Чтение 12–й страницы книги ~Замуж за иностранца, или Русские жены за рубежом~

— Увы, — развела руками Вика. — Сначала все действительно было, как в сказке. Он привез меня в дорогой особняк, баловал, дарил подарки. Относился с особой любовью и нежностью. Сам катал на инвалидной коляске. Заказал дорогой протез, а по ночам целовал ампутированную ногу. Прямо как сказка о Золушке. Если бы мне кто-нибудь рассказал о том, что так бывает, никогда бы не поверила. Он по отношению ко мне добрый был, заботливый, любящий, понимающий. Положа руку на сердце, ко мне никто в жизни не относился подобным образом. Конечно, он со своими тараканами в голове был и ярко выраженными отклонениями. Иногда мне казалось, что он любит мою ампутированную ногу больше, чем меня саму. Я в купальник оденусь, а он моим обрубком любуется. Если обрубок не увидит, не возбудится. Без этого никакого секса. Сразу видно, что у него на двеполноценные ноги вообще не встает.

Вика открыла вторую бутылку пива и принялась пить.

— А дальше-то что?

— А дальше то, что наигрался он мной, как игрушкой, и выкинул прямо на улицу. Он себе девушку из Германии в Интернете приглядел. У нее ноги и руки нет. Мне сказал, что по работе в Германию съездит. А сам к ней летал. Вот у него новое увлечение и появилось. Он теперь на ней захотел жениться, а может быть, просто поиграть, так же как и со мной, и выкинуть на улицу. Кто его знает! Мешать я ему стала. Страсть прошла. Закончилась любовь, завяли помидоры. Игрушка оказалась больше ненужной. Пришла пора освобождать место для новой пассии, а по-человечески расставаться, видимо, этот господин не умел. Либо все, либо ничего. Мог ведь дать денег, снять дом и попрощаться достойно, с благодарностью за проведенное время. Для него эта пара пустяков! Но он сказал, что больше я ему не нужна, что он ничего не хочет обо мне знать и что я должна быть всю жизнь благодарна ему за то, что он не приказал меня убить. Видимо, он мог расправиться со мной именно таким способом. Он приказал своим охранникам в машину меня посадить, увезти и бросить где-нибудь вместе с протезом и костылями. Вот так печально закончилась моя короткая история сумасшедшей любви.

— А с Марьяной ты как познакомилась?

— Сразу после того, как это произошло, зашла я в какое-то придорожное кафе, заказала чашку кофе (благо в кармане какая-то мелочь была), а в это кафе как раз заехала ярко накрашенная полная женщина. Увидев мои костыли, она заметно повеселела, подсела ко мне за стол и предложила работу и крышу над головой.

— И ты согласилась?

— А у меня что, выбор был? Чужая страна, ни денег, ни документов.

Вика махнула рукой и достала косячок.

— Ладно, хватит о прошлом. Что было, то было. Давай лучше косячок раскурим.

— Я не курю.

— Да ладно тебе! Как покуришь, так сразу отпускает. Все становится таким спокойным, приглушенным и теплым, — улыбнулась прибалдевшая от марихуаны Вика.

— Я не курю, — повторила я и встала из-за стола.

ГЛАВА 16

Я уже работала на улице Красных Фонарей и поняла, что бежать отсюда просто НЕРЕАЛЬНО. Марьянины головорезы охраняли нас круглосуточно.

Я жила как на автопилоте, и если бы кто-то сказал мне о том, что жизнь в Европе обернется для меня такой страшной трагедией, я бы отдала все на свете, только бы этого не произошло. Да, я многое потеряла, но самое страшное, что я потеряла себя. Быть может, кто-то читает эти строки и скажет, что так не бывает. БЫВАЕТ. Увы, но БЫВАЕТ.

И все же в глубине души я не желала смириться с ситуацией, в которую так нелепо попала. Несмотря ни на что, я надеялась выкарабкаться и спастись. Я не верила в то, что это КОНЕЦ. Я надеялась на то, что это когда-то закончится. Обязательно ЗАКОНЧИТСЯ. Главное — не опускать руки и верить в лучшее. А когда это закончится, я просто сотруэтот период жизни из памяти. Говорят, такое стереть невозможно, что это наложит отпечаток на мою психику и будет всегда меня тяготить. Но я ПОПЫТАЮСЬ. Я попытаюсь взять ластик и стереть это из памяти точно так же, как стирают ошибки в школьной тетрадке. Я тоже допустила ошибки и поставила в своей жизни слишком большую кляксу, но я обязательно от нее избавлюсь, я попытаюсь. Даже если придется тереть до дыр.

И НИКТО и НИКОГДА не узнает о том, что здесь было. Ни одна живая душа. Это будет нечто сугубо личное, и я не захочу этим личным с кем-то делиться.

Я просто буду считать, что должна была пройти этот урок. Чтобы стать сильнее и мудрее. Как говорят: «Что нас не убивает — делает нас сильней!» Кто-то же сказал эту фразу: «Когда теряешь что-то — радуйся, что не потерял много. Когда теряешь много — радуйся, что не потерял все. Когда потерял все — радуйся, что уже нечего терять!..»

А если у меня не получится забыть свое прошлое и не поможет никакой ластик, то я не буду от него убегать. Я просто приму его таким, какое оно есть. Мое прошлое — частьменя. И оно всегда со мной.

Почему-то очень часто я вспоминала Хенка. Временами мне казалось, что во всех своих неприятностях виновата я сама, а временами, что все самое плохое — из-за него.

А ведь я росла романтичной девочкой (несмотря на серьезный взгляд на жизнь). И всегда придерживалась правил, что нельзя никогда поддаваться воле мужчины. Нельзя полностью доверять кому бы то ни было. Это чревато не самыми лучшими последствиями. Мужчины виртуозно и в то же время слишком жестоко играют на женском доверии. Нельзяидти на поводу у мужчин. Нельзя жертвовать собой во имя их прихотей и интересов, они это не оценят… Но в то же время я так мечтала о простом женском счастье! Вот и получила его сполна!

Мой самообман длился недолго. А ведь здесь есть столько девочек, которые живут с голландцами и не имеют силы воли уйти, терпят, ждут гражданства. С родными их разделяет слишком большое расстояние, и они не могут общаться с ними так часто, как им бы хотелось. (Голландцы этого не понимают. У них все не так. Здесь бабушки, если даже остаются с внуками посидеть на пару часиков, то берут деньги за это со своих детей. А в большинстве случаев просто отказываются помочь. И это в норме вещей…)

Улица Красных Фонарей. Кто-то называет это место улицей, а кто-то — кварталом. Это маленькие узенькие улочки среди каналов. В домах горят красные фонари (которые представляют собой красные неоновые лампы), видны крохотные комнатки, окна которых закрыты жалюзи.

Если же окно открыто, то виднеется комнатка, в которой стоит кровать. У окна девушка, которая подтягивает чулочки или просто со скучающим видом сидит на стульчике. Некоторые пытаются изобразить страстные движения, подманивают кого-нибудь пальчиком, машут рукой, шлют воздушные поцелуи или сексуально облизываются, показывая свой язычок. Часто к ним подходят мужчины, что-то спрашивают, заходят, после чего жалюзи закрываются. Девушки в этих комнатках не живут, их снимают на ночь. Девушки самые разные, есть юные европейки, а есть и старые латиноамериканки. Есть девушки с самой заурядной внешностью, а есть очень даже симпатичные. Много украинок, русских, латиноамериканок и негритянок. Барышни на любой вкус. На узких улочках в красных бликах фонарей витрины переполнены голыми живыми красотками из разных уголков земного шара. Цена договорная — от 50 до 300 гульденов.

Еще там тусуется очень много наркоторговцев, которые начинают идти за тобой следом и тихим голосом что-то предлагать. При этом тут постоянно говорят, что любовью лучше всего заниматься под кокой или марихуаной… Тут ни в коем случае нельзя фотографировать. Узкие переулочки просматриваются внимательными сутенерами. Голландцев на этих улочках почти нет. Несмотря на то что в Голландии узаконена проституция, ее жители не любят ходить к проституткам. Хотя всякое бывает. Голландцы же, как люди, знающие толк в удовольствиях, знакомятся в клубах и на дискотеках. Услугами девушек пользуется обычно арабо-африканская молодежь и обкурившиеся марихуаной восточноевропейские командировочные.

Когда меня повели по этой улице в первый раз, я чувствовала себя ужасно неуютно и шла с оглядкой. Чувствовался приторный душок легкой наркоты, продаваемой легальнов кофе-шопах, который доносился из распахнутых окон. Он обволакивал помутившееся сознание и почему-то нагонял страх. А еще можно зайти в кинозал и, расположившись вогромном кресле в виде мужского члена, посмотреть уникальные сексуальные комиксы 30—40-х годов.

Мне пришелся не по душе и сам Амстердам.

Вонючие каналы не были ничем ограждены. Их дно устилали выброшенные за ненадобностью старые велосипеды. Какая-то ужасная скульптура в виде женской груди скорее всего являлась бредом обкуренного гашишем голландского скульптора. Ржавеющие жилища на воде, лодки-домики с выращиваемой на окнах в горшочках коноплей. Крюки, свисающие с фасадов узких домов, для поднятия мебели и ценных грузов прямо с корабля в дом: местные архитекторы, которые, возможно, тоже строили, приняв хорошую дозу гашиша, прорубали слишком узкие двери в домах.

Повсюду обкуренные наркотиками голландцы. Жутко было смотреть на проносившихся мимо велосипедистов, которые даже не думали сворачивать с пути, по которому идет пешеход, надеясь, что он все же одумается, почувствует опасность и отскочит в последнюю минуту. Создавалось впечатление, что если ты не отойдешь в сторону, то велосипедист без лишних эмоций проедет прямо по тебе.

Все это создавало просто удручающее впечатление.

Ночью многие ходят в пивные бары, объявляющие «Happy hours» — это когда каждый второй «Dreenk» бесплатный. Поэтому пешеходное движение по улицам, сопровождаемое песнями, не прекращается часов до трех ночи.

Многочисленные секс-шопы предлагают бесконечное разнообразие средств, укрепляющих мужское достоинство. Спреи, порошки, мази, таблетки, ремешки, колокольчики производства всех стран и народов.

Может, для кого-то Амстердам и веселый город, но мне в нем было совсем не весело.

…Итак, я очутилась за стеклом на улице Красных Фонарей. Помимо меня здесь было полно других девушек. Мулатки, скандинавки, азиатки, африканки, филиппинки и славянки. Совершенно не важно было, какой мы национальности, важно было то, что у всех нас было одинаковое выражение лица, и в этом выражении читалась усталость. Мы все чувствовали физическое и моральное истощение и прятали свое презрение к тем, кто смотрит на нас по ту сторону стекла, за фальшивыми улыбками. Очень часто африканки красили свои пухлые губы помадой белого цвета, чтобы завлечь любителей определенной сексуальной услуги.

В самый первый рабочий день мне показалось, что я участвую в шоу «За стеклом» и теперь за мной следит множество людских глаз и камер.

Больше всего на свете я мечтала сделать звонок домой. Может быть, это звучит дико и даже неправдоподобно, но сделать звонок мне было неоткуда. Ни у кого из девушек не было телефонов, а просить телефон у клиентов строго запрещалось. Хотя, даже если бы у меня была такая возможность и я смогла бы дозвониться до своей матери или подруги Ленки, что бы я могла им сказать?

«Здравствуйте, мои дорогие. У меня все очень хорошо, а точнее, у меня все очень паршиво. Мой иностранец оказался полным дерьмом, за что я его, собственно, и жестоко наказала. Пусть это произошло непреднамеренно, но я ни о чем не жалею. Собаке собачья смерть. Я попала в лапы к сутенерам и работаю проституткой на улице Красных Фонарей. И сейчас я уже ничего хорошего от жизни не жду. Вернее, жду. Жду, что повернувшаяся ко мне задницей жизнь наконец-то сжалится надо мной и повернется ко мне лицом». Нет, только не это! Если я сама попала в это дерьмо, то это не значит, что в него должны вляпаться и мои родные. Вот выберусь, очищусь и объявлюсь.

Некоторые из девушек работали по собственному желанию. Они верили в то, что заработают денег, забудут все, как страшный сон, и вернутся домой. Правда, при этом они незнали и не могли знать, что их возвращение не входит в планы тех, кто их туда заманивал.

Девушек также заманивали в дома терпимости обманом. Такие девушки обычно пытались вырваться от современных работорговцев всеми мыслимыми и немыслимыми способами, которые не всегда были эффективны. Конечно, мы работали нелегально и не были зарегистрированы, как местные проститутки, а это значит, что нас заставляли работать незаконно, ведь наши работодатели не платили налогов. Девчонки, попавшие сюда обманом, понимали, что сбежать из дома терпимости очень трудно. Многие не просто не знали языка, но даже не имели представления, в какой стране находятся. Их не только привезли в Голландию нелегально, но даже не посчитали нужным поставить в известность, в какую страну везут.

Вика встречала подобных девушек. Когда они пытались выяснить на ломаном английском, в какой стране находятся, то тут же были избиты своими работорговцами. Среди девушек часто случались самоубийства. Некоторые не выдерживали подобной жизни. Кто-то резал вены, кто-то вешался, а кто-то просто бесследно исчезал в неизвестном направлении. Большинство девушек подсели на травку и были деморализованы настолько, что просто плыли по течению, жили одним днем и теряли способность сопротивляться насилию. Девчонок эксплуатируют нещадно, и даже если хозяина дома терпимости уличат в том, что в его доме есть незарегистрированные проститутки, то он всего лишь оплатит штраф.

«Кому сыр, а кому и дырку от сыра», — любила говорить Вика, когда мы собирались на работу.

ГЛАВА 17

Вы спросите меня, что я чувствовала, когда ко мне пожаловал первый клиент? Даже не знаю, как объяснить. Я не рвала на себе волосы, не билась в истерике, не выбрасывалась в окно, не резала вены и не кричала от безысходности. Я просто находилась под действием таблеток.

Перед тем как пойти на работу, Вика дала мне пару таблеток и сказала, чтобы я обязательно их выпила. Она сказала, что мне станет значительно легче и вся реальность не будет восприниматься настолько болезненно, как воспринимается сейчас. Вика оказалась права. Под действием таблеток я стала более терпимой, спокойной и даже какой-то безразличной.

На работу нас вели Марьянины головорезы. Олег спрашивал о том, как мой нос, я равнодушно пожимала плечами и говорила, что пока он меня не беспокоит.

— Вика, ты что, свою соседку травкой раскурила, что ли? — спросил Олег, посмотрев в мои пустые, ничего не выражающие глаза.

— На марихуану я ее не смогла раскрутить, а вот выпить пару психотропных таблеток она согласилась.

— Зачем?

— Как зачем? Ее всю трясет. У девочки первая в жизни смена. Понимать надо, — огрызнулась моя соседка.

Неожиданно для самой себя я взяла Олега за руку и слегка ее сжала. Мне казалось, что Олег тут же отдернет руку, но он убрал ее лишь тогда, когда на него посмотрел второй Марьянин головорез по имени Витек.

Нас с Викой посадили за стекло напротив друг друга. Вика отстегнула протез, положила его на видное место, поставила костыли так, чтобы их было хорошо видно, и, раздевшись до ярко-красного белья, улыбалась точно такими же ярко накрашенными губами, словно она их красила в тон своего белья. Сначала она достала симпатичное зеркальце и принялась припудривать носик. Чуть позже она стала рассматривать пялившихся на нее людей, улыбаться им и поглаживать то место, где была обрезана нога. В свете красного фонарика она выглядела очень даже симпатично и привлекала внимание зевак выставленным в окне протезом и надписью на английском языке: «Симпатичная девушка без ножки хорошенько даст вам немножко».

Перед тем как посадить меня за стекло, Марьяна сама лично проинструктировала меня. Она воткнула в мои распущенные волосы алую розу, закрыла опухший глаз волосами инедовольно спросила:

— Я через Вику тебе мазь передала, чтобы ты глаз мазала. Ты мажешь?

— Мажу.

— Хреново мажешь, если ничего не проходит. Чаще и лучше надо мазать, когда ты не на работе. Меня интересует твой товарный вид. Понятно?

— Понятно, — безразлично ответила я.

— Послушай, ты, что ли, под кайфом?

— Нет. — Я не стала говорить, что Вика дала мне таблетки.

— Смотри у меня, на работе никакого кайфа! Если узнаю, что ты перед работой или на работе марихуану куришь, — убью. С клиентами расчет будет вести твой сутенер по имени Костик. К деньгам не смей прикасаться. Клиент во дворе с Костиком рассчитывается и только после этого заходит к тебе. Если у тебя будет много клиентов, то после смены тебя наградят добротным косяком марихуаны.

— Я не курю марихуану.

— Все вы не курите, когда только работать начинаете, а потом без нее жить не можете. Готовы свою задницу первому встречному подставить, только бы вам раскуриться дали. Знаешь, сколько я таких видела? И месяца не проходит, как превращаются в законченных наркоманок. Ладно, давай работать. Если у тебя будет мало клиентов, то мне придется отдать тебя двум отмороженным и вечно обдолбанным гашишем неграм для того, чтобы они хорошенько тебя раскочегарили и поучили уму-разуму. Среди моих ребят есть и такие. Они иногда воспитывают моих девочек. Ты меня поняла?

— Поняла, — все так же безразлично ответила я.

Я сидела в лиловом белье в свете красного фонаря с ярко-красной розой в волосах и наблюдала за рассматривающими меня праздно гуляющими людьми. На противоположной стороне окна закрылись жалюзи. Значит, к Вике пожаловал клиент. Увидев среди зевак Олега, я встретилась с ним глазами и равнодушно отвела взгляд.

Ровно через двадцать минут поднялись жалюзи на Викином окне и закрылись на моем. Моим первым клиентом был какой-то молодой африканский парень. Я даже не сомневалась в том, что он заплатил за секс первый раз в жизни. Он так сильно боялся и волновался, будто я буду делать ему обрезание, а не заниматься с ним сексом. Я легла на кровать, над которой висело зеркало, и позвала его к себе. Затем сняла белье и, тупо смотря в зеркало, стала гладить саму себя. Его эрекция дала о себе знать сразу, как только он коснулся моего тела. Не потребовалось ни прелюдии, ни, собственно, секса. Молодой человек не успел даже надеть презерватив. Смущаясь, он быстро оделся и, раскрасневшись, выскочил из моей комнаты. Я вновь надела белье, поправила алую розу, приколотую к моим волосам, открыла жалюзи и села на свое место.

Встретившись взглядом с Викой, которая уже сняла лифчик и поглаживала то обрубок ноги, то пухлые груди, я увидела, что у нее вновь закрылись жалюзи, а через двадцатьминут сама стала принимать второго клиента. Им оказался старый, толстый, лысый и пьяный немец. Этот немец явно пренебрегал личной гигиеной, потому что от него разило, как от скота. От одной мысли о том, что это безобразное противное чмо ко мне прикоснется, хотелось выть и бежать, куда только глядят глаза. Но бежать было некуда. Я смотрела на открытый рот, из которого вырывалось несвежее дыхание, на потное лицо, жирный живот и чувствовала непреодолимую брезгливость. Я не знаю, как я смогла перетерпеть близость с ним. Он был настолько мне противен, что вызывал холодную и сильную ненависть. В тот момент, когда он с меня слез, меня чуть было не вырвало, а когда он довольно похлопал меня по заднице, я чуть было не заехала ему по физиономии. Какие-то силы меня остановили: словно кто-то там, наверху, за меня подумал о дальнейшихпоследствиях. После его ухода я еще долго не могла открыть жалюзи. Чувствовала жуткую тошноту и вытирала со своего тела чужой пот.

В тот момент, когда в дверь постучали, я сидела, закутанная в полотенце, за закрытыми жалюзи и горько плакала.

— Танька, сучка, быстро открывай! — послышался за дверью голос моего сутенера Костика.

Я тут же вытерла слезы и открыла дверь.

— Ты что простаиваешь? Время идет. Окно открывай!

— Я плохо себя чувствую.

— Что, клиент обидел?

— Нет. Просто он очень жирный и грязный.

— Мать, работа у тебя такая! Не приходится выбирать, кого именно обслуживать. Тут уж как карта ляжет. Повезет — не повезет, — усмехнулся Костик, а затем тут же изменился в лице и с суровым видом сказал: — Быстро работать! Мне простои на хрен не нужны!

— А у тебя нет успокоительных таблеток?

— Никакого кайфа на работе! После работы оттянешься марихуаной.

— Я не курю марихуану, — произнесла я усталым голосом.

— Все вы так говорите.

Я не знаю, сколько в эту ночь у меня было клиентов. Я не считала. Может быть, это много для первого раза. А может быть, мало. Я не запоминала их имен, национальностей, лиц и сексуальных предпочтений. Зачем??? Я знала только, что сеанс должен длиться от пятнадцати до двадцати минут. А все остальное не важно. Во время сеанса я всегда смотрела на часы и думала только об одном: только бы это побыстрее закончилось!

Но как только я смогла добраться до комнаты, где мы проживали вместе с Викой, я бросилась к ней на шею, разревелась и сквозь рыдания произнесла:

— Вика, я хочу покурить марихуаны!!!

ГЛАВА 18

— Вика, а что происходит от марихуаны?

— Тебя просто нормально вставит.

Вика достала косяк и посмотрела на меня пристальным взглядом:

— Танюха, я без наркоты не могу. Я с тобой сегодня делюсь, потому что у тебя первый рабочий день, масса впечатлений, и не самых лучших, а на будущее знай: каждый косякденег стоит. Поэтому на свои косяки ты сама себе зарабатывай. Вон к Олегу или Витьку обратись, они всегда купят. В конце концов, мы вкалываем, как лошади, уж на косяк-то мы всегда себе заработаем.

Вика закурила косяк и откинулась на спинку стула.

— Я, когда марихуаны обкурюсь, вижу картинки из прошлого. Пьяная мать, дядя Коля. Иногда вижу несостоявшегося богатого мужа, из-за которого я, собственно, здесь и очутилась. Так интересно… Кажется, все они совсем рядом. Стоит только протянуть руку. Иногда у меня случаются приступы паники, а иногда становится страшно. Иногда галлюцинации начинаются. Смешно! Я один раз так гашиша обкурилась, что стала по-другому воспринимать свое тело. Оно стало мне казаться каким-то чужим, измененным.

— Вика, а у тебя есть будущее? — неожиданно для самой себя задала я вопрос.

— Какое, к черту, будущее? У тех, кто здесь находится, его нет. Живем потихоньку, ни о чем не думаем. День прошел — и ладно.

— Ну, а вот ты бы хотела кого-нибудь встретить?

— Кого? — не поняла меня Вика.

— Мужчину какого-нибудь.

— Да я их каждый день пачками встречаю! Тошнит уже.

— Да я не про то. Я про близкого мужчину. Детей нарожать, семью создать…

— О каких мужиках ты говоришь?! — нахмурила брови Вика. — Я их ненавижу! Я их каждый день по двадцать штук встречаю! Всем им, сволочам, только одно надо. Животные, — при этом Вика смачно выругалась.

— А как же любовь?

— Сука твоя любовь. Подлая сволочная сука! Такую суку еще поискать надо. Любовь для лохов. С любовью у меня тема закрыта. Я больше в этот лохотрон играть не хочу.

— А ты кого-нибудь любила?

— Любила одного козла, который выписал меня в Голландию, собирался жениться, наигрался, а затем выкинул, как ненужную вещь. Меня выкинули прямо на дороге, кинув сверху костыли, которые больно ударили меня по голове. Вот и вся любовь-морковь.

— Но ведь не всегда же так!

— Всегда, — отрезала Вика.

— Вика, неужели ты на всю жизнь здесь собралась остаться? Что, будешь вот так работать, а потом просто на пенсию, и все?

— Танюха, ты что меня пытаешь? Какая, на хрен, пенсия? Тут до пенсии никто не доживает. Девки мрут, как мухи. Организм быстро изнашивается. Ни свежего воздуха, ни радостей жизни.

— А ты видела в начале улицы за стеклом две африканки с белыми накрашенными губами сидят? Так им точно по полтиннику есть.

— Не уверена, что они этим всю жизнь занимаются. Они в нашем квартале только полгода как появились.

— Вика, ты не ответила на мой вопрос: что ж, за этим стеклом вся жизнь пройдет?

— А я другой жизни не знаю, — пожала плечами Вика. — Жратва есть, крыша над головой есть. Что еще надо? Худо-бедно какие-то деньги зарабатываю. Что-то сколочу. На собственные похороны всегда заработаю. Я у Марьяны на хорошем счету. Она мне всегда может дать выходной, когда потребуется. За продуктами отпускает. Что еще надо?

— Значит, ты всегда сбежать можешь?

— А куда мне бежать? Куда бежать одноножке, у которой нет крыши над головой?

— И ты не мечтаешь о принце, который заберет тебя из этого ада?

— Все принцы оказались козлами, которые забирают тебя из одного ада и сажают в другой, еще более страшный.

— Вика, скажи честно, и ты не хочешь завязать с этой скотской жизнью?

— А я другой жизни не видела, — честно ответила девушка. — Кроме как трахаться, я в этой жизни ничего другого не умею.

— А как же самоуважение?

— Какое, на хрен, самоуважение! Наплюй на него и не береди мне душу.

— Хорошо. Тогда что для тебя СЧАСТЬЕ?

— Я не задумывалась над этим.

— А если задуматься?

— Я нашла свое счастье в собственном одиночестве.

— А по-моему, ты просто не знаешь, что это такое.

— Можно подумать, ты знаешь! Если бы ты знала, что это такое, то не сидела бы здесь вместе со мной.

Вика протянула мне полкосяка с марихуаной.

— Если мало будет, мы сейчас Олега свистнем и еще у него возьмем. Я как покурю, так настроение становится просто отличным, кажешься себе умной-преумной. Я один раз так обкурилась, что шла по улице и мне кусты стали казаться живыми и даже глазастыми. Прикинь? Будто за каждым кустом и поворотом какой-то ужас прячется. Даже шаг сделать страшно. В комнату вошла — показалось, что потолок стал ниже, давит на меня конкретно, того и гляди упадет. Тяжесть во всем теле. Создается такое впечатление, словно ты попадаешь в дом ужасов. А еще у меня галлюцинации начались: показалось, что все мужики, которые ко мне на улицу Красных Фонарей бегают, сговорились и собрались меня убить. Одной лучше не раскуриваться. Слишком грузит. Можно додуматься до такого кошмара, что просто ужас. Одной совершенно не на кого отвлечься. Меня один раз так грузануло, что я чуть было вены себе не вскрыла. «План» в компании греет, а одну морозит. И еще: важно не перебрать дозу. До тебя здесь девочка жила, которая два косяка подряд с крепким «планом», и ее так на измену прибило! Я думала, она вообще не отойдет.

Я протянула косяк обратно Вике и тихо произнесла:

— Вика, возьми, я не курю марихуану.

— Но ты же у меня только что сама просила!

— Я передумала, — резко ответила я.

— Как знаешь. Здесь никто никого не уговаривает.

— Мне не нужны иллюзорные изменения окружающего мира. Я изменю этот мир сама. Своими силами.

— Каким образом?

— Я сбегу отсюда.

— Была одна такая строптивая, — рассмеялась моя соседка. — Так Марьянины головорезы ее нашли, и больше ее никто не видел. Марьяна жестокая на расправу.

Этот вечер я наблюдала за обкурившейся Викой. Ее настроение менялось без особой причины. Блаженство смеялось беспокойством, раздражительностью, беспричинным гневом. Она цеплялась ко мне буквально на пустом месте. Чуть позже все предметы стали изменять свою форму и размеры. Сковородка, которую я якобы плохо помыла, казалась ей слишком огромной, и она говорила, что нужно позвать Олега для того, чтобы он помог донести ее до умывальника. Потом сковородка вообще стала живой: у нее выросли ноги, и она могла передвигаться совершенно самостоятельно.

Характер ее галлюцинаций постоянно менялся. То она видела себя в подводном мире, то в космическом корабле, а позже ей стало казаться, что она находится в страшном лесу.

— Вика, людям с твоей психикой лучше не курить марихуану, — говорила я, укладывая в постель свою буйную соседку. — Ты закончишь не на панели, а в психиатрической больнице. У тебя не передозировка случайно?

При этом я зацепилась халатом за Викины костыли, выругалась и обеспокоенно посмотрела на соседку. В этот момент в дверь постучали, и на пороге появился Олег.

— Что тебе надо?

— Да так, чаю зашел попить.

— Что, тебе чаю попить негде, кроме как в этой вонючей срачельне?

— Хорошо же ты свое жилище называешь!

— Это не мое жилище.

— Что-то случилось? — Олег внимательно посмотрел на Вику.

— По-моему, она с дозой перебрала.

— Не грузись. Ее сейчас просто хорошо вставило. Потом отпустит.

— Да она вообще не ориентируется в пространстве и, по-моему, не соображает, где находится. Она даже чувство времени потеряла.

Я выдержала паузу и тихо спросила: