Чтение 5–й страницы книги ~Тайна Кломбер Холла~

Мы с отцом не могли не рассмеяться столь неблагочестивому способу объявлять о своем благочестии. Помощник, однако, выглядел совершенно серьезным и продолжал отстаивать свое мнение, отсчитывая доводы на огрубевших красных пальцах левой руки:

-Во-первых, в Карачи, как только они поднялись на борт, я вас сразу предупредил. В моей вахте было три буддиста-ласкара, и что же они сделали, когда эти парни поднялисьна борт? Да они повалились на брюхо и стали тереть носом палубу, вот что они сделали. Им бы это и в голову не пришло сделать перед адмиралом королевского флота. Они знают, кто есть кто, эти черномазые, и я учуял неладное, как только увидел их физиономии. Я их потом спрашивал при вас, капитан, почему они так сделали, а они ответили, что пассажиры - святые люди. Вы слышали сами.

-Ну, в этом нет вреда, Хокинс, - заметил капитан Мидоуз.

-Не знаю, - возразил помощник. - Самый святой христианин это тот, кто ближе всех к Богу, но самый святой из черномазых это, по-моему, тот, кто ближе всех к дьяволу. Потом,вы сами видели, капитан Мидоуз, чем они занимались в плавании - читали книги, написанные на дереве вместо бумаги, да болтали на квотердеке ночи напролет. Чего ради им понадобилось завести собственную карту и отмечать на ней каждый день наш курс?

-Да не делали они этого, - сказал капитан.

-Вот именно, что делали, и если я вам раньше не сказал, так это потому, что вы вечно надо мной из-за них насмехались. У них были свои инструменты, когда они ими пользовались, не могу сказать, но каждый полдень они вычисляли широту и долготу и отмечали положение судна на карте, пришпиленной в их каюте к столу. Я их заставал за этим, и юнга тоже.

-Ну, я не вижу, что это доказывает, - отозвался капитан. - Хотя, должен признать, что это странно.

-Я вам еще кое-что странное расскажу, - продолжал помощник с ударением. - Знаете, как называется залив, в котором нас выбросило?

-Я узнал от наших добрых друзей, здесь присутствующих, что мы на Вигтаунширском побережье, - ответил капитан, - но не слыхал названия залива.

Помощник мрачно наклонился вперед.

-Это залив Киркмэйден.

Если он рассчитывал удивить капитана Мидоуза, то не ошибся, потому что этот джентльмен на несколько минут потерял дар речи.

-Вот это в самом деле поразительно, - повернулся он наконец к нам.

-Эти наши пассажиры поначалу все нас расспрашивали о заливе с таким названием. Ни Хокинс, ни я ничего им сказать не могли, видимо, на карте он включен в залив Льюс. То,что мы именно здесь разбились - необыкновенное совпадение.

-Слишком необыкновенное, чтобы быть совпадением, - проворчал помощник. - Я видел сегодня утром, когда все еще было спокойно, как они показывали друг дружке на берег по правому борту. Они хорошо знали, что там их порт назначения.

-Что все это по-вашему означает, Хокинс? - встревоженно спросил капитан. - Какова ваша теория?

-Я так считаю, - отвечал помощник, - что этим трем швабрам не труднее было устроить шторм, чем мне - опрокинуть вот этот стакан грога. У них, видно, нашлись свои причины стремиться в это Богом забытое - извините, я не говорю о вас, господа - в это Богом забытое место, и они избавили себя от лишнего труда ехать в Глазго. Вот как, по-моему, обстоит дело, хотя чего трем буддистским проповедникам приспичило искать в заливе Киркмэйден - это выше моего понимания.

Отец поднял брови, выражая сомнение, которое гостеприимство не позволило ему облечь в слова.

-Думаю, джентьмены, - проговорил он, - вы оба сильно нуждаетесь в отдыхе. Если хотите, я проведу вас в ваши комнаты.

Со старосветской церемонностью он проводил их в лучшие гостевые спальни лэрда, а когда вернулся в гостиную, предложил мне пройтись на берег и узнать, не случилось ли что-нибудь новенькое. Первый бледный свет зари уже рождался на востоке, когда мы во второй раз подошли к месту кораблекрушения. Ветер улегся, но море еще сильно волновалось, и полоса рифов предстала перед нами одной шипящей сверкающей линией пены, словно яростный старый океан скалил белые клыки на ускользнувшую от него жертву. По всему берегу усердно трудились рыбаки и арендаторы, подбирая бочки и бревна, как только их выбрасывало волнами. Однако, мертвых тел никто не видел, и нам объяснили, что на берег попасть могут только плавучие предметы, потому что сильное подводное течение неизбежно утащит в море все, что погрузится. Что до возможности, чтобынесчастные пассажиры добрались до берега - здешний практичный народ и слышать об этом не хотел. Нам бесспорно доказали, что если они не утонули, так вдребезги разбились о скалы.

-Мы сделали все, что было можно, - печально подытожил отец, вернувшись домой. - Боюсь, что бедный помощник слегка повредился в уме от внезапности несчастья. Ты слышал, он считает, что буддисткие священники вызвали шторм?

-Да, слышал, - ответил я.

-Больно было его слушать, - продолжал отец. - Как ты думаешь он не станет возражать, чтобы я поставил ему маленький горчичник под каждое ухо? Это должно снизить кровяное давление в мозгу. Или может быть, лучше разбудить его и дать ему две снотворные пилюли? Что ты скажешь, Джек?

-Я скажу, - зевнул я, - что лучше всего дать ему поспать, да и сами ложитесь. Его можно будет уврачевать и утром, если понадобится.

С этими словами я поплелся в спальню и скоро уже спал глубоким сном без сновидений.

Глава 12. О трех ипостранцах на берегу.

Я проснулся не то в одиннадцать, не то в двенадцать, и в потоке золотого света, льющегося в окно, мне показалось, что страшные бурные события этой ночи мне привиделись в фантастической сне. Трудно было поверить, что мягкий ветерок, шепчущий в листьях плюща у окна, могла породить та же стихия, которая сотрясала дом до основания всего лишь несколько часов назад. Природа словно раскаивалась, что поддалась страстям, и старалась ублаготворить обиженный мир теплом и солнечным светом. Птичий хор в саду звенел изумлением и восторгом.

Внизу несколько потерпевших кораблекрушенре моряков, которым явно пошел на пользу ночной отдых, обрадовано и благодарно зашумели при виде меня.

Мы позаботились об их отъезде в Вигтаун, откуда они могли уехать в Глазго вечерним поездом, и отец распорядился, чтобы каждому приготовили пакет бутербродов на дорогу. Каритан Мидоуз горячо поблагодарил нас от имени своих работодателей и скомандовал в нашу честь троекратно прокричать ура, что его экипаж и выполнил с готовностью. Капитан и помощник после завтрака отправились со мной бросить последний взгляд на место кораблекрушения.

Огромная грудь залива все еще конвульсивно вздымалась, и волны всхлипывали на скалах, но от ночных потрясений уже не осталось следа. Длинные изумрудные валы с маленькими белыми гребешками пены медленно и величественно накатывали и разбивались в регулярном ритме - дыхание усталого чудовища.

В кабельтове от берега качалась на волнах гротмачта злосчастного барка, то исчезая в морской бездне, то подпрыгивая к небесам, как гигантское копье. Другие, меньшие останки крушения виднелись на волнах, а берег пестрел деревянными обломками и ящиками. Их подбирала и уносила в безопасное место целая группа крестьян.

Я заметил, что над местом крушения парят два ширококрылых буревестника, как будто им видно под водой много странных вещей. Время от времени доносились их хриплые крики, словно они сообщали друг дружке, что увидели.

-Это была старая развалина, - проговорил капитан, печально глядя в море, - но вседа жаль видеть конец своего корабля. Ну что ж, все равно ведь его сломали бы и продали на дрова.

-Как спокойно кругом, - заметил я. - Кто бы мог подумать, что в этих самых водах ночью погибли трое!

-Бедняги, - отозвался капитан с чувством. - Если их выбросит после нашего отъезда, я уверен, мистер Вэст, что вы позаботитесь о похоронах.

Я как раз собирался ответить, как вдруг помощник громко загоготал, ударяя себя по бедрам и захлебываясь от восторга:

-Коли вы собираетесь их хоронить, так не зевайте, а то, неровен час, улизнут. Помните, что я вам говорил ночью? Ну так взгляните-ка на верхушку вон того холма, а потом скажете, прав я или нет.

Поблизости на берегу возвышалась песчаная дюна, и на ее гребне стояла фигура, привлекшая внимание помощника. При виде нее капитан изумленно всплеснул руками.

-Клянусь вселенной, - воскликнул он, - да это же сам Рам Сингх! Ну-ка, догони его!

Волнуясь, он бегом пустился по берегу, а за ним помощник и я сам вместе с двумя-тремя заметившими незнакомца рыбаками. Тот, заметив наше приближение, спустился со своего наблюдательного пункта и медленно направился нам навстречу, уронив голову на грудь, как человек, погруженный в размышления.

Я не мог не заметить контраста между нашей беспорядочной поспешностью и полной достоинства серьезностью этого одинокого жителя Востока, и впечатление только усугубилось, когда он поднял внимательные темные глаза и грациозно поклонился. Я почувствовал себя мальчишкой-школьником в присутствии учителя. Широкий гладкий лоб незнакомца, его ясный внимательный взгляд, твердо очерченый, но чувствительный рот и решительное выражение лица - все вместе создавало самое благородное впечатление. Я не поверил бы, что человеческое лицо может выражать такое незыблемое спокойствие и в то же время такое сознание своей скрытой силы.

Он был одет в коричневую бархатную куртку, темные шаровары и ту же феску, которую я заметил ночью. Низкий ворот рубашки открывал смуглую мускулистую шею. Подходя, я заметил с удивлением, что вся эта одежда не носит ни малейших признаков борьбы с волнами.

-Значит, вам не повредило крушение, - заговорил он приятным музыкальным голосои, переводя взгляд с помощника на капитана. - Надеюсь, ваши бедные матросы хорошо устроены?

-С нами все в порядке, - ответил капитан. - Но вас мы числили погибшими - вас и обоих ваших друзей. Я тут как раз обсуждал с мистером Вэстом устройство ваших похорон.

Индус взглянул на меня с улыбкой.

-Пока мы можем освободить мистера Вэста от этих хлопот. Мои друзья и я выбрались на берег целыми и невредимыми и нашли приют в одной хижине на берегу примерно в миле отсюда. Там пусто, но у нас есть все, чего мы можем пожелать.

-Сегодня днем мы уезжаем в Глазго, - предупредил его капитан. - Буду рад, если вы поедете с нами. Если вы прежде не бывали в Англии, вам может оказаться неудобно путешествовать одним.

-Мы вам очень обязаны за вашу предусмотрительность, - отвечал Рам Сингх, - но не воспользуемся вашим любезным предложением. Если уж Природа привела нас сюда, мы собираемся оглядеться кругом прежде, чем уезжать.

-Как хотите, - пожал плечами капитан. - Не думаю, чтоб вам удалось найти что-нибудь интересное в этой дыре.

-Очень возможно, что нет, - улыбнулся Рам Сингх, словно это его позабавило. - Помните строки Мильтона:

"Наш разум сам в себе живет, в себе он сам

Способен сделать раем ад - иль адом небеса."

Пожалуй, мы можем провести здесь несколько дней не без пользы. Право же, по-моему вы ошибаетесь, считая эту местность нецивилизованной. Разве отец этого молодого джентльмена не мистер Джеймс Хантер Вэст, чье имя знают и ценят все пандиты Индии?

-Мой отец, действительно, известный исследователь санскрита, отозвался я в изумлении.

-Присутствие такого человека, - медленно проговорил индус, превращает пустыню в город. Один великий ум - без сомнения, лучшее свидетельство присутствия цивилизации,чем неисчислимые лиги кирпичей и известки. Работы вашего отца едва ли так глубоки, как у сэра Вильяма Джонса, или так разносторонни, как работы барона фон Хаммерпургстол, но они соединяют в себе многие достоинства тех и других. Однако, можете передать ему от меня, что он ошибается, усматривая аналогию между корнями самоедского и тамильского языков.

-Если вы решили провести немного времени в наших местах, - сказал я, - вы очень обидите моего отца, если не поселитесь у него. Он представляет здесь лэрда, а по нашим шотландским обычаям в привелегию лэрда входит приветствовать в своем доме всех иностранцев, посещающих округу.

Гостеприимство обязало меня сделать это предложение, хотя помощник дергал меня за рукав, явно считая знакомство нежелательным. Его волнение, однако, оказалось напрасным, потому что индус покачал головой:

-Мои друзья и я очень вам обязаны, но у нас есть свои причины оставаться там, где мы есть. Хижина, где мы поместились, заброшена и полуразрушена, но мы, жители Востока, научились обходиться без большинства из тех вещей, которые в Европе считаются необходимыми, так как мы твердо уверовали в ту мудрую аксиому, что человек богат не тем, что имеет, а тем, чем располагает. Добрый рыбак снабжает нас хлебом и овощами, у нас чистая сухая солома для постелей, чего еще может желать человек?

-Но вам должно быть холодно по ночам, после ваших тропиков, заметил капитан.

-Возможно наши тела иногда и мерзнут. Мы этого не замечаем. Все мы трое много лет провели в Гималаях на границе вечных снегов, так что мы не очень чувствительны к подобного рода неудобствам.

-По крайней мере, - не сдавался я, - вы должны мне позволить прислать вам немного мяса и рыбы из наших кладовых.

-Мы не христиане, - отвечал он, а буддисты высокой школы. Мы не признаем за человеком морального права убить быка или рыбу для телесного излишества. Человек не дал им жизнь и не получил позволения Всевышнего забирать ее иначе, как для самой крайней нужды. Поэтому мы не могли бы воспользоваться вашими дарами, если бы вы прислали их.

-Но сэр, - запротестовал я, - если в здешнем неустойчивом и негостеприимном климате вы станете отказываться от всякой питательной еды, вам силы изменят... вы умрете.

-В таком случае мы умрем, - ответил он с милой улыбкой. - А теперь, капитан Мидоуз, я должен с вами попрощаться. Благодарю вас за вашу доброту во время путешествия. Прощайте и вы - года не пройдет, как вы будете сами командовать кораблем. Надеюсь, мистер Вэст, повидаться с вами еще раз до нашего отъезда. Прощайте!

Он приподнял феску, наклонил благородную голову с грацией, которой отличались все его движения, и удалился в том направлении, откуда пришел.

-Позвольте вас поздравить, мистер Хокинс, - обратился капитан к помощнику по дороге домой. - Оказывается, года не пройдет, как вы получите корабль.

-Получу, как же, - отозвался помощник, но на его бронзовокожем лице бродила приятная улыбка. - А там, кто знает... Что вы о нем думаете, мистер Вэст?

-Ну, - начал я, - меня он очень заинтересовал. Какой благородный и величественный вид для такого молодого человека. Кажется, ему никак не больше тридцати.

-Сорока, - поправил помощник.

-Никак не меньше шестидесяти, - сообщил капитан Мидоуз. - Я ведь слышал, как он вспоминал совершенно свободно о первой афганской войне. Он был тогда взрослым мужчиной, а тому уже скоро сорок лет.

-Поразительно! - воскликнул я. - Да ведь у него кожа такая же гладкая и глаза такие же ясные, как у меня. Он, конечно, главный из троих.

-Он младший, - сказал капитан. Потому и говорит за всех. Умы тех, других, слишком возвышены для обыденной болтовни.

-Да уж, такого плавника на этот берег наверняка еще не выкидывало, заметил я. - Отец должен сильно ими заинтересоваться.

-Ей-богу, чем меньше вы будете иметь с ними дела, тем лучше, предостерег помощник. - Если я и вправду стану капитаном, можете мне поверить, что никогда такого рода живности на борт не возьму. Но там, вот, уже все на борту и поднимают якорь, так что нам пришло время с вами распрощаться.

Фургон как раз кончали грузить, когда мы подошли, и лучшие места рядом с кучером оставили для наших спутников. Под хор прощальных возгласов фургон тронулся; отец, Эстер и я махали вслед, пока он не скрылся за Кломберским лесом. Моряки исчезли из нашего мирка вслед за своим барком, и нам не осталось ничего, кроме кучи обломков на берегу, ожидающей агента Ллойда.

Глава 13. В которой я видел такое, что доводилось видеть немногим.

За обедом я рассказал отцу о буддистских священниках, и он, конечно, очень заинтересовался. А услыхав о том, как лестно Рам Сингх о нем отозвался, и как высоко его ставят как филолога, он разволновался так, что я едва сумел удержать его от немедленной экспедиции на поиски заброшеной хижины с индусами. Мы с Эстер были счастливы, когда нам удалось избавить отца от ботинок и сложным маневрированием увлечь его в спальню, потому что за последние двадцать четыре часа на долю его слабого тела и деликатных нервов выпало слишком много волнений.

Я сидел в сумерках на крыльце, раздумывая над быстрой сменой неожиданных событий - шторм, кораблекрушение, спасение моряков и странные пассажиры - когда тихонько подошла сестра и взяла меня за руку.

-Тебе не кажется, Джек, - произнесла она мягко, - что мы забываем наших кломберских друзей? По-моему эти волнения вытеснили из наших голов их страхи и то, что им грозит опасность.

-Из голов, может быть, но из сердец - никогда, - рассмеялся я.

-Но ты права, мылышка, мы, конечно, отвлеклись. Я пойду утром и взгляну, как там дела. Кстати, завтра - это ненавистное пятое октября, так что, еще один день, и все будет хорошо.

-Или плохо, - мрачно отозвалась сестра.

-Ну вот, какая объвилась маленькая ворона! - воскликнул я. - Что это на тебя нашло?

-Мне что-то не по себе, - она придвинулась ко мне ближе, вздрагивая, как от холода. - Мне кажется, что над нами, или над теми, кого мы любим, нависло страшное несчастье. Чего ради эти чужие люди остались здесь на берегу?

-Кто, буддисты? - легко перспросил я. - Ну, у этих людей все время какие-нибудь посты и прочие обряды. Можешь не сомневаться, что у них нашлись какие-то причины тут сидеть.

-Ты не подумал, - Эстер говорила перепуганым шепотом, - как странно, что эти буддисты из самой Индии сюда приехали именно сегодня? Разве ты не понял, что страхи генерала каким-то образом связаны с Индией и индусами?

Ее слова заставили меня задуматься.

-Раз уж ты об этом заговорила, - признал я наконец, - мне, действительно, казалось, что тайна связана с неким инцидентом, произошедшим в Индии. Но я уверен, от твоих страхов и следа бы не осталось, если бы ты увидела Рама Сингха. Он - само воплощение мудрости и благожелательности. Его потрясла мысль об убийстве овцы или даже рыбы для его нужд, он сказал, что скорей умрет, чем позволит лишить жизни животное.

-Очень глупо, конечно, что я так нервничаю, - храбрилась Эстер.

-Но одно ты мне должен пообещать, Джек. Иди утром в Кломбер, и, если кого-нибудь из них увидишь, надо рассказать, что появились такие странные соседи. Им лучше знать, означает это что-нибудь или нет.

-Хорошо, малышка, - ответил я, возвращаясь с ней в дом. - Тебя слишком разволновали все эти неожиданности, ты должна хорошенько выспаться. Но я, конечно, сделаю так, какты говоришь, и пусть наши друзья судят сами.

Я дал обещание, чтобы успокоить сестру, но в ярком утреннем свете показалось совершенно бессмысленным воображать, что бедные потерпевшие крушение вегетарианцы могут замышлять что-то недоброе. или иметь какое-то отношение к арендаторам Кломбера. Однако, мне самому нетерпелось повидеть кого-нибудь из Хизерстоунов, так что после завтрака я пошел в усадьбу. Они в своей изоляции ничего не могли знать о последних событиях. Поэтому я не сомневался, что генерал не сочтет меня незванным гостем, если я принесу такие новости.

Окрестности усадьбы выглядели по-прежнему печальными и

заброшеными. Сквозь толстую железную решетку ворот не

виднелось никого из обитателей. Шторм сломал одну из огромных

шотландских елей, и ее длинный рыжеватый ствол лежал поперек

заросшей травой аллеи, но никто не пытался убрать его. Все

кругом по-прежнему выглядело неухоженным и запущенным - кроме массивной и надежной ограды.

Я прошелся вдоль нее до нашего прежнего места свиданий и не обнаружил ни одной щели, сквозь которую мог бы взглянуть на дом, потому что ограду починили, и теперь каждая доска плотно заходила за другую. Однако мне все же удалось найти брешь в пару дюймов шириной, и я устроился возле нее с твердым намерением не покидать своего поста покуда не найду случая поговорить с кем-либо из жителей усадьбы. В самом деле, безжизненный вид дома заставил так похолодеть мое сердце, что я даже решился в случае неудачи перелезть через ограду, рискуя навлечь на себя неудовольствие генерала, скорее, чем вернуться без всяких известий о Хизерстоунах.

К счастью, такая крайность не понадобилась, потому что я и получаса не просидел, как услышал резкий звук открываемого замка, и сам генерал показался из парадной двери.

К моему удивлению он был одет в военную форму, причем не в обычную форму британской армии. Красная куртка непривычного покроя явно видала виды. Брюки, неокгда белые, выцвели до грязной желтизны. С широким красным поясом и прямой саблей у бедра генерал предстал прекрасным образцом ушедшего в прошлое типа - офицер роты принца Джона сорокалетней давности.

Следом появился бывший бродяга капрал Руфус Смит, теперь хорошо одетый и процветающий, он хромал вслед за своим хозяином взад-вперед по лужайке, углубившись с ним в беседу. Я заметил, что время от времени один из них, или оба умолкали и внимательно осматривались кругом, словно остерегаясь внезапного нападения.

Я предпочел бы поговорить с генералом наедине, но видя, что разлучить генерала с его спутником нельзя, громко постучал по ограде палкой, чтобы привлечь их внимание.Оба моментально обернулись, и по их жестам я угадал их раздражение и тревогу. Тогда я поднял свою трость над забором, чтобы показать, где стучали. Генерал направился ко мне с видом человека, подготовившегося к испытанию, но капрал схватил его за пояс и задержал.

Только, когда я прокричал свое имя и уверил их, что пришел один, мне удалось убедить их приблизиться. Однако, узнав меня, генерал живо подбежал и поздоровался самым сердечным образом.

-Это очень порядочно с вашей стороны, Вэст, - сказал он. - Только в такие времена и распознаешь настоящего друга. Нечестно было бы приглашать вас зайти или задержаться здесь, но все-таки я очень рад вас видеть.

-Я беспокоился о вас всех, - отозвался я, - потому что давно уже ничего о вас не слышал. Как у вас дела?

-Что ж, не так скверно, как можно было бы ожидать. Но завтра будет лучше, завтра мы станем совсем другими людьми, а, капрал?

-Да, сэр, - капрал поднял руку в военном салюте, - завтра мы будем, как огурчики.

-Мы с капралом сейчас слегка не в себе, - пояснил генерал, - но я ничуть не сомневаюсь, что все будет в порядке. В конце концов, ничего нет выше Провидения, и все мы в егоруках. А как вы поживаете, а?

-Мы все время были заняты. Наверное, вы ничего не слышали о кораблекрушении?

-Ни слова, - беспокойно ответил генерал.

-Я так и думал, что шум ветра заглушил для вас сигнальные пушки. Позапрошлой ночью в заливе выбросило на скалы судно - большой барк из Индии.

-Из Индии! - воскликнул генерал.

-Да. Экипаж, к счастью, спасся, и его отправили в Глазго.

-Всех отправили? - лицо генерала сделалось бескровным, как у мертвеца.

-Всех, кроме трех довольно странных личностей, которые отрекомендовались буддистскими священниками. Они решили провести несколько дней на побережье.

Слова едва успели слететь с моих губ, как генерал рухнул на колени, протянув длинные худые руки к небесам.

-Дп свершится воля Твоя! - хрипло воскликнул он. - Да свершится

Твоя святая воля!

Мне видно было в щель, что лицо капрала Руфуса Смита густо пожелтело, и он вытирает обильный пот.

-Такое уж мое счастье, - проговорил он, столько лет по свету шататься без гроша - и угодить, как кур в ощип, чуть только счастье улыбнулось!

-Что ж, дружище, - генерал встал и расправил плечи, собираясь с силами, - будь что будет, встретим судьбу, как подобает британским солдатам. Помните, в Чильянвале, когда вам пришлось бежать, бросив ваши пушки, под нашу защиту, а сикхская кавалерия налетела на нас, как буря? Тогда мы не дрогнули, не дрогнем и теперь. Да мне в первый разполегчало за все эти годы. Неизвестность, вот что убивает.

-И эти чертовы бубенчики, - добавил капрал. - Ладно, все не в одиночку - хоть какое-то утешение.

-Прощайте, Вэст, - сказал генерал. - Будьте Габриель хорошим мужем и дайте приют моей жене. Думаю, она обременит вас ненадолго. Прощайте! Да благословит вас Бог!

-Послушайте, генерал! - Я всердцах выломал доску забора, чтобы говорить без помехи. - Хватит уже этих иносказаний и намеков. Пора высказаться открыто и ясно. Чего вы боитесь? Выкладывайте! Вас пугают эти индусы? Если так, я вправе властью моего отца арестовать их как бродяг и мошенников.

-Нет-нет, это ничего не даст, - покачал он головой. - Вы очень скоро все узнаете. Мордонту известно, как найти записи. Поговорите с ним завтра об этом.

-Но не может же быть, - закричал я, - чтобы ничего нельзя было сделать против так хорошо известной опасности! Если бы вы только рассказали мне, в чем дело, я бы знал, какпоступить!

-Дорогой друг, - прервал меня генерал, - ничего нельзя сделать, так что успокойтесь, и пусть все идет своим чередом. Глупо было с моей стороны прятаться за простыми стенами из дерева и камня. Дело в том, что я попросту не в силах был ничего не предпринимать. Мы с капралом угодили в такое положение, в каком, надеюсь, ни один бедняга никогда больше не окажется. Нам остается только положиться на неименную благость Всемогущего и надеяться, что перенесенное нами в этом мире может уменьшить уготованое нам искупление в мире грядущем. Теперь мне придется вас покинуть, потому что я должен уничтожить кое-какие бумаги и о многом еще позаботиться. Прощайте!

Он протянул руку в проделанную мной дыру и сжал мою кисть выразительным прощальным жестом, а потом твердым решительным шагом направился обратно к дому, и зловеще скрюченный капрал последовал за ним.

Я возвращался в Бренксом сам не свой, не зная, что думать и что делать. Теперь стало ясно, что моя сестра недаром испугалась индусов, но я никак не мог связать Рама Сингха, его благородное лицо, мягкие изысканые манеры и мудрые слова с каким-либо насилием. И все же теперь, думая о нем, я понимал, какая ужасная сила гнева может скрываться за проницательным взглядом его темных глаз.

Я почувствовал, что из всех людей, с которыми я когда-нибудь встречался, именно его неудовольствие я меньше всего хотел бы на себя навлечь. Но каким образом двое таких разных людей, как старый сквернослов-капрал и прославленный генерал англо-индийских войск, могли вместе вызвать ненависть этих странных пришельцев? И если речь шла об обыкновенной физической опасности, почему генерал не согласился на арест индусов... хотя, должен признаться, мне претило совершить такой негостеприимный поступок на таких слабых и смутных основаниях.

Эти вопросы казались абсолютно неразрешимыми, и в то же аремя торжественные слова и пугающая серьезность обоих старых солдат не позволяли счесть их страх необоснованным. Загадка. Совершенно неразрешимая загадка!

Одно только мне было совершенно ясно: в теперешнем моем состоянии неизвестности и после прямого запрещения генерала я не имею права ни на какое вмешательство. Остается только ждать и молиться, чтобы опасность, какова бы она ни была, миновала благополучно, или хотя бы, чтоб она миновала мою милую Габриэль и ее брата.

Я шел, задумавшись, по дороге, и, добравшись до ворот Бренксома, удивился, услыхав голос отца, громко и взволнованно с кем-то беседующего. Старик в последнее время так удалился от всяких каждодневных забот и так погрузился в свои ученые занятия, что чем-нибудь повседневнным его очень трудно стало взволновать. Любопытствуя, что же вывело его из себя, я осторожно открыл ворота и, тихо обойдя лавровые кусты, обнаружил отца к своему изумлению ни с кем иным, как с тем самым человеком, который занимал мои мысли - с буддистом Рамом Сингхом.

Они сидели на садовой скамье, и восточный гость, видимо, высказывал какое-то серьезное предложение, отсчитывая аргументы на длинных гибких коричневых пальцах, а отец с оживленным лицом, разводя руками, громко протестовал. Они так увлеклись спором, что я целую минуту простоял от них на расстоянии вытянутой руки прежде, чем они осознали мое присутствие.

Заметив меня, буддист вскочил и поздоровался с той же изысканой вежливостью и полной достоинства грацией, которая произвела на меня такое впечатление накануне.

-Я вчера пообещал себе, - сказал он, - удовольствие навестить вашего отца. Как видите, я сдержал свое слово. Я даже имел дерзость поинтересоваться его взглядами на некоторые вопросы, связанные с санскритом и хинди, и в результате мы спорим вот уже целый час, или даже больше, не в силах убедить друг друга. Не претендуя на столь глубокие теоретические знания, как те, которые сделали имя Хантера Вэста расхожим словом на устах восточных ученых, я все же уделял некоторое внимание этому единственному вопросу и, право же, в состоянии утверждать, что его взгляды необоснованы. Уверяю вас, сэр, еще в семисотом году, и даже позже, санскрит служил разговорным языком большой группе населения Индии.

-А я уверяю вас, сэр, - горячо возразил отец, что к этому времени он был погребен и забыт всеми, кроме ученых, которые нуждались в нем как в средстве научной и религиозной деятельности, точно так же использовалась латынь в средние века долгое время после того, как все нации в Европе перестали на ней разговаривать.

-Если вы справитесь в пуранах, вы обнаружите, - отвечал Рам Сингх, что эта теория, хотя и общепринятая, совершенно безосновательна.

-А если вы справитесь в Рамаяне, а подробнее - в канонических книгах буддистов, - воскликнул отец, - вы обнаружите, что эта теория неопровержима.

-Но вспомните Куллавагу, - серьезно настаивал гость.

-А вспомните короля Ашока! - торжествующе восклицал отец. - Когда в трехсотом году до христианской эры, ДО, заметьте себе, он приказал выбить законы Будды на скалах, каким языком он воспользовался, а? Санскритом? Нет! А почему не санскритом? Потому, что низшие слои его подданых не поняли бы ни слова. Ха-ха! Вот, в чем причина. Как вы обойдете эдикты короля Ашока, а?

-Он вырезал их на нескольких разных диалектах, - отвечал Рам Сингх. - Но энергия слишком драгоценная вещь, чтобы вот так выбрасывать ее на ветер. Солнце прошло меридиан, и я должен вернуться к своим товарищам.

-Очень жаль, что вы не привели их с собой, - поторопился вежливо сказать отец.

Я видел, что он беспокоился, не перешла ли горячность спора границ гостеприимства.

-Они не общаются с миром, - ответил Рам Сингх, вставая. - Они достигли более высоких ступеней, чем я, и поэтому более чувствительны к оскверняющим влияниям. Они погружены в шестимесячную медитацию по поводу третьего воплощения, которая продолжалась лишь с некоторыми перерывами с того самого времени, как мы покинули Гималаи. Больше я с вами не встречусь, мистер Хантер Вэст, и поэтому прощаюсь с вами. Ваша старость будет такой счастливой, как вы заслуживаете, а ваши изыскания оставят глубокий след в науке и литературе вашей родины. Прощайте!

-И я тоже больше вас не увижу? - спросил я.

-Если только не прогуляетесь со мной по берегу. Но вы уже выходили сегодня утром и, видимо, устали. Я прошу у вас слишком многого.

-Ничуть, я буду рад пойти, - отозвался я вполне искренне, и мы отправились вдвоем, а отец немного проводил нас, и я видел, что он с удовольствием возобновил бы санскритские споры, если бы одышка позволяла ему идти и говорить одновременно.

-Он глубоко ученый человек, - заметил Рам Сингх, когда мы с ним расстались, - но, как многие другие, нетерпим к мнениям, отличающимся от его собственного.