Чтение 15–й страницы книги ~Воевода заморских земель~

– Это самая почитаемая гора. Именно там вас, может быть, принесут в жертву Уицилапочтли. Хотя, может, и в храме.

Олег Иваныч, сглотнув слюну, обернулся:

– Слыхал, Гриша? Это, по-ихнему, и есть великая честь – быть принесенным в жертву какому-то демону! Эх ты, Митька, Митька. Чего ж ваши боги так кровь-то людскую любят, а?

– Нельзя без крови, – серьезно заявил Майотлак. – Видишь – солнце? Что будет, если оно погибнет? Погибнет и жизнь. Погибнет вселенная. Только человеческая кровь питает солнце, и если пищи не будет – оно погибнет, как погибает и человек.

– Однако, философия, – вздохнул Олег Иваныч. – Что-то жарковато тут. Пошли, что ли, выпьем?

В продолжение обеда – три раза посылали за октли – Майотлак, достигнув степени опьянения, примерно определенной Олегом Иванычем как «двести кроликов», принялся рассказывать различные легенды и байки. О том, как изгнанный врагами, странствовал в нищете и безвестности народ мешика. О том, как, выйдя в плодородную долину Мехико,мешика основали город на озере, в том месте, где на кактус уселся орел. Назвали город Теночтитланом, в честь мешикского предводителя Теноча. Было то больше ста лет назад. А совсем недавно, в год старого Тростника, в союзе с соседними Тескоко и Тлакопаном, покорили всю долину Анауак. Так с тех пор и владеют ею эти три города.

Ах, вот что! – мысленно хлопнул себя по лбу Олег Иваныч. Значит, могущественная империя ацтеков вовсе никакая не империя. Обыкновенный локальный город-государство, только очень мощный. Но – всего два союзника: Тескоко и Тлакопан, а остальные, надо полагать, враги. Полученные от пьяного жреца сведения не очень-то соотносились стеми, что Олег Иваныч помнил по книгам или еще со школы, впрочем, и в глазах далеких отоми государство ацтеков выглядело могучей империей. А на самом-то деле, все обстояло далеко не так! И грозный Ашаякатль оказался вовсе не абсолютным властелином-императором, а всего лишь городским главой, одним из многих. Владыки Тескоко и Тлакопана навряд ли ему особо-то подчинялись.

Олег Иваныч мысленно поаплодировал себе: хоть пока не узнали про Ваню, однако все же не зря Майотлака напоили.

А молодой жрец принялся вдруг декламировать стихи-песни. Останавливался, путался, старательно перекладывая на русский, ловил, как умел, рифму. Неплохо, в общем-то, получалось. Сам-то Олег Иваныч никогда бы так не сумел. Даже известный книжник Гриша поглядывал на жреца с уважением. Особенно когда тот стал читать длинную эпическую поэму о Топильцине-Кецалькоатле – древнем вожде тольтеков:

Народ Кецалькоатля, тольтеки,

Был многоопытным средь народов.

Все им давалось легко и просто…

Но Кецалькоатля, живущего с ними,

Маги ложью привлечь пытались

К человеческим жертвам —

Чтобы людей убивал.

Кровожадные маги разгневались за это на Кецалькоатля, злобствуя, разъярились, стали интриговать, насмехаться, грозить. Кецалькоатль вынужден был уйти в изгнание, где и умер.

В год Тростника, в первый год он умер.

Едва лишь пламя костра погасло,

Взвилось Кецалькоатля сердце,

Неба достигло и там осталось.

И, говорят старики, это сердце

Утренней стало звездою!

Прочитав последний куплет, Майотлак тяжело опустился на скамью.

– Кецалькоатль – великий бог, – тихо сказал он. – Бог воздуха, бог письменности и знаний.

– Он был белый и бородатый? – что-то вспомнив, быстро поинтересовался Олег Иваныч.

– Белый и бородатый? – Майотлак пожал плечами. – Конечно же, нет. Его звали Топильцин Се Акатль – и был он из народа тольтеков.

– Все равно хороший человек, этот ваш Кецалькоатль, – вступил в разговор Гриша. – За что его волхвы изгнали-то? За то, что жертвы людские приносить отказался. Так ведь ты говорил?

Жрец кивнул.

– Ну вот, – усмехнулся Гришаня. – А вы теперь этих жертв столько наприносили – Кецалькоатль смотрит сейчас с неба, плюется.

Майотлак ничего не ответил на это. Задумался. Простившись, вышел из покоев, шатаясь. Олег Иваныч встревожился – как бы не сбросили Митяя с пирамиды за пьянку – нет, вроде по двору молодой жрец шел твердо. Вот дошел до ворот, кивнул страже. Вышел. Ну, даст бог, доберется до дома.

К ночи сменилась стража – двое молодых воинов«орлов», не смыкая глаз, охраняли покои пленников. Они стояли двумя безмолвными статуями, неподвижные, словно бы неживые, в накидках из перьев, в шлемах, похожих на голову хищной птицы. Короткие копья в руках, развернутые щиты, у пояса – палицы. Никто не проникнет в покои, но и из покоев никто не выйдет, кроме молодого Майотлака, приставленного к пленникам самим тлатоани. Даже самого Таштетля – верного слугу главного жреца Асотля – и того не пропустили воины. Молча скрестили копья. Олег Иваныч уж спал давно, на шум вышел Гриша и сразу узнал лжекупца Таштетля. Тот что-то грозно шипел воинам, видимо, опасаясь повышать голос. Нечесаный, с золотой пекторалью в виде человеческих черепов, жрец имел весьма устрашающий вид. А пектораль была настолько искусно сделана, что казалась сотканной из мельчайших золотых нитей. Впрочем, не она привлекла внимание Гриши. Плащ жреца! Это был не обычный плащ-тильматли с узором из птичьих перьев, нет, плечи Таштетля украшала накидка из человеческой кожи. Кожа была очень тщательно снята: видны были руки, ноги, пальцы… Гриша вдруг вздрогнул: увидев на запястье содранной кожи татуировку, изображающую пересекающие линии зигзаги. Именно такая татуировка была у Тламака! Так они его…

Таштетль вдруг прислушался к чему-то. Замер на миг… и быстро выбежал из дворца, бросив испепеляющий взгляд на Гришаню. Сверху, с лестницы, ведущей с третьего этажа, донеслись чьи-то легкие шаги. Гриша повернул голову…

Он узнал ее сразу, как только увидел. Та самая девушка с ожерельем и глазами, как у турчанки, что подмигивала ему третьего дня в бассейне. Только теперь на ней было длинное полупрозрачное одеяние из тонкого белого хлопка. Тонкие, обнаженные до плеч руки украшали изящные золотые браслеты.

Девушка подошла к воинам, что-то шепнула. Те переглянулись и, словно по волшебству, отошли в стороны.

– Ид-ти! – с улыбкой произнесла красавица и, взяв Гришу за руку, быстро повела за собой. Гриша не сопротивлялся – ну явно не на жертвенник тащат!

Поднявшись по покрытой толстой тканью лестнице в верхние покои дворца, они оказались в небольшой комнатке, размером примерно с две корабельных каюты. Изящные циновки, сотканные из синих и белых перьев, украшали стены. У дальней стены располагалось широкое ложе, накрытое синим покрывалом. Рядом, на небольшом столике, горел светильник.

– Шошчицаль, – усевшись на край ложа, девушка ткнула себя рукой в грудь. – Я – Шош-чи-цаль.

– А я – Григорий, – прошептал Гриша, сев рядом. – Гри-го-рий.

– Гри-го-рий, – повторила девушка и засмеялась. – Я красив-вая?

– Очень. Знаешь русский?

– Пло-хо. Ху-до. Меня учить Майотлак. Мало. Ты – красив-вый.

Шошчицаль провела руками по светлым волосам юноши:

– Шошчицаль. Гри-го-рий. Гри-го-рий.

Гришаня густо покраснел, впрочем, в дрожащем пламени светильника это не было слишком заметно. Молодой дьяк почему-то хорошо представил себе, что произойдет дальше и даже на миг ощутил чувство стыда перед законной супругой Ульянкой. Но – что ему делать сейчас? Ведь эта красивая девчонка явно не из простых – разве б пропустила стража простую девушку? Значит, она родственница кого-то из высших сановников, может быть, даже самого тлатоани или главного жреца. Немного знает русский. Вполне достаточно, чтобы кое-что у нее расспросить. Значит…

Лукаво взглянув на Гришу, Шошчицаль поднялась и одним движением стянула с себя платье. Упав на пол, звякнуло ожерелье. Погладив себя руками по груди и бедрам, девушка подошла к Грише и, потершись щекой, быстро освободила его от одежды. Впрочем, дьяк и не думал сопротивляться…

Она оказалась большой искусницей в любви, ацтекская красавица с сияющими турецкими глазами. Прижималась к Грише всем своим горячим телом, изгибалась, как лань, сладострастно стонала… И все приговаривала:

– Ес-чо. Ес-чо. Ес-чо…

Она утомилась только под утро, когда на улице стало заметно светлей и вот-вот должно было показаться солнце, лучи которого уже окрасили в золотой цвет верхушку теокалли с храмами Тлалока и Уицилапочтли. Девушка отвела Гришу обратно, улыбнулась, а простившись с молодым дьяком, по очереди обняла каждого из воинов:

– Да хранят вас боги, и пусть в ваших семьях всегда будет много маиса.

– Счастья и тебе, милая Шошчицаль, – искренне пожелал ей молодой стражник.

Звякнув браслетами, хрупкая фигурка девушки исчезла в желтом свете утреннего тумана.

– Кто такая эта Шошчицаль? – спросил Гриша на следующий день Майотлака.

– Молодая вдова. Племянница тлатоани, – пояснил тот и почему-то грустно вздохнул.

Следующей ночью девушка пришла снова. И на следующую ночь, и потом…

– Шошчицаль нашла Ваню, – вернувшись как-то под утро, разбудил Олега Иваныча возбужденный Григорий.

– Кто? – спросонья не понял тот. Потом сообразил: – Кого нашла? Ваню?! Ну, Гриша, не зря ты… И где же он?

– Его держат взаперти жрецы храма Уицилапочтли. Вот план.

Гриша вытащил из-за пазухи кусок плотной бумаги, больше напоминающий твердую ткань. На нем аккуратными синими и красными линиями был вычерчен подробный план дворца и храма. С лестницами, оградами, помещениями и потайными ходами. Отдельно было помечено место содержания Вани. И – красными стрелочками – показан путь бегства.

– Молодец, Гриша! – сказал Олег Иваныч, в мельчайших подробностях представив себе племянницу тлатоани красавицу Шошчицаль, высунув язык, усердно вырисовывающую чертеж.

– Нам бы еще план города.

– Нарисует, – кивнул Гриша. Адмирал-воевода только присвистнул. Надо же.

Он был какой-то грустный сегодня, молодой новгородский дьяк. Впрочем, не только сегодня, а с тех пор, как начались его ночные похождения. Вот и теперь. Не ложась спать, заходил кругами по комнате. Сел рядом с воеводой.

– Ты знаешь, Олег Иваныч, как я люблю Ульянку, – тихо прошептал дьяк. – И дите у нас с ней скоро будет. Люблю.

– Ну, так в чем же дело?

– Шошчицаль. Она очень, очень хорошая… не говори ничего, Олег Иваныч! И очень несчастлива. Стать вдовой в четырнадцать лет! А через год – овдоветь вторично. Чуешь, какая слава? Дядя, правитель Ашаякатль, ее, конечно, любит. Но не настолько, чтобы ссориться из-за нее со жрецами. А те имеют на Шошчицаль свои виды. Мол, угодна будет богам.

– В жертву хотят принести, сволочи!

– Так, – Гришаня кивнул. – И наш знакомый воевода Тисок тоже к ней метит. Трех жен уже на тот свет спровадил – все мало. Боится его Шошчицаль. Был бы хороший человек – вышла б, не раздумывая, а так… Говорит: что к Тисоку, что с башни головой вниз. К тому ж Тисок – предводитель воинов-«ягуаров», а из ее рода братья – воины-«орлы». В общем, жалко девку. Красивая, добрая, иногда так засмеется – ровно колокольчики зазвенят.

– Эх, Гриша, Гриша, – вздохнул Олег Иваныч. – Ты в нее влюбился, что ли?

– Не знаю, – еле слышно отозвался молодой дьяк.

В окно пахнуло золотым жаром – над грозной столицей теночков вставало солнце.

Глава 12

Крепость Теспатль – Теночтитлан. Июль 1478 г.

Змеи на стенах, змеи в углах,

Змеи в кастрюльках, змеи в глазах,

Змеи повсюду, змеи – везде…

Серое солнце в холодной воде.Андрей Романов, «Змеи»

С какой непонятной мукой

Встретил тогда я взор твой!

Я увидел себя безутешным,

А тебя я увидел – мертвой!Хуан Клементе Сенеа, «Фиделия»

Солнце садилось. Пряталось за горами на западе, отражалось в перевернутом зеркале тускло-голубого, палевого на западе, неба. Черные тени скал тянули к долине Анауак длинные, изломанные отрогами, лапы, с гор тянуло прохладой. В небе над скалами, высматривая добычу, парил орел; прячась в густых зарослях акации, на пересечении горных тропок, жалобно скулил одинокий койот, хитрый и коварный зверь, добыть которого под силу далеко не всякому охотнику. Правда, на что он и нужен-то, этот койот? Ни шкуры с него нормальной, ни мяса, один жир, что используют колдуны для приготовления самых омерзительных снадобий. Вот и не промышляли особо койотов – а те наглели, шарились вблизи дорог, искали добычу, а иногда и нападали на спящих одиноких путников. Вот и сейчас – скулил койот почти у самой дороги, что, змеясь меж отрогами гор, тянулась в Анауак из далекого Масатлана.

По дороге, поднимая красную пыль, двигался небольшой отряд – десятка полтора воинов в кольчугах и стальных остроконечных шлемах и столько же носильщиков с поклажей: щиты, панцири, арбалеты, даже несколько аркебуз и припасы к ним. Возглавлял отряд новоиспеченный дьяк Николай Акатль – человек еще достаточно молодой, но уже имевший кое-какой опыт в тайных делах. Конечной целью отряда была далекая крепость Теспатль, что затаилась меж красных скал по дороге в Анауак. С тех пор как в тех местах бесследно исчезли адмирал-воевода со старшим дьяком, прошло около двух недель. Местные, во главе с комендантом крепости Текультином Власьичем, конечно, прочесали все окрестные деревни – увы, с отрицательным результатом. Плюнули, да – делать нечего – доложили в посад. Ульянка Гришанина – сразу в плач, а Софья ничего, держалась. Не впервой уж пропадал Олег Иваныч – и всегда возвращался. Возвратится и на этот раз – в то Софья верила, в том и Ульянку утешала. Тем более адмиральская жена Софья Михайловна Завойская не какая-нибудь там безграмотная крестьянка-смердиха – к высшей новгородской аристократии – «прусскому» боярству – принадлежала по роду, не пристало знатной боярыне на людях грусть-тоску выказывать, хотя, конечно, как оставалась одна – ныло сердце. Но гнала от себя нехорошие мысли Софья, понимала – немогли Олег Иваныч с Гришей по-глупому сгинуть, не таковы люди. А раз так – искать надо! Где? Софья недолго думала – конечно, в стране теночков! Именно об этом загадочном народе больше всего рассуждал в последнее время Олег Иваныч, именно для борьбы с ними и были перестроены дальние крепости, в том числе и Теспатль, где пропали оба, воевода и дьяк его, Григорий. От Теспатля до озера Тескоко – всего ничего, три дневных перехода, а на этом озере – то Софья доподлинно знала – и располагался загадочный Теночтитлан, город воинов и жестоких богов, золотое изображение одного из которых висело на стене в воеводских покоях.

Николай Акатль вызвался помочь Софье, Ульянке и Совету Господ, тоже весьма озабоченному исчезновением отца-воеводы. Собственно, Софья Николая раньше почти и не знала – ну, пришел какой-то индейский парень с соболезнованиями, спасибо, конечно, но лучше б кто поопытней… Тут уж Ульянка вмешалась – как раз в гостях у Софьи была –а уж ей-то родный супруг, Гришаня, этого самого Николая нахваливал. Ульянка и присоветовала назначить Николая Акатля во главе расследования. Софья, после ее уговоров, поддержала данную кандидатуру на Совете Господ и, выслушав подробный план действий, лично благословила в дорогу. Таким вот образом и пошла резко в гору карьера молодого индейца – еще и двадцати пяти нет, а уже начальник отряда и тайного приказу дьяк!

Николай, надо сказать, оказанное доверие вполне оправдывал. Вел себя скромно, излишне не суетился, однако торговца красками разыскал, еще раз подробнейше выспросил насчет покупателей охры, коренастого здоровяка средних лет и молодого красномордого парня. Порасспрашивал еще торговцев – вышел на корчму некоего господина Кривдяя. Хотел уж было арестовать хозяина – да не рискнул пока, уж больно много нехороших подозрений зародилось в отношении Кривдяя в голове Николая Акатля, их проверять осторожно надо, не спугнуть бы. Сыскал Николай в корчме человечка толкового, из слуг, наказал, чтоб за хозяином присматривал да доложил опосля. Сам же – ноги в руки да в крепость Теспатль. Вон она, за скалою торчит! Узкая – действительно похожа на кремневый нож – башни нависают прямо над дорогой, из недавно прорубленных бойниц угрожающе смотрят на путников жерла нескольких пушек.

– Эй, стража! – крикнул Николай, подойдя ближе. – Отворяй ворота да кличь воеводу, Текультина Власьича.

– Воеводу, гришь? – С воротной башни высунулась круглая красная рожа. – А вы кто ж такие будете?

– О том велено воеводе сказать, – отрезал дьяк. – Иди, докладывай сотнику.

Стражник – молодой краснолицый парень – исчез. Усевшись на корточки в тени крепости, воины терпеливо ждали. Вскоре, заскрипев, бухнулся через ущелье подъемный мост.

– Ну, наконец-то.

Встречал сам воевода Текультин. Дородный, в красном кафтане с золотыми пуговицами, с длинными, начинающими седеть волосами.

– Ждали, ждали вас. – Выслушав Николая, воевода пригласил его в дом. – Там и поговорим.

Распорядившись насчет ночлега и пищи для простых воинов, Текультин Власьич лично препроводил важного гостя в собственные покои. Наполовину деревянный, наполовину – из красноватого камня – воеводский дом стоял в самом углу широкого крепостного двора, напротив амбаров. Высокий глинобитный забор, по местным обычаям, отгораживавший дом от любопытных взглядов, тянулся параллельно дальней крепостной стене. За забором виднелись деревья – липы и пара старых платанов – да слышались звонкиедевичьи голоса. У Николая захолонуло сердце… А еще сильнее оно забилось, когда он, вслед за хозяином, пересек двор. Две девушки, хозяйские дочки, сидели под деревьями на скамейке и чинно чесали пряжу из волокон агавы.

Маланья! Сразу узнал Николай старшую – и словно ожгло его. Знал, конечно, что встретит ее в крепости, надеялся на то, но вот чтоб так приятна была ему эта встреча… А, интересно, Маланье?

Девушка тоже заметила гостя. Встрепенулась, узнав… и ту же потупила взгляд. Вон он теперь какой важный, этот Николай Акатль, вспомнит ли?

– Ты чего притихла, Маланья? – толкнула под руку младшая сестрица. Хихикнула: – А он ничего, красивый.

– Милости прошу дорогого гостя! – немного коверкая русский язык, поклонилась в дверях тощая Таиштль. Могла б, конечно, и на своем языке поздороваться, да принято так было – должностных лиц по-русски приветствовать, несмотря на то что многие из них местными были.

Сели обедать: пироги, маисовые лепешки, дичь. Таиштль все бражки подливала – выпил одну кружку гость, больше не стал, вежливо отказался – дела, мол. Ну, дела так дела. Очень это Таиштль понравилось, да и любопытство снедало – женат ли гость или нет? Вроде молод еще, да ведь кто их, молодых, сейчас знает? Пыталась было в горницу с кувшином проникнуть, как беседовать стали, типа – попить принесла. Не удалось – цыкнул на нее Текультин Власьич – неча бабам в важные дела носы совать длинные!

А Маланья, бросив пряжу, прижалась вдруг к дереву да псалом затянула тихонько. К тому времени и посланец важный все свои дела с хозяином обговорил – почивать собирался в гостевой горнице. Только лечь собрался – песню услышал. Подумал было – поблазнилось. Прислушался – ан нет… Накинув на плечи плащ, вышел на крыльцо – серебряный месяц качался в небе, казалось, близко-близко, протяни руку – достанешь. В раскидистых ветвях платанов застряли желтые звезды. В их призрачном свете стояла, прижавшись к дереву, тонкая девичья фигурка.

– Маланья, – тихо произнес молодой индеец. Девушка вздрогнула, обернулась – в глазах, широко распахнутых, темных – отразились звезды.

– А я-то думаю, что-то давно тебя в церкви не было. – Николай подошел ближе. – А ты, оказывается, вон где… Рад. Очень.

– И я… – прошептали девичьи губы.

Наутро Николай Акатль арестовал Матоню и Олельку Гнуса. Обвинение пока не предъявлял, но подозрения имелись, правда не очень веские: показания продавца красок, слуги из Кривдяевой корчмы, еще некоторых ограбленных. Ну, и собственная интуиция, конечно, тоже подсказывала – за ночными грабежами с убийствами, что произошли в Ново-Михайловском посаде, явно стояла эта парочка. И хорошо, если только они одни. Имелись у Николая Акатля сильные сомнения насчет добропорядочности хозяина окраинной корчмы Кривдяя. Да вот только с доказательствами дела обстояли худо. Может, арестованные чего покажут? Бить бы кнутом, пытать – да адмирал-воевода специальным указом строго-настрого запретил такие вещи. Оно и правильно, с одной стороны, под пытками-то чего только люди на себя не покажут! А с другой – чего вот сейчас с пойманными делать-то? Николай лихорадочно пытался представить, что б на его месте сделал сейчас старший дьяк Григорий или сам воевода-касик? Ну, сперва подержали б дня три без допросов, а затем – почему-то обязательно к вечеру третьего дня, не позже – допросили б по одному, причем, словно бы один уже во всем признался – «раскололся», как любил говорить воевода. Потом бы с тем же продавцом красок, да и с Кривдяем, допросные встречи устроить – «очные ставки» называются. Ну, это не сразу, сперва допросить… Черт! Так они ж вместе в поруб брошены! Эх, незадача! Не сообразил сразу, а теперь уж, наверное, поздно – наверняка сговориться успели. Впрочем, все равно, по одиночке их разбросать надо, пусть пока сидят. Самому в соседнюю деревню, Мештитак, отправиться – ведь именно туда воевода с дьяком ушли, да так по пути и пропали. Одному не стоит соваться – со стражей – да еще кузнеца Мишку прихватить, приятеля старого, ежели Текультин отпустит.

Текультин Власьич кузнеца отпустил – поскрипел, правда, сперва зубами – кузнец-то в крепости каждый день нужен, да ладно – уж если так надо… Поутру вышли с отрядом в Мештитак – Мишка-кузнец дорогу показывал.

Из-за далеких гор вставало солнце. Светлое небо еще не дышало зноем – рано – но, по всему чувствовалось, за этим дело не станет, разжарит к обеду так, что идти невозможно будет. Кузнец уже прикидывал – где б остановиться на дневку. За ручьем, на фоне красновато-желтого песка корявились длинные тени кактусов и юкки, узкая дорога, пересекая ручей, поворачивала на юг, к Анауаку. Вокруг было пустынно – ни человека, ни зверя какого – только следы койота на песке да змеиные выползни меж черных камней. А солнце уже поднялось, жарило, подлое, хорошо хоть задул ветерок, принес хоть какой-то намек на прохладу. С обеих сторон, слева и справа, тянулись красные скалы, перемежающиеся колючим кустарником и желтыми пустошами, поросшими кактусом-пейотлем да колючим кустарником – креозотом. В полдень уселись отдохнуть в тени огромной пихты. Дерево было старым, с морщинистой корой и длинными корявыми ветками. Вокруг росла невысокая коричневато-зеленая трава, рядом журчал ручей – студеный, от глотка воды заломило зубы. От этого места дорога раздваивалась: та, что поворачивала налево, вела в Мештитак, другая, правая, спускалась вниз, к Анауаку. Там же, у пихты, встретили двух индейцев-охотников, оба из Мештитака, один даже служил когда-то стражником в Теспатле, да то ли сам бросил это дело, то ли был выгнан за какую-нибудь провинность, кузнец Мишка этого не помнил, помнил только самого парня – да, был такой в крепости. Индеец тоже узнал Мишку – вздрогнул от неожиданности – чего кузнецу здесь делать?

– К вам в Мештитак идем, – пояснил тот. – Узнать кое-что. Вы с нами?

Индеец отрицательно покачал головой. Дескать, только что на охоту выбрались.

– Да тут дорога одна, не заблудитесь, – улыбнулся он. – Только поторапливайтесь – как бы грозы не было.

Охотник кивнул на запад, где ползли со стороны океана маленькие кучерявые облака. Приползут – может, и будет гроза с ливнем, а скорее всего, разнесет их ветер, как уже бывало в здешних местах не раз.

– Вряд ли разнесет, вряд ли, – упрямо усмехнулся индеец. – Лучше б вам сейчас уже выходить, не задерживаясь.

– Что ж, и мы так же думаем, – согласно кивнул Николай Акатль. – Будет гроза – не будет – а все ж не хотелось бы, чтоб в пути застала. Эй, ребята, хватит дремать, давайте-ка, собирайтесь! Хотя… – Он внимательно посмотрел в небо. – Можем и не успеть. Может, тут и остаться, у пихты?

Охотник вздрогнул, переглянувшись со своим напарником.

– Здесь? – саркастически переспросил он. – Да вам, похоже, жить надоело! Взгляните-ка на вершину!

Николай и Мишка одновременно подняли глаза – вершина дерева была обугленной от ударов молний.

– Да… Пожалуй, мы все-таки пойдем.

Быстро собравшись, отряд Николая Акатля выступил в путь, свернув на мештитакскую дорогу. Впрочем, слово дорога вряд ли было уместным по отношению к этой узенькой, едва заметной тропке.

Помахав на прощанье ушедшим и дождавшись, когда те скроются за поворотом, индейцы-охотники дружно, как один, взобрались на дерево.

– Слава богам, мы вовремя прогнали этих теспатльцев, – вглядываясь вдаль, усмехнулся один, тот, что служил когда-то в крепости. – Наши, похоже, уже идут. – Он показал рукой в направлении Анауака, где за скалами уже поднималась видимая лишь опытному глазу пыль. Пыль под ногами воинов.

– Гроза! Ну надо же – гроза! – слезая с дерева, засмеялся второй. – Здорово ты одурачил теспатльцев, Тлакаш! А те и поверили – вишь, как припустили. Что, пойдем навстречу или будем здесь дожидаться?

– Здесь. Ведь договорились – у кедра. Тем более – они уже скоро здесь будут.

«Они» действительно появились довольно быстро. Отряд воинов-«ягуаров», вооруженных мечами и палицами. Шедший во главе отряда человек с неприметным лицом – не красавец и не урод – подошел к кедру, небрежно кивнув охотникам.

– Приветствуем тебя, досточтимый Тускат! – низко поклонились те. – Все поручения, что ты нам дал, мы выполнили, слава богам.

– Что узнали? – присаживаясь в тени кедра, строго поинтересовался Тускат.

Докладывал бывший стражник Тлакаш:

– От масатланских купцов вызнали: в Ново-Михайловском о том, что их касик пропал, простые люди не знают – знают только, что отправился проверять крепости.

– Ага… – усмехнулся Тускат. – Значит, не говорят о том народу. Дальше!

– Однако знатные люди посада отправили отряд воинов на поиски касика. Они только что направились в Мештитак!

– Отряд? – оживился ацтек. – Сколько в нем воинов? Как вооружены?

Тлакаш подробно перечислил.

– Стреляющие молнией палки под названием аркебузы, – задумчиво повторил Тускат. – Есть у нас пара таких, только что-то не хотят они метать молнии, как ни упрашиваем богов.

– Для того зелье нужно особое – его тут охотные людишки искали, да не нашли, видно, – пояснил Тлакаш. – А к зелью еще и умение нужно.

– Давно я советовал Тисоку предложить Ашаякатлю пленить такого умельца, – прошептал про себя Тускат. – Да те все войском своим кичились, не надо нам, мол, ничего боле, кроме храбрости воинов. Эх, да и род мой не таков, чтоб тлатоани советы давать… Ладно. Теперь в Теночтитлане есть таковые умельцы. Самые главные… Хха! – Он вновь обратился к охотникам: – С новомихайловцами мне все ясно. А что в Теспатле? Какие новости?

Тлакаш замялся. Пробормотал что-то о том, что ничего там особенного и не происходит.

– Как это не происходит? – змеино улыбнулся ацтек. – А вот этот отряд, что направлен на поиски касика? Выходит, вы случайно здесь с ним встретились? – В голосе Туската послышался гнев. – Вы не знаете ни их намерений, ни командиров, только оружие и количество воинов – то, что увидели здесь. Что, нашим друзьям в Теспатле больше не нужно золото, до которого они так охочи?

Тускат бросил злобный взгляд на охотников, и те поникли головами. Похоже, зря они упомянули про отряд – хотели, как лучше…

– Вы что, вообще не были в крепости? – все больше распалялся ацтек. – Да я вас…

– Были, – робко возразил Тлакаш. – Только наших друзей не видели.

– Это вы их не видели или они с вами не захотели встречаться? – уточнил Тускат. – А может, и нет там их, а? Может, вернулись они обратно в Ново-Михайловское селенье? А вы об этом и не знаете, несмотря на то что я вам наказывал. Нет, видно, ваши шкуры украсят торжественный наряд жреца Тескатлипока. Хотите, а?

Ацтек с угрозой взглянул на распластавшихся по земле незадачливых шпионов.

– Не гневайся, о почтенный Тускат! – взмолились те. – Мы сейчас же отправимся в Теспатль и все вызнаем!

– Прочь! – Тускат вытянул вперед руку. – Один из вас пойдет в крепость, другой же вернется в Мештитак, вызнает, кто командир отряда. Жду вас к утру с подробнейшими сведениями. И попробуйте только не явиться!

Он устало откинулся спиной на ствол пихты.

Шпионы вернулись к утру, как и обещали. Сначала Тлакаш из крепости, потом его напарник из Мештитака. Судя по довольным рожам, кое-что вызнали.

– Они в тюрьме, мой повелитель, – сбивчиво доложил Тлакаш. – Наши друзья.

– В тюрьме? – недоверчиво переспросил Тускат. – Так вот оно что. А начальник крепости – по-прежнему толстый, ленивый Текультин?

– Да, он.

– Угу… А что с отрядом? Кто командир?