Чтение 13–й страницы книги ~Фактор вознесения~

— Криста Гэлли спасена солдатами службы охраны Вашона.

— А Бен… Что с ним?

Леон надолго замолчал. То, что он напечатал на своем мониторе, потрясло Беатрис: «Репортер головидения погиб при взрыве дирижабликов».

Тщетно она пыталась сдержать дрожь в руках и губах. Тщетно.

— Это ложь, — пролепетала она. — Как и все остальное. Все это ложь. Ведь правда? Правда ведь?..

Не оборачиваясь, Леон еле слышно прошептал:

— Не знаю.

Не боги ограничивают людей. Сами люди ограничивают себя и других.

Т. Роббинс, «Литературная

энциклопедия Атомного века»

— Доктор Дварф, — прошептал Спад, — вы были правы. В этом секторе возмущение коснулось не только одного келпа. Сами посмотрите.

Дварф Макинтош обернулся к монитору, который обеспечивал работу «сеткомастера». Несмотря на внушительные размеры, Макинтош был крупным специалистом по мелочам. Он предпочитал возню с кабелями и чипами так называемому «культурному отдыху» работников орбиты.

Он с трудом протиснулся между консолями и датчиками, и склонившись над плечом Спада, заглянул в его монитор.

— Сигнал пришел уже тогда, когда мы поняли, что келп из сектора восемь проснулся. Мне пришлось попотеть, пока я вычислил его частоту.

— Но остальные келпы, по-моему, ведут себя спокойно, — заметил Макинтош, читая диаграмму на мониторе. — И этот к тому же добровольно освободил около двадцати наших грузовиков. Если наши данные не врут.

Спад кивнул:

— Было дело. Но этот келп до сих пор и сам свободен. Большинство судов уже на поверхности. И вот-вот там появится команда карателей. Но им сложно добираться без келпопроводов. Впрочем, мы в ближайшее время отладим сетку, и они уж разберутся с этим бредом.

— Слишком узкий фокус, — пробормотал себе под нос Макинтош.

Он настолько погрузился в созерцание келпа, что почти ощущал себя физически внутри водоросли. Чтобы избавиться от наваждения, он как следует потянулся и пошлепал пальцем по нижней губе.

— Но, не разобравшись с тем, вторым сигналом, мы не можем силой изменить навигационную сетку. Я в этом полностью уверен. Что ты можешь сказать о том, втором?

Вместо ответа Спад вывел на монитор Макинтоша диаграмму.

— Он передвигается.

— Ну да, — кивнул Макинтош, — Все келпы со временем разрастаются. И терпеть не могут келпопроводов. Об этом всегда нужно помнить.

— А как вы сами считаете? Ведь те келпы, которые посадили когда-то моряне, имели корни — разве нет?

— Слишком сильный сигнал, — возразил Макинтош. — Мы же регистрируем становище только тогда, когда оно начинает проявлять активность. И тогда ребята Флэттери егоподстригают. Или оставляют как есть. Судя по сигналу, это становище размером с меня или с тебя…

— И оно может перемещаться.

Мак задумчиво почесал подбородок.

— И этот сигнал может заставить келп действовать так, как ему нужно. Даже несмотря на страх, что его обкорнают до самой кочерыжки. И в течение последнего часа сигнал усилился. Если Флэттери об этом узнает, то совсем осатанеет. У него и так хлопот полон рот — восстание и все прилагающиеся к нему радости. И какие же из всего этого следуют выводы?

Спад сурово нахмурился (явно подражая Маку) и задумчиво потеребил подбородок.

— Похоже, кто-то движется сквозь келп и при этом пытается выдать себя за мини-становище.

Макинтош издал восторженный вопль и схватил своего ассистента за плечо. Тот потерял равновесие, и оба свалились на пол. Выпученные глаза и разинутый рот перепуганного ассистента были примерно одного размера.

— В десятку! — ликовал Макинтош. — То, что мы принимали за возмущение в восьмом секторе, оказалось всего-навсего чем-то или кем-то, кто притворяется становищем. Онподнял Спада с пола, крепко обнял и снова воткнул в кресло, оборудованное наушниками и датчиками «сеткомастера».

— Но кто это? — пискнул Спад.

— Ты сам понимаешь, что в данный момент нам с тобой об этом лучше не догадываться.

Макинтош говорил настолько убедительно, что «сеткомастер», невзирая на треск в наушниках, сумел удержать остальные келпы в повиновении.

— Сейчас для нас главное — найти классного эксперта по информационным сетям, — возвестил Макинтош, и в его глазах вспыхнули искорки. — И лучшим экспертом станетдля нас Беатрис Татуш. Срочно сообщи ей, что нам нужна ее помощь.

Спад откинулся на спину кресла и усмехнулся:

— Помощь… Теперь это так называется?

— Заткнись! — приказал ему Мак и тоже заулыбался. — Давай, работай! И оч-чень быстро!

Людьми движут две силы — любовь и страх. В зависимости от обстоятельств ими управляют и те, кто завоевал их любовь, и те, кто внушает им страх. Однако тот, кто внушает страх, имеет обычно гораздо больше власти, чем тот, кто внушает любовь.

Макиавелли, «Рассуждения о

первой декаде Тита Ливия».

Топливомер тихонько задребезжал, и Спайдер Неви выругался сквозь зубы. Они были так близки к цели, так близки… Но как ее прикажете настигнуть с опорожненными досуха баками?

— Нам придется опуститься прямо в этот студень, — буркнул он. — Следи за всеми мониторами и датчиками. Я не хочу, чтобы келп откусил нам задницу.

Они уже видели пару грузовиков, которым удалось выбраться на поверхность. С задними винтами у судов были явные проблемы, и двигались они как-то замедленно, словно келп успел накачать их своими токсинами. Впрочем, всем известно, что продвижение по келпопроводам опасно. С другой стороны, путешествовать по поверхности моря гораздо опаснее — там мореходов подстерегают штормы, ураганы и многие другие подобные сюрпризы природы.

Зенц машинально кивнул и вдруг побледнел.

— Но… Но я должен быть там… Дома. А этот келп… он же совсем рехнулся. И нас только двое…

— Даже если нас только двое, один полезет туда. В конце концов, мы здесь по твоей милости, а значит, изволь — заступай на вахту.

Неви оглянулся и увидел на лице Зенца именно то выражение, которое и ожидал увидеть, — неприкрытого страха. И боялся Одди Зенц не келпа, не океана, а именно его, Спайдера Неви. И этот страх давал Неви огромную власть, даже большую, чем власть Флэттери над людьми Пандоры. Флэттери носил маску, которая оставляла надежду тем, кто нанее смотрит. Неви не носил маски и надежды не оставлял никому.

— Но если мне придется вылезти, чтобы почистить дюзы, вы бросите меня здесь.

Неви выдал одну из своих редких улыбок.

— Мне льстит то, что ты признаешь мои способности. Но я предназначил тебе совсем другую роль в этой драме. И она еще не сыграна до конца. Я не стану приносить тебя в жертву за просто так. Зная меня, ты давно должен был уяснить, что я всегда убиваю ради чего-то и никогда — просто так. Человеческая жизнь имеет для меня определенную цену, мистер Зенц. И ты это прекрасно знаешь. Я оцениваю ее эквивалентно тому, что смогу от нее получить. А слово «цена» подразумевает «комфорт», не так ли? Убийство для меня — лишь повод прибарахлиться. Я мог бы прихлопнуть тебя, как надоедливую муху, но… тогда кто-нибудь другой однажды сумеет устоять перед соблазном, и вот он-тодостигнет вожделенной цели. Понял?

Бледный как полотно, Зенц не отрываясь глядел сквозь плаз на келп и судорожно сжимал и разжимал свои макароноподобные пальцы.

— А вы знаете, почему я убиваю? — вдруг спросил Зенц.

Неви молчал. Он был слишком занят поисками участка чистой, не занятой келпом воды. Но стоило приблизиться к поверхности, как он понял, что подобных «лужаек» нет. Похоже, им придется туго: драться с келпом в его собственном становище… мало не покажется.

— Да знаю я, почему ты убиваешь, — наконец, как бы между делом, бросил Неви. — Как любое из низших животных, ты убиваешь, чтобы была еда. Это твоя работа, а дальше кончика носа ты и не видишь. Ты убиваешь потому, что приказали. И если ты не убьешь — убьют тебя. В этом-то и разница между мной и тобой. Я лично чувствую себя скульптором. Скульптором человечества. Народ — это каменная глыба, и я отсекаю все лишнее, чтобы получить то, что мне нужно. Но камень растет, а значит, мне нужно работать как можно чаще. Впрочем, время у меня еще есть.

Неви дал команду приступить к приводнению. Теперь нужно было запастись горючим. Дюзы с шумом начали всасывать воду, но почти сразу захлебнулись, забитые листьями. Даже если послать Зенца их чистить, все равно это займет гораздо больше времени, чем они могут себе позволить. Неви посмотрел на датчик,

«Пятнадцать минут. Ну от силы двадцать. Вот дерьмо!»

— Ладно, чистка отменяется. К северо-западу отсюда есть дикое становище. Там мы и загрузимся. А потом посмотрим — возможно, придется еще раз связаться с директором. Да не трясись ты так! Если я скормлю тебя келпу, это будет напрасная трата «людских ресурсов», а я человек бережливый.

Лицо Зенца слегка прояснилось, он встал и с унылым видом начал облачаться к костюм для подводного плавания.

— Это я так, на всякий случай, — пробормотал он. — Если что, я готов. Я много слышал о диких келпах. Люди исчезают там даже тогда, когда не дают им ни малейшего повода для нападения.

Неви поднял судно в воздух. Зенц его раздражал, но он твердо решил не убивать его до тех пор, пока это не посулит ему наибольшей выгоды.

Дорога к чистой воде заняла минут десять, и все это время амфибия двигалась навстречу урагану. Впереди, у горизонта, маячила темная масса, но в лагуне келпа было тихо и ярко светило солнце.

Неви включил дюзы, но на консоли тут же загорелась красная лампочка — они все еще были забиты. Неви попытался их продуть, но ничего не вышло.

— Надо поскорее отсюда убираться, — проворчал Неви. — Этот ураган движется слишком быстро.

Зенц что-то буркнул себе под нос, но все же поплелся на корму. Люк был открыт. Зенц хмыкнул.

«Неви таким образом хочет подстраховаться: если судно сейчас погрузится, то вода хлынет в люк и меня затопит, а если взлетит — меня просто снесет».

Неви знал, как выкрутиться в обеих ситуациях. Но сейчас лучше всего было встать и самому закрыть люк. Ему очень захотелось сделать это сию же минуту, чтобы дать старине Зенцу понервничать, но он все же передумал. Пусть работает спокойно — им еще минут пятнадцать здесь торчать, а ураган уже на носу.

Неви снова вышел на личную частоту Флэттери и немедленно получил ответ.

— Господин Неви, — голос директора был ледяным, — время уходит. Вы уже задержали их?

Спайдер слегка удивился подобной проницательности, до сих пор многие годы ему удавалось скрывать свои намерения. Солнечная активность двух светил Пандоры частенько создавала помехи, кроме того, в аппаратуру на море частенько залезали насекомые, отчего передатчики работали еще хуже. Да и келпы частенько вмешивались и гасилирадиоволны. Но сегодня связь была отличной.

— Нет, — угрюмо признался Неви. — Мы еще до них не добрались. Сейчас мы заправляемся перед последним рывком. Полагаю, нам удастся захватить всех бунтовщиков живыми.

— Забудь про них! — рявкнул Флэттери. — Мне нужна Криста Гэлли. И немедленно! И не давай ей сказать ни словечка, пока не привезешь сюда. Понял?

— Понял, но я…

— В сегодняшних «Новостях» будет объявлено о гибели Озетта. Его тоже привези, но так, чтоб никто не видел. А вот с этим ублюдком Лапушем делай все, что тебе угодно.

— Так вам больше не нужна моя помощь там?

— Нет, — поспешно бросил Флэттери, но голос его звучал не очень уверенно. — Нет, я уже обо всем позаботился. Мы отозвали часть секьюрити с охраны доков и часть отрядов охотников за демонами. Эти ублюдки… их слишком много. Они взяли штурмом продовольственный склад, и теперь там шаром покати. Мы уже расстреляли человек триста, а они все прут и прут. Я приказал взорвать все продовольственные склады, которые подвергаются хоть малейшей опасности разграбления. Когда они увидят, как их драгоценная жрачка взлетает на небеса, то дважды подумают, прежде чем сунутся грабить то, что осталось. Короче, занимайся своим делом, а здесь у меня все под контролем. И не вызывай меня больше, пока беглецы не окажутся у тебя в руках.

Неви откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, замер так на несколько минут, слушая треск статики в наушниках и ровный гул работающих дюз. Затем протянул руку, чтобы отключить связь, но внезапно застыл: в треске разрядов прослеживалась странная закономерность — до сих пор он не слышал ничего подобного. Ему казалось, что звучит какая-то мелодию, но он не мог ее уловить. На музыку накладывались голоса о чем-то беседующих людей, но нельзя было разобрать ни слова. Откуда-то издали наконец донесся голос Флэттери:

— Господин Неви… Господин Неви… Господин Неви… Господин…

Неви отключил связь и взглянул на море: приближающийся ураган было видно уже невооруженным глазом. Поверхность воды покрылась рябью, а все усиливающийся ветер стал отгонять амфибию из центра лагуны к стеблям синего келпа. Неви взглянул на приборы и убедился, что баки почти полны. Но больше всего ему не нравилось то, что, хоть он и выключил радио, его имя продолжало звучать — тихо, но явственно.

Едва дождавшись окончания заправки, Неви выключил помпы и подал звуковой сигнал — это означало, что Зенцу пора возвращаться. Шум воды стих, но Зенц не возвращался.

«Но ведь вода здесь абсолютно чистая! — пронеслось в голове у Неви. — Он должен был вернуться уже давно, сразу, как прочистил дюзы!»

Он снова подал сигнал и еще раз, но ответа так и не дождался. Кормовой люк все еще был открыт. Тогда Неви сам пошел на корму. Странный голос, эхом повторяющий его имя, стал громче, и теперь на него накладывался гул множества других голосов. Неви почувствовал, как по рукам побежали мурашки, и, прежде чем покинуть рубку, взял наизготовку лазерник.

Во рту появился противный металлический привкус; многие ему говорили, что это один из признаков страха. Неви сплюнул на палубу, но привкус все равно остался.

Сознание человека само заявляет о себе, и, таким образом, стоит этому огню вспыхнуть, он обнаруживает поистине космическую протяженность и не имеет границ ни в пространстве, ни во времени.

Пьер Тейяр де Шарден, «Гимн вселенной».

Необъятный ощутил запах какой-то неприятности в водах одного из ближайших становищ. Там шла какая-то борьба. Об этом же свидетельствовали принесенные течением оторванные листья. Направление течений вдруг резко изменилось, и до келпа донесся отчетливый запах страха. Затем также внезапно все успокоилось. Однако направление течений не изменилось.

Затем до Необъятного донесся запах смерти. Смерти человека, а не келпа.

«Похоже, резальщика самого подрезали», — подумал он.

Он потянулся к соседу дальними стеблями, но не смог дотянуться. Он ловил в воде лишь срезанные листья и куски слоевищ. Но эти клочки информации никак не складывались в общую картину. То был особый язык келпов, столь непохожий на то, что люди называют общением.

Потом появились люди. Они опустились в воды Необъятного, словно дирижаблики, и принесли с собой обрывки грез соседнего келпа.

Но ее святость была уже здесь. Ее присутствие разбудило соседний келп. Тот самый, из которого ее достал мясник Флэттери.

«А остальные — те, что с ней? Кто они?»

Вне его сетки обнаружилось несколько рыбаков. В океане Пандоры еще осталось несколько органических островов, все еще рискующих плавать по поверхности. Они использовали самые спокойные течения сетки. Необъятный щадил рыбаков, разведчиков и их плавучие города. Но те, кто командовал этими людьми, по-прежнему были к нему безжалостны.

Они всех заставляли себе подчиняться, и теперь острова были вынуждены двигаться по четкому расписанию. Этим занимался поработитель келпов — Контроль над течениями. Но за последние двадцать пять циклов вулканическая деятельность на дне океана усилилась, что вызывало такие мощные штормы, каких Необъятный не помнил за все свое существование. И эти штормы частенько стали приносить острова в его царство. Он воспринимал их как Необъятных людской породы и, гордясь своим благородством, не трогал.

Прилетевшие на своем летающем творении люди накидали в лагуну Необъятного листьев его соседа. Келп осторожно протянул стебель и обнюхал людей. От них пахло страхом и смертью, но, чтобы разобраться, нужно было прочесть информацию в их сознании — байт за байтом.

Необъятный ждал, когда выкинут все обрывки соседа, чтобы узнать о нем как можно больше. Затем, прикоснувшись к тому, кто был в воде, он выяснил, что это человек-одди-зенц. Он обвил стеблями человека-одди-зенца и потянул на дно. Необъятный знал, что этот человек убил столько других людей, сколько прошлый шторм, а может, и больше.

С тех пор как Необъятный проснулся, он все время пытался связаться с соседними келпами. «Чем больше келпов, тем лучше, — думал он. — И чем ближе мы друг к другу, тем лучше». Он не мог понять созданий, убивающих себе подобных. Наверное, это были больные особи. Но если они безжалостны к своим, то чужим от них вообще пощады ждать не приходится. И Необъятный решил, что станет отвечать им тем же.

Мы, островитяне, умеем пользоваться течениями. Мы понимаем, что обстоятельства и времена меняются. Измениться вместе с ними — это нормально.

Уорд Киль, «Записки»

Беатрис знала, что убивать Мака не в интересах капитана, особенно если Бруд связан с войсками на планете. Впрочем, она даже не пыталась думать о том, что вообще в интересах капитана Бруда. Из всего, что она успела о нем узнать, можно было сделать вывод, что он пытается исправить свою ошибку и повернуть к собственной выгоде путем нагромождения новых. Но долго ему так не продержаться. Однако он из тех, кто, идя ко дну, топит всех, кто оказался рядом.

Беатрис вывела на большой экран карту Пандоры и стала внимательно изучать. Карта была обзорной, и одним нажатием кнопки можно было получить любые сведения об интересующем районе: плотность населения, сельское хозяйство, рыбоводство и полезные ископаемые. Она могла с одного взгляда определить, где находятся фабрики (как подводные, так и наземные) и поселки фабричных рабочих.

Только сегодня, увидев людей капитана в работе и наконец-то прислушавшись к звучащим в сознании предостережениям Бена, она наконец поняла, как вышло, что все люди Пандоры (включая ее саму) однажды обнаружили, что скованы по рукам и ногам. В рабов их превратили голод и искусные манипуляции директора. Он распоряжался продовольствием, транспортом и идеологией. На экране перед Беатрис разворачивалась география голода.

Самым большим фабричным комплексом был Калалоч, предназначенный для удовлетворения нужд ненасытного проекта. На экране он выглядел как желто-голубая амеба с черным глазом посередине. Щупальца амебы были поселениями, и голубым цветом отмечались те, что принадлежали Калалочу. Оттуда все дороги вели либо в порт, либо в очередь. Люди в них жили либо в бараках, либо в перенесенных на берег остатках островных построек.

Желтым цветом (он почти терялся в океане голубого) были помечены лагеря переселенцев. Голодные, лишенные крова, они были слишком слабы, чтобы заниматься физическимтрудом, и слишком истощены, чтобы бунтовать. Служащие директора ежедневно обходили лагеря и забирали с собой немногих счастливчиков, которым давали работу: мыть мостовые, очищать от птичьего помета камни в садах Флэттери или копаться на свалках в поисках вторсырья. За это им предоставлялось место в очереди и крохотный паек. Но таких были единицы на тысячи голодных, которыми Флэттери наводнил пригороды Калалоча. В лагерях были запрещены частные продуктовые лавки, а маклеры черного рынкаслишком часто исчезали, чтобы это можно было списать на случайность.

В черте Калалоча также находились пристань, фабричный аэродром, деревня, Теплица Флэттери и несколько постов секьюрити, охранявших периметр от демонов.

Вдоль побережья располагалось еще несколько поселений: сельскохозяйственные и рыбоводческие фермы, снабжавшие Калалоч продуктами. И все они были окружены лагерями переселенцев. Охранники безжалостно расстреливали всех воров, а также хозяев нелегальных теплиц и садов на крышах хижин. Как и пойманных на браконьерстве рыбаков. И обо всем этом Бен неоднократно говорил. Да Беатрис и сама все это видела, но предпочитала закрывать глаза, поскольку получала достаточно продуктовых карточек и могла не голодать. А чтобы не терзаться муками совести, убеждала себя, что Флэттери кормит всех, кто хочет работать.

В течение последних двух лет у нее было очень много работы. И она давала работу другим. Беатрис уже и забыла, когда в последний раз голодала.

«За последнее время новых рабочих мест не прибавилось, — вдруг подумала она. — А претендентов становится все больше и больше».

Теперь она вновь стала такой, как все: загнанная в угол, не имеющая права выбора и вынужденная бояться всех и каждого.

…То отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб.note 6

Христианская «Книга мертвых».

Все свои двенадцать лет Боггс был голодным. Но сегодня его терзал совсем иной голод, и мальчик сам это понимал. Он проснулся, но не почувствовал обычной ломоты в костях от сна на промерзшей земле. Когда он приподнял голову, на подушке из глины осталась прядь его волос. Он знал, что это значит: голод скоро оставит его навсегда. Он огляделся, но никто из родных еще не проснулся. Их скукоженные фигуры были едва различимы в тени скалы, под которой семья укрылась на ночь. Сегодня он должен раздобыть для них еду или хотя бы попытаться поскорей умереть. Умереть ему и так придется, но чем скорей, тем лучше.

Боггс родился с заячьей губой, щелью вместо носа и короткими ногами — родовыми признаками семьи его отца. Все шестеро его братьев унаследовали эту мутацию, но выжили только двое. Отец тоже давно умер. Как и Боггс, он с раннего детства до самой смерти жил в состоянии хронического недоедания. Даже материнскую грудь из-за заячьей губы не мог сосать как следует — часть молока всегда выливалась изо рта на подбородок. Мама пыталась собирать капельки пальцами и давала сыну их облизать. Потом Боггс видел это много-много раз, когда она кормила его братишек.

С неделю назад он наблюдал, как мать хотела накормить грудью его десятилетнего брата. Это было в тот день, когда им не удалось раздобыть никакой еды — даже ни одного жучка не поймали. Но ничего не получилось: у нее уже два года не было молока, и брат умер, сжимая в кулачке прядь своих рыжих волос. Боггс спохватился, что все еще держит собственные выпавшие волосы, и отшвырнул их прочь.

— Я возьму леску, мать, — сказал он на островитянском диалекте. — И принесу вам жирную рыбищу.

— Ты никуда не пойдешь. — Хриплый женский голос заполнил всю крошечную пещерку. — У тебя нет лицензии на ловлю рыбы. Они убьют тебя и отберут нашу леску.

Отец не раз пытался достать такую лицензию в социальном отделе. Все знали, что временные разрешения выдаются направо и налево — и даже можно было расплачиваться за них после рыбалки частью улова. Но директор строго регламентировал количество выдаваемых за день лицензий. Он называл это «консервацией», мотивируя тем, что, еслирыбачить будут все, кто хочет, очень скоро в прибрежных водах не останется ни одной рыбешки. И тогда голодать придется всем.

— Консервация! — фыркнул Боггс и уставился на вожделенную леску, обмотанную вокруг щиколотки мамы, как браслет с подвесками из двух сверкающих крючков. К ней прилагался мешочек с наживкой, но ее они съели несколько недель назад. Теперь у них осталось лишь десять метров синтетической лески и два крючка.

Боггс подполз к матери и заглянул в огромные выпуклые голубые глаза — единственное наследство, оставленное ей ее матерью. Зрачки были подернуты полупрозрачной пленкой. Боггс запустил руку в волосы и сунул матери под нос клок волос, поскольку она уже почти ничего не видела.

— Ты сама знаешь, что это значит! — Ему было трудно говорить, но он держался из последних сил. — Со мной покончено. — Он коснулся и ее головы, и в руке оказалась еще одна прядь — на сей раз седая. — С тобой тоже. Смотри!

Женщина посмотрела без всякого интереса — ей уже не нужно было никаких доказательств — и кивнула.

— Бери, — выдохнула она и приподняла костлявую ногу, чтобы Боггсу было удобнее разматывать леску.

Он выбрался из пещерки на берег и огляделся: повсюду, сколько хватало взгляда, копошились просыпающиеся костлявые люди в лохмотьях. Кое-где в утренний воздух поднимались струйки дыма от костров.

Боггс взял жестяную банку, заменявшую ему котелок, встал, пошатываясь, и заковылял к воде. Он-то думал, что потеть уже не может, но через минуту лоб покрылся соленымикаплями. Сначала было холодно, но мальчик прилагал столько усилий, стараясь удержаться на ногах, что согрелся.

Впереди уже маячил невысокий волнолом — кусок скалы, вдающийся в море. Время от времени волны капризного прилива разбивались о камень и окатывали с ног до головы счастливых обладателей рыбацкой лицензии.

Чтобы одолеть сто метров от пещерки от волнолома, Боггсу понадобилось полчаса. Он уже стал плохо видеть, но все же постарался повнимательнее осмотреть окрестности— не видно ли где патруля.

— Чтоб их демоны сожрали! — пробурчал он.

В лагерях переселенцев было введено регулярное патрулирование; поначалу это мотивировалось необходимостью охранять жителей от рвачей, а позже — от нахлынувших сюга полчищ нервоедов. Боггс с содроганием вспомнил, как недавно на одну семью напали нервоеды и в мгновение ока сквозь глазные яблоки добрались до мозга, чтобы отложить там свои яйца. И все это произошло без единого стона или крика. Боггс так никогда и не узнает, почему эти люди не кричали — то ли были слишком истощены, то ли ужесразу ничего не чувствовали. Это было ужасно, и патруль на месте испепелил еще бьющиеся в конвульсиях тела.

Так что и от патруля бывала польза. А еще солдаты следили, чтобы каннибализм не стал нормой. Директор усиленно поддерживал слухи о черном рынке и его огромных запасах, подрывающих экономику Пандоры. Но Боггс никогда не видел ни «огромных запасов», ни даже намека на какую-то там «экономику». Это слово он как-то услышал по их крохотному радиоприемничку и запомнил его. Для него оно было простым сочетанием букв, не имеющим ни малейшего смысла.

Слева замерцали слабенькие огоньки — это были три костерка из древесного угля на краю обрыва над волноломом. Топлива в лагере почти не было, а ведь нужно было как-то сжигать умерших. Но когда непогребенных трупов накапливалось слишком много, патруль приходил на помощь и сжигал их лазерниками. Солдаты называли это «а-ля охота на нервоедов».

У ближайшего костра кто-то дежурил. Боггс подошел поближе и узнал Сильву. Он нерешительно остановился и покашлял. Сильва была его ровесницей, и о ней ходил слух, чтооднажды она убила всех своих братишек и сестренок, пока те спали. Но пока она поддерживает общий огонь, ее никто не посмеет тронуть. Похоже, она не заметила Боггса. Ему нужна наживка, но драться за нее у него уже не было сил.

Он опустился на четвереньки и стал пробираться к крайнему костерку. Затем лег на живот, протянул руку и ощупал теплую скалу. Наконец пальцы наткнулись на что-то, что не было камнем. Он вцепился вэто ,дернул изо всех сил и сжал добычу в кулаке. С одной стороны этот предмет был горячим, с другой — ледяным. Боггс не стал разглядывать то, что удалось добыть, и, подхватив банку, пополз назад. Сильва его не заметила.