Андрей Посняков

Сын ярла

Глава 1

КЛЯТВЫ

1 августа 855 г. Северная Норвегия (Халогаланд)Первый совет мой —С родней не враждуй,Не мсти, коль ониСсоры затеют…Совет мой второй —Клятв не давайЗаведомо ложных.«Старшая Эдда». Речи Сигрдривы

Длинная стрела из черненого ясеня, просвистев, перелетела через весь фьорд – серый, колыхающийся холодным прибоем – и, зло задрожав, впилась в ствол толстой сосны, росшей на круче, у самого берега. Пестро-серый дятел, перестав долбить кору, озадаченно прислушался, поводил длинным носом, потряс красной макушкой: не по его ли душу охотник? Или, еще хуже, мальчишки балуются? Не хотелось бы попадаться к ним в руки – все перья повыщиплют для своих мерзопакостных стрел, хоть, видят боги, мелковаты перья у дятла, не очень-то подходят для оперения боевых стрел, куда уж лучше ворон или орел, да сойдет и беркут, все лучше, чем дятел или там дрозд… Для боевых стрел… А для игр – и от дятла сойдут перья, потому и осматривался сейчас подозрительно краснобровый красавец: не видать ли где поблизости шумного мальчишечьего народа, от которого ждать ему одних пакостей. Нет, судя по беспечно скачущим у самой кромки прибоя тяжелым беловато-серым чайкам, все было в порядке. Дятел еще немного пооглядывался, поводил носом и снова принялся за свою бесконечную работу.

Напрасно беспокоился дятел. Мальчишек здесь не было и в помине. А вот на противоположном берегу – а место это было одно из самых узких – сжимая в руках длинный тисовый лук, на скале, обрывающейся круто в воду, стоял высокий юноша в короткой оленьей куртке, с развевающимися на ветру волосами, белыми, словно лен, с серыми, как низкое небо, глазами. Тонкие губы его кривила презрительная усмешка, придавая красивому лицу несколько надменный и злой вид. Если б не эта ухмылка, он был бы писаным красавцем. Рядом, чуть позади, опирался на кленовый посох не старый еще, но уже сутулый мужчина – по виду богатый крестьянин-бонд. Волосы и борода мужчины, заплетенная в две вилообразные косички, были того же цвета, что и у юноши. Алый шерстяной плащ, перехваченный на левом плече золотой застежкой-фибулой, нарочито небрежно ниспадал с плеч прямо на черные камни. Шею украшала толстая золоченая цепь, безвкусная и жутко дорогая, из тех, какие в девятнадцатом столетии любили носить разбогатевшие лавочники, на богато вышитом поясе висел большой ключ – очень большой, прямо-таки огромный, вряд ли в ближайшей округе сыскался замок, который можно было бы открыть подобным ключом, впрочем, вполне вероятно, он ничего и не открывал, а служил тем же целям, что и золотая цепь, – показать всем богатство хозяина.

– Неплохой выстрел, сын! – проследив за полетом стрелы, одобрительно кивнул мужчина, коего соседи знали как богатого бонда по имени Свейн Копитель Коров. Коров у него и вправду было много, даже больше, чем у дальнего родственника и соседа через фьорд – старого Сигурда ярла. Сигурд ярл, а Свейн всего лишь бонд, однако норны – девы судьбы – в последнее время больше улыбались Свейну, хоть и давно перестал он ходить каждое лето в далекие морские походы. Не было славы, зато копилось добро в сундуках да тучнели на верхних горных лугах стада красноухих коров. Богатство было. Но не было славы. Потому и посмеивались втихаря соседи над родом Свейна.

– Ничего… – словно бы вспомнив что-то, пробурчал про себя Свейн. – Ничего, посмотрим еще, кто будет смеяться громче, когда мой сын Фриддлейв станет хевдингом молодых воинов! А затем, кто знает, и морским конунгом, до славы которого куда там Сигурду и его сынку Хельги. Ты слышал, Фриддлейв?

– Да, отец, – обернувшись, кивнул юноша. – Уж я утру нос этому задаваке Хельги!

– Ты не просто утрешь ему нос. Ты, Фриддлейв, станешь вождем отряда молодых! – Свейн Копитель Коров похлопал сына по плечу. – Уже нынешней зимой, по решению тинга, соберет всех окрестных парней старик Эгиль Спокойный На Веслах. Вы будете жить и постигать воинское искусство в горах, там, где снег, ветер и тучи, и тот из вас, кто будет лучше других, тот и станет вождем и к лету получит от Сигурда его лучший боевой корабль – «Транин Ланги».

– Корабль?!

– А ты не знал? Сигурд принародно пообещал это, прежде чем уплыть в Ирландию. – Свейн хрипло засмеялся. – Надеется получить с берегов Эйрина старый должок. Ну-ну…

– Эгиль ведь тоже из рода Сигурда. Как и его дружок – колдун Велунд, что, может быть, будет учить Хельги, – осторожно напомнил отцу Фриддлейв. Свейн отмахнулся – какая разница? Эгиль лишь приставлен к молодым воинам решением общего собрания – тинга – и поклялся на алтаре богов быть справедливым и строгим. А Велунд не будет вмешиваться в состязания – он слишком благороден для этого, тем более если он будет учить сына Сигурда.

– Ты будешь первым – и слава о нашем роде разнесется по всему Халогаланду и Вику. – Свейн снова засмеялся, на этот раз громко, открыто, весело, словно стремился перекричать налетевший с моря ветер, полный соленых брызг. – Ты – моя надежда, сын, – перестав смеяться, резко произнес он. – Наш род может стать главным в округе, и, я верю, так и будет благодаря тебе! Поклянись же, что не пощадишь ради этого ни сил своих, ни жизни!

– Клянусь, – не раздумывая, ответил Фриддлейв. – Клянусь мудростью Одина, силой Тора, хитростью Локи и красотой Бальдра. Я стану лучшим, я стану вождем!

– Да будет так, сын!

Гулкое эхо пробежалось по скалам, словно дети, играя, прыгали с камня на камень, пересекло залив, отразилось от противоположного берега и затихло вдали, у самых предгорий.

У подножья скал, на берегу широкого ручья разлеглись двое молодых парней из рода Сигурда – Дирмунд Заика и приблуда Хрольв, принятый в род позапрошлой зимою. Дирмунд, бледный, с бесцветными глазами, подпер рукой щеку и злобно сплюнул.

– Уж скоро должен бы вернуться Сигурд, – продолжая начатую беседу, лениво бросил Хрольв, кругломордый, чуть туповатый, наглый – наглым он стал в последнее время,впрочем, может быть, и всегда имел подобные качества, да опасался открыто проявлять их, пока не прижился. А как прижился, приобрел себе дружка – Заику. Дирмунд и правда заикался, особенно когда волновался или когда заставали его за каким-нибудь неблаговидным делом, какой-нибудь неслабой пакостью, на которые был Заика великий мастер, за что частенько и получал увесистые тумаки даже от более слабых. Получив, убегал в горы, где, забравшись в безлюдные места, хныкал – при Сигурде ныть опасался, быстро бы получил еще, а вот один не стеснялся: выл, словно волк, да строил в мечтах ужасные наказанья обидчикам. В такие минуты виделся себе Дирмунд могучим и славным мужем. Вот он – огромный, мускулистый, в блестящей кольчуге-бирни – расправляется с врагами. Ух, как они его боятся, аж дрожат, подлые изгои-нидинги! Дрожите, дрожите. Не ты ли, Йорм, не так давно пнул меня ногой? Я чуть в котелок тогда не упал, еле увернулся, представляешь, как было б больно, если б котелок опрокинулся? Чтоб лучше представил – на тебе, попробуй…

Дирмунд улыбнулся, почти воочию увидев себя могучим великаном, льющим кипящую воду за шиворот орущему бедняге Йорму.

…А ты, Хельги, сын Сигурда? Не ты ли сочинил про меня премерзкую вису? Вот тебе расплавленного олова в глотку! Стони теперь, бейся в судорогах, кричи от боли! Что, не можешь? Так-то… А это кто еще здесь прячется за котлом? А, мелкая тварь Снорри! Кто это вчера надо мной насмехался и передразнивал? Не ты? Ах, не ты! А ну-ка иди сюда… Опа, за ухо тебя… Что плачешь, больно? Плачь, плачь, еще не то будет. Вот сейчас оторву тебе одно ухо… – ах, как горяча кровь и как весело слышать вопли врагов!.. – теперь другое. Кричи, кричи, мелкая тварь Снорри. В следующий раз будешь знать, как насмехаться!

– Что ты сказал про Снорри, Заика? – тряхнув замечтавшегося приятеля за плечо, громко переспросил Хрольв. – Уши ему надрать? Хорошее дело. Завтра подстережем в камышах… Заманить бы только.

– За-заманим, – ухмыльнулся Заика и тут же погрустнел. – Вот еще б и Хе-хельги показать, что к чему, как вернется он с С-сигурдом из Ирландии.

– Да, с Хельги потруднее будет, – согласно кивнул Хрольв. – Он не Снорри все-таки. Да и то проучить можно. Только ты придумай как, ладно?

– Да уж придумаю. – Заика осклабился. Все-таки хорошо, что он стал водиться с этим приблудой Хрольвом, объявившимся близ усадьбы Сигурда в позапрошлую зиму. Пригрели тогда его, дали кров и пищу. А поскольку идти малолетнему Хрольву было, по его словам, абсолютно некуда, через некоторое время приняли его в род. Многие, кстати, считали – зря приняли. Глуповат оказался приемыш, глуповат и злобен. Ну, да зато силен – этого не отнимешь, – все хоть какая-то польза. Парни из рода Сигурда заметили вскоре: обижался Хрольв даже на самые безобидные шутки, потому и общались с ним редко, только по необходимости, как и с Заикой, про того-то все хорошо знали, что за ягода. Так вот, мало-помалу, и сошлись они. Не потому, что очень уж хотелось друг с другом общаться, а потому как чувствовали оба, что держат их в усадьбе – не взрослые,молодежь, конечно, – почти что за нидингов. Ну и ладно. Посмотрим еще, кто тут нидингом окажется…

Никто, правда, всерьез их не воспринимал, хотя, надо сказать, опасаться такой парочки были все основания – тупая сила Хрольва плюс изворотливый ум Заики представляли собой весьма опасное сочетание; и первым его испробовал двенадцатилетний Снорри. Испробовал буквально на своей шкуре – когда купался в лесном озере, кто-то подвесил его одежду на высокий ясень. Снорри, как углядел висящие шмотки, к дереву кинулся… да так с маху и провалился в яму – и не лень же было копать! А в яме – все дно колючим терном да шиповником выстлано. Пока выбирался Снорри – исцарапался, будто в когтях у рыси побывал – так и сказал в усадьбе, стыдно было в собственной глупости признаваться. Вот бы теперь и с Хельги так…

– Д-да, хорошо бы. – Дирмунд мечтательно прикрыл глаза, представив на месте «мелкой твари» Снорри сына Сигурда ярла. А ведь можно так и с ним. И еще не так можно… А если… Нет… Хотя почему нет?

– Х-хрольв, – тихо позвал Дирмунд. – Ты поможешь мне стать вождем. И тогда все будет наше – и лучший корабль Сигурда, и младшая дружина, и… П-представляешь, сколько рабов мы сможем к-купить г-где-нибудь в Гардарике, а затем их п-продать в С-скирингссале, а п-потом опять купить… или з-захватить… с-сделать н-наложницами м-молодых к-красивых девок, т-типа Сельмы, дочки Торкеля б-бонда, а еще…

Дирмунд вздохнул, пряча в глазах искру вожделения и страсти.

Хрольв подавился черникой и обалдело вытаращился на приятеля.

– Что с-смотришь? – нервно усмехнулся Заика. – Думаешь, не смогу?

Приблуда утвердительно покачал головой.

– С-силой не смогу, – согласился Заика. – Ссмогу х-хитростью. К-кто у нас г-главные с-соперники? Ф-фриддлейв и Х-хельги. В-вот м-мы их и стравим! П-пускай п-погрызутся.

– А может, их сразу того… – неожиданно высказал попавшее на ум Хрольв, и Заика посмотрел на него с некоторым удивлением: все-таки, несмотря на свою тупость, иногда Приблуда предлагал и дельные вещи, жаль, что не часто.

– У тебя т-тот лисенок, что попался недавно в с-силки, жив еще? – подумав о чем-то, вместо ответа поинтересовался Заика.

– Да жив, – отмахнулся Хрольв. – Этот дурачок Снорри дает за него два гарпуна.

– Откажись от г-гарпунов, – посоветовал Дирмунд. – Л-лисенка не отдавай, скажи – с-самому н-нужен.

– Да зачем?!

– М-может б-быть, на что-нибудь и сгодится. Пока же… С-скажи: к-клянешься помогать мне?

– Ну, клянусь.

– Не так с-сказал. – Заика нахмурился. – Кклянись по-настоящему – ведь д-дело нешуточное!

– Клянусь, – уже намного серьезнее произнес Хрольв, глядя прямо в глаза приятелю. – Клянусь всеми богами: Одином, Тором, Фрейей и Бальдром, – что не предам тебя,Дирмунд… если и ты поклянешься не предавать меня. Клянешься?

– К-клянусь. – Заика чуть вильнул взглядом, впрочем, Хрольв этого не заметил.

– Теперь, до того как Эгиль с-станет собирать м-молодых воинов, мы отправим в Валгаллу Х-хельги…

– В Валгаллу?

– Ну, в Нифльгейм. Лишь б-бы его з-здесь не было. Х-хочешь спросить, почему именно его, а не Фриддлейва? А потому, что в д-дружине, что соберется у Эгиля, п-почти все – из рода Сигурда, а с хутора Свейна – п-почти и нет никого, к-кроме Фриддлейва, – т-так что с ним легче будет с-справиться. А если убить с-сразу обоих, ну, в одно ввремя, – мало ли кто что з-заподозрит. Б-удем осторожны.

– Как же мы расправимся с Хельги?

– Есть одна м-мысль…

Дирмунд Заика посмотрел вверх, туда, где над журчащей лентой ручья нависали угрюмые красновато-черные скалы.

В стороне от дорог, в горах, где ночует туман, а иногда, случается, задерживаются и самые настоящие тучи, у небольшого озера, в числе других строений из серых тяжелыхбревен стояла кузница – сквозь распахнутую дверь вырывались наружу оранжевые отсветы пламени да слышался звон железа. Удар… Еще один… Шипение…

Жилистый седобородый старик в кожаном фартуке – кузнец и колдун Велунд, – закончив работу, аккуратно прикрыл за собой дверь и направился к дому – низкому, приземистому зданию, обложенному черными валунами. В доме, у самого очага, располагалось узкое ложе, застеленное соломой и медвежьими шкурами. Напротив очага, на стене, висели птичьи черепа, пучки пахучих трав и две скрещенные секиры с узорчатыми полукруглыми лезвиями. Огонь очага отражался в их серебристой стали, словно кровавый отблеск убийств. Да, немало вражеской крови испили на своем веку эти секиры, выкованные Велундом еще в молодости, когда небо было высоким и синим, а солнце светило так ярко, как никогда не светит старикам.

Съев скудный ужин – просяную лепешку с сыром, – Велунд опустился на ложе. Как никогда раньше он чувствовал неминуемое приближение смерти. Впрочем, смерть не пугала его. Пугало другое. Слишком много знал он – и в делах воинских, и в кузнечных, и в тайных колдовских, – чтоб уйти вот так, просто, никому не передав то, для чего жил. Признаться, все чаще подумывал старый кузнец об ученике, достойном владеть всеми его знаниями. Где ж найти такого? Вот, взять хоть Хельги, сына Сигурда, старого друга и побратима. Казалось бы, всем хорош Хельги – и молод, и быстр, и отважен, а все же нет в нем некой отрешенности, такой, что была когда-то у самого Велунда и позволила ему овладеть Знанием. Слишком уж часто юный сын Сигурда обращает внимание на мелочные обиды, на глупые розыгрыши и обычные радости жизни. Нет в нем ни серьезности, ни желания стать серьезнее и взрослее. Может, это оттого, что он слишком юн? Может быть… Но ждать, когда повзрослеет Хельги, некогда Велунду – сам уж слишком стар,и недалек тот день, когда валькирии вознесут его в сверкающие чертоги Одина. Может быть, вернувшись из Ирландии, Хельги станет взрослей и серьезней? Может быть… Велунд закрыл глаза, представив себе изумрудные травы, голубовато-фиолетовые луга, совсем не такие, как здесь, и волны, не морские, а волны из трав – голубые, серебристо-зеленые, синие, что появляются, когда дуют ветры, а в Ирландии они дуют всегда. Травы колышутся, а в небе одновременно – и лазурный блеск, и солнце, и тучи, разноцветные, синевато-оранжевые, рядом – теплые белые облака, снизу подсвеченные желтым, а чуть вдалеке, за рекой – сверкающая дуга радуги. Огромная радуга, гораздо больше, чем здесь, у водопада. Ближе к морю луга сменяются перелесками и холмами, затем – плоскогорьем из черного блестящего базальта, выложенного ровными квадратными плитами, словно здесь когда-то поработали великаны, – кто знает, может, это именно так и было… Чуть в стороне, у реки, покачивается «Толстая Утка» – торговый корабль Сигурда… Велунд явственно представил все это и улыбнулся. И вдруг вздрогнул, почувствовав в полудреме нечто такое, что давно уже не ощущал. Присутствие богов. Вернее, не самих богов, а только лишь обрывков их мыслей. Словно круги по воде, донеслись они до старого кузнеца, заставляя низко клонить давно поседевшую голову. Первый круг казался самым большим и гулким, центр его находился в Ирландии, словно именно там зарождалось чье-то злое черное колдовство. Велунд ощутил, как пахнуло холодом. Это не был привычный холод зимних фьордов, это был чужой холод, холод кровавых кельтских колдунов – друидов. Но почему он достиг Халогаланда, этот чужой кельтский холод? Что за злобные силы призвали на помощь друиды? И главное – зачем? Велунд хорошо знал Ирландию – да и какой викинг ее не знал? – и помнил, что когда-то друиды правили всем островом. До тех пор, пока их не вытеснили поклонники распятого бога. Тогда кончилась власть колдунов, и никогда больше не возродиться ей в Ирландии, ибо – это хорошо видели все, кто был там, – уже давно по всему острову никто больше не уважал друидов, более того, над ними смеялись, а смех – самый главный враг страха и власти. Так, может быть, друиды хотят другую страну? Где нет обителей распятого бога и нет его жрецов-монахов? Неужели их прельстил Халогаланд? Страна дождей, туманов и снега, где поселения крайне редки, людей очень мало, да и те, что есть, никогда и ни за что не станут рабами. Тогда что ищут здесь коварные кельтские боги? Или, что вернее, их не менее коварные жрецы-друиды, давно потерявшие у себя на родине и власть, и славу?

Узнать! Обязательно узнать, ибо ничего хорошего от чужих жрецов ждать не приходится.

Велунд поклялся в этом себе самой страшной клятвой, и это была бы последняя клятва за день, если бы…

Если бы не бессонница Гудрун, старшей жены ушедшего в Ирландию Сигурда ярла. Не взял ее с собой Сигурд, как та ни упрашивала, лишь улыбнулся жестко, и Гудрун отстала.Поняла – многое известно Сигурду еще с той поры, когда пытались они выстроить хозяйство на Зеленом острове, на захваченных землях. Поначалу все шло хорошо, простоотлично: рабы построили из камней башню, ограду, завели огороды и коров. А потом настал мор. Он обрушился внезапно, сначала на животных, потом на людей – и, казалось, не было спасения от страшной смерти, если бы… Если бы не жрецы распятого бога – а такими, похоже, были все жители Изумрудного Эйрина, как называли свою землю ирландцы. То ли помогли их молитвы, то ли бесстрашие – они оказывали помощь больным, не опасаясь заразиться, – а все ж таки отступила болезнь, забрав в обитель смерти лучших воинов Сигурда и едва не прихватив его самого. Днем жрецы распятого бога вознесли благодарственные молитвы, а ночью явились фении – воины из тайного братства ирландцев. Они перебили всех оставшихся в живых, подожгли драккар, и Сигурду – непобедимому ярлу Сигурду – пришлось спасаться бегством, покинув негостеприимные берега Коннахта, что в западной части острова. Через год Сигурд вернулся и сжег все монастыри на островах – напрасно молили о пощаде жрецы распятого бога. А фении – они так и не появились. Лишь Гудрун – жена Сигурда – знала, где скрываются их отряды: совсем недалеко, в местечке под названием Круахан-Ай – «Спина Друидов». Достаточно было бы одного быстрого удара. Но Гудрун ничего не сказала. Ни тогда, когда бежала, ни напутствуя Сигурда с местью. Не сказала потому, что давно уже, тайком от Сигурда и дружины, пробиралась по ночам в сарай к узколицему рабу-ирландцу. Он был коротко стрижен – так, как в Халогаланде, Трендалаге и Вике обычно стригли рабов. Здесь так стриглись друиды. Чем привлек ее этот уже довольно пожилой человек с узким вытянутым лицом, Гудрун не могла бы сказать. Чем-то… Может быть, колдовством, может быть – взглядом… посмотрит, аж мурашки по коже. А может, и тем и другим. Никогда – ни до, ни после – Гудрун не получала от Сигурда ни таких взглядов, ни такихласк. Может быть, потому и была так холодна, завистлива и злобна? И, останься она тогда в Коннахте, кто знает, что б с ней было? Как ночью в башню ворвались фении – дикие, полуголые, с вымоченными в меловой воде волосами и пылающими глазами, – Сигурд с остатками дружины организовывал оборону, а они прорвались совсем с другой стороны, откуда не ждали. Гудрун была дочерью ярла, и внучкой ярла, и правнучкой ярла, и… Она не стала кричать и звать на помощь, молча взяла в руки секиру. И наткнулась на взгляд предводителя фениев… Тот самый взгляд бывшего раба… С ним был мальчик, такой же узколицый, видимо, сын…

Он отправил всех вон и протянул руки к Гудрун. Та отбросила в сторону секиру…

– О, мой друид! – только и смогла произнести она, когда предводитель фениев исчез во мраке дождливой ирландской ночи. – Клянусь, я никогда не забуду тебя. Клянусь…

А черное колдовство друидов холодной петлей охватывало Халогаланд, и кто знает, не помогали ли им в этом и местные северные боги?

Может быть, они тоже поклялись уничтожить народ севера? А в чем поклялись кровавые жрецы-друиды?

Глава 2

ДРУИДЫ

Август 855 г. Ирландия – ХалогаландЧто же до призраков,Постойте неподвижно —И вы почувствуете, как ониШевелятся у самого вашего уха.Джули О’Каллахан

Хлестал дождь, яростно вонзался в море тысячами буравчиков, нес с гор потоки мутно-коричневой жижи, падал вниз мутно-зелеными водопадами, смешиваясь с бурным холодом волн. Низкие разноцветные тучи – от темно-бурой до светло-малиновой – обложили небо, словно охотники – дикого зверя. И не вырваться было из этой засады даже самому маленькому солнечному лучику; наоборот – тучи становились все гуще, все тяжелей, все непроглядней. Порывы прилетевшего из Каледонии ветра швыряли мокрую взвесь на черные, словно покрытые мыльной пеной скалы, круто обрывающиеся в морскую пучину, где, видно, сама морская богиня Дагд показывала сегодня свой крутой норов, в пику святому Патрику, крестившему Ирландию четыре века назад.

Это был север страны, называемый Уладом, именно отсюда был родом славный герой Кухулин, который… Впрочем, не о нем сейчас речь. Скрываемые серой пеленой дождя, из дубовой рощицы на дальних холмах вышли четверо – двое взрослых и двое детей. Дети сутулились, отворачиваясь от ливня, передергивали плечами, когда стекали за шиворот очередные порции холодной влаги. Взрослые – один шел впереди, другой замыкал шествие – относились к дождю философски. Тот, что впереди, иногда останавливался, посматривал на тучи и… улыбался. Тяжелая, непропорционально большая голова с массивным подбородком покоилась на маленьком скрюченном теле. Черные, коротко стриженные волосы намокли и смешно топорщились, тонкие губы шептали какие-то слова – то ли ругательства, то ли проклятья, – с большого крючковатого носа стекали на грудь крупные капли. Глаза… Черные, глубоко посаженные, зияющие, они, казалось, пронзали насквозь, любой неуютно почувствовал бы себя под таким взглядом. Вот и дети… Стоило крючконосому обернуться, как они съежились и дружно прибавили шагу. Лет десяти, мальчик и девочка, кажется, брат и сестра – светловолосые, светлоглазые, с одинаковыми веснушками на мокрых мордашках. Девочка, перепрыгнув лужу, поскользнулась, и мальчик бросился к ней, поддержал, да вот сам не устоял на ногах, растянулся на мокром сине-зеленом мху. Он чуть замешкался, поднимаясь, и шедший позади молодой узколицый мужчина лениво пнул его в бок. Мальчик вскрикнул и быстро поднялся на ноги, закусив губы. По щекам его потекли слезы, впрочем, может, это был просто дождь. Девочка обернулась, в глазах ее промелькнули жалость и страх. Промелькнули и погасли под недобрым взглядом крючконосого.

Шедший впереди вдруг замедлил шаг, предостерегающе подняв руку. Все замерли, спрятавшись в желтоватых зарослях дрока…

Впереди блеснули черные квадратные плиты. Плиты плоскогорья Антрим, что звалось мостовою гигантов. Угрюмые базальтовые глыбы громоздились одна подле другой, словно и впрямь в незапамятные времена созданные неведомым великаном. Черный базальт круто обрывался в море. Шум прибоя доносился сюда, перемежаясь с тревожными криками чаек.

– Пойди посмотри, – обернувшись, бросил крючконосый. Его спутник поспешно кивнул и исчез за кустами.

Капли дождя с шумом разбивались о камни, непроглядные тучи тянулись далеко на восток, к скалам Каледонии, на юг, к Лейнстеру, и на север, к зеленому морю. А вот далекона западе, над Коннемарой, появились наконец желто-розово-палевые просветы и даже – о, чудо! – луговым васильком мелькнуло в прорехе небо. Впрочем, судя по выражению лица, обстановка на западе ничуть не обрадовала крючконосого, скорее наоборот. Он с тревогой всмотрелся в небо и со злобой сплюнул. Неслышно, словно змея, появился второй.

– Все спокойно, мой господин, – сообщил он. – Карра на месте.

– Тогда идем, – кивнул крючконосый, и черные глаза его вспыхнули торжеством.

По узкой тропинке, вьющейся меж камней, все четверо быстро спустились к морю, где за скалой покачивалась на волнах большая, обшитая коровьими шкурами лодка – карра.

В глазах узколицего на миг отразился страх. Уж слишком велики были волны и слишком неказиста лодка.

– Неужто она доплывет до страны финнгаллов? – с ужасом прошептал он.

– Не переживай, Конхобар, – покровительственно похлопал его по плечу старший товарищ. – В страну северных дикарей мы отправимся на корабле одного из них – финнгалла Сигурда, того самого Сигурда, что гостил в Лиффорде у Эрика Железной Рубашки.

– Но возьмет ли он нас? И стоит ли так спешить? Я имею в виду северную страну. Быть может…

Крючконосый неожиданно разразился странным хрипловато-квакающим смехом. Скуластое лицо его покраснело, глаза презрительно сощурились.

– А ты что, Конхобар, забыл, как от моего лица передал Эрику восемь кумалов? – отсмеявшись, произнес он.

– Нет, не забыл. А! Так это были кумалы для Сигурда? Поистине ты мудр, о мой друид!

Друид самодовольно ухмыльнулся.

– Так поспешим же скорей к карре! – озаботился вдруг узколицый Конхобар. – Мне кажется, я слышу стук копыт со стороны Эмайн Махи. Не воины ли это владетельного господина Эохайда Уи Нейла, чтоб его поскорей сожрали могильные черви?

Друид внимательно всмотрелся в указанную сторону. И в самом деле, где-то наверху, на базальтовых плитах, заржали кони.

Махнув рукой, друид без лишних слов перебрался в карру. Конхобар одного за другим передал ему детей – кажется, это были его дальние родственники – и, отвязав лодку от камня, тяжело перевалился через борт.

Когда воины Эохайда Уи Нейла показались внизу, карра уже скрылась за серой пеленой дождя.

– Недаром я молил вчера о дожде самого Крома Кройха, – довольно произнес друид. – Не отвлекайся, Конхобар, греби чаще, – тут же добавил он. – Иначе мы разминемся с Сигурдом.

Вот этого он мог бы и не говорить – Конхобар и так орудовал веслом, как корова хвостом, отгоняющая слепней в жаркий июльский полдень. Не очень-то хотелось ему – младшему жрецу – попадать в лапы к властелину Улада Эохайду Уи Нейлу, провозгласившему себя светочем христианства. Еще хуже было бы попасть в плен к епископу Тары, после всего того, что они там натворили с Магн Дуль Бресал… Магн, кстати, тогда, похоже, так и не спаслась. Жаль, красивая была девка, правда, своенравная, словно молодая необъезженная лошадь. Попытался как-то пристать к ней Конхобар – так всю щеку расцарапала, а на шее до сих пор полосы от ногтей. Кошка – не женщина, а еще жрица богини Дану!

Младший жрец скривился, украдкой ощупывая шею. Младший жрец… Всего лишь младший… Эх, был бы жив отец!

– Щупаешь, хорошо ли тебя пощипала красавица Магн? – расхохотался крючконосый, и Конхобар вздрогнул, в который раз уже поражаясь необычайной проницательности хозяина, друида Форгайла Коэла. Форгайл Коэл – Тощий Форгайл, – это имя значило многое для поклонников старых богов по всей Ирландии – от лесного Манстера до гор Улада и от лейнстерских лугов до красных скал Коннемары. Четыреста лет прошло с тех пор, как крестил Ирландию святой Патрик, поблекли за это время старые боги, а от былой власти жрецов-друидов остался только пшик. А ведь когда-то знаменитый друид Конхобар Катбаду (в его честь и был назван узколицый) правил половиной страны. Прошли давно те времена, канули в глубины моря, откуда вышли некогда воинственные племена Фир Болг. Первыми предали старую веру аристократы, посчитав, что хватит делиться властью с друидами. За аристократами потянулись и прочие, и вот уже Ирландия считается наихристианнейшей страной, и лишь одни названия свидетельствуют о прежних богах: Тара – священная столица Ирландии – теперь там архиепископство, Келл-Дара – «Храм из дуба» – самый почитаемый в Лейнстере храм богини Бригиты – теперь святой Бригиты, – давно уже выстроен там монастырь, недавно, говорят, все-таки сожженный дубгаллами-норманнами. Велика была сила друидов – много тайных знаний хранили они и многое умели использовать. Однако за четыреста лет совсем другой стала Ирландия – нет в ней теперь ни почтения, ни уважения к друидам, нет и страха. Хитрые монахи переделали старых богов в святых – словно испокон веков так и было, ну уж, если и не испокон, то со времен святого Патрика точно! Много монастырей в Ирландии, куда больше, чем в какой иной стране, было бы и больше, если б не свирепые северные язычники – дубгаллы и финнгаллы, – однако и те, хоть пока и сжигают обители, да все чаще приходят христианские проповедники и в их страны. Да и боги их – Один, Тор, Локи – слишком известны, слишком близки кельтским богам ирландцев. И сами-то норманны – так зовут финнгаллов в стране франков – дома у себя не сидят, шастают по морям на своих драконьх лодках, дело ли им, что там у них, в собственной стране, происходит? Морской народ, кочевой, несерьезный… Нужен оседлый народ. Молодой, не испорченный ни Константинополем, ни Римом. Такой народ можно будет обратить в своюверу, не силой, исподволь, выдавая своих богов за чужих, а привезенные кровавые обряды – за изначально присущие. Есть такая страна, далекая, лесная, где зимой дуют сбивающие с ног ветра, становятся твердыми озера и реки, а с неба падают на землю замерзшие капли воды, белые, холодные, сверкающие, словно волшебный камень Лиа Фаль. Лиа Фаль… Камень, струящийся сиреневым светом, дающий силу… Так и не удалось тогда выкрасть его из Тары, сами еле ноги унесли, а Магн Дуль Бресал – женщину-кошку, – похоже, поймали. И сидит она теперь в монастырской темнице, надеясь на помощь дружка своего, Конхобара. Зря надеется. Конхобар больше о собственной шкуре думает. Спору нет, Магн девка красивая, да уж больно в монастыре Келл-Дара стены крепкие, а монахи… это ж богатыри, вроде Кухулина, а не монахи! Рыжие, откормленные, мордастые, кулаки – что кузнечные молоты. Ка-а-ак дадут по башке – второй раз в монастырь не полезешь! Даже финнгаллы-викинги, уж на что народ жадный до битвы, и те в Келл-Дару не суются. Правда, говорят, пробовали когда-то. Мало не показалось. Именно там и пробило пущенное копье легкое Сигурду ярлу, что искал в молодые годы удачи в Эйрине. Пока молод был, и не вспоминал Сигурд о ране, зажила, казалось… А вот как пришла старость, все чаще задыхаться стал ярл, все хуже себя чувствовал и даже начал подумывать о почетной смерти в бою. И нашел бы такую смерть, как не найти? Но удержал его сын, Хельги, младший и единственный. Четверо сыновей было когда-то у Сигурда, как на подбор красавцы: Ивар, Эйрик да Хаген с Хельги. Ивар погиб в Нортумбрии, в походе с Рагнаром Мохнатые Штаны, знаменитым конунгом, геройски умер, как и подобает викингу. Эрик с Хагеном сложили голову в земле франков, в жестокой схватке с воинами лысого короля Карла. Остался один Хельги. Младший. Два года уже как стал Хельги воином и видел уже четырнадцать зим. Ради него и задержался старый Сигурд на этом свете, как ни хотелось ему в Валгаллу! Так решил: вот изучит Хельги всю воинскую премудрость, покажет себя, станет настоящим вождем-хевдингом, тогда можно и о Валгалле подумать. Пойти с сыном в последний бой и умереть с честью, так, чтоб рассказывали потом скальды, как умер старый Сигурд и как сын его, молодой конунг Хельги Сигурдассон, устроил по этому случаю торжественную и пышную тризну, такую, что целую неделю не было трезвого человека во всей Норвегии, от Вика до Халогаланда!

Стоящий на носу корабля Сигурд украдкой оглянулся на сына. Светловолосый, синеглазый, он сильно напоминал мать, наложницу из Гардарики. Жаль, жаль, что она так рано умерла…

– Ты должен стать вождем младшей дружины! – подойдя ближе, громко сказал ярл. – Ты и только ты, сын мой! И тогда ты получишь от меня лучший драккар, и мы вместе отправимся в поход, где ты обретешь добычу и славу, а я – достойную смерть.

– Так будет, – кивнув, сквозь зубы отозвался Хельги.

– Не думай, что это просто, – усмехнулся Сигурд. – Не так-то легко стать первым среди множества молодых и сильных, которые сейчас проводят в воинских играх каждый день… Впрочем, и ты зря времени не теряешь. Как думаешь, кто будет твоим главным соперником в лагере Эгиля?

– Фриддлейв, – не колеблясь, ответил Хельги. – Фриддлейв, сын Свейна Копителя Коров.

– Да, Фриддлейв достойный соперник, – согласился ярл. – Он смел, отважен и честен. Однако помни, сын мой, средь остальных тоже найдутся желающие выдвинуться в вожди, и даже те, о которых мы с тобой никогда бы не подумали. Такие могут нанести удар исподтишка, как нидинги.

– Я не боюсь их, отец!

– Ты прав, бояться их не стоит, как не стоит бояться змей. Просто нужно всегда помнить про их ядовитые зубы.

– Отец, кажется, по левому борту лодка! – Хельги показал рукой на темную точку, маячившую средь темно-голубых, мерно вздымающихся волн на фоне далекого берега.

– Да, похоже, это карра Форгайла, – всмотревшись, кивнул Сигурд, седая борода его, намокшая от дождя и волн, смешно дернулась. – Не опоздал ирландец. Еще бы – пять его коров мычат под палубой «Толстой Утки», вернее, бывших его коров, а теперь наших. Правда, еще пришлось погрузить его кувшины. Большие такие, нелепые… Эй, там, на борту, кидайте канат!

«Толстая Утка» – так назывался кнорр Сигурда, большой торговый корабль с выгнутой по-лебединому грудью и палубным настилом на носу и корме. Чтобы управлять кнорром, требовалось не меньшее искусство, чем при управлении боевыми ладьями – драккарами и снекьями, – а, пожалуй, даже и большее: ладьи имели и паруса и весла, а кнорр – только парус, – весла на носу и корме использовались лишь иногда, при подходе к пристани. Как Хельги ни упрашивал отца еще по весне взять драккар – был у Сигурда и такой, назывался «Транин Ланги» – «Длинный Журавль», – не захотел Сигурд. Не в морской поход собрался, а навестить старого своего дружка-приятеля Эрика, что давно осел в Ирландии и должен был Сигурду полтора десятка коров. Отдал наконец, да еще этот друид Форгайл в попутчики напросился, не за так, правда. Доволен был ярл: и коров забрали почти целое стадо, и рыбу, всю, что привезли, выгодно продали, хоть у жителей Эйрина и своей рыбы навалом, да вот только не умеют ее так коптить, как в усадьбе Сигурда ярла! С выгодой сходил в Ирландию Сигурд. Под стать хозяину и люди его – радовались, веселые песни горланя. Только один Хельги не веселился, дул губы,куксился – ни одного-то боя не было, вот ведь напасть! Того не понимал глупый, что для настоящего викинга выгодная торговая сделка ничуть не хуже с блеском выигранной битвы. Ничего, пройдет учение, умней станет.

Карра – обшитая коровьими шкурами плетеная лодка – наконец подгребла к левому борту, встав с подветренной стороны. Хельги с любопытством смотрел, как перебираются на кнорр четверо – двое друидов и двое детей, мальчик и девочка, видно, родственники.

– Погрузили ли вы кувшины, уважаемый ярл? – первым делом осведомился старший друид, Форгайл. Тощий, угрюмый, с непропорционально большой головой. Нос крючком, глаза черные, недобрые, по сторонам так и зыркают. Неприятный тип. На месте отца Хельги его выкинул бы в море. Правда, нельзя – не по чести так поступать. На языке викингов друид говорил хорошо, словно полжизни прожил в Норвегии, хотя, может быть, так оно и было.

Буркнув, что ничего с кувшинами не сделается, Сигурд отвернулся, с надеждой всматриваясь в небо – на западе явно светлело.

– Боги дадут нам легкий путь, – усмехнулся кормщик, Эгиль Спокойный на Веслах, высокий жилистый викинг, возрастом чуть младше Сигурда. Эгиль давно плавал с Сигурдом и знал все корабли ярла. Именно Эгилю тинг поручил этой зимою обучение молодых воинов.

Ветер усилился, разгоняя разноцветные тучи, и вот уже золотом заиграли на спинах волн первые лучи солнца. Подняли парус – шерстяной, полосатый, – и кнорр ходко пошел на север. В трюме, у мачты, тревожно мычали коровы, а за кормой «Толстой Утки» взметнулась на волнах брошенная, никому больше не нужная, карра.

Было 1 августа, праздник Лугназад, в честь бога Луга, когда-то сильно почитаемого по всей Ирландии. Когда-то… Друид Форгайл Коэл презрительно сплюнул за борт. Давнопозабыли ирландцы своих древних богов, может, потому-то их и треплют повсеместно жестокие финнгаллы – жители северных фьордов? Слишком давно впитала Ирландия веру в распятого бога. И слишком выгодна оказалась эта вера для знати, с завистью зарившейся на богатства и власть друидов. Нет, никогда уже не воспримет Зеленый Остров своих древних богов, никогда! Форгайл, как никто другой, хорошо понимал это – довелось немало общаться со знатью, включая самого владетельного Эохайда, риага Улада. Одна надежда – на новый молодой народ да на дающий волшебную Силу камень Лиа Фаль, так, кстати, и не выкраденный из Тары.

– Так что там с Магн Дуль Бресал, Конхобар? – подойдя к узколицему жрецу, тихо поинтересовался Форгайл.

– Говорят, ее схватили люди епископа Тары, о мой друид!.. – так же тихо ответил Конхобар. – Думаю, держат в монастырской темнице, если, правда, ее не разрушили финнгаллы.

Форгайл Коэл с усмешкой покачал головой, и огонь недоверия вспыхнул на миг в недобрых глазах его. За шесть дней до праздника Лугназад гадал он на бараньей лопатке икоровьих внутренностях: жива Магн, и не в плену у епископа. Правда, и в Ирландии ее нет, видно, успела сбежать. В ту же Каледонию или Бретань. Если так – трудновато ее найти будет, а найти нужно обязательно: сильно подозревал Форгайл – похитила все-таки Магн волшебный камень. Хоть и не поведали о том боги, да самолично слыхал Форгайл, как третьего дня судачили о пропаже странствующие монахи в заезжем доме. Что пропало – прямо не говорили, да и сами были не из Тары, из Манстера, мимо Тары проходили только, там и услыхали о краже от местной братии. Епископ, похоже, не сильно опечалился пропажей – ну ее к черту, эту языческую реликвию, пропала и пропала. Меньше будут вспоминать старых нечестивых богов.

Присев рядом за стол, прислушался друид к беседе монахов и сделал выводы… Боги, конечно, знали, где и у кого находится камень, да вот не сказали, и Форгайл догадывался почему. Ждали настоящей жертвы. Потому-то и прихватил друид жертвенные кувшины, усыпанные по днищам желтой пыльцой омелы. И детей взял поэтому. Теперь ждал, когда покажутся на горизонте туманные норвежские фьорды.

…Очень красив был Бильрест-фьорд. Длинный узкий залив – синий, переливающийся изумрудными волнами – со всех сторон обступали высокие берега, густо поросшие соснами. В хорошую погоду, когда воды фьорда делались словно зеркало, казалось, что сосны растут и на дне, а меж их ветвями плавают серебристые рыбы. В конце залива, слева, с высокой, похожей на перевернутую ладью кручи в воду сверкающим водопадом падал ручей, брызги его – разноцветные, яркие – были похожи на драгоценные камни, а когда светило солнце, переливались самой настоящей радугой. Потому и прозвали это место Бильрест-фьорд – Радужный залив. Хорошее место. А сколько дичи водится в лесу! Белки, куницы, рыси, даже лоси и кабаны встречаются.

Усадьба Сигурда ярла располагалась на небольшом холме, в самом конце залива, рядом с водопадом. Длинный, обложенный серыми валунами дом, где жили все родственники ярла – человек сорок, не считая слуг и рабов. Напротив – амбары и летний хлев (зимой скотину держали в доме). Ближе к заливу – приземистый корабельный сарай, похожий на выброшенного волнами кашалота, зимой в сарае хранился «Транин Ланги», боевая ладья Сигурда. Сейчас «Транин» горделиво покачивался у причала, рядом с «Толстой Уткой». Меж домом и сараем тянулись огороды с низкими каменными оградками, за ними – сарай для дров, а уж дальше начинался лес – темно-зеленые угрюмые ели до самых гор.

Если встать лицом к морю, то на левом берегу фьорда окажется луг (луг принадлежал Сигурду), за лугом – пастбище, а дальше, за горами и лесом, – Снольди-Хольм – хутор Торкеля бонда, зажиточного крестьянина, владевшего, кроме коров и хутора, еще и пятью лодками.

На противоположном берегу залива виднелась большая богатая усадьба братьев Альвсенов, известных задавак, мнивших себя ровней Сигурду ярлу, сразу за их усадьбой блестела голубоватая гладь озера, а за озером, в лесу, что напротив пастбища, стоял хутор Свейна Копителя Коров, от которого вела через лес тропка к старой дороге.

Оранжевое вечернее солнце зависло над морской гладью, прочертив по воде яркую переливающуюся дорожку, тянувшуюся до скалистого берега. Кончился шедший целый деньдождь, и розовато-палевые облака, снизу подсвеченные солнцем, разбежались по голубым краям неба – словно пасущиеся коровы, съев всю траву, направились к сладким кустам на окраинах луга.

Меж мокрых кустов и сосен по старой дороге, подскакивая на ухабах, быстро ехала повозка, запряженная каурой лошадью. Правил лошадью узколицый друид Конхобар. Дорога шла лесом, то и дело ныряя в урочища, и Конхобар еле успевал отворачивать лицо от мокрых веток. Жутко трясло, вскрикивали сидевшие в повозке дети, мальчик и девочка,а располагавшийся позади них тощий Форгайл Коэл лишь нехорошо усмехался, придерживая накрытую рогожей поклажу. Бочки с засоленной рыбой, как пояснил Форгайл узколицему, громко, чтоб слышали дети. Нужно было отвезти их к соседнему фьорду, к Рекину ярлу, – Рекин отправлялся на юг, в Скирингсаль, где у детей жили дальние родственники. Для того чтобы попасть к Рекину, и попросили повозку друиды. Сигурд себя плохо чувствовал – давали знать старые раны, – а вот старшая жена его, Гудрун, высокая, надменная, красивая – правда, старовата уже, – разрешила взять повозку. Уж больно умильно смотрел на нее узколицый друид Конхобар, как смотрел когда-то, в старые времена, тот, другой… А как похож! Казалось – снова возродился предводитель фениев, такой же молодой, красивый… как тогда, ночью… А ведь с ним тогда был и мальчик, сын. Так вот этот! И он, кажется, не против быть принятым в род. И Гудрун будет не против… Жена Сигурда облизала тонкие губы.

Конхобар почтительно опустил глаза и незаметно для других улыбнулся. Он тоже вспомнил Гудрун. С той ночи, когда, слыша любовные стоны, представлял себя на месте отца… Да, Гудрун почти не изменилась – такая же высокая, красивая, сильная. Правда, лицо чуть высохло, стало более жестким, властным, надменным.

Форгайл меланхолично отвел от лица ветку – в повозку упали крупные капли – и задумчиво уставился на дорогу. Высокие деревянные ободья колес то и дело ныряли в глубокие лужи, разбрызгивая по сторонам коричневатую глинистую жижу. Отфыркиваясь, прядала ушами лошадь, ругался вполголоса Конхобар, радостно кричали на ухабах развеселившиеся ни с того ни с сего дети. Погруженный в свои мысли, друид Форгайл Коэл не слышал их. Он думал о Магн Дуль Бресал. Ведь это она выкрала-таки камень Лиа Фальв Таре и скрыла, не принесла друидам. Зачем, спрашивается? Не иначе как затаила зло за то, что надругался когда-то над ней Форгайл. Завлек Магн – темноволосую, синеглазую, тогда еще совсем юную – в священную рощу (вернее, в бывшую священную рощу) богини Бригиты, учил заклинаниям, затем дал выпить напитка, специально приготовленного, дурманящего, отнимающего разум. А потом, как поплыла Магн, зарычал друид Форгайл волком, срывая одежду с молодого девичьего тела. Не раз и не два тешился с Магн друид, а затем впал в раздумье – убить ли ее или приобщить к священному делу друидов?Решил убить – уже потянулся к ножу, да уж больно красива была Магн, и совсем не плохо было бы заиметь такую, на все готовую, жрицу. Только вот родители Магн не очень-то согласились бы с предложением Форгайла. Тогда договорился с одним совсем еще молодым ярлом – Хастейном. В одну из дождливых ночей напали на их жилище злобные собаки финнгаллы, убили всех, кроме Магн. Ту оставили, привязав к дереву. Пылал подожженный финнгаллами дом, в лужах темной крови лежали отец с матерью и братья, еще совсем юные. Крупные слезы катились из темно-синих глаз Магн, вдруг побелевших от горя. В этот момент и появился Форгайл, утешил, как мог, несчастную, увез в тайный храм, что сохранился тогда средь горных кряжей Коннахта, воспитал жрицей. Поначалу частенько угощал напитком, а потом, как поумнела Магн да совсем взрослой стала, перестал помогать и напиток. Не отдавалась больше Магн Форгайлу, как ни скрипел тот зубами, да и заклинаний друидов знала уже немало – сама могла свободно какую-нибудь пакость устроить учителю. В общем, не так, как задумывал жрец, получилось с Магн. Слишком уж своенравной та оказалась, непокорной, правда, ничего не скажешь, в учении успешной. К добру это или к худу, размышлял теперь Форгайл. Если камень Лиа Фаль у Магн – та вполне может узнать о том, кто на самом деле виноват в смерти всех ее родичей.

Вздохнул Форгайл, осмотрелся, вскрикнул. Ну, Конхобар, чтоб его разорвали Фир Болг, куда гнал-то? Чуть не просмотрел старую дорогу, что поворачивала к Снольди-Хольму.

– Стой, стой, Конхобар! – замахал руками друид. – Поворачивай.

Узколицый удивленно обернулся: вроде к усадьбе Рекина все прямо и прямо?

– Это ближняя дорога, – лживо пояснил Форгайл. – Был я в здешних местах лет двадцать назад, знаю.

Ну, ближняя так ближняя. Друиду видней. Пожав плечами, Конхобар поворотил коня, и повозка, переваливаясь на кочках, въехала в густой лес, темный, колючий и даже на вид страшный. Не бегали звери в этом лесу и не пели птицы, даже ветер, казалось, не дул, и непоколебимо застывшие ели возвышались вокруг вечными молчаливыми стражами. Тишина стояла – мертвая.

Когда уже порядочно отъехали от дороги, Форгайл велел остановиться. Отвел в сторону Конхобара, кивнув на детей, незаметно протянул веревки…

Так вот зачем ему понадобились жертвенные кувшины! – с ужасом догадался наконец узколицый.

Форгайл накинулся на детей, словно почуявший добычу волк. Схватил, связав за спиной руки. С помощью опешившего от страха помощника вытащил под старую ель спрятанные под рогожей кувшины – пузатые, с нелепо широким горлом.

– О, Кром Кройх! – подняв голову к небу, возопил Форгайл, возвышаясь над несчастными детьми с широким ножом в руках. – Прими же наконец настоящую жертву.

Мелькнувшее красное солнце отразилось в разящей стали друида. Взмах ножа – и полетели в кувшины головы, журча, полилась кровь…

Довольный, друид вытащил из складок плаща желтоватую ветку омелы. Опустил в кровь, провел жирную черту на лице узколицего Конхобара. Тот стоял на коленях, с тщательно скрываемым страхом следя за действиями главного жреца.

– О, Кром Кройх! – произнес Форгайл, теперь уже тихо. – Напейся же свежей крови и скажи мне, как достичь власти? И где? В Гардарике? Или лучше это сделать здесь? Сомнения гложут меня, о Кром. Скажи же, как поступить? Дай знак!

С минуту друид прислушивался. Все вокруг было по-прежнему: мертвая тишь да черные суровые деревья. Лишь стояли под старой елью два нелепых кувшина, окрашенных жертвенной кровью.

Конхобар недоверчиво посмотрел на главного жреца – ну и где же старые боги?

И в этот момент гнетущую тишину разорвал мощный звук грома! Откуда ни возьмись, появились в небе темные тучи, и яростная вспышка молнии заставила узколицего быстроприкрыть глаза рукой. Загрохотала гроза, вспыхнули у самого края дороги подожженные молнией деревья. Хлынул ливень.

Конхобар поспешно спрятался под телегу.

А Форгайл все стоял у кувшинов, подставив дождевым каплям крючконосое злое лицо. Черные глаза друида были закрыты, лишь иногда он чуть шевелил губами, словно бы разговаривал с кем-то. Он говорил с Кромом, кровавым богом кельтов.

Взять власть здесь? Нет, невозможно – северные боги слишком сильны, лучше объединиться с ними. Гардарика – другое дело. Там много племен, и у каждого племени – свои боги, с ними можно расправиться поодиночке. Да, Гардарика – это очень хорошо, можно попробовать. Местные боги согласны помочь – Хель, богиня смерти, и хитрый бог Локи. Их тоже нужно задобрить. Камень Лиа Фаль? Он выпал в другой мир вместе с той, что владела им. Куда выпал? Он здесь же, в этой стране, но в далеком будущем. Достатьего оттуда сложно. Хотя можно попробовать сделать так, чтобы владелица камня сама захотела вернуться. Сломать ее тамошнюю жизнь…

– Магн. Все-таки Магн… – чуть слышно прошептал Форгайл и вслушался в шум грозы.

Местные боги. Не надо говорить с главными, достаточно других. Да, вот Хель говорит, что узнала кое-что у Норн, слепых дев судьбы. Есть в Норвегии человек, который станет великим конунгом в Гардарике. Это Хельги, сын Сигурда ярла.

– Хельги, сын Сигурда ярла, – эхом повторил Форгайл. – Я возьму его тело и сделаю его своим. Что же касается души сына ярла… – Друид расхохотался, и жуткий каркающий смех его растворился в грохоте грома.

Глава 3

ОХОТА

Осень 855 г. ХалогаландНочь была в доме,Норны явилисьСудьбу предрекатьВластителю юному.«Старшая Эдда». Первая песнь о Хельги, убийце Хундинга

Осень пришла в Бильрест-фьорд неожиданно быстро: весь август и половину сентября жарило, будто летом, вдруг – раз! – за одну ночь берега залива покрылись ковром из сорванных ветром листьев, золотистых, огненно-красных, рыжих. По такому ковру приятно пройтись, выдыхая полной грудью бодрящий воздух, тем более что поначалу так же сверкало – но уже не грело – солнце. Впрочем, недолго баловала жителей фьорда солнечная погода – день, два – и появились плотные серые облака, похожие на прокисший кисель, быстро затянули небо, словно по мановению рук злобных финских колдунов, живущих на краю света.

Хельги, сын Сигурда ярла, поежился, с опаской посмотрев на небо. Нет, он не был трусом, но финских колдунов опасался. А кто их не опасался? Тем более здесь, на узкой тропинке, что вела через лес в горы. А что такое тропинка? Та же дорога. А дорога, всем известно, очень нехорошее, колдовское место. Кто знает, где у нее край, у дороги? И ведет она известно куда: если все время идти, идти, идти, то в конце концов можно покинуть мир людей – Мидгард – и выйти в иной мир. Хорошо, если в мир богов-асов – Асгард, а если в нижний мир – Нифлхейм – Страну смерти? Или очутишься вдруг в огненной земле Муспельхейм! Хельги не очень-то хотелось там оказаться, четырнадцать летжизни – это еще мало. Ни подвигов совершить еще не успел, ни вообще… Хельги внимательно всмотрелся вперед, за деревья. Что это там мелькнуло? Кажется, что-то огненное! Неужто и в самом деле страшные огни Муспельхейма? А что, вполне может быть! Старики говорили, Бильрест-фьорд не очень-то хорошее место. Это все из-за радуги, что всегда появляется весной. Ведь именно радуга Бифрост соединяет, как мост, мир людей и мир богов-асов. Попадет туда Хельги, посмотрит на него главный бог Один своим единственным глазом – как огнем пронзит: откуда, мол, ты здесь взялся, Хельги, сын Сигурда, сына Трюггви? Какие такие славные подвиги совершил? И засмеется нехорошо, словно гром загремит, а волшебный конь Одина Слейпнир затопочет всеми своими восемью ногами… Нет, не стоит торопиться покидать Мидгард. Успеется еще. Сперва надо подвиги совершить, а уж потом можно и поговорить и с Одином, и с другими богами.

Ага! Вон опять впереди что-то мелькнуло, прямо за елкой.