Чтение 17–й страницы книги ~Дети сумерек~

— Что-то вроде… Ржу-не-могу?

— Вот именно, милый. Это и есть порог начала мутаций.

— Послушай… А если мы найдём… — Гризли вспомнил о Нине Гарчава. — Я хочу сказать, если нам встретится ещё один чужой ребёнок, но нормальный?

— Какая теперь разница? — резонно возразила Рокси. — Теперь все дети общие. Они и раньше были общие, придётся об этом вспомнить…

КОНЕЦ ПРАВДЫЕсли мальчик не шалит,Не играет в мячик,Этот мальчик — паразит,Это — мёртвый мальчик.Автор стихов неизвестен

— На счёт «три»! — прокричал Хорёк, упирая лезвие топора в щель на уровне замка. — Я отжимаю, ты бьёшь прикладом, вот сюда!

Изнутри ревела музыка. Нет, «ревела» — это чрезвычайно мягко сказано. При таком уровне шума казалось странным, что внутри вообще могут добровольно находиться люди. Скорее, поток «металла» сгодился бы для утончённых пыток в политической тюрьме.

— А может, позвоним, а потом нападём? — знаками показала Рокси.

— Будем ломать, всё равно не услышат! — прямо в ухо ей ответил Леонид.

От первого же толчка дверь распахнулась. Не ожидавшая такой лёгкой победы, Рокси буквально провалилась внутрь. Как выяснилось, изнутри замок вообще не закрывали, дверь держалась потому, что её припёрла упавшая полка с обувью.

В нос Рокси ударила невыносимая вонь. Здесь несколько дней непрерывно курили, не проветривая. Кроме того, совершенно очевидно, что засорилась канализация и протухли какие-то продукты. Дверь в ванную комнату висела на одной петле, а в самой ванне, укрывшись газетой и вытянув вверх ноги в перемазанных дерьмом ботинках, храпел волосатый субъект неопределённого возраста. В раковине гнездились пустые бутылки. Из туалета на палас прихожей сочилась вонючая жижа. Вешалки обрушились, одежда свалялась в ком. На стене выгорело пятно обоев, потолок прихожей тоже почернел. В ноги к Рокси бросился обезумевший от голода тощий кот. Он тёрся о её сапоги и беззвучно,жалобно разевал пасть.

Мяуканья Рокси не услышала. По закону подлости, в её тихом, вполне благополучном доме отключили подачу тока, а в этом гнусном притоне с электричеством был полный порядок. Два огромных двухсотваттных динамика располагались прямо в коридоре, их просто не дотащили до комнаты. Скорее всего, аппаратуру любители музыки спёрли в ближайшем магазине, с колонок даже не потрудились снять защитную плёнку и рекламные стикеры. Ещё один динамик Рокси обнаружила в кухне, но из него уже успели сделать мишень для ножей. Собственно в кухню войти не представлялось возможным. Полки с продуктами кто-то сорвал и безжалостно растоптал, мягкий уголок изрубили в щепки, из холодильника вывернули внутренности. По сырому мясу и рыбе ползали черви. Вода из сломанного крана тугой струёй била в потолок и возвращалась тёплым ливнем.

— Если что, ты сможешь выстрелить? — спросил её Леонид.

Рокси уверенно кивнула. Она готовила себя к этому всю дорогу. А если быть более точной — все две недели нарастающей вакханалии. Она слышала по ночам эти шепоты, и теперь твёрдо знала, что они означают. Безумие охватило и её, и всех прочих, включая Хорька. Но им повезло, или везение тут ни при чём; по крайней мере, её родители прожили большую часть жизни в деревне, без всякой химии, на своей зелени, сметане и мёде. Это обнадёживало, хоть как-то. Но волна, накрывшая миллионы доверчивых граждан, самым краешком зацепила и её. Поэтому она и задавала себе этот вопрос ежедневно, задолго до того, как в её руках появилось ружьё.

Выстрелить в человека. Убить подростка, ребёнка или старика. Убить того, кто посягнёт на твою жизнь, и при этом — не промедлить, не дать себя запутать вживлённым подкожу идеям добра и милосердия.

Либо они, либо мы.

Больше всего она боялась, что, спустив курок, почувствует страсть к убийству и перестанет себя контролировать. Некоторые предпосылки к этому имелись; Рокси под пыткой не призналась бы об этом маме, или, боже упаси, Хорьку. Уж он-то, мягкотелый и нерешительный, боялся бы даже находиться с ней рядом.

Она убеждала себя, что хочет помочь всем этим детям, но ни один из сложных экспериментов, проведённых лихорадочными темпами, не дал результата. Медики опустили руки, микробиологи и химики опустили руки ещё раньше. Тогда доктор Малкович переломила себя и пришла к новому, поворотному выводу. Спасать следовало только тех детей, кто не превращался.

Остальных следовало убивать.

Рокси неоднократно ловила себя на том, что зрелище драки, насилия привлекает её всё сильнее. Полковник Малой доставлял её до квартиры, настрого запретив выходить вечером. Она обнимала миску с салатом, усаживалась перед телевизором, пока он ещё работал, и впитывала кровавые репортажи журналистов. Последние дни их никто не сдерживал, испарилась даже видимость цензуры. Рокси подозревала, что хозяева телеканала так же покинули страну, как и руководство её института, поэтому парни с камерамитворят, что им вздумается. Вместе с тем она всё чаще ловила на их взмокших лицах радостный азарт, когда они демонстрировали последствия очередного побоища или успевали отснять коллективную драку.

Рокси им сочувствовала, и от этого ей делалось ещё страшнее. Ей начинало нравиться. Нет, не сам хаос, похожий на безразмерную чёрную воронку, засасывающую мир. Оказывается, ей всегда подспудно нравилось, что за свою правоту и честь можно постоять с оружием в руках, только в «мирное» время её влечение не находило выхода. Пока телестанции ещё вещали, Рокси упоённо пережёвывала те новости, где беззащитные обыватели оказывали вооружённый отпор грабителям…

Её саму спасла горящая церковь. Рокси дисциплинированно сидела взаперти, когда по батарее забарабанила соседка. Они встретились на балконе, и Рокси узнала, что во время вечерней службы какие-то мерзавцы заперли выходы в стареньком парковом храме, облили его бензином и подожгли. Пожилые соседи, обычно такие тихие, ринулись на помощь солдатам, тушившим пламя. Штатных пожарников уже в городе было не сыскать, но остатки армии ещё держались. А может быть, погибавшим в церкви людям просто повезло, что мимо проезжал грузовик с военными.

Неожиданно для себя Рокси ринулась в самое пекло и выволокла оттуда двух задыхавшихся детей. Вероятно, нашлись другие спасатели и спасённые, но ей хватило возни с Жоржем и Эммой. Младший находился в глубоком ступоре, а его старшая сестра получила серьёзные ожоги, и сложно было сказать, отчего она сильнее плачет — от боли или от потери родителей, которые остались под рухнувшими балками.

Только к четырём утра Рокси закончила хлопоты с детьми, перевязала их, почти насильно накормила, напичкала таблетками. Затем дотащилась до дивана и позволила себе заплакать. Это были восхитительные слёзы, чистые и прозрачные. Впервые за несколько месяцев, а может и лет, она поймала, почувствовала рядом тот стержень, который постоянно ускользал от неё.

Всего лишь чужие дети. А с другой стороны — почему чужие? Для кого чужие?

И кто мог с уверенностью сказать, что насилие не породит жажду ещё большего насилия? По всей видимости, так и происходило с теми, кто соскочил с катушек. Ещё немного,и ей осталось бы самой застрелиться. Поэтому, когда сосед приволок охапку ружей, она, не колеблясь, вооружилась, но совсем не с тем настроением, которое у неё было вчера. Накануне она мечтала о том, как было бы славненько загнать пулю в живот всем этим подонкам у власти, продажным толстопузым пустобрёхам, закормившим страну отравой, и как было бы здорово войти в банк в чёрной маске Зорро и раздать деньги тем, кто действительно недоедает. А потом дождаться слезливого выступления жирного председателя правления этого самого несчастненького ограбленного банка, послушать, как он будет умолять своих зажиточных клиентов потерпеть, и прийти к нему ночью, разбудив ударом ствола в зубы. Чтобы он трясся на коленях, голый, привязанный к забору, на главной улице города, и всенародно признался бы, сколько вилл построил на Лазурном берегу и сколько тонн квадратных помидоров скормил миллионам своих нищих сограждан…

Теперь, когда в соседней комнате всхлипывал во сне Жорж, ружья ей понадобились совсем для других дел. Дети стали общими, вот в чём отгадка, дети снова стали общими, как миллионы лет назад, когда о каждом малыше заботилась стая. Поэтому Рокси ответила Хорьку, что спустит курки без малейшего сомнения. Если в гостиной, куда, змеясь, уползали провода динамиков, найдётся Лола или любой другой нормальный человек, она без колебания перестреляет всех ублюдков.

Жаль, что ружьё так долго перезаряжается и его так тяжело держать на весу!

В комнате слева никого не было, если не считать трупа голой девушки на ковре. Девушка выглядела намного старше Лолы, шатенка с длинными космами, но Леонид дрожащимируками всё же перевернул тело и тут же отшатнулся. Рокси зажала рот и отвернулась. Сволочи разрисовали девицу бритвами. Она дала себе слово, даже если Лолы тут нет, что перебьёт всех этих сволочей.

Всех до единого.

Леонид проверил спальню. Там, среди пустых бутылок из-под абсента, дрыхли в обнимку двое, мужчина и женщина. Хорёк подёргал бывшую жену за рукав, приподнял прожжённый, изгаженный плед, которым накрылись пьяные любовники. Обнажённые плечи и спину женщины покрывал густой коричневый ворс, под кожей вздрагивали и сокращались мышцы. Трицепсам мог бы позавидовать любой атлет. Лиц Рокси не увидела; они спали, уткнувшись друг в друга, плотно сцепив объятия. Вокруг них на широкой кровати валялись пустые консервные банки, разорванные молочные «тетрапаки» и куски недожаренной курицы. Шесть или семь одноразовых шприцов торчали из горшка с кактусом. Рокси приложила ружьё к затылку женщины и взглядом спросила у мужа разрешения.

Хорёк сглотнул.

— Жалеешь?! — крикнула ему в ухо Рокси. — Тогда разбуди их, посмотрим, как они пожалеют нас!

— Сначала — туда! — он показал на стену гостиной.

— Нет! — Рокси притянула его за воротник. На его белой физиономии прыгали бескровные губы. — Они проснутся и нападут сзади!

— Так что мне их, бить топором?

— Там твоя дочь! — напомнила Рокси. Ей начинало надоедать его дурацкое поведение. — Какого чёрта ты ко мне припёрся?! За сочувствием? Я ушла от тебя, потому что ты тряпка, а ты явился, чтобы лишний раз мне это напомнить?! На, держи и докажи, что ты мужик!

Она вытащила из ножен на его поясе охотничий нож и сунула рукоять ему в ладонь.

— Считаю до трёх, — предупредила Рокси. — Или ты действуешь, или я ухожу! Раз…

Музыка на секунду стихла, за стеной стал слышен хохот и визг, но громыхание тут же возобновилось. Звук басовых струн рвал на части барабанные перепонки. Краем глазаРокси засекла движение позади, в коридоре. Это пытался выбраться из ванны уснувший там волосатый тип. Он почти вылез, но в последний момент соскользнул назад. Грохнула раковина, зазвенели бутылки.

Хорёк держал нож так, будто собирался совершить харакири. В левой руке он сжимал маленький топорик из автомобильного набора.

— Два! — показала ему на пальцах Рокси. Она прижалась к стене, держа под наблюдением ванную, готовясь в любой момент стрелять. Проклятое ружьё оттягивало руки. Застрявший в ванне пьяный придурок нечленораздельно ругался. Из кухни прибывала горячая вода и хлестала по ногам.

— Ладно, дай! — Гризли вырвал у неё ружьё, приставил к затылку мужчины и нажал на курок.

Женщина тотчас заворочалась, вскинулась, словно и не спала, и секунду спустя оказалась на ногах. Она почти не отличалась от обычной голой девушки, но вряд ли какой-нибудь мужчина в здравом уме соблазнился бы её грязными прелестями. В ней всё было слегка перекошено, лоб сдвинут назад, нижняя челюсть, напротив — вперёд, плечи сутулились, на руках змеились жилы. Секунду спустя «красотка» попыталась прорваться к двери, но натолкнулась на нож Рокси. Зашипев, она необычайно проворно отскочила в угол спальни и спряталась за шкафом. В соседней комнате продолжала орать музыка. Под подошвами хлюпала вода.

— Стреляй же! — Рокси дала Гризли пинка.

Он выдохнул, упёр приклад в плечо и двинулся в обход дивана, стараясь не смотреть на убитого. Голая женщина выставила вперёд когти, открыла рот и, судя по напрягшимся на горле венам, заревела, как загнанное в угол животное. Гризли не услышал её крика.

На сей раз, стреляя, он не отвёл глаз.

Потом они вместе с Рокси прикончили того, кто парился в пустой ванне, и Гризли потерял всякую чувствительность. Во всяком случае, ему так тогда показалось. Рокси доложила, что осталось всего двенадцать патронов. Гризли забрал у неё свой длинный охотничий нож и сделал с волосатым уродом всё что нужно.

Даже больше, чем нужно. На всякий случай.

А потом они толкнули двустворчатую дверь гостиной. Гризли сразу же увидел, что Лолы там нет; он испытал одновременно облегчение и острое разочарование. Друг напротив друга в разных углах комнаты надрывались динамики. Пахло марихуаной. На полу, на ворохе одежды, методично занимались сексом двое взрослых парней и девушка. Впрочем, они вряд ли сознавали, что делают. Судя по выражениям лиц, их мозги находились очень далеко от тел. Рядом, откинувшись, спал с открытым ртом третий голый участник действа, по виду — совсем ещё школьник. Гризли узнал в нём Боба Илинеску. Старшего брата Кисанова он никогда не видел, но тоже сразу узнал — братья были очень похожи.

Старший сейчас находился в абсолютно отключённом состоянии, он сидел спиной у стенки, вытянув ноги, зажав между пальцев почти догоревший «бычок». Из его распахнутого рта текла слюна, зрачки закатились. Рядом с ним, в такой же нирване, расположилась девушка совершенно неопределённого возраста. Её белые патлы свисали на лицо, зубы торчали вперёд, кожа на скулах натянулась и блестела, точно натёртая маслом. Между ног девушки на полу катались шприцы. Младший Кисанов покачивался под музыку, обнявшись ещё с двумя взрослыми парнями в кожаных рокерских куртках. Танцем их телодвижения Гризли назвать бы затруднился.

Рокси подняла ружьё. Гризли потянул Кисанова за шиворот; лишившись поддержки, оба его товарища по танцам повалились на заплёванный паркет. Один так и остался лежать, второму удалось встать с третьей попытки. Он бессмысленно посмотрел на Рокси, затем разулыбался, схватил с пола бутылку и ударил горлышком об угол колонки. Рокси не стала ждать, пока он подойдёт вплотную. От выстрела парень задом плюхнулся на микшер, музыка оборвалась. Второй рокер тупо поглядел на своего товарища, истекающего кровью, и… уснул.

Рокси потрясла головой. От внезапно нахлынувшей тишины воздух звенел и дробился.

— Где она? — тряс Гризли в коридоре полуживого Влада. Тот постепенно приходил в себя, икал, трясся, пока не сложился пополам в рвотном припадке.

— Где Лола, я тебя спрашиваю? — Гризли снова поднял десятиклассника. От запаха его самого едва не вывернуло.

Киса ухмылялся зелёными губами. Весь его подбородок был тоже в чём-то зелёном и липком. Гораздо позже Рокси наткнулась в углу на пятикилограммовый пакет с надписью«Марципановая паста для кондитерских изделий».

Рокси оценила обстановку. Воевать тут было не с кем. Совокуплявшаяся троица продолжала своё скучное занятие, похоже, они не заметили исчезновения музыкального фона. Кисанов старший явно умирал от передозировки на пару со своей подружкой. Рокси прикрыла дверь, прислонила ружьё к гардеробу и потянулась в карман за сигаретами. Как и Гризли, она не жаловала табак, могла изредка выпендриться в компании, но в здешней атмосфере без курева становилось ещё хуже.

Она проглядела момент, когда голая девица из спальни набросилась на Гризли сзади. Тот стоял, прижимая Кису к стенке, что-то терпеливо ему втолковывал, и вдруг юный рокер захохотал. Рокси выронила сигарету изо рта. Она своими глазами видела, как эту звероподобную фурию застрелили десять минут назад, а теперь та, с ужасной дырой в спине, прыгнула через весь коридор и схватила Гризли за горло. Он потерял равновесие и упал с нею вместе.

Кисанов захохотал, пуская носом пузыри, ловко извлёк из-под куртки нож, и нацелился им учителю в живот. Гризли упёрся ногами в стену, кое-как сумел перевернуться, встал на четвереньки, но девица его не отпускала. В дыру на её спине Рокси могла бы засунуть кулак.

Киса потерял линию прицела, его кидало из стороны в сторону, а потом вырвало ещё раз. Рокси, чертыхаясь, тянулась к ружью. Ружьё запуталось ремнём в мешанине упавшихпредметов. Гризли хрипел, девица сзади сжимала ему шею, точно капканом. Рокси уже бежала к ним через всю длинную прихожую. Киса снова заносил нож. Гризли удалось толкнуть безумную женщину спиной на дверь ванной. Она заорала от боли, наткнувшись открытой раной на торчащую ручку, выпустила его горло и сползла на пол. Кисанов замахнулся вторично, снизу, целясь Леониду в пах.

— Получай, мразь — Рокси спустила курки. Кису отшвырнуло назад, спиной в стену. Несколько секунд он продержался на ногах, будто приклеенный, затем плюнул кровью и повалился набок. До сего момента Гризли полагал, что подобные эффекты нарочно изображают в кино. Он удивился, как это голова парня не раскололась надвое при ударе. На цветной штукатурке осталось лоснящееся кровавое пятно.

— Вот и всё, — выдохнула Рокси.

В следующий миг она выронила двустволку и согнулась пополам в рвотном спазме

— Эй, Хорёк, я видал твою Лолу.

— Что?! — Гризли перескочил трясущуюся голую девицу, схватил парня за грудки. Ладони тут же стали скользкими.

Киса взвыл, прокусывая губы. Его круглая, слишком большая для худощавого тельца голова мотнулась в сторону, изо рта толчками повалила розовая пена, глаза закатились.

— Не трогай его! Не трогай, он притворяется! — простонала Рокси. — Этих сволочей невозможно убить. Я видела, слышишь? Я вскрывала мышей, у них два сердца.

— Ты не понимаешь, он узнал меня, узнал? — Гризли тряс обмякшую груду костей. На секунду ему показалось, что парень испустил дух; в груди у Кисы зияли две дыры. — Ну же, говори, сволочь, говори! Где моя дочь, говори?!

— Гыыы… — Кисины зрачки вернулись на свои места. Он смеялся, умирал и смеялся, руки скребли воздух, ноги расползались.

Гризли инстинктивно потянул парня на себя и едва снова не получил ножом в пах. Рокси завизжала. Как и следовало ожидать, как всегда в их браке, она оказалась права! Влад промахнулся, тяжело плюхнулся лицом вниз, нож, вращаясь, полетел в сторону кухни. Кожаная мотоциклетная куртка на тощей спине десятиклассника выглядела так, словно её трепал в зубах тигр или медведь, Гризли спросил себя, как может биться сердце после таких повреждений, но Киса жил…

— Кисанов?.. Влад?.. Пожалуйста, я прошу тебя… — Гризли плюхнулся рядом на колени. Киса смотрел в стену, не моргая. — Пожалуйста, скажи нам, где Лола? Ведь мы же знаем, что вы дружили, ходили вместе, слышишь? Я был не прав, я не отпускал её к тебе… Я был не прав, когда наказал её за сигареты. Ты слышишь меня, Влад? Мы ведь знали с мамой, что Лола с вами покуривает, и про вино знали, и про то, что вы ездили вовсе не в ночной клуб, а на дачу… к этому, как его…

Кисин зрачок расширился до предела, затем снова сузился, став чёрной вертикальной палочкой в мутном зелёном озере. Он попытался повернуть голову, всосал губами воздух, словно желая плюнуть учителю в лицо.

— Хорёк, ты рехнулся? — голос Рокси сбивался на фальцет. — Что ты несёшь? С кем ты говоришь, это же звери!

— Тихо, тихо, — предостерёг её от дальнейшего Гризли. — Я говорю с человеком. Я говорю с человеком.

Только не умирай сию секунду, гадёныш, подумал Гризли. Только не сию секунду. Он бережно приподнял круглую голову мальчика и подложил ему под щёку сплющенный рулон обоев. Ничего более подходящего под рукой не нашлось.

В комнате кто-то заворочался, послышался булькающий кашель. Гризли представил себе, как они начнут оживать, и выйдут, протягивая к нему тощие узловатые руки. С пробоинами в животах, со сломанными позвоночниками, они пойдут за ним через весь город, не отстанут больше никогда, потому что это он взял их жизни, и только он обязан вернуть им последний должок…

Он помотал головой, отгоняя бредовое видение.

— Слышишь, Кисанов? Пожалуйста, скажи нам, где она. Ты пойми, она ведь дочка, девочка, только поэтому мы себя с ней так вели. Вот будет у тебя дочка… — Гризли осёкся.

Киса медленно, будто преодолевая мучительное сопротивление среды, сфокусировал на нём мутный взгляд. В чёрной луже, натёкшей из-под его живота, подрагивали отражения лампочки.

— Умоляю тебя, Влад! — едва не рыдал Гризли. — Ведь ты же любил её, да? Ты любил её, и она тебя, наверняка…

— Паа… пр-рра… — напрягся умирающий рокер.

— Правда, ну, конечно же! Она сама об этом говорила… ну, не нам конечно, но я знаю наверняка, она говорила девочкам из класса… — повинуясь нелепому порыву, Гризли схватил ладонь парня вполне театральным жестом. Он принялся ласкать и обнимать ту самую руку, которая минуту назад собиралась его зарезать.

— Хорёк, что ты несёшь? — пискнула Рокси.

— «Па… Пар-радизо» — едва слышно прохрипел Кисанов. — Ей… ей там клево.

Спустя несколько секунд, сжимая скользкую ледяную ладошку подростка, Гризли ощутил момент остановки сердца.

— Кино? Он сказал — в кино? А вдруг это западня? — забросала вопросами Рокси. — Ты слышал, что там творится, в этом «Парадизо»?! Там людей скидывали с крыши!.. Леон, что ты замолк?! Леон, мы пойдём туда вместе? Хорёк, ты вообще слышишь, когда я к тебе обращаюсь?!

— Слышу, — Гризли перевернул Кису на спину, и помедлил, не зная, как половчее это сделать. Глаза Кисы упорно не желали закрываться. Гризли подумал и прикрыл лицо мертвеца куском обоев.

— Я слышу, — ровно повторил он. — Даже если это западня, то никак не для нас. В «Парадизо» я пойду один, без тебя. Если Лола там, я её не брошу. — Он вторично попытался опустить мертвецу веки, на сей раз удалось. Он никак не ожидал, что у двоечника и хулигана Кисы окажутся такие красивые глаза. Странно, но в классе он никогда к Кисанову не приглядывался. Невзирая на то, что шельмец таскался за его дочерью. А может быть, как раз потому я и воротил морду, уточнил Гризли. Глаза у Кисы нежно-салатные, в обрамлении пушистых, как молодая еловая лапка, ресниц.

— Что ты с ним копаешься?

— Я обманул его, — Гризли отряхнул колени, подобрал оружие. — Я тут вспомнил… Он как-то на перемене стал со мной спорить. Он кричал, что мы его достали враньём. Он кривлялся, как обезьяна, и нарочно, чтобы собрать побольше слушателей, громко спросил меня, зачем мы их постоянно дурим. Школа, родители, друзья родителей, дедушка, все взрослые… Зачем мы дурим несчастненьких запутавшихся деток… — Гризли словно проснулся. — Да, он спросил меня, глядя в глаза, зачем его родители подписывали контракт на его учёбу, если с них всё равно берут дополнительные деньги?

— И что ты ответил?

— Он тогда нарочно меня спросил с подковыркой, заранее ожидая в ответ неправду. И он эту неправду получил, как и планировал.

— Ну и что, что с того? — не поняла жена. — Какое отношение это имеет?..

— Ничего, — сказал Гризли. — Ты права. Раньше утописты считали, что дети непременно будут лучше нас. Мы все верили в гадких утят, как верили наши родители… Якобы, став прекрасными лебедями, они расправят большие чистые крылья над нашим убожеством…

Рокси взглянула на него с опаской.

— Но ведь виной всему генетическая отрава, — робко вставила она, — Леонид, я же не одна это сочинила. Тебе стоило послушать Адабашьяна, он же спец в этом деле…

— Безусловно, вы оба правы, — перебил Гризли. — Виной всему только попкорн. Только попкорн во всём и виноват.

Часть четвертая

ГРИЗЛИ. ДОЛИНА РАДОСТИ

ГОЛЫЙ ГОРОДЕсли мальчик любит мылоИ зубной порошок,То у этого дебилаБудет заворот кишок!Народная примета.

Прежде всего, следовало разыскать Железного друга. Стоило закрыть глаза, как он достаточно точно, почти в деталях, представлял своего будущего Железного друга.

Его Железный друг будет большой и тяжёлый, иначе нельзя. Иначе их не пропустят на королевский бал. Если предположить, что прекрасная принцесса уже там и надёжно заколдована придворными чародеями, то Железный друг должен многое уметь. Он должен владеть мастерством убеждения не меньше, чем гнусные вражеские колдуны. Он должен быть солиден, он должен говорить громко и убеждать одновременно большое число оппонентов. Он должен убедить их раз и навсегда в своей правоте, чтобы у тех, кто останется лежать позади, не возникло глупого желания продолжить спор. Значит, слова Железного друга должны падать веско, чтобы придворные негодяи заранее слышали его суровую и честную речь.

Железный друг — это последний довод.

Когда Гризли подобрал «фиат», у того имелись все стекла, дополнительные фары, молдинги, вдобавок по бортам — картины страшного суда. Скорее всего, у гонщиков кончился бензин, и они отправились искать другую машину. Теперь на место заднего и боковых стёкол Гризли запихал куски жести с крыши гаража. Может быть, повезёт, и мародёры примут владельца раскрашенной машины за своего. Впрочем, он подозревал, что «своих» ни для кого не осталось. Бензин Гризли перелил из канистры, оставшейся в отцовском гараже, ещё одну канистру сунул в багажник. Ему удалось без приключений доехать до универмага, только один раз по крыше попали камнем. Ружьё Рокси категорически отказалась отдать, и Гризли чувствовал себя крайне неуютно с одним только ножом. Она предложила — едем вдвоём, но он упёрся. В принципе, Рокси была права — за рулём он всё равно бы не смог воспользоваться неудобной двустволкой.

Эту работу он сделает один. Если он не справится, значит, ему не стоит заводить семью и детей.

Это его личное дело.

Возле универмага Леонид долго сидел в машине, не глуша мотор. Ближайший охотничий отдел находился недалеко, на первом этаже, но до него требовалось пройти по центральной галерее. Ничего особенного, каких-то сто шагов между двух рядов сияющих витрин. Гризли там неоднократно прогуливался, точнее, Рокси властно таскала его от одного ювелирного отдела к другому. Такое привычное раньше и скучное для мужчины занятие теперь превратилось в смертельный аттракцион. Там мог прятаться кто угодно. Бронированные внешние окна магазина выдержали все налёты и надёжно скрывали внутренности торгового гиганта.

«Если подкараулят внутри, могу не успеть добежать до машины… Но если у меня сейчас трясутся поджилки, как же я пойду в кинотеатр?» — спросил себя Гризли и вылез наружу. Он припарковал «фиат» у бокового крыльца, между сгоревшим микроавтобусом и перевёрнутым набок полицейским седаном. Полицейский автомобиль, к удивлению Гризли, был почти цел, но на переднем сиденье, удерживаемые ремнями, повисли два трупа в форме. У обоих крысы обгрызли лица. С проспекта удушливо воняло разложением и канализацией. С крыльца универмага Гризли видел отлетевшую чугунную крышку люка, из-под которой по асфальту растекалась мутная река нечистот. Первые несколько секунд Гризли казалось, что в городе царит тишина. Затем сквозь тишину прорезались далёкие удары, свист, крики. Где-то лилась вода, булькало, шипело, заливались собаки. Без шороха тысяч шин и шума тысяч моторов город казался голым.

«Я не боюсь. Я зайду внутрь…»

Где-то за стенками соседних дворов прошелестели быстрые шаги. Город казался голым, но не умер. На противоположной стороне улицы, за широкой аркой двора, пробежали несколько человек и скрылись в подворотне. Гризли даже не успел заметить, как они были одеты.

Призраки с повадками диких зверей.

Гризли вспомнил, как не так давно, буквально в прошлую пятницу, все уцелевшие напряжённо вслушивались, ожидая услышать рокот танковых колонн. Одни подогревали слухи о скором вводе в столицу десантных частей, призванных обеспечить порядок, другие уверяли, что слышали по радио переговоры танкистов, и уж завтра-то точно…

Но армия не пришла. Гризли не хотелось думать о том, как далеко распространилось безумие. Он нарочно не включал в машине магнитолу, чтобы не слушать шорохи на всех диапазонах. Он вытер вспотевшие ладони о брюки, покрепче перехватил нож и толкнул высокую дверь универмага. Мотор «фиата» негромко бурчал, ключи подрагивали в замке.

«Если они захватят машину, пешком мне не удрать…»

Центральная галерея первого этажа встретила его хрустящей темнотой. Только пройдя несколько шагов и привыкнув к косым лучам света, проникающим из закрашенных окон, Гризли понял, что так похрустывает и позвякивает под ногами. Кольца и серьги, колье и диадемы вперемешку с юбилейными монетами и миниатюрными статуэтками. Пыльные лучи солнца играли на кристаллах раздроблённых творений Сваровского, валялись отрубленные фарфоровые головы пастушек из роскошных мейссенских сервизов. В задрапированном красным бархатом отделе Картье роилась туча блестящих мух. Гризли не стал заглядывать за прилавок. Скорее всего, ещё одна продавщица, убитая прямо на рабочем месте.

Поминутно оглядываясь, он добрался до охотничьего магазина. Иногда ему казалось, что выше этажом кто-то бродит, пару раз доносилась глухая перебранка, больше похожая на возню грызунов, но нижний этаж оставался пуст.

В разворованном охотничьем отделе Гризли подобрал себе значительную часть экипировки. Витрины там давно разбили, огнестрельное оружие и ножи растаскали в первые дни волнений, но Железного друга Гризли там и не собирался искать Он выудил из-под перевёрнутого прилавка два отличных шокера, но с разряженными батареями, затем отыскал бинокль и дамский газовый пистолет. Всё лучше, чем ничего. Затем он обнаружил маленькую дверцу за стеллажами, которую не заметили мародёры. Ему пришлось повозиться, почти в полной темноте вскрывая ящики, но настойчивость была вознаграждена. Гризли обзавёлся прочной брезентовой ветровкой, ремнём с подсумком, работающим фонарём с запасными батареями и флягой. Завершая поиски, он наткнулся на инкрустированный горский кинжал в кожаных ножнах. Обычно такие поделки вывешивают в прихожих подле оленьих рогов.

Роясь среди опрокинутых витрин, Гризли поминутно выглядывал наружу, чтобы успеть скрыться, но всё равно не заметил, как они подкрались. Они не напали — покачивались и ухмылялись, вращая во все стороны оловянными глазами, точно сломанные куклы. Двое подростков, парень и девушка, и с ними взрослый мужик, лет под сорок, весь перемазанный белым порошком. Точно его возраст определить было сложно — небритому, заросшему созданию могло быть и пятьдесят, и тридцать пять. Из-за высокого прилавка Гризли их видел только выше пояса. В руках они могли держать что угодно. Гризли вообще видел в сумерках всё хуже.

«Постоянные сумерки, даже на улице, словно Бог приглушил свет… — некстати пронеслось у него в голове. — А ведь орлы могут выстрелить сквозь прилавок…»

Гризли замер, выставив перед собой кинжал. В переливах лезвия каталась тонкая вязь гравировки. Вряд ли этим театральным клинком можно было вести длительный бой, нона длительный бой Гризли и не рассчитывал. Либо он отпугнёт их сразу, либо… Правую руку Гризли медленно завёл за спину, где в кобуре покоился новенький газовый пистолет.

Они не стреляли. Наверное, разучились стрелять. Втроём нападать им было неудобно, пришлось бы перелезать через сломанную витрину. Гризли уже прикинул, что не станет дожидаться, пока они перелезут, а полоснёт кинжалом старшего, желательно попасть по лицу…

— Назад, — негромко приказал он.

— Грр-ра! — воскликнул мальчишка и сплюнул. С его подбородка свисала слюна с приклеившимися серыми комками. Затем парень поднял руку, в кулаке он держал что-то серое, и впился в это серое зубами. Он жрал сырого голубя с оторванной головой. Когда пацан оторвал ото рта птицу и принялся неторопливо жевать, весь его подбородок и щёки оказались в перьях. Гризли ощутил, как дыбом встал желудок. К счастью, с утра пустой.

Троица внезапно потеряла к нему интерес. Они заржали и неловко потопали в следующий отдел, а Гризли смог перевести дух. Теперь он их видел целиком. На девушке и пареньке ниже пояса ничего не было; очевидно, они совсем недавно прервали любовную возню, заметив Гризли. Мальчишка отшвырнул свой недоеденный обед и попытался овладеть подружкой на ходу. Та захихикала, виляя задом, затем они упали на груду оборванных портьер. Лохматый мужчина, вприпрыжку бежавший следом за парочкой, замер, не зная, что предпринять, — то ли помочь юному любовнику, то ли предпочесть голубя. Наконец голод победил, он отшвырнул жестяную банку и кинулся к сырому мясу. Банка прикатилась физику под ноги. Теперь Гризли понял, что за белая дрянь покрывала физиономию мужчины. Он жрал зубной порошок.

Стараясь не шуметь, под аккомпанемент вздохов, визгов и смачного жевания, Гризли спиной вперёд отступал к дверям. Внезапно бородатый мужчина бросил голубя и пошёл за ним. Гризли выбрался на крыльцо. Когда дверь открылась, он не стал дожидаться, пока у преследователя освободятся руки, а коротко ткнул кинжалом ему в живот. Мужчина выпал на крыльцо лицом вниз и скорчился. На нём было только короткое шерстяное пальто с биркой лондонской фирмы «Страус». Голые ступни кровоточили от десятков порезов. Гризли поступил так же, как герои на экранах «Парадизо», — вытер лезвие об одежду врага.

Жалеть было некого.

Фантастические идейки вроде спуска на планёре или марш-броска по канализации Гризли отмёл сразу. В киноцентр следовало идти, либо, замаскировавшись под своего, на ходу пожирая голубя, либо заехать прямо в нижний вестибюль на Верном коне. Где взять Верного коня, он примерно представлял. Если Рокси не ошиблась, если всех коней нерасхватали до него. Разукрашенный «фиат» для столь ответственной роли не подходил.

К удивлению Гризли, далеко не все жители покинули город. Просто люди изменили стиль поведения на улицах. При звуке мотора они шустро скрывались в подворотни, запрыгивали в разбитые окна первых этажей или прятались в люки. Дважды его «фиат» обстреляли, но не прицельно. Одна из пуль застряла в дверце. Несколько раз Гризли прикладывал к глазам бинокль, успевал засечь лицо со вполне осмысленным выражением, без зелёных глаз и лишней растительности. Однако уцелевшие «нормальные» граждане явно не жаждали идти на контакт.

Каждый был сам за себя.

…Физик еле успел надавить на тормоз. За поворотом улицу перегораживали три сгоревшие машины, за ними несколько парней громили винный бутик, самому старшему едва ли исполнилось восемнадцать. На тротуаре выстроились в ряд новенькие дорогие мотоциклы. Сиял хром, лоснилась кожа, с шестерён сочилось масло. Сразу за сгоревшими машинами поперёк улицы, оборвав провода, лежала спиленная липа. Двое парней стучали топорами, заготавливая ветки для костра, ещё один резал мясо на старинном полированном столе. Стол они, скорее всего, выволокли из ближайшего дома.

Промежуточное племя. Эти ещё соображают.

Леонид смотрел на них сквозь баррикаду, а новоиспечённые «сектанты» — на него. Учитель не сразу понял, почему мысленно обозвал молодых людей сектантами, но потом заметил над костром перевёрнутый обгоревший крест. К крестовине была привязана мёртвая распятая кошка. Гризли показалось, что за клубами дыма он видит ещё один перевёрнутый крест, к тому кресту тоже что-то привязано, и это «что-то» гораздо крупнее кошки.

Кажется, ребёнок.

Он слишком поздно сообразил, что останавливаться ни в коем случае не следовало. Следовало объехать по тротуару или повернуть назад, но не застывать на виду. Парни уже заводили мотоциклы, а двое с топорами прекратили кромсать дерево и энергично ковыляли в его сторону. Их внешность не вызывала сомнений. Вроде бы всё как у рядового гомо сапиенса, но капельку иначе. Слишком длинные руки, слишком резко очерченные скулы, слишком запавшие глаза.

«Назад, к питекантропам…» — прошептал учитель, переводя рычаг скоростей на задний ход. Ближайший из парней, рыжий волосатый громила, легко взобрался на крышу сгоревшей машины и метнул топор. Гризли рывком вывернул руль. Топор, вращаясь, пролетел в трёх сантиметрах от лобового стекла, зацепил резиновый молдинг окна и упал на капот.

Леонид сдавал задним ходом, но, завидев прямо перед собой мотоциклистов, остановился. У него не было никаких шансов удрать на этой развалине, тем более задом наперёд. Второй парень, ещё совсем мальчишка, рыча, нёсся на него с топором. Двое мотоциклистов задрали машины на дыбы, моторы оглушительно взревели. Гризли замешкался, пристально разглядывая щуплого парнишку с топором. У того были самые обычные серые глаза, и короткие безволосые руки. Паренёк чем-то напомнил Гризли Кисанова, такая же круглая крупная голова и подвижный дерзкий рот, созданный для плевков и оскорблений.

У физика не было времени обдумывать, почему одни морлоки не меняются внешне, а другие плавно превращаются в человекообразных обезьян. Он крутанул руль вправо, перевёл рычаг и до отказа выжал педаль. Старенький «фиат» ринулся в бой, набирая скорость. До того как мотоциклисты опомнились и прекратили свою глупую гарцовку, Гризли сбил обоих «лесорубов».

Тот, что походил на Кисанова, успел замахнуться топором, а в следующую секунду исчез под колёсами. Рыжий, вместо того чтобы бежать и запрыгнуть назад, на баррикаду, закричал, скорчил рожу и сам кинулся навстречу машине. Он вопил и улюлюкал и, кажется, играл в детскую игру.

Гризли сдал назад, волоча за собой раненого. Мотоциклисты ринулись в атаку, но что-то у них не сложилось. Один не удержал тяжёлую машину, свалился на бок и принялся истошно визжать, придавленный раскалённым глушителем. Второй дал слишком много газу, его «сузуки» снова поднялся на дыбы. В тот момент Леонид посчитал их пьяными. Много позже, вспоминая события дня, когда ему пришлось своими руками убивать школьников, практически детей, он нашёл иное объяснение.

Юные мутанты теряли координацию. Они становились сильными и злыми, но забывали, как управлять техникой, электроприборами. Забывали, как правильно застёгивать одежду и держать ложку, как переключать скорость и выжимать сцепление.

Парень, похожий на Кисанова, был ещё жив. Он отцепился от «фиата» метров через сорок, Гризли на пределе скорости мчался задним ходом, виляя из стороны в сторону, а подросток вопил и цеплялся за бампер. На его лице от ударов по асфальту содрало почти всю кожу; из раздроблённого колена торчала кость. Однако стоило Гризли остановиться, чтобы набрать мощь для второго разгона, как парень приподнялся на здоровом колене и взмахнул топором. Он смеялся. Да, чёрт раздери, этот непотопляемый зверёныш выплёвывал зубы и смеялся! От его смеха по спине учителя поползли мурашки.

По тротуару, не попадая ногой на педаль, катили мотоциклы ещё два малолетних погромщика. Рыжий придурок подобрал свой топор и, прихрамывая, ковылял навстречу «фиату». Упавшему мотоциклисту никто не собирался помогать. Один из его товарищей остановился совсем рядом и пил из горлышка вино, не обращая никакого внимания на жалобные крики пострадавшего. Тот ворочался под двухсоткилограммовым байком, хрипя от натуги, и никак не мог вылезти.

Гризли закричал, потом зарычал.

Он швырнул помятую машину прямо на ухмыляющуюся рожу. Правые колёса подскочили, проехались по мягкому. Рыжий парень подобрал топор и прыгнул вперёд, целя Гризли сквозь стекло прямо в лицо. Воняло горелой резиной и слегка «подпалённым» сцеплением.

От удара о капот нападавший отлетел метров на пять, а Леонид прокусил губу и разбил лоб о стекло. Он уже увидел путь к спасению — на противоположном тротуаре оставалось достаточно места, чтобы пропихнуть маленький «фиат».

Гризли кричал.

Следующим ударом он лоб в лоб встретил мотоциклиста. Капот «фиата» вздыбился, отлетели боковые кронштейны, сразу стало плохо видно. Однако своей цели физик достиг,даже перевыполнил план. Завалились набок сразу два юных мотогонщика, а третий застрял между ними и начал сдавать назад, поливая воздух отборной матерщиной. Он ругался таким тонким, ломким голоском, что Гризли на секунду стало смешно.