Чтение 10–й страницы книги ~Параллельный катаклизм~

– Да как же… Почему же нас еще не…

– Я им обрезал проводную связь и перепаял внутренности рации, у них теперь все диапазоны перепутаны, черт ногу сломит. Они теперь почти все время настроены на ложный командный пункт.

Луговой глянул на Манина с подозрением.

– Это такая штука, Тактик, – пояснил тот, нимало не смущаясь растерянностью Владимира Юрьевича, – когда вместо приказов собственного штаба они слушают нужные нам.

– А откуда ты…

– От верблюда, Вова. Пока ты своей тактике их учил, я получил инструкции.

– Да? – такое недоверие партии и правительства на мгновение очень обидело Лугового.

– А почему ты, то есть вы?

– А потому, что ты в технике ни бельмеса. Ты фугасы закладывать умеешь, Стратег?

– Ну…

– Вперед, за мной. Твоя задача была, по большому счету, прикрывать мои действия. А теперь двигай, а то они сделают с тобой то, что делают обычно с пленными китайскимипартизанами.

Луговой невольно вздрогнул и начал поспешно упаковывать в карманы самое необходимое.

– А куда же мы двинемся?

– До двиганья еще далеко, вначале нужно разжечь костры в нужных местах.

– Зачем?

– Бомбардировщики дальние навести, вот зачем.

– Наши или американские?

– Наши, без империалистов как-нибудь обойдемся.

– А куда мы потом, ведь до границы Союза две тысячи кэмэ?

– В армию Мао покуда пристроимся. Тактике их поучишь, чтобы не зря есть рисовые лепешки.

– Да? А ты… Вы с ними уже связались?

– Конечно, Вова.

– Так вы по-китайски умеете шпрехать?

– Еще чего. Это они должны русский усваивать. Знаешь, как у Маяковского? Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал…

– Ленин, – закончил фразу Луговой. – Ну, я готов, штурмбаннфюрер, или как вас теперь называть?

– Пока – Гена, а там видно будет. Вперед, Тактик. Да пригнись ты, забыл, какие низкие здесь потолки?

И они бесшумно выскочили в покуда тихую ночь.

24. Дележ риса

Но думает не только император Хирохито, думают и другие правительства-наблюдатели.

Советский Союз. Неофициальная резкая смена курса. Официально все в норме или почти в норме. Денонсация продленного летом сорок пятого договора с Японией о ненападении. Продленного, между прочим, на пять годков. Теперь все мимо.

Официальное заявление: «После разгрома и позорной капитуляции фашистской Германии Япония оказалась единственной великой страной, которая стоит за продолжение войны. Требование США, Великобритании и Китая о безоговорочной капитуляции вооруженных сил и военного флота неоднократно отклонено. Тем самым предложение японского правительства СССР о посредничестве в заключении мира на Дальнем Востоке теряет всякую почву. По этой причине, а также потому, что советским людям надоело наблюдать вблизи своих границ слезы и плач миллионов ни в чем не повинных людей, Советский Союз считает возможным принять предложения своих истинных союзников об участии в войне против японских агрессоров и наказании преступников, стоящих у власти, прямо в их бандитском логове – на Японских островах. Такая политика миролюбивого СССР является единственно возможным средством, способным приблизить окончание войны на земном шаре, избавить народы от дальнейших жертв и страданий и дать шанс японскому народу избежать разрушений, которые были пережиты Германией после отказа от капитуляции. Ввиду перечисленного Правительство СССР заявляет, что с сегодняшнего дня считает свою страну в состоянии войны с Японией».

Разницу во времени между поясами учитываете? Пока заявление идет по официальным каналам, пока посол едет на встречу с императором, пушки уже говорят. А еще бомбы, диверсионные группы и автоматические винтовки. Красная армия всех сильней, и быстрей, кстати, тоже. У нее самые скоростные в мире танки, выпускающиеся серийно. Однажды танковый гений – Кристи создал очередную чудо-машину. Он сотворил ее в тридцать втором, а считал ее «танком пятидесятых». Выжимала она на гусеницах 98 километров в час, а когда их сбрасывала, то на хороших дорогах давала жару – 180 километров (!). Гений есть гений, он считал, что танк обязан уклоняться от нападения штурмовика (!!!). Между прочим, Советский Союз был единственной страной, оценившей по достоинству этого гиганта мысли. Сейчас, в основном, границу Китая пересекли более новые танки, чем «БТ», созданные по прототипам Кристи, но и стареньких, степенно простоявших в смазке почти десять лет, тоже хватало. Они хоть и устарели и хоть нет в маньчжурских пустынях дорог для снятия гусениц и полета по асфальту, однако стоящим на вооружении японским моделям до них – расти и расти. А позади «БТ» и «Т-26», лучшие средние танки этой планеты – «Т-34-85». Что из японской снарядометательной техники способно пробить их броню? А дальше, не торопясь и со вкусом, прут напролом, давя гусеницами пушки… Нет, не «КВ». Те прекрасные, но снятые с производства машины не стоило везти так далеко на восток. Так что дальше – «ИС-3». Пушка – сто миллиметров – любого бронированного «японца» навылет, даже если их поставить в колонну штук по пять за раз. Давайте повоюем, господа самураи!

25. Провинциальная глушь

В основном они не воевали. Больше готовились к грядущим революционным боям. Да и чего тратить силы на тех, кто и так обречен идущей по спирали революционной историей? С японскими милитаристами прекрасно справится Советско-монгольская освободительная армия – новый поход Чингисхана на Китай, но кто теперь возражает? Им ясно указали, а может, просто намекнули, что главный враг их – союзник империализма Чан Кайши. Однако сейчас силы были явно неравны, вот прибудет обещанное оплотом трудящихся всего мира оружие, тогда повоюем с вами, господин-товарищ Чан. А покуда сидим, тем более что армию Чан Кайши и Мао разделяет территория, занятая Экспедиционными силами в Китае. Выгонят «татаро-монголы» эти силы, тогда возьмем в руки красные знамена, танки и все прочее и освободим крестьянство от феодализма и вековой отсталости.

Правда, иногда вылазки все же производились. Есть-то надобно чего-нибудь. Атаковали обычно отдельные машины или небольшие колонны конной тяги. Тогда удавалось подстрелить одного-двух оккупантов и кое-чем поживиться. Еще сверху, как рассказывал бывший ложный штурмбаннфюрер СС Манин, передали указание: отстреливать американских специалистов в среде гоминьдановских армий – эдакое отражение Манина с Луговым, но выполнить его не было никакой возможности, все из-за той же территориальной разделенности. Инициативу местного командования – вместо американцев отстрелять некоторое количество фашистских оборотней в раскинувшейся по округе японской армии – Луговой с ужасом загасил. Он намекнул, что среди оных могут оказаться посланники первой страны социализма – такие же хорошие люди, как и они с Маниным, и партизанские лидеры вынуждены были уступить. Вообще-то Луговой был уверен, что с объявлением войны Советским Союзом все эти «немецкие» призраки должны раствориться подчистую, но мало ли что.

Владимиру Юрьевичу Луговому, как выходцу из пролетарской и непривычной к излишествам семьи, вообще-то было наплевать на окружающие удобства, явный пережиток капитализма и варварства, однако, к своему стыду, он вынужден был признать, что все-таки в японской экспедиционной армии кормили сытнее и спал он там с большими удобствами. Еще одной неприятной вещью, досаждающей его психике, стала его полная языковая изоляция. Если на японском он, в результате постоянной практики и осуществленной перед засылкой за границу загрузки мозгов, многое уже понимал, то здесь, среди китайцев, он оказался у разбитого корыта. Благо кое-кто из местных командиров, видимо, руководствуясь принципом Маяковского, прилично владел русским, а то бы пришлось нисходить до уровня предков-обезьян – переходить на мимику.

А вот Манину эта проблема была абсолютно до лампочки. Может, потому, что он нашел для себя массу интересных занятий? Дело в том, что здесь он не обязан был, как перед японцами, скрывать свои технические таланты. Правда, самого объекта для таланта – техники – здесь тоже оказалось гораздо меньше, но все же в середине двадцатого века техника применяется везде, а в праведной борьбе с оккупантами тем более. С некоторой досадой Владимир Юрьевич заметил, что на его уроках тактики многие командирызевают, а когда Манин разбирает и собирает на задворках, подальше от лагеря, какую-нибудь мину с часовым механизмом, просто так, скуки ради, вокруг него собирается целая коллегия, и не только простые бойцы-комсомольцы, а и зрелые воины, даже командиры. И языковой барьер для всех них в это время вовсе не барьер. Такие дела. Надо признать, что в глубине души Луговой стал считать японцев более интеллигентной нацией.

26. Над миром

Вообще-то он засек момент перехода. Нет, конечно, он не знал, что произошло, более того, не поверил бы, если бы рассказали. Просто неожиданно он попал в полосу какого-то туманного марева, по идее, мало представимого на такой высоте. Но оно было совсем небольшим, и уже через долю секунды суперскоростной лайнер Кира Толкотта покинул район аномалии. Ландшафт под самолетом изменился. К сожалению, ландшафт представлял собой скопище облаков, а потому изменение было заложено в его конструктивном материале. Впрочем, если бы облаков не было, сравнение двух планет стало бы еще сложнее – там, внизу, под облаками, расстилался океан. Ведь так и было задумано людьми,планировавшими операцию.

Кир Толкотт несколько удивился. Однако визуальный нижний обзор был из «СР-71» затруднен, не мог же он, в самом деле, откинуть колпак и, высунув шлем наружу, полюбоваться окрестностями? Скорее всего, скоростной напор убил бы его, несмотря на забрало. Кроме всего, подошло время задействовать бортовую аппаратуру. Работы хватало, не зря в экипаж должен был включаться разведчик-электронщик. Теперь стало не до эйфорического наслаждения богоподобностью – тумблеры, индикаторы, защитные колпачки кнопок, господи, сколько их было. Толкотт работал без всяких подсказок, извлекая вызубренные инструкции из памяти, как матрешки – одну за другой. И там, вокруг него, оживали десятки сложных удивительных приборов. До того бессмысленно парящий черный призрак «семьдесят первого» начинал обретать сущность своего существования. Он начинал впитывать окружающий радиофон, деля его на составляющие, раскладывая по полочкам.

27. Научное устройство мира

Вот уже несколько дней их отряд двигался на север для воссоединения с освободительницей Китая – советско-монгольской конно-танковой ордой. Так как с механическимтранспортом в отряде было худо, то есть автомобили с двигателями внутреннего сгорания отсутствовали начисто, пользовались верблюдо-лошадиной тягой, но в основном– собственными двумя. Луговому с Маниным еще повезло – поскольку они были люди новые и уважаемые, им не доверили нести дополнительную поклажу на своем родном горбу. А вообще носить на себе кучу всякой всячины было здесь так же привычно, как в других районах земли дышать атмосферным воздухом. Львиную долю партизанского отряда составляли штатные носильщики, и по своей грузоподъемности и средней скорости движения они могли поспорить с хваленой монгольской лошадкой, доскакавшей во времена Батыя до Италии. Так что наши русские герои-инструкторы боролись с гиподинамией налегке, радостно впитывая в себя пыль, поднятую тысячами двуногих существ, движущихся по следу товарища.

Иногда навстречу попадались леса. Тогда отряд мгновенно превращался в большую армию очень крупных муравьев. Они рассыпались по окрестностям и продолжали ход несколькими параллельными колоннами. К сожалению, бойцы Новой четвертой армии не имели возможности перемещаться по нормальным дорогам, те все еще контролировались оккупационной армией Японии.

Для чего все совершалось? Им сообщили об этом по рации. За годы владычества в Северном Китае Страны восходящего солнца Маньчжурия стала самой развитой в промышленном отношении территорией государства, поэтому те, кто владел севером, в перспективе должны были распространить влияние на всю Поднебесную. Сейчас, после сдачи с потрохами всей Квантунской группировки, целые провинции оказались бесхозными – у Красной армии просто не хватало сил и даже комендантов, дабы взять под свою опеку раскинувшиеся вокруг просторы. Русско-монгольским частям срочно требовалось наступать далее, насколько могли еще позволить благоприятные обстоятельства, но ведь нельзя было освобожденную от ига промышленность оставлять просто так, под опеку несознательного крестьянства, недозрелого пролетариата или, того хуже, приспешников Чан Кайши. Вот именно поэтому вооруженным коммунистическим отрядам приказали срочно бросить позиции в среднем, менее цивилизованном Китае и занять маньчжурские заводы, фабрики, а главное – оприходовать с толком запасы трофейного японского вооружения. Красной армии передовой страны мира оно было на фиг не надо, своего было невпроворот, а главное, по сравнению с ее собственным, оно было донельзя устаревшим. Вот за этими нежданными-негаданными подарками и шли вперед бойцы Новой четвертойармии.

Однажды, в одной из лесных прогулок, их пеший отряд повстречался с передовым разведывательным дозором Забайкальского фронта. В передовой дозор входили десять танков «Т-34-85», пять «ИС-2» и несколько сотен конармейцев монгольского вида, с автоматами «ППШ». Оказалось, что танки здесь использовались не для борьбы с самой агрессивной армией мира – японской, – та, заслышав вдалеке рев танковых дизелей, обычно бежала без оглядки, – а для вывала, впереди наступающей армии, леса. За танками двигались мотопехотные части военных строителей – из наваленных грудами деревьев они мостили дороги для более тяжелой техники.

Эта встреча помогла китайским партизанам сэкономить массу времени, поскольку теперь можно было продвигаться вперед по широкой двухрядной дороге, а не продираться по тропкам и болотцам. Кроме того, движущиеся по встречному курсу советские части отрадно действовали на личный состав отряда – ранее они только теоретически представляли себе, что такое коммунистическое завтра, а сейчас свежим взором наблюдали царство передовой техники и научного устройства мира. Такое завтра им очень нравилось. Даже на бывших военных советников экспедиционных сил Японии – Лугового и Манина, привыкших за время ложного сотрудничества с капитализмом к его отсталостина военно-экономических рубежах, тарахтящие навстречу сотни колясных мотоциклов и залповые системы ракетного огня – «катюши» производили радостно-трепетное впечатление, а что говорить о незрелых коммунистах крестьянской провинции Хэнань. А уж когда рядом проревели стотонные «Маусы» с красными звездами на гигантских конических башнях и с такими широкими гусеницами, что партизанскому отряду пришлось сойти со встречной полосы движения, тут уж социализм стал виден во всей красе и сути. Кое-кто из не совсем зрелых комсомольцев даже возвел руки в молитве, по старой привычке времен буддизма и индуизма, но Владимир Юрьевич Луговой с помощью переводчика сумел убедить их, что это не начало знаменитой битвы титанов, описанной в «Махабхарате».

Очень хотелось нашим уставшим за время командировки офицерам – Луговому и Манину плюнуть на китайских товарищей и присоединиться к комфортабельному наступлениюКрасной армии, однако их вели вперед долг и инструкция, полученная посредством беспроволочной связи.

28. Другой случай

Кир Толкотт был предан дважды. Вначале он был предан людьми, посвященными в Проблему и недовольными методом ее решения, принятым президентом, а затем он был предан людьми, окружающими президента, и им самим ради более успешной посадки в лужу первой из названных групп. И для тех и для других Кир Толкотт оказался разменной монетой, пешкой, не имеющей никакого значения в качестве отдельной человеческой личности. А почему? Всего лишь потому, что на вопрос представителей первой группы относительно возможности полетать он ответил «да». А что еще должен был ответить профессиональный летчик, уже замененный в рядах ВВС молодым крепким лейтенантом? Как всякий проигравший, в душе он жаждал реванша.

А напичканная в послушный ему черный призрак аппаратура продолжала фиксировать творящиеся за бортом события: растопыривали зев в неведомое многодиапазонные антенны, пялились вниз видеокамеры, фиксируя все, что есть, вплоть до инфракрасных и ультрафиолетовых лучей, накручивались, последовательно меняясь, фотокассеты огромной длины, навивали узлы толстенные магнитные ленты. Это все были пассивные методы разведки, и по идее «СР-71» абсолютно ничем себя не выдавал. К тому же он продолжал двигаться над океаном, имея береговую линию Евразии далеко-далеко на линии горизонта. Кир Толкотт даже не нервничал по этому поводу, он не нарушал ничьи территориальные неприкосновенности. Но это там, у себя на родине, на Земле. Здесь был другой случай.

«Семьдесят первый» летел высоко. Он не обнаруживал себя работой на излучение, но сам он отражал направленные в его сторону сигналы, он ведь не был новинкой по прозвищу «Стеллс». Из-за высоты полета «СР-71» далеко видел, но и сам прекрасно наблюдался. Кроме того, два его чудовищных двигателя создавали на чувствительных инфракрасных приборах прекрасно заметное тепловое пятно. Словом, он орал о своем присутствии на всю округу и делал это беспечно. Там, в оставленном позади мире, его выходки принято было терпеть, традиция и договоренность обязывали, по крайней мере до момента пересечения чужих государственных границ. Здесь был другой случай.

29. Новые неожиданности

В город Цзиньчжоу они попали как раз в апофеоз уже неделю длящегося праздника освобождения от гнета оккупантов. Население провинции продолжало заваливать армию-освободительницу письмами признательности и всяческой утварью за добросовестный ратный труд. Недавно назначенный комендант, как оказалось, соученик Владимира Лугового по пехотному училищу, уже устал вносить приносимые дары в опись имущества расквартированной в городе воинской части. Он мило улыбался, кивал, жал руки, но делал это настолько механически и расторопно, что сразу чувствовалась практика и характер. Надо сказать, что бывший оберстлейтенант Луговой не сразу узнал сокурсника, а только после долгого и внимательного изучения его лица во всех нужных ракурсах. Все-таки тяжело было разглядеть в поседевшем и обрюзгшем от долгих сражений генерале когда-то стройного курсанта.

А окружающий народ говорил и говорил о том, как они много лет переживали гнет японских насильников, как их насиловали эти насильники, хотя они, китайцы, жили на этойтерритории с самого создания Китая. Еще народ докладывал окружающим на китайском, японском и русском языках о том, что эти насильники не только насиловали этот самый коренной народ, но еще и самым бесстыдным образом требовали от него все, что у него было. А еще, оказывается, весь окружающий народ все эти долгие годы мыкался в округе в ужасе и печали, а также вопил от голода и холода. И что Красная армия вытащила их из столь горестного и безвыходного положения. И, кроме того, Красная армия показала всему миру свою выучку и дисциплину, а кроме того, разбила насильников и всяческих оккупантов.И да здравствует вечная дружба, говорил еще местный порабощенный некогда народ, и да падет позор на головы империалистов и варваров-насильников. Все окружающие слушали речи народа с большим воодушевлением и ждали вечера для танцев и веселья.

Иногда к советскому коменданту умудрялись подбираться какие-то люди в богатых военно-образных одеждах, возможно, местные князья или генералы – наймиты посаженных за колючую проволоку оккупантов. Они приносили боевые знамена своих сдавшихся частей, именное оружие и прочую опасную всячину, а затем, после внесения этих гор наточенных, инкрустированных сабель, слезно просили дать им возможность искупить свою постыдную вину, выраженную в сотрудничестве с агрессором, боевыми подвигами рука об руку с любимой Красной армией. Советско-монгольская армия в лице коменданта города выражала им доверие, но оружие не возвращала, а иногда брала с князей и генералов подписку о невыезде за пределы гарнизона, после чего генералы кланялись и записывались в очередь в секретариат на добровольную сдачу освобожденному народу своих особняков и земельных угодий.

Наконец, с большим трудом и с непреднамеренным использованием своей расовой непохожести Луговой и Манин сумели добраться до обремененного подарками коменданта. Тот, разглядывая их смутно идентифицируемую потрепанную штурмбаннфюрерскую форму одежды, уже привычно протянул руку, желая ощутить с утра еще белой перчаткой тяжесть сдаваемого личного оружия, но был несколько шокирован их историей и судьбой. Наконец, узнав, по подсказке Лугового, его лицо и вспомнив тяжелые курсантские будни в городе Днепропетровске, он искренне обрадовался и велел им подождать вечернего перерыва в стихийном народном митинге. Что Луговой и Манин с удовольствием сделали.

А ночью комендант города Поздоровкин пригласил их на торжественный ужин в своем тесном кругу. Участвовали не только наши герои и комендант Поздоровкин, были и другие офицеры, была и гармонь. Еще был спирт с прекрасной закуской из консервов и плова. Надо сказать, что от спирта наших героев, Лугового и Манина, сильно развезло. Все же считай два года они не пробовали ничего крепкого, кроме саке, да еще иногда прихваченного в качестве трофеев у гоминьдановцев виски. Так что посидели они отменно, даже песни попели. Между прочим, оказалось, что сокурсник Владимира Юрьевича вовсе не генерал, а всего лишь подполковник, и форму ему выдали для большей солидности, дабы придавал непобедимой и легендарной армии еще больший вес, потому как все настоящие генералы и маршалы заняты штабной работой по уши и нет у них времени выслушивать на этой маленькой узловой станции бесконечные хвалебные речи. Данное открытие, надо сказать, придало Владимиру Юрьевичу Луговому гораздо большую уверенность в себе, а то, до этого откровения, он горестно размышлял о превратностях судьбы, которая, покуда он проливал кровь в рядах потенциального супостата, сыпала звезды на погоны кому ни попадя. Так они и веселились почти до самого рассвета.

Ну а утречком тепленьких и непротрезвевших Лугового и Манина сдали в Особый отдел в качестве шпионов недобитого Белого движения.

30. Охота

Теперь уже сам охотник, или скорее эдакий наблюдательный собиратель жуков, непосредственно не стреляющий, а только так, намечающий места для будущих засад и ям-ловушек, неминуемо стал предметом лова. Думаете, кто-то из хитрых врагов выдал свои намерения хрустнувшей под ногой веткой в виде зафиксированного в направлении «семьдесят первого» основного лепестка локатора? Ничуть не бывало, они были не какие-нибудь неопытные дураки. Слежение происходило по боковым лепесткам, по-научному – диаграммам направленности, к тому же в диапазонах, не принятых для наведения перехватчиков в покинутом Киром Толкоттом мире, но даже это слежение носило эпизодический характер, стремясь внушить даже почуявшему опасность противнику беспечность. Основным методом слежки была пассивная локация по тепловому фону – всяческое активное зондирование таилось сюрпризом будущему. Так, рыболовецкий трал подводится под косяк и обнаруживает себя, только когда жесткие нервущиеся нити сворачивают узлом горизонт окружающих событий, закукливая вселенную.

И «СР-71» летел. И наматывали витки магнитные кассеты. И мерились силой чувствительности носовые и хвостовые антенны. И развернутые вдоль длиннющего корпуса локаторы качали лучи приема поперечно стремительному движению огромной черной сигары. И высота была не беспредельная, даже наглая, не на грани рекорда – двадцать два километра. И все это продолжалось уже так долго – целых девятнадцать минут. И дышащий обогащенной смесью кислорода Кир Толкотт уже в очередной раз начинал ощущать свою эйфорическую богоподобность. Он даже жалел, что, согласно плану, обязан в ближайшие минуты начинать разворот. Дальше следовало увеличить полетную высоту до двадцати четырех тысяч метров и проследовать назад тем же маршрутом. Откуда он мог ведать, что на него уже наводятся два перехватчика «МиГ-31», а еще два барражируют в режиме готовности на случай неудачи у первой двойки? Цель, судя по параметрам полета, была достаточно сложная для гарантированного перехвата, однако вероятность поражения укладывалась в норму.

31. Биографические неожиданности

– Так вы давно из Харбина, Владимир Юрьевич? – спросил следователь, чиркая спичкой.

– Да не был я в Харбине! – возмутился Луговой.

– Вы закуривайте, Владимир Юрьевич, закуривайте, – энкавэдэшник был до ужаса мил. – Значит, вы не из Харбина прибыли?

– Конечно, не из Харбина, я же вам говорил.

– А откуда?

– Из провинции Хэнань, зоны оккупации Экспедиционных сил Японии.

– Ага, – просиял оперативник, – значит, там тоже имеется центр Белого движения? Вы, говорите, говорите, Владимир Юрьевич, – чистосердечное признание вам зачтется.

– Да нет там никакого Белого движения! – вспылил Луговой.

– Вы не волнуйтесь, – утешил его следователь, подвигая пепельницу. – И что же там есть?

– Я же докладывал, я служил инструктором тактики при японской армии.

– Ага, сотрудничали с оккупационным режимом.

– Да не сотрудничал я!

– Нет, а что вы там делали?

– Учил тактике.

– Понял. А какой тактике?

– Нашей советской тактике, разумеется.

– Ага, значит, обучали японских оккупантов обороняться от нашей непобедимой армии?

– Да нет, я учил их наступать. Красная армия ведь более всего умеет наступать, это все знают.

– Понял, – задумался на мгновение энкавэдэшник. – Следовательно, японские милитаристы готовились внезапно напасть на СССР, и вы обучали их, как сделать это меньшей кровью?

– Кто вам сказал, что они готовились нападать на нашу страну?

– Не забывайтесь, – посуровел следователь, поправляя гимнастерку. – Нашу страну, а не вашу. Ваша царская Россия давно не существует.

– Так вы что, правда, меня за белоэмигранта принимаете? Да вы на меня посмотрите. Сколько мне лет? Как я мог участвовать в Белом движении?

– Не знаю я, сколько вам лет, Владимир Юрьевич, но мне, конечно, хочется даже чисто по-человечески узнать, что вы делали в этой антисоветской организации. А насчет того, откуда я узнал о подготовке нападения на СССР, так возьмите и почитайте «Правду» за любое число.

– Да не видел я «Правды» уже года полтора-два, уж и не помню сколько, – съязвил Луговой. – Понимаете, в японской армии данную газету почему-то не выписывают.

– Интересная информация, – подвел некоторый итог советский оперативник. – Значит, вы все-таки признаете, что обучали нашего исконного врага тактике наступательного боя?

– Ясное дело, у меня было такое задание, но…

– Хорошо, – оборвал его энкавэдэшник, – идем дальше. Что это на вас за форма?

– А, так это маскарад, – заискивающе улыбнулся Луговой.

– Маскарад? А мне кажется, что это форма разбитого нашей непобедимой армией вермахта, или я не прав?

– Ну конечно…

– Вот видите, вспомнили. Очень хорошо. Следуем далее, – следователь переложил на столе какие-то бумаги.

– Позвольте, позвольте, товарищ, – запаниковал Луговой. – Что хорошо-то? Вы это что же, мне теперь сотрудничество с Гитлером прилепите?

– Полегче в выражениях, господин оберстлейтенант, – утешил его энкавэдэшник. – Идем дальше.

– Нет, подождите…

– Тихо, фриц! – неожиданно рявкнул следователь. Затем снова мягко: – Где вы изучали тактику боя Советской армии?

– А я заканчивал Днепропетровское командное училище, ну а затем академию в Москве.

– Вот оно что, – почесал затылок офицер, ведущий дознание, – даже туда гады добрались.

– Как «гады», – снова несмело возмутился Луговой, – я учился там на вполне законном основании – комсомол рекомендовал.

– Ага, еще и комсомол, – зафиксировал собеседник. – Вы продолжайте, продолжайте, раз начали.

– Послушайте, я действовал по планам нашего правительства. Вы же в курсе, что мы тайно помогали японцам громить империалистов Запада. Разве нет?

– Первый раз слышу. Вы хотите сказать, что наша родина занималась неким двурушничеством? Вы прекрасно знаете, что США, если вы имели в виду под «Западом» именно их, являются нашими союзниками еще со времен войны с вашим любимым гитлеровским фашизмом.

– Да чего это вы мне приписываете? Какой он мне любимый?

– Немецкий знаете?

– Ну конечно.

– И японский?

– Да.

– А китайский?

– Нет, не знаю.

– А как же вы в начале беседы утверждали, что последнее время сотрудничали с китайскими партизанами? Как вы с ними говорили?

– На русском, нашем с вами родном русском языке.

– Вы меня тут не путайте, Владимир Юрьевич, если только вас действительно так зовут?

– Ну конечно. Кстати, вы у Поздоровкина спросите.

– У какого еще Поздоровкина?

– У генерала Поздоровкина, то есть у подполковника Поздоровкина.

– Вы что, еще плохо различаете советские звания?

– Как плохо, я ведь сам майор.

– Интересно.

– Послушайте, давайте кончим эту комедию. Где Манин?

– Кто?

– Задержанный вместе со мной офицер.

– Штурмбаннфюрер СС?

– Ну да, если хотите.

– Вообще-то нам не положено давать арестованным по подозрению в шпионаже информацию, – при слове «шпионаж» Луговой обмер, – но поскольку вы проявляете здравое желание сотрудничать, я отвечу. С вашим товарищем дела обстоят лучше. Он никакой тактике Экспедиционный японский корпус не обучал, да и не мог этого сделать. Он, видите ли, не знает ни японского, ни, между прочим, немецкого языка.

– А.

– Вот видите.

– Значит, его отпустят?

– Нет, ему покуда грозит небольшой исправительный срок, лет пять-десять. С вами, к сожалению, дело обстоит хуже.

– Да? И сколько?

– Четвертак, а может, пятнадцать. Все зависит от вас. Давайте сотрудничать, Владимир Юрьевич, – продемонстрировал улыбочку следователь.

– Черт знает что. Может, все-таки обратитесь к Поздоровкину?

– Ну обратимся, и что?

– Он подтвердит, что мы вместе учились.

– Вдруг так, и что?

– Все станет на свои места.

– А если вас завербовали до поступления в красноармейское училище?

– Так мне же тогда было всего шестнадцать, что за бред.

– У нас, между прочим, уголовная ответственность наступает с двенадцати годков, Владимир Юрьевич. Вы об этом забыли?

Словом, в процессе разговора выяснялось, что Владимир Юрьевич Луговой вообще много чего поперезабывал. Вот что значит жить вдали от Родины-мамы.

32. Радиус разворота

Сделать разворот на «СР-71» – это вам не сжевать фунт изюму. Из-за скоростей, а также нагрузок, которые способны выдержать организм человека и конструкция планера, такой маневр занимает десятки километров. Думаете, это давало лишний шанс истребителям-перехватчикам? Черта лысого, столь скоростную цель они были способны сбить только на встречном курсе, никакая из бортовых ракет не умела догнать «Локхид» при достаточной форе. Кроме того, поскольку «семьдесят первый» отслеживался в основномпассивными методами, а также длинноволновым загоризонтным локатором, наблюдатели получали на своей аппаратуре его координаты с достаточно большой ошибкой. «МиГи» же вообще до поры до времени наводились, следуя данным командного пункта наведения, они опасались включать свои дорогущие фазированные решетки, дабы не предупреждать противника об атаке – они хотели сделать все чисто и гладко, эдакая неторопливая стрельба из засады. Наглого янки, по их мнению, следовало проучить. Давно, очень давно они так не наглели. Акватория северо-западной части Тихого океана уже солидный срок считалась зоной безраздельного господства стран победившего социализма, никакие разведывательные полеты здесь не допускались приблизительно с семидесятых годов. Правда, последнее время, по слухам, возможно, имеющим под собой почву, активность заокеанского агрессора невероятно повысилась. В этом мире не приняты были «мягкие» методы борьбы с нарушителями режима полета, всякие там «вытеснения» или предупреждения о нарушении воздушного рубежа, единственный метод и единственное наказание был расстрел – ракетная атака. И знаете, помогало. По крайней мере, до сих пор ПВО не жаловалась.

На этот раз осторожность истребителей сыграла с пилотами злую шутку. «СР-71» уже завершал многокилометровый маневр, когда на КП наконец разобрались, что происходит, и передали на «МиГи» новые данные. Даже те, кто передавал, сообразили, что время упущено. Несмотря на то что «МиГ-31» был рожден на целую самолетную эпоху позже «семьдесят первого», он тем не менее тоже подчинялся законам физики, и его параметры так же ограничивались биологическими организмами, помещенными под прозрачными колпаками. Следуя приказу, они, конечно, попытались сделать все возможное, но их попытки были заранее обречены. Представьте обиду летчиков, их побелевшие, зажатые в перчатки кулаки, сжимающие штурвал.

Поскольку расстояние, судя по исходным данным, было уже относительно небольшим, один из атакующих включил бортовой локатор. Это была не примитивная система, имеющая вращающиеся части, луч формировался несколькими сотнями маленьких штыревых вибраторов. Вначале система сформировала широкую диаграмму направленности и мигом просканировала заданный сектор. После обнаружения цели – «СР-71» представлял с задней полусферы чудовищную радиовидимую блямбу – луч сузился, уточняя параметры. Для пилота, задействовавшего локатор, полученная информация уже не могла иметь никакого значения, любой из видов бортового оружия не успевал догнать нарушителя. Ну что же, подавив обиду, летчик «МиГа» сделал то, что и было положено бывшему пионеру и комсомольцу – помог товарищам. Нажав одну из кнопок на пульте, он послал в пространство закодированный сигнал с уточненными данными о цели.

Однако и Кир Толкотт, беспечно уносящийся от своей смерти в ста восьмидесяти километрах от русского самолета, внезапно вспотел: на его панели высветилось сообщение о попадании «семьдесят первого» в луч сопровождения неизвестного локатора. Не зная расстояние до перехватчика, вполне можно было предположить, что за самолетом уже несутся ракеты «воздух – воздух». Жить очень хотелось, но «Локхид» не был создан для пируэтов высшего пилотажа, потому Кир Толкотт не завалился на крыло, не спикировал штопором и не завис в воздухе носом кверху, как это умел делать какой-нибудь юркий «МиГ-29», Кир Толкотт совершил два взаимосвязанных действия – он увеличил скорость, вводя двигатель в форсажный режим, и начал набирать высоту. Навалившиеся перегрузки вновь отвлекли его от чрезмерных переживаний, кроме того, он несколько пришел в себя – где это видано, чтобы американские самолеты сбивали над нейтральными водами? Кир Толкотт понятия не имел, где находится, то есть он, конечно, знал своикоординаты, но ни о какой параллельной вселенной он ведать не ведал. О нестабильности в океанских акваториях он тоже слыхом не слыхивал. Точно так же он не знал о десятках американских летчиков, погибших в последние месяцы. Тем не менее примененная им тактика в данном случае оказалась единственно верной. Более того, она бы былаполностью выигрышной, если бы на «семьдесят первый» охотились иные, более примитивные типы самолетов, а кроме того, если бы «МиГ-31» был один.

Но это было не так.

33. Неожиданные дополнения к делу

Как-то раз, во время очередной плановой беседы-допроса, в коридоре послышался небывалый приглушенный шум, как будто надзиратели и выводные внезапно и одновременноперешли от положения «вольно» в позу «смирно!» или даже «на-кра-ул!». Может, так оно и было в действительности, ибо вслед за этим дверь следовательского кабинета рывком разверзлась, и на пороге материализовался генерал-майор во всей красе парадного обмундирования.

Подозреваемый в шпионаже Луговой сидел спиной к входу, но чутким армейским нутром ощутил дыхание момента – он попытался встать в соответствии с привитым еще в военном училище ритуалом, но сцепленные за спиной руки не дали это выполнить с должным энтузиазмом. Следователь-дознаватель вскочил и бодро доложил обстановку.

– Вольно, капитан, – махнул на него рукой генерал.