АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Закончить он не смог: Лучший Друг уперся ему в кадык.
– Что ты, парень, хочешь нам поведать о девках? Поведай, парень…
Даня вмешался:
– Тэйки, помни о Гвозде! – сказал он ей.
Лучший Друг нехотя совершил обратное путешествие – в ножны.
Но гипнотизер, казалось, не обратил на Тэйки ни малейшего внимания. Он остался невозмутим и сохранил презрительное выражение лица.
– Выоченьне понравились мне. А знаете почему? Вы дерьмовые друзья Гвоздю.
Даня и его люди уставились на «секретника» в немом изумлении.
– А дождь из говяжьей тушенки сегодня, скажем, никто не обещал? – ехидно осведомилась Тэйки, склонив голову набок.
– Прислушайтесь ко мне. Я ведь, наверное, не стал бы заводить эту бодягу без причины.
– Ну и? – с прохладцей поинтересовался Даня.
– Вот и ну и, Уваров. Гвоздь – талант. Он делает вещи невероятные, ни с чем не сопоставимые. Никто так не умеет во всей Москве, а то и на всей Земле. За свой талант он расплачивается честно: его глючит за троих. Такая байда ему в голову приходит, какую вы даже представить себе не можете… Короче, Гвоздь нуждается в смысле для жизни иработы.
– Разъясни подробнее, не стесняйся, – все так же холодновато попросил генерал.
– А я, кажется, начинаю понимать… – тихо сказала Катя.
– Ты старая, тебе и понимать положено быстрее, – съязвил гипнотизер.
– Ты и сам не больно новый! – неожиданно заступилась за Катю Тэйки.
– Продолжай, – ввернул разговор в сустав генерал.
– СМЫСЛ ему нужен, СМЫСЛ! Он все время думает, зачем живет, зачем мастерит новые игрушки, зачем разоружает опасное старье… Ты вот, Уваров, зачем живешь?
– Живу и живу. Не лезь.
– А ты, Катерина? Имя я не перепутал?
– У меня есть семья… – Она не стала уточнять, что старая, прочная, въевшаяся в плоть любовь к Дане привязывает ее к этому миру прочнее стальных цепей.
– Спроси меня, умник! – взвилась Тэйки. – И я тебе отвечу: мне нравится крошить уродов. И ребята вокруг меня собрались что надо… Мы еще повоюем всласть.
К Немо гипнотизер не стал приставать, оставив того в покое по какой-то тайной причине, известной ему одному. Как знать, не поставила ли «секретника» в тупик проблема смысла жизни для полулюдей-полукиберов…
– Вывод будет такой: вы простые люди, вам для жизни мучиться над особенно сложными вопросами не надо. А он, Гвоздь то есть, устроен иначе. Дайте ему смысл, объясните ему, почему он должен жить дальше. Ради чего он работает… или ради кого. Не так сразу, чуть погодя, конечно… но обязательно. Иначе все мои усилия пойдут коту под хвост. Он принимает дурь от бессмыслицы – лишь бы старые вопросы не одолевали его день за днем… Ясно вам?
– Ясно-то ясно. Только выпендриваться было ни к чему, – подвел черту Даня.
– К чему! – почти крикнул гипнотизер. – Вы такие горластые ребята! Никого не слушаете, кроме себя.
И он ушел, пообещав зайти через пару дней.
После сеанса гипноза Гвоздь пролежал весь день в мрачном настроении, ни с кем не разговаривал. Потом выдавил из себя три фразы:
– Мне противно это насилие над духом. Но другого выхода нет. Значит, будем продолжать.
На следующий день его посетил поп. Даня неплохо знал людей из Вольных зон и не видел причин их бояться. Поэтому электронный арсенал Немо на этот раз не понадобился.
Никто не знал, о чем беседовали мастер и поп. Генерал, зайдя в комнату по своей надобности, услышал самый конец их разговора, последние несколько фраз.
Гвоздь качал головой и в печальной задумчивости конструировал вежливый отказ:
– …и есть какой-то смысл, признаю. Но я вдоль и поперек перепахан магией, для меня ваша дорога закрыта. Понятно ли тебе: я просто разучусь работать с некоторыми тонкими вещами, если пойду за тобой. Скажи: понятно или нет?
– Моя дорога никогда и никому не закрыта. А ты жалеешь малого за большое, вот в чем правда.
– Нет, не могу. Рано мне. Возможно, потом, когда успокоюсь немного… ближе к закату жизни…
– Всегда есть риск не успеть.
– Извини. Сейчас… никак не могу. Но ты молись за меня. В тебе есть какая-то сила, только я ее не способен распознать… Молись, слышишь? Будешь молиться? Мне надо выздороветь.
– Я буду молиться о выздоровлении твоей души.
– Тоже пригодится…
Так они и расстались. Больше поп не приходил к мастеру. Гвоздь, расставшись с ним, первое время хмыкал, будто бы споря с невидимым собеседником и мысленно поражая его неотразимыми аргументами. А потом просто сказал:
– Интересный человек. Ушел, и после него остался запах радости. Мне весело, ребята…
Полдня команда совещалась, какой бы СМЫСЛ придумать для Гвоздя. Даня хотел, было резануть правду-матку: «Бабу надо ему. Бирюкует, вот и пошел по наркоте», – но в последний момент удержался. Баба – не совсем то. Генерал не очень понимал, как выразить добавку к слову «баба», делавшую все высказывание верным. В голове у него вертелось: «И чтобы тонко все было между ними, а не одно только сюда-туда…» Однако подходящих слов для этой самой тонкости он так и не нашел. Катя молчала, крепко задумавшись. Тэйки предложила встряхнуть умника: вытащить его на дело, пусть-ка припомнит, каким надо быть резвым, когда вокруг наяривается хорошая драка. Немо, обычно крайне неразговорчивый, тут предложил принять Гвоздя в команду. Пусть и у него будет семья, мол, правильно сказала Катя.
– Он не станет мне подчиняться, – возразил Даня.
– Возможно, стоит сделать исключение. Мы подчиняемся своему генералу, а Гвоздь стоит рядом с ним как друг.
Даня обещал подумать, хотя и не очень верил в действенность предложенного метода. Гвоздь, он ведь одиночка по природе своей. Его семья – руки, ноги, голова…
Сам генерал склонялся к какой-нибудь высокоумной теории. А как иначе разговаривать с философическими личностями, вроде Гвоздя?
– Может, рассказать ему о будущей жизни. Она будет чище, гоблины исчезнут, мы станем всей Земле хозяевами, устроим все по уму и по совести. Вот, мол, Гвоздь, ради грядущего работаешь. В смысле, ради мира сытого, умытого, светлого…
Но тут команда забросала Даню вопросами: а как устроится в будущем то, а как – это, кто будет все устраивать (Тэйки спросила), и нельзя ли к нему примазаться, иначе ведь останешься на бобах… Генерал начал путаться и сердиться. Вякнешь на копейку, а из твоего вяка выпрет на сто червонцев трынделова!
– А-а! Не приставайте. Я сам не понимаю, как там будет и кто все устроит. Но там будет лучше, чем здесь у нас. Согласны?
Кивают.
– Чище будет. И спокойнее… Войны не будет. С кем воевать, когда кругом только люди? Не с людьми же воевать! За харч кровью платить не понадобится – уж точно.
Опять кивают. Миром харчи добывать – великое дело. Тэйки даже сказала:
– Ты прямо сам зафилософел, Даня.
– Да, поговори с ним, Даня. А вдруг он нуждается именно в таких доводах? – принялась уговаривать его Катя.
И Даня поговорил недели через две, когда Гвоздю и впрямь начало легчать. Генерал никак не мог понять, куда завела та беседа их обоих. Гвоздь крутил и вертел им как хотел. Неожиданно сам Даня призадумался: куда жизнь потечет, когда каганат размажут? А когда-нибудь обязательно размажут: не мы, так после нас… Интересно. Про мастера, правда, он не уловил – тот вроде все время подъелдыкивал, шуточками травил, все ему ясно, обо всем он подумал… но уж больно долго они болтали, уж больно любопытствовал Гвоздь по поводу Даниной схемы. А в самом конце мастер произнес похвалу «на веревочке»:
– Представь себе, Даня, вот собрали сотню толстых книжек с умными размышлениями про настоящее и будущее. Но надо все это интеллектуальное богатство запихнуть в один абзац. Поставил кто-то такую задачу, а отказаться, допустим, нельзя… Так надо звать тебя. Ты запросто справишься.
Что он имел в виду-то, емана?
Глава четвертая
СЛОВО ГЕНЕРАЛА
Когда они вернулись с ярмарки, Гвоздь, открыв им, вернулся на диван в «счастливых двадцатых» и взялся за отложеную книжечку. Вся его поза сообщала команде: «Мерзавцы! Оббили мою драгоценную задницу о железную сетку! Что там? Кожа да кости». А теперь, значит, его нежное седалище проходило реабилитационный курс. Убежище было отдраено чуть ли не со скипидаром. Стада бытовой мелочи, прежде пасшиеся вольно на столах, на полу и в самых неожиданных местах, загнаны были в хлев, расположение которогокоманде еще следовало отыскать.
– Ё! – только и смогла сказать Тэйки.
Катя подошла к мастеру, склонилась и поцеловала в щеку.
– Признаки новой жизни, старик? – шутливо спросил Даня.
– Просто в дом вернулся хозяин. Теперь тут будетбольшепорядка. Готовьтесь, люмпены.
– А ты не обзывайся! – откликнулась Тэйки. – Тоже мне, трансформатор нашелся…
Гвоздь от хохота едва не упал с дивана.
– Ты еще и ржать надо мной вздумал?
Тэйки скинула оружие, отстегнула кое-какую походную мелочевку и полезла бороться. Катя сунулась их разнимать, но ее сил для этого явно не хватало, и вскоре она оказалось третьей стороной в потасовке. Куча-мала каталась по линолеуму, участники сражения с переменным успехом старались принудить неприятелей к сдаче. Больше всех доставалось Гвоздю, но он не собирался сдаваться.
Генерал мрачно вздохнул:
– Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не кололось…
– Совершенно согласен, – ответил ему Немо.
Боевая ярость нарастала. И двух минут не прошло, как идеальный порядок, наведенный Гвоздем, превратился в идеальный хаос. Даня отрешенно наблюдал за этой сценой. Наконец Катя получила от кого-то локтем по губам, и линолеум окрасился алыми пятнами. Данино терпение лопнуло.
– Немо! – сквозь зубы процедил он.
Через несколько секунд Катя лежала на диване с гримасой мученичества на лице, а Тэйки и Гвоздь извивались в воздухе, пытаясь как следует пнуть Немо, поднявшего их за воротники над полом.
– Почему ко мне всегда притягивало кретинов?
– Сам кретин, Данька!
– Подобное тянется к подобному, ДРУГ мой…
– Отпусти их, Немо.
Бац! Бац! Тэйки приземлилась на ступни, а Гвоздь – на утомленное койкой седалище. Катя нарушила идиллию веселого идиотизма:
– Как ты себя чувствуешь, Гвоздь?
Невидимая тряпка стерла улыбку с лица мастера.
– Вам, ребята, серьезно ответить или как?
Генерал ответил:
– У меня к тебе вопросов нет, Гвоздь. Ты знаешь.
– Знаю. Как насчет остальных?
Откликнулась Катя:
– Извини. Можешь не отвечать. Просто я о тебе беспокоюсь.
– Ладно… Ладно. От некоторых вещей нельзя избавиться навсегда и со стопроцентной гарантией… Это понятно?
Катя кивнула, а Тэйки скорчила недовольную рожу.
– Но в ближайшее время, если ничего экстраординарного не случится, дурь мне не понадобится.
– А «страдинарного» – это что, Гвоздь? – заинтересовалась Тэйки.
– Это если ты вдруг оденешься не в красное, а в синее, юная упырица. Тогда, считай, привычному миру пришел конец.
Ф-фырк!
И вдруг Катя сказала тихо и серьезно:
– Мое сердце полно радости за тебя, мастер…
Из всей команды лучшим поваром по справедливости считался Даня. Но он почти никогда не готовил: стряпней занималась Катя (это было неплохо), следующее место занимал Немо (и это было съедобно, но иногда похоже на питательную бумагу), а Тэйки замыкала колонну. Когда-то ей позволяли готовить… а потом перестали позволять.
Гвоздь по части кулинарии был неприхотлив и непредсказуем. Ел то, что в данный момент располагалось ближе всего ко рту, готовил редко, а когда все-таки готовил, мог сотворить и шедевр, и полную отраву, но чаще всего, начав возиться с продуктами, прерывал это занятие на середине, увлекшись какой-нибудь идеей, забывал о готовке, а потом с чистой совестью отправлял в помойку пригорелое-переваренное-протухшее.
В тот вечер случилось доброе чудо: генерал, засучив рукава, создал праздничный пирог, а потом сварил такой кофе, какого не пивал, наверное, и сам гоблинский каган.
Так вот, генерал и мастер с двумя последними кусками пирога и двумя кружками кофе заперлись в арсенале для приватной беседы. Даня сказал:
– Гвоздь, у меня к тебе разговор… не для всех.
И мастер знал, о чем будет этот разговор.
– …А теперь расскажи мне, старик, поподробнее, что это за штука такая: Прялка Мокоши.
Гвоздь достал табак, долго и тщательно сворачивал самокрутку, причем получился у него явно ублюдочный экземпляр – слишком маленький для настоящего курильщика и слишком большой для человека, который все еще пытается убедить себя бросить скверную привычку. Наконец затянулся.
Даня молча пережидал паузу, прекрасно зная, что именно скажет ему сейчас Гвоздь.
А тот все еще помалкивал. Затянулся по второму разу, сбросил пепел, и только потом заговорил:
– Как-нибудь потом, Даня. Я тебя от данного в неудобных обстоятельствах обещания освобождаю.
«Ну точно. Скоро я стану угадывать, когда он на горшок пойдет…»
– Не выйдет, Гвоздь. Я дал слово. Если бы меня убили, слово бы мое сгорело. Но, видишь, я живой, и никто, стало быть, меня от этого слова не может освободить. Даже ты.
– Глупости, Даня. Я имею право освободить тебя. И потом, ты, кажется, собрался вести войну? Мон женераль, не обольщайся, у нас довольно скромные шансы вернуться живыми и невредимыми. Ты уже выбрал своего преемника?
Даня отмахнулся, как от назойливой мухи:
– Найдутся люди. Митяй… или, скажем, Хряк. А всего лучше – Кикимора.
– Хряк слабоват, Митяй больше печется о своей выгоде, общее дело для него – слишком абстрактное понятие. А Кикимора с Тэйки не сойдется.
– Да не важно, не важно, Гвоздь, мля, кто там вместо меня будет за старшого! Ты пойми: я дал слово! Я обещал! Значит, или подохну, или сделаю.
– Какой клад спрятан в твоем слове? Я не понимаю.
– Сейчас… Сейчас, Гвоздь, я тебе объясню
– Да уж, пожалуйста.
– Не сбивай меня! Так. Нас очень мало. Раньше было до едрени фени народу, а теперь мало. Мы все со стволами, и мы все зверье, – это если по большому счету. Зверье, да. Но есть самая малость, такая, знаешь, ерунда, которая нас всех… собирает…
– Объединяет?
– Да. Мы не обманываем друг друга. Мы… короче, как обещали, так и делаем. Иначе, ты понимаешь, что за дерьмо будет? Иначе все развалится. Мы будем по отдельности, и нас, в конце концов, додавят, как мокриц. Этот мир держится на слове, и слово должно быть прочнее стали. А не будет оно прочнее стали, то всем нам хана.
Гвоздь обалдело посмотрел на Даню и даже забыл о тлеющем куреве:
– Кажется, ты заразился от меня философическим взглядом на глобальные структуры.
– Чо?
– Не важно. Все. Я понял. Предложение отменяется. Давай тогда к делу.
Генерал почесал лоб:
– Да вообще-то давно пора.
И Даня увидел, как Гвоздь чешет лоб. «Мать-перемать! Вот, значит, от кого у меня это!»
– По всей видимости, Даня, кое-какие слухи о Прялке до тебя уже доходили… Что ты о ней знаешь?
Генерал пожал плечами:
– Что и все, старик. Она ничья – гоблинам от нее приходит верный кирдык, и нашим ровнo такой же. Ты вот говорил… про мастеров-хранителей…
– Мои слова мне же пересказывать не стоит, – строго сказал Гвоздь.
По его интонации генерал понял: шутки кончились, Гвоздь уже работает. В сущности, оба они уже работают. Стало быть, надо сосредоточиться. И он оттарабанил мастеру все, о чем знал:
– В пятидесятом у Прялки гробанулся Аршак со своими ребятами, но один парень ушел и рассказал, как их… скручивало. В пятьдесят первом генерал Кроха потерял там двух бойцов. В пятьдесят втором туда совался ты, и едва унес ноги. В пятьдесят третьем Прялка убила мастера Лайоша. В пятьдесят четвертом ее хотел взять Круг. Идиоты, мля, не раскурочить захотели, а с собой забрать. Ну, результат все знают. Полгода назад на Прялку отправляли группу из Секретного войска, Кикиморина бойца взяли проводником… Четверых пришкварило, остальные дали деру и тем спаслись. Очень правильно поступили, по-моему.
Гвоздь поморщился:
– Правильно было бы разным недоумкам не лезть не в свое дело…
Даня промолчал, хотя на языке у него вертелась парочка язвительных слов. Был ли недоумком, например, мастер Лайош?
Гвоздь, не дождавшись ответной реплики, продолжил:
– Я много знаю страшных инструментов, магических вещиц, да и нашего, человеческого оружия. По роду деятельности, как ты понимаешь, обязан знакомиться и с новинками, и со старой доброй классикой. Кое о каких штучках мне еще рассказал мой учитель. Если резюмировать вышесказанное: ничего ужаснее и разрушительнее Прялки Мокоши я не знаю.
Гвоздь со значением посмотрел на Даню. Мол, понимаешь ли ты, чего стоит мое заявление?
– Ты продолжай, старик.
– Да, за пять лет она прикончила всего несколько десятков человек, а дляигрушектакого класса это сущая ерунда. Но до того она успела угробить две гоблинские дружины с князьями и магами, наш саперный батальон, научный центр сотни на полторы народу, а также пару-тройку дюжин ни в чем не повинных одиночек. Последним «везло» по-разному: кто-то погиб, кто-то сошел с ума, счастливчики всего-навсего теряли руки и ноги.
– Гвоздь, я уже до усрачки уважаю эту Прялку, только ты мне объясни, что это такое.
– Выход в другой мир, Даня.
– Какой мир?
– Скрытый, Даня, тайный мир. Один такой мир уже пришел к нам в гости двадцать пять лет назад. Через Прялку, при желании, вполне можно вывернуть к нам еще один такой. Он называется Анхестов, и к людям тамошние жители еще жесточе и непримиримее, чем наши старые друзья гоблины.
– А чего ж он до сих пор-то… К нам…
– То ли желания такого у них не было, то ли ритуал переброски наладить не удалось… В общем, не стану врать, я толком не знаю, Даня. Но время от времени к нам оттуда приходят гости.
– Гости? Чем их брать, ты знаешь?
– Нет. Возможно, это одно-единственное Существо, но очень могущественное. Каган Раш по сравнению с ним – дитя. И не нам соваться к такому гостечку с убойными планами. Возможно, он даже не замечает нашей войны с гоблинами.
«Ну это, положим, еще надо посмотреть, кому куда соваться можно, а кому не можно», – с упрямой злостью подумал Даня. Но сказал он только:
– Угу.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 [ 17 ] 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
|
|