Чтение 15–й страницы книги ~Час новгородской славы~

«Против».

Отношения с Ганзой восстановлены в прежнем объеме еще два года назад, в 1472 году. Причем в основе все тот же Нибуров мир, по которому ганзейцы имеют явные преимущества перед новгородцами. Чего ж им, собакам, еще надо? И так всего добились. Снова портить отношения – рыть могилу своей же торговой выгоде.

Вряд ли Ганза.

Третья версия. Ливонский Орден.

«За».

У Ордена великолепный флот, и ливонцы вовсе не заинтересованы в конкурентах.

«Против».

Так их шведы через Неву и пустили!

Версия четыре. Татарский хан Ахмат.

«За».

Так ничего и не придумали – зачем бы ему новгородские корабли жечь?

«Против».

Новгород с Москвой в контрах – и Ахмат тоже. С чего б ему лезть против Новгорода?

Версия пятая. Московский Великий князь Иван.

«За».

Ненависть к Новгороду. Желание ослабить Республику перед новым карательным походом, который явно скоро последует.

«Против».

Уничтожена практически вся московская агентурная сеть в Новгороде. Вряд ли московиты ее смогут быстро восстановить. Не до того сейчас Ивану, честно говоря: татары достают да собственные родные братья. Нет, вряд ли и Иван.

Обсудив все выдвинутые версии, остановились все-таки на двух. На шведах и Ганзе.

– Знаете, что меня заставляет задуматься? – Олег Иваныч обвел присутствующих долгим взглядом. – Ситуация, при которой совершены поджоги. А это явно поджоги! Часть несгоревшей до конца пакли явно не та, что используется корабельщиками. Как бы это сказать… она подогнана под грозу! Не ищите, мол, виноватых, от молнии все сгорело. И ночь именно так они выбирали. Могли ведь не валять дурака с мешком да с зайцами. Зачем сторожа отвлекать, когда можно ножом по горлу да в воду. Ан нет – так не сделали. Значит, намерение было под обычный пожар обставиться. Чтоб не искали. Чтоб и не подумали даже! Вроде бы сами собой каравеллы сгорели. И Новгороду худо, и виноватых нет… Что делать будем, други?

– Пугнуть бы их надо, вражин тех неведомых! – вскинулся Олексаха. – Раз они так боятся показать на свет свои рыла!

– Верно, мысль хорошая, – одобрил Симеон Яковлевич.

Что ж. И впрямь мысль хорошая.

Дело за малым – найти вражин.

Олег Иваныч имел некоторые наметки по поводу дальнейших оперативно-розыскных действий, чем и озадачил Олексаху. Наказал ему для начала составить точный список всех местных охотников. Трудноватая задачка. Тут, считай, каждый охотился. Если отбросить женское население, стариков и совсем уж малых деток, все равно остается никакне меньше двух сотен. Ну, пусть полторы – это в Ладоге и ближайших погостах. Сыщи, попробуй, кто тут зайцев в последнее время ловил да в мешки засовывал… или продавал кому.

– Так ведь зайцев-то здесь почти что и нет! – напомнил Олексаха. – Давно уж всех перебили. Мужики говорят, в лесах, что подальше от озера, там еще и остались. Да еще сказывают, кудесник тут какой-то объявился – так тот любую дичь приманивает.

– Что еще за кудесник? – насторожился Олег Иваныч. Были у него к волхвам свои счеты.

Олексаха лишь пожал плечами. Пес его знает, что за кудесник! Никто его не видел, но все слышали. Да знали – волхвует.

– Ах, он еще и волхвует! Ты, Олександр, о нем разузнай. Так, на всякий случай. Глядишь, змеиное гнездо – капище языческое – выжжем.

Нелегко приживалась в здешних суровых местах христианская вера, хоть и прошло уже лет пятьсот с тех пор, как Добрыня, боярин киевского князя Владимира Красное Солнышко, силой крестил новгородцев в Волхове. Да, в Новгороде, Ладоге, Тихвине – везде стояли православные храмы. И исполненный истинного благочиния люд возносил Господу самые горячие молитвы. Однако чуть зайдешь подальше, в лесок… Глядь – а там, в какой-нибудь деревеньке, не столь уж и позаброшенной, еще собираются старые языческие жрецы-волхвы, еще смущают народ, пляшут постыдные пляски, приносят старым Богам – Перуну, Велесу, Мокоши – кровавые человеческие жертвы.

И вот ведь закономерность: чем хуже положение в Новгороде (голод ли или московское войско у стен), тем чаще да ближе объявлялись в новгородских землях волхвы. В других русских государствах точно так же дела обстояли. Особенно близ Москвы.

Именно там, на островке в непроходимом болоте за Черным лесом, и находилось капище волхва Кодимира, в миру известного под именем Терентий из Явжениц. Кроме волшбы, Терентий промышлял и разбоем, организовав для сбыта награбленного целую преступную сеть. С этой целью и завел дружбу с Матоней и Митрей, еще когда те были в Москве.

Олег Иваныч едва смог вырваться тогда из черных лап Кодимира, на всю жизнь запомнил его змеиный, приторно-ласковый взгляд. Потому и велел сейчас Олексахе заняться кудесником, хотя понимал – вряд ли тот имеет отношение к пожарам.

Сам тоже не сидел без дела. Отправив Олексаху заводить дружбу с охотниками, со своими молодцами двинул в Ладогу. Помолиться в Георгиевском храме, разговоры послушать. Да прикупить какого-нибудь приличного вина. О последнем настоятельно просил Жоакин – ну не мог он пить местное пиво, медовуху. Тем паче, перевар.

Пообедав с Ладожским наместником Петром Геронтьичем, грузным пожилым мужчиной с длинной окладистой бородой, Олег Иваныч откланялся. Не до посиделок! Разобраться б скорее с делами! Да – в Новгород! И так уж тут слишком задержался.

Отпустив охрану – те не ушли далеко, учены, таились шагав в двадцати по стеночкам – Олег Иваныч спустился к вымолу. А что? Потолкаться по людным местам – по рынку, по лоцманской бирже. В корчму зайти… Да, там еще рядом амбар какого-то купчины, оптовый алкогольный склад. Вот там и хорошего вина поискать. Денег хватало. Хоть и не платили за посадничью должность, да Олег Иваныч, слава Богу, и так приподнялся в последнее время. Типография, комиссионные за олово, верфь вот… Да и в других мануфактурах часть денег крутилась. Это, не считая того, конечно, что нареченная невеста его, боярыня Софья Михайловна, тоже была далеко не бедной. И оставшееся от батюшки да покойного мужа богатство не промотала, а, наоборот, приумножить сумела.

Было жарко. В палевом небе медленно проплывали серовато-белые облака, подсвеченные снизу золотистыми солнечными лучами. Налетавший лишь иногда ветер лениво играллистьями ив, склонявшихся над самой рекою. В тени круглых крепостных башен, сложенных из больших валунов, паслись козы. А чуть подальше, за пристанью, варили на костре нехитрую снедь перевозчики. Один из них – молодой рыжебородый мужик, грудь колесом – громко рассказывал что-то веселое. Собравшиеся вокруг люди – грузчики, лоцманы, рыбаки и уличные торговцы – то и дело прерывали рассказчика взрывами хохота.

Олег Иваныч подошел ближе. В обычном, черном с зеленым, кафтане (специально такой надел), с простым поясом из свиной кожи, в скромном плаще. Вовсе не посадник, а скорее какой-нибудь шкипер или средней руки купец.

– И вот зверь Китоврас спрятался у той бабы за печкой. И входит муж, старый боярин: «Зенуська, сто зе ты не спись?» – заткнув левую ноздрю, мужик изобразил боярина.

Народишко зашелся хохотом. Олег Иваныч – тоже. Он, правда, слышал уже эту историю от Гришани, но уж больно уморительно ее пересказывал лодочник.

– И вот, заснул старый, – продолжал рассказчик. – А жена-то – р-раз ему по плеши! Спит ли? «Сто тебе, зенуська?» Спи, спи, милай!.. А зверь Китоврас ей уж груди щиплет! Верещит баба, довольна. А печь-то худенька. И ка-ак развалится по кирпичику – уж больно решительно миловались. Проснулся старый, увидал на бабе своей зверя. «Это хто?» – спрашивает. А жена: «Да то тебе снится, милай!»

Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Хе-хе-хе!

После лодочника кто-то рассказал другую историю, тоже смешную. Потом его сосед начал. И пошло-поехало.

Оглянулся по сторонам Олег Иваныч. Увидел охранников, кивнул – здесь, мол. Те сидели на пристани, притворялись, что чинили сеть. Молодцы, зря глаза не мозолили, работали вполне профессионально. Интересно, где они сеть сперли? Наверное, подобрали за вымолом какую-нибудь рвань.

Вообще, народ потихонечку расходился – поздновато уже. Но, чувствовалось, неохотно уходили люди. Ежели б не семья да работа, до утра бы тут просидели с веселыми лодочниками. Тем более Олег Иваныч с лоцманом одним скинулись ребятам на пироги. Послали мальчишку – тот хвастал: у него мать пекла. Он и притащил огромный рыбник, с форелью да луком. Ну и мелких пирожков бессчетно.

Олег Иваныч переглянулись с лоцманом – стремным таким, пожилым уже дядькой – кинули пацану серебришка: неси, мол, мамке за пироги. Протянули пироги перевозчикам:

– Налетайте, ребята, не побрезгуйте! Сейчас и за вином пошлем.

– Благодарствуйте! – лодочники кивнули разом. Их уже мало осталось – человек семь. Подвинулись у костра, места уступили.

Олег Иваныч охранникам еще кивнул – идите, мол, сюда, нечего на вымоле-то торчать, глаза мозолить. Долго их звать не пришлось. Уселись, по пирогу получили, зачавкали.К кому б за вином…

– А не надо за вином, у нас свое есть! – махнул рукой рыжебородый лодочник Трофим, рубаха-парень. – Кудесника одного сегодня отвозили – аж на Шурягский Нос. Тот и расщедрился, выдал винишка. Сам, сказал, такого не пьет – кисло. Денег не дал, зато вина – изрядно. Наливай-ко, Микола!

И Олегу Иванычу протянули сплетенный из бересты туес… Неплохое вино. Да кисловато изрядно. Видно, прошлогоднее, осеннее. А в общем, Жоакину должно понравиться. Спросит потом у купцов – где есть такое.

– Эй, мужики! Фляжку нальете? – Олег Иваныч отстегнул от пояса серебряную флягу.

Один вид ее вызвал у лодочников смущение:

– Да ты, видно, купчина изрядный, батюшка! Али, бери выше, боярин?

– Где-то так…

Не стал вдаваться в подробности Олег Иваныч. Поблагодарил за вино. Да и перевозчики уже стали подниматься.

Значит, Шурягский Нос… Кудесник из Шурягского Носа…

Во фляге – вина с достатком. Жоакин?

Выпили с Жоакином.

Тот поцокал языком:

– Давно забытый вкус!

– Что, плохое?

– Да нет. Скорее, весьма необычное. Такое редко привозят на продажу. Это домашнее вино. Обычно такое берет с собой в плаванье средней руки шкипер. Немецкий шкипер.

– Почему именно немецкий шкипер? Не англичанин, не испанец, не португалец?

Жоакин пояснил. Англичанин лучше возьмет с собой эль. Испанец или португалец такую кислятину и пить не станут. А для немца – вполне. То, что надо.

Ну-ну. Кудесник. Мыс Шурягский Нос. Немецкое вино, не поступающее на рынок. Откуда у кудесника такое вино? От немцев, вестимо. От немцев…

Вернулся Олексаха – засиделся с охотниками. Поговорил с утра с местными парнями, что работали на верфи. Вычислил нужных людей – из тех, кого хлебом не корми, дай побродить с рогатиной на крупного зверя. Да и мелким, как оказалось, не брезговали – силки ставили, капканы, самострелы настороженные на среднюю дичь. Бывалыми оказались охотники. Про зайцев так сказали: есть, но мало. Кто б их скупал, да еще живыми – не знают. А вот про кудесника слыхали, есть такой, верстах в тридцати живет, на заимке али в скиту. Может ли дичь приманивать? А пес его…

Олег Иваныч намотал на ус полученную информацию. Отправился было спать – не спалось. Вышел на крыльцо.

На ступеньках сидел Жоакин, смотрел на бледное небо и вздыхал, прихлебывая из кувшина обыкновенную брагу – вино-то давно выпили.

Олег Иваныч сел рядом. Жоакин молча протянул ему кувшин… Хорошая брага, ядреная!

Олег Иваныч вытер губы рукавом, оглянулся…

Олексаха!

– Что, не спится, али чего задумали?

– На звезды смотрим. А ты что не спишь?

– Да комары, заразы. Бражки плесните.

– Пей. Правда, они и тут, комары-то.

– Так, может, костер? Да подымнее.

– Ну, жги.

Затрещал костер, задымил еловым лапником, выбрасывая в синее ночное небо малиновые горячие искры. Совсем как в пионерском лагере где-нибудь под Зеленогорском или Тихвином.

Костер, бражка… Жаль, девочек нет – девочки в Новгороде остались.

После третьей кружки Олег Иваныч напевать начал:

– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…

Олексаха и Жоакин тоже подпевали. Каждый свое. Олексаха – «Сказание о доброй жене». Португалец – «Балладу о славном рыцаре Густаво Перейроше и его возлюбленной благородной деве Эльмире из Коимбры». Вместе получалось славно. Где-то далеко в лесу выли волки, а за стенами острога, совсем рядом, истошно хохотала гиена.

– Сам ты гиена, Жоакин! – пьяно возразил Олексаха. – Это ж наши, с верфи, ржут, байки травят. Вон, в той избе.

– Ну вот, испортил все ностальжи своими гиенами! – вставая, усмехнулся Олег Иваныч. – Есть у меня предчувствие, Олександр, что эта последняя здесь наша с тобою ночка.

– Так что, завтра…

– Завтра.

Верстах в тридцати к северо-востоку от впадения Волхова в озеро Нево, недалеко от того места, где несут свои воды Свирь и Паша, есть узкий, выступающий в озеро мыс, загибающийся круто к северу, подобно носу зазнайки-отличника. Шурягский Нос – так мыс зовется. Болотистый, кое-где поросший кустами боярышника, малиной и вербою, открыт всем ветрам, если бы не сосны, тянувшиеся вдоль песчаного берега длинной ровною полосою.

Вдоль берега, в виду отражающихся в воде сосен, приспустив паруса, осторожно пробиралось четыре лодьи под новгородскими флагами с изображением серебристых медведей. Лодьи дал ладожский наместник Петр Геронтьевич по личной просьбе посадника Великого Новгорода. Попробовал бы не дать! Лодьи, людей, снаряжение. Даже пушки дал. Снял с крепости.

На передней лодье – «Николай-угодник» – у самого бушприта, изготовленного по-древнему, в виде головы сказочной птицы, стояли двое. Олег Иваныч в темной кольчуге. И лоцман, давешний рыжебородый Трофим-лодочник. Он и сейчас не переставал шутить. Уж такой зубоскал уродился. Перед ним, на специальном дубовом ложе, покоилась тяжелая, заряжавшаяся с дула пушка. Пушка тоже имела свое название – «Огненосное Копье». Была снята с Ладожской башни под личную ответственность пушкаря – дядьки Микиты, который весь путь глаз не спускал с эдакого-то сокровища, а как подошли к мысу, полез в трюм за запасными ядрами, коих и без того, по мнению Олега Иваныча, с избытком.

Что ждало их впереди? Ветхая халупа кудесника? Или – вон там, за мысом, – хорошо вооруженный флот? Орденский, ганзейский, шведский? Олег Иваныч настороженно вглядывался вперед. Поднялся ветер, задул в левую скулу, захлопал парусами. Не к делу ветер – помешает высадке, снесет корабли на мель. И тогда…

Боже, что это?

Лодьи обогнули мыс. Глазам новгородцев и ладожан предстало чужое судно. Двухмачтовый красавец с высокой надстройкою на корме, совсем не похожий на приземистые широкие когги. В Голландии такие суда называли хольками. Быстрые, узкие, юркие. Всем хороши, да вот только остойчивости маловато. И корпус, что скрывать, слабоват, плохо держит продольную качку. Для прибрежных плаваний судно – не для океана-моря. Однако вооружен зело и опасен. И несся вперед на всех парусах! Как раз наперерез ладожскому флоту.

Олег Иваныч приказал прибавить парусов.

На хольке тоже заметили опасность, да слишком поздно – не уйти, не прорваться. Развернулись бортом, блеснули в утреннем солнце хищные жерла пушек.

– Окружить! – скомандовал Олег Иваныч. – Фитили держать зажженными, но стрелять только по моей команде. Юнга, прокричать приказ другим!

Словно псы-волкодавы, ладожане окружили хольк.

А он, похоже, и не думал сопротивляться! Наоборот, на бизани вдруг взвился флаг. На синем фоне золотой бегущий олень – флаг одного из городов Ганзы. Любека? Штральзунда? Висмара? Олег Иваныч не помнил точно, какого. Одно наверняка – Ганза!

Значит, Ганза! Торговый и политический союз северо-немецких городов, с которым издавна торговал Новгород. Ганзейцы имели там собственный двор, церковь, приказчиков. И эксклюзивные права на торговлю. И когда четыре года назад новгородцы потребовали равноправия, Ганза объявила бойкот, сильно сказавшийся на внешней торговле – а значит, и на всем хозяйстве – Новгорода. Только два года назад удалось урегулировать конфликт – снова уступить ганзейцам. Но сразу заметным стало улучшение. Слишком мал еще был Новгородский флот, а Ганза являлась вполне надежным посредником. И сильным.

А корабли-то на верфях явно спалили ганзейцы при посредничестве кудесника. Но спалили хитро – никого не убили, сами не засветились. На грозы все свалено, на грозы.

Конечно, хорошо бы проучить наглецов. Мощные пушки на лодьях стоят. Один только выстрел – и разлетится на куски нарядный ганзейский кораблик. Один только выстрел…Ответить ганзейцы уже не успеют. А первыми начинать драку не будут, боятся. Ну, сколько у них пушек? Десятка два, считая совсем уж мелкокалиберные фальконеты и кулеврины – вон они блестят на бортовых станинах. Практически это большие станковые аркебузы. Горох, а не ядра! Хотя при удачном выстреле и они бед натворить могут. А у нас?

Олег Иваныч горделиво оглянулся. Да, кораблики неказистые, зато основательные, крепкие. И на каждом – на каждом! – по десять больших крепостных пушек. Эх, и вдарим сейчас! Узнают, как чужие корабли палить.

Да? А дальше-то? Снова Ганза объявит бойкот, как уже было! И снова резко упадут прибыли, в несколько раз взлетят цены на медь и железную руду – товары весьма необходимые в свете грядущего конфликта с Москвой. А что Иван Третий не оставит в покое Новгород – в том Олег Иваныч не сомневался. На Ганзу же еще один расчет был – привезтииз Европы хлеб. Пока там посольство литовское сладится, да пока с псковичами договорятся. Долго подобные дела делаются, хоть и хитер да опытен, несмотря на молодость свою, старший дьяк Гришаня Сафонов. А цены на хлеб уже сейчас вверх поползли, как завернул Иван Московский ярославских купцов. И еще ползти будут.

Эх!!! Нельзя сейчас ссориться с Ганзой, нельзя!

А народ вокруг Олега Иваныча глядел нетерпеливо, шипя горящими фитилями. Словно спрашивал: ну, когда же?! Ты только прикажи, батюшка посадник, прикажи только. А уж мы…

– Лодка! – крикнул Трофим, указывая пальцем на хольк.

Действительно, ганзейцы спустили лодку – легкую разъездную кимбу. Четверо матросов на веслах, еще молодой парень в щегольском зеленом плаще и короткой куртке с модными рукавами-буфами. Парень зазевался, оглянувшись на хольк, и порыв ветра сдул с его головы бархатный берет с синим пером. Ладожане хмыкнули: раззява!

– Мой капитан, герр Михель Штокман, приветствует славных моряков Великого Господина Новгорода! Я – его помощник, Мориц Вельде! – ловко взобравшись на палубу флагманской лодьи, поклонился молодой ганзеец. – По пути из Новгорода мы оказались здесь совершенно случайно, занесенные недавней бурей, и теперь намерены возвратиться домой. Если господа новгородцы – мы узнали вас по флагу – имеют к нам какие-либо доказательные претензии…

– Передай своему капитану, что он очень смелый человек, – по-немецки произнес Олег Иваныч, кивнул на пушки: – Эти крепостные орудия способны зараз пробить три таких судна, как ваше. Как, кстати, оно называется?

– «Блаженная Катерина».

– Также передай своему капитану, что если б не известные обстоятельства, мы бы разнесли его корабль в клочья. И еще дополни, что я бы сделал это, наплевав на все обстоятельства, если б был убит хоть один работник верфей.

– О каких верфях вы говорите, уважаемый господин?

– Ваш капитан хорошо знает, о каких. Пока для него путь свободен. Но пусть хорошо подумает, прежде чем еще раз соберется в Новгород. Все понял, герр Мориц Вельде?!

Тот все понял. Заикаясь, промолвил, садясь в лодку:

– Капитан также просил передать, если вам что-нибудь нужно…

– Нам от вас ничего не нужно. Впрочем, момент! Пусть-ка пришлет немного вина.

– А кому, уважаемый господин? С кем я разговаривал?

– Передай своему капитану, что с ним через тебя общался лично я, боярин Олег Иванович Завойский, бургомистр Новгорода и глава герренсрата. По-русски говоря, посадник.

– О! Герр бургомистр!

– Кто? – переспросил возвратившегося помощника капитан герр Михель Штокман, старый морской волк, в высоких сапогах и стальном нагруднике.

– Посадник, герр капитан. Бургомистр Новгорода.

– Нет, имя! Как он назвал себя?

– Олег Ивановитч.

– Олег Ивановитч… – изменился в лице Штокман. – Святая Дева Мария! Нам, кажется, здорово повезло сегодня!

– Он действительно так страшен?

– Ха! Страшен? Мальчик, в портовых корчмах по всему восточному побережью болтают, что это именно он оторвал башку самому Хорну ван Зельде!

– Что?! Оторвал башку Голландцу?!

– Именно!

– Представляю, что он мог бы сделать с нами… – в ужасе перекрестился Мориц.

Вино ганзецы все-таки прислали. Затем отсалютовали, приспустив флаг, и, подняв паруса, ушли. Красивый, как сказка, кораблик растаял в утреннем тумане Ладоги.

Олег Иваныч видел скрытое недовольство в глазах многих своих воинов. Понимал, как им хотелось пострелять, показать свою силу проклятым немцам. Но сам понимал – свято в то верил – отпустив ганзейцев, поступил правильно. А что народу показалось не очень… Так в этом и есть тяжкий крест правителя – принимать непопулярные решения. Непопулярные, не прибавляющие славы – но необходимые.

А вино с «Блаженной Екатерины» оказалось кислым. Тем самым…

Высадившись на низкий берег, быстро обнаружили скит кудесника – грубое строение из неотесанных бревен. Распахнутая дверь, разбросанные по полу птичьи черепа, травы, еще какой-то скарб. Похоже, птичка улетела, не дожидаясь прихода незваных гостей.

Олег Иваныч велел сжечь капище.

Шепча угрозы, смотрел вслед уходящим кораблям спрятавшийся на вершине корявой сосны кудесник Терентий из Явжениц, известный язычникам да двоеверам как волхв Кодимир.

Глава 10

Москва – Новгород. Осень 1474 г.

Пусть враг попробует, сунется.

Здесь люди, как бастионы.

Их лбы – угловые башни,

Их руки – огромные стены.Рафаэль Альберти