Юлия Шилова

Неслучайная связь, или Мужчин заводят сильные женщины

От автора

Дорогие мои друзья, я безумно рада встретиться с вами вновь!

Взглянув на роскошную обложку моей новой книги, вы, наверное, догадались, что в моей жизни произошли сильнейшие изменения, настало время коренных перемен!

Я перешла в ДРУГОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО, а это значит, что для меня открылись грандиозные пер–спективы и новые возможности! Издательская группа АСТ дружелюбно распахнуламне объятия и разбудила такой аппетит к жизни, какого уже давно не было. Хочется жить, творить, писать, любить и обнимать целый мир!

А еще я сменила имидж и стала блондинкой.

Да здравствует НОВАЯ ЖИЗНЬ! НОВОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО! НОВЫЙ ИМИДЖ! НОВЫЙ САЙТ: WWW.SHILOVA.AST.RU! У меня все новое, даже почтовый ящик для ваших писем –129085,РФ, Москва, абонентский ящик 30.

В тот самый момент, когда вы начнете читать этот роман, мысленно я буду с вами. Вы не представляете, что я испытываю, когда вижу людей с моими книгами. Хочется подойти, обнять и поблагодарить каждого, расцеловать всех читателей за то, что мы на одной волне; за то, что в этом безумном и слишком жестоком мире мы нашли друг друга; за то, что мы вместе!

Я чувствую желание поделиться с каждым из вас хоть капелькой душевного тепла и той неиссякаемой силой, которая есть сейчас во мне.

Переходить из одного издательства в другое всегда сложно. Это все равно что поменять семью. Но я больше не согласна жить в замкнутом пространстве барьеров и предубеждений. Я слишком долго шла к успеху, чтобы ломать себя и под кого-то подстраиваться. Разрыв с прежним издательством был неизбежен. К этому все шло, и случилось то, что должно было случиться.

Я не боюсь начать жить заново. Я справлюсь со всем, что уже произошло и еще произойдет, потому что я очень сильная. Сильная настолько, что могу поделиться этой силой с теми, кому ее не хватает. Испытания и трудности лишь закаляют мой характер. И несмотря ни на что, я всегда буду смотреть на мир так, как смотрят на любимого мужчину. Я буду постепенно приручать ПТИЦУ СЧАСТЬЯ.

И вот что я еще хочу вам сказать: все мои достижения – результат веры в себя и безграничной любви к вам, моим читателям. Ведь я далеко не всегда была такой преуспевающей, смелой, решительной и уверенной в себе. Помню время, когда мне даже взглянуть на отражение в зеркале было страшно. Я точно знаю, когда наступил переломный момент, когда я поняла, что больше так продолжаться не может, и произвела чистку своего Я. Нет большего облегчения, чем стать самой собой, поступать так, как тебе хочется, иполностью реализовывать заложенный внутри потенциал. Уже никто не может забрать у меня жажду жизни. Теперь я могу смело смотреть в будущее, шагать к победе и писать новый сценарий своей собственной жизни!

Милые мои, дорогие друзья, спасибо вам за то, что вы в меня верите, любите и читаете мои книги. Вы всегда рядом со мной! Ваша поддержка для меня просто неоценима. Я знаю, что именно благодаря вам у меня ВСЕ ПОЛУЧИТСЯ.

Я жду с нетерпением ваши письма. Не забудьте, что у меня поменялся абонентский ящик. Для меня это очень важно. Когда я читаю ваши истории, такое впечатление, что за моей спиной вырастают крылья, и хочется свернуть горы.

Издательство «АСТ» решило выпустить и те романы, которые выходили раньше, но в новой серии с прекрасными обложками и лучшей редактурой. Мне кажется, что таких красивых обложек у моих книг еще никогда не было, и если вы поддержите меня и начнете собирать эту новую серию, я буду вам безгранично благодарна. Вместе у нас все получится. Мы с вами от природы оптимисты, и незачем нам смотреть в грязь под ногами, мы ее просто не замечаем. Главное – помнить, что ЗА ОБЛАКАМИ ВСЕГДА СОЛНЦЕ!

Спасибо моим драгоценным читателям, моей семье, моим друзьям и знакомым.

Спасибо за то, что МЫ ВМЕСТЕ. Самый светлый уголок моего сердца всегда будет принадлежать вам.

Спасибо тем, кто меня любит, вы делаете меня лучше.

Спасибо тем, кто меня ненавидит, вы делаете меня сильнее.

Отдельное спасибо Яну Хелемскому…

Любящийвасавтор,

ЮлияШилова.

С ЛЮБОВЬЮ КО ВСЕМ СОСТОЯВШИМСЯ ЖЕНЩИНАМ И К ТЕМ, КТО ЕЩЕ СОСТОИТСЯ…

НИКОГДА НЕ БОЙТЕСЬ ВОПЛОЩАТЬ В ЖИЗНЬ СВОИ САМЫЕ СВЕТЛЫЕ МЕЧТЫ, НЕ БОЙТЕСЬ ВЕРИТЬ В СЕБЯ.

ВАЖНО, ЧТОБЫ У ВСЕХ НАС БЫЛИ СИЛЫ ДВИГАТЬСЯ ВПЕРЕД И ВПЕРЕД. БУДЬТЕ ВСЕГДА ГОТОВЫ К ОЧЕРЕДНОМУ БРОСКУ, А ЕСЛИ УПАДЕТЕ, ТО НЕ БОЙТЕСЬ ВСТАВАТЬ И НАЧИНАТЬ ВСЕ СНАЧАЛА.

КАЖДАЯ ИЗ НАС ИМЕЕТ ПРАВО ГДЕ-НИБУДЬ НА ЗАКАТЕ ЛЕТ СКАЗАТЬ СЕБЕ ПОТРЯСАЮЩУЮ ФРАЗУ: «Я СДЕЛАЛА ВСЕ, ЧТО МОГЛА, И ДАЖЕ БОЛЬШЕ»…

Глава 1

Самолет встряхнуло так, что сидящие позади меня пассажиры испуганно закричали. Я схватила бледного Матвея за руку и… почувствовала приближение смерти.

– О Боже…

Я никогда не любила летать на самолетах. Мне не нравится, что ответственность за мою жизнь лежит на плечах чужих людей. Я боюсь потерять контроль над действиями. Срабатывает инстинкт самосохранения, и меня не покидают тревожные опасения относительно взлета и посадки.

Сама мысль о необходимости подняться в воздух всегда меня ужасала. Кто-то умеет отвлекаться на время перелета книгой, фильмом, музыкой или приятной беседой. Кто-то,но не я. Чаще всего меня не спасают ни алкоголь, ни транквилизаторы. Обычно я трезвела намного раньше, чем нужно, и страх, а вместе с ним и головная боль возвращались.

– Не переживай. Это просто зона высокой турбулентности, – как-то неуверенно произнес Матвей и, выхватив носовой платок, судорожно смахнул выступивший на лбу пот.

С трудом пытаясь удержаться на ногах, стюардесса проверяла у всех ремни, не разрешала вставать и наклонять спинки кресел. Меня начало лихорадить. Просто не передать словами, до чего хотелось покинуть этот железный летающий гроб. Просто взять и выйти! Вот бы сейчас крикнуть стюардессам, чтобы они немедленно выпустили меня! Жуткие, неприятные ощущения. Очень сложно в такие моменты держать себя в руках. Выпрыгнуть – и дело с концом.

Когда самолет попадал в зону турбулентности, мне сразу начинало казаться, что мы уже падаем. Еще немного, и фрагменты наших тел будут искать спасатели под дымящимися обломками.

Матвей знал о моей нелюбви к авиации и перед полетом любил меня настраивать на нужный психологический лад: рассказывал, что автомобильный транспорт гораздо опаснее воздушного. Я делала вид, будто внимательно его слушаю, а сама недоумевала: неужели он совершенно не ощущает потенциальной опасности полета? Матвей напоминал, что самолетами каждый день летают миллионы людей и с ними ничего не происходит. Глупо отказывать себе в удовольствии путешествовать с комфортом из-за каких-то пустых страхов. Не стоит себя ограничивать. Нужно перебороть себя, выбросить из головы эту дрянь и наслаждаться прекрасным перелетом. Любоваться облаками и небом.

Иногда Матвей начинал посмеиваться над моей аэрофобией, мол, от случайностей невозможно уберечься, потому что они подстерегают нас повсюду. Есть вероятность, что на улице нас собьет машина. С крыши может упасть сосулька, а то и кирпич. В море никто не застрахован от кораблекрушения, в любую минуту может накрыть волна. Автокатастрофа – это тоже случайность.

Матвей настойчиво внушал, что самолет – это самый безопасный вид транспорта, а вот автомобиль – самый коварный. С этим я бы поспорила. В конце концов, в автомобиле я сама за рулем, а это значит, что мне приходится рассчитывать на себя, а не на кого-то другого. Возможно, все же это свойство моего характера, моей нервной системы. И все же жаль, что таблеток от страха не существует. Во время полета я впадаю в оцепенение и паникую от вида прогуливающихся по салону людей. Так бы им и крикнула, чтобы не вставали с мест, потому что мне начинает казаться, что самолет вот-вот упадет. Я с ужасом смотрю на стюардесс и не могу осознать: да, полеты являются частью их жизни, но почему они не боятся? Перед каждым путешествием я занимаюсь самовнушением, изучаю статистику авиакрушений и даже конструкцию самолета…

Больше всего я боялась смотреть в иллюминатор. Матвей, как мог, меня успокаивал и твердил, что так нервничать крайне опасно для психики. Я стыдилась своих страхов, но ничего не могла с собой поделать. Начинало бешено колотиться сердце, и почему-то казалось, что еще немного – и мне не хватит воздуха. Перед каждым полетом мне снились кошмары, и я просыпалась в холодном поту.

Да уж, подобная фобия реально мешает жить. Матвей же чувствует себя в самолете точно так же, как дома на диване.

…Вдруг самолет резко накренился, проснувшиеся пассажиры закричали, послышалась чья-то молитва. Стюардесса, не успев объяснить пассажирам, что необходимо положить голову на колени и прикрыть ее руками, сама с грохотом упала на пол и застонала от боли. Я ощутила, как меня затрясло, и вновь посмотрела на Матвея. Его скула заметнодергалась, а глаза налились кровью.

– Матвей, это все?! – отчаянно крикнула я и вжалась в кресло. По спине поползли ледяные струйки пота.

Я совершенно потеряла контроль над собой и впала в панику. Предчувствие смерти до предела обострило все ощущения. Уж я-то хорошо понимала, что уцелеть после падения с высоты в десять тысяч метров практически невозможно.

Я прокусила губу до крови и невольно подумала, что жизнь будет идти своим чередом, только вот меня уже не будет. Священник споет отходную, пришедшие проводить в последний путь вспомнят обо мне самое хорошее, а быть может, и самое плохое. На могиле оставят мои любимые алые розы. Так как хоронить меня придется в закрытом гробу, каждый из присутствующих возьмет розу, положит на крышку гроба, с грустью взглянет на мою фотографию и скорбно шепнет: «Она так боялась летать…»

А затем мой гроб опустят в землю, и люди начнут расходиться. Но те, кто дороже всего на свете, еще долго будут стоять, не веря в происходящее. Моя душа отделится от тела, я поднимусь над родными и попытаюсь им крикнуть, чтобы они не плакали. Зачем плакать, ведь я не чувствую боли? Но я не могу кричать. У меня больше нет голоса, и я опять лечу ввысь…

– Аня, это всего лишь турбулентность, – все тем же неуверенным голосом повторил Матвей, стараясь отвлечь меня от самых страшных мыслей. – Самолет идет на снижение. За иллюминаторами дождь и гроза.

– Тогда почему нам дали разрешение на посадку? Приземляться в штормовую погоду опасно!

– Анюта, но ведь летчикам виднее. Уверяю тебя, все будет хорошо, – попытался успокоить меня Матвей. Но было заметно, что сам он сильно нервничает.

– Матвей, что-то мне кажется, не долетим мы до этих Мальдив…

– Я же тебе сказал, мы попали в зону сильнейшей турбулентности. Знаешь, что такое турбулентность? Это беспорядочное изменение давления, температуры воздуха, направления ветра и скорости. Другими словами, наш самолет сейчас швыряет между двумя потоками воздуха, нисходящим и восходящим. Пойми, это просто-напросто болтанка. – Матвей старался говорить как можно спокойнее, но нешуточное волнение по-прежнему выдавал дергающийся лицевой мускул.

– Турбулентность бывает ра… разной, – от страха я начала заикаться. – Дело может начаться простой болтанкой в воздухе, а закончиться поисками «черного ящика» наземле. Как ты думаешь, что именно нас ждет?

– Аня, прекрати!

– Прекращаю, – почти шепотом ответила я, так сильно пересохло у меня во рту.

Я никогда не была на Мальдивах, но видела массу фотографий этих райских островов: коралловые рифы, ярко-голубая искрящаяся вода и сияющее солн–це. Очень эффектные фотографии. Все, кто летал на Мальдивы, остались в восторге. Я знала, что единственный международный аэропорт устроен практически на воде в столице страны, Мале. Рядом с аэропортом находится порт с катерами и гидропланами, которые доставляют туристов к отдаленным туристическим островам-отелям. Увлекающийся дайвингом Матвей обещал открыть мне подводный мир с чистейшей водой и огромным разнообразием красок. Он был здесь не раз и говорил, что на островах уникальная флора и фауна. А еще я слышала, что на Мальдивах один из лучших рынков по продаже раковин, кораллов и экзотических морских животных. Помимо этого, Мальдивы считаются наиболее романтическимместом в мире для влюбленных. Только вот с каждой минутой полета мне все больше и больше кажется, что нам не суждено посетить это романтичное место.

А дальше началось самое страшное. Мне стало казаться, будто самолет вот-вот затрещит по швам и развалится на части. Кто-то истерично завизжал:

– Мы падаем!!!

Один из пассажиров громко призывал всех немедленно прекратить панику и сохранять спокойствие. Самолет бросало из стороны в сторону. Помертвевший Матвей сжимал меня за руку и бессвязно бормотал себе под нос, что ничего страшного не происходит, это всего лишь воздушные ямы, что все самолеты так устроены, зато они могут вынести любую тряску.

Самолет раскачивало из стороны в сторону, и при каждом толчке кто-нибудь вскрикивал, что мы падаем. У пассажиров заметно побелели лица, а я с ужасом вжалась в креслои думала о том, что еще немного – и эта железная консервная банка развалится. Самолет то резко проваливался в воздушную яму, то неожиданно кренился. Пассажиры были сильно напуганы: одни плакали, другие молились. В проходе валялся багаж, упавший с полок, катались тележки. Пол был завален мусором. Некоторые пассажиры оказались заперты в туалетах, кое-кто отказывался сесть в кресло, предпочитая остаться на полу. О пристегнутых ремнях не было даже речи, но мы с Матвеем и не думали их отстегивать. Настоящий кошмар наступил, когда у сидящей на полу женщины началась настоящая истерика.

– Мы разобьемся! Сделайте что-нибудь! Я хочу жить!!! Мы умрем!

Она не унималась до тех пор, пока в салоне не появился один из летчиков и не приказал ей занять место и немедленно пристегнуться. Многим пассажирам стало плохо, и они просили у стюардессы бумажные пакеты.

– Матвей, ты меня любишь? – В самый неподходящий момент мне нестерпимо захотелось услышать его ответ.

– Люблю, – буркнул Матвей, дав понять, что ему сейчас не до романтики.

Когда самолет резко накренился в очередной раз, мы еще не знали, что близки к приземлению, но экипаж утратил контроль над машиной.

Слезы текли по моим щекам, живот сводило от страха. Девушку справа рвало.

Летчики, как могли, пытались остановить падение, они сажали самолет вслепую. А затем послышались нечеловеческие крики, страшный грохот и дикий свист. Меня оглушил удар о переднее кресло. Было такое чувство, что рвется металл. Паника усилилась. Некоторые кресла сорвало, свет погас, иллюминаторы разлетелись на осколки. Самолет во что-то врезался. Раздался взрыв, и начался пожар. Отовсюду доносились вопли, стоны и мольбы о помощи.

Увидев мертвую девушку в проходе, я закричала от ужаса. Из моего носа хлынула кровь. Я с трудом осознала, что нахожусь в эпицентре кошмара и что в отличие от многих пассажиров цела и невредима. Салон стремительно наполнялся клубами дыма. Из чудом уцелевших людей одни потеряли сознание, других парализовало от шока, и лишь немногие сохранившие самообладание счастливцы искали аварийный выход.

В момент крушения сидящего рядом со мной пожилого мужчину выбросило в проход на металлический пол. Он сильно ударился головой и теперь корчился в невероятных муках, просил о помощи и непрестанно повторял, что у него сломаны ребра. Неподалеку пассажирка билась в эпилептическом припадке. Возле нее лежал ребенок, который не мог даже шевельнуться.

– Я не хочу умирать. Не хочу, – стонал кто-то позади.

А затем началась жуткая давка. Оставшиеся в живых бросились к аварийному выходу, образовалась очередь. Люди толкались, задыхались от дыма и рвались вон из самолета.

Где-то там, за пределами горящего корпуса, ждали пожарные машины, машины «скорой помощи» и спасатели, которые пытались сделать все возможное, чтобы вытащить нас из черных клубов дыма. Окровавленные и обожженные пассажиры выпрыгивали из огня на какую-то конструкцию вроде надувного батута. Спасатели принимали жертв аварии. Выживших сразу же тащили к машинам «скорой помощи».

Из-за дыма вообще ничего не было видно. Матвей потерял сознание от страшного удара по голове. Я попыталась освободиться от ремня, но замок, как назло, заело. Затем расстегнула ремень Матвея и принялась трясти его за плечи:

– Матвей, миленький, приди в себя. Нужно выбираться! Иначе мы сгорим! Матвей!!! Матвей, очнись. Умоляю тебя, очнись, – уговаривала его.

Матвей словно услышал мои мольбы и открыл глаза.

– Аня, что происходит?

– Мы упали.

– Мы живы?

– Если мы с тобой разговариваем, значит, мы живы. – Я задыхалась от дыма. – Мы с тобой в рубашках родились, если, конечно, сможем отсюда выбраться и не сгорим.

– У тебя лицо окровавлено…

– Нос сломан. – Я сплевывала кровь и чувствовала, что у меня не только сломан нос, но и рот превратился в сплошную рану. – Матвей, нужно выбираться, а то будет поздно. Такая давка…

Матвей вскочил, закашлялся и, наклонившись, схватил меня за руку.

– Скорей, не то сгорим к чертовой матери!

– Я не могу! У меня ремень заело.

– Что делать?! – в панике спросил Матвей и тут же вновь согнулся от кашля.

– У тебя есть что-нибудь острое – ремень разрезать?

– Нет.

– Матвей, ну сделай же что-нибудь! Помоги мне освободиться.

Стена огня стремительно приближалась к нам. Проход был завален трупами и багажом. Оставшиеся в живых пассажиры пробирались к выходу, перелезая через кресла. Из-за сильнейшего задымления люди почти ничего не видели и брели на ощупь.

– Торопитесь! – где-то вдалеке у аварийного выхода раздавались команды стюардессы.

Едкие клубы дыма скрали от меня Матвея, но я нащупала его руку.

– Матвей, помоги! Вытащи меня отсюда.

– Аня, я жить хочу!

Увидев, что огненная стена уже совсем близко, Матвей резко рванул руку.

– Прости, – буркнул он и бросился искать выход.

– Матвей! – кричала я, задыхаясь, мешая крики с громкими рыданиями. – Матвей, не бросай меня! Не бросай меня умирать!!!

– Анька, извини! – раздался хриплый голос моего любимого мужчины.

– Матвей, не бросай!!!

– Ань, я жить хочу!!! – послышалось мне в ответ.

Из аварийного выхода выпрыгивали последние счастливчики. Им протягивали руки спасатели. Кого-то эвакуировали при помощи пожарной лестницы. Пожарные тушили самолет: из гидранта выплескивались хлопья белой пены, накрывая огонь слоем «снега». Где-то недалеко от меня звала на помощь женщина… Я не могла ее видеть. Я задыхалась от дыма и с ужасом смотрела на подступившую огненную стену.

Я не знала, что в госпитале, находящемся неподалеку от аэропорта, уже принимали первых раненых. Врачи приступили к срочным операциям, а медсестры раздавали обезболивающие средства. Тех, кто остался в живых и не получил серьезных повреждений, разместили в залах аэропорта. У большинства сгорела одежда, и все они находились в состоянии шока. Среди спасшихся пассажиров был и Матвей…

Но я не могла об этом знать. Я сгорела…

Глава 2

Хотя мое тело было обожжено почти полностью, я все же осталась жива. Сгорела не только моя кожа. Оплавилась и моя душа. В тот момент, когда я пришла в сознание в ожоговой реанимации, то почувствовала, как больно мне жить. До сознания с трудом доходил тот факт, что я чудом спаслась. Правда, не помню как. Наверное, меня успели вытащить из языков пламени спасатели.

Страшнее всего для меня была мысль, что Матвей не предпринял ничего для того, чтобы вытащить меня из горящего самолета. В памяти всплывали ужасные кадры: вот я умоляю его о помощи, а он кричит в ответ, что сам хочет жить, и исчезает в черном дыму. От предательства самого близкого человека хотелось кричать, биться в истерике, но я не могла ни говорить, ни выражать эмоции, ни шевелиться. Чувствовала себя трупом, который по злой иронии судьбы не лишился способности мыслить.

Казалось, что у меня нет не только кожи. У меня больше нет души. Временами я представляла, что уже в аду. Я видела перепуганные лица врачей, которые смотрели на меня снескрываемым удивлением и, видимо, сами не понимали, как я осталась жива. Порой я совсем не чувствовала тела, а временами оно начинало чудовищно болеть, и от этих мук я сразу теряла сознание. Гортань была словно чужая, я не могла издать ни звука. В мой рот ввели трубку, из-за которой было невыносимо больно глотать.

Когда я приходила в сознание, то сразу начинала думать о Матвее. Почему он меня не ищет, ведь я еще живая… Почему он не рядом? Сейчас я нуждалась в нем, как никогда.

Матвей… Мы поженились всего несколько дней назад и тут же полетели в свадебное путешествие на Мальдивы. Я любила Матвея всем сердцем. Я любила его настолько, что во время наших коротких ссор мне казалось, что я не живу, а существую. В последние месяцы меня вообще перестал волновать окружающий мир. Я просто утопала в нашей любви. В детстве я грезила о сказочном принце, и когда судьба подарила мне Матвея, то сразу показалось, что исполнились девичьи мечты. Я не могла представить, как можно жить без этого мужчины, без его улыбки, без его дыхания, без горячих, страстных поцелуев, без его сильных и теплых рук. С каждым днем нашего знакомства я узнавала его все больше и больше, привязывалась к нему все сильнее и сильнее. Каждую минуту сознавала, насколько он для меня важен…

Если Матвей задерживался на работе, я не могла оторвать взгляд от часов и умирала от желания увидеть его как можно быстрее… Никогда и никого так не любила, даже не думала, что умею любить так сильно. Не все было гладко в наших отношениях. Иногда он делал мне больно, но я все ему прощала. Одному Богу известно, как я боялась потерять Матвея. Мне всегда хотелось подчиняться, стать самой необходимой для него вещью, сделать все, что доставит ему удовольствие. Отдать себя всю, без остатка, и плевать, что на каждом углу говорили: нельзя растворяться в мужчине. Я растворилась в Матвее полностью, и меня не интересовало чужое мнение. Даже короткая разлука наполняла мое сердце невыносимой болью. Мне казалось, если когда-нибудь, не дай Бог, Матвей исчезнет, я просто перестану существовать. Я любила его всей душой, до самого донышка.

Даже сейчас, когда я находилась между жизнью и смертью и была похожа на головешку, стоило подумать о Матвее, как где-то там, внизу живота, потеплело.

Я любила Матвея и одновременно ненавидела его за то, что он бросил меня умирать. Это было слишком мучительно. Я вспоминала наши ночи любви и его клятвы, что он никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах меня не бросит и что, если потребуется, он не раздумывая отдаст за меня жизнь. Оказалось, это были просто слова…

В те ночи его силы были неистощимы. Я горела, дрожала и подчинялась ему даже в постели. Я смаковала его тело, наслаждалась той истомой, которая от него исходила. Я чувствовала только наши тела, биение наших сердец и огромное желание быть вместе до самого последнего часа. Это было как наваждение, потому что ничего больше не имело значения. Усталые, мокрые тела и безумно счастливые лица… Для нас изначально не существовало никаких запретов. Мы оба считали, что жизнью правит грех искушения, и без оглядки отдавались бешеной гонке.

Мне всегда казалось, что до встречи с Матвеем я успела пропустить больше половины жизни между пальцев. До него я не жила. Я существовала. Матвей дал мне возможность ощутить себя живой и нужной, а точнее – самой-самой… В моей душе зажегся яркий огонек, сразу ослепивший меня. Сразу стало так ясно… Единственный, неповторимый, любимый. Я всегда буду благодарна судьбе за то, что в ней появился Матвей. Я жила его любовью, его настроением, его прихотью и его желаниями, которые я научилась улавливать прежде, чем они проявляются. Я старалась никогда не нарушать гармонию наших отношений бессмысленными истериками и скандалами. Пыталась держать себя в руках и всегда покорялась его власти. Матвей – моя единственная страсть.

Я не представляла, как можно жить без любимого, и в который раз прокручивала в голове ту ситуацию в самолете. Сразу же начинала пульсировать кровь в висках. Я не представляла, как он сейчас без меня. Как он мог похоронить самое дорогое, спасти свою жизнь ценой моей смерти??? Неужели этот поступок разо–рвет все, что нас связывало долгое время?! Даже если я вдруг выкарабкаюсь и когда-нибудь встану на ноги, я обязательно скажу ему, что буду любить его до по–следнего вздоха и последнего стона. Правда, я не то что говорить… я и стонать-то не могу.

Вполне возможно, я стану калекой, инвалидом. Не физическим, а инвалидом любви. Если Матвей от меня откажется, а он практически уже от меня отказался, я буду всегда его ждать и искать оправдания тому, как он поступил со мной в самолете. Это всего лишь шок, паника, малодушие, страх… С каждым бывает. А зачем мне дышать, если я потеряю надежду? Становится страшно…

Матвей не был моим первым мужчиной. До него у меня были поклонники. С кем-то расставалась я сама, кто-то бросал меня. Но до встречи с Матвеем мне казалось, что у меня нет сердца, что я не умею любить. Мы познакомились, когда на улице шел дождь. Я люблю дождь. В такую погоду я никуда не спешу. Я шла промокшая до нитки, ловила губами капли и думала, что родилась я тоже в ливень. Так рассказывала мама. Меня в детстве даже звали «девочка-непогода». Я никогда не поддавалась на мамины уговоры взять зонт. Ненавижу зонты! А затем эта девочка-непогода превратилась в девушку-непогоду. Мне казалось, что под дождем легче дышать, потому что дождь – это всегда свежесть, а свежесть ассоциировалась у меня с переменами в жизни. Именно в такую погоду увидел меня Матвей. Просто остановил автомобиль и предложил подвезти. Я рассмеялась и сделала встречное предложение – прогуляться под дождем. Ведь такая замечательная погода, нужно ловить момент… После того как Матвей, надев капюшон, под потоками хлещущей воды добежал до цветочной палатки и купил мне букет, я все же села в машину, но попросила не закрывать окно с моей стороны. Я хотела послушать дождь… Матвей удивился и сказал, что дождь забрызгает ему весь салон, но, увидев, что я решительно собралась выйти из машины, тут же уступил. В тот день я заглянула в глаза нового знакомого и поняла, что утонула…

Вот так этот дождь принес мне перемены в жизни. Я оставила Матвею номер своего телефона, а затем целую неделю мучительно ждала звонка. И он позвонил. Мы встретились,и вскоре я уже не могла жить без этих глаз, рук и голоса. Я не могла жить без него самого. Любовь всегда ассоциировалась у меня со словом «страдание», но на этот раз я совершенно не боялась страдать. Когда любимый был рядом, я видела мир в розовом свете, все вокруг пело, а в душе царила весна. Мне хотелось обнимать целый мир и кричать о своем счастье.

Когда он приходил в плохом расположении духа, то порой нарочно делал мне больно, а я всегда прятала слезы. Мне не хотелось, чтобы он видел меня беспомощной. Но Матвею моя беспомощность доставляла настоящее удовольствие. Ему нравилось меня унижать, показывать свою власть. Я, как могла, сопротивлялась его нападкам. Мне хотелось быть сильной, но Матвей вытаскивал все мои слабости и оставлял меня с ними один на один. Когда он уходил, что-то внутри обрывалось и мне становилось трудно дышать.

За это время я стала для Матвея открытой книгой, которую ему все еще хотелось перелистывать. Он с легкостью читал все мои мысли, знал все мои сокровенные желания. Матвей всегда хотел реализовать себя во всем. Я не боялась ломать себя под него, жить его жизнью, быть его воздухом, стать его вторым «я». Всегда помнила, что он первый, а я вторая. Мне хотелось стать для него незаменимой. Когда я чувствовала на себе его взгляд, полный удивления и восхищения, то готова была прыгать, словно девчонка, и громко хлопать в ладоши. Для любой женщины нет слаще тех минут, когда на тебя смотрят как на богиню.

Если девушки и грезят о принце на белом коне, то о таком, как мой Матвей. И пусть он далеко не идеален, но я училась принимать его таким, какой он есть, и не питать лишних иллюзий. Я интересовалась всем, что приносит ему удовольствие. Своими интересами я хотела подчеркнуть его исключительность. Как в любой паре, у нас случались кризисы, и я всегда отчетливо понимала: лучше всего – перетерпеть, чтобы не накалять обстановку до предела. В такие моменты я пыталась внести свежую струю в наши отношения, чтобы завоевать его заново, старалась нарушить привычный ход событий. Матвей был очень ярким мужчиной, а ярких мужчин часто угнетает однообразие. Именно поэтому я старалась всегда быть неординарной. Каждый день я доказывала ему, что я самая необходимая и что я лучшая женщина в его жизни. Мне хотелось стать его пристанью, спасательным кругом среди океана.

А еще я знала, что в любви нельзя расслабляться, ведь это ежедневная борьба. Я прикладывала все силы, чтобы сохранить эту любовь. Прошла и через соперничество, и через ощущение ненужности и заброшенности. И прошла с высоко поднятой головой! Пыталась привязать к себе Матвея так, чтобы он не заметил уз, и околдовывала его так, чтобы он не чувствовал моих чар. Я сводила все светлое на себя, с особой женской хитростью стараясь сделать так, чтобы без меня у него не было ничего хорошего, даже настроения. Мне хотелось стать самым главным для него человеком. Я осознала свой долг: быть всегда достойной его. Я боялась разбить наш мир, и для меня была намного важнее его жизнь, чем моя. Расстаться с Матвеем означало поломать свою судьбу, и я не раз думала о том, что даже если он станет еще лучше, я уже не смогу полюбить его сильнее, потому что сильнее невозможно. Я грелась в лучах его радостной улыбки и таяла в его объятиях.

Мне, как никому другому, понятно, что значит любить и сходить с ума, сгорать от желания занять в сердце любимого самое важное место. Даже если Матвей был далеко, я всегда ощущала его незримое присутствие. Я не могла без него мыслить, чувствовать и даже дышать. Когда мне начинало казаться, что Матвей может от меня уйти, сердце замедляло ход и казалось, что в любой момент я могу попросту умереть.

Однажды мы с Матвеем расстались на пару недель. Просто поругались из-за пустяка, и Матвей сказал, что хочет побыть один. Эти несколько недель показались мне вечностью. Я не жила, а существовала. Я потеряла ощущение времени и не могла реально оценивать ситуацию. Я даже не знаю, как вынесла эту муку. Я отреклась от внешнего мира, мне хотелось только одного: чтобы никто не нарушал моего одиночества. Я сказала самой себе: «Прощай!» – и мне стала неинтересна собственная жизнь. Даже было глубоко безразлично, как я выгляжу. Я не могла прийти в себя от удара, который нанесло мне наше расставание. Шрам на сердце жутко болел и кровоточил. Я мечтала лишь о том, чтобы сердце прекратило ныть и наконец-то остановилось. Мама уговаривала меня выбросить Матвея из головы. Она твердила, что нужно приходить в себя, нужно жить, а не существовать. А я не могла представить, как можно забыть любимого и все, что с ним связано. Мне было так уютно в своей пустоте…

Видимо, мы с Матвеем любили друг друга по-разному. Он – цинично, а я – чересчур искренне. Как только Матвей ко мне вернулся, я вновь начала дышать, а шрам, оставленный на сердце, перестал ныть. А затем – свадьба в семейном кругу и путешествие на Мальдивы…

– Если я не ошибаюсь, она плачет, – сказал по-английски кто-то возле меня. – Посмотрите, у нее слезы на глазах. Бедная девочка…

В этот момент у моей кровати появился незнакомый мне мужчина. Он осторожно склонился надо мной и застонал от увиденного. Просто обугленный кусок мяса, внутри которого еще бьется сердце… Я смотрела на незнакомца и чувствовала, как от слез щиплет мое лицо, на котором почти не осталось кожи. Боль была настолько нестерпимой, что мне хотелось опустить обожженные веки, на которых больше нет ресниц, и умереть.

– Яночка, это ты? – Незнакомец смотрел на меня с таким ужасом и с такой жалостью, что мелькнула мысль: если я останусь жива, то никогда не подойду к зеркалу. Ничего хорошего я там не увижу. – Девочка моя! Зайка, это ты?

Если бы я была способна говорить, то, конечно, ответила бы этому мужчине, что меня зовут Аня, но я не могла произнести ни звука. Я не могла покачать головой. Я вообще ничего не могла, лишь ощущала боль, как физическую, так и душевную.

– Яна, они все говорят, что ты безнадежна, что ты долго так не протянешь и что тебя нельзя увезти из этой страны. Но я обещаю, что сделаю все возможное. Я верну тебя к жизни. Я найду лучший в мире ожоговый центр, только, пожалуйста, подтверди, что это ты.

В этот момент стоящий неподалеку врач сказал по-английски, что я не могу говорить. Моя гортань слишком пострадала после ожога.

– Яна, я сделаю для тебя все. Я тебя вытащу, – лихорадочно твердил мужчина. – Ты у меня и говорить начнешь, и снова красавицей станешь. Даже станцевать сможешь. Я тебе клянусь! Я тебе не дам на тот свет уйти. И пусть они говорят, что ты безнадежна, что твое состояние не то что тяжелое, а просто критическое. Пусть! Главное, скажи, чтоэто ты. Яна, я куплю тебе жизнь! И пусть говорят, что ее невозможно купить, но я заплачу столько, что она сама пожелает к тебе вернуться. – Мужчина осекся и схватился за голову. – Черт, ты же говорить не можешь! Тогда просто закрой на секунду глаза. Это будет означать «да». Яна, это ты? – в который раз спросил меня незнакомец.

«Я куплю тебе жизнь», – билась в моей голове его фраза. Кровь пульсировала в висках так, будто она, того и гляди, хлынет наружу.

– Яна, пожалуйста… – взмолился мужчина.

Я с трудом открыла и закрыла глаза, почувствовав острую боль от вновь набежавших слез.

Глава 3

Через несколько дней незнакомый мне мужчина, которого все называли Аскольдом, на свой страх и риск забрал меня из местной реанимации. Меня осторожно переложили на носилки и на частном самолете перевезли в одну из бельгийских клиник. Тут занимались больными с тяжелыми ожогами, ожоговым шоком, поражением дыхательных путей, кровотечением и расстройством жизненно важных функций организма.

Палата была оборудована всем необходимым для проведения реанимационных мероприятий, интенсивной терапии и наблюдения. Мои жизненно важные показатели теперь отслеживали системы мониторинга. Современная аппаратура улавливала малейшие изменения дыхания и выбирала оптимальный режим лечения почечной недостаточности. В клинике работали высококвалифицированные пластиче–ские хирурги и реаниматологи. Сестринский уход осуществлялся с помощью самых современных медицинских технологий.

В один прекрасный день я поняла, что буду жить, и теперь больше всего на свете боялась рубцовых изменений кожи, которые нередко приводят к инвалидности. К счастью, вклинике особое внимание уделяли борьбе с рубцами. Одним словом, теперь мне предстояло второе рождение.

Аскольд приезжал ко мне раз в месяц, а когда меня оперировали, оставался в клинике по нескольку дней. Сидел рядом со мной, называл женой и показывал наши «совместные» фотографии. Я смотрела на симпатичную девушку моего возраста и понимала, что он принимает меня за свою жену Яну, которая, по всей вероятности, погибла в той страшной катастрофе. Аскольд любил повторять, что я родилась в рубашке, что в момент крушения он, хорошо накачанный виски, оказался запертым в туалете. Его спасли одним из первых. Искать жену Аскольда не пустили. Яна сидела в последнем ряду бизнес-класса. Мое же место было сразу за ней, в эконом-классе. Меня из горящего самолета вытащили быстро, только никто не верил, что у меня есть шансы поправиться. Обугленное тело тут же поместили в реанимобиль. Когда объявили, что спасенных больше нет, Аскольд пытался узнать, откуда именно извлекли чудом оставшуюся в живых девушку, но никто не смог ответить, потому что после крушения самолет превратился в жуткую братскую могилу и было уже не разобрать, кто где сидел.

Я по-прежнему не могла разговаривать и, слушая Аскольда, лишь закрывала и открывала глаза, давая понять, что он не ошибся, я его жена Яна. Я понимала, что, кроме этого мужчины, никто не сможет поставить меня на ноги и хоть как-то облагородить обезображенную внешность. Было нетрудно догадаться, что у него есть связи и деньги. У меня же ничего нет. А еще я не хотела забирать у него надежду… Надежду на то, что его обожаемая супруга жива и они вновь будут счастливы…

– Ян, ты не переживай. Пусть на лечение уйдет несколько лет, но тебя приведут в порядок. Правда, врачи говорят, что прежнюю внешность тебе не сделают, но это не главное. Главное, что ты осталась жива. Когда тебя можно будет фотографировать, сделаем новые документы. Эти ведь в огне сгорели. А пока ты у меня по справке живешь. Если честно, чем мне лечение за рубежом нравится, так это тем, что здесь лишних вопросов не задают. Самое главное – плати деньги. Никакой бюрократии. И информации о своих больных они тоже никому не дают.

Я с благодарностью смотрела на Аскольда и ловила себя на мысли, что все же есть мужчины, которые не бросают своих женщин даже в таких безнадежных ситуациях. Многим мужикам здоровые женщины не нужны, а куда уж там больные. Признаться честно, в глубине души я даже завидовала этой Яне, ведь меня-то Матвей бросил… Аскольд словно прочитал мои мысли:

– Яна, ты не думай ничего дурного. Я тебя никогда не брошу. Я это сразу сказал, когда предложение делал. И в горе, и в радости… Если бы со мной случилось подобное, ты бы тоже меня никогда не бросила. Я знаю.

На моих глазах вновь появились слезы. Похоже, если бы от Яны осталась одна рука или нога, то ее муж любил бы эту руку и ногу. Да и сейчас от Яны практически ничего не осталось. Обугленная головешка с воспаленными глазами без ресниц. Я привычно открыла и закрыла глаза.

Аскольд улыбнулся и прошептал:

– Главное, что ты все слышишь и понимаешь, а говорить научишься.

В больнице ко мне относились с особым вниманием, трепетом и осторожностью. Ведь на сегодняшний день излечивают только тех больных, у которых площадь глубоких ожогов не превышает сорока процентов от всей поверхности тела. Если больше – летальный исход. Если я осталась жить, значит, я исключение из медицинских правил.

Главный метод лечения глубоких ожогов – оперативное восстановление кожного покрова. От Аскольда я слышала, что мне произвели иссечение некротических тканей с одномоментной пересадкой аутотрансплантатов. Туда, где погибла и клетчатка, мне с применением пластики пересаживали не кожные лоскуты, а кожу с подкожной клетчаткой и мышечными тканями, используя микрососудистые артериальные и венозные швы. Все это делалось для предупреждения инвалидности.

Операция за операцией… К удивлению врачей клиники, несмотря на все сложности, глубокие ожоги лечились успешно, угроза ампутации конечностей осталась в прошлом. Я находилась под постоянным наблюдением, персонал круглосуточно следил за основными показателями жизнедеятельности и гомеостаза. Держали меня в стерильной палате.