Чтение 12–й страницы книги ~Воевода заморских земель~

– Я сделаю из твоей кожи плащ, – проскрипел Кучунцин, приказав воинам удалиться. Он вовсе не хотел показаться трусом.

– Это ты всегда успеешь, если получится, – выслушав перевод старика, усмехнулся адмирал-воевода. – Видишь эту скалу? Она мне очень не нравится. Хочешь, я ее уничтожу в единый миг?

Кучунцин презрительно пожал плечами. Что плетет здесь этот чужак? А сам-то он, любимец богов Кучунцин, сидит уши развесив, словно больше заняться нечем! Нет, хватит уже терпеть это нахальство. Видят боги, он и так слишком милостив к чужакам.

– Ну, так как насчет скалы? Уничтожить? – не отставал проклятый чужеземец. – Тогда смотри…

Адмирал-воевода поднялся на ноги, высоко подняв руку в блестящей латной перчатке. Резко махнул ею – в перчатке отразилось солнце.

В тот же миг воротная башня окуталась пороховым облаком. Раздался ужасный грохот, словно раскатистый гром прокатился по небу. В ужасе попадали на колени воины-пупереча. Даже сам любимец богов великий окамбеча Кучунцин вздрогнул, прикрыл на миг глаза. А когда открыл – верхушка скалы вместе с росшей на ней сосной была срезана, точно ножом.

– Видал, господин полковник? – усмехнулся Олег Иваныч, жестом подзывая аркебузира. – Дай-ка ружьишко… Эй, полковник. Ты чего побледнел-то? Мне еще во-он то дерево не нравится. Метну-ка в него молнию.

Олег Иваныч тщательно прицелился и плавно потянул спусковую скобу. Вделанный в курок тлеющий конец фитиля уперся в затравочную полку. Небольшая вспышка… И грохот! Не такой, конечно, как от орудия «Серебряный Змей», но тоже весьма впечатляющий ввиду близкого расстояния.

– Вы – посланцы западного Белого Бога, бога вечерней звезды, покровителя ветра, – благоговейно прошептал Кучунцин.

Бедные наивные тараски! Они никогда раньше не сталкивались с жителями Ново-Михайловского посада, лишь только слыхали о них от отоми. Олег Иваныч был хорошо осведомлен об этом, потому и вел себя, мягко говоря, не вполне адекватно. Главное было – поразить. А уж потом – договариваться.

– А теперь послушай меня, полковник. – Олег Иваныч обернулся в поисках старика-переводчика. Где там! Его уж давно и след простыл. Оглушенные воины пупереча пошатываясь от пережитого ужаса медленно поднимались на ноги.

– Гриша, кто у нас местные языки знает?

– Да вон, те двое. – Григорий кивнул на двух молодых аркебузиров – уроженцев посада. – Здесь росли. Поди, должны знать.

– Маленько мерекаем, – кивнул один из парней. – Не знаю только, поймет ли этот черт?

– Скажи – приглашаем в гости.

Парень проговорил что-то на языке отоми. Кучунцин закивал – видимо, понял.

– На кой они нам сдались, Олег Иваныч, – зашептал Гришаня. – Пускай себе уматывают, откуда пришли. Да другим расскажут, чтоб неповадно было!

– Нет, не прав ты, Гриша, – покачал головой адмирал-воевода. – Сам посуди, кто у нас в Ново-Михайловском лучший канонир?

– Индеец Прохор Киотль.

– Верно. А ведь лет двадцать назад и Прохор бы при первом выстреле наземь кинулся, богов своих призывая. Чуешь, про что я?

Гриша задумчиво кивнул:

– Через лет пять-десять – и у этих пушки появятся. И пушкари – не хуже наших. Тогда – конец. А ведь появятся – посад-то от купцов, мастеров да прочих бродячих людей не закроешь, да и не нужно то – взаперти долго не высидишь.

– Потому – не в пороховом зелье наша сила, Гриша, – улыбнулся Олег Иваныч, – а в дружелюбии нашем и Христовом имени. Глянь-ка – уже в Масатлане православный храм собираются ставить, хоть там и нет русских. И это – начало только. К тому же… – Он помрачнел. – К тому же и у этих, и у нас, и у отоми могучий враг имеется.

– Теночки?

– Именно. Хоть и не сталкивались мы пока с ними – да, мыслю, не за горами то. А у них силища – сомнут нас поодиночке. Это и пупереча понимают, по крайней мере должны понять. С нашей помощью. Потому – примем сегодня ихнего черта со свитой по высшему разряду. Эй, ребята! Скажите полковнику – приглашаем на пир, в гости. Понравился он нам. И гостем будет, и богатые подарки получит. Да вот, хоть бы…

Олег Иваныч снял с пальца золотой перстень, которыми, по европейским обычаям, были обильно украшены обе его руки. В перстень работы новгородских ювелиров был искусно вставлен значительных размеров рубин.

– Бери, полковник, владей. От чистого сердца!

В палатах воеводы ломились столы, накрытые к пиру. Жареные гуси, уха, запеченные в глине кролики, тушеные овощи, щи с фасолью, пироги: с рыбой, с мясом, с той же фасолью пополам с острым красным перцем, местные маисовые лепешки. Из напитков, естественно, местная бражка-октли, но и не только – еще и перевар, ну, это уж для особо желающих. Олег Иваныч налил Кучунцину малую чарку. Тот принюхался поначалу, глядя на хозяина, выпил… Похватал воздух губами – быстренько сунул в рот сладкий вареный картофель. Перевел дух, потом улыбнулся – вроде ничего пошло. Олег Иваныч тут же с предложением: еще по одной. Пуперечский окамбеча замотал головой. Потом, мол, чуть позже, известное дело – привыкнуть надо.

В углу большой, украшенной затейливой потолочной резьбой залы играли специально приглашенные музыканты. Гусли, флейты, арфа. Ну и пара больших барабанов из кожи аллигатора – в качестве местного колорита. Музыканты – индейцы и русские – завели что-то тягучее, грустное, такое, что спать только.

Олегу Иванычу не понравилось. Хватил на пару с «полковником» Кучунцином чарку перевара, подошел к музыкантам:

– Шизгару давай!

– Что, батюшка-воевода?

– Ну, повеселей что-нибудь.

Заиграли. На этот раз вроде ничего – ноги сами в пляс пустились. Ульянка подхватила Кучунцина – повлекла в хоровод, с девками. Олег Иваныч – к Софье. Пошли, мол, попляшем. Та лишь улыбнулась в ответ.

– Да что с тобой? – Адмирал-воевода встревоженно посмотрел на супругу. – Али нездоровится? Или какой-нибудь гнус покусал, так возьми мазь.

Последнее не зря было сказано. Во множестве водились тут разные летучие паразиты, типа комаров, гнуса, москитов. Жалили не переставая – особенно в межсезонье. Только мазью и спасались – ее местный знахарь делал, тот, что Ваньку пейотлем угощал, наркоман старый.

– Нет, Олежа, есть у меня мазь еще, – покачала головой Софья. – А только плясать не пойду, не упрашивай.

– Да ты и не ела сегодня, да и не пила почти, я видел. Точно – лихоманка приключилась, а ты молчишь.

– Нет, не лихоманка. – Софья лукаво взглянула на мужа. – Экий ты недогадливый, Олег Иваныч. Ребенок у нас с тобой будет.

Олег Иваныч закашлялся. Рад был, конечно. Но и тревожно было за Софью – как там все еще здесь сладится. С пуперечами этими. Нет, вроде «полковник» неплохой мужик оказался. Как же, блин, его? Кучун… Кучум… А, черт с ним!

– Эй, господин полковник! – Олег Иваныч потянул расплясавшегося гостя за локоть. – Хватит скакать, пойдем-ка лучше выпьем. Повод есть! Эх… Полковнику никто не пи-и-ишет…

С утра светило солнце. Ярко – аж глаза резало. Висело в синем, словно бы неземном, небе желтым пылающим жаром шаром, да так парило! К обеду даже москиты куда-то попрятались. Змеи и те уползли. Впрочем, их и без того мало осталось, змеюк-то, – уж больно шкуры у них красивые – на ножны шли, на кошельки, сумки. Да и мясо – вкусное, белое, словно у кролика, пальчики оближешь, ежели хорошо приготовить. Да с красным перчиком, да с картошкой сладенькой, да под бражку! Вот и переловили всех гадов в округе. Редко какой вблизи масатланской дороги появится – и на того сразу охота. Мальчишки друг с другом до крови передерутся – кто змеюку первый увидел. А та шипит, бросается, хвостом гремит устрашающе. Шипи, шипи, зараза! Палки с острыми шипами на что? А камни? Так что – на кошельки тебя да на ножны – шипи не шипи.

Тламак давно такую змею выслеживал. Специально отпрашивался у Таштетля за ворота – тот не препятствовал: о том, как именно и через какое время сменяется воротная стража, исправно доносил Тламак, а что ему поделать было? Вот и сейчас пошел. Прихватил с собой мешок да палку-рогатину. Видел вчера змеиный след на песке. Опасное, конечно, дело – раздобыть змеюку, но… Уж больно хотел Тламак подарок сделать новому своему другу Ваньке. Уже и с кожниками договорился заранее – приноси, говорят, змеюку – полшкуры твои, ежели платить не хочешь, ну и мясо нам останется – зажарим на угольках, хочешь, есть оставайся. Тламак лишь улыбнулся. Можно и поесть, мяса-то. Да не одному – друга Ваню позвать. Когда еще свидятся – Таштетль на днях в обратный путь собирался, видно, все вызнал, что ему надобно было.

Тламак ушел, прикрыв за собой дверь. Дремавший на лавке – посетителей ввиду жары пока не было – Кривдяй проводил его ленивым взглядом. Вспомнил вдруг, что не сказал еще Таштетлю о том, что видел Олелька. А тот ведь утверждал, что молодой проводник Тламак молился у православного храма. Значит – крещеный. Знает ли об этом Таштетль? И самое главное, какая выгода будет ему, Кривдяю, ежели Таштетль об этом узнает? Потому и не торопился пока Кривдяй, выжидал. Ха! А может, золотишка попросить у Таштетля за важную новость? Даст ведь, когда надо – не жадный. Кривдяй нацедил себе в кружку октли и задумчиво выпил.

Змея лежала на камне. Мощная, красивая, блестящая. Свернутая, словно пружина. Тламак отыскал ее сразу – недалеко и ушел с масатланской дороги. Осторожно подошел ближе. Ух, красавица! Словно живое воплощение великого бога Кецалькоатля. У какого иного ацтека рука бы не поднялась, но только не у тайного христианина Тламака. Ну, что это за бог? Змея – змея и есть. Подлая ядовитая гадина. Какой от нее толк? Вред один. Ну, красива, да… К тому же – довольно вкусна, доводилось как-то пробовать у каита. Тламак раскрутил пращу, вложил специально приготовленный камень. Змея дернулась вдруг, словно что-то почувствовала. Подняла узкую треугольную голову, увидев юношу,яростно зашипела, завернулась кольцами… и прыгнула! Ну, дура… Тламак только свистнул, на лету сшибив гадину камнем. Умная змея уползла бы быстренько в камыши от греха – ищи потом ее там, свищи. А эта, вишь, завыпендривалась. Мол, прыгнет сейчас, укусит. Ну что, тварюга, прыгнула?

Осторожно отделив обсидиановым ножом раздробленную камнем голову, Тламак спустил на песок кровь и, свернув кольцами безголовое змеиное туловище, сунул его в мешок.

Олег Иваныч оклемался лишь к вечеру – голова болела безбожно, вот что значит перевар с бражкой мешать. Интересно, как этот… «полковник»? Адмирал-воевода испил принесенного сердобольной супругой сока каких-то ягод и, накинув плащ прямо на рубаху, отправился в палаты гостей. Великий окамбеча «полковник» Кучунцин, взъерошенный, в подаренной вчера лазоревой рубахе с вышивкой, сидел на верхней ступеньке крыльца и тоскливо плевал вниз во двор зеленой тягучей слюной. Олег Иваныч присел рядом:

– Что, брат, тяжко?

Кучунцин кивнул, словно бы понимал русскую речь. Впрочем, чего тут было непонятного?

Адмирал-воевода подмигнул гостю и, выловив взглядом слугу, послал его в амбар за брагой. Вроде не все октли вчера выпили.

– Ну, вот. – Отхлебнув прямо из кувшина, Олег Иваныч передал его Кучунцину. Тот, поблагодарив кивком, тоже припал к горлышку. Неплохая бражка, холодненькая.

Олег Иваныч доверительно повернулся к «полковнику»:

– Вот так, бывало, придешь на работу – а работал я дознавателем на Петроградской – после какого-нибудь праздника. Башка раскалывается, а тут еще «двести первую» выполнять да две очные ставки. Ну, очняки отменяю, конечно. А «двести первую» – уж никак, сроки. А прокурор, зараза… ууу… Понимаешь меня, да?

Кучунцин улыбнулся. Мотнул головой, тоже на жизнь пожаловался. Мол, одна у него жена – дочка правителя – можно бы и вторую, да нескромно это. Всякие лицемерные уроды, типа главного жреца-петамути, возмутятся. Скажут, слишком много возомнил о себе окамбеча, не пора ли принести его в жертву Красному Богу Венеры? Ох уж эти жрецы – так бы их и поубивал бы! Нет, ладно, бывает, попадаются и среди них хорошие люди, с которыми и октли попить, и по девкам, но нынешний петамути, старый пердун, уж такой аскет да скромник, дальше ехать некуда. Правда, недавно узнал, уж больно сильно он мальчиков любит. Это хорошо. Подставим ему нужного мальчика, потом посмотрим – кто кого принесет в жертву Красному Богу Венеры. А еще, говорят, петамути с теночками связан. Ух, старая ящерица! Теночки спят и видят, как бы всех тарасков-пупереча принестив жертву своим дурацким богам. Да, в Цинцунцане тоже приносят человеческие жертвы, но не в таком количестве, как теночки! Надо ведь и меру знать, а то скоро совсем людей не останется.

– Слушай, – Кучунцин хлопнул Олега Иваныча по плечу. – Достали совсем эти гады-жрецы! Блюстители морали, иметь их всех в задницу! У меня приятель есть, касик отоми,так он, как только стал касиком, сразу всех своих жрецов в жертву принес. Вот молодец, очень правильно сделал! Теперь сам – и касик, и жрец. И никаких жертв богам – перебьются. И не сказать, чтоб они очень на него за это гневались, я имею в виду богов.

– Да и я тоже с тобой совершенно согласен, – кивнул Олег Иваныч. – Конечно, выпить еще обязательно надо. Немножко. Пару кувшинчиков. Вот этой вот кислой бражки – перевар уж не лезет больше, упаси, Господи!

Так они и общались – новгородский боярин Олег Иваныч Завойский (бывший старший дознаватель) и полководец тарасков Кучунцин. Хорошо общались, весело, истории разные друг другу рассказывали. Олег Иваныч – по-русски. Кучунцин – на языке науйя. Смеялись, аж до хохота.

Заглянул на двор Гриша. Поприветствовал. Олег Иваныч и его позвал, на крыльцо.

– Не, некогда мне, – покачал головой Гришаня. – В гости собрались с Ульянкой. К отцу Меркушу. Пойдете с нами?

– Не, пожалуй, тут посидим. – Олег Иваныч покачал головой. – У нас тут весело – «полковник» анекдоты рассказывает. Я, правда, ни хрена не понимаю – но, видно, смешные. Слушай, Гриша! Не в службу, а в дружбу – зайди по пути к Геронтию, у него там рыбка вяленая была. Пусть пришлет с Ваней.

– Зайду, Олег Иваныч.

Гриша удалился.

За горами опускалось солнце, окрашивая оранжевым пламенем купол Михайловской церкви.

Прибежал Ваня с рыбой. Олег Иваныч и его на крыльцо усаживал, да и тот тоже отказался – в кои-то веки друг зашел.

– Да ты его знаешь, Олег Иваныч, Тламак, переводчик. Во-он он, у калитки торчит.

Простившись, Ваня сбежал вниз по ступенькам крыльца и помчался через сад к калитке, где его ждал приятель. И когда, спрашивается, успели подружиться?

Олег Иваныч обернулся к «полковнику»…

Вместо веселого приятного в обращении человека перед ним сидел истукан с сурово сдвинутыми губами.

– О благодушный хозяин, знаешь ли ты, кто этот парень, что стоит в конце сада? – спросил он воеводу. Естественно, на языке науйя. Впрочем, Олег Иваныч на этот раз его понял – уж сейчас-то можно было догадаться, о чем спрашивают.

– Это Тламак. Индеец. Впрочем, вы все тут индейцы… Отоми, кажется. Да, отоми. Отоми.

– Отоми? – Кучунцин скептически хмыкнул. – Нет, он не отоми. Не так давно я видел его в свите ацтекского купца Аканака, похожего на глупую рыбу. Этот парень – теночка, ацтек, мешика… или как там они еще себя называют, зловещие правители Теночтитлана, города жестоких кровожадных богов. Они уже добрались и до вас, ждите, вслед за купцами придут воины. Задержите же этого юного шпиона! Убейте его! Убейте всех купцов – быть может, тогда вы спасетесь от нашествия теночков, и ваши бьющиеся сердца не станут украшением золотых сосудов в их храмах. Впрочем, ненадолго.

Олег Иваныч, не перебивая, выслушал речь гостя и решительно послал слугу за переводчиком. Не за Тламаком, естественно.

– Я скоро уеду, – сказал Тламак Ване уже на рынке. Они сидели на траве под деревом и ели вкусное мясо. Завернутое в маисовые лепешки. – Потому, прими от меня подарок. – Молодой индеец протянул мальчику изящный браслет из блестящей змеиной кожи.

– Красивый. – Ваня погладил браслет пальцем. – Но… Вот… Возьми. – Он протянул другу серебряную новгородскую деньгу. – Проделаешь дырку – повесишь на шапку… впрочем, у вас и шапок-то нет… Ну, на шею повесишь. Вспомнишь когда-нибудь. Хотя, думаю, еще увидимся.

– Лучше б нам не пришлось больше увидеться, – прошептал Тламак. – Лучше б о вас никогда не узнали правители Теночтитлана.

Ваня вдруг замер, увидев молодого круглолицего парня. Парень – кудрявый, краснощекий, красивый – покупал у торговца крючки для рыбалки. Торг на базаре продолжалсяпочти до темноты – днем-то, в жару, кто на рынок пойдет? Круглолицый вдруг обернулся – встретился взглядом с Ваней… Ну, это ж с «Семгина Глаза» матрос. И… Ха! Так ведь это он скатился тогда, на Двине, в овраг, когда пришлось застрелить медведя. Точно – он. А впрочем, может, и нет, времени-то прошло изрядно. Спросить, что ли? Нет, уже ушел. Во, блин! Испарился. Даже не поздоровался!

Таштетль был зол. Прямо пылал злобой. И это его – одного из жрецов Уицилапочтли – пытался обмануть какой-то мальчишка, место которому – теокалли – пирамида великого бога. Только не на жертвеннике – слишком жирно – а под ним, со сдернутой кожей, в качестве пищи для священных аллигаторов. Надо же – молиться христианскому богу! Но пока… Он ведь один хорошо знает дороги. Пока его не стоит трогать. Вот вернемся обратно в Теночтитлан, тогда… уж тогда…

– Что ты хочешь сказать мне, мой верный Тламак? – ласково улыбаясь, спросил Таштетль возвратившегося с базара юношу.

Тот вздрогнул, чувствуя, как откуда-то изнутри нахлынула вдруг гнетущая волна страха. Тламак очень боялся Таштетля.

– Где ты был сегодня, Тламак? Расскажи.

– Я… я был сегодня во дворце правителя… как ты и приказывал, кецалеподобный.

– Я не приказывал тебе сегодня посещать дворец. – Таштетль недовольно поджал губы, и Тламак съежился, низко опустив голову.

– Придется тебя наказать. – Таштетль поднял голову мальчика за подбородок и заглянул ему прямо в глаза.

– Я… Я видел во дворце… – заикаясь, произнес Тламак. – Видел… мне показалось…

– Так кого же?

– Кучунцина – окамбечу тарасков!

Таштетль вздрогнул. Надо же! Он знал уже, конечно, о том, что войско тарасков отказалось от штурма. Но чтоб им командовал Кучунцин…

– Ты точно видел его или тебе показалось? – Жрец пытливо воззрился на трясущегося от страха мальчишку.

– Точно, – кивнул тот. – Это точно был Кучунцин. Я ведь видел его в Семпоале.

– Молодец, – похвалил Таштетль. – Ты не зря посетил сегодня дворец. Дальше нам здесь оставаться опасно. А ну, позови-ка Кривдятля!

Договор с владыкой пупереча-тарасков Ва-арати Куримчи был заключен в столичном городе Цинцунцане, куда Олег Иваныч и Гриша, в сопровождении отряда воинов, немедленно выехали по приглашению окамбечи Кучунцина. Цинцунцан оказался большим городом, с прямыми улицами и каменными домами красноватого цвета. Дворец правителя – иречи – высился в центре города, напротив длинной вереницы ступенчатых храмов, и представлял собой прямоугольное в плане здание, выстроенное добротно, но без особых ухищрений, типа каких-нибудь теремов, балконов и башенок. Город располагался в нескольких верстах от большого горного озера под названием Пацкуаро – основной пищей тарасков была рыба. Ее и жарили, и парили, и сушили. Варили из нее похлебку, а иногда ели и сырой. Рыбаки-пупереча ловили рыбу с длинных челнов при помощи оригинальных сетей, напоминающих крылья бабочек или гигантских стрекоз.

Встреча с правителем с помощью того же Кучунцина прошла как по маслу: старый седовласый иреча во всем доверял своему зятю. Разговор сразу же вошел в нужное русло – борьбе с экспансией могущественной ацтекской империи.

– Ты вовремя явился, Кучунцин! – тряс седыми космами Ва-арати Куримчи. – Не далее как вчера проклятые теночки снова напали на несколько селений в глубине наших земель. Наши воины доблестно сражались, но все же им пришлось отойти. Боги теночков вновь насытятся сердцами нашего народа! Вы вовремя пришли, и твое предложение о союзе, уважаемый Белый Касик, сделано вовремя.

– Секундочку, – перебив переводчика, Олег Иваныч поднял вверх руку. – Вы что-то сказали о месторасположении захваченных селений. Они что, действительно находились в глубине вашей территории?

– Увы, это так.

– Тогда как теночки смогли незамеченными подойти к ним? У вас что, нет охраны границы своих земель?

– А зачем охранять пустыню и горы? – вопросом на вопрос ответил иреча.

– Да затем, чтобы теночки не смогли так вот запросто захватывать ваши селения! – воскликнул Олег Иваныч. – Надо выстроить крепости в горах, на перевалах, около озер и рек. Дальше – за линию крепостей – никакой враг пройти не должен! Это и есть граница!

– Но некоторые крепости будут находиться очень далеко от нас! – возразил правитель. – В случае чего, мы не сможем оказать им помощь.

– А для этого мы и заключаем с вами союз. – Адмирал-воевода двинул Гришаню локтем, шепнул: – Ты смотри, как живут: приходи в их страну кто хочешь, что хочешь бери. Нет, так дело не пойдет. Будем строить крепости на границах земель. Ваши материалы, а рабочие – наши воины. Отоми тоже, думаю, присоединятся.

– И тотонаки.

– Ну, вот! И тотонаки. Не знаю, правда, кто это такие, но, если вы говорите, что присоединятся – замечательно будет. И пусть только попробуют теночки сунуться!

В корчме Кривдяя на окраине Ново-Михайловского посада было людно. Наступавший вечер еще только набирал силу – народишко шел с вечерни, на улицах людно, не жарко, ветер с океана свежий – унес к чертям собачьим всякую жалящую летучую нечисть. Хорошо!

За длинным столом, на лавках вдоль стен набиралась октли довольно разношерстная компания: крестьяне-каита, торговцы-отоми, сменившиеся с дежурства стражники, компания промысловиков с «Семгина Глаза», пара подмастерьев с кузницы. Крестьяне, полуголые, с большими мозолистыми руками, видно, не успевшие до конца дня справить свои дела – судя по большим плетеным корзинам – ходили на рынок, да задержались почему-то, бывает. Сидели теперь у самой двери целой компанией – человека четыре – неторопливо потягивали октли да присматривались, выспрашивали у служек насчет ночлега. Дорого ли? Ну, во внутреннем дворе – недорого. На своих же подстилках, если есть. Нету? Ну, тогда чуть дороже выйдет. Впрочем – можете отработать – натаскаете хозяину воду. Крестьяне оживились, кивнули – чего ж не натаскать, воды-то, натаскаем! Вот, допьем, сразу на колодец отправимся или к ручью.

Иван Фомин, кормщик с «Семгина Глаза», недовольно покосился на индейцев. И куда только хозяин смотрит? Пускает в корчму всякую босоногую тварь. Так и приличных клиентов запросто лишиться можно. Типа вот, рыбаков с «Семгина Глаза». А вообще же, Иван, как и другие рыбаки, на жизнь не жаловался. А чего жаловаться-то? Морозов нет, дожди только. Рыбы – завались, бобра тоже, еще и золотишко кое-где имеется, если голова на плечах есть – подразжиться можно. Еще бы людишек, на все готовых. Вот как эти…

– Чего мимо проходите? – Кормщик схватил за рукав проходившего мимо знакомца – Олельку Гнуса. Не один Олелька был, с Матоней, мужиком на вид звероватым – чувствовал Иван, есть у них какой-то приработок, недаром на коч давненько уж глаз не кажут.

– А, Иване! – осклабился Матоня. Олелька поклонился:

– Здрав будь, дядька Иван!

– Присядьте-ка, дело есть.

Матоня с Олелькой переглянулись, присели, кивнув другим знакомцам – рыбакам с коча. Взяли по кружке с заедками…

Кормщик предложил им спуститься на коче к югу, где, по словам его знакомых индейцев, «золота, что грязи». Олелька почесал кудрявую башку, Матоня тоже задумался. От дум отвлек Кривдяй – самолично принесший кувшин с октли. Мигнул незаметно от кормщика – пошли, мол.

– Мы сейчас. – Оба разом вскочили и последовали вслед за хозяином корчмы.

– Вот что, робята. – Поплотней закрыв за вошедшими дверь, Кривдяй указал на лавку перед небольшим столиком с закусками. – Есть для вас работенка. Слыхали, охочих людей набирают в дальнюю крепостицу? Вот вы в крепостицу ту и поедете.

– Да что нам, больше делать нечего?

– Молчи, паря! За это дело вы столько золотишка огребете – враз богатеями станете.

– Купчишки, что ль, платят?

Кривдяй лишь хмыкнул.

– Не так просто поедете. Вызнаете все: как стража на стены ходит, есть ли наряд пушечный да сколько, где воду берут, откуда пища. Будут в другие крепости зачем посылать – не отказывайтесь. Вот вам задаток… Велено передать.

Кочмарь швырнул на стол изрядный кусок золота. Глаза шильников алчно расширились.

– Все исполните – получите вдесятеро против этого, – усмехнулся Кривдяй. – Для Таштетля это золото – что для вас на дороге каменья. Да, вот еще что. – Он отвернулся к небольшому резному шкафчику и, достав оттуда шкатулку, вытащил небольшой округлый предмет – золотой человеческий череп с глазами из бирюзы:

– Это вам. По голове этой мертвенькой признают вас кому надо. А кто такую же голову покажет – тот заодно с вами. Того слушайтесь. Все поняли?

– Да, чай, не дурни.

– И с этим… С Фоминым с коча не заморачивайтесь – ничего не выгадаете. Зря вообще вы к нему подсели, он тут не впервой – приставучий. Сейчас начнет уговаривать, взгляды привлекать лишние. Пошли-ка… Провожу вас тайным ходом.

А в это время из земель отоми возвращался в великий город Теночтилан караван купцов-почтека. Покачивался на носилках похожий на общипанную ворону Таштетль, позади, на таких же носилках лежал связанный Ваня, а впереди, глотая слезы, шел Тламак. Друг Вани. Бывший друг. Предатель. Именно он, не имея в голове никаких дурных мыслей, разболтал когда-то Таштетлю о сыне богатого вельможи из-за далекого моря и чуть ли не родственнике самому Белому Касику, повергнувшему в ужас целый отряд тарасков. Уходя, прихватил Таштетль с собой и Ваню. На рынке еще, когда ели с Тламаком лепешки, попались на глаза Таштетлю. Кивком головы жрец отозвал в сторону проводника, а Ване… Мешок на голову – и все, не трепыхайся. Слуги Таштетля дело свое хорошо знали.

Шел Тламак впереди, мучался. Совесть заедала – ведь это из-за него все, из-за него… А может, ночью напасть на стражников, развязать Ваню, бежать? Нет. Страшно это все.Боязно. Разве может он, Тламак, тягаться со страшным Таштетлем? Не получится ничего. Нечего и пытаться.

Шел Тламак впереди да глотал соленые слезы. В синем небе за его спиной взрывалось жаром жестокое солнце.

Глава 10

Крепость на плоскогорье Анауак – озеро Тескоко. Июнь 1478 г.

Рыцарь опасной дороги не минет!

Враг неподвижен за серой скалой,

Прыгнет и крикнет, опустит и вынет,

Красный от крови кинжал роковой.В. Брюсов, «Витраж – триптих».

Я привык к тому, что всю жизнь мне везло,

Но я поставил на двойку, а вышел зеро.Майк Науменко, «Старые раны»

Стояла жара – земля раскалывалась черной паутиной трещин. Зной почти высушил русло небольшой речки, оставив лишь узкий коричневатый ручей – но и то было благо. Именно к этому ручью, оставив на время горные отроги, спускались на водопой дикие звери, именно к нему приходили люди смыть въевшуюся песчаную пыль. В двух полетах стрелы от ручья вздымались к небу красные скалы, а за ними тремя широкими уступами спускалась к реке долина, поросшая густой травой. Ветер гнал по траве голубоватые волны, играл листвой редких раскидистых деревьев, дававших густую тень – спасение путников. Целое стадо ланей, спасаясь от оцелота, пробежало на запад, где, ближе к океану, угадывалась фиолетовая дымка непроходимого леса.

На границе гор и долины, среди скал, угнездилась небольшая крепость – мощные стены из красноватого камня, обитые медью ворота и две высокие башни. Мимо крепости проходила узкая дорога, выбегала из горных ущелий и змеилась внизу, в долине. Дорога эта была одним из немногих путей, что вели на север, в земли отоми и пупереча и дальше, к Ново-Михайловскому посаду и Масатлану. К югу от крепости – вон, видно с башен – простиралось обширное плоскогорье Анауак – земли могущественной империи ацтеков. Крепость называлась Теспатль, что в переводе на русский имело два близких по смыслу значения – кремень и нож – и когда-то принадлежала отоми. Если смотреть сверху, крепость Теспатль действительно напоминала лезвие широкого кремневого ножа, широкое к воротам и сужающееся позади, к скалам. Глубокое ущелье защищало крепость с востока. С запада и севера громоздились неприступные скалы. Лишь южная – широкая – сторона, там, где ворота, выходила к дороге – именно над ней и нависали башни, датак удобно – что без соизволения коменданта крепости вряд ли кто мог бы проследовать на север. Чужой отряд ждал бы целый град камней, а теперь еще – и грозные тяжелые пушки, с великим трудом доставленные в Теспатль двумя артелями неприхотливых носильщиков-каита. Нависающие над дорогой башни отбрасывали на плато длинные черные тени. Дувший с гор ветер бросал в глаза часовым мелкую красную пыль.

– Вот послал черт работенку! – отплевываясь, выругался Олелька Гнус. – Спасибо, Кривдяюшко, присоветовал.

– Не ворчи, – усмехнулся Матоня, стоявший рядом с Олелькой на крайней, ближней к горам, башне. – Уж лучше пыль, чем кровососы. Хоть чесаться не надо.

– Да уж, – поправив висевший на поясе меч, махнул рукой Олелька. – Все одно, не от этих зараз, так от пылищи чешешься. В баньку бы…

Матоня вытер со лба пот:

– В баньку не в баньку, а к ручью сегодня сходим, как сменимся.