Чтение 10–й страницы книги ~Обратись к Бешенному~

– И что вы собираетесь делать с этой сволочью? – собрал в кучу свои черные брови хозяин кабинета.

– Если позволите, я могу доложить вам, что нам УЖЕ удалось сделать по этому поводу…

– Нуну… – без особого энтузиазма произнес министр.

Олег Константинович открыл свою папку и начал подробно посвящать министра в суть разоблачений оборотней в погонах. Вначале министр слушал с некоторой долей иронии. Потом снисходительная улыбка стерлась и внимание стало неподдельным. А когда речь зашла об одном руководителе с Петровки, министр не выдержал и стукнул кулаком по столу.

После чего удивленно воскликнул:

– Не понимаю! – и тут же возмущенно повторил: – Не понимаю, чего не хватало этому полковнику? Высокая должность, положение, приличная зарплата… – он тяжело вздохнул и вопросительно уставился на генерала.

– Я тоже пытался анализировать, как мог докатиться до такого падения участник военных действий, боевой офицер, орденоносец… – перечислил Богодановский.

– И что?

– По всей видимости, в экстремальных ситуациях в человеке включается природный инстинкт выживания вида. Если в человеке заложены такие качества, как любовь к Родине, к своему народу, то есть чувство долга и патриотизм, человек становится настоящим героем. А если в нем преобладает лишь тот самый инстинкт выживания и он вынужден совершить героический поступок, чтобы просто сохранить себе жизнь, то он не герой: судьба так распорядилась.

– Интересное наблюдение… – задумчиво проговорил министр. – В чем же разница?

– Казалось бы, и тот, и другой выстояли, людей сберегли, награды получили, а что в остатке? Один с гордостью носит награду, радуется тому, что не спасовал в самый трудный, можно сказать, смертельный, момент своей жизни, а другой затаил злобу на людей, на страну, на командование, злобу за то, что ему пришлось испытать животный страх. Нет, он никому не признается в этой слабости, но пред самим собойто не скроешь правду. Вот и начинает человек злиться на вся и всех. Он гонит от себя мысль, что он – слабый, безвольный трус, случайно выживший в экстремальной ситуации. И вместо реальной оценки собственных ошибок начинает обвинять во всем других и думать о том, что выдержанное им испытание не оценено по достоинству. Такой человек сначала топит свое раздражение в алкоголе, потом, если злость и раздражение пересиливают, начинает искать пути возмещения, как он считает, моральных потерь.

– Судя по всему, эти выводы вы сделали не на одном полковнике, – заметил министр.

– Увы, товарищ министр, когда начинаешь всерьез копаться в прошлом каждого отщепенца, очень редко выясняется, что человек ошибся, просто оступился: чаще всего такие люди не только четко сознают свои деяния, но сами и планируют их…

– К таким отщепенцам нужно быть беспощадными: раскручивать на полную катушку! – жестко вставил министр.

– Для этого мы скрупулезно и разрабатываем каждого подозреваемого. Чего греха таить: иногда поступают и такие сигналы, когда донос приходит на порядочного офицера, для устранения конкурента. И нам приходится тщательно разбираться, очищать зерна от плевел… – генерал медленно закрыл папку, как бы ставя точку в своем докладе.

– Ты уж извини, Олег, что сорвался на тебе: под горячую руку попал, – примирительно проговорил министр. – Я отлично помню, что именно ты создал это ведомство, оно достойно работает все эти годы, и мне известно, сколько делается твоими сотрудниками, но… – он вдруг виновато поморщился: – Президент прав: нам нужна не кампания по отлову оборотней в наших рядах, а серьезная, целенаправленная работа в этом направлении, и каждый успех обязательно должен широко освещаться в печати…

– Мы постараемся, товарищ министр…

– Очень на это надеюсь, генерал! – министр перешел на официальный тон, и Богодановский встал, понимая, что аудиенция закончена.

Министр пожал на прощанье руку и тут же вызвал помощника:

– Валера, соединика меня с Михайловичем…

– С каким Михайловичем? – не понял тот.

– Как с каким? – министр так удивился, словно для него других «Михайловичей» не существовало. – С Лужковым!..

***

Богодановский вышел из кабинета со странным ощущением. Конечно, при расставании министр был более дружелюбен, чем при встрече, но осадок от разговора остался. От тяжелых мыслей Олега Константиновича оторвал звонок телефона, номер которого знал самый узкий круг людей.

– Привет, сынок! – услышал он бархатистый голос своего бывшего коллеги еще по Комитету безопасности…

***

С генералом Богомоловым они сблизились в девяносто первом, когда тот, еще будучи полковником, взял на себя ответственность и, минуя своего непосредственного начальника, доложил Президенту о готовящемся против него заговоре.

Именно тогда, работая в другом управлении КГБ, он, тоже полковник, случайно оказавшись рядом, безоговорочно встал на его сторону и предложил свою помощь. В сложный момент, когда цена ошибки – твоя жизнь, такой поступок говорит о многом, и прежде всего – о порядочности человека.

Когда путч провалился и Богомолов занял кресло своего начальника, он, конечно же, не забыл о Богодановском и активно поддержал его идею создания Главного Управления собственной безопасности МВД. С тех пор они и дружат не только между собой, но и семьями: ни одно важное семейное торжество того и другого не обходится без их участия.

Наслышанные о теплых отношениях между ними, но не зная их корней, некоторые сотрудники уверены до сих пор, что их связывают родственные отношения. В заблуждения вводит и отчество генерала Богодановского, да еще и фамилии сходные: некоторые прямо спрашивали: не сын ли он Богомолова.

На что генерал с юмором отвечал:

– Да, сын! Константин Иванович родил меня в двенадцатилетнем возрасте.

Богомолов долго смеялся, когда Олег Константинович рассказал ему о столь нелепом предположении. С тех пор Богомолов к нему обращается не иначе как «сынок».

Олег Константинович заметил одну важную особенность своего друга: Богомолов мог неделями не давать о себе знать, но всегда объявлялся, когда на душе Богодановского «кошки скребли» и он нуждался в человеческой поддержке…

***

– Чего грустный такой? Или министр не очень ласково принял? – весело продолжил Богомолов.

– На себя больше злюсь, чем на министра! – выдохнул Богодановский. – По большому счету, он прав: вроде делаем много, а результатов либо не видно, либо они извращаются.

– Дорогой мой, не забывай, какое наследство досталось твоему шефу. Министерство столько лет разваливали, и в одночасье все исправить невозможно даже физически, я уж не говорю о кадрах, из которых многих, скорее всего, гнать нужно поганой метлой из органов, а не перевоспитывать, а новые не только искать нужно, но самим взращивать.

– Ты, как всегда, прав, Константин Иванович, – тяжело вздохнул Богодановский. – Но мне от этого не легче, хотя и спасибо на добром слове.

– Доброе слово и кошке приятно, но, как говорят на Кавказе, не можешь реально помочь – не давай советов!

– Хорошая поговорка! – улыбнулся генерал. – Никак в голове моего друга созрело чтото, угадал?

– Созрело, – согласился тот. – Нужно встретиться, поговорить о том, о сем…

– О девочках, о погоде, – Богодановский сразу понял, что у Богомолова есть основания не доверять телефону.

– Точно так! Да и о твоем любимом хоккее поговорим, – усмехнулся тот.

Большой любитель хоккея с шайбой, Богодановский играл за команду ветеранов МВД, и совсем недавно их команда выиграла у сборной команды полицейских НАТО.

Они договорились встретиться в конце рабочего дня на одной из конспиративных квартир Богомолова. Друзья не виделись несколько недель, а потому крепко обнялись, выпили по рюмке коньяка, после чего Константин Иванович сказал:

– Есть у меня один человек, с которым мы столько дел совершили во благо Родины, что… – он покачал головой. – Короче, я ему верю как самому себе.

Богодановский с интересом слушал и молчал, ожидая услышать, что придумал его приятель.

– Этот человек, сирота, прошедший афганское пекло, сохранил стержень настоящего бойца, преданного Родине и своим друзьям. Так сложилась его судьба, что ему, чтобы выжить, пришлось сказаться погибшим. Имеется весьма ограниченный круг лиц, кто знает, что он остался жив, и в этот круг враги не входят, – Богомолов сделал паузу и хитро взглянул на приятеля.

– Спасибо, что продолжаешь числить меня в своих друзьях, – в голосе Богодановского не было иронии: простая констатация факта, но и ощущалась какаято усталость.

– Что, тяжко? – участливо спросил Богомолов.

– Честно?

– Я всегда люблю честно, – заметил Константин Иванович.

Надоело все! – зло произнес генерал, что ему совершенно не было свойственно. – Понимаешь, в восемь прихожу и только к одиннадцати домой возвращаюсь, и так каждый день. Я уж начал забывать, как жена выглядит. Пашешь, пашешь, а тебя еще и отчитывают, как школьника. Эх! – он обреченно взмахнул рукой.

– Ну, коль скоро у тебя такое настроение… – осторожно начал Богомолов. – Поначалу не хотел говорить, зная, насколько ты любишь свою работу, свое детище…

– Чего уж там, – Богодановский даже не напрягся, словно предчувствуя, что скажет его друг, – давай, руби! Снимают, что ли? В отставку отправляют?

– Ну зачем так пессимистично? – улыбнулся Константин Иванович. – Только прошу тебя учесть, что то, что ты сейчас услышишь, существует пока только в проекте, но этот проект либо самостоятельно возник в умах некоторых политиков, либо ктото из недоброжелателей со стороны вложил в их голову. Так что ты ничего не знаешь, понял?

– С полуслова, – заверил Богодановский.

– Короче говоря, есть такое мнение, что твое детище нужно расформировать… – Богомолов проговорил эту фразу, словно выдохнул. – Есть упорное желание некоторых выпендренцев передать функции твоего департамента Генеральной прокуратуре. Думаю, что на подготовку этого проекта уйдет с полгода, как минимум.

– А со мной как, за борт? – безо всяких эмоций спросил Олег Константинович.

Господи, да что с тобой происходит, друг мой? – всерьез начал злиться Богомолов. – Откуда такой пессимизм? Ты боевой генерал или где?

– Вроде труса никогда не праздновал, – с некоторой обидой заметил тот.

– Не говори мне прописные истины! Ты прекрасно знаешь, что твоя работа высоко ценится и Правительством, и Президентом, а потому, чтобы тебя это расформирование совсем не коснулось никаким боком, тебя решено перевести с повышением на другую работу…

– Какую? – напрягся Богодановский.

– Ты возглавишь целую службу, но какую – пока не скажу! Точной уверенности нет, а высказывать свои предположения не хочу! – пояснил Богомолов. – Так что мы с тобой еще повоюем!

– С тобой хоть в разведку! – серьезно проговорил Олег Константинович.

– Знаешь, приятель, я никогда в тебе не сомневался, – искренне проговорил Богомолов. – И пока ты возглавляешь Департамент собственной безопасности МВД, тебе первому сообщаю о подробностях самоубийства дежурного офицера ГУВД, о котором тебе наверняка уже известно.

– Если ты имеешь в виду Дмитрия Скворцова, то там же вроде бы все ясно: накопилось у парня много негативных жизненных проблем, невесту потерял, лучшего друга, вот и решил свести счеты со своей жизнью, – Богодановский недоуменно пожал плечами. – Или я чегото не знаю?

– А ты послушай! – Богомолов достал из кармана диктофон, поставил перед генералом. – Эту запись сделал человек, о котором я тебе сказал в самом начале разговора.

– Который официально не числится в списках живых?

– Вот именно, – Богомолов включил запись.

Олег Константинович внимательно прослушал запись, и его стального цвета глаза недовольно прищурились.

– Не понимаю! – тихо произнес он, но сказал с таким выражением, что показалось, прокричал эту фразу. – Как он мог жить с таким грузом вины?

– Жил, как видишь, – вздохнул Константин Иванович. – Не знаю, стоит ли отдать эту запись Сковаленко?

– Знаешь, Константин, – немного подумав, сказал Богодановский. – У этого подонка нет близких, которые могли бы всплакнуть о нем: родители умерли, братьев и сестер нет, невеста погибла, так что к нему жалости нет ни с какой стороны, а вот о живых подумать нужно. Стоит ли добавлять проблем Сковаленко? У него и так их хватает. Этот подонок, хоть и поздно, сам наказал себя, так что, мне кажется, «Умер Максим, ну и фиг с ним!».

– Я рад, что мы думаем одинаково, – удовлетворенно кивнул Богомолов.

А пареньто твой каков! – с восхищением воскликнул Олег Константинович. – Как лихо, хотя и несколько жестко, он подвел черту под его жизнью! Судя по всему, именно ты выделил его в помощь Сковаленко, чтобы он разобрался с этими злополучными миллионами?

– Мы делаем одно дело: нужно помогать друг другу. – неопределенно ответил Богомолов.

– Какнибудь познакомь с твоим героем: очень уж он пришелся мне по душе: толковый парень, умный.

Богомолов с удивлением посмотрел на приятеля: Богодановский был очень скуп на комплименты, а тут такие слова в адрес совсем незнакомого ему человека.

– Познакомлю, обязательно познакомлю, – заверил генерал ФСБ и вдруг задумчиво спросил: – Помнишь, когда я еще возглавлял Управление ФСБ, ты просил меня пристроить одного твоего протеже, хорошо проявившего себя в Буденновске? Если мне не изменяет память, его фамилия Доротин Валентин.

– Что, нашел ему хорошую работу?

– Да так, есть одна мыслишка, – неопределенно протянул Богомолов.

– Опоздал ты, приятель: его подобрало к себе одно из ваших подразделений. В «Альфе» он сейчас, а что ты хотел ему предложить? – заинтересовался Богодановский.

– Сам говоришь, что он уже пристроен, – улыбнулся Константин Иванович.

– Ну, если ты заговорил о нем, то вдруг возьмешь его к себе, в президентскую команду.

Доротин же стал моим родственником: женился на моей племяннице.

– Теперь понятен твой интерес в его благоустройстве, – подмигнул Богомолов.

– Когда я тебя просил за него, он даже не был знаком с моей племянницей, – недовольно заметил тот.

– Господи, да шучу я, шучу! Не обижайся, ради Бога! – замахал руками Богомолов.

– Я и не обижаюсь. Может, скажешь наконец, откуда вдруг такой интерес к моему протеже через столько времени? Ты же никогда ничего просто так не спрашиваешь.

– Ты прав, интерес имеется, и появился он после того, как я узнал о предстоящем расформировании твоей структуры.

– Не понимаю, какая связь между расформированием нашего департамента и интересом к моему теперь уже родственнику? – удивился Богодановский.

– То, что ты сейчас услышишь, знают пока только два человека: один там, – Богомолов указал . глазами вверх, – другой человек – я. Сейчас будет третий человек, это ты.

– Если все столь засекречено, то подумай, стоит ли меня посвящать в это?

– Никак ты испугался? – подколол Константин Иванович.

Я никогда никого и ничего не боялся и бояться не собираюсь, – спокойно произнес Олег Константинович, – просто я отношусь к той категории людей, у которых любопытство проявляется только тогда, когда это начинает касаться либо лично меня, либо моих родных, либо дела, которым я занимаюсь. Излишняя информация не всегда приносит пользу. А уж если она исходит от такого человека, каким являешься ты, не обижайся, это вполне может оказаться рискованным. Я готов рисковать только тогда, когда риск, вопервых, необходим и без него никак не обойтись, вовторых, когда риск оправдан, хотя бы на пятьдесят процентов, – обстоятельно пояснил Богодановский.

– А если в этом риске нуждается Родина? – не без пафоса спросил Богомолов.

– Неужели все так серьезно?

– Более чем!

– В таком случае рассказывай, я – твой! – твердо проговорил руководитель ДСБ.

– Ну что ж… – генерал ФСБ достал из кармана небольшую коробочку и нажал на ней кнопку.

– Думаешь, могут прослушивать даже здесь?

– Береженого и Бог бережет!

– Думаю, продолжать эту поговорку не стоит, – усмехнулся Богодановский.

– А что, есть продолжение?

– А небереженого – конвой стережет!

– Вот как? Очень современное продолжение! – одобрительно заметил Богомолов.

– Современное или своевременное? – попытался уточнить приятель.

– Мне кажется, и то и другое! – серьезно ответил Константин Иванович.

– Даже так?

– Что, подумываешь: не дать ли задний ход?

– У меня, как ты знаешь, отсутствует задняя скорость.

– Шутка юмора, – успокоил Богомолов.

– Считай, что я посмеялся, продолжай.

– При расформировании твоего департамента все его функции, как я уже говорил, будут переданы Генеральной прокуратуре, которая не сможет сразу войти в суть работы должным образом: нехватка специалистов, разработка новой системы подхода, раскачка, и так далее, и тому подобное… А преступления будут совершаться и совершаться: преступники не будут делать перерыв и ждать, когда правосудие будет готово к борьбе с ними, – Богомолов сделал паузу, выпил глоток боржоми.

– Короче говоря, ты придумал, как закрыть будущую брешь в правосудии, я правильно понял? – Богодановский явно заинтересовался.

– Я всегда знал, что ты мыслишь рационально и мгновенно выхватываешь главное. Прав ты и на этот раз. Сейчас, получив одобрение оттуда, – он вновь взглянул наверх, – я решил собрать уникальную боевую группу, которая будет иметь широчайшие полномочия и подчиняться только одному человеку.

– Она будет действовать в рамках закона? – спросил Олег Константинович, уверенный, что ответ будет отрицательным.

– Эта группа будет действовать в интересах государства… – твердо ответил Богомолов.

– И народа?

– В общем смысле – да!

– В общем? – не понял Богодановский.

– Конечная цель – во благо государства и народа.

– То есть ты хочешь сказать, что эта группа официально сможет нарушать закон?

– Официально этой группы не будет ни в одной государственной структуре! – отрезал Богомолов.

– Вот теперь все ясно, – Олег Константинович нервно пожевал губами. – А не кажется ли тебе, дорогой мой приятель, что, как сказано в Писании: благими намерениями вымощена дорога в ад?

– Есть еще одна мудрость: не разбив яйца, не сделаешь яичницу! – возразил Богомолов.

– Допустим. Но представь на мгновение, что ребята из этой спецгруппы заиграются и, ощутив безнаказанность, почувствуют себя вершителями судеб и начнут сами не только судить, но и приводить приговор в исполнение, что тогда?

– Именно поэтому отбор в эту группу будет самый жесточайший, и руководить ею будет человек, которому можно доверять, и именно он будет иметь право, если понадобится, даже вершить суд!

– И этим человеком будет тот самый, который не числится среди живых, – констатировал Олег Константинович. – Но почему ты в нем так уверен? А если он сорвется или допустит ошибку и пострадает невиновный?

– Если такое случится, то я тут же подам в отставку! – твердо ответил Богомолов.

– Такая вера в него?

– Извини за тавтологию, вера, проверенная годами и делами, в которых он не раз и не два рисковал жизнью во имя добра и справедливости! – генерал так самозабвенно говорил о нем, словно защищал своего сына.

– Эта группа будет действовать автономно или, всетаки, под твоим непосредственным руководством? – решил уточнить Богодановский.

– Автономно, но и под моим руководством.

– Уточни, если можешь.

– Есть ситуации, когда выйти на связь бывает невозможно по разным причинам, тогда группа безоговорочно подчиняется только своему руководителю, который, после завершения операции, обязан изыскать возможность по полной программе отчитаться передо мной, а я – перед своим куратором.

– Я смотрю, что у вас действительно все четко продумано, – одобрительно проговорил Олег Константинович. – И смею предположить, что место работы нужного вам человека не имеет какогото значения: подойдет, и вы его переведете к себе, не так ли? – предположил он.

Фирма веников не вяжет, – ухмыльнулся Богомолов. – Если нужный нам человек работает на государство в какойнибудь структуре, но окажется нужен этой группе, он будет временно, на оговоренный срок, откомандирован для выполнения спецзадания. Если докажет свою необходимость группе, командировка продлится еще на нужный срок.

– И последний вопрос, Константин Иванович.

– Если последний, то слушаю, – шутливо подмигнул Богомолов. – А то больно кушать хочется.

– После того, как будет принято решение о завершении работ этой спецгруппы, что будет с ее членами? – спросил Богодановский и тут же пояснил: – Ведь каждый из них невольно окажется носителем важной информации, которая, как говорится, не для посторонних ушей. И обладание такой информацией становится опасным для ее носителя.

– Спрашивай прямо: не ликвидируют ли членов группы после того, как ее работа перестанет быть актуальной? Ты об этом? – Богомолов, не мигая, уставился на него.