и говорил черт знает сколько времени. Сколько стоили все эти переговоры, остается только догадываться, а Натка была без ума от его звонков. Я верила, что впереди ее ожидает счастливое будущее.

– Натка, ну а если он предложит тебе замуж, ты выйдешь?

– Он пока не предлагает.

– Скоро предложит, вот увидишь. У тебя будет роскошная вилла, вернее, несколько вилл, дорогие автомобили. Только тебе придется организовать свой бизнес, чтобы не было скучно.

– Но он же мне ничего не предлагает, – смеялась Натка.

– Предложит, ты ведь сама говорила, что намеки уже были.

Мы затеяли грандиозный ремонт, который лично мне был не по душе, так как я считала эту затею пустой тратой денег.

– Зачем тебе делать ремонт, если ты в скором времени выйдешь замуж! – возмущалась я.

– Я еще никуда не выхожу, – отмахивалась Натка.

– Выйдешь. Не будешь же ты жить в этой убогой двухкомнатной хрущевке с дипломатом, важным политическим деятелем, миллионером, наконец!

– Пока он здесь не живет, а дальше будет видно.

Однажды вечером мы сидели на диване, ели виноград и смотрели телевизор. В дверь позвонили.

– Господи, кого там еще черти носят, – возмутилась Натка и поплелась открывать.

Через минуту до моих ушей донесся пронзительный Наткин крик. Я выскочила в коридор и с размаху уткнулась в парочку огромных качков. Один из них схватил Натку за волосы и потащил в зал. Другой быстро загнул мне руки за спину и прижал к стене.

– Пусти, больно, – закричала я. – Дай виноград доесть.

– Михей, смотри, а девчонки-то с юмором, – усмехнулся мой мучитель.

– Сейчас мы им такой виноград устроим! – зло сплюнул на пол его приятель, связывая скотчем Наткины запястья.

Меня постигла та же участь. Нас усадили к батарее и заткнули рот грязной тряпкой. Качки поставили стулья и сели напротив. Тот, которого назвали Михеем, достал пистолет и положил рядом с собой.

– Ну что, телки, давайте знакомиться. Сейчас я вытащу кляп, но если хоть одна из вас закричит, стреляю без предупреждения!

Немного отдышавшись, мы стали рассматривать своих обидчиков.

– Руки бы тоже освободили, больно же все-таки, сил нет терпеть, – пожаловалась я.

– Потерпите!

– Но вы ведь все равно с пушкой, так что в случае чего можете стрельнуть. Правда, в этом доме нет шумоизоляции, тут стены из картона, все слышно.

– Точно, – поддержала меня Натка. – Я иной раз ночью сплю, а сосед кран плохо закрутит – так слышно, спасу нет! Кажется, что прямо по голове: кап-кап-кап. Я встаю, обуваю тапочки и иду к соседу разбираться.

– Не говори, подруга, – продолжила я, развивая эту тему, – понастроили коробок, а о людях не позаботились. Даже в туалете нельзя нормально посидеть, соседи стучат – все слышно. Вот теперь мальчики пришли, а толком пострелять не могут – шумоизоляция не позволяет…

– Заткнитесь вы! – перебил нас второй качок и посмотрел на Михея. – Они чокнутые, что ли! Григорич нас предупреждал, что они гонят будь здоров как, но ведь и меру надо знать!

– Так вы, значит, от Григорича? – спросила я.

– От него самого.

– Так надо было сразу предупредить Мы бы хоть себя в порядок привели, стол накрыли. Григорича мы знаем и уважаем.

Качки растерянно переглянулись.

– Павлуха, девчонки, в натуре, гонят!

– Кто кого гонит? – улыбнулась Натка. – Мы вас никуда не гоним. Только не по-людски как-то вы к нам в гости пожаловали, руки вот связали. Развязывайте давайте, а я вам картошечки быстренько сварганю. Голодные небось? Уж мы-то знаем жизнь бандитскую – вечно холодные, голодные, невыспавшиеся.

– Конечно, – поддержала я Натку. – Стол накроем, посидим по-человечески. Мальчики за столом и расскажут, зачем пожаловали, а то неудобно как-то: Григорич нам всегда столы накрывал, деликатесы выкладывал, дорогими джинами поил. Деликатесы мы вам, конечно, не обещаем, но что имеем – все на стол поставим.

– Послушай, Михей, на фиг мы им рты-то освободили! Они нам даже слова не дают сказать.

Михей пожал плечами и задумчиво сказал:

– Павлуха, а может, и в самом деле им руки развязать? Девчонки нормальные, пусть на стол накроют. Мы же и в самом деле с утра не жравши, и еще неизвестно, когда теперь удастся пожрать, ведь весь день в суете. За столом и побеседуем.

– Правильно, – поддакнула я Михею. – Правильно говоришь, сразу видно – наш человек.

Качки переглянулись и развязали нам руки. Мы отправились на кухню и принялись чистить картошку. Качки сели напротив и следили за каждым нашим движением. Время от времени Павлуха угрожающе потряхивал пистолетом.

– Послушай, ты бы свой пугач убрал, – разозлилась я.

– Это не пугач, а настоящая пушка, – обиделся он.

– Что-то не похоже. Я из такого в детстве по воронам палила, только они не дохли.

Павлуха побагровел от злости и взревел:

– Михей, все-таки телки эти чересчур наглые! Может, их в чувство привести?!

– Не понимаю, Михей, почему твой друг так сильно злится, – улыбнулась я. – Мне кажется, он сильно переутомился. Надо бы его специалистам показать. Пистолет у него какой-то игрушечный. Я такой недавно племяннику на день рождения подарила. Пять лет исполнилось.

– Я же тебе сказал, что пушка настоящая! – рявкнул Павлуха. – Могу продемонстрировать на твоей башке.

– Нет уж, спасибо. Ты бы лучше спрятал свою пушку, а то я из-за нее шкурку слишком толстую срезаю. Всегда шкурки тоненькие, а тут сразу по полкартошины в ведро зря падают. Отходов много, понял? А картошка, между прочим, денег стоит!

– Можно подумать, ты на картошку в Токио не заработала!

– Представь себе, не заработала.

Пока жарилась картошка, мы открыли парочку банок консервов и поставили на стол. Затем сделали нехитрый салатик и достали бутылку красного грузинского вина. Как только картошка пожарилась, мы разложили ее по тарелкам и сели друг напротив друга.

– Вот так, мальчики, надо в гости приходить, – улыбнулась Натка. – Видите, как чудненько сидим, по-семейному. Сказали бы раньше, что придете, мы бы голубцов сделали.

– Точно, или бы пирог испекли, – вставила я. – Натка, помнишь, какой ты в прошлом году пирог с черникой испекла? Пальчики оближешь!

– Помню. Только, по-моему, он тогда плохо поднялся. Тесто не очень удалось. У меня с яблоками лучше получается. Там и рецепт попроще, а на вкус – просто объедение!

– С яблоками тоже вкусно. Слушай, а ты в тесто соду добавляешь?

– Тихо! – заорал Михей и стукнул кулаком по столу. – Заткнитесь вы, наконец!

– Тише ты, тише, – остановила его Натка. – Что ж ты такой горластый? Мы же тебя предупредили, что дом наш без шумоизоляции. Не ровен час, кто-нибудь из соседей пожалует. Это же хрущевка, сам знаешь, что их строили только для того, чтобы галочку поставить.

– Это точно, – улыбнулась я. – Говорят, что сейчас дома строят даже с повышенной шумоизоляцией. Вот это я понимаю! В таком доме стреляй – не хочу! А в этой хрущевке кого-нибудь заваливать – себя не уважать.

– Я вам сейчас языки повырываю! – разозлился Михей.

– Не надо нам ничего вырывать. Мы и так все понимаем с полуслова. Мы понятливые. Ты давай кушай, а то голодный, поди, весь день на ногах, – произнесла Натка заботливым голосом.

– Не на ногах, а на колесах.

– Ну, на колесах. Кушать-то все равно надо. Винца пригуби. Может, Пашеньке добавки подложить? Пусть не стесняется. Мало будет – еще пожарим.

Пашка зло толкнул Михея в бок.

– Михей, мы что, сюда жрать пришли, что ли? – голос его не предвещал ничего хорошего.

– Ну, и пожрать тоже. Что ж не пожрать, если кормят.

– Правильно говоришь, – похвалила я Михея. – Нужно уметь и дела делать, и обедать успевать.

– Кто из вас Наталья? – спросил Михей.

– Я.

– Понятно. Это, значит, у тебя роман с дипломатом?

– А какое это имеет к вам отношение?

– Прямое. Вы, когда в Токио работать ехали, знали, что проститутками будете?

– Нет, – переглянулись мы с Наткой.

– Так, значит, не знали. У вас паспорта забирали?

– Забирали, – ответила я. – Только вы можете их себе оставить на память. У нас, самое главное, российские есть. А за границу мы пока не собираемся, поэтому загранпаспорта нам вроде бы ни к чему.

– А за то, чтобы в Токио уехать, вы хоть копейку заплатили?

– Нет.

– Правильно, потому что за вас все расходы оплатила фирма. Вы затраченные деньги отработали?

– Нет. Но мы никому ничего не должны. Нас обманули. Вывозили как танцовщиц, а на место доставили в качестве проституток.

– При чем тут это? Самое главное, что вы бабки не отработали. Фирма понесла убытки.

– Если вопрос состоит только в этом, – произнесла Натка, – мы готовы оплатить понесенные фирмой расходы. Два билета до Токио, плюс открытие визы, плюс двести долларов на двоих, которые нам выделили перед полетом на личные расходы. Сколько всего получается? Посчитайте, и эту сумму мы готовы заплатить.

– А моральный ущерб ты не считаешь?

– Какой еще моральный ущерб?

– Самый обыкновенный. Фирма потеряла намного больше, чем ты посчитала. На ваше место была масса претенденток, и причем более покладистых, но предпочтение отдали вам. Вы должны были работать с того самого дня, как вас привезли, но вы не работали. Теперь давай посчитаем все просроченные дни. Считаем, что в день вы могли обслуживать как минимум двух клиентов. С каждого можно было бы слупить по сто долларов. Вот и умножь все это по сегодняшний день. Набежало довольно много. По десятке баксов с человека – это по-божески.

– Вы что, совсем сдурели?! – не выдержала я. – Какой еще моральный ущерб?! Это вы нам должны платить за моральный ущерб, а не мы вам. У нас договоренности не было, чтонам придется в Токио своим телом зарабатывать. Мы туда танцевать ехали.

– Короче, этот вопрос больше обсуждению не подлежит. Даем вам срок – ровно сутки. Завтра мы приедем к вам в это же время, и если вы не выкатите нам двадцать штук баксов, то будете закопаны живьем!

– Но у нас нет такой суммы!

– Ничего не знаем. Ровно сутки. И еще: если хоть одна вздумает заявить в ментовку, то будет харкать собственной кровью.

Мордовороты встали из-за стола и направились к выходу.

– Но у нас правда нет таких денег! – бросилась за ними Натка.

– Это не наши проблемы. Если вас завтра в назначенное время не будет – пеняйте на себя: о последствиях мы уже рассказали.

Как только за качками закрылась дверь, мы налили по бокалу вина и без сил уселись прямо на пол.

– Господи, нам и здесь покоя не будет! Это никогда не закончится… Нам не убежать от прошлого, оно будет вечно преследовать нас. Сегодня я вновь почувствовала себя проституткой. Я уже стала забывать это мерзкое чувство, – горестно сказала Натка.

Неожиданно зазвонил телефон. Натка схватила трубку, молча выслушала что-то и положила обратно.

– Кто это? – испуганно спросила я.

– Это опять они.

– Что им надо, ведь только что ушли?

– Они предупредили, что если мы захотим уехать из города или улететь в Самару, а может, куда подальше, то они расправятся с моей мамой и младшей сестрой.

Я знала, что Наткина мать жила неподалеку и даже не могла представить, какие проблемы свалились на ее дочь. Натка съехала по стене на пол и схватилась за голову.

– Даже за эту несчастную хрущевку никто не даст двадцатник!

– Мне кажется, что двадцатником здесь не отделаешься. Вымогательства будут продолжаться до бесконечности. Эти подонки никогда не оставят нас в покое. Нужно что-то придумать, у нас в запасе ровно сутки.

– Что тут придумаешь?! У нас с тобой трешка баксов, и все. Это деньги Янга. Я хотела на них сделать ремонт, только теперь это уже не актуально.

– Сейчас не до ремонта. Я знаю, что надо делать!

– Что?

– Нужно звонить Янгу. Он поможет.

– Зачем? Просить у него двадцатку? Он, конечно, даст, но завтра придут снова и попросят еще больше. И что? Мы опять будем у него просить?

– Тебе нужно позвонить и сказать, что ты попала в беду. Он поймет и что-нибудь придумает.

– Господи, Иришка, ну что ты несешь? Что он может придумать?! От него все это так далеко. Он может придумать что-то в бизнесе или в политике, но в борьбе с мафией он ничего не может придумать. Он живет в другом измерении. Он никогда не сталкивался с мафией и не знает, что это такое!

– Ната, Янг – единственный близкий тебе человек. Он любит тебя и не простит, если ты будешь хоть что-нибудь от него скрывать. Ты должна быть с ним откровенной. По крайней мере, это единственный из твоих знакомых, который располагает такой суммой.

Наш разговор прервал телефонный звонок. Натка взяла трубку и дрожащим голосом произнесла:

– Слушаю.

– Это опять мы! – раздалось в трубке.

– Что надо?

– Как обстоят дела с двадцатником?

– Никак.

– Ты завязывай так отвечать, а то без языка останешься. Слушай внимательно. Звонил Григорич и сказал, что если у вас нет таких денег, то он вам их прощает.

– Как это?

– А так: начнете их отрабатывать с завтрашнего дня.

– Как?

– Раком. Завтра в город приезжают китайцы, так что работы у вас будет невпроворот: только успевай раздвигать ноги и открывать рот.

– Да пошли вы! – Натка бросила трубку и уставилась на меня полными ужаса глазами.

– Они хотят, чтобы мы занялись проституцией здесь, во Владике.

– А больше они ничего не хотят?!

– Ирочка, где гарантия, что завтра они не потребуют большего?

Когда раздался очередной телефонный звонок, Натка отскочила от аппарата как ошпаренная и громко закричала:

– Не бери! Больше вообще не надо брать трубки! Надо его выключить к чертовой матери!