Чтение 14–й страницы книги ~Ф.М. (том1)~

Выслушав представление гостя и даже сам участвуя в милейшем, приязненном разговоре, Порфирий Петрович не спускал с Раскольникова глаз. Узор предстоящей беседы выстраивался сам собою.

Не скрывать, что всё знаю, определил надворный советник, а напротив сразу перейти к самому делу. Не к убийствам, потому что тут у меня ничего на него нет, и он это отлично знает, а к главному, к теорийке.

Чрезвычайно понравилось Порфирию Петровичу, что гость совсем не смотрит на хорошо знакомого ему Заметова, который превосходно справлялся с ролью — скрипел себе по бумаге и на студента даже не косился.

— Это сотрудник-с, переписывает один малозначительный документик, — небрежно пояснил пристав, усаживая молодых людей на диван и садясь сам на стул.

— Я этого господина, кажется, где-то видел, — так же небрежно обронил Раскольников. — Впрочем, могу и ошибаться.

— Это ничего-с, даже если и позабыли. Человечек самый обыкновенный, не чета вам-с, — доверительно прошептал ему Порфирий Петрович и подмигнул.

Внутри у него всё так и пело — эту часть своего ремесла, психологический поединок с преступником, надворный советник любил более всего. Да и, правду сказать, нечасто такого Раскольникова встретишь.

Намек про обыкновенного человечка Родион Романович отлично понял.

Ну-ка, обойдет или ринется? Пристав с любопытством разглядывал своего визави.

Ринулся, да по-бычачьи, рогами вперед.

— Это вы про ту мою статью сыронизирова-ли? — откинулся на спинку Раскольников и сложил руки на груди. — Дмитрий мне сказывал, что вы ее прочли и желали со мною обсудить. Я-то к вам, собственно, не за тем явился. У меня часы в закладе остались, у процентщицы, которую убили третьего дня. Часы дрянь, но об отце память, хочу вернуть. Так вот я к вам по поводу часов… Но ежели угодно поговорить про мою статейку — отчего ж не поговорить. Я читателями не избалован, особенно такими… заинтересованными.

Очень надворному советнику понравилось, как было выговорено это последнее слово, даже поневоле залюбовался Родионом Романовичем. Крепкий орешек, ничего не скажешь. Но то-то и занятно.

С наслаждением выпустив струйку табачного дыма, Порфирий Петрович изготовился произвести следующую, чуть более тонкую атаку на собеседника, но здесь, черт бы его побрал совсем, снова зазвенел дверной колокольчик. Настойчиво, даже требовательно, так что уже через несколько секунд стало ясно — это не просто так, тут какая-то чрезвычайность.

С досадою извинившись, пристав вышел в прихожую, распахнул дверь и увидел на пороге не кого иного как надзирателя третьего квартала Никодима Фомича.

Всегда спокойный, добродушный, капитан был непохож на себя. Седые усы подрагивали, глаза хлопали часто-часто.

— Опять… Ваше… Порфирий Петрович, что ж это такое… — не своим, жалким голосом пролепетал квартальный. — Только сейчас прибежали. На Малой Мещанской… Я по дороге решил к вам…

Порфирий Петрович, разом обессилев, привалился к двери. Ему вообразилось, что он спит и видит кошмарный сон, от которого сейчас непременно пробудится.

— Девицу Зигель, Дарью Францевну… По голове… В собственной квартире… На Малой Мещанской… Вот только что…

Когда это бывало необходимо, Порфирий Петрович умел брать себя в руки — имелась у него такая счастливая, а для следователя даже и необходимая черта.

Собрался он и теперь, в эту тяжкую для себя минуту.

— Постойте-ка тут, — тихо велел он капитану, а сам выглянул в комнату и, как ни в чем не бывало улыбнувшись, сказал. — Это ничего-с, из конторы пришли… с сообщением.Митя, поди-ка, дружок.

Но когда Разумихин вышел в прихожую, надворный советник улыбку сбросил, схватил родственника за рубаху и яростно прошептал:

— Скажи только одно: ты Раскольникова ко мне прямо из дому привел? Вы не разлучались, хоть на сколько?

— Ну да, разлучались, — удивился Дмитрий, поневоле тоже переходя на шепот. — На час целый. Перед твоим домом встретились. А что?

Порфирий Петрович ударил себя кулаком в лоб и зажмурился.

— Прав был Заметов! Надо было его задержать! Это не человек, а дьявол!

Разумихин ужасно удивился:

— Кто дьявол, Родька? Ты в самом деле его, что ли, подозреваешь? А при чем здесь «разлучались — не разлучались»?

— В тот час, что ты с ним разошелся, убили еще одного человека. Ну, теперь игрушки в сторону.

С заблиставшим взором Порфирий Петрович хотел уже идти в комнату, но Дмитрий удержал его за плечо.

— Если и убили, то никак не Родька. Он не один был, сестру провожал.

— Не один? — Из пристава будто невидимая сила изъяла весь скелет, оставила лишь кожу да плоть — так он вдруг съежился и обмяк. — Не один?! Так у него свидетельница есть?

— Еще какая! Не в сообщницах же она ему? Это, брат, такая девушка, что я тебе и объяснить не сумею… Забудь про Раскольникова, дурь это.

— Дурь, дурь… — залепетал несчастный, сраженный двойным ударом пристав.

Мало того, что новое убийство, третье в три дня, так еще и единственная, казавшаяся несомненною версия только что рассыпалась в прах.

8. ФРИ-МАСОН

Поздним утром, в двенадцатом часу, Фандорин и Саша ехали в клинику кислые. Поводов было более чем достаточно.

Начать с того, что «негатив» Морозова подло их обманул — не сказал, что рукопись разделена не на два куска, а есть еще и третий.

Далее. Второй фрагмент найден, но отобрать его у вымогателя Лузгаева будет очень и очень непросто.

Ну и, наконец, с началом рукописи тоже выходила полная ерунда.

Когда рано утром позвонила Саша и сообщила, что в окне Рулета по-прежнему не наблюдается признаков жизни, Николас велел ей идти в милицию, к следователю, который ведет дело о разбойном нападении на Филиппа Борисовича. Надо будет сказать, что личность грабителя установлена, и официально заявить о пропаже ценной рукописи, которая является собственностью семьи Морозовых. Пусть найдут и Рулета, и манускрипт, а вопросом о законности владения реликвией придется заняться позже. Иначе наркоманзагонит ее какому-нибудь случайному человеку, и пиши пропало.

Саша сходила, поговорила. Сначала следователь обрадовался, что есть шанс закрыть безнадежное дело. Взял наряд, и Саша отвела милиционеров на квартиру Рулета. Но когда выяснилось, что хозяйка не знает ни места прописки своего жильца, ни фамилии, ни даже имени, капитан сник. И сказал девочке честно, по-отечески: «Никто твоего Рулета искать не будет. Если бы убийство, можно было бы компьютерный портрет составить и в розыск объявить. А тут подумаешь — телесные средней тяжести. Ладно тебе, чего ты такая мстительная.Он же ширялыцик, долбила, все одно сдохнет, как собака, где-нибудь в сортире, с шприцом в руке». В существование рукописи Достоевского милиционер то ли не поверил, толи ему это было, как выражается Валя, по барабану. На прощание сказал: «Ты на окошко поглядывай. Если появится — звони. Приедем, заберем». Вот и всё следствие.

Раз на милицию надежды нет, Ника откомандировал Валентину в засаду. Теперь ассистентка звонила каждые полчаса и жаловалась на хозяйку. Та пила на кухне водку (от Валиных щедрот) и уже приступила к исполнению народных песен а-ка-пелла.

Итак: первая часть рукописи неизвестно где. Вторая у вымогателя, который требует фантастические деньги. А еще, оказывается, есть третья часть, и про нее тоже ничего неизвестно.

И вот теперь они ехали на новое свидание с омерзительным Филиппом Борисовичем, который наверняка поджидал их и ухмылялся. Знал, что снова придут, куда им деваться. И уж потешится на славу, можно не сомневаться.

В рецепции улыбчивая красавица сказала:

— Господин Фандорин? Вас просили зайти к Марку Донатовичу.

Откуда главврач знал, что я снова здесь появлюсь, удивился Николас.

— Хорошо. Зайду.

— Можно я вас в коридоре подожду, перед папиной палатой? — попросила Саша. — Одна не пойду. Боюсь.

Еще бы!

Николас поднялся на второй этаж, заглянул в приемную. На сей раз индийская музыка не звучала, никто не лежал на полу в позе трупа. Секретарша Кариночка порхала по клавишам ловкими пальчиками, на Фандорина едва взглянула.

— Меня хотел видеть Марк Донатович?

— Войдите.

Взгляд миниатюрной брюнетки был пуст и безразличен. Очевидно, вся милота предназначалась исключительно любимому начальнику.

— Как прошли вчерашние состязания? — спросил Ника, попробовав представить, как Карина, в белом кимоно, с черным поясом мастера, наносит молниеносные удары своими стальными ножками.

— Как обычно. Первое место, — по-прежнему бесстрастно ответила она и повторила. — Войдите.

Кремень девица, подумал Фандорин. Что за времена настали. Эпоха немногословных решительных женщин и говорливых рефлексирующих мужчин. Кажется, Валя сделал правильный выбор.

В кабинете Николаса ожидал сюрприз.

Марка Донатовича там не оказалось, на его месте сидел Аркадий Сергеевич Сивуха и наблюдал, как гениальный подросток Олег играет на компьютере главврача в какую-то стрелялку. В углу на стульчике пристроился охранник Игорь, сосредоточенно читавший журнал «Здоровый мужчина».

— Доктор сделал Олегу укол, через тридцать минут сделает еще один. Вот мы пока тут и сидим, ждем, — сказал спонсор, приподнимаясь и протягивая через стол руку.

— Ему нравится меня мучить, — буркнул паренек, поправив свою безразмерную кепку. — Нарочно выдумывает всякую фигню.

Сивуха мягко сказал:

— Не говори так. Марк Донатович — врач от Бога.

— Все врачи от Бога — садисты. Настоящий врач — это садюга, которому в кайф кромсать тела и души. От этого они себя сами богами чувствуют. Ну, гад, получи! — заорал подросток, выпустив клавишей пробела длинную очередь. — Блин, ушел!

И сразу после этого всплеска детской непосредственности, повернулся к отцу, совсем другим тоном попросил:

— Папа, забери меня отсюда. Ну пожалуйста.

Под глазами у Олега залегли темные страдальческие круги, а взгляд был такой тяжелый и мрачный, что Фандорину вспомнилась вчерашняя реплика про преклонный возраст.Бедный маленький старичок. Чем он все-таки болен? Что с ним здесь делают?

— Мы же договорились. — Аркадий Сергеевич потрепал сына по руке. — Двухнедельный курс. Потерпи. Доктор обещал результат. Как минимум, пушок.

Впрочем, может быть, Сивуха сказал не «пушок», а какое-то другое слово — Олег резко крутанулся на кресле, ударил по клавише, и монитор снова разразился пальбой. Но что слово кончалось на «шок», это точно.

Всё это показалось Николасу очень странным. И разговор, и само их присутствие в кабинете, и то, что секретарша сказала: «Войдите».

Он готов был биться об заклад, что его здесь ждали. Поэтому говорить ничего не стал, а лишь вопросительно посмотрел на спонсора.

— Вы не ошиблись, Николай Александрович. Я в самом деле приехал, чтобы с вами поговорить. — Сивуха показал на кресло. — Садитесь, садитесь. Разговор будет долгим.

— О чем? И откуда вы узнали, что я сюда приеду? — настороженно спросил Фандорин, но сесть сел.

— Подохни, гнида! — пронзительно выкрикнул Олег.

Аркадий Сергеевич закурил трубку, с приязненной улыбкой разглядывая собеседника. Вкусно запахло ароматизированным табаком.

— Пришло время открыть карты. Вы, Николай Александрович, человек феноменальной проницательности. В любом случае очень скоро догадались бы обо всем сами и разозлились бы на меня за мои козни. А я хочу, чтобы у нас выстроились хорошие, деловые отношения.

Насчет «феноменальной проницательности» он явно польстил — поразительное заявление застигло Фандорина врасплох. Он перевел взгляд на охранника. Тот как ни в чем не бывало шелестел глянцевыми страницами.

— Теперь я точно знаю: вы ровно тот человек, который мне нужен. Не зря говорят, что вы мастер своего дела.

— Какого дела? — сдвинув брови спросил Ника.

— Вы владеете фирмой «Страна советов», которая помогает клиентам решать всякие сложные вопросы. Так помогите мне, поработайте на меня. Я очень перспективный клиент. Дайте совет, как отыскать третью часть рукописи.

Выражение лица у Николаса, вероятно, было вполне красноречивым — Сивуха весело рассмеялся.

— Удивлены? У вас просто было слишком мало времени, чтобы проанализировать факты. Филипп Борисович лечится в этом храме науки неспроста. Видите ли, настоящий владелец рукописи Достоевского — я. Мы с Морозовым договорились и подписали договор купли-продажи. Я заплатил задаток. И не маленький.

— Как, вы тоже? — пролепетал Ника, не успевая переваривать информацию.

Что значит «тоже»? Вы имеете в виду Лузгаева? Нет, я заплатил настоящую цену, не то что этот мелкий жулик. Я всё знаю. Не обижайтесь, мы установили в вашей машине микрофон, еще вчера. Должен же я был знать, как вы станете действовать. Начали вы весьма многообещающе: раскрутили Морозова на подсказку (в палате, разумеется, тоже установлена прослушка). Потом совершенно гениально разгадали головоломку. Вы обсуждали это в машине, со своей помощницей, помните? А содержание вашей беседы с Лузгаевым пересказывали Саше по телефону, у меня есть распечаточка. Однако какая тварь этот коллекционер! 50 тысяч фунтов он заплатил, как же! А помните, как он завилял, когда выупомянули о П.П.П.? Ну, о «перстне Порфирия Петровича»? Потому что впервые услышал! Это кольцо добыл я, за кругленькую сумму, а Лузгаев и его решил заграбастать. Я всё слышал!

Ника только сглотнул. Прослушка? В палате Морозова, в «метрокэбе»? И Сивуха имеет наглость открыто в этом признаваться?!

Но Аркадий Сергеевич опередил возмущенную тираду, уже готовую сорваться с Никиных уст.

— Извините, но я действовал не только в собственных интересах, а еще и в интересах Саши. Когда я вас вчера с ней увидел, сразу насторожился. Вокруг этой рукописи всякие вороны так и вьются. Я неспроста подошел к вам знакомиться. Немедленно навел справки о Николае Александровиче Фандорине. И когда получил информацию, подумал, что вас подбросила мне сама судьба. Левон Константинович дал вам самую высокую аттестацию, — назвал Сивуха имя одного из бывших клиентов «Страны советов», директора банка. — И еще несколько весьма уважаемых людей.

Слышать это было приятно, и Николас заговорил менее резко, чем намеревался:

— Почему вы не объяснили всё сразу, еще вчера? Зачем было подслушивать?

— Нужно же было удостовериться, по силам ли вам такая сложная задача. Как я только не обрабатывал этого чертова психа Филиппова. Бесполезно. Ни кнутом его не возьмешь, ни пряником. Только глумится — ну, вы сами это испытали.

«Он и мою вчерашнюю историю слышал. Распечаточку дали», сообразил Ника и снова разозлился.

— Вы показали блестящий результат, — продолжил Сивуха, словно не замечая, что взгляд Фандорина потемнел. — Лица, у которых находятся две первые части рукописи, установлены. Добыть материал — вопрос техники. Но есть, оказывается, и третья часть. Я предлагаю вам работу. Найдите мне концовку. Безвозвратный аванс — сто тысяч рублей (Левон Константинович предупреждал, что вы патриот и в иностранной валюте гонорар не берете). Если будет позитивный результат, получите еще полмиллиона. Плюс, разумеется, все расходы. Не забывайте и о Саше. Если у меня в руках будет рукопись, она сможет расплатиться с швейцарцами. А лечение Филиппа Борисовича я и так уже оплатил.

Насчет Саши он был прав. И гонорар предлагал хороший, очень хороший. «Стране советов» никогда еще столько не платили, даже за куда более трудоемкие заказы. И потом, Нике самому хотелось узнать, как двигалось дальше расследование Порфирия Петровича и кто совершил те убийства — Раскольников или какой-то иной персонаж, быть может, в окончательный вариант «Преступления» не попавший.

Всё это были соображения «за».

Но имелось и одно «против». Существенное.

Об этом Ника напрямую и заявил:

— Я не уверен, что хочу работать с таким клиентом, как вы. Фокус с подслушиванием мне не по вкусу. Вы, собственно, кто?

Спонсор озадаченно улыбнулся и ответил не сразу.

— Мне говорили, что вы умеете огорошить собеседника простым вопросом, на который хрен ответишь. — Он выпустил клуб дыма. — Кто я? Дать самому себе определение — задачка не из легких. Вы ведь не про имя спрашиваете, оно вам известно. Что я — депутат Государственной Думы, это по значку видно. Кто же я? Ну, бизнесмен, специалист по корпоративным инвестициям, но это временное занятие. Олежка, нахал, обозвал меня самцом, который рвется в вожаки стаи. Категорически не согласен. — Вдруг Аркадий Сергеевич хитро взглянул на Фандорина и, понизив голос, сообщил. — Эх, была не была. Признаюсь начистоту. Я фри-масон, вот кто!

Ника ожидал услышать что угодно, но только не это.

— Член масонской ложи? — удивился он. — А разве они еще существуют? Я думал, это только на Западе…

— Черт их знает, существуют масонские ложи или нет. Я фри-масон не в том смысле. Я по духу фри-масон, по психологии. Я вольный каменщик, понятно?

Нет, Николасу не было понятно.

Но задавать вопросы не пришлось — Сивуха заговорил сам, очень охотно. Видно было, что говорить он умеет. Наверняка из этого непредсказуемого господина получился бы отличный телеведущий или публичный политик. Потягивая трубку, спонсор-бизнесмен-депутат начал свой рассказ.

Про вольного каменщика

Я, Николай Александрович, на исторических фри-масонов чем похож? Тоже ценю только две вещи: свободу и созидание. У меня этот девиз во время предвыборной кампании на всех плакатах и листовках обозначен был. Я всегда мечтал ни от кого не зависеть и что-нибудь строить, создавать. Но при этом вечно зависел от окружающих, и вечно строил не то, что хотелось бы, а всякую чепуху.

Знаете, в детстве, когда у человека формируется характер, самая лучшая закалка, это когда у тебя имеется какой-нибудь гандикап, неважно истинный или воображаемый. Тут или сгибаешься под его тяжестью, или, наоборот, преодолеваешь дефект и потом тебе ничего уже не страшно. Все эти истории хрестоматийны: гугнявый Демосфен, которыйучится говорить с камешками во рту, чтобы стать великим оратором. Или тот спортсмен с больным позвоночником, который из инвалида сделался главным силачом планеты. Ет цетера, ет цетера. В моем случае гандикап был смехотворен. То есть это сейчас так кажется, а в детстве я думал, что судьба обошлась со мной ужасно несправедливо. Нельзя жить на свете с фамилией «Сивуха»!

Если тебя так зовут, выбор простой: либо настраиваешься жить шутом гороховым, либо делаешь свою дурацкую фамилию, как теперь говорят, брэндом. Чтобы имя «Сивуха» зазвучало гордо, надо было ого-го как постараться. Но, слава Богу, у меня имелись предшественники.

Фамилия «Пушкин» современников тоже потешала, будущее солнце русской поэзии дразнили и Пушкиным, и Хрюшкиным. А Толстой Лев — разве не смешно? Я читал, что товарищи по полку прозвали его Тощим Тигром. Или фирму «Dunhill» взять, которая вот эту курительную трубку изготовила. Звучит супераристократично, и никто уж не помнит, что фамилия эта произошла от Dunghill, «навозная куча».

Я, Николай Александрович, в нежном возрасте был пацаненок мечтательный и скрытный. Когда впервые про вольных каменщиков прочел, видение у меня было. Отчетливая такая картинка. Будто стою я на верхушке высоченной стены какого-то недостроенного здания, с мастерком в руке. Внизу огромный город, ветер развевает мне волосы, и никого вокруг, а я кладу кирпичи, и напеваю песню про монтажников-высотников. Смешно? С тех пор прошло сорок или сколько там лет, а ничего не изменилось. Я высоко на стене, один, с мастерком в руке. Только волосы не развеваются.

Аркадий Сергеевич похлопал себя по то ли гладко выбритой, то ли лысой голове и рассмеялся. Во время своего монолога он все время смотрел собеседнику в глаза, и Ника просто физически чувствовал: шаманит депутат, забалтывает, как девушку. Вечная уловка записных говорунов — обволокут задушевной интонацией, упакуют в паутину слов. Что ж, пускай обволакивает. Клиента лучше всего узнаёшь, когда даешь ему поговорить о себе любимом.

Про Некую Силу

Но я всегда знал: прежде чем заработаешь звание вольного мастера, придется долго маяться в подмастерьях. А это что значит? Жить по уставу и правилам цеха. Я всегда так и жил, ждал своего часа.

Все вступали в КПСС — и я вступил. Все вышли из КПСС — и я вышел. Все кинулись торговать компьютерами — я тут как тут. Все переключились на нефтяную трубу и инвестиционные портфели — Сивуха один из первых. Все бандиты — я бандит. Все перестали быть бандитами — я сама законопослушность. Все депутаты — я депутат. И, обратите внимание, всё время от правящей партии, как бы ни менялось ее название.

И всё у меня всегда получалось лучше, чем у других таких же. Потому что для них деньги или там мандат этот паршивый — цель жизни, а для меня средство. Они кто? Жуки навозные, а я вольный каменщик. Вот выбьюсь в мастера — такого понастрою, весь мир ахнет. Потому и охраняет меня судьба, не дает в обиду.

Это я к самому главному подошел. Мало с кем про это говорил, а вам скажу.

С некоторых пор я начал подозревать, что всё в моей жизни не просто так. Что есть у меня какая-то особенная миссия, которую я обязательно должен исполнить. И всякому,кто окажется на моем пути, не поздоровится. Вы на меня не смотрите, как на психа. Я не чокнутый. Просто существует некая Сила, и она на моей стороне. Это не бред — факты.

— Вы про Господа Бога, что ли? — перебил Ника, подумав: ну что за времена такие, всякий шустрила непременно воображает себя избранником Провидения.

Сивуха нахмурился.

— Не знаю. Не моего ума дела. Я вам сейчас несколько фактиков приведу, а вы уж сами делайте выводы.

Депутат оглянулся на сына, но тот не слушал — расстреливал на экране каких-то инопланетных страшилищ, яростно приговаривая: «Йессс! Йессс!». Охранник Игорь чиркал в журнале карандашом — должно быть, разгадывал кроссворд.

Про Некую Силу (продолжение)

Для начала вот вам история, которая приключилась десять лет назад, в самый разгар бандитской эпохи. Был и у меня свой бандит, звали его Шикой. «Специалист по решениювопросов» — так это называлось. Я платил Шике процент от прибылей, ну, а он … решал вопросы. Не буду рассказывать, какие именно, чтобы не отвлекаться. Нет, в самом деле, пропускаю детали исключительно ради экономии времени, мне бояться нечего. Не то чтобы я был кристально чист перед законом (среди нас, золотоискателей 90-х, чистых нет) — просто я же из правящей партии, никто в моем прошлом копаться не станет. Всякое, конечно, бывало, но мои давние шалости гораздо менее интересны, чем то, что я вам сейчас расскажу.

В общем, произошел у меня с Шикой конфликт на почве взаимонепонимания. Я полагал, что он на меня работает и получает гонорар за услуги, а он, оказывается, воображал, будто это я на него работаю и плачу ему дань. На этой почве и повздорили. И Шика прямо у меня в доме, за обеденным столом, стал угрожать. Плюнул в бокал с вином, вылил наскатерть. Он обожал эффекты и выражался витиевато. Я, говорит, тебя уничтожу, в ноль выведу. Исчезнешь без следа, будто тебя и не было. Жди. И вышел, хлопнув дверью.

Признаться, я здорово перетрусил — репутация у моего «бизнес-партнера» и его команды была серьезная. Немедленно отправил Олежку с Игорем на дачу к институтскому товарищу, с которым двадцать лет не общался. Сам дунул в Шереметьево — и в Чехию. Оттуда, чтоб замести следы, на машине в Венецию, арендовал яхту, уплыл на греческие острова.

Звоню Игорю с Родоса. Как, мол, дела. А Игорь: возвращайтесь, всё нормально.

Пропал Шика. Бесследно. Сам в ноль вывелся. Куда исчез, почему — до сих пор загадка. А команда Шикина разбрелась кто куда.

Ну я, как говорится, перекрестился, подумал, повезло. Стал дальше жить. Ни о какой Силе тогда еще не думал.

Но только случаи вроде этого стали повторяться. И тут уж надо было совсем глухим идиотом быть, чтоб не задуматься.

Например, такой сюжет. В 98-м это было, во время дефолта. Я как раз перед 17 августа операцию по конвертации провел. Крупную сумму в рублях на доллары поменял, по курсу 1к 6. А тут бац — и уже по 1 к 18 не поменяешь. Партнер, который у меня рубли взял, ужасно обиделся. А человек был непростой, замминистра. Тогда большие чиновники запросто совмещали госслужбу с бизнесом, то есть наоборот: бизнес с госслужбой. Сейчас, конечно, тоже, но все-таки не так внаглую. И стал замминистра требовать свои доллары обратно. Я не отдаю — с какой радости? Начал он меня гнобить, не по-детски: налоговые проверки, «маски-шоу» — это когда ОМОН в офис врывается, сотрудников кладет лицом на пол и переворачивает всё вверх дном. Ну и всякие прочие удовольствия. До того, сволочь, дошел — уголовное дело инициировал по одному эпизодику, к которому, кстати,сам имел непосредственное отношение. Я звоню ему, говорю: что ж ты, гад, делаешь? Ведь ты в Бога веришь, по святым местам таскаешься, покарает тебя Господь за такой беспредел. Бабки верни, говорит, тогда дело закроют. У меня в ту пору мандата депутатского не было. Прямо с очередного допроса надели наручники, и в Матросскую Тишину. Три дня отсидел — вдруг выпускают. Оказывается, врага моего Бог покарал. Самым недвусмысленным образом. Замминистра этот в самом деле ужасно богомольный был. Днем взяток нахапает, назло употребляется служебным положением по самое никуда, а вечером молится, коленки перед распятием протирает. Распятие у него было особенное, с Урала привезли в качестве ценного подарка: малахитовое, а Спаситель вырезан из яшмы. Килограммов двадцать, а то и тридцать весило. И вот, через два дня после моего ареста, пока он молился, оно с верхнего крюка каким-то чудом соскочило, да концом ему прямо по темечку. И наповал. Ничего?

Это я вам самые эффектные случаи рассказываю, а были и другие. Не раз и не два спасал меня мой фри-масонский бог. Только появится серьезный враг, начнет создавать проблемы — тут ему и конец. Некоторые вроде Шики просто исчезли, и всё. Стопроцентная мистика. С другими выходило еще того интересней.

Последний раз чудо случилось совсем недавно, в мае. Во время довыборов по моему одномандатному округу. Может, вспомните — в газетах писали. Соперник опасный у меня только один был. По всем расчетам должен был продуть ему процентов пять-десять.

Девятого, в День победы, плавал он на яхте по Истринскому водохранилищу. Заметьте, один. И вдруг яхта вспыхнула огнем, ни с того ни с сего. Хорошая была яхта, винтажная, из старого английского дерева. Сначала загорелся парус, потом рубка. Мой соперник едва успел в воду сигануть. Утонуть не утонул, в нагруднике был, но ведь начало мая, вода восемь градусов. Пока его выловили, минут тридцать прошло. Застудил себе все к чертовой матери, не до выборов стало. До сих пор в инвалидной коляске передвигается, весь скрюченный. А я уж и не шибко удивился. Знал: выручит меня фри-масонская Сила. Не путайся под ногами у вольного каменщика.

Ну как вам мой рассказ?

— Чувствуется, что не в первый раз исполняете, — не без сарказма ответил Фандорин, пока еще не решив, как отнестись к странной истории.

Понятно было, что Сивуха интересничает. Но что тут правда, а что фантазии? Кстати говоря, про кандидата, едва не утонувшего во время катания на яхте, в новостях, действительно, что-то было. Во всяком случае, на сумасшедшего Аркадий Сергеевич никак не походил.

Депутат рассмеялся.

— Неужели мне не удалось вас заинтриговать?

— Удалось, — признал Николас. — История занятная, и про вольного каменщика красиво излагаете. Однако прежде чем я соглашусь с вами работать, объясните, зачем вам рукопись Достоевского? Почему вы готовы потратить на этот поиск столько времени, сил и денег? Неужели ваши инвестиционные портфели приносят мало барышей?

— Ну, во-первых, на перепродаже рукописи можно неплохо заработать, а денег, как известно, много не бывает. Упускать шанс получить верную прибыль или, как теперь говорят, наварить бабулек, для бизнесмена — тяжкий грех. Но когда ко мне обратился Морозов, я подумал не о деньгах. Понимаете, для меня это шанс вырваться из толпы нуворишей, имя которым легион, и, наконец, стать Личностью, то есть обрести настоящую свободу. Миллионы можно потерять, эту цацку, — он небрежно показал на депутатский значок, — тем более. Но если ты — Личность, ты практически непотопляем. Всякий скоробогатей, достигнув определенного уровня, ищет себе палочку-выручалочку, которая выделит его из массы и сделает особенным. Кто футбольный клуб покупает, кто яйца Фаберже, кто картины Малевича. А Достоевский — инвестиция понадежней. Аркадий Сивухавозвращает отечеству и мировой культуре неизвестное произведение классика. Это же мировая сенсация! Смешное имя «Сивуха» будет накрепко привязано к великому имени «Достоевский». Я превращусь в того самого Сивуху, который. Понимаете? Мне очень нужно добытьэту рукопись. Я ее законный владелец. Прежде чем Морозов надумал обратиться ко мне, он побывал у коллекционера автографов и, как выясняется, еще у кого-то, оставил им по куску текста. Но в конце концов выбрал меня. Потому что Сивуха умеет найти правильный подход. Ведь наш доктор филологии в денежных делах был лопух лопухом. Любаясумма больше тысячи долларов ему казалась фантастической, он в нулях плохо разбирался. Я сразу понял: такого надо брать на конкретику. П.П.П., колечко это, я недавно у одного коллекционера прикупил. Не факт, что перстень тот самый, который правоведы собирались писателю преподнести — не успел я экспертизу сделать. Но тоже четыре карата, и гравировка совпадает. Я, знаете ли, давно интересуюсь всем, что связано с Федором Михайловичем. Хобби такое. На кольцо-то Морозов и клюнул. Как увидел — ручонки затряслись, и я сразу понял: дело в шляпе. Подписал со мной договор, по всей форме. Вот, можете удостовериться.