Чтение 19–й страницы книги ~Команда бесстрашных бойцов~

Земля неожиданно легко поддавалась усилиям генерала, она еще не превратилась в стылую твердь. Заровняв могилу, чтобы даже холмика не осталось, Даня отыскал булыжник поплоще и выцарапал на нем три слова: «Неподалеку лежит Кореец». А потом швырнул камень в воду. Если могилу разроют оборотни, они всего-навсего дожрут мертвечину, а если люди, то могут еще и обворовать. Даня знал, что это нехорошо, однако не знал почему, – видно, в детстве объяснил второпях кто-то из родителей, – но теперь он твердо придерживался принципа: свои покойники неприкосновенны. О чужих – другой разговор.

Даня, изрядно продрогнув, забрался в тягач и велел Гвоздю:

– Давай сходи к нему, скажи над могилой какие-нибудь красивые слова. Он ведь наш, и не долженуйтипросто так.

Мастер кивнул.

Встав над темным пятном свежеперекопанной земли, Гвоздь задумался. Как проводить человека, о котором ничего не знаешь?! Впрочем, не совсем ничего.

– Кореец, я недавно говорил с Даней, это генерал одной команды и мой друг по совместительству. У него есть принцип: «Этот мир держится на слове, и слово должно быть прочнее стали». Скорее всего, Даня прав. И ты умер ради крепости своего слова. Ты остался здесь, хотя мог бы, наверное, убежать от оборотней. Не знаю, где ты сейчас, и я не имею ни малейшего представления, что ждет всех насза порогом… Но если там есть какой-нибудь суд над нами, пусть твоя верность слову тебе зачтется. Прощай, Кореец, мы исполнили свой долг. Пусть земля тебе будет пухом.

…Третий час тягач на сверхмалой скорости преодолевал гиблую полосу развалин. По старой карте тут должно было быть Ленинградское шоссе, а по воспоминаниям Гвоздя – проход на проходе, и все широкие, торные… В реальности же глубокие овраги прорезали беспорядочные нагромождения развалин, раскуроченные жилы труб пялились пустыми глазницами на тусклое небо, остовы горелых бронетранспортеров и грузовиков тут и там перегораживали путь. Посреди этого глухого убожества в гордом одиночестве стоял целехонький фонарный столб.

В яме, почти доверху заполненной ярко окрашенными железяками, оставшимися от бензозаправки, лежал раскуроченный корпус вертолета Ми-24, и через пробоины было видно, как пожилая упырица с фиолетовой рожей, взбесившись от первых холодов, упрямо таранит лбом останки приборной панели. Вампиры любят тепло, и дыхание зимы приводит их в состояние неконтролируемого гнева суток на десять. Потом большинство из них вымирает, а наиболее крепкие впадают в подобие медвежьей спячки. С ноября по март дееспособность сохраняет один из ста упырей, и у такого монстра лучше не становиться на пути. Летом рождаются вампирятки, к осени все они становятся взрослыми особями, и поредевшее упырье племя, таким образом, восстанавливает численность… до зимы.

– Да мы так до вечера и половины пути не осилим, – ворчал Даня.

Мастер в ответ лишь пожимал плечами. Возможность вынужденной задержки они предусмотрели заранее и всем необходимым запаслись, как следует. Но лучше бы им не останавливаться на ночевку в незнакомой части города. Кто знает, чье внимание они тут привлекут…

Наконец, Гвоздь отыскал приемлемый проезд, и Гэтээс счастливо прорвался к бывшей железнодорожной платформе Братцево. Пластикатные шпалы здесь давно растащили на топливо для самодельных печек, а рельсы разбросаны были так, словно великан когда-то прошел тут, поминутно вытряхивая груды стальных спичек из гигантского коробка.

Тягач переехал оплывшую железнодорожную насыпь и уперся в оранжево-черный шлагбаум. Стоп! Дальше хода нет.

– Что будем делать, командарм? – осведомился Гвоздь.

– А ничего. Сейчас они сами повылазят.

Однако время шло, и никто не покидал стрелковых точек. А их, судя по светящимся кружочкам, изображавшим на экранах наблюдения людей, было всего две. Тогда генерал врубил на полную мощность громкоговоритель и зло заорал:

– Это команда, мать вашу, а не какие-нибудь хмыри! Неужели сами не видите?

Ноль внимания. Шлагбаум так и не подняли.

Тогда он прокричал местным частоту связи, и через минуту ему ответили по токеру не менее злым голосом:

– Чья, блин, команда? Я, блин, все, блин, команды тутошние знаю. И тебя бы знала!

– Команда генерала Дани, – ответил он спокойнее, – московский Юг.

Связь прервалась. То ли на той стороне совещались, то ли что-то отвлекло внимание местных. Генерал хотел было рявкнуть о полной готовности сровнять засаду с землей (такая возможность у него была), полить бензином и пожечь (чего не сделал бы ни при каких обстоятельствах, поскольку не любил все бессмысленное), но тут девичий голос, донимавший его вопросами, вновь зазвучал в токере:

– Какого Дани?

– Даниила Уварова, если кому понятней станет.

– Это чего, тот самый?

– В смысле – тот самый?

– Ну, который захватил трех, блин, гоблинских магов, лично перебил взвод Верных защитников и показал, блин, кагану голую задницу с расстояния в сто метров?

Генерал возмутился:

– П…ж! Мы взяли только одного!

– О! Да ты, парень, вроде как звезда… Ну, заезжай тогда.

Полосатая балка шлагбаума медленно поднялась. Подъехав поближе, Даня разглядел: ее, оказывается, приводил в действие шпендрик лет десяти. Из-за его плеча выглядывало два ствола старого охотничьего дробовика.

«И с этой пукалкой они хотели ломануть бронированный тягач? – подивился Даня. – Давно тут всерьез не воевали…»

– И с этой милой штучкой они хотели остановить тягач, усыпанный магическими примочками? – язвительно спросил Гвоздь, ни к кому особенно не обращаясь.

Проехав шлагбаум, Даня тормознул, вылез из люка и задал вопрос:

– Ну, где старшая?

Мальчуган, робея, запнулся, но потом звонко отбарабанил:

– Княгиня Елизавета Братцевская имеет честь принимать в своем замке странствующих витязей, совершающих северный поход… – дальше его как заклинило, и он не смог произнести ни слова.

Не разобравшись, Даня переспросил:

– Поход у нас точно северный… северный, екарный бабай, ледовитый. А кто винтязи-то, емана? Только что вроде какая-то баба со мной разговаривала…

Часовой помялся и ответил менее уверенно:

– Ну… это же вы вроде как витязи… Ну, так Лиза сказала…

– Я манаю… – глубокомысленно заметил Даня.

Воцарилось молчание. На помощь высоким переговаривающимся сторонам поспешил Гвоздь:

– Милый юноша, благородный паж и э-э-э… сын полка… мы готовы следовать велению высокочтимой княгини, вот только не поймем никак, где тут замок?

– Тама! – решительно указал «благородный паж».

«Тама» Даня с Гвоздем увидели старую бетонную постройку, обложенную со всех сторон остовами мертвой бронетехники и отдельными листами брони, неумело вырезанными с помощью дорогой магической игрушки «Автоген Дуремара».

«Сын полка» тем временем вспомнил концовку ритуального приветствия:

– …со своей отважной дружиной. В честь гостей будет пир. Вот.

Часовой сделал паузу и добавил к сказанному контрабандный вопрос:

– А что, настоящий живой генерал Даня с вами приехал? Прямо так? Он внутри сидит?

– Ты прав, отважный воин! – ответил ему Гвоздь.

«В дружине-то сколько народу? Человек семь, надо думать, вряд ли больше», – предположил Даня.

На самом деле их оказалось целых восемь…

Княгиня Елизавета оказалась шестнадцатилетней рыжей шпингалетиной с ужасно суровым лицом. На груди – армейский бинокль. Почти карликовый рост она успешно возмещала накачанной мускулатурой и голосом, который вполне можно было бы назвать «хмурым», если б не существовало еще более точного слова «сверлящий». Княгинины плечи разъехались на викингскую ширину. Передвигалась хозяйка «замка» по-медвежьи неуклюже и основательно.

«Из тех, кто не умеет быстро бегать, зато стоит так, что домкратом с места не сдвинешь…» – оценил Даня.

Княгиня Братцевская подала руку и крепко сжала Данины пальцы, пробуя генерала на вшивость. Он усмехнулся. Ох, и любят девки выдрючиваться…

Наконец она освободилась и приветливо улыбнулась, делая вид, что ей совсем не больно.

– Это ты – Даня?

– Я.

Она смерила его взглядом, полным скепсиса. Мол, и этот хлюпик – великий герой Даниил Уваров?

– Такому гостю мы рады. А твой… второй?

– Мой друг Гвоздь. – Даня подумал и добавил: – Мастер.

Еще одно рукопожатие. Гвоздь освободил руку и приветливо улыбнулся, делая вид, что ему совсем не больно.

– Княгиня, – веско произнесла местная командирша.

И Даня осторожно осведомился:

– Мы местных обычаев не знаем. У нас, южных, генералы и команды. А у вас, северных, стало быть, князья и дружины?

Его собеседница смущенно потупилась. «Чем-то я ее задел. Знать бы чем?»

– Даня, пойдем-ка в замок, там уже готовят пир… Про князей я, блин, по дороге объясню.

Генерал, в сущности, был не против, но…

– А тягач?

– Пусть останется здесь. Дружинник Гром присмотрит и за ним.

У часового засверкали глаза – охранять машину самого Дани это же… это же… о! Между тем генерал взглянул на Гвоздя так, что тот без слов понял: Гром-то, конечно, Громом, но надо бы срочно активировать магическую защиту Гэтээса.

– Не доверяете? – без особого дружелюбия спросила княгиня.

– Рефлекс, – ответил Даня.

Она, кажется, не знала этого слова, но исполнилась уважения и лишних вопросов больше не задавала. На лице ее было написано: «Надо думать, не наскоком берет врагов Даня-герой, а мудростью». Генерал мысленно похвалил себя за сообразительность: слово «рефлекс» он впервые услышал час назад, болтая с Гвоздем.

Троица двинулась к воротам «замка», то есть к тяжелой металлической пластине, усиленной обрезками брони. Невидимый наблюдатель нажал на кнопку, и электромотор сдвинул пластину, открыв узкий, не более полуметра в ширину, проход в замковый двор.

Теперь Гвоздь бросил на Даню говорящий взгляд: «Хороший технарь в команде – большое дело». Генерал поморщился. Ему вся эта бутафория с дружинниками, замками, воротами, от которых первый же ракетный удар не оставит и пары болтов, казалась детским садом.

Правда, княгиня позаботилась о том, чтобы поставить в дозор двух стрелков, и одного из них не засвечивать перед гостями. Соображает…

– Слушай, Елизавета, мы нормальные люди, никаких пакостей у тебя тут учинять не собираемся. Так что второй дозорный может вылезти из норы под бетонным блоком, курнуть и расслабиться…

– Рано еще ей, свистушке, смолить! – откликнулась княгиня и тут же прикрыла рот ладонью.

– Ладно, Даня, ладно. Объясню. Все ж, блин, просто. Гоблины к нам не суются, им тут поживиться нечем. Дикие банды тоже редко лезут, этим от окраины далековато переть. Зато упырье и оборотни – толпами. Роятся они, блин, что ли, в парке? Особенно осенью. Год назад тут была команда в одиннадцать полноценных бойцов, а верховодил ими не кто-то там невнятный, а сам Федоров… – Даня солидно кивнул, хотя ни о каком Федорове он ничего не слышал. – Месяц назад у меня под рукой ходило шесть нормальных бойцов. А сейчас… Я да тот карапет с двустволкой, почитай, главная боевая сила в наших местах. Есть еще мой муж, Философ, честной боярин. Он большой умник и грамотей, но со своей пневмонеей мно-ого настреляет… И есть у меня Голосов, старикашка двадцатичетырехлетний с одной рукой, а вместо другой руки – культяшка с крюком. Остальные – малолетки. Четыре малолетки, Даня! Два моих с Философом карапуза, близняшки, совсем, блин, младенцы, да две пришлые девчонки – три года и шесть лет. Которой шесть, сейчас в норе с автоматом сидит… Вот мои, раз… е… мать, вооруженные силы. Если повезет, доживем до снега с морозами, а стало быть, вообще жить будем. Зимой-то нелюдь тиха… Ну а не повезет, блин, так в один день размажут. Генералы и команды у нас, Даня, у северных, точно как и у вас, южных. Но Философ удумал: пусть, говорит, будет княгиня, боярин, замок, дружина, палаты, тогда малолетки поживут с интересом, сколько б им ни осталось жить-то. Пусть поживут людьми, а не отребьем, – хоть день, хоть всю жизнь…

Закончив говорить, она пролезла за ворота, а с нею и Даня с Гвоздем.

Генерал осмотрелся:

– Два пулемета… «Живой холодец» вон там стоит, уже малость поизрасходованный… Наверное, дистанционный подрыв минных полей… Хороший подземный блиндаж… Плюс тайный ход наружу, так?

– Все верно. Еще добавь, снайперскую винтовку у Философа и то, что он умеет с ней обращаться. Сотню бутылок с зажигательной смесью, четыре гранаты, второй тайный ход из замка наружу. По-твоему, какой у нас шанс?

Даня пожал плечами.

– Харчи?

– Хватает.

– Автономный источник воды?

– Вот с этим, блин, проблемы.

– Тогда шестьдесят на сорок не в вашу пользу.

– Спасибо за честность… – мрачно ответила княгиня.

…Пир состоял из мясных консервов, сухарей, крепкого чая с сахаром и ирисок. На десерт Елизавета, прогнав малолеток, выставила полутора-литровую бутыль с мутным самогоном. Гвоздь из вежливости приложился, а Даня наотрез отказался: «Через полчаса мне вести», – сказал он, поставив все точки над i.

Командирша опечалилась: по всей видимости, она хотела заполучить двух свежих бойцов на сутки-другие. Генерал молча выложил три оборонительные гранаты.

– И то хлеб… – скудно обрадовалась подарку Елизавета. – Зачем вы в наших местах?

Даня принялся неторопливо рассказывать о Прялке Мокоши, об отсутствии проводника, о дальнейшем их маршруте…

– Беня. Вам нужен Беня! – оживилась княгиня.

– Проводник?

– Все, блин, понемножку. Сам-себе-генерал, ни к кому в команду не идет, бирюкует.

– Можешь вызвать его, Елизавета? Он нам вот так нужен. – Генерал провел ладонью по горлу.

– Лучше Лизой зови. Пока малолеток рядом нет…

– Лиза, он за спирт работать будет?

– Еще как, блин! Особенно если нам маненечко оставишь.

Даня рассмеялся.

Княгиня завозилась с токером, отошла в сторонку и принялась кого-то вызывать. Видно, самого-по-себе-генерала можно было добыть только через третьи руки.

Между тем Гвоздь зазнакомился с Философом. Один из них вытащил на свет Божий цитатку – просто так, без задней мысли, можно сказать, машинально. Второй ответил болееизысканной цитаткой, и началось у них упоительное соревнование «Кто больше помнит». Даня не заметил, как соревнование перешло в ученый спор о предметах, чуждых егоуму, прагматичному и на полную катушку милитаризированному. С обеих сторон сыпались фразы об «архаизации сознания», нет, о «качественном скачке», нет, о «точке бифуркации для менталитета больших социальных структур», нет, о «принципиальном континуитете Традиции»… Дискуссия, пройдя пик, начала принимать более мирные формы, иГвоздь, наконец, сказал: «Умные люди всегда найдут миддл-граунд».

Генерал, услышав эту фразу, про себя добавил: «А не придет к ним Мидлараун, так придет Ёкарный Бабай».

Наспорившись вдоволь, мастер и его собеседник ненадолго умолкли, копя силы для следующего раунда. Первым прервал паузу «боярин» Философ. Хитро прищурившись, он спросил:

– А читал ли ты, друг мой, скажем, «Воспоминания Адриана» и «Философский камень» Маргерит Юрсенар?

– Читал! Хм. Да эта антикварная коричневая книжица… э-э-э в серийном оформлении… э-э-э объединившая два романа под одной обложкой… э-э-э у меня простоесть.Не здесь, разумеется, а в убежище. Друг мой, – передразнил Гвоздь, – ты бы еще спросил, читал ли я Сартра, Хоукинга, Чосера или какую-нибудь совсем уж Айрис Мердок.

Даня допер: у этих свои проверки на вшивость. Он бы, пожалуй, провалился. Безмазо тягаться с грамотеями на их поле.

– О Хоукинге не спросил бы ни за что. Поток трескучих фраз и бредовых идей… зря его когда-то подняли на такую высоту. А Камю… я вычеркнул его из своего невидимого реестра «книг жизни». Правда «Постороннего» работает только в обществе, обалдевшем от сытости и комфорта.

Гвоздь энергично закивал. Ответил он так, что Даня перестал понимать, о чем идет речь. А вот Философ, кажется, прекрасно понял мастера и очень оживился от его слов.

– Позволь-ка возразить…

И понеслось.

Княгинин муж выглядел сущим доходягой. Невысокий, худой как удилище, бритый под ноль, бледный – бледнее смерти и луны, с синими пятнами под глазами, Философ испугалбы и мертвеца, вылезшего из могилы для ежедневного моциона. Несмотря на заморозки, по лбу у него катились крупные капли пота. «Если этот заморыш переживет зиму, значит, он большой везунчик», – отметил Даня.

Тем не менее, полуживой «боярин» проявлял бурную активность, обмениваясь с Гвоздем фразочками наподобие: «Белая эзотерика? Генон? Уже непригодно…» – «Да, традиция с большой буквы рухнула, идет добивание последних остатков». – «Но есть еще кое-какие бастионы культурного хранительства». – «Стратегия недоадаптации?» – «Именно! массы, сформировавшиеся под влиянием социального рэндом-фактора, нерезистентны». «…будем делать потом? Ты – мастер, я – техник, он – генерал, за кем из нас установка фундаментальных приоритетов?» – «За ним… в нынешних условиях иначе невозможно». – «…авторитарная ориентированность». – «…смириться… мы пусты… нет программы… все начнется с чистого листа». – «Сформулировать основные…» – «Нет, Философ, только из Вольных зон, больше ни у кого нет, ни твердых убеждений, ни должного авторитета…» – «Возможно, ты прав, хотя смириться трудно…»

Гвоздь вынул из кармана потрепанную книжицу.

– Что это? – спросил его собеседник.

– Откровение евангелиста Иоанна. Подарок.

У Философа загорелись глаза.

– Шутишь? У меня тут всего одиннадцать книг… Ты хоть понимаешь, сколько это стоит, если перевести в патроны?

– Зато ты будешь твердо знать, что апокалипсис еще не наступил. Тебе ведь хотелось проверить, не так ли? А текста под рукой не было.

– Не наступил, говоришь? А я-то, признаться…

– Нет. И последнему Чакравартину являться рано.

– Чистка?

– Не исключено. Но, скорее, шлепок по попке. Кажется, в первой половине века люди несколько заигрались.

– Слишком заигрались или же играли не в то?

– Я не знаю.

«Боярин» отер пот со лба.

– Подожди меня. Я… сейчас.

Философ зашел в домик, стоявший посреди двора и более всего напоминавший отремонтированную кочегарку, причем лишь самую малость отремонтированную. Пока он отсутствовал, Лиза продолжала терзать токер. Гвоздь потянулся, закинув руки за голову, и со счастливой улыбкой сказал:

– Еще остался кто-то. А ведь он не мастер-хранитель и даже не профессор в подземном университете «секретников»! Просто упрямый умник.

Даня не ответил. Он мысленно просчитывал варианты: успевают они к Прялке до вечера или не успевают, и если выйдет облом, в какую дыру им тыркнуться.

Философ принес Гвоздю общую тетрадь в картонном переплете. Открыв ее и перелистнув страницы, исписанные крупным ровным почерком, он показал: тетрадь заполнена примерно на две трети.

– Отдарок, мастер Гвоздь.

Тот бросил на собеседника вопросительный взгляд.

– Это «Хроника Братцевского замка». Не беспокойся, копия. Я писал «Хронику» в двух экземплярах, будто знал, что вы приедете. Знаешь, зачем я взялся ее вести? Просто… просто им, – он показал на двух малолеток, копавшихся в грязи у стены «замка», – должна остаться хоть какая-то память о нас.

Даня подсел поближе и принялся читать первые страницы.

«1июля 2052 года.Нас собралось семь человек: генерал Федоров, Хлыщ, Лиза, Голос, Марина, Узбек и я. Федоров сказал: „Это видное место, к тому же очень удобное. Люди будут стекаться к нам". Вероятно, он прав.

20июля.Мы решили хорошенько отремонтировать и привести в порядок гаражи рядом с бывшей ж/д платформой Братцево. Впоследствии наше убежище можно будет основательно укрепить.

5октября.Массовое нападение оборотней.

6октября.На этот раз оборотни объединились с упырями.

7октября.Очень много оборотней. Все канавы вокруг нашей крепости завалены их телами. Марина ранена и потеряла много крови.

19октября.Вот уже месяц как оборотни непрерывно атакуют нас.

24октября.Марина выздоровела, правда шрамик у нее на скуле останется.

2ноября.Во время их последнего штурма погиб Хлыщ, а Голос ранен в руку. Кажется, рана загноилась.

12ноября.Федоров велел мне любыми правдами и неправдами собирать библиотеку. Бензин и патроны на приобретение книг он даст. Но ведь это такой редкий товар!

10декабря.Мы приютили мальчишку по имени Вася Громов. Он чуть не умер от целой тарелки лапши.