Чтение 12–й страницы книги ~Небесные творцы~

– Что за парадокс вы мне предлагаете? – спросил Келексел. Он был доволен, что его голос остаётся ровным и спокойным.

“Осторожно, осторожно, – думал Фраффин. – Он прочло сел на крючок, но не следует допускать, чтобы борьба с ним затягивалась”.

– Забавная вещь, – сказал Фраффин. – Понаблюдайте. – Он указал на сцену репродьюсера; нажал на кнопки управления.

Келексел неохотно повернулся, взглянул на сцену – та же обшарпанная комната, открытое окно с красно-белыми занавесками, шипящий радиатор; Мёрфи в том же положении сидел у ободранного стола. Та же живая картина, ничем не отличающаяся от виденной ими прежде, только позади Мёрфи, спиной к наблюдателям, сидел другом туземец, на коленях у него лежала картонная папка с зажимами и несколько листов бумаги.

Телосложение нового участника сильно напоминало телосложение Мёрфи – такая же угловатая коренастая фигура. Видимая со спины часть обвислой, багровой щеки позволяла сделать предположение о раздражительности субъекта. Затылок был аккуратно подстрижен.

На столе перед Мёрфи в беспорядке лежали разрисованные черно-белыми узорами карточки. Он постукивал пальцем по оборотной стороне одной из них.

По мере того, как Келексел изучал сцену, он заметил изменение в состоянии Мёрфи. Тот был более спокойным, расслабленным, уверенным в себе.

Фраффин кашлянул и произнёс:

– Туземец, делающий записи, – это другой знахарь, Вейли, коллега Фурлоу. Он только что закончил проведение того же самого теста. Наблюдайте за ним внимательно.

– Зачем? – спросил Келексел. Повторение одной и той же ситуации показалось ему подозрительным.

– Просто понаблюдайте, – сказал Фраффин.

Резким движением Мёрфи перевернул карточку, по которой он постукивал, посмотрел на неё я отбросил в сторону.

Вейли повернулся, поднял голову, показав круглое лицо с пуговичными голубыми глазками, большим мясистым носом и узким ртом. Самодовольство проступало во всем его облике, он словно был источником света в погруженном в темноту окружающем мире. Однако, за этим самодовольством наблюдательный глаз мог заметить скрытую хитрость.

– Эта карточка, – сказал он раздражённым тоном. – Почему вы ещё раз рассматривали её?

– Я… просто хотел ещё раз на неё взглянуть, – ответил Мёрфи и опустил голову.

– Увидели что-нибудь новое?

– Только то, что я всегда на ней вижу – шкуру животного.

На лице Вейли появилось весёлое выражение, он уставился на затылок Мёрфи.

– Шкуру животного, вроде тех, каких вы добывали, когда были мальчишкой?

– Я тогда зарабатывал много денег, продавая шкуры. У меня всегда на деньга был намётанный глаз.

Вейли дёрнул головой вверх-вниз – видимо, воротник рубашки был ему слишком тесен.

– Хотите ещё раз взглянуть на какие-нибудь другие карточки? – спросил он.

Мёрфи облизнул губы кончиком языка.

– Думаю, нет.

– Интересно, – пробурчал Вейли.

Мёрфи немного повернулся на стуле и, глядя на психиатра, произнёс:

– Док, может, вы скажете мне кое-что?

– Что?

– Этот же тест проводил со мной один из ваших коллег, вы его знаете – Фурлоу. Что показали результаты?

Что-то неприятное и хищное появилось в выражении лица Вейли.

– Разве Фурлоу не говорил вам?

– Нет. Я считаю, вы более правильный парень и сможете лучше войти в моё положение.

Вейли посмотрел в свои бумаги, покачивая карандашом с отсутствующим видом. Затем он начал подчёркивать все “о” и “с” в напечатанной строке.

– Фурлоу не имеет медицинской степени.

– Да, но что всё-таки показал тест?

Вейли закончил свою работу и, оценив результат, откинулся на спинку стула.

– Потребуется ещё некоторое время для обработки данных, – сказал он. – Но я рискну предположить, что вы такой же нормальный, как любой другой.

– Это означает, что я в здравом уме? – спросил Мёрфи, Он напряжённо, затаив дыхание, смотрел на поверхность стола в ожидании ответа.

– Настолько же, насколько и я, – сказал Вейли.

Мёрфи облегчённо вздохнул. Он улыбнулся, обвёл взглядом разбросанные карточки.

– Спасибо, док.

Сцена резко оборвалась.

Келексел тряхнул головой, взглянул через стол на Фраффина, рука которого лежала на выключателях репродыосера. Директор усмехался.

– Видите, – сказал Фраффин. – Ещё кто-то считает Мёрфи нормальным, соглашается с вашим мнением.

– Вы говорили, что покажете мне Фурлоу.

– Я показал!

– Не понимаю.

– Вы заметили, как этот знахарь был вынужден заняться подчёркиванием букв в какой-то своей бумаге? Видели ли вы, чтобы Фурлоу занимался чем-то вроде этого?

– Нет, но…

– А вы заметили, какое удовольствие получает этот знахарь от испуга Мёрфи?

– Но страх другого существа может время от времени доставлять удовольствие.

– И боль, и насилие? – спросил Фраффин.

– Конечно, если правильно ими управлять.

Фраффин продолжал, улыбаясь, смотреть на него.

“Мне тоже доставляет удовольствие их страх, – подумал Келзксел. – В этом состоит идея помешанного Директора? Неужели он пытается сравнить меня с этими… существами? Но ведь любому Чему нравятся подобные вещи”.

– У этих туземцев существует довольно странное представление, – сказал Фраффин, – что любые действия, которые разрушают жизнь – ЛЮБУЮ жизнь, – это уже болезнь.

– Но все целиком зависит от того, какая форма жизни разрушается, – возразил Келексел. – Безусловно, даже эти ваши туземцы не станут колебаться перед тем, как уничтожить… червя.

Фраффин молча смотрел на него.

– Итак? – спросил Келексел.

Взгляд Директора оставался таким же пристальным.

Келексел почувствовал закипающую ярость. Он свирепо посмотрел на Фраффина.

– Это всего лишь понятие, – сказал тот, – его можно рассматривать как угодно. Понятия, идеалы – все тоже наши игрушки, не так ли?

– Безумная идея, – проворчал Келексел.

Он напомнил себе, что цель его пребывания здесь – устранить угрозу, исходящую от сумасшедшего Директора Корабля историй. И тот теперь открыл сущность своего преступления! В конце концов, он будет сурово осуждёнжотправлен в изгнание. Келексел глядел на Фраффина, смакуя наступающий момент разоблачения, чувствуя нарастающий праведный гнев и какое-то странное наслаждение при мысли о вечном всеобщем отчуждения, которому подвергнут преступника. Пусть Фраффин погрузится в безграничную темноту вечной скуки. Пусть этот сумасшедший узнает, что в действительности означает НАВЕЧНО!!

Все эти мысли в течение нескольких секунд промелькнули в голове Келексела. Раньше он никогда не размышлял о вечности с такой точки зрения. Навечно. “Что же это значит на самом деле?”

Он попробовал вообразить себя изолированным, оставленным наедине с самим собой в бесконечно текущем времени. Его разум содрогнулся, и он почувствовал приступ сострадания к Фраффину, представив себе вероятное будущее Директора.

– Теперь, – сказал Фраффин, – теперь момент наступил.

“Неужели он намеренно злит меня и добивается, чтобы я донёс на него? – спросил себя Келексел. – Ко это невозможно!”

– Позвольте мне выполнить приятную миссию, – произнёс Фраффин, – и сообщить вам, что у вас, очевидно, будет наследник.

Келексел сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, оглушённый услышанным. Он хотел заговорить, но не смог. Наконец, обрёл голос и проскрежетал:

– Но как вы можете…

– О, не так, как это обычно делается, – сказал Фраффин. – Не будет никакого хирургического вмешательства, не будет отбора наиболее подходящего донора яичников избанка Первородных. Ничего элементарного а этом роде.

– Что вы имеете…

– Ваша туземка – любимица, – сказал Фраффин. – Вы зачали с ней ребёнка. Очевидно, она будет рожать… древним способом, как поступали и мы до тех пор, пока Первородные не установили чёткий порядок жизни.

– Это… это невозможно, – прошептал Келексел.

– Вполне возможно. Разве вы не видите, что планета, на которой мы находимся, населена первобытными Чемами?

Келексел сидел молча, впитывая зловещее очарование откровений Фраффина, почти визуально замечая колебания воздуха от произнесённых слов. Картины, которые он должен был увидеть, вставали перед его глазами. Преступление было таким простым. Таким простым!

После того, как он преодолел определённое умственное напряжение, все встало на свои места. Это было преступление, соответствующее уровню Фраффина, преступление, которое не мог задумать ни один другой Чем. Келексел почувствовал непроизвольное восхищение.

– Вы думаете, – сказал Фраффин, – что нужно только донести на меня Первородным, и они расставят все по своим местам. Позаботятся о последствиях. Обитателя этой планеты будут стерилизованы, так, чтобы они не могли осквернять кровь Чемов. Доступ на планету будет закрыт, пока ей не найдут подходящего применения. Вашего нового отпрыска, полукровку, постигает та же участь, что и остальных туземцев.

Неожиданно Келексел ощутил, как восстали в нём забытые инстинкты.

Угроза, прозвучавшая в словах Фраффина, открыла припрятанные в тайниках сознания Келексела запасы эмоций, которые он, как ему казалось, навсегда надёжно запер на замок. Он никогда не подозревал об опасности со стороны этих сил. Но сейчас в его голове, как птицы в клетке, носились странные мысли.

“Если только представить себе, что можно иметь неограниченное количество отпрысков!”

Затем:

“Так вот, что случилось с другими Следователями!”

И в это мгновение Келексел понял, что он продал.

– Позволите ли вы им уничтожить вашего отпрыска? – спросил Фраффин.

Этот вопрос был лишним. Келексел уже поставил его перед собой и дал на нет ответ. Ни один Чем не мог угрожать своему отпрыску – такой редкой и драгоценной была эта одинокая ниточка, связывающая его с потерянным прошлым. Он вздохнул.

Фраффин понял, что победил и улыбнулся.

Мысли Келексела обратились внутрь, к его собственному теперешнему положению. Первородные проиграли Фраффину ещё один раунд. Его роль в этом поражении была чётко определённой и достаточно формальной, с каждой минутой он все более ясно понимал это. Он прошёл вслепую (действительно ли вслепую?) по дорожке, которая завела его в ловушку. Фраффину было так же легко управлять им, как и любым существом этого замечательного мира.

Поняв, что он должен смириться со своим поражением и выбора кет, Келексел испытал необычное чувство счастливого облегчения. Это не была робость – скорее запоздалое сожаление, такое же острое и глубокое, как настоящая скорбь.

“Теперь я смогу все время иметь неограниченное количество чудесных женщин, которые будут развлекать меня, – подумал он. – И оставлять мне потомство”.

Облако пробежало по его сознанию и, чтобы развеять его, он обратился к Фраффину, как обращаются к товарищу по заговору:

– А что, если Первородные направят сюда Следователя-женщину?

– Это только облегчит нашу задачу, – спокойно ответил Фраффин. – Женщины-Чемы, освобождённые от способности к размножению, ко не освобождённые от инстинкта, получают здесь большое удовольствие. Конечно, они просто купаются в море плотских наслаждений. У местных мужчин, как правило, почти нет каких-либо сдерживающих качал. Но сексуальное влечение для наших женщин не главное. Больше всего их привлекает возможность наблюдать за процессом рождения ребёнка! Они получают необходимое для них удовольствие от сопереживания, которое я не могу постигнуть, но Юнвик уверяет меня, что оно очень сильно.

Келексел кивнул. Это, должно быть, правда. Посылая для расследования заговора женщину, следует держать её на очень крепкой узде. Однако Келексел все же оставался Следователем, прошедшим солидную подготовку. И он заметил пусть микроскопическую, но озабоченность Фраффина – заметил по тому, как двигается его рот, по морщинкам, пролёгшим у его глаз. В выстроенном Фраффином здании все же был непрочный элемент, хотя он и отказывался признать это. Но придёт день, когда его битва будет проиграна. Первородные не допустят, чтобы предъявленные ими к оплате векселя вечно оставались неоплаченными. Вечность, это слишком долго даже для них. Подозрения перейдут в уверенность и тогда ЛЮБЫЕ средства будут использованы, чтобы раскрыть этот секрет.

И Келексел почувствовал, как глубокая печаль охватывает его. Как будто неизбежное уже свершилось. Здесь был аванпост, приближающий Чемов к пониманию их конца, и он – тоже – со временем исчезнет. Здесь собралась часть всей цивилизации Чемов, восставшая против ВЕЧНОСТИ. Здесь было доказательство того, что глубоко внутри каждогоЧема скрыто неприятие факта ею бессмертия. Но это доказательство будет уничтожено.

– Мы подыщем подходящую планету, которую вы сможете сделать своей, – сказал Директор.

Произнося эти слова, Фраффин подумал, не слишком ли он торопит события. Очевидно, Келекселу нужно какое-то время, чтобы окончательно усвоить положение вещей. Он потерпел здесь поражение, этот вежливый Чем, но сейчас приходит в себя и без сомнения должен осознать необходимость омоложения. Очень скоро он, конечно, поймёт это.

Келексел, заложив руки за голову, лежал на постели и наблюдал, как Рут расхаживает по комнате. Туда и обратно, туда и обратно; зелёная мантия со свистом обвивала её ноги. Теперь она всегда так вела себя при нем, несмотря на то, что он настраивал манипулятор на высочайшую степень воздействия.

Он молча следил за ней. Её мантия была перехвачена на талии поясом с серебряной пряжкой, украшенной изумрудами, которые сверкали под лучами жёлтого света. Признакибеременности были уже заметны – выпирающий живот, блестящая румяная кожа. Она, конечно, знала о своём состоянии, но за исключением одною приступа истерии (который быстро удалось погасить с помощью манипулятора), её отношение к данному обстоятельству никак не проявлялось.

Только десять периодов расслабления прошло после его последней беседы с Фраффином, однако воспоминания об этом событии постепенно блекли, растворялись. “Забавная маленькая история”, закрученная вокруг родителя Рут, бела записана и завершена (каждый раз, когда ему случалось видеть эту историю, Келексел находил её неё менее привлекательной). Все, что оставалось сделать – найти подходящую отдалённую планету для собственных нужд.

Рут продолжала ходить взад к вперёд. Он знал, что через несколько мгновений она сядет за репродьюсер. Пока она ещё не пользовалась им в его присутствии, но сейчас онуловил несколько брошенных на аппарат взглядов. Он почти ощущал, как машина притягивает её.

Келексел посмотрел на контрольную шкалу манипулятора. Мощность воздействия напугала его. В один прекрасный день она станет полностью невосприимчива к подобному воздействию – в этом не было сомнения. Манипулятор напоминал ему огромное металлическое насекомое, раскинувшее свои лапы по потолку.

Келексел вздохнул.

Сейчас, когда он знал, что Рут – примитивный Чем, и её предки были в кровном родстве с обитателями Корабля историй, он начал серьёзно переосмысливать своё отношение к ней. Она перестала быть просто живым существом, она стала почти ЛИЧНОСТЬЮ.

Было ли допустимо управлять личностью? Недопустимо? Допустимо? Нравственные позиции экзотических обитателей этого мира странным образом повлияли на него. Рут не была настоящим Чемом – не могла им быть. Её не подвергали в детстве трансформации, и жизненные процессы в её организме не были направлены по замкнутому циклу, обеспечивающему бессмертие. Она не была ячейкой паутины Тиггиво.

Но как поступят Первородные? Возможно, Фраффин прав. Они способны вычеркнуть этот мир из списка существующих во Вселенной Чемов. Но обитатели этого мира так привлекательны, что вряд ли можно легко решиться на их уничтожение. Ведь они почти Чемы – примитивные, но Чемы. Хотя, что бы ни решили Первородные, доступ в этот мир будет закрыт. Никто из тех, кто в настоящее время пользуется его удовольствиями, не сможет получить самую ничтожную их часть при новом порядке.

Доводы за и против сменяли друг друга в голове Келексела в такт шагов Рут.

Её движения начали раздражать его. Келексел засунул руку под накидку, включил манипулятор.

Рут остановилась, будто натолкнулась на стену. Она повернулась к нему.

– Опять? – плоским, бесцветным голосом спросила она.

– Сними мантию, – потребовал он.

Она не пошевелилась.

Келексел усилил воздействие манипулятора, повторил свою команду. Давление манипулятора росло… выше… выше… выше…

Медленно, механически она повиновалась. Мантия соскользнула на серебристый ковёр, оставив её обнажённой. Её кожа показалась ему необычно бледной. Дрожь волной прошла по её животу, вверх и вниз.

– Повернись, – сказал он.

Так же механически она повиновалась, наступив босой ногой на изумрудный пояс. Пряжка лязгнула.

– Лицом ко мне! – скомандовал Келексел.

Когда она подчинилась, он ослабил давление манипулятора. Волнообразные толчки в животе Рут прекратились. Она глубоко, прерывисто вздохнула.

“Она потрясающе грациозна”, – подумал Келексел.

Не отрывая от него глаз, Рут нагнулась, подобрала мантию, завернулась в неё и застегнула пояс.

“Ну, вот, я смогла оказать ему сопротивление, – подумала она. – Я смогла наконец защитить себя. В следующий раз будет легче”. Ока вспомнила гнетущее, притупляющеечувство, давление манипулятора, вынудившее её снять мантию. Даже в этой экстремальной ситуации её не покидала уверенность, что наступит момент, когда она сможет противостоять давлению манипулятора Келексела вне зависимости от степени воздействия. Развиваемое манипулятором давление имеет какой-то предел, а её растущее желание сопротивляться предела не имеет. Для того, чтобы усилить сопротивление, ей достаточно вспомнить, что она видела на сцене репродьюсера.

– Ты сердишься на меня, – заметил Келексел. – Почему? Я снисходителен к твоим капризам.

Вместо ответа она повернулась к пульту управления репродьюсера, передвинула контрольные рычажки. Щёлкнули переключатели. Аппарат загудел.

“Как ловко она пользуется своей игрушкой, – подумал Келексел. – Очевидно, она проводит за ней больше времени, чем я подозревал. Какая уверенность в движениях. Но когда же она успела приобрести все эти навыки? При мне она никогда не пользовалась репродьюсером. Я проводил с ней всё своё свободное время. Видимо, быстрее для смертных время течёт. Как долго она находится со мной по её меркам? Примерно четвёртую часть цикла её беременности или немного больше”.

Он с интересом подумал, как: в действительности она ощущает находящегося внутри неё ребёнка. Примитивные существа хорошо чувствуют состояние собственного тела, те жизненные процессы, которые происходят внутри них. Они могут узнать многое, не прибегая к специальным устройствам для обследования своего организма. Какой-то первобытный инстинкт, которым они обладают, даёт им информацию изнутри. Тогда, может быть, причиной её злости является их потенциальный наследник?

– Смотри, – произнесла Рут.

Келексел сел прямо, сконцентрировал своё внимание на сцене – священном овале, где возникают полу-люди Фраффина и разыгрывают свои сценки. Там сейчас двигались фигуры – большие первобытные Чемы. Келексел неожиданно припомнил одно суждение о продукции Фраффина. “Это театр марионеток, которые кажутся более живыми, чем мы сами”. Да, эти создания всегда производили эмоциональное и физическое впечатление, которое было сильнее естественного ощущения жизни.

– Это мои родственники, – сказала Рут. – Брат и сестра моего отца. Они приехали на суд. Это номер в мотеле, где они остановились.

– Мотель? – Келексел соскользнул с постели, подошёл к Рут и встал позади неё.

– Временное жилище, – пояснила она. И подвинулась ближе к пульту управления.

Келексел оглядел помещение. В освещённом пространстве была видна комната с выцветшими, когда-то каштановыми, стенами. Тощая женщина с соломенными волосами сидела на краю кровати с правой стороны. На ней был розовый халат. Рукой, на которой отчётливо проступали набухшие вены, она прижимала к глазам мокрый от слез платок. Она выглядела такой же блеклей, как и вся обстановка – усталые невыразительные глаза, впалые щеки. Очертаниями головы и тела она напоминала Джо Мёрфи. Глядя на неё, Келексел подумал: неужели Рут когда-нибудь станет такой же. Нет, конечно нет. Глаза женщины смотрели из глубоких тёмных впадин под тёмными бровями.

Перед ней стоял мужчина.

– Так что, Клоди, – сказал мужчина, – не припоминаешь ничего…

– Я не могу заставить себя вспомнить, – ответила она, всхлипывая.

Келексел проглотил слюну. Он чувствовал, что его тело мысленно переносится в комнату, где находятся двое этих существ. Это было жуткое ощущение – отталкивающее и вместе с тем притягивающее. Сверхчувствительные нити проекционной паутины передавали удушливый сладкий запах, исходивший от женщины. Он вызывал тошноту.

– Я помню, Джои отправился один – маленькое белое пятно в темноте. А потом он завопил: “Джои! Берегись, сзади тебя страшный ниггер!”

– И Джои побежал! – воскликнул Грант. – Да, я помню.

– Он поскользнулся и упал в грязь.

– Он вернулся весь грязный, – сказал Грант. – Я помню. Он усмехнулся.

– А когда па обнаружил, что Джои надул в штаны, он взял ремень для правки бритв. – Голос Клоди потеплел. – Джои был такой милый малыш…

– Да, а па был крутой парень, это точно.

– Какие забавные вещи ты иногда вспоминаешь, – заметила она.

Грант подошёл к окну, отодвинул каштановую занавеску. Повернувшись, он продемонстрировал своё лицо – он был похож на Рут, только гораздо массивнее. По лбу у него тянулась горизонтальная линия – след от шляпы – под ней лицо было тёмным, а часть лба над ней – совершенно белой. Его глаза были спрятаны в тёмных провалах под выцветшими бровями. Тёмные узловатые вены виднелись на руках.

– Вот уж, действительно сухие места, – сказал он. – Ни одного зелёного листка не видно.

– Я не могу понять, почему он сделал это, – сказала Клоди.

Грант пожал плечами.

– Он был странный, наш Джои.

– Послушай, что ты говоришь! – Она вздрогнула. – БЫЛ странный. Как будто, его уже нет.