| АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
|
| АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
|
С постепенным подходом подкреплений силы под командованием Френча к концу января достигли приличной численности в десять тысяч человек, растянутых на местности огромной протяжённости. Из пехоты он имел 2-й Беркширский, 1-й Королевский ирландский, 2-й Уилтширский, 2-й Вустерский, 1-й Эссекский и 1-й Йоркширский полки; из кавалерии — 10-й гусарский, 6-й драгунский гвардейский, Иннискиллингский и Новозеландский полки, уланский полк Нового Южного Уэльса, части полка римингтонских проводников и Сводный полк королевской конной гвардии; из артиллерии — батареи «R» и «О» Королевской тяжёлой артиллерии, 4-ю батарею Королевской полевой артиллерии и расчёт 37-й батареи гаубиц. Рискуя вызвать скуку, я снова назвал состав его сил, поскольку в этой войне не было боевых действий (за исключением, возможно, боев Родезийской колонны), о которых так сложно составить ясное представление. Перемещающиеся войска, огромное пространство прикрываемой местности, мелкие фермы, дающие свои названия позициям — все делало публикации расплывчатыми, а рассказ маловразумительным. Британцы все ещё располагались в полукруге, простиравшемся от Слингерсфонтейна справа до Клооф-Кэмпа слева, и общим планом операций оставался охват справа. Генерал Клементс командовал этой частью сил, а энергичный Портер осуществлял успешные наступления. Линия фронта постепенно растягивалась, пока не достигла почти восьмидесяти километров; и часть неясностей, оставшихся вокруг операций, объясняется тем, что ни один корреспондент не мог иметь чёткого представления о происходящем на столь протяжённом фронте.
25января Френч отправил Стивенсона и Брабазона произвести разведку к северу от Колесберга — обнаружилось, что буры создают новый рубеж в Ритфонтейне, на пятнадцатькилометров ближе к своей собственной границе. Последовал небольшой бой, в котором мы потеряли десять-двенадцать человек из Уилтширского полка и получили некоторую информацию о расположении противника. Остаток месяца обе стороны оставались в состоянии равновесия, каждая была настороже, но ни одна не имела достаточных сил, чтобы прорвать линию другой. Генерал Френч отправился в Кейптаун, помочь генералу Робертсу в разработке плана, которому скоро предстояло изменить всю боевую обстановку в Южной Африке.
К британским силам по-прежнему понемногу подходило подкрепление, последними прибыли Австралийский полк Хоада, который из пехотного стал кавалерийским, и батарея «J» Королевской тяжёлой артиллерии из Индии. Однако буры получили куда более серьёзное пополнение — настолько серьёзное, что они оказались способны начать наступление. С Моддера пришёл Деларей с тремя тысячами бойцов, и их присутствие придало защитникам Колесберга новые силы.. Тогда же, когда буры с Моддера двигались к Колесбергу, британцы начали отправлять кавалерийские части на Моддер, готовясь к маршу на Кимберли, таким образом силы Клементса (он принял там командование) сократились в тот самый момент, когда силы буров заметно увеличились. В результате они смогли не только удержаться, но и избежать очень серьёзной беды.
Действия Деларея были направлены на обход правого фланга нашей позиции. 9 и 10 февраля конные патрули (преимущественно тасманийцы, австралийцы и иннискиллингцы) столкнулись с бурами; произошёл небольшой бой, без особых потерь с обеих сторон. Один британский патруль попал в окружение, одиннадцать человек взяли в плен (тасманийцев и проводников). 12 февраля буры продолжили своё обходное движение и мощно атаковали наш правый фланг у Слингерсфонтейна.
Ключом к британской позиции в этой точке являлся холм, который обороняли три роты 2-го Вустерского полка. Буры пошли на них в яростную атаку, и были так же яростно отбиты. Они подошли в темноте между заходом луны и восходом солнца, как они делали при большом штурме Ледисмита, и первые лучи солнца застали их в передовых сангарах. Бурские генералы не любят ночных атак, но обожают под покровом темноты занимать хорошую позицию и бросаться вперёд, как только становится достаточно светло. На этот раз они поступили именно так, и аванпосты поняли, что буры приближаются, только когда расслышали их шаги и увидели в холодном неясном свете утра очертания фигур. В сангарах буры перебили всех до одного и устремились вперёд. Когда над вельдом взошло солнце, половина холма находилась в руках буров. Крича и стреляя, они рвались дальше.
Однако вустерцы — надёжные опытные солдаты, и в рядах батальона было не менее четырехсот пятидесяти снайперов. В ротах на холме находилась надлежащая их часть — они стреляли так метко, что буры не смогли продвинуться далее. Весь долгий день между двумя линиями стрелков шёл яростный поединок. Полковник Конингэм и майор Стаббспогибли, стараясь отвоевать потерянную землю. Ховел и Бартоломей продолжали воодушевлять своих людей; британский огонь стал таким точным, что подавил огонь буров.Под руководством Хэкита Пейна, который командовал ближайшей огневой точкой, орудия батареи «J» выдвинули в открытое поле и начали обстреливать ту часть холма, которую захватили буры. К ним подошло пополнение, но наступать они не могли из-за меткого ружейного огня, которым их встретили. Чемпион Бизли[41]из этого батальона, получив ранение в бедро, выпустил ещё сотню пуль, прежде чем упал от потери крови. Это была первоклассная оборона и приятное исключение из тех, слишком частых случаев, когда изолированный отряд теряет присутствие духа перед лицом превосходящего по численности упорного неприятеля. С наступлением темноты, буры отступили, потеряв более двухсот человек убитыми и ранеными. От Клементса поступил приказ свернуть правое крыло, и в соответствии с ним Хэкит Пейн отозвал остатки победоносных рот и ночью выступил в направлении Ренсбурга. Потери британцев в этом бою составили двадцать восемь человек убитыми и около сотни ранеными и пропавшими без вести, большую часть потерь понесли на рассвете, при захвате сангаров.
Когда в крайней точке правого фланга британской позиции шёл этот бой, другой, не менее жестокий, состоялся, практически с таким же результатом, на краю левого фланга, где размещался 2-й Уилтширский полк. Несколько рот этого полка, стоявшие на отдельном холме, были окружены бурскими стрелками. Кольцо прорвала отчаянная атака примерно сотни человек из Викторианского пехотного полка. Доблестные австралийцы потеряли майора Эдди, шесть из семи офицеров и много рядовых, но раз и навсегда доказали, что среди всех разбросанных по земному шару народов, происходящих от одного корня, нет никого, кто был бы более бесстрашен и имел бы такое же высокое чувство воинского долга, как люди с большого острова-континента. Беда историка, имеющего дело с этими контингентами, что они, как правило, в соответствии с их природой получали задания отдельными отрядами выполнять обязанности разведчиков и лёгкой кавалерии — обязанности, которые оставляют следы в списках потерь, а не на страницах хроникёра. Пусть, однако, наконец громко прозвучит, что вся Африканская армия глубоко восхищается отвагой и силой духа сынов Австралии и Новой Зеландии, прекрасных наездников и метких стрелков. В воинстве, в котором было много отважных солдат, отважнее их не было.
С этого момента стало очевидным — обходной манёвр не удаётся, и враг накопил такие силы, что мы сами оказались под угрозой обхода. Ситуация сложилась исключительно серьёзная, поскольку, если бы силы Клементса были уничтожены, некому было бы помешать врагу отрезать коммуникации армии, которую Робертс собрал для марша в Оранжевую Республику. Клементс быстро свернул свой фронт и сосредоточил все силы в Ренсбурге. Это было сложной операцией перед лицом опасного врага, однако передвижения хорошо рассчитали по времени и превосходно осуществили. Всегда остаётся опасность, что отход выльется в панику, а паника в такой момент — самое серьёзное дело. Однабеда случилась: две роты Уилтширского полка остались без определённых приказов, их отрезали и захватили после сопротивления, причём они потеряли убитыми или ранеными треть состава. В это сложное время никто не работал больше полковника Уилтширского полка Картера (ночь отступления была его шестой бессонной ночью), и потерю двух рот следует отнести к случайностям, на войне совершенно неизбежным. Кто-то из Иннискиллингского драгунского полка и Викторианского полка конной пехоты тоже были отрезаны при отступлении, но в целом Клементсу повезло, что он сумел сосредоточить свою растянутую армию со столь небольшим количеством неудач. Отступление очень огорчало солдат, которые так долго и усердно работали, чтобы растянуть фронт, однако генералы, по всей вероятности, воспринимали его спокойно, потому что понимали,что, чем больше войск враг стянул к Колесбергу, тем меньше людей он противопоставит решающим операциям, которые уже скоро должны были начаться на западе. Тем временем Колескоп тоже оставили, орудия вывезли, и 14 февраля все силы прошли через Ренсбург и вернулись на Арундель, туда, откуда шесть недель назад Френч начал эту энергичную серию боевых действий. Несправедливо, тем не менее, полагать, что они потерпели поражение, поскольку закончили они там, где начинали. Их главной задачей было не допустить дальнейшего продвижения буров в Капскую колонию, и в самый критический период войны они выполнили её с большим успехом и малыми силами. В конце концов давление на врага стало настолько сильным, что для того, чтобы ослабить его, он был вынужден оголить самую важную часть своего фронта. Цель операций действительно была достигнута, когда Клементс снова возвратился в Арундель. Френч, неистовый буревестник войны, перелетел из Кейптауна на реку Моддер, где его ждал приз побольше, чем Колесберг. Клементс продолжал прикрывать Наувпорт, важный железнодорожный узел, пока наступление армии Робертса полностью не изменило всю боевую обстановку.
Глава XV.
Спион-Коп
Пока Метуэн и Гатакр довольствовались удержанием своих позиций на Моддере и в Стеркстрооме, пока мобильный и деятельный Френч сгонял буров в Колесберг, сэр Редверс Буллер, большой, упрямый, немногословный человек, собирал и готовил свои силы для нового наступления к Ледисмиту. Почти месяц прошёл с того ужасного дня, когда после фронтальной атаки на Коленсо его кавалерия отступила, а орудия остались на поле боя. За это время к нему подошла пехотная дивизия сэра Чарльза Уоррена и значительное артиллерийское пополнение. Но, тем не менее, учитывая сложный рельеф лежащей перед ним местности, боевую мощь буров и тот факт, что они, как всегда, действовали по внутренним линиям, силы Буллера даже теперь, по мнению компетентных экспертов, были недостаточны для решения задачи.
Оставалось, однако, несколько благоприятных моментов. Его великолепная пехота рвалась в бой и верила в своего командира. Невозможно отрицать, что, как бы серьёзно мы ни критиковали отдельные эпизоды его кампании, Буллер обладал даром убеждать и вдохновлять своих последователей. Вопреки Коленсо, вид его квадратной фигуры и жёсткого невозмутимого лица вселял в окружающих уверенность в окончательной победе. Его артиллерия была много мощнее, чем раньше, особенно по весу металла. Его кавалерия по численности по-прежнему уступала другим видам его войск. Когда он, наконец, 10 января выступил, чтобы обойти буров с фланга, то взял с собой девятнадцать тысячпехотинцев, три тысячи кавалеристов и шестьдесят орудий, в том числе шесть гаубиц, способных выпускать 50-фунтовые лиддитовые снаряды, и десять дальнобойных корабельных пушек. Бригада Бартона и другие войска остались защищать базу и линию коммуникации. Анализ сил Буллера показывает, что состав их был следующим.
Дивизия Клери
Бригада Хилдварда
2-й Западный суррейский полк
2-й Девонширский полк
2-й Западный йоркширский полк 2-й Восточный суррейский полк
Бригада Харта
1-й Иннискиллингский фузилерский полк
1-й пограничный полк
1-й полк коннаутских рейнджеров
2-й Королевский дублинский фузилерский полк
Полевая артиллерия, три батареи (19-я, 28-я, 63-я)
один эскадрон 13-го гусарского полка
Королевский инженерный полк
Дивизия Уоррена
Бригада Литтлтона
2-й Камеронский полк
3-й полк Королевских стрелков
1-й Даремский полк лёгкой пехоты
1-я пехотная бригада
Бригада Вудгейта
2-й Королевский ланкастерский полк
2-й Ланкаширский фузилерский полк
1-й Южный ланкаширский полк
Йоркский и Ланкастерский полки
Полевая артиллерия, три батареи (7-я, 78-я, 73-я)
один эскадрон 13-го гусарского полка
Корпусные части
Бригада Коука
Имперский полк лёгкой пехоты
2-й Сомерсетский полк
2-й Дорсетский полк
2-й Мидлсексский полк
61-я батарея гаубиц; два 120-миллиметровых корабельных орудия; восемь корабельных 12-фунтовых орудий
один эскадрон 13-го гусарского полка
Королевский инженерный полк
Кавалерия
1-й Королевский драгунский полк
14-й гусарский полк
Четыре эскадрона Южноафриканской кавалерии
Один эскадрон Имперского полка лёгкой кавалерии
Конная пехота Бетьюна
Конная пехота Торникрофта
Один эскадрон полка натальских карабинеров
Один эскадрон полка натальской милиции
Одна рота конной пехоты полка Королевских стрелков
Шесть пулемётов
Вот силы, боевые действия которых я постараюсь описать.
Примерно в двадцати шести километрах западнее Коленсо находится брод через реку Тугела — Потжитерс-Дрифт. Генерал Буллер, очевидно, планировал захватить его вместе с переправой, которая там существует, и выйти во правый фланг стоящим в Коленсо бурам. Сразу за рекой идёт труднопреодолимая гряда холмов, но за ней до самых ледисмитских холмов простирается относительно удобная местность. С большими надеждами Буллер и его люди выступили в это рискованное предприятие.
Кавалерия Дундональда стремительно бросилась вперёд, в Спрингфилде пересекла Малую Тугелу, приток главной реки, и заняла высоты, господствующие над бродом. Пройдя так далеко, Дундональд заметно отступил от полученных приказов, и, одобряя его решение и отвагу, нам следует помнить о других, менее удачливых офицерах, чья личная инициатива закончилась бедой и выговорами. Нет сомнений, что неприятель намеревался оборонять всю эту полосу, и только благодаря стремительности наших первых шагов мы их опередили. Рано утром небольшой отряд Южноафриканской кавалерии под командованием лейтенанта Карлайла переплыл широкую реку и доставил обратно паром — предприятие (к счастью, закончившееся бескровно) в высшей степени хладнокровно спланированное и смело осуществлённое. Теперь путь нашему наступлению был открыт, и если бы его провели так же стремительно, как начали, буры, возможно, были бы рассеяны до того, как смогли сосредоточиться. Не вина пехоты, что все произошло совсем иначе. После марша, одного из самых трудных за всю кампанию, они, заляпанные грязью, но весёлые, еле передвигали ноги. Однако армию в 20 000 человек нельзя переправить за реку в тридцати километрах от всех баз, предварительно не подготовив запасы продовольствия. Дороги размыло, повозки едва двигались, — только что прошёл сильный дождь,и все ручьи превратились в реки. Волов можно было бы напрячь, тягачи запустить на полную мощность, лошадей загнать, но никакими человеческими силами невозможно было обеспечить снабжение, когда авангарду позволили продвигаться со своей собственной скоростью. И поэтому, обеспечив переправу через реку захватом Маунт-Элиса, высокого холма, господствующего над бродом, войска день за днём ждали, наблюдая вдали как масса энергичных тёмных фигур окапывалась, что-то волокла и строила на холмах против них, преграждая путь, которым им предстояло идти. Далеко на горизонте в красной дымке пульсировала маленькая яркая точка, появляясь и исчезая с утра до ночи. Это был гелиограф Ледисмита, рассказывающих об их трудностях и взывающий о помощи, а с высоты Маунт-Элиса мерцала звезда надежды, утешая, ободряя, давая объяснения, а в это время между ними суровые люди вельда яростно работали лопатами в своих траншеях. «Мы идём! Мы идём!» — кричал Маунт-Элис. «Через мой труп», — ответил человек с лопатой.
В четверг, 12 января, Дундональд захватил высоты. 13 января взяли брод, и бригада Литтлтона подошла, чтобы защитить то, что завоевала кавалерия. 14 января подтянули тяжёлые орудия, чтобы прикрыть переправу. 15 января там сосредоточились бригада Коука и другие пехотные части. 16 января четыре полка бригады Литтлтона пошли через реку,и тогда, и только тогда, стало понятно, что план Буллера более глубок, чем о нем думали, и вся суета возле Потжитерс-Дрифта в действительности лишь ложная атака для отвлечения внимания от главной переправы, броду Тричардс-Дрифт, в восьми километрах западнее. Итак, пока бригады Литтлтона и Коука нарочито атаковали Потжитерс с фронта, три других бригады (Харта, Вудгейта и Хилдварда) в ночь на 16 января совершили быстрый бросок к настоящему месту переправы, куда кавалерия Дундональда уже доскакала. 17 января там навели понтонный мост и перебросили через реку крупный отряд таким образом, чтобы справа обойти окопы, находящиеся перед Потжитерсом. Это было великолепно спланировано и прекрасно осуществлено — без сомнения, самая стратегическая переброска, если в этой кампании британская сторона вообще до этого момента совершала стратегические шаги. 18 января пехота, кавалерия, и большая часть орудий успешно форсировали реку без потери жизней.
Буры, однако, все ещё сохраняли свои обширные внутренние линии, и единственный результат перемены в их позиции, похоже, состоял только в том, что им пришлось потрудиться над новой серией огромных траншей, в чем они стали такими мастерами. После всех комбинаций британцы действительно оказались на правой стороне реки, но они находились значительно дальше от Ледисмита, чем в момент своего выступления. Однако случается, когда тридцать два километра меньше, чем двадцать три, и существовала надежда, что на этот раз будет именно так. Но первый шаг был самым сложным, потому что прямо перед ними на гребне высокого плато находилась позиция буров, на левом краю которой возвышался пик Спион-Копа. Захват этой основной гряды и контроль над ней наполовину привёл бы их к цели. Именно за неё собирались побороться две самых упрямых нации на земле. При безотлагательном наступлении можно было бы сразу захватить рубеж, но по какой-то необъяснимой причине дивизия Уоррена сначала совершила бессмысленный марш влево, потом вернулась на первоначальную позицию, и таким образом были потрачены два бесценных дня. Командант Эдвардс, начальник штаба генерала Боты, уверенно заявлял нам, что в этот момент энергичное наступление влево позволило бы полностью обойти позицию буров с фланга и открыло бы британцам путь на Ледисмит.
Небольшой успех (особенно приятный, поскольку их было так немного) пришёл к британскому оружию в этот первый день. Людей Дундональда отправили прикрыть левый фланг наступающей пехоты и прощупать правый фланг бурской позиции. Крупный бурский дозор, на этот раз застигнутый врасплох, попал в засаду волонтёров. Кто-то ушёл, кто-то очень отважно оборонялся на холме, но в результате двадцать четыре человека сдались в плен, и было обнаружено тринадцать убитых и раненых, в том числе Де Менц, фельдкорнет Хейлброна. С британской стороны потери в этом хорошо проведённом деле составили два человека убитыми и два — ранеными. Отряд Дундональда занял позицию в крайней точке левого фланга наступления Уоррена.
Британцы теперь двигались на буров двумя отдельными формированиями: одно от Потжитерс-Дрифт, включающее бригады Литтлтона и Коука, осуществляло фактически фронтальное наступление; а основные силы, под командованием Уоррена, форсировавшие реку в Тричардс-Дрифте, обходили буров справа. На полпути между ними грозный бастион Спион-Коп чётко вырисовывался на голубом небе Наталя. Тяжёлые корабельные орудия на Маунт-Элисе (два 120-миллиметрых и восемь 12-фунтовых) располагались так, чтобы поддерживать тех и других, а батарею гаубиц придали Литтлтону для поддержки фронтальной атаки. В течение двух дней британцы медленно, но неотвратимо надвигались на буров под прикрытием непрерывного дождя снарядов. Непреклонные и долготерпеливые буры не отвечали, исключая спорадический ружейный огонь, и отказывались, пока не наступит критический момент, подвергать опасности свои большие пушки. 19 января обходное движение Уоррена в конце концов привело его к сближению с противником; сопротивление буров подавляли тридцать шесть полевых орудий и шесть возвратившихся к Уоррену гаубиц. Местность, лежащая перед британцами, представляла собой длинные ущелья; наступать — значило брать гряду за грядой. На более ранних стадиях войны это повлекло бы за собой многочисленные потери, но мы извлекли уроки из прошлого опыта, и теперь наша пехота поднималась по бурским правилам — разомкнувшись на десять шагов, и каждый солдат находил себе собственное укрытие. Мы брали позицию за позицией, а противник неизменно отходил с достоинством и организованно. Не было ни победы с одной стороны, ни поражения — с другой, только неуклонное наступление и организованный отход. Той ночью пехота спала на линии фронта, в три часа снова выступила; рассвет осветил не только наши винтовки, но и долго молчавшие бурские орудия, теперь поливающие наступающих британцев. Снова, как в Коленсо, главный удар пришёлся на Ирландскую бригаду Харта, поддержавшая древнюю традицию бесстрашия, с которой неизменно ассоциируется слово «ирландец», служит он в британской армии или нет. Значительная доля потерь и славы досталась также Ланкаширскому фузилерскому, Йоркскому и Ланкастерскому полкам. Медленно, но уверенно непреклонные британцы овладевали землёй, которую обороняли буры. Отважный колонист Тобин из Южноафриканской кавалерии добрался до вершины холма и размахивал шляпой, показывая, что высота очищена. Его товарищи следовали за ним по пятам и заняли позицию, потеряв своего майора Чайлда. Во время этого наступления Литтлтон сдерживал буров в их окопах, подойдя к ним на 1500 метров, но дальше не пошёл. К вечеру того дня, 20 января, британцы отвоевали несколько километров земли, общие потери составили примерно триста человек убитыми и ранеными. Боевой дух войска был высок, и ничто не предвещало ничего дурного в будущем. Солдаты опять легли там, где воевали, и рассвет снова встретил грохотом тяжёлых орудий и треском ружейного огня.
Бои этого дня начались с непрерывной канонады батарей полевой артиллерии и 61-й батареи гаубиц, на которую неприятель отвечал столь же неистово. Около одиннадцати пошла вперёд пехота. Это наступление, скорее всего, сильно удивило бы олдершотских сторонников строгой дисциплины — неправильной формы линия ползущих, меняющих положение, припадающих к земле, перебегающих от камня к камню хладнокровных и осмотрительных солдат не пренебрегала никакими мелочами в этой беспощадной игре со смертью. Где офицеры в их бросающейся в глаза форме и со сверкающими саблями, где героические броски по открытой местности, где солдаты, слишком гордые, чтобы искать укрытия? Методы трехмесячной давности казались столь же устаревшими, как средневековые. Весь день линия волнами двигалась вперёд, и к вечеру была отвоёвана ещё одна полоска каменистой земли, и ещё один обоз санитарных транспортов вёз сотню наших раненых обратно, в генеральные госпитали во Фрире. Основные бои и потери этого дня достались преимущественно бригаде Хилдварда, действовавшей на левом фланге. К утру 22 января полки плотно стояли по всей линии основной позиции буров, и день отвели на отдых утомлённым солдатам и принятие решения, где следует наносить завершающий удар. На правом фланге, господствуя над всей линией бурского фронта, возвышалась суровая вершина Спион-Копа, названного так потому что оттуда в 1886 году бурские фоортреккеры впервые увидели обетованную землю Наталя. Вот если бы его захватить! Буллер и Уоррен разглядывали в полевые бинокли голую вершину холма. Это рискованное предприятие. Но война всегда риск; и выигрывает, кто больше рискует. Один стремительный бросок — и отмычка ко всем этим закрытым дверям была бы у нас в руках. Тем вечером в Лондон ушла телеграмма — вся Империя замерла в ожидании: этой ночью произойдёт штурм Спион-Копа.
Для выполнения задачи были выбраны восемь рот 2-го Ланкаширского фузилерского полка, шесть рот 2-го Королевского ланкастерского, две роты 1-го Южного ланкаширского,180 человек Торникрофта и полурота сапёров. То есть задачу доверили людям с севера Англии.
Под благоприятствующим покровом беззвёздной ночи солдаты гуськом, как отряд ирокезских воинов на тропе войны, подкрались к ведущей на вершину петляющей нечёткой тропинке. Движение возглавляли Вудгейт, бригадный генерал Ланкаширского полка, и Бломфилд из фузилерского. Это было трудное восхождение на 630 метров, да ещё после тяжёлого перехода по пересечённой местности, но его совершили вовремя, и в наиболее тёмный час, который наступает перед рассветом, подошли к последнему крутому подъёму. Фузилеры припали к земле, чтобы перевести дыхание и далеко внизу на равнине увидели мирные огни — места, где отдыхают их товарищи. Пошёл сильный дождь, и тучи низко повисли над их головами. Солдаты с незаряжеными винтовками и примкнутыми штыками совершили ещё один бесшумный бросок, пригнувшись, стараясь разглядеть во мраке первые признаки неприятеля, — того неприятеля, чьим первым признаком обычно был сокрушительный залп. Люди Торникрофта во главе со своим отважным командиром пробирались наверх. Передовой отряд обнаружил, что движется по горизонтальной поверхности. Они достигли вершины.
Затаив дыхание, передовой отряд разомкнутым строем бесшумно крался вперёд. Неужели отсюда все ушли? Вдруг из темноты раздался хриплый крик: «Кто идёт?», потом выстрел, потом взрыв ружейного огня и пронзительный клич, когда фузилеры ринулись в штыковую атаку. Врайхейдские бюргеры на бурском рубеже не устояли и растворились в ночи, а радостные возгласы, разбудившие обе спящие армии, показали, что внезапность была достигнута и позиция перешла в наши руки.
В неясном свете раннего утра солдаты наступали по узкому волнообразному гребню гряды, выступающую оконечность которой они захватили. Перед ними находился ещё один окоп, но в нем было мало людей — все ушли. Солдаты, не зная, что осталось впереди, остановились, чтобы дождаться полного рассвета и увидеть, где они находятся и что за работа им предстоит, — роковая задержка, как выяснилось впоследствии, и одновременно такая естественная, что сложно винить офицера, который отдал приказ остановиться. Он выглядел бы более виновным, если бы вслепую бросился вперёд и таким образом потерял уже завоёванное преимущество.
Около восьми часов, когда туман рассеялся, генерал Вудгейт увидел, как обстоят дела. Гребень гряды, один конец которой был в его руках, простирался, поднимаясь и опускаясь, на несколько километров. Если бы он владел всем гребнем и располагал орудиями, то мог бы захватить и остальную часть позиции. Но в его руках находилась только половина плато, а на другой половине окопались буры. Холм Спион-Коп фактически являлся выступающим остроконечным углом бурской позиции; таким образом, британцы оказались под перекрёстным огнём слева и справа. Дальше располагались другие высоты, прикрывающие ряды стрелков и несколько орудий. Плато, которое держали британцы,было значительно уже, чем обычно представляла пресса. Во многих местах возможный фронт едва ли превышал сто метров в ширину, и войска вынужденно сбились, посколькудля разомкнутого строя не хватало места и одной роте. Укрытий на плато было мало, слишком мало для находящихся на нем войск, и огонь артиллерии — особенно станковых пулемётов «максим» — скоро стал наносить большие потери. Естественно было бы подумать о том, чтобы сосредоточить людей под прикрытием края плато, но, проявляя своё тактическое искусство, передовая линия буров из Хейделбергского и Каролинского коммандо, во главе с Принслоо, вела себя настолько активно, что британцы не могли ослабить фронт. Их стрелки подползали кругом, так что огонь фактически вёлся с трех самостоятельных точек — справа, по центру и слева — и их пули прочёсывали каждый уголок позиции. В самом начале боя погиб доблестный Вудгейт и многие его ланкаширцы. Остальные насколько возможно рассредоточились и держались, время от времени стреляя, когда замечали взмах винтовочного ствола или мелькнувшую широкополую шляпу.
С утра до полудня артиллерийский, пулемётный и ружейный огонь поливал Коп непрерывным дождём. Британским орудиям на равнине под холмом не удалось установить месторасположение противника, и буры обрушили свой огонь на нашу незащищённую пехоту. Вины за это на артиллеристах нет, потому что холм закрывал бурскую артиллерию, состоящую из пяти тяжёлых орудий и двух станковых пулемётов «максим».
После гибели Вудгейта ответственным за оборону холма, по предложению Буллера, был назначен Торникрофт, имевший репутацию стойкого бойца. Днём Торникрофта усилилибригадой Коука и Мидлсексским, Дорсетским и Сомерсетским полками вместе с Имперским полком лёгкой пехоты. Присоединение этих войск к защитникам плато скорее велок удлинению списка потерь, чем к увеличению мощи обороны. Ещё три тысячи винтовок никак не могли остановить огонь невидимой пушки, а именно она являлась основной причиной потерь: к тому же плато теперь было так переполнено войсками, что снаряд просто не мог промахнуться. Не было как укрытия, так и пространства, чтобы растянуться. Особенно сильное давление оказывалось на неглубокие окопы передней линии, которые буры покинули, и теперь удерживали ланкаширские фузилеры. Их простреливали продольным огнём и пушка, и бурская пехота, так что убитых и раненых стало больше, чем здоровых. Неприятель был так близко, что, по крайней мере, один раз, бур и британец оказались с разных сторон одного и того же камня. Однажды горстка измученных до предела людей поднялась на ноги в знак того, что с них уже довольно, но Торникрофт, человек могучего телосложения, бросился вперёд на приближающихся буров. «Можете идти ко всем чертям! — завопил он. — Я здесь командую, а я не разрешаю сдаваться. Продолжайте свой огонь». Невозможно преувеличить мужество людей Луиса Боты в этом бою. Снова и снова они шли на британский огневой рубеж, открываясь с безрассудством, которого, исключая большой штурм Ледисмита, мы не привыкли видеть с их стороны. Около двух часов дня они стремительным натиском взяли один окоп, занятый фузилерами, и оставшиеся в живых из двух рот попали в плен, однако позже буров снова оттуда выбили. Изолированную часть Южного ланкаширского полка призвали сдаться. «Когда я сдамся, — крикнул Нолан, — это уже будет только моё мёртвое тело!» Час за часом непрерывных разрывов снарядов среди камней, стонов и криков солдат от самых страшных ран сильно ослабили войска. Находившиеся внизу очевидцы видели, как по семь снарядов в минуту падало на переполненное плато, поражались стойкости, с которой верные своему долгу солдаты обороняли свои позиции. Их ранило, ранило, и снова ранило, а они все равно продолжали сражаться. Со времён Инкермана у нас не было такой ожесточённой солдатской битвы. Офицеры были великолепны. Капитан Мидлсексского полка Мюриэл, когда подавал сигарету раненому солдату, получил ранение в щеку, продолжил командовать своей ротой, и новая пуля попала ему в голову. Скотта Монкриффа из того же полка вывела из строя только четвёртая попавшая в него пуля. Офицер Торникрофта Гренфелл, получив первую пулю, воскликнул: «Все в порядке. Просто задело». После второго ранения он сказал: «Я вполне могу продолжить дело». Третья пуля сразила его наповал. Росса из Ланкастерского полка, который с ранением уполз от санитаров, нашли на самой дальней высоте. Молодой Меррей из шотландских стрелков, истекая кровью от пяти ран, остался со своими солдатами. И солдаты были достойны своих офицеров. «Не отступать! Не отступать!» — кричали они, когда кого-то оттесняли с передней линии. Во всех полках встречались люди, проявлявшие слабость, и немало солдат ползли вниз по склонам, вместо того чтобы на вершине смотреть в лицо смерти, но в целом британские войска ещё никогда так стойко не преодолевали столь сурового испытания, как на том роковом холме.
Позиция была плохой, и никакие усилия офицеров и солдат не могли этого изменить. Они стояли перед жестокой дилеммой. Если отойти в укрытие, бурская пехота возьмёт позицию. Если держать эту землю, смертоносный артиллерийский огонь неизбежно продолжится, а у них нет возможностей на него ответить. Ниже, на Ган-Хилле, перед рубежомбуров, мы имели не менее пяти батарей (78-ю, 7-ю, 73-ю, 63-ю и 61-ю батарея гаубиц), но между ними и бурскими орудиями, обстреливающими Спион-Коп, находилась гряда, и эта гряда была мощно укреплена траншеями. Корабельные пушки с отдалённой Маунт-Элис делали, что могли, однако расстояние было слишком велико, а позиция бурских орудий неясной. Артиллерия при таком расположении не могла защитить пехоту от бичевания, которое она претерпевала. Спорным остаётся вопрос, нельзя ли было доставить британскиеорудия на вершину? Мистер Уинстон Черчилль, который за время войны не раз продемонстрировал способность к здравым суждениям, утверждает, что сделать это было возможно. Не пытаясь опровергать того, кто лично присутствовал на месте, позволю себе отметить, что существуют веские доказательства того, что для этой операции требовались подрывные работы и другие меры, на которые не было времени. Капитан 78-й батареи полевой артиллерии Хэнвел в день сражения имел огромные трудности, поднимая на вершину при помощи четырех лошадей лёгкий «максим», и, по его мнению, а также мнению других офицеров артиллерии, дело было невозможно, пока не будет подготовлен путь. Когда опустилась ночь, полковника Сима с отрядом сапёров отправили расчистить дорогу и подготовить на вершине две огневых позиции, но при подъёме они встретились сотступающей пехотой.
Весь день на холм отправляли пополнение, пока в бой не были брошены две полных бригады. С другой стороны гряды Литтлтон двинул шотландских стрелков, которые добрались до вершины и внесли свою долю в бойню. Когда сгустился сумрак ночи и вспышки разрывающихся снарядов стали ещё страшнее, солдаты растянулись на каменистой земле,изнурённые и томимые жаждой. Они безнадёжно перемешались, исключая Дорсетский полк, чья сплочённость, по всей вероятности, объясняется более высокой дисциплинированностью, более защищённым расположением или тем, что их форма несколько отличалась по цвету от формы остальных полков. Двенадцать часов таких ужасных переживаний оказали на многих солдат сильное воздействие. Некоторые оцепенели и были не способны отдавать отчёт в происходящем. Другие бессвязно разговаривали, словно пьяные. Кто-то лежал, объятый неодолимым сном. Большинство проявляли стойкость и терпение, страшно страдая от жажды, которая подавляла все остальные чувства.
До того, как опустился вечер, третий батальон полка Королевских стрелков из бригады Литтлтона предпринял в высшей степени смелую и успешную попытку облегчить давление на своих товарищей, находящихся на Спион-Копе. Чтобы отвлечь от них часть бурского огня, батальон поднялся с северной стороны и взял приступом холмы, представлявшие собой продолжение той же самой гряды. Предполагалось, что операция будет не более чем мощной ложной атакой, однако стрелки настойчиво шли вперёд, пока, запыхавшиеся, но победоносные, не оказались на самой вершине позиции, отметив дорогу, по которой прошли, примерно сотней убитых и умирающих. Продвинувшись гораздо дальше, чем требовалось, они получили приказ возвращаться; и именно в тот момент, когда Бьюкенен Ридделл, их отважный полковник, поднялся, чтобы прочитать послание Литтлтона, бурская пуля попала ему в голову. Он стал ещё одним из тех доблестных командиров, которые погибли так же, как жили — во главе своих полков. Чисхольм, Дик-Канингэм, Даунмэн, Уилфорд, Ганнинг, Шерстон, Теккерей, Ситвел, Маккарти О'Лири, Эрли — они вели своих солдат к вратам смерти и сами вошли в эти врата. Это была великолепная операция 3-го полка Королевских стрелков. «Неплохая перестрелка, неплохое восхождение, неплохой бой», — сказал их бригадный генерал. Совершенно очевидно, что, если быЛиттлтон не бросил в бой два своих полка, давление на вершину Спион-Копа могло бы стать невыносимым, как очевидно, что, если бы он только не оставил позицию, которую завоевали Королевские стрелки, буры никогда бы снова не заняли Спион-Коп.
И теперь, под покровом ночи, и под снарядами, густо падающими на плато, измученному Торникрофту предстояло принять решение, следует ли ему держаться ещё один такой день или сейчас, используя темноту, отвести свои измотанные войска. Если бы он мог видеть, как подавлены буры, и уже подготовились к отходу, то остался бы на своей позиции. Однако это было от него скрыто, а ужас собственных потерь был слишком очевиден. Сорок процентов его солдат погибло. Тринадцать сотен мёртвых и умирающих — мрачное зрелище и на широком поле боя, но когда это количество находится на ограниченном пространстве, где с одного большого камня можно видеть все разорванные и разбросанные тела, а стоны раненых сливаются в ужасный гул, то лишь поистине железный человек может противостоять такому свидетельству беды. В более суровые времена Веллингтон был способен обозревать четыре тысячи тел, лежащих в узких границах бреши города Бадахос, но его твёрдость поддерживало сознание, что цель, за которую они отдали свои жизни, достигнута. Если бы задача не была завершена, неизвестно, не отступила ли от её завершения даже такая стойкая душа. Торникрофт увидел ужасающие потери одного дня и отказался от мысли повторить его. «Лучше шесть батальонов в сохранности внизу, чем никого наверху утром», — сказал он, и отдал приказ отходить. Человек, который встретил войска во время спуска, рассказывал мне, насколько далеки они были от беспорядочного бегства. В смешанном строю, но спокойно и надлежащим образом длинная тонкая шеренга с трудом шла сквозь темноту. Спёкшиеся губы солдат не хотели внятно произносить, но невольно шептали: «Воды! Где здесь вода?» У подножия холма они снова построились по полкам и походным порядком двинулись обратно в лагерь. Утром залитая кровью вершина с грудами убитых и раненых, была в руках Боты и еголюдей, чьё бесстрашие и упорство заслужили победу, которая им досталась. Теперь нет сомнений, что в 3 часа утра Бота, зная, что королевские стрелки взяли позицию Бюргера, считал дело безнадёжным, и никто не был удивлён больше него, когда выяснилось (из доклада двух разведчиков), что к нему пришла победа, а не поражение.
Как же нам оценить эту операцию, за исключением того, что это был смелый шаг, смело осуществлённый и не менее смело встреченный? В течение войны результаты артиллерийского огня с обеих сторон были разочаровывающими, но на Спион-Копе, вне всякого сомнения, именно пушки принесли бурам победу. Дома испытывали настолько горькое разочарование, что появилась тенденция довольно резко порицать сражение, однако теперь трудно, учитывая имеющиеся факты, сказать, чего не сделали, что могло бы изменить результат. Если бы Торникрофт знал все, что теперь известно нам, он бы не ушёл с холма. Прежде всего, представляется необъяснимым, как столь важное решение, от которого зависела вся операция, можно было полностью возложить на одного человека, простого подполковника. «Где же командиры?» — крикнул один фузилер, и историку остаётся только присоединиться к его вопросу. Генерал Уоррен находился у подножия холма. Если бы он поднялся и решил, что там следует закрепиться, он мог бы отправить вниз утомлённые войска, доставить наверх небольшое количество свежих сил, приказать инженерам углубить окопы, постараться поднять воду и орудия. Именно командующий дивизией должен был взять в свои руки бразды правления в такой решающий момент и дать отдых усталому человеку, который целый день ожесточённо сражался.
Последующее обнародование официальных донесений мало добавило к нашему знанию, разве что проявило недостаток согласия между Буллером и Уорреном и показало, что Буллер в течение операции потерял всякую веру в своего подчинённого. В этих докладах генерал Буллер высказывает мнение, что, если бы Уоррен действовал более энергично, обходной манёвр слева стал бы относительно лёгким делом. В этом, пожалуй, с ним согласится большинство военных специалистов. Он, однако, добавляет: «19 января мне следовало принять командование на себя. Я видел, что дела идут плохо, — несомненно, это было очевидно всем. Я виню себя за то, что не поступил так. Не сделал же я этогопотому, что в таком случае дискредитировал бы генерала Уоррена перед войсками, а, если бы я погиб, ему пришлось бы отходить за Тугелу, что при потере доверия к командиру могло привести к очень серьёзным последствиям. Оставляю на суд высших инстанций решать, насколько веским является мой аргумент». Не требуется инстанции более высокой, чем здравый смысл, чтобы сказать, что сей аргумент совершенно неубедителен. Никакие возможные последствия не могли перевесить вероятность того, что операция закончится неудачей и Ледисмит не получит помощи, а такой поворот событий в любом случае неизбежно дискредитирует Уоррена в глазах его солдат. Кроме того, репутация подчинённого не страдает, когда начальник заменяет его во главе решающей операции. Тем не менее, эти личные противоречия можно положить под сукно, и вообще не доставать их оттуда.
Вследствие того, что четыре тысячи солдат толпились на пространстве, которое могло предоставить укрытие лишь пяти сотням, потери в этом бою были огромными — не менее тысячи пятисот человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, при чрезвычайно высокой доле убитых (из-за артиллерийского огня). Больше всех поредел Ланкаширский фузилерский полк, а их полковник Бломфилд получил ранение и попал в руки неприятеля. Королевский ланкастерский полк тоже понёс тяжёлые потери. Из 180 человек Торникрофта из строя выбыло 80. Имперский полк лёгкой пехоты, необстрелянный корпус эмигрантов Ранда, для которых этот бой стал боевым крещением, потерял 130 человек. Среди офицеров потери особенно значительны — 60 убитых и раненых. Бурские списки называют примерно 50 убитых и 150 раненых, что, скорее всего, недалеко от истины. Без артиллерийского огня потери британцев, вероятно, тоже не превысили бы этих цифр.
С момента форсирования Тугелы генерал Буллер потерял две тысячи человек, а его цель оставалась недостигнутой. Рисковать потерей значительной части войск и идти на штурм лежащих впереди холмов или возвращаться за реку и пытаться найти более лёгкий путь где-нибудь в другом месте? К удивлению и разочарованию как общества, так иармии он выбрал второй вариант и к 27 января беспрепятственно отступил на противоположную сторону Тугелы. Следует признать, что его отход был великолепно организован, а благополучно перевезти солдат, орудия и запасы через широкую реку перед лицом победоносного противника — значит проявить воинское мастерство. Невозмутимыйи непреклонный, он своим твёрдым поведением вернул спокойствие и уверенность раздражённым и разочарованным войскам. Но, безусловно, у многих (здесь и дома) на сердце осталась тяжесть. После двухнедельной кампании, больших потерь и мук как Ледисмит, так и его освободители имели не больше, чем в момент выступления. Буллер все ещё удерживал командную высоту Маунт-Элис, но кроме неё нечем было оправдывать такие страшные жертвы и усилия. Снова наступила томительная пауза, в течение которой Ледисмит, удручённый неоправдавшейся надеждой, с половинной нормой конины мрачно ждал следующего движения с юга.
Глава XVI.
Вааль-Кранц
Ни генерал Буллер, ни его войска не потеряли присутствия духа из-за провала их планов и тяжёлых потерь, причиной которых стала операция на Спион-Копе. Солдаты ворчали, это верно, и клялись, что, даже если бы даже двум третям из них пришлось сложить головы, они все равно прошли бы сквозь этот лабиринт окаймлённых смертью холмов. Нет сомнений, что они смогли бы. Но с самого начала до самого конца их генерал демонстрировал огромное (некоторые считали, чрезмерное) уважение к человеческой жизни ине собирался пробивать дорогу кровью, если появлялся шанс изыскать иные средства. На следующий день после возвращения он изумил и свою армию, и всю Империю объявлением, что нашёл ключ к позиции и надеется быть в Ледисмите уже через неделю. Кто-то верил. Кто-то пожимал плечами. Не обращая внимания на друзей и врагов, хладнокровный Буллер продолжал разрабатывать свою новую комбинацию.
В последующие несколько дней подошло пополнение, которое с лихвой перекрыло потери предыдущей недели. Батарея конной артиллерии, два тяжёлых орудия, два эскадрона 14-го гусарского полка и двенадцать-четырнадцать сотен пехотинцев прибыли разделить будущую славу или беду. Утром 5 февраля армия снова выступила попытаться отвоевать путь на Ледисмит. Было известно, что в городе свирепствует брюшной тиф, что снаряды, пули и болезни выбили огромную часть гарнизона, что пайки (мясо истощённых лошадей и интендантских мулов) уменьшаются. Когда их товарищи — во многих случаях это были батальоны их полков — испытывали такие муки в двадцати пяти километрах отних, солдаты Буллера были исполнены решимости отдать борьбе все свои силы.
Предыдущая попытка совершалась по линии, идущей на запад от Спион-Копа. Если же проследовать от него на восток, то придёшь к высокой горе под названием Дорн-Клооф. Между двумя этими пиками лежит низкая гряда Бракфонтейн и небольшой отдельно стоящий холм Вааль-Кранц. Замысел Буллера состоял в том, чтобы захватить этот небольшойВааль-Кранц, обойти высоты и пропустить свои войска на плато по другую сторону гряды. Он все ещё удерживал брод в Потжитерсе, контролировал там местность со Сварт-Копа и тяжёлыми орудиями с Маунт-Элиса и, следовательно, у него оставалась возможность переправлять войска в любой нужный момент. Он планировал произвести шумную ложную атаку на Бракфонтейн, затем стремительно захватить Вааль-Кранц и таким образом открыть дорогу на Ледисмит.
Предварительным условием являлся подъем пушек на Сварт-Коп, столь же необходимый, как и трудный. Проложили дорогу. Моряки, инженеры и артиллеристы с энтузиазмом работали под общим руководством майоров Финдлея и Апсли Смита. При помощи стальных тросов наверх затащили батарею горной артиллерии, два полевых орудия и шесть корабельных 12-фунтовых пушек. Боезапас подняли вручную. 5 февраля в шесть часов утра другие орудия открыли яростный и, скорее всего, безвредный огонь по Бракфонтейну, Спион-Копу и прочим бурским рубежам. Сразу после обстрела началась ложная атака на Бракфонтейн, которую с большим «шумом» и решимостью поддерживали, пока полностью не подготовились к настоящей. Эту часть плана осуществляла бригада Уинна (прежде ею командовал Вудгейт), уже восстановившаяся после боев на Спион-Копе, её поддерживали шесть батарей полевой артиллерии, одна батарея гаубиц и два 120-миллиметровых корабельных орудия. Через три часа в Преторию ушла телеграмма, рассказывающая, как триумфально бюргеры отразили атаку, которую вовсе не предполагалось продолжать. Сначала отступила пехота, затем артиллерия — батареи отходили поочерёдно, соблюдая строгий порядок. Последней батарее, 78-й, достался концентрированный огонь бурских орудий, и её так заволокло пылью, поднятой взрывающимися снарядами, что очевидцы видели лишь то ствол в одном месте, то передок орудия — в другом. Из этого водоворота смерти батарея вышла спокойно, каждая мелочь находилась на своём месте; артиллеристы сами тянули одну повозку, лошади которой были убиты, и с неторопливым достоинством совершила отход. Артиллеристы демонстрировали поразительное мужество в течение всей этой войны, но при ложном ударе на Бракфонтейн оно проявилось особенно ярко.
Пока внимание буров было приковано к бойцам из Ланкашира, через реку быстро навели понтонный мост в местечке Мюнгерс-Дрифт, в нескольких километрах восточнее. Три пехотных бригады (бригады Харта, Литтлтона и Хилдварда) уже сосредоточились там в полной готовности переправляться и ждали, когда ложная атака в достаточной мере отвлечёт на себя врага. Артиллерийский огонь всех семидесяти пушек (стоявших у Сварт-Копа, а также батарей, которые уже вышли из дела у Бракфонтейна) тогда неожиданнообратился на истинную цель атаки — отдельно стоящий Вааль-Кранц. Сомнительно, что какую-либо другую позицию когда-нибудь подвергали столь ужасающей бомбардировке, потому что каждое орудие выбросило больше металла, чем целая германская батарея в дни их последней большой войны. 4-х и 6-фунтовые пушки, о которых говорит принц Крафт, показались бы игрушками в сравнении с этими громадными гаубицами и 120-миллиметровыми орудиями. Но, хотя склон холма был усыпан огромными осколками, вряд ли этотужасный огонь нанёс серьёзный урон находчивым и невидимым стрелкам на холме.
Около полудня британская пехота пошла через мост, который под интенсивным огнём в высшей степени смело и толково навёл отряд инженеров под командованием майора Ирвина. Впереди двигался Даремский полк лёгкой пехоты из бригады Литтлтона, за ним 1-я пехотная бригада, Шотландский и 3-й пехотный полки были выделены для поддержки. Прославленная в войне на Пиренеях[42]прежняя лёгкая пехота, поднимаясь в испанские горы, проявляла не большую решимость и энергию, чем их потомки перед склоном Вааль-Кранца. В разомкнутом строю, с великолепным пренебрежением к свисту шрапнели, они проследовали через равнину и затем стали подниматься. Быстрые фигуры перебегали от укрытия к укрытию, пригибались, бросались вперёд, припадали к земле, бежали, пока наблюдатели на Сварт-Копе не увидели в свои бинокли блеск штыков бросившихся на вершину неистовых солдат, когда они выбивали из окопов последних буров. Позиция была отвоёвана, но немногим больше. Среди камней лежали наши убитые и раненые — семь офицеров и семьдесят солдат. Скудные плоды победы — несколько раненых буров, пять невредимых пленных, группка лошадок басуто и безводный холм, с которого надеялись многого добиться, но в результате мало чего достигли.
Во время наступления произошёл эпизод, весьма колоритный для современной войны. То, что теперь бойцов и орудия не видно, а личность растворяется в массе, лишило поле боя таких случаев, которые украшают, если не оправдывают его. На этот раз отрезанная британским наступлением бурская пушка неожиданно выскочила из укрытия, как заяц из-за кочки, и изо всех сил понеслась через равнину в безопасное место. Она виляла туда-сюда. Лошади напрягались до предела, возчики, наклоняясь, хлестали вожжами, маленькая пушка подпрыгивала. Слева, справа, впереди и сзади рвались британские снаряды, с грохотом разбрасывая лиддит и шрапнель. За кромкой ложбины отважная пушечка исчезла, но через несколько минут снова показалась, прилагая все усилия, чтобы уйти от британского наступления. С одобрительными возгласами и смехом британскиепехотинцы наблюдали за этой скачкой в укрытие, их спортивный азарт подавил всякую национальную ненависть, и они радостно загикали, когда пушка в конце концов исчезла из виду.
Даремцы расчистили путь, другие полки бригады Литтлтона шли за ними по пятам, и к ночи британцы надёжно закрепились на холме. Однако роковая неторопливость, которая погубила предыдущие операции генерала Буллера, снова не позволила ему довести свой успех до логического конца. По меньшей мере дважды в течение этих операций у него возникал неожиданный порыв бросить дело на середине и в этот день больше ничего не предпринимать. Так случилось у Коленсо, когда раньше времени всем силам поступил приказ отступать, и орудия, которые можно было прикрыть огнём пехоты и отвести после наступления темноты, достались врагу. Так же случилось и в решающий момент боя у Вааль-Кранца. Первоначально планировалось брать и соседний холм, Грин-Хилл, который частично господствует над Вааль-Кранцом. Вместе эти два холма составляли завершённую позицию, тогда как по отдельности они создавали неудобное соседство друг для друга. Однако когда адъютант подъехал, чтобы спросить генерала Буллера, не пора ли начинать наступление на Грин-Хилл, он ответил: «На сегодня мы сделали достаточно», — и отложил на потом эту важную часть первоначального плана, что свело все дело на нет.
Для успешного реализации его замысла первостепенное значение имела скорость, как всегда бывает при атаке. Оборона не знает, куда будет наноситься удар, поэтому должна распределять людей и орудия, чтобы прикрыть километры земли. Атакующий знает, где ударит, и за щитом отрядов, отвлекающих внимание неприятеля на себя, может сосредоточить свою армию и бросить все силы на отдельный участок обороны. Но чтобы это сделать, ему следует действовать стремительно. Одним мощным ударом он должен прорвать центр фронта до того, как на помощь подойдут фланги. Если упустить время, если растянутая линия сможет сконцентрироваться, если рассредоточенные орудия будутсобраны вместе, если оборонительные линии будут усилены, тогда единственное преимущество атакующего улетучится. И при второй, и при третьей попытке Буллер проявил такую неторопливость, что, даже если бы наши противники были самой медлительной, а не самой мобильной армией на свете, они все равно смогли бы создать позицию на собственное усмотрение. Топтание на месте Уоррена в первые дни наступления, которое завершилось на Спион-Копе, ещё можно кое-как объяснить проблемами со снабжением, но даже самый снисходительный критик затруднится найти удобоваримую причину для летаргии на Вааль-Кранце. Хотя рассвет наступает вскоре после четырех часов, боевыедействия начали только в семь. Бригада Литтлтона закончила штурм холма в четырнадцать часов, но во второй половине дня и за долгий вечер больше ничего не было сделано. Пока офицеры досадовали, а солдаты чертыхались, энергичные буры неистово трудились, подтягивали свои орудия, преграждали путь, который мы должны были взять. День-два спустя генерал Буллер заметил, что дорога оказалась не такой лёгкой, какой была раньше. Можно было прийти к такому выводу и без экспериментов.
Бригада заняла Вааль-Кранц, оборудовала сангары и вырыла окопы. Утром 6 февраля положение британских сил немногим отличалось от ситуации на Спион-Копе. Снова на вершине холма находилось несколько тысяч человек, открытых артиллерийскому огню с разных направлений, а на холме не было ни одного орудия, чтобы их прикрыть. В одном-двух пунктах дело изменилось в нашу пользу, и поэтому удалось избежать особых потерь. Более растянутая позиция позволила пехоте не толпиться, но в остальном все былотак же, как и две недели назад.
По первоначальному плану, взятие Вааль-Кранца являлось первым шагом к обходу Бракфонтейна с фланга и свёртыванию всего бурского рубежа. Однако после первого шага британцы повели скорее оборонительную, чем наступательную политику. Каким бы ни был общий и окончательный результат операций, присутствующим, вне всякого сомнения, было в высшей степени досадно наблюдать происходящее. 6 февраля обстановка была следующей. За рекой на холме находилась единственная британская бригада, открытаяогню огромного орудия (96-фунтового «Крезо», самого дальнобойного из всех дальнобойных пушек), которое располагалось на Дорн-Клоофе, нескольких орудий меньшего калибра и пулемётов, стрелявших из расщелин и пещер окружающих холмов. С нашей стороны — семьдесят два орудия, тяжёлых и лёгких, все очень шумные и бесполезные. Мне кажется, не будет преувеличением сказать, что буры некоторым образом изменили наше представление об использовании артиллерии, применив естественный и благотворный здравый смысл к предмету, чрезмерно скованному педантичными правилами. Метод буров — одно замаскированное орудие, стоящее там, где никто не может его видеть. Британская система — шесть отважных орудий, идущих в бой строем и разворачивающиеся правильным порядком на глазах у всех. «Всегда помни, — говорит одна из наших артиллерийских аксиом, — что одно орудие — это не орудие». Что приятнее глазу на манёврах — очевидно, но что полезнее, позволим решить многочисленным поединкам шести бурских пушек с шестьюдесятью британскими орудиями. При дымном порохе бесполезно прятать пушку, потому что дым, естественно, её выдаст. При бездымном — орудия настолько незаметны, что офицеры только в сильный бинокль по пыли из-под хобота лафета при их откате могли определить местонахождение пушек, против которых сражались. А если бы буры имели шесть пушек на передовой вместо одной за этим холмом, а другие шесть — за теми дальними камнями, никаких трудностей с определением их местоположения не возникло. Кроме того, британский неписаный закон требует, чтобы орудия находились рядом. В бою при Вааль-Кранце две самых тяжёлых пушки располагались таким образом, что один разорвавшийся между ними снаряд мог бы вывести из строя обе. Офицер, который так их поставил и, следовательно, в жизненно важном деле пренебрёг самыми очевидными велениями здравого смысла, возмутился бы малейшему отступлению от формальных правил или нарушению в уходе за техникой. Преувеличенное внимание к мелочам, недостаток здравого смысла и замедленное восприятие новых идей — вот самые серьёзные и дискредитирующие обвинения, которые можно выдвинуть нашей армии. То, что функция пехоты — стрелять, а не действовать, как средневековые копьеносцы, то, что первый долг артиллерии насколько возможно скрывать своё месторасположение, — два урока из тех, что так часто преподносили нам в течение этой войны, что даже наш закоснелый консерватизм вряд ли может их отбросить.
Бригада Литтлетона затем обороняла Вааль-Кранц; с трех сторон туда падали большие и маленькие снаряды и постоянный дождь винтовочных пуль. За ними, и с той же пользой, как если бы это было на площади Вулиджа, была стянута внушительная масса солдат — две пехотных и две кавалерийских бригады: все рвались в бой, готовые лить свою кровь, пока ручьи не станут красными, если это поможет пробить дорогу к ожидающим их полуголодным товарищам. Но часы шли, а ничего не происходило. Один случайный снаряд тяжёлого орудия бухнулся на них. Другой, из-за какого-то сбоя в артиллерийском деле, медленно заскакал через дивизию, и солдаты, когда он двигался мимо них, улюлюкали и бросали в него шлемы. Орудия на Сварт-Копе, с расстояния примерно в восемь километров, метали снаряды в исполина на Дорн-Клоофе, и в конце концов опустошили свой пороховой погреб под аплодисменты пехоты. Для армии это был пикник и зрелище.
Но не для солдат на Вааль-Кранце. Несмотря на сангар и траншею, этот перекрёстный огонь доставал их, а на другой стороне не было предпринято никаких ложных атак, чтобы отвлечь от их позиции интенсивный огонь. Один раз на западном краю холма неожиданно прозвучал сигнал тревоги — и сутулые бородатые фигуры в фетровых шляпах и с патронташами оказались на гряде, прежде чем их смогли остановить, настолько умно осуществлялось их наступление. Однако яростный бросок Даремского и стрелкового полков снова очистил гребень холма, ещё раз подтвердив, насколько оборона мощнее атаки. Сумерки застали позицию в прежнем состоянии, исключая то, что в течение дня навели ещё один понтонный мост. По нему прошла бригада Хилдварда, чтобы сменить солдат Литтлтона, которые вернулись на отдых под прикрытие орудий Сварт-Копа. Их потери за два дня составили менее двухсот пятидесяти человек — пустяк, если бы была достигнута какая-то цель, но чрезмерно много для всего лишь ложной атаки.
Той ночью солдаты Хилдварда усовершенствовали сооружённую Литтлтоном оборонительную укрепления и закрепились на холме. Лишь одна небольшая ночная атака заставила их на некоторое время сменить лопату на винтовку. Когда утром выяснилось, что буры, как и следовало ожидать, подтянули дальние орудия, усталые солдаты не пожалелио своих ночных трудах. Снова было доказано, насколько безвреден мощный артиллерийский огонь, если позиция просторна и даёт возможности укрыться. Сорок убитых и раненых из всей большой бригады — итог долгого дня под непрерывным обстрелом. А затем, с наступлением ночи пришло решение, что орудий слишком много, что путь слишком труден — и все их большие надежды рухнули с приказом снова отступать за эту проклятую реку. Вааль-Кранц оставили, и кипящей от возмущения бригаде Хилдварда приказали отходить обратно в лагерь.
Глава XVII.
Завершающее наступление Буллера
Героическим моментом осады Ледисмита было отражение мощной атаки. Эпопея должна бы завершиться этой драматической историей. Однако она, напротив, возвращается к переполненным госпиталям, забитым лошадям, спорадическому артиллерийскому обстрелу. В течение ещё шести недель бездействия отважный гарнизон подвергался испытаниям, которые неуклонно перерастали из неудобств в несчастья, из несчастий в горе. Там, на юге, они слышали грохот орудий Буллера и с окружающих город холмов, затаив дыхание, наблюдали за трагедией Спион-Копа, твёрдо веря, что ещё немного, и она превратится в их избавление. Надежды слабели с ослаблением канонады и снова возрасталис рёвом Вааль-Кранца. Но Вааль-Кранц тоже обманул их надежды, и при большом голоде и малых силах они продолжали ждать помощи, которая должна была придти.
Уже рассказано, как генерал Буллер совершал три своих попытки освободить город. Падавшего духом генерала в этот момент поддержали послания лорда Робертса, а армию, которая ничуть не предалась отчаянию, сильно порадовали добрые вести из Кимберли. И генерал, и армия приготовились к последнему решительному броску. Солдаты рассчитывали, что, по крайней мере на этот раз им позволят или пробить себе путь, чтобы помочь голодающим товарищам, или оставить свои кости между холмов, на которые они так долго смотрели. Все, о чем они просили, — это сражение до решительного конца, и теперь оно должно было состояться.
Генерал Буллер делал заход в бурский центр, он выходил бурам в правый фланг, и вот теперь он собирался зайти слева. С этой стороны были очевидные преимущества, что заставляло удивляться, почему сюда не пошли в первую очередь. Во-первых, на этом фланге основной рубеж неприятеля находился на горе Хлангвейн южнее Тугелы — таким образом в случае поражения река оказывалась позади них. Во-вторых, Хлангвейн — единственная высота, с которой можно обстреливать продольным огнём позицию буров в Коленсо, следовательно, плоды победы на этом фланге должны быть значительнее. И, наконец, боевые действия ведутся на небольшом расстоянии от места снабжения, и войска подвергаются меньшей опасности удара во фланг или отрыва от коммуникаций, как это было в случае с наступлением на Спион-Коп. Этим убедительным доводам следует противопоставить единственный факт, что обход буров справа угрожал бы линии отступления неприятеля. В целом соотношение преимуществ было полностью в пользу новой попытки, и армия двинулась в наступление с предвкушением успеха. Из всех примеров стойкости британских войск в этой войне больше всего поражает абсолютная уверенность иискреннее воодушевление, с которым они, трижды потерпев кровавое поражение, выступили в новое рискованное предприятие.
9февраля началось передвижение основной части войск с левого края в центр и на правый фланг. К 11 февраля вторая дивизия Литтлтона (которой раньше командовал Клери) и пятая дивизия Уоррена передвинулись в восточном направлении, оставив кавалерийскую бригаду Берна Мердока охранять западный участок. 12 февраля лорд Дундональд со всей колониальной кавалерией, двумя батальонами пехоты и одной батареей произвёл мощную разведку боем в направлении Хуссар-Хилла (Гусарского холма), ближайшего из нескольких холмов, которые планировалось отбить. Холм взяли, но генерал Буллер снова оставил его, после того как в течение нескольких часов использовал его в качестве наблюдательного пункта. Бой на дальних подступах между отходящей кавалерией и бурами завершился небольшими потерями с каждой стороны.
То, что Буллер видел в свою оптическую трубу за те час-два, что он провёл на Хуссар-Хилле, судя по всему, укрепило его в собственном мнении, поскольку через два дня (14 февраля) вся армия двинулась в эту точку. К утру 15 февраля двадцать тысяч человек сосредоточились на склонах и гребне этой высоты. 16 февраля на позицию подняли тяжёлые орудия. Все было готово к наступлению.
Теперь перед ними находились грозные бурские рубежи Хлангвейн-Хилл и Грин-Хилл, которые, без сомнения, отняли бы несколько тысяч жизней, если брать их с фронта. За ними, на бурском фланге, располагались холмы Монте-Кристо и Синголо, которые оказались самым краем позиции буров. План состоял в том, чтобы интенсивным артиллерийским огнём и угрозой наступления привлечь внимание траншей к центру, а в это время нанести основной удар во фланг по гребню Синголо, который требовалось взять до того, как подойдут к другим холмам. 17 февраля, как только окрасился восток, колониальная кавалерия, вторая дивизия (Литтлтона) и бригада Уинна начали свой обходной марш. Местность была настолько пересечённой, что бойцы вели своих лошадей под уздцы и оказались бы бессильны, встретившись с каким бы то ни было сопротивлением. К счастью, Синголо охраняли слабо, и к вечеру и наша кавалерия, и наша пехота уже хорошо там закрепились, захватив, таким образом, левый фланг бурской позиции. На этот раз горные крепости буров были против них, поскольку конные силы буров настолько мобильны на открытой позиции (с чем столкнулся Метуэн), что очень сложно даже при высокой скорости передвижения вообще найти их фланг. Было очевидно, что какой-то один холм должен завершать их рубеж, и Буллер обнаружил, что это Синголо. В ответ на наше движение им пришлось отвести свой фланг и, следовательно, готовить новую позицию.
Однако даже теперь бурские командиры, по всей видимости, не понимали, что именно здесь наносится основной удар, или, что тоже возможно, река мешала им выслать подкрепление. Но что бы там ни было, ясно, что задача, стоявшая перед британцами 18 февраля, оказалась куда более лёгкой, чем они смели надеяться. Слава этого дня принадлежит английской бригаде Хилдварда (Восточному суррейскому, Западному суррейскому, Западному йоркширскому и 2-му Девонскому полкам). Быстро наступая расчленённым строем, не упуская ни единой возможности укрыться (которых было больше, чем характерно для войны в Южной Африке), они отвоевали край гряды Монте-Кристо и затем быстро очистили вершину. По крайней мере одному из участвовавших полков, Девонскому, придавала сил мысль, что в Ледисмите ждёт помощи их собственный 1-й батальон. Захват холма сделал линию траншей, перед которой стоял Буллер, непригодной для обороны, и он смог немедленно начать наступление с фузилерской бригадой Бартона и овладеть всей бурской позицией Хлангвейна и Грин-Хилла. Это нельзя назвать большой тактической победой, поскольку они не получили никаких трофеев, кроме ничего не стоивших развалин бурских лагерей. Однако это была очень значительная стратегическая победа, потому что она отдала в их руки не только всю южную сторону Тугелы, но и возможность контролировать своими орудиями значительную часть северной стороны, включая те траншеи в Коленсо, которые так долго преграждали им путь. 14 убитых и полторы сотни раненых — небольшая цена за такой результат. С захваченных холмов ликующие войска могли, наконец, увидеть вдали дымку, покрывающую крыши Ледисмита, а осаждённые, сердца которых в надежде забились чаще, навели свои бинокли на далёкие пёстрые пятна, которые говорили им, что их товарищи приближаются.
К 20 февраля британцы твёрдо закрепились вдоль всего южного берега реки, бригада Харта заняла Коленсо, и тяжёлые орудия подтянулись к передовым позициям. Следующейчастью операции было форсирование реки, и встал вопрос, в каком месте следует это делать. Мудрость, которая приходит с опытом, говорит нам теперь, что, несомненно, лучше было производить переправу по краю их левого фланга, потому что, наступая на эту позицию, мы бы подавили их мощный рубеж Питерс так же, как уже до этого взяли Коленсо. Имея в руках самую старшую карту, мы отказались идти с неё и выиграли игру более сложным и рискованным способом. По всей видимости, было сделано предположение (иначе факты просто не поддаются объяснению), что неприятель деморализован и не сможет серьёзно оборонять свои рубежи. Нашим преимуществом на фланге пренебрегли и приказали идти в наступление из Коленсо, что подразумевало фронтальную атаку на позицию Питерс.
21февраля Буллер навёл через реку понтонный мост возле Коленсо, и в тот же вечер его армия начала форсирование. Сразу же стало ясно, что сопротивление буров вовсе не сломлено. Ланкаширская бригада Уинна переправилась первой и до наступления темноты оказалась втянутой в ожесточённый бой. Низкие холмы перед ними сверкали от вспышек ружейного огня. Бригада удержала свои позиции, но потеряла бригадного генерала (второго в течение одного месяца) и 150 сержантов и рядовых. Следующим утром через реку переправились основные силы пехоты, и всю армию полностью ввели в опасное и неоправданное сражение, чтобы пробить прямую дорогу на Ледисмит.
Противостоящие им силы, тем не менее, были ослаблены, как по количеству, так по боевому духу. Несколько тысяч граждан Оранжевой Республики ушли, чтобы защищать собственную страну от наступления Робертса, оставшиеся были подавлены теми новостями, которые их командиры позволили им узнать. Однако бур — стойкий воин, и многие смелые солдаты погибли, прежде чем Буллер и Уайт пожали друг другу руки на Хай-Стрит Ледисмита.
Первым препятствием для нашей армии после форсирования реки стала полоса холмистой низменности, которую наша наступающая пехота постепенно преодолела. К ночи передовые линии британцев и буров оказались так близко друг от друга, что ружейный огонь не прекращался до утра, и не один раз небольшие группы отчаянных стрелков бросались прямо на штыки наших пехотинцев. К утру мы все ещё держали свои позиции по всему фронту, а когда стало подходить все больше и больше нашей пехоты и одно за другим загрохотали орудия, мы стали теснить нашего стойкого неприятеля к северу. 21 февраля главный удар приняли на себя Дорсетский, Мидлсексский и Сомерсетский полки. 22 февраля инициативу взял в свои руки Королевский ланкастерский, а за ним Южный ланкаширский полки. Потребовалась бы настойчивость и время Кинглейка, чтобы в этом изменчивом бою проследить действия отрядов солдат, которые их последних сил пробивались сквозь ружейный огонь. Весь день шло наступление через невысокие холмы, и квечеру мы оказались перед более серьёзной линией гряды Питерс. Операции осуществлялись с неизменной отвагой. Каждый раз одно и то же продолжительное наступление, каждый раз один и тот же треск «маузеров» и стук пулемётов с холма, каждый раз победоносные солдаты на голой вершине, перед ними несколько искалеченных буров и много искалеченных товарищей позади. Это были дорогие победы, но все-таки каждая из них приближала солдат к желанной цели. А теперь, как наступающий прилив, они добрались до подножия Питерс-Хилла. Хватит ли сил, чтобы преодолеть его? От ответа на этот вопрос зависели исход долгого сражения и судьба Ледисмита.
Бригадный генерал Фицрой Харт, которому доверили штурм, является в некоторых отношениях уникальной и колоритной для войны фигурой. Солдат-денди, всегда воплощённая подтянутость от шлема до носков его великолепно начищенных коричневых ботинок, он привносит в военное дело ту же аккуратность, какую любит в своей одежде. Педантичный в мелочах, он, на самом деле, во время сражения при Коленсо, прежде чем повести Ирландскую бригаду в бой, полчаса тренировал её и под сильным огнём расставлял ориентиры, чтобы она перестраивалась из сомкнутого строя в расчленённый по всем научным канонам. Тяжёлые потери бригады в этом бою до некоторой степени приписывались ему, что отразилось на его популярности, но когда солдаты узнали его получше, увидели его романтическое бесстрашие и эксцентричный воинский юмор, их антипатия превратилась в восхищение. Его личное пренебрежение к опасности было общеизвестно и прискорбно. «Где генерал Харт?», — спрашивал кто-нибудь во время боя. «Я его не видел, но знаю, где вы его найдёте. Идите на линию огня, он где-нибудь там стоит на камне», — следовал ответ. Он был заговорён от смерти. Находиться рядом с ним было опасно. «К кому ты направляешься?» «К генералу Харту», — отвечал адъютант. «Тогда прощай!» — кричали ему товарищи. Чёрный юмор буквально пронизывал его натуру. Совершенно серьёзно записано, и многие верят, что он выстроил один полк на вершине холма под огнём, чтобы научить солдат не вздрагивать от выстрелов. Под хохот своих ирландцев он на линии огня неспешно расхаживал между рядами. Таков был человек, который вселил в Ирландскую бригаду настолько высокий боевой дух, что во всей армии доблестных солдат никто не мог равняться с ними. «Их броски были самыми стремительными, их броски были самыми дальними, они меньше всех проводили времени в укрытии», — отметил тонкий военный наблюдатель. Харту и его бригаде поставили задачу расчистить путь на Ледисмит.
В это рискованное предприятие он взял с собой 1-й Иннискиллингский и 2-й Дублинский фузилерские полки, 1-й полк коннаутских рейнджеров и Имперский полк лёгкой пехоты, вместе составлявшие знаменитую 5-ю бригаду. Ирландцы уже и так находились во главе британского наступления, и теперь, когда они пошли дальше, на их место выдвинулись 1-я пехотная бригада и Даремский полк лёгкой пехоты из бригады Литтлтона. Холм, который предстояло взять, находился справа, и солдатам потребовалось по одному преодолеть больше километра под сильным огнём, чтобы добраться до места, которое представлялось наиболее подходящим для их дела. Там, уже недосчитавшись шестидесяти своих товарищей, они собрались и начали осторожное наступление на линии траншей и сангаров, сплошь покрывавших коричневый склон.
Какое-то время они имели возможность укрываться, и потери были относительно невелики. Но теперь, когда вечернее солнце отбросило от холмов длинные тени, иннискиллингцы оказались на самом краю валунов, а между ними и основной траншеей врага лежал открытый склон. Наверху, откуда лилась шрапнель и с грохотом неслись большие снаряды, они смутно видели бородатые лица и чёрные точки фетровых шляп. С пронзительным криком иннискиллингцы рванулись вперёд, с ходу взяли первый окоп и отчаянно бросились на второй. Это была исключительно напористая атака против исключительно упорной обороны — отважные буры никогда не сражались лучше, чем в этот февральский вечер. Под столь сокрушительным артиллерийским огнём, какого ещё не приходилось испытывать смертным, они, эти стойкие люди вельда, упорно держались, быстро и метко стреляли в неистовые ряды ирландцев. На крик штурмующих отвечал жестокий стук «маузеров» и грудной рёв фермеров. Наша пехота поднималась все выше и выше, падая, вставая, упрямо бросаясь на стреляющую линию окопов. Но бородатые лица по-прежнему смотрели на ирландцев из-за бруствера траншеи, и по-прежнему волна свинца прокатывалась по их рядам. Полк остановился, опять пошёл вперёд, снова остановился, его нагнали роты Дублинского и Коннаутского полков, он ещё продвинулся, и в конце концов рассыпался на группки, которые стремительно побежали в укрытия мимо своих раненых товарищей. Никогда на этой земле не было отступления, стыдиться которого оставшиеся в живых имели бы меньше оснований. Они держались до последней возможности. Их полковник, десять офицеров и больше половины полка остались лежать на камнях того рокового холма. Честь им и слава, честь и слава также доблестным голландцам, которые вросли в свои окопы и устояли перед таким бешеным натиском! Сегодня им, завтра нам — но настоящий солдат всегда благодарит Бога сражений за достойного противника.
Однако одно дело — отразить атаку британского солдата и совсем другое — обратить его в бегство. При страшном испытании у Магерсфонтейна Шотландский полк уже через несколько сотен метров восстановил боевой порядок. Так и ирландцы теперь отступили не далее ближайшего укрытия, и там решительно ухватились за землю, которую завоевали. Если ты знаешь, какие преимущества имеет оборона над атакой, тогда пойди и возьми штурмом эту линию крепких солдат, теперь, в час твоей победы и торжества, приятель бур! Приятель бур сделал такую попытку, и, надо сказать, тоже умело направил отряд во фланг, чтобы уничтожить позицию огнём. Но бригада, хотя и сильно поредевшая, отбила их без особых затруднений, и утром 24 февраля находилась все на той же отвоёванной ею земле.
Наши потери были очень значительны — полковник Иннискиллингского полка Теккерей, полковник Дублинского полка Ситвел, три майора, двадцать офицеров и в целом около шестисот человек из 1200 участвовавших в бою. Понести такие потери и не пасть духом — самая серьёзная проверка, которой могут подвергнуться войска. Имелась ли возможность избежать таких потерь? Следуя первоначальной линии наступления с Монте-Кристо, обходя неприятеля слева, — вероятно. Но иным образом — нет. Холм преграждал путь, и его нужно было брать. В военной игре нельзя играть без заклада. Ты проигрываешь и платишь, и, когда игра честная, лучший игрок — тот, кто платит с достоинством. Атака была хорошо подготовлена, хорошо проведена и не удалась только вследствие преимуществ обороны. Мы ещё раз подтвердили то, что уже не раз доказывали раньше, — никакой героизм и никакая дисциплина не помогут при фронтальной атаке на смелых хладнокровных людей, вооружённых скорострельными винтовками.
В то время как Ирландская бригада штурмовала Рейлвей-Хилл, произвели атаку по левому флангу, по всей вероятности, скорее, ложный манёвр, чтобы не дать бурам послатьподкрепление свои товарищам, чем настоящее наступление на их рубеж. Однако как бы там ни было, атака стоила жизни по крайней мере одному отважному солдату, поскольку среди павших был полковник Уэльского фузилерского полка Торольд. Торольд, Теккерей и Ситвел за один вечер. Кто может сказать, что британские полковники не подавали пример своим солдатам?
Армия оказалась в тупике. Рейлвей-Хилл преграждал путь, и, если солдаты Харта не могли взять его штурмом, то трудно сказать, кто бы смог. 24 февраля застало две армии друг против друга в этой ключевой точке: ирландцы по-прежнему держались на склонах холма, а буры стояли на вершине. Весь день между ними шла жаркая перестрелка, но каждая сторона располагалась в надёжных укрытиях. Правда, от случайных снарядов несколько пострадали войска поддержки. Мистер Уинстон Черчилль написал, что на его глазах три выпущенных наугад по противоположному склону шрапнельных снаряда выбили девятнадцать человек и четыре лошади. Неприятель мог и не знать, какой урон нанесли эти три снаряда, поэтому мы тоже смеем надеяться, что наш артиллерийский огонь часто был не так бесполезен, как нам казалось.
Генерал Буллер теперь понял, что буры не просто ведут арьергардный бой, а всей армией отчаянно защищаются, поэтому он вернулся к тому обходному манёвру, от которого, как показали события, и не следовало отказываться. Ирландская бригада Харта на тот момент являлась практически правым флангом британской армии. Его новый план — и прекрасный — предполагал оставить Харта сковывать буров в этом пункте и двинуть центр и левый фланг через реку, а потом обратно, в обход левого крыла противника. Врезультате этого манёвра Харт оказывается вместо правого фланга левым, а Ирландская бригада — шарниром, на котором должна повернуться вся армия. Это был масштабный замысел, превосходно реализованный. 24 февраля вели безрезультатный артиллерийский огонь — и разрабатывали план будущего наступления. Тяжёлые орудия снова переместили за реку на гряду Монте-Кристо и Хлангвейн, произвели подготовку к переброске армии с запада на восток. Неприятель по-прежнему стрелял и время от времени бросался на людей Харта, но при четырех ротах 2-й пехотной бригады, прикрывающей фланги, позиция ирландцев оставалась надёжной.
Все это время, вследствие противоречия между нашими представительствами и бурами, мы не получали разрешения забрать наших раненых, и несчастные парни, несколько сотен человек, лежали между линиями фронта в течение тридцати шести часов, страдая от жажды, — один из самых тягостных эпизодов этой кампании. Теперь, 25 февраля, перемирие объявили, и выжившим оказали возможную помощь. В тот же день сердца наших солдат упали, когда они увидели поток повозок и орудий, опять пересекающих реку. Что, нас снова повернули? Неужели эти смельчаки напрасно пролили свою кровь? Все скрежетали зубами при этой мысли. Высшая стратегия была не про них, но назад есть назад и вперёд есть вперёд, а они знали, куда стремятся их гордые сердца.
26февраля ушло на масштабное перемещение войск, необходимое при столь полной перемене тактики. Под завесой огня тяжёлой артиллерии британский правый фланг стал левым, а левый превратился в правый. Через реку рядом со старым бурским мостом у Хлангвейна навели второй понтонный мост и по нему переправили крупные силы пехоты — фузилерскую бригаду Бартона, Ланкаширскую бригаду Китчинера (который сменил Уинна, заменившего Вудгейта) и два батальона бригады Норкотта (которой раньше командовалЛиттлтон). Бригаду Коука оставили в Коленсо, чтобы не допустить контратаки по нашему левому флангу и линиям снабжения. Таким образом, пока Харт с Даремским полком и1-й пехотной бригадой сковывал буров в центре, основные силы армии быстро переместились на их левый фланг. К утру 27 февраля все было на своих местах для нового наступления.
Напротив пункта сосредоточения войска находились три бурских холма; ближайший, для удобства, можно назвать холмом Бартона. При прежнем расположении армии штурм этой высоты стал бы делом исключительной сложности, но теперь, когда тяжёлые орудия были возвращены на командную позицию, откуда они могли обстреливать склоны и вершину холма, армия восстановила своё первоначальное преимущество. На заре фузилеры Бартона форсировали реку и под пронзительной завесой снарядов пошли в атаку. Совершая броски и припадая к земле, они поднимались все выше и выше, пока их блестящие штыки не засверкали на вершине. Умелая артиллерия сделала своё дело, и первый большой шаг в этой последней фазе освобождения Ледисмита свершился. Потери оказались невелики, а польза огромна. На отвоевавших вершину фузилеров снова и снова обрушивались массы стрелков, прильнувших к склонам холма, но они держались крепко, с каждым часом все крепче.
Из трех бурских холмов, которые требовалось взять, ближайший (или восточный) был теперь в руках британцев. На дальнем (или западном) по-прежнему припала к земле Ирландская бригада, в любой момент готовая к последнему броску через несколько сотен метров, отделяющих её от окопов неприятеля. На центральном холме все ещё находился неприятель. Возьмём его — и вся позиция наша. Вперёд, в последнюю атаку! Направьте туда все орудия — каждую пушку с Монте-Кристо, каждую пушку с Хлангвейна! Разверните туда все винтовки — каждую винтовку солдат Бартона, каждую винтовку солдат Харта, каждый карабин дальней кавалерии! Снесите его вершину пулемётными очередями! Атеперь встаньте вы, ланкаширские воины, солдаты Норкотта! Вершина или геройская смерть, за этим холмом вас ждут страдающие товарищи! Вложите в этот час весь свой огонь, всю душу — в этот последний час, потому что, если вы уступите сейчас, то уступите навсегда, а если победите, то, и когда ваша голова станет седой, кровь будет бежать быстрее при мысли о бое в это утро. Продолжительная драма подошла к завершению; работа одного короткого дня покажет, каков будет её исход.
Но никто в нем не сомневался. Ни на одно мгновение, ни в одном месте всей протяжённой линии наступление не дрогнуло. Это был великолепный момент Натальской кампании, когда ряды пехоты, волна за волной, пошли на холм. Слева с картавыми проклятиями северян Англии к вершине стремились Ланкастерский, Ланкаширский фузилерский, Южный ланкаширский и Йоркский полки. Спион-Коп и тысяча товарищей взывали к отмщению. «Помните, солдаты, на вас смотрит Ланкашир», — кричал доблестный Маккарти О'Лири. Древняя 40-я шла вперёд, отмечая свой путь телами убитых товарищей. Справа Восточный суррейский, Камероновский, 3-й пехотный и Даремский полки, 1-я пехотная бригада и мужественные ирландцы, так сильно поредевшие, но не потерявшие боевого духа, — все упорно продвигались вверх и вперёд. Огонь буров стихает, прекращается — они бегут! Неистовые люди в шляпах на вершине Хлангвейна видят силуэты энергичных фигур наступающих и понимают, что позиция принадлежит им. Торжествующие солдаты на гряде, они танцуют и громко кричат. Солнце в ореоле уходит за высокие Дракенсбергские горы, и точно так же в Натале эта ночь навсегда хоронит надежды бурских захватчиков. После сомнений и хаоса, крови и напряжённого труда звучит, наконец, приговор, что меньшему не следует давить большего, что мир принадлежит человеку двадцатого, а не семнадцатого века. После двух недель сражений усталые войска в эту ночь легли спать с уверенностью, что дверь наконец приоткрылась и свет пробивается. Ещё одно усилие — и она распахнётся перед ними.
За линией взятых холмов находилась равнина, простирающаяся до самой Бульваны, — того пагубного соседа, что нанёс Ледисмиту столько вреда. 27 февраля более половины рубежа на Питерсе перешло в руки Буллера и оставшаяся часть стала непригодной для обороны. Буры потеряли около пятисот человек убитыми, ранеными и пленными[43].Британскому генералу и его солдатам казалось, что ещё один бой — и они, наверняка, будут в Ледисмите.
Но тут они ошиблись, мы же за эту кампанию так часто проявляли излишний оптимизм, что на этот раз обнаружили, что наши надежды превзошли ожидания. Буры были разбиты — разгромлены и лишены боевого духа. Навсегда останется предметом для догадок, вели они Натальскую кампанию полными силами или известия о проблемах Кронье на западном театре военных действий заставили их сократить силы на востоке. Я, со своей стороны, полагаю, что заслуга принадлежит мужественным солдатам Наталя и, наступая на эти рубежи, они в любом случае, с Кронье или без него, пробились бы к Ледисмиту.
Тут затянувшаяся история быстро идёт к концу. Осторожно прощупывая путь горсткой лошадей, британцы двинулись через широкую равнину. То здесь, то там их задерживал треск ружейного огня, но каждый раз при их приближении препятствие удалядось и исчезало. В конце концов Дундональд понял, что на самом деле нет преград между его кавалеристами и осаждённым городом. С эскадроном Имперского полка лёгкой кавалерии и эскадроном натальских карабинеров он скакал вперёд, пока отряд сторожевой заставы Ледисмита не спросил у приближающейся кавалерии пароль — мужественный город был спасён.
Трудно сказать, кто проявил большую стойкость, освобождённые или освободители. Город, непригодный для обороны, находящийся в низине под господствующими высотами, держался 118 дней. Он отразил два штурма и терпел непрерывную артиллерийскую бомбардировку, на которую в конце, не имея тяжёлых боеприпасов, не мог дать адекватного ответа. Подсчитано, что на город обрушилось 16 000 снарядов. Двумя успешными вылазками британцы вывели из строя два из трех тяжёлых орудий неприятеля. Их изнурял голод (конина уже подходила к концу), и косили болезни. В госпитале одновременно находилось более 2000 заболевших брюшным тифом и дизентерией, а общее количество получивших медицинскую помощь в стационаре практически равнялось численности гарнизона. Десятая часть солдат умерла от ран и болезней. Оборванные, босые и истощённые, мрачные воины все равно не теряли боевого духа. На следующий после снятия осады день 2000 из них выступили преследовать буров. Один из проводников написал, что никогда не видел более горького зрелища, чем эти бледные солдаты, сгибающиеся под своими винтовками и задыхающиеся от тяжести боеприпасов, которые, шатаясь, преследовали своегоотступающего грозного врага. Спасибо Господи, что они не догнали буров!
Списки потерь осаждённого гарнизона были велики, но и освободившей их армии — не меньше. Армия Буллера пробилась к полному успеху через провалы и самые глубокие бездны отчаяния. В Коленсо она потеряла 1200 человек, на Спион-Копе — 1700, на Вааль-Кранце — 400, и теперь, в этом последнем долгом наступлении, — ещё 1600 человек. Общие потери составили более 5000 человек, свыше 20 процентов всей армии. Некоторые отдельные полки пострадали особенно тяжко. Дублинский и Иннискиллингский фузилерские полкивозглавляют этот скорбный реестр, у них в строю осталось только пять офицеров и 40 процентов солдат. За ними следуют Ланкаширский фузилерский и Королевский ланкастерский полки, тоже сурово поредевшие. То, что после одного поражения за другим солдаты все равно по-прежнему упорно шли в бой под командованием Буллера, хорошо говорит о его воле к победе и способности поддерживать свой авторитет командира.
3марта армия Буллера торжественно вступила в Ледисмит; по обеим сторонам дороги стояли защитники города. За героизм Дублинский фузилерский полк поставили во главеколонны. Рассказывают, что, когда солдаты, выстроившиеся вдоль улиц, увидели пять офицеров и небольшую группу солдат — остатки прежнего мощного батальона, они впервые осознали цену своего освобождения; многие из них рыдали, как дети. Под приветственные возгласы поток смельчаков долго тёк меж берегов из таких же смелых солдат. Но для военных целей гарнизон был бесполезен. Понадобится целый месяц отдыха и усиленного питания, чтобы они снова смогли выйти на поле боя.
Итак, головоломка Тугелы в конце концов была разрешена. Даже с высоты нашего сегодняшнего знания сложно соразмерно распределить похвалу и порицание. Одобряя оптимизм Саймонса, придётся осудить его за первоначальные шаги, усложнившие дело; но человек смертен, и он жизнью заплатил за свою ошибку. Уайт, только неделю назад прибывший в страну, не мог изменить боевую обстановку. Он сделал все, на что способен, совершил одну-две ошибки, великолепно проявил себя в паре моментов и руководил обороной со стойкостью и отвагой, которые выше всяких похвал. К счастью, она не вылилась в совершенно безнадёжное дело, подобное тому, в котором оказался Массена[44]в Генуе, но ещё несколько недель превратили бы её в трагедию. Уайту повезло с войсками, находившимися под его началом (половина из них были опытные солдаты из Индии[45]),и исключительно повезло с офицерами: Френчем (в операциях до осады), Арчибальдом Хантером, Яном Гамильтоном, Хедвортом Лэмбтоном, Дик-Канингэмом, Ноксом, Де Курси, Гамильтоном и всеми остальными решительными и преданными воинами, которые стояли (пока могли стоять) рядом с ним. Но больше всего ему повезло с офицерами службы снабжения — победу обеспечили в кабинетах полковника Уарда и Стоунмэна в той же степени, что и в окопах и сангарах Сизарс-Кэмпа.
Буллеру, как и Уайту, пришлось столкнуться с уже сложившейся ситуацией. Хорошо известно, что сам он был искренне уверен, что по Тугеле проходит основной фронт обороны Наталя. Когда он прибыл в Африку, Ледисмит уже был осаждён, и ему пришлось отказаться от плана прямого вторжения и спешить на помощь дивизии Уайта. Вопрос, не пришла бы эта помощь к Уайту скорее, если бы Буллер следовал первоначальному плану, ещё долго будет оставаться предметом для дискуссий военных специалистов. Если бы Буллер в ноябре знал, что Ледисмит способен продержаться до марта, то, возможно, он — со своим целым армейским корпусом и всеми войсками, которые он позаботился привезти из Англии, — за четыре месяцы так продвинулся бы в Оранжевой Республике, что это потребовало бы снять осаду и Кимберли, и Ледисмита. Если бы буры не отказались от блокады этих городов, то не смогли бы выставить на реке Оранжевой более 20 000 человек против 60 000, которых Буллер привёл бы туда к первой неделе декабря. Можно было бы воссоединить силы Метуэна, Френча, Гатакра и Наталя, оставив гарнизоны в Питермарицбурге и Дурбане, а в резерве иметь ещё шестьдесят тысяч человек в колонии и на море, чтобы закрыть бреши в наступлении. Двигаясь по равнинной местности, где много места для обходных манёвров, он, вероятно, оказался бы в Блумфонтейне к Рождеству, а на реке Вааль к концу января. Что бы тогда оставалось делать бурам? Или стоять перед Ледисмитом, зная, что их столицу и золотые копи в их отсутствие взял неприятель, или прекращать осаду и возвращаться, чтобы защищать собственные дома. Такой способ борьбы с бурами, на взгляд гражданского лица, потребовал бы меньших жертв, но, возможно, продолжительная борьба Ледисмита обусловила более решительный и полный разгром неприятеля в будущем. По крайней мере, план, который мы приняли, спас Наталь от тотального опустошения, а это тоже серьёзный аргумент.
Выработав линию, Буллер принялся за решение задачи неторопливым, осмотрительным, но настойчивым образом. Невозможно, однако, отрицать, что его настойчивость в значительной степени обусловливалась жёсткими пожеланиями Робертса и солдатской стойкостью Уайта, который отказывался принять предложение капитуляции. Давайте допустим, что перед Буллером стояла самая сложная задача этой войны, и он её разрешил. Этого простого признания достаточно, чтобы смягчить критические замечания. Однако удивительно, что в своих действиях он проявил качества, обычно ему не свойственные, и не проявил как раз те, что считались для него характерными. Он выступил на дело с репутацией честного солдата Джона Булля, который потерпит поражение или нанесёт его, но будет упорно идти вперёд без всяких колебаний. Он никогда не обнаруживалособого стратегического дара. Однако по сути дела, отказ от дальнейших попыток в Коленсо, переправа для действий на Спион-Копе, отвод оказавшейся в рискованном положении армии, форсирование на Вааль-Кранц с умелым ложным ударом по Бракфонтейну, завершающие операции и особенно полная перемена фронта после третьего дня боев наПитерсе — стратегические шаги, серьёзно продуманные и великолепно осуществлённые. С другой стороны, задержки в продвижении вперёд и нежелание идти на риск или нести большие потери даже в случае временного поражения являлись характерными чертами его командования. Боевые действия на Вааль-Кранце особенно сложно защищать от обвинений в чрезмерной неторопливости и вялости. Этот «свинцовый боец», как его прежде называли, оказался исключительно щепетильным в отношении жизней своих солдат — само по себе прекрасное качество, однако существуют ситуации, когда сберечь их сегодня — означает подвергнуть дополнительному риску завтра. Победа была у него в руках, но в этот самый момент он проявлял дискредитирующие его качества. Имея две кавалерийские бригады, он не бросил их на преследование отступающих буров, с их орудиями и бесконечными вереницами повозок. Правда, он мог понести тяжёлые потери, но правда и то, что успех мог положить конец бурскому вторжению в Наталь и жизни наших бойцов были бы потрачены не зря. Если кавалерию нельзя использовать в преследовании отступающего врага, обременённого огромным обозом, то её дни, действительно, прошли.
Снятие осады Ледисмита взволновало народы Империи как никакое другое событие (разве что, возможно, последующее освобождение Мафекинга) на памяти нашего поколения. Даже благоразумный, хладнокровный Лондон на сей раз трепетал от счастья. Мужчины, женщины и дети, богатые и бедные, дворянин и дворник слились во всеобщей радости. Мысль о нашем гарнизоне, его лишениях, нашей неспособности помочь, об их и нашем унижении долгие месяцы угнетала души. Она давила на нас до такой степени, что, постоянно держа её в голове, мы не могли говорить о ней вслух — так было больно. А теперь, в одно мгновение, камень снят. Взрыв ликования не был празднованием победы над отважными бурами. Это был праздник нашего собственного избавления от унижения, радость сознания, что кровь наших сыновей была пролита не зря, что самый чёрный день позади и вдали уже пробивается свет мира. Именно поэтому в то мартовское утро в Лондоне звонили праздничные колокола и именно поэтому им вторили колокола в каждом городе и в каждой деревушке, под тропическим солнцем и в арктических снегах — везде, где реет флаг Британии.
Глава XVIII.
Блокада и освобождение Кимберли
Уже было рассказано, что после прибытия из Англии армейского корпуса основную его часть откомандировали в Наталь, но некоторые подразделения направились на западный театр военных действий и под командованием лорда Метуэна они приступили к сложной операции по прорыву блокады Кимберли. Показано также, как после трех доставшихся дорогой ценой побед силы лорда Метуэна потерпели парализующую неудачу и оказались вынуждены остановиться в тридцати километрах от города, готовясь к прорыву осады. Прежде чем описать, каким образом прорыв в итоге был осуществлён, следует обратить внимание на события, происходившие внутри города.
«Я уполномочен заверить вас, что не существует оснований полагать, что Кимберли или какая-либо часть колонии находится либо вследствие предполагаемого события окажется под угрозой нападения. Мистер Шрейнер считает ваши опасения беспочвенными, а ваши предупреждения безосновательными». Так отреагировали официальные власти на увещевания жителей, когда они, чувствуя близкую угрозу, просили о помощи. Однако, к счастью, британский город обычно способен самостоятельно позаботиться о себе без вмешательства чиновников. Кимберли в этом отношении особенно повезло, поскольку он являлся центром богатой и энергичной компании «Де Бирс», и она поставила достаточное количество боеприпасов и продовольствия, чтобы он не оказался беззащитным перед лицом врага. Но имевшиеся пушки были почти пугачами, стрелявшими 7-фунтовыми снарядами на небольшое расстояние, гарнизон состоял всего из семисот солдат регулярной армии, остальные были преимущественно необученные горнорабочие и ремесленники. Среди них, правда, было несколько рисковых людей, участвовавших в северных войнах, и всем придавала мужество мысль, что земля, которую они защищают, имеет огромное значение для Империи. Ледисмит ничем не отличался от всех других стратегических позиций, а Кимберли был единственным в своём роде, центром самого богатого участка земли на всем свете. Его потеря нанесла бы тяжёлый удар британскому делу и сильно вдохновила буров.
12октября, через несколько часов после истечения срока крюгеровского ультиматума в Кимберли примчался Сесил Родс. Этот замечательный человек, так же твёрдо стоявший за будущее Южной Африки, как бур стоял за её прошлое, и в своём облике, и в характере имел некоторые черты, которые без преувеличения можно назвать наполеоновскими.Неуёмная энергия, исключительная изобретательность, внимание к деталям, богатый интеллект, аналитические способности — все это напоминает великого императора, как и скромность в личной жизни при огромном богатстве и как, наконец, способность без колебаний идти к цели, проявившаяся, например, в огромном денежном пожертвовании Ирландской партии, и в истории с рейдом Джеймсона. Определённый цинизм и чёрный юмор завершают аналогию. Однако Родс был Наполеоном в мирной жизни. Консолидация Южной Африки при самой свободной и наиболее прогрессивной форме правления составляла для него важную цель, на достижение которой он тратил свою энергию и своё состояние, но его внимание неизменно занимало развитие страны во всех возможных направлениях, — от строительства железной дороги до импорта племенного скота.
Пятьдесят тысяч жителей Кимберли впервые услышали голос войны 15 октября. Он возник и продолжился чередой жутких завываний, которые далеко разнеслись по вельду, даже на отдалённых фермах люди вздрагивали от страшных звуков сирен и гудков больших шахт. Те, кто перенёс все: ружейный огонь, артиллерийский обстрел, голод — говорили, что дикий вой сирен действовал на нервы больше всего.
Буры отдельными отрядами кавалеристов сосредоточились вокруг города и блокировали железную дорогу. Они совершали набеги на скот в пригородах, но не пробовали прорвать оборонительную полосу. Гарнизон, численность которого (военные и штатские) к этому времени достигла четырех тысяч человек, плотно залёг в одиночных окопах и редутах, тщетно ожидая штурма. Охраняемый внешний фронт составлял примерно тринадцать километров, но горы отработанной породы представляли собой великолепные укрепления, к тому же вокруг города не было тех неудобных высот, которые так мешали Ледисмиту. Живописные окрестности весьма невыгодны для обороны.
24октября гарнизон, решив, что атаки не предвидится, решил провести разведку. Конные силы, на плечи которых легла основная работа и значительная часть потерь, состояли из Даймондской полевой кавалерии, малочисленной полиции Капской колонии, одной роты конной пехоты и подразделения под названием Кимберлийский полк лёгкой кавалерии. Взяв двести семьдесят добровольцев из этих сил, майор Скотт-Тернер, отважный воин, осторожно продвигался на север, пока не наткнулся на противника. Буры, которых было значительно больше, попытались отрезать его, но прибытие двух рот Северного ланкаширского полка решило исход дела в нашу пользу. В этой схватке мы потерялитроих убитыми и двадцать одного человека ранеными. Общие цифры потерь буров неизвестны, но их командир Бота погиб.
Страницы: 1 2 3 [ 4 ] 5 6 7 8 9 10 11
|
|
Семенова Мария
Круз Андрей
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Юрьев Сергей