Чтение 10–й страницы книги ~Огнерожденный~

Довольный Фарах рассыпался в благодарностях, превознося до небес доброту наставника. Састион с легкой улыбкой выслушал похвалы и велел отправляться за стол, пообещав, что сам поговорит с Ламераносом перед занятиями.

Это была победа. Подмастерье и не рассчитывал на то, что ему так просто удастся получить разрешение на визит к ученому. Он с легким сердцем отправился в холл, к обеденному столу, размышляя о том, что Энканас все-таки благоволит к нему, пусть и полному недостатков, но не лишенному искренности.

Все вышло как нельзя лучше. Састион действительно сам переговорил с ученым и лично подтвердил свое разрешение. Ламеранос рассказал об этом Фараху, прямо на уроке. Бывший подмастерье ликовал, чувствуя на себе чуть завистливые взгляды Васки и Сасима. Им тоже хотелось посмотреть на книжные сокровища Ламераноса, но братья даже думать не могли о том, чтобы попросить старшего воспитателя отпустить их на ночь к ученому. Это, несомненно, подмочило бы репутацию будущих послушников.

Фарах едва дождался окончания занятий. Вопреки обыкновению он был настолько рассеян, что пропустил мимо ушей довольно длинный рассказ учителя о природе Леарана. Но это ничуть его не огорчило. Фарах рассчитывал наверстать упущенное вечером, во время беседы.

В конце занятий он подошел к Ламераносу чтобы договориться о времени визита. Ученый обещал показать воспитаннику звезды, и речь шла, разумеется, о ночных часах. Вечерняя молитва в приюте оканчивалась в девять вечера. После нее Фарах был предоставлен самому себе почти на двенадцать часов и мог спокойно отправляться в гости к учителю. Времени было достаточно.

Ламеранос рассказал, как добраться до его дома и сказал, что будет ждать гостя между девятью и десятью вечера. Фараха это вполне устраивало. Довольные друг другом они распрощались, и каждый вернулся к своему делу: Ламеранос отправился в университет, заниматься со школярами, а Фарах возвратился в приют.

Бывший подмастерье едва смог дождался вечера. Возбужденный предстоящим приключением, – а для него, воспитанника приюта, это было самое настоящее приключение, – он сидел как на иголках. Фарах грезил на ходу, представляя себе сокровища знаний, хранящиеся у Ламераноса. Ему казалось, что жилище ученого – небольшой университет, и, посетив его, можно приобщиться к мудрости веков.

На ужине Фарах забыл про десерт: сморщенные сушеные яблоки. Этим немедленно воспользовался Грендир и проглотил его долю в мгновенье ока. На упрек совестливого Килраса, бывший вор ответил, что Фарах сам виноват – нечего витать в облаках и вообще: в большой семье рот не разевай. Килрас, чувствительный к любой несправедливости, немедленно нахмурился. Сказал, что это нехорошо. Грендир ответил язвительным замечанием, и друзья чуть не поссорились. Сам Фарах даже не заметил этой перепалки, – в мыслях он был уже в гостях у Ламераноса.

После вечерней молитвы к Фараху подошел Састион. Он напомнил воспитаннику об обещании вернуться к утру и сказал, что уже предупредил Тага. Теперь Фарах мог вернуться в любой момент и его без проблем пропустят в приют. Так же Састион очень настоятельно посоветовал воспитаннику не просто пялиться на чудеса в доме ученого, а провести время с пользой. Например, поискать в его архивах собрание пергаментов посвященных жизнеописанию настоятелей Храмов Сальстана. Састион сказал, что уже давно ходят слухи, что у Ламераноса есть такое собрание, но ученый все отрицает. А Великому Храму Таграма необходимо точно знать, – существуют ли подобные архивы на самом деле или нет. Фарах кивал и обещал помочь, но на душе у него скребли кошки, он чувствовал себя оплеванным, униженным. Ему предлагали роль шпиона! Конечно, глупо думать, что Састион просто по доброте душевной отпустит воспитанника на всю ночь к ученому, нарушив тем самым правила приюта. Но то, что ему предлагали… Конечно, пару лет назад, да что там, еще полгода назад, Фарах бы возмутился. Но теперь он лишь покорно кивал, сжимая зубы. Он уже понял, что если хочешь чего-то добиться в этом мире, то нестоит открыто выражать чувства. Лучше спрятать их поглубже и руководствоваться холодным расчетом, а не эмоциями. Так что, выслушав Састиона, подмастерье лишь смиренно поблагодарил наставника за доброту.

После разговора Фарах быстро собрался: оделся, взял холщовую сумку на ремне и кинул в нее пару чистых листов пергамента да свинцовый карандашик для заметок. После чего отправился в путь.

Прогулка по Таграму сама по себе была приключением. Как и во всяком крупном городе, с наступлением ночи улицы не пустели, а напротив – заполнялись горожанами ведущими ночной образ жизни: ворами, бандитами, гуляками и разномастными искателями приключений. Но Фарах не испытывал страха перед этой публикой. Он достаточно времени прожил Таграме, чтобы усвоить несколько истин, помогающих выжить на улицах. Во-первых, надеяться нужно только на себя и на быстроту ног; во-вторых, следовало ни на что не отвлекаться и идти точно к цели; в третьих, – не следовало испытывать удачу и выбирать короткую дорогу. Вовсе нет. Следовало выбирать – безопасную.

Сам Фарах более всего полагался на две вещи: на быстрые ноги и на крепкие кулаки. Раньше у него еще был нож, но теперь он хранился у Састиона. Жрецам и послушникам не полагалось носить оружия, считалось, что они должны думать о Боге, а не о драках, и что лучшая защита – это священный сан. Но Фарах еще не был ни послушником, ни, тем более, жрецом. Он всего лишь воспитанник, – сирота, "колченогий". И на него не распространялась защита духовных лиц. Сироту всякий обидеть норовит – то известно давно. Ведь некому постоять за тебя, нет ни родных, ни близких. Надеяться можно только на себя.

Фараху уже довелось поучаствовать в нескольких драках с городскими подростками – задиристыми и наглыми хулиганами, подрастающими хозяевами ночных улиц. Он знал, что геройствовать в таких случаях бесполезно – особенно, когда на тебя наваливаются кучей. Геройство хорошо на поле битвы, но никак не в городской драке. Тут лучше поскорее унести ноги, а не изображать из себя великого воина. Это подмастерье усвоил твердо и поэтому шел по большим улицам, где можно встретить стражников. Вдобавок внимательно поглядывал по сторонам, справедливо полагая, что на стражников можно положиться в последнюю очередь.

До дома Ламераноса он добрался без приключений. Оказалось что ученый жил недалеко от университета, в одном из домов-муравейников, так нелюбимых Фарахом. Это неприятно удивило его. Подмастерью казалось, что ученый должен жить в отдельном доме, превращенном в большой класс для занятий, где могут заниматься ученики и последователи. И чтобы кругом – покой и тишина. Ничто не должно отвлекать ученого от поиска истины. А тут – подъезд, соседи…

Вход охранял сонный стражник – бывший солдат, живо напомнивший Фараху Тага – охранника приюта. Та же выправка, те же седые леаранские усы, та же скромность и опрятность в одежде. Наверно, ветераны следовали своей "военной" моде. Охранник был предупрежден о визите гостя к ученому и без лишних расспросов пропустил Фараха в большой подъезд, любезно рассказав воспитаннику, как найти дверь Ламераноса.

Оказалось, что ученый обитал на третьем этаже. Это был последний этаж, в общем-то, уже чердак. Это тоже немного смутило Фараха, но он все же поднялся наверх по длинной винтовой лестнице и остановился перед двустворчатыми дверями. Переминаясь с ноги на ногу, он занес руку, чтобы постучать, но этот момент двери распахнулись, и на пороге появился хозяин.

– Фарах!

Ламеранос был одет в длинный стеганый халат с закатанными рукавами. Вокруг шеи обмотан теплый платок, а на ногах сапоги. Голова его оставалась непокрытой, и волосы торчали дыбом, словно месяц не встречались с гребнем.

– Как я рад! – быстро сказал ученый, хватая гостя за рукав. – Заходи, заходи! Я услышал шаги на лестнице и решил что это ты. К счастью, я не ошибся.

– Доброго вечера, – поздоровался Фарах.

– Что? Да! И тебе, конечно, тоже. Ну не стой же, проходи. Все уже готово. Просто замечательно, что ты вырвался из приюта. Ума не приложу, с чего это Састион так раздобрился.

Воспитанник почувствовал, как кровь прилила к щекам. Он знал – с чего. Проклиная шпионскую роль, Фарах пообещал себе, что ни за что не выдаст Ламераноса. Даже если у него обнаружатся полные жизнеописания настоятелей храмов Сальстана, Леарана и Каван-Сара в придачу.

Ученый за рукав втащил гостя в прихожую и захлопнул двери. Пока он возился со сложным механическим замком, Фарах огляделся. Прихожая выглядела совершенно обычно. Стены, пара табуретов, ящик с потрепанной обувью. В деревянную стену, покрытую зеленой комковатой штукатуркой, был вбит большой крюк. На нем висел заштопанный плащ, хорошо знакомый Фараху. Окинув взглядом небогатое убранство коридора, подмастерье ощутил разочарование. Ему казалось, что прямо с порога должны начаться чудеса. Гдеже чучела диких зверей? Где стопы книг, карты, доспехи времен войны за Пустоши?

– Пойдем же пойдем, – засуетился Ламеранос, распахивая двери, ведущие в комнаты. – Не раздевайся. У меня прохладно.

Войдя в большую залу, что служила ученому и кабинетом и гостиной, Фарах довольно хмыкнул. Комната ученого была полной противоположностью пустой прихожей и оправдала все его ожидания. Просторная, с высоким потолком, она была заставлена различными штуками, взывавшими у Фараха почтительный трепет. Тут оказались и чучела животных, и деревянные макеты замков, и странные конструкции из жердей, напоминавшие колодезных журавлей. Все стены были увешаны холстами с рисунками. Среди них встречались карты Сальстана, наброски загадочных животных и рыб, и даже была большая картина изображавшая человека с наполовину снятой кожей. Всю дальнюю стену занимал огромный шкаф с множеством дверок, украшенных затейливой резьбой. Одна из них осталась приоткрытой, и Фарах заметил, что за нею скрываются толстые книги, переплетенные в кожу.

– Ну, проходи. Будь как дома. – Сказал Ламеранос.

Он подвел гостя к окну. Здесь стоял огромный стол, заваленный всякой всячиной: пустыми стеклянными бутылками, листами пергамента, книгами, перьями и прочей мелочью, что имеет обыкновение скапливаться на столах. Вообще же в комнате ученого царил страшный беспорядок. Фарах мимоходом успел удивиться, – как Ламераносу удается находить здесь то, что ему нужно. Но потом он увидел, на что ему указывает ученый, и тут же забыл обо всем прочем.

Напротив окна стояла большая деревянная тренога. К ней крепилась деревянная же труба, залитая черным лаком. Ее толстый конец смотрел в окно, забранное чистейшим стеклом, а узкий призывно поблескивал окуляром.

– Телескоп, – с гордостью произнес Ламеранос. – Линзы сделаны гильдией стекольщиков по моему проекту. Обошелся мне в крупную сумму, но он того стоит. Самый лучшийво всем Таграме, да и во всем Сальстане.

Фарах зачарованно смотрел на телескоп. На черном лаке плясали блики свечей, тренога блестела медью, и в целом он производил впечатление таинственного устройства, чуть ли не колдовского прибора. Конечно, Фарах уже слышал про телескопы. Ламеранос рассказывал им про оптические свойства стекла и про подзорные трубы, сделанные гильдией кузнецов по заказу военных. Но одно дело слышать, и совсем другое видеть это чудо наяву.

Ученный оценил внимание, оказанное воспитанником его изобретению. Он довольно откашлялся, разгладил бороду и сказал:

– Вскоре мы им воспользуемся. Погода нынче ясная, ни единого облачка. Нам повезло.

– Потрясающе, – отозвался Фарах. – Он такой… Красивый.

– Это пустяки, главное, что он полезен. С его помощью я сделал одно открытие, но пока не оповестил о нем коллег. Надо бы уточнить расчеты, проверить вычисления…

Ламеранос придвинул к Фараху стул, смахнул с него пыль и предложил:

– Присаживайся. Пока побеседуем. Надо немного подождать, пока наступит полночь. Тогда будет лучше видно.

Фарах послушно присел на стул и обвел комнату ученого восхищенным взглядом. Его приводило в восторг собрание таинственных предметов и загадочных устройств. Он чувствовал некое благоговение, словно находился в Храме. Такое сравнение вдруг показалось ему кощунственным, и воспитанник смущенно откашлялся.

Ученый истолковал смущение гостя по-своему.

– Вина? – осведомился он. – Или горячего чаю? Не стесняйся. У меня есть потрясающий чайный сбор, с юга Каван-сара. Из Башмина. Говорят, что он собран в знаменитой Долине Слез, расположенной рядом с этим прекрасным городом.

Фарах снова кашлянул, но на этот раз, скрывая улыбку. В Долине Слез, что располагалась рядом с Башмином, не росло ничего кроме сорняков. А башминский чай считался на юге самым отвратительным. Подмастерье хотел сказать об этом ученому, но постеснялся.

Ламеранос пожал плечами и принес из соседней комнаты два глиняных стакана с красным вином.

– Ну что ж, – сказал он. – Сели за стол, теперь можно и поговорить. Ну-с, воспитанник Фарах, что ты знаешь о звездах? Не смущайся, я не давал вам этого на уроках, отвечай, как можешь.

– Звезды – это капли огненной крови Энканаса, – ответил Фарах припоминая занятия с Састиом. – Он пролил их в битве с братом своим, Тайгреном. С тех пор эти капли так и сияют среди тьмы, даже ночью напоминая нам о великой битве.

– Это тебе рассказали в приюте?

Фарах кивнул и отчего-то почувствовал себя неловко, словно сказал глупость. На самом деле, о звездах ему рассказывал еще дед, а Састион лишь подтвердил его слова. Фараху всегда нравилось смотреть на звезды. Еще живя в Эшмине, в ясные вечера он часто разглядывал ночное небо, представляя себе схватку богов.

– Капли крови бога, – задумчиво повторил Ламеранос. – Ответ достойный поэта, а не жреца. Ладно. Слышал ли ты имя Периама Таграмского, ученого, что жил полвека назад?

– Да, в одной из книг, что вы мне дали, это имя упоминалось. Кажется, он первым сделал точные песочные часы.

– О да. Но знаменит он вовсе не этим. Вот что, мой мальчик. Сейчас я расскажу тебе о звездах то, что ты еще не слышал. Предупреждаю – сия теория нелюбима жрецами. Полвека назад, когда Периам высказал ее, поднялся большой шум. Тогда жрецы проклинали ученых и призывали власть к запрету таких мыслей. По счастью, отец Виля был прогрессивным монархом. Гонений удалось избежать, но с тех пор обсуждения теории не выходили за пределы ученых советов. Но, ты мог слышать ее от наставников, как пример ереси. Так что, если сомневаешься в чем-то, лучше скажи заранее.

– Я весь во внимании, учитель, – осторожно отозвался Фарах. Его насторожили слова о ереси, но с другой стороны, раз теория была дозволена властями, а жречество с ней смирилось, то может и ничего страшно не произойдет, если он ее услышит.

– Так вот, – Ламеранос глотнул вина, вытер седые усы рукавом и продолжил. – Есть мнение, что звезды, – это далекие солнца. Дома Энканаса, находящиеся от нас немыслимо далеко. Они, как и наше светило, движутся. Но их движение почти незаметно. Благодаря морякам Леарана, мы многое узнали о них. Звезды служат им картой, помогают ориентироваться в море и знания о них леаранцы собирают много столетий.

– Погодите! – спохватился Фарах. – Выходит, домов у Энканаса много?

– Да. Есть такое мнение. Кое-кто поговаривает, что и миров, подобных нашему, тоже много. Но сия теория представляется мне крайне сомнительной. Более того, слыхал я отнекоторых шарлатанов, что и Богов Огня много. Дескать, Энканас, не один, а по штуке на каждую звезду. Но это совершенно точно есть мысли еретические, и опасайся того, кто выскажет их при тебе, – это будет или еретик, или провокатор. И не смотри на меня так. Я твой учитель и просто предупреждаю тебе об опасности. Но, на всякий случай,не вздумай рассказывать этого Састиону. Он может не так понять, жрецы очень мнительны.

Фарах ерзал на стуле. Его поразило такое множество мнений о звездах. Он вслушивался в речи Ламераноса, а слышал голос деда. Кому верить?

Ученый, тем временем, поведал Фараху о науке астрономике изучавшей движения звезд. Кроме того, зная под какой именно звездой родился тот или иной человек, можно предсказать его судьбу. Этим тоже занималась астрономика. В последнее время подобные предсказания, получившие название "гороскопы", стали очень популярны у знати. Поговаривали, что даже Виль-Весельчак заказал себе гороскоп у придворного ученого Тисарама. Фарах засомневался, что судьбу можно предсказать, и Ламеранос пустился в объяснения. Ученый увлеченно рассказывал воспитаннику о путях звезд, о способах исчисления этих путей, сыпал непонятными терминами и жаргонными словечками преподавателей. Фарах потерялся среди этого потока красноречия и порой только поддакивал ученому, чтобы не выглядеть совсем уж тупицей.

Говорили долго. До полуночи ученый успел рассказать Фараху и про звезды, и про тайные дома Энканаса, что не светятся, но, тем не менее, присутствуют на небе и об их влиянии на судьбу всего живого. В конце концов, распаленный Ламеранос предложил составить гороскоп самому Фараху. Воспитанник заколебался: не узрит ли Энканас в том оскорбление. За ним и родом его и так числиться множество грехов. Но, припомнив, что сам монарх Сальстана вроде тоже баловался гороскопом, решился.

Ламеранос дотошно выспрашивал воспитанника о месте и времени рождения. С местом заминки не возникло, Фарах знал, что родился в Хазире восемнадцать лет назад. И в какой день – тоже помнил. А вот назвать время появления на свет, – затруднился. Знал, что родился около полудня, но и только. Ученый немного огорчился, но потом сказал, что введет в гороскоп необходимые поправки, и все погрешности будут сведены к минимуму. Он записал все, что услышал от воспитанника на лист плохо выскобленного пергамента. Было видно, что этот листок используют не первый раз. Заметив интерес Фараха к листу, Ламеранос похвастал воспитаннику пачкой прекрасно выделанной белой бумаги. Фарах уже встречался с этим изобретением, в приюте. Бумага была непрочной, сильно страдала от воды и огня и на взгляд воспитанника мало пригодна для письма. Темболее такая, какую он видел в приюте: грязно-желтая, шершавая, с мелкими дырами. Но в отличие от нее, бумага Ламераноса выглядела отлично. Это оказались белые, словноснег, листы, аккуратно обрезанные, с тиснением герба Таграма. Замети интерес подмастерья к бумаге, Ламеранос признался, что он подрабатывает гороскопами, составляя их для знатных особ. Им он рисует гороскопы и пишет предсказания именно на такой бумаге. Для Фараха он, конечно, использует пергамент, иначе выйдет слишком дорого. Извинившись за такую меркантильность, ученый спрятал и бумагу, и пергамент в ящик стола, а потом пообещал, что все будет готово через пару дней.

Разобравшись с предсказаниями, учитель и ученик приступили к тому, ради чего они сегодня встретились – к изучению звездного неба. Фарах с замиранием сердца смотрел в маленький окуляр телескопа, стараясь не шевелиться и не дышать. На первый взгляд, ничего особенного и не увидел, – разве что сияющие точки стали ярче. Но и этого ему хватило. Подмастерье ощущал близость неба, и испытывал восторг от того, что хотя бы чуть-чуть приблизился к звездам. Вместе с тем он чувствовал и смущение. Разглядывая небо, он словно бы подглядывал за богом. С другой стороны – напоминал он сам себе – ведь Энканас сейчас в Мире. И Тайгрен. Небо пустует. Почему бы, в таком случае, не полюбоваться его красотой?

Насмотревшись в телескоп, – до того, что аж заслезились глаза, – Фарах и ученый сели пить горячий чай. Он оказался действительно башминским. То есть дрянным, отдающим сырыми листьями и плесенью. Фарах, не удержавшись, рассказал Ламераносу и про Долину Слез и про чай из Башмина. Ученый искренне расстроился и даже извинился за такое "угощение". Фарах посоветовал ему в следующий раз искать чай Хазирская Роза. Или, на худой конец, обычный Масунский Сбор. Ламеранос, сославшись на забывчивость, стал записывать названия чая на один из листов пергамента, что в обилии валялись на столе, а Фарах принялся рассматривать карту трех государств мира, висевшую на стене. Именно так называли обычно мир на севере, хотя Каван-Сар это саддинат, Сальстан – королевство, а Леаранцы называют свое государство торговой республикой. Но Фарах привык к северному языку, и теперь это название звучало для него вполне обыденно.

Ученый, заметив интерес гостя к карте, поинтересовался, что ему интереснее всего. Фарах, припомнив рассказы Танвара, ткнул пальцем в восточную границу Сальстана. На карте были отмечены все обжитые земли, вплоть до Озера Слез. Но дальше начиналось большое белое пятно, тянувшееся до самого края карты. Ламеранос одобрительно хмыкнул.

– Это интересная тема, – сказал он. – Неизведанные земли, новые животные, дикие племена… Романтика дальних странствий. Настоящий клад для исследователя. В свое время множество ученых и путешественников пытались сделать на этом карьеру, но, увы, у них мало что вышло.

– Это слишком опасно?

– И это тоже. Многие исследователи так и не вернулись из путешествия на восток. Но главная беда, как это не печально, это отсутствие средств. Да, да, одиночкам редко удается совершить открытие. Нужны деньги на экспедиции, нужны люди – опытные путешественники, воины. Нужны припасы и поддержка короля.

– Вроде бы, Озеро Слез не так уж далеко, – осторожно заметил Фарах. – Неужели за столько лет, никто не смог составить хотя бы карту побережий?

– Увы! Одиночки гибнут. А короля не удалось заинтересовать полномасштабной экспедицией. После неудачи Грентора – надеюсь, ты знаешь о ней, – королевский род Сальстана охладел к идее освоения востока. Исследователям только удалось узнать, что к востоку от Озера Слез тянуться густые непроходимые леса, от северных гор до южных. Это огромное пространство, оно не может быть сейчас исследовано. Все сведения были собраны по крупицам, из дневников сотни энтузиастов, не пожалевших сил, времени а иногда и жизни, чтобы исследовать новые земли. Предположительно, далеко за лесами находится большая горная гряда, но, это только слухи.

– А что за ней? – Жадно спросил Фарах, – что там, за грядой?

– Этого никто не знает. И боюсь, никто не узнает никогда.

– Ну почему же! Наверняка, в скором времени, будет организована экспедиция на восток. Учитель, вы же сами говорили, что через пару десятков лет, Сальстан будет остронуждаться в новых ресурсах. Особенно, если продолжится прирост населения. Это ведь ваши слова, я только их повторяю.

– Да, говорил, – отозвался Ламеранос, потом нахмурился и вздохнул. – Видишь ли, в чем дело, Фарах. Ты парень не глупый. Все схватываешь на лету. Понимаешь, у нашей цивилизации – Мира, как ты говоришь, было достаточно времени для организации экспансии на восток. Но увы… Этого нет и не будет.

– Но почему!

– Потому что нам не дает развиваться вечная война. У нас не хватает сил для роста государств. Пока продолжается противостояние севера и юга, нашему Миру не суждено развиваться дальше. Мы топчемся на месте, живя от одной войны до другой. Войска Тайгрена постоянно нападают на нас, все свободные силы тратятся на оборону. Мы не можем перейти в наступление, нам едва хватает сил на то, чтобы защитить свои дома. Мы как неудачливые торговцы – что наторговали, то и прожили. И все сначала. Нет прибыли. Мы топчемся на месте.

Фарах внимательно слушал Ламераноса. Он и представить себе не мог, что дела обстоят так плохо. В самом деле, теперь, приобщившись к наукам, он понимал, что развитие Мира замедленно. Но почему – понял только сейчас.

– Но войны бывают редко, – заметил подмастерье, видя, что ученый замолчал.

– Увы! – ответил Ламеранос. – Это только так кажется. Да, крупных конфликтов не случалось со времен Виля Жестокого. Но мелкие стычки бывают постоянно. Сальстан вынужден тратить огромные средства для организации обороны и поддержания поселений в Хальгарте. Кроме того, необходимо готовить военные силы для отражения масштабного наступления, которое непременно случиться. Уже сто лет королевская династия Вилей заботиться о поддержании армии, в ущерб развитию науки, открытию новых земельи совершенствованию методов правления. Часто мои коллеги, титулованные, именитые и влиятельные, критиковали монархов Сальстана за то, что громадные деньги уходят военным. Но род Саль неуклонно придерживался политики развития военного дела. И как видишь, монархи не ошиблись. Мы на пороге катастрофы. Со дня на день грянет война,сравнимая разве что с битвами древних времен. Я говорил, что вскоре нам будет не хватать ресурсов, что Сальстану грозит перенаселение… Война сведет этот недостаток на нет. Победа достанется нам слишком дорогой ценой. Погибнет множество мужчин – продолжателей рода – воинов, ремесленников и умных, образованных дворян. Страна ослабеет, и мы еще целое столетие будем приходить в себя, возвращаться на довоенный уровень развития. Причем не только Сальстан – все остальные страны тоже. Хоть основная армия составлена из северян, в ней много и леаранцев и каван-сарцев. Более того, даже подготовка к войне истощила наши силы. И Леаран и Каван-Сар предоставлялиСальстану любую помощь, совершенно безвозмездно – лишь бы их защитили от вторжения. Это выгоднее, чем содержать большую армию в одиночку. Наше королевство превратилось в щит для южных земель. Но на его создание потрачено много труда и ресурсов. Будем, надеется, что достаточно, ведь если победит Тайгрен… Но не будем об этом.

– Учитель, – Фарах вздрогнул, живо представив себе вечную зиму. – Неужели нет выхода?

– Выход? Пока что у нас единственная задача – остаться в живых. Но даже если это произойдет, прогнозы на будущее по-прежнему неутешительны. Так не может продолжаться вечно. В какой-то момент, мы либо начнем откатываться назад, вырождаясь в воинственные дикие племена, либо будем уничтожены воинством тьмы.

Фараха пил кисловатый чай, пытаясь заглушить вкус горечи, подступившей к горлу. Его всего трясло. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал, что все это – правда.

– Ну ладно, – сказал Ламеранос. – Не будем об этом. Верно, до столь темных времен мы не доживем. На наш век хватит. Но есть еще одна проблема, но о ней, пожалуй, в следующий раз.

–Да, – хрипло сказал Фарах. – Лучше потом.

Ламеранос поднялся со стула и охнул, схватившись за поясницу.

–Пожалуй, мы засиделись. – Сказал он. – Пойдем, посмотрим, что есть у меня в библиотеке. Я хочу, чтобы к следующему нашему разговору, ты прочитал пару трактатов. Как знать, может тебе в голову придет какая-нибудь свежая идея. Мы, старики, слишком привязаны к своим убеждениям. Часто отвергаем новое, если оно противоречит старому,и не из вредности, скорее по привычке. К сожалению, мало кто из коллег понимает, что надо дать дорогу молодым, пока еще есть такая возможность. Боюсь, когда закончится война, мы не досчитаемся многих талантов.

Ламеранос покачал головой и пошел к книжному шкафу. Фарах аккуратно поставил чашку на стол и последовал за ним.

– Ну что же, – сказал ученый, распахивая дверцы. – Вот мое состояние.

На полках в беспорядке лежали стопки пергаментных книг. Некоторые были переплетены в кожу, другие просто сшиты шелковыми нитями.

– Это лишь малая часть, – довольно сказал Ламеранос, заметив, как у Фараха загорелись глаза при виде такой роскоши. – Многое храниться в университете. Тут у меня, увы, не лучший климат. Надо бы и это перенести в университет, да все времени не хватает. К тому же, со многими книгами я работаю. Но погоди-ка…

Ламеранос ловко запустил обе руки в кипу пергаментов и извлек на свет две тоненькие книги в переплетах из светлой кожи.

– Вот – сказал ученый, протягивая книги Фараху. —Трактат Лартасуса "О климате" и заметки Са-Тара "Наблюдение Великой Реки в весенний период". К сожалению, тебе будет нелегко. Подчерк отвратительный, переписчик оказался на редкость косорук. Но основное, думаю, тебе будет понятно и в следующий раз, мы поговорим об этих книгах. Какжаль, что ты воспитанник приюта! Боюсь, тебя ожидает не лучшая судьба. Маленький храм в глуши, за сотни лиг от столицы. Деревня, крестьяне… Двое грамотных на всю деревню. И серые дни, похожие один на другой, как две капли воды. Как будет жаль, если такой способный парень как ты, станет деревенским жрецом.

– Кстати, – сказал Фарах, припоминая, что он все еще воспитанник, а не ученик Ламераноса. – Я не уверен насчет следующего раза. Скорее всего, Састион не отпустит меня.

– Отпустит, отпустит, – ученый улыбнулся и подмигнул бывшему подмастерью. – Посмотри, что у меня есть.

Он пошарил по книжным полкам и вытащил толстую книгу переплетенную черной крашеной кожей. Уголки переплета потерлись, но в остальном книга смотрелась как новая.

– Что это?

– Это жизнеописание настоятелей Храмов Сальстана за последние двести лет. Титанический труд!

Фарах закашлялся. Как нарочно! А ведь он не хотел спрашивать про эту книгу.

– Я, – сказал он. – Ну, наверно…

– Ладно, ладно, – отмахнулся ученый. – Я знаю. Састион попросил тебя узнать, есть ли у меня эта книга. Он давно пытается найти ее. И не только он один. Я все понимаю. Если тебе не трудно, скажи ему, что книга храниться в университетской библиотеке.

– Конечно! – обрадовался Фарах. – Так и скажу.

– Вот. И еще – скажи, что я упоминал в разговоре о трактате "Глупость" и обещал рассказать тебе о нем в следующий раз. Думаю, тогда Састион обязательно отпустит тебя ко мне в гости.

– А что это? – насторожился Фарах. – Запретная книга?

– Отнюдь. Это сборник смешных историй. Вот за ней давно охотиться именно Састион. Он стесняется признаться, что ему нужна эта книга. Старший Воспитатель приюта, жрец, как можно. Читать глупости! Но уверяю тебя, Састион наверняка постарается сделать так, чтобы ты либо принес ему книгу, либо переписал ее. На этой его слабости, мы и сыграем.

– А жизнеописания? Чем они интересны?

– О, тут совсем другой разговор. Это действительно уникальная книга. Она не под запретом, нет. Но жрецы устроили настоящую охоту за ее копиями. Они желают, чтобы книга хранилась в единственном экземпляре, в библиотеке Великого Храма Таграма, а все потому, что в ней действительно описаны жизни настоятелей. Причем – без всяких прикрас. Сразу видно, кто был глупцом, кто подлецом, кто невеждой. К слову – многие настоятели были действительно достойными людьми. Но, увы, встречались и отъявленные мерзавцы.

Фарах покачал головой. Да, он вполне мог себе представить, какими именно могли быть настоятели. Еще год назад, он бы возмутился. Как же – настоятели святые люди! Лучшие из жрецов! Но теперь, пообщавшись с этими святыми людьми, покрутившись в городе и научившись держать глаза и уши открытыми, он избавился от детской наивности. Он уже собрался спросить, нет ли в книге жизнеописания нынешних настоятелей, но в этот момент в дверь постучали.

Стук был особым – три раза быстро, потом большая пауза и снова три удара. Подмастерье сообразил, что это заранее условленный сигнал и насторожился. Ламеранос же схватился за голову.

– Ох, старый пень, – прошипел он, вцепившись пальцами в седеющую шевелюру. – Совсем забыл! Всеблагой! Какой я тупица!

Он метнулся было к двери, но тут же остановился и вернулся к Фараху.

– Мальчик мой, прости меня, – сказал он, хватая воспитанника за рукав. – Ты должен уйти. Моя проклятая забывчивость сыграла со мной злую шутку. Ко мне должна прийти знатная дама, для которой я составляю особый гороскоп. Она здесь тайно, никто не должен видеть ее.

– Понимаю, – кивнул Фарах, слышавший множество историй про тайные визиты таграмских дам. – Но как мне уйти?

– К окну! – велел Ламеранос. – За мной!

Он подтащил Фараха, прижимавшего к груди драгоценные книги, к столу и указал рукой на одну из рам.

– Вон та открывается. На себя. За ней – балкон. Сбоку от него большое дерево. Ты без проблем спустишься по нему. Когда я был намного моложе, то легко проделывал такойтрюк.

Стук повторился.

– Быстрее, мой мальчик! Прости меня ради Всеблагого! Встретимся в приюте.

Подмастерье быстро сунул книжки в сумку и потянул на себя деревянную раму из четырех стекол. Она заскрипела, неохотно поддалась и вынулась целиком. Подмастерье аккуратно поставил ее на пол, прислонив к стене.

– Удачи, – сказал Ламеранос.

Фарах нырнул в проем и выбрался на балкон. Он услышал, как Ламеранос заголосил "Иду, иду!" и решил, что самое время покинуть дом ученого. Подойдя к ажурным перилам из кованого железа, он взялся за них обеими руками.

Стояла ясная зимняя ночь. На темном небе сияли россыпи звезд. Улица перед домом Ламераноса была погружена во тьму, и лишь вдалеке, у перекрестка, мерцал огонек фонаря. Город спал.

Дерево оказалось не так уж близко от балкона. Но и не слишком далеко – до него вполне можно было допрыгнуть. Если постараться. Подводить ученого нельзя. Никак нельзя. Вздохнув, Фарах перелез через перила, щелкнул пальцами отгоняя ночных демонов, и, оттолкнувшись обеими ногами от балкона, прыгнул в темноту.

Он сильно ударился грудью и коленями о ствол, но успел его обнять, вцепившись в дерево, словно клещ. Некоторое время подмастерье висел, судорожно сжимая руки, и пытался перевести дух. Потом, немного отдышавшись, стал спускаться.

Очутившись на земле, он отряхнулся, вытряс снег из-за шиворота и огляделся. Оказалось, он спустился чуть в стороне от входа, и стражник, присматривающий за подъездом, не мог его видеть. Приободрившись, воспитанник поправил сумку и решительно зашагал в сторону перекрестка, к одинокому фонарю.

Добравшись до угла дома, подмастерье оглянулся, скорее по наитию, чем нарочно. И краем глаза заметил подозрительную тень, метнувшуюся в сторону.

Сердце замерло и пропустило удар. Фарах обмер, чувствуя как ноги становятся мягкими, словно тесто. Воров он не боялся. Пусть. Грендир назвал ему пару имен, при случае ими можно было козырнуть. Но если это не воры…

Фарах закинул сумку за спину и вовсю прыть припустил в темноту, отчаянно петляя, как заяц удирающий от охотничьих собак. Он помнил про Темных Жрецов. Ой, как помнил. И не хотел снова встречаться с ними.

Он бежал по темной улице, оскальзываясь на мокром снегу, и молился Эканасу о спасении, молился истово и с превеликим пылом. Подмастерье хотел жить, очень хотел. В голове билась только одна мысль – если позади полыхнет пламя, то надо кидаться на землю. Носом в снег. А потом – снова бежать.

Но все обошлось. Никто его не преследовал, и воспитанник, мчавшийся быстрее ветра, в момент добрался до университета. Оттуда, уже быстрым шагом, он дошел до приюта. Итолько очутившись у самых ворот, он решился снова обернуться. Никого. Ни единой души. Ни теней, ни подозрительных прохожих. Улица пуста. Он перевел дух, подхватил с земли горсть снега и вытер разгоряченное лицо. Сразу стало легче. Наважденье отступило, и воспитанник устыдился своей трусости. В самом деле, шарахнулся от подозрительной тени, как ополоумевший длинноухий, только пятки засверкали. Может, то был обычный воришка. Но как же было страшно! Из прошлого вставали темные тени, грозя превратиться в реальность…

Скрипнула калитка и Фарах шарахнулся в сторону. Но это оказался всего лишь Таг. Старый солдат высунулся из приоткрытой калитки и поднял руку с фонарем.

– Ну что, явился? – хмуро осведомился он, услышавший топот Фараха и выглянувший на шум. – Нагулялся, шельмец? Ну, заходи. Састион уже три раза про тебя спрашивал. Загляни к нему.

Фарах, кивнул и вошел в калитку. Напоследок он обернулся и окинул темную улицу пристальным взглядом. Никого. Подмастерье вздохнул и побрел к входу в приют, чувствуякак колотиться сердце.

Ночной визит к ученому сделал Фараха знаменитостью приюта. Некоторое время он наслаждался завистливыми взглядами Сасима и Васка. Малышня и вовсе смотрела на него как на героя. Как же – воспитанник, проведший ночь в доме ученого. Причем не самовольно, а каким-то образом получив на то разрешение старшего воспитателя. Как тут не восхититься.

Друзья расспрашивали о том, что он видел у Ламераноса, о чем говорил с ним, что слышал. Фарах делал важное лицо и врал напропалую. Ни о книгах, ни о гороскопах, ни о телескопе он не упоминал. Конечно, Грендиру и Килрасу подмастерье рассказал больше чем другим, но далеко не все. Им он доверял. Это друзья – такие же сиротами, как и он сам. Но все же бывший подмастерье ни слова не сказал и о звездах, ни о книгах, увиденных им в шкафу. Он уже научился держать язык за зубами. Лишнее словцо, ненароком сорвавшееся с языка болтуна, может обернуться дыбой и плахой для говорящего. А то – и для слушающего. Ламеранос доверил ему тайну, пусть на первый взгляд не особо опасную, но все же – тайну. Фарах знал, что она умрет вместе с ним. И, разумеется, подмастерье ничего не сказал Састиону. Ничего сверх необходимого.

Остаток той ночи он провел в комнате Састиона. Старший воспитатель устроил ему настоящий допрос: ходил вокруг Фараха кругами, заглядывал в глаза и спрашивал, спрашивал, спрашивал.

Он спокойно выслушал рассказ о телескопе. Конечно, Састион знал, что Фарах отправляется смотреть на звезды – Ламеранос предупредил старшего воспитателя заранее. От теории насчет множества огненных домов Энканаса Састион попросту отмахнулся. Его в первую очередь интересовали книги. Выполняя обещание, данное Ламераносу, бывший подмастерье соврал наставнику, что жизнеописания Настоятелей Храмов Сальстана находится в библиотеке университета. Састион, услышав эту новость, сначала обрадовался, а потом заметно приуныл. Конечно, отрадно было узнать, что нашелся еще один экземпляр этой сомнительной книжицы. И что даже известно где его искать. За такиевести настоятель Великого Храма, несомненно, похвалит его. Но Састион знал, что искать что-либо в университете бесполезно. Школяры и ученые связаны общими интересами, и встают друг за друга горой, объединясь против внешних опасностей. Даже если завтра выйдет вердикт короля о запрете книги с жизнеописаниями настоятелей, то даже в этом случае жрецы останутся с носом. Книга будет вынесена из библиотеки школярами и надежно спрятана где-нибудь на окраинах Таграма, а то и вовсе увезена из города. А ученым останется только разводить руками и бормотать что-то невразумительное о наглых воришках.

Видя, что настроение у наставника испортилось, Фарах решил, что пора переходить в наступление. Он как бы невзначай упомянул про "Глупость". Састион тут же насторожился – подсел ближе, наклонил голову, стараясь не упустить ни слова. Минут за десять он вытащил из Фараха все то, что подмастерье узнал об этой книге. Разумеется, напрямую не спрашивал, стеснялся. Но Фарах знал, чего хочет наставник и облегчил ему задачу. Рассказал, что эта книга у Ламераноса есть и ученый обещал показать ее в следующий раз. Састион довольно потер руки. Ловя удобный момент, Фарах с невинным видом осведомился, когда ему можно будет снова навестить Ламераноса. Састион ответил уклончиво: мол, еще посмотрим. Может на следующей неделе, а может и в следующем месяце. Бывший подмастерье едва удержался от улыбки. Он получил больше, чем рассчитывал. Еще один визит к ученому – теперь дело решенное, а когда именно он случиться на то воля Всеблагого.

Под конец разговора, Састион запретил Фараху рассказывать остальным воспитанникам о книгах. О телескопе – сколько угодно. И о звездах. О книгах – ни в коем разе. Воспитанник дал слово и сдержал его. Он ни словечком не обмолвился ни о Жизнеописаниях Настоятелей Сальстана, ни о "Глупости". И уж конечно, никому не стал рассказыватьо тех двух книжках, что Ламеранос дал ему почитать.

К сожалению, раскрыть книги ему удалось не скоро. Совершенно неожиданно в приюте нашлось множество дел. Да столько, что у воспитанников совсем не оставалось свободного времени. Малышню посадили шить теплые одеяла для солдат. Это было несложно, – знай, отрезай куски от рулона толстой материи, что привезли из гильдии ткачей, да подбивай края. Но работы было много, и малышня ходила с исколотыми до крови пальцами и слезящимися глазами. Младшие воспитанники трудились с утра до позднего вечера, в свободное от молитв и занятий время. Старшим тоже досталось. Сасима и Васку засадили за переписывание молитвенников. Причем, судя по их многозначительным намекам, которые они щедро расточали, надуваясь от важности, молитвенники были не простые. Специальные, одобренные советом настоятелей храмов Таграма. Грендир, великий пройдоха, все же уболтал Сасима до такого состояния, что тот обмолвился: дескать, в эти сборники включены молитвы из четвертого тома Книги Молений.

Веселой троице тоже хватало дел. Састион гонял их по приюту день-деньской, заставляя заниматься ремонтом. Под его чутким руководством, Грендир, Килрас и Фарах перестелили пол в главном зале, отремонтировали лестницы ведущие на второй этаж, и даже переложили заново черепицу на крыше – в том месте, где старая дала слабину и просела под мокрым снегом.

Это было еще не все. Кроме того, всем воспитанникам увеличили время занятий. Они стали заниматься в два раза больше, практически целый день без перерывов. Из-за этого, что было, по мнению Фараха, самым ужасным, – отменили занятия с Ламераносом.

Об этом подмастерье узнал на следующий день после визита к ученому. Закончив обед, старшие воспитанники как обычно собрались в классе. Они ждали учителя, но вместо него пришел Састион. Со скорбным видом воспитатель сказал, что Ламеранос сегодня не придет. У Фараха защемило сердце, и он едва не вскрикнул. Ему показалось, что с ученым случилось несчастье. Но Састион рассказал воспитанникам о том, что теперь Ламеранос будет проводить занятия раз в неделю, по воскресеньям. А в обычные дни воспитанники будут по-прежнему заниматься с ним, со старшим настоятелем. Услышав это, Фарах облегченно перевел дух, и лишь потом позволил себе расстроиться. Ничего непоправимого не случилось. Но и приятной эту новость нельзя было назвать.

Три дня до выходных пролетели незаметно, в трудах и заботах. Весь приют в едином порыве вкалывал по черному, горбатился как грузчик на базаре, без сна и отдыха. Фараху стало ясно, что они к чему-то готовятся, – но к чему, он даже не мог предположить. Грендир, правда, предположил, что их скромную обитель должен посетить сам Виль Весельчак. Ну, или на худой конец, настоятель Великого Храма Таграма. Но даже Килрасу было ясно, что солдатские оделяла, никак не вписываются в картину визита благородной особы. Собственно с одеялами все понятно. Погода дрянная, солдат много, они мерзнут, ткачи и портные не успевают шить теплую одежду – тут уж не до одеял. А воспитанники – бесплатная рабочая сила. Но почему в таком случае, старших тоже не засадили за шитье? На кой древесный корень солдатам ремонт в приюте? На этот вопрос тоже ненашлось ответа. И уж совсем непонятно было, почему вместо занятий Ламераноса ввели новые молитвенные часы. Ладно бы, нашли новую работу, так нет. Занятий стало больше, нагрузки возросли, Састион старался изо всех сил вколотить в головы воспитанников новые знания. Причем, перескакивая с пятого на десятое, особо не следя за результатами и стараясь впихнуть в воспитанников как можно больше текстов молитв.

Старший воспитатель ходил мрачнее тучи и руки держал за спиной. Фарах, хотевший было расспросить Састиона о причинах таких разительных перемен, оставил свою идею после того, как обычно сдержанный Састион наорал на Тимаса – воспитателя младших. Якобы те плохо шьют одеяла. Это было глупо, разумеется, воспитанникам далеко даже до младших подмастерьев ткачей. Да что там говорить, большинство иголку никогда в руках не держало. Всем было понятно, что Састион просто сорвал на Тимасе злобу. Тот попался старшему воспитателю под горячую руку, только и всего. Дело привычное. Для других. Но что бы Састион… После этого случая даже Грендир ходил тише воды ниже травы. Уже его Састион не пожалеет, – если что, мигом припомнить все прошлые провинности.

Что-то надвигалось. Это чувствовали все, даже сопляки младшей группы, не умевшие еще ни читать, ни писать. Старшие, забыв разногласия, иногда собирались вечером в пустой зале, чтобы пошептаться. Веселая Троица шепчущаяся с братьями – это было нечто. Никто из них ранее не мог представить, что дойдет до такого. Но все же воспитанники шептались, обменивались слухами, строили предположения и пытались угадать, – что их ждет. Всем было ясно, что такая суета неспроста. Но к чему все это, к чему?

Разговоры проходили впустую, дельных идей не было ни у кого. Это понимали все, но, тем не менее, каждый из них строил предположения, в чем тут дело – одно причудливейдругого. И визит короля в приют, и превращение воспитанников в ткачей, и даже роспуск воспитанников – обсуждали все. Спорили до хрипоты. Сходились в одном, – что-тонадвигается.

Визита Ламераноса ждали как явление пророка Тадуса, что в незапамятные времена принес весть о том, что Энканас спустился с Неба в Мир. Воспитанникам казалось, что ученый должен без труда ответить на все их вопросы, на то он и ученый. К тому же, он жил в городе и мог знать, что происходит.

Когда Ламеранос проявился в приюте – в воскресенье, как всегда после обеда, – воспитанники набросились на него с расспросами. Им хотелось знать, что твориться в большом мире, за стенами приюта. К сожалению, ученый ничем не смог им помочь. Он и сам ничего толком не знал. Как оказалось, Ламеранос провел четверо суток в университете. Там и ел, и спал, и что самое главное – работал. Что именно он делал, ученый рассказывать не стал, только веско заметил, что дело было важное, коронное. То есть государственное, особой важности. Воспитанники не решились расспрашивать ученого об этом, но потребовали, чтобы он рассказал хотя бы о том, что видел в городе.

Ламеранос сказал, что на улицах неспокойно. Угроза близкой войны нависла над Таграмом темной тучей. Жители хмурились, ссорились, и все поголовно пребывали в дурномнастроении. Участились драки и дуэли. Вояки, шнырящие по Таграму дурели от безделья и развлекались, как могли, задевая горожан и затевая с ними ссоры. Жители столицы, люд ушлый и ко всему привычный, не уступал солдатне – за словом в карман не лез, да и не стеснялся отвечать ударом на удар. Зато притихли воры и душегубы. За последние четыре дня сразу десяток преступников отправились на виселицу без суда и следствия – по распоряжению военного коменданта Таграма графа Поско, решившему без лишней канители разобраться с этой бедой. Ему и без уголовников проблем хватало – с солдатами и гвардией. Так что лихой люд затаился, ожидая более спокойных времен.

В городе хозяйничали военные. Городской совет передал управление городом в руки комендатуры, – разумеется, по настоянию короля. Как же, война на носу, вся страна должна работать армию. Любые вопросы теперь решали чины армии, исходя из соображений военной же необходимости. Это вышло городу боком. Конечно, в столице квартировала только элита – гвардия короля, коронные полки да отборная стража. Но и эти ребята были не сахар. Среди них попадались настоящие негодяи, уверенные в том, что сильный всегда прав. Участились грабежи, – на лавки порой налетала толпа солдат, "изымавших" товар в пользу армии. Таких вояк искала королевская гвардия, реагируя на жалобы старшин районов, но розыски велись вяло, абы как – лишь бы отстали. Горожане поговаривали, что слишком уж солдатики засиделись на одном месте и пора бы их отправить на передовую, чтобы они там вволю помахали железом, выпустили пар. Судя по последним слухам, к тому дело и шло. Войска уходили на север, и скоро очередь должна была дойти и до войск, стоявших у столицы. Слухи, один нелепее другого, распространялись с быстротой молнии. Но им давно уже не верили. Говорили, к примеру, что король болен,что войска Тайгрена чуть ли не у границ Сальстана, что в армии измена и предательство… Обычный набор сплетен для скучающих кумушек.

Наконец, рассказав все новости, Ламеранос начал занятия. Урок он вел без огонька, вяло, механически зачитывая ученикам записи. Воспитанникам стало ясно, что ученый сильно устал. Под глазами набрякли мешки, лицо осунулось, руки дрожали. Он явно был не в лучшей форме. Поэтому его никто не осудил, когда Ламеранос закончил занятия на час раньше, так и не завершив рассказ о водных ресурсах Сальстана. Извинившись перед воспитанниками, он быстро собрался и ушел.

И все же, Фараху удалось перехватить его на улице, около калитки. К сожалению, им удалось лишь перекинуться парой фраз. Ламеранос едва держался на ногах и подмастерье не стал приставать к нему с долгими разговорами. Только спросил, когда можно будет зайти в гости. Ламеранос чуть оживился и спросил его, сработал ли план по охмурению Састиона. Фарах признался что да, сработал, и ученый сразу повеселел. Они договорились встретиться в пятницу вечером. Если конечно ничего такого не произойдет и старший воспитатель отпустит Фараха. Ламеранос осведомился, прочитал ли подмастерье полученные книги, и услышав что еще нет, сочувственно закивал – воспитанники уже успели пожаловаться ему на внезапно свалившиеся на них заботы. Фарах же клятвенно пообещал прочитать книги к пятнице и вернуть их ученому. На том они распрощались.

Вернувшись в приют, Фарах решил приступить к чтению немедленно, но, увы, и в этот раз ему не удалось добраться до книг. Бдительный Састион нашел для старших воспитанников новую работу. На этот раз он велел им разобрать одну из старых комнат, куда годами складывался ненужный хлам.

Ворча и ругаясь, Веселая Троица приступила к работе. Комната оказалась довольно большой и на редкость запущенной. Когда-то это был класс, где занималась младшая группа. Потом комнату отвели под столовую, а когда воспитанников стало много, и они перестали помещаться в "столовой", комнату превратили в склад.