Чтение 14–й страницы книги ~Молния Баязида~

Вскоре дверь догорела, и Ивану не составило никакого труда выбраться наружу. Хорош же он был! Черный от копоти, в цепях, с соломой в растрепавшейся шевелюре. Раничевосмотрелся – ага, в кузнице уже виднелось пламя. Перво-наперво – освободиться от цепей, к черту подобные украшения. Неудобно… Впрочем, главное – вышибить шип. Ага!Есть! Теперь бы освободить всех… Или сначала поджечь конюшню? Нет, конюшня – потом.

Пользуясь отсутствием часовых – самоуверенность сыграла с предводителем бандитов нехорошую шутку – Раничев пробрался к амбару, ударом ноги сшиб засов, уж здесь-то не было никакого замка:

– Выходите!

– Иване?!

– Бегите в кузницу, сшибайте цепи и готовьтесь подороже продать свою жизнь!

– А не получится ли так, что…

– Заткнись, Вавила, нам, похоже, терять нечего. Идем!

Звеня цепями, пленники выбежали их амбара.

– Вон кузница, – показал Иван.

– А ты куда же?

– Вы пока расковывайтесь и идите к конюшне. А у меня еще здесь одно небольшое дело. Впрочем, думаю, долго не задержусь.

Миновав задний двор, Раничев, прячась за яблонями, подобрался к дому. Где-то должен быть черный ход… Ага, вот он, у выгребной ямы. Узкий коридор, темно… Похоже, женская половина… Хотя сейчас узнаем.

Неслышной тенью Иван возник перед несущей кувшин женщиной и быстро зажал ей рот рукою.

– Где девка? – грозно спросил он.

Мыча, женщина махнула рукой влево. Иван быстро связал ее кушаком и сунул в рот кляп из скомканной накидки – ну, в самом деле, не убивать же, когда можно вполне обойтись и без этого?

Слева находились узкие покои без окон, освещаемые тусклым чадящим светом бронзовой лампы. Парчовые занавеси, ворсистый ковер, широкое ложе напротив небольшого, уставленного кувшинами столика. На ложе – обнаженная Марфена, привязанная за руки и за ноги. Лицо девушки было бледным, грудь тяжело вздымалась.

«А она красивая!» – не к месту подумал Раничев. Рядом послышались шаги, Иван нырнул за тяжелую занавесь.

Вошел Армат Кучюн, уселся на край ложа, плеснув в кубок вина. Отпил, окинув девушку похотливым взглядом:

– Ну, что? Многих уже обслужила?

Марфена закусила губу.

– Старайся, старайся, – цинично усмехнувшись, главарь шайки похлопал девчонку по животу. Где-то скрипнула дверь, повеяло сквозняком. Шевельнулась портьера… и в комнату вошел Умберто. Раничев вздрогнул, приготовившись к худшему. Мальчишка все же решил выдать?

– О, любимый господин мой! – Умберто неожиданно упал на колени. – Неужто ты предпочтешь мне эту распутную бабу?

Армат Кучюн усмехнулся:

– Ты не вовремя, парень.

– Не вовремя? – схватив руку бандита, Умберто покрыл ее поцелуями. – Вспомни, как нам было хорошо там, в каюте! Пошли же со мной во двор… или давай прямо здесь.

– Уйди, чертов содомит, – разбойник отпихнул мальчишку ногой. – Сегодня мне хочется женщин!

– Неужто…

– Сказал, убирайся! Впрочем, – Армат Кучюн осклабился, – можешь и посмотреть. Кто знает, может, у тебя проснется и страсть к женскому телу? Взгляни, как она хороша! Высокая грудь, мягкое лоно, нежная шелковистая кожа… – бандит принялся ласкать девушку и, склонившись, укусил ее за грудь. Марфена застонала, разбойник спустил штаны…

Пора! – решил было Иван, но опоздал. Вытащив кинжал, рассерженной кошкой бросился на бандитского атамана юный содомит Умберто, с силой воткнув сверкающий клинок в спину неверного прелюбодея.

– Так умри же! – воскликнул юнга и залился слезами. – О господин мой, как же мы с тобой могли быть счастливы!

Армат Кучюн захрипел, грозно сверкая глазами. Силы быстро покидали его. Обхватив голову руками, и, видимо, не в силах поверить в содеянное, Умберто бросился прочь.

Выскочивший из-за шторы Иван, подобрав дымящийся от крови кинжал, быстро освободил девчонку, не обращая никакого внимания на хрипы умирающего бандита. Закутавшисьв дорогой плащ атамана, Марфена последовала вслед за своим освободителем.

Расковавшиеся пленники уже поджидали Раничева в конюшне.

– Уходим, – войдя, распорядился Иван, и полтора десятка изможденных, но очень хотящих жить людей, разом вскочили в седла. Заржали вырвавшиеся во двор кони, отлетели в сторону сшибленные ворота, часовой едва успел укрыться в кустах… Отряд беглецов вихрем пронесся по улицам, распугивая редких прохожих, перемахнув через недостроенную стену, вырвался в степь…

Вот она – свобода! Пыль из-под копыт, вольный ветер и травы – целый океан трав – без конца и без края.

– Теперь куда? – когда остановились передохнуть, спросил Ивана один из беглецов, молодой светлобородый парень. – Поскачем в степи?

– Нет, – Раничев усмехнулся. – Это только кажется, что в степи нет дорог. Есть – и наши враги знают их гораздо лучше нас.

– Тогда как же быть?

– К реке, – сжал губы Иван. – Кажется, я там вижу лодки.* * *

Наметом спустились к реке, спешились, затаясь у плеса. Подгребли к берегу рыбаки, разгрузили лодки, развесили на кольях сети. Ушли.

– Вперед, – распорядился Раничев.

Светлобородый обернулся:

– А кони?

– Отпустите в степь – пусть себе скачут.

– Может, продать?

– Время…

Беглецы почти беспрекословно подчинились Ивану, собственно, после казни Епифана им больше и некому было подчиняться. Выбрав пару вместительных челнов, беглецы быстро спустили их на воду, подобрали спрятанные в кустах весла. Выгребли на середину реки – как раз заходило солнце, и черные тени лодок отражались в оранжевой глади.

– Чудный сегодня вечер. – Раничев погладил по плечу Марфену. – Спокойный такой, тихий…

Некогда было останавливаться – беглецы гребли всю ночь, а утром поставили паруса. Спали по очереди, плыли, стараясь держаться ближе к середине реки широкой, как степь, и так же пахнувшей травами. Лишь ближе к ночи свернули к затону. Наловили рыбы, развели костерок – есть все же хотелось, еще бы…

– Поедим, и в путь, – распорядился Иван. – Спать можно и в лодках.

Он инстинктивно выбрал самое верное решение – для того чтобы грести по очереди, народу хватало, что же касается темноты, то… не рыбачьим челнам бояться мелей!

Никто за полоняниками не гнался, никто не встретился, лишь на дальнем берегу появился было отряд всадников, да сгинул, растворился в степи. Осмелев, дня через два пути утроили большой привал – отдохнуть и помыться. Выбрали глухое местечко у омута, разделись. Иван поднялся на крутой берег.

– Я с тобой, – замахала руками Марфена – нашлась для нее и одежда, правда, мужская, ну да ничего – невелик грех, завсегда отмолить можно. Стриженые волосы девушки трепал ветер.

«А ничего получилось! – с гордостью подумал вдруг Раничев. – Прямо – каре. Ну, блин, даешь, Иван Петрович! Что и говорить – парикмахер».

Они взобрались на кручу, видно было далеко, до самого горизонта, утопавшего в синеватой дымке. Что ж там такое, уж не лес ли?

– Лес, – встав рядом, тихо прошептала Марфена. – Неужто вырвались?

– А похоже, что так, – Иван с улыбкой кивнул. – По крайней мере, хочется верить.

– Боярин…

– Сколько раз тебе говорить, не называй меня так! Не боярин я, так, из детей боярских.

– Почему ты сторонишься меня, господин? – вздохнула девушка. – Нет, нет, не говори, что это не так, уж я-то вижу… – она вдруг всхлипнула.

– Ну, что ты? – Иван ласково притянул деву к себе. – Не плачь…

Марфена вдруг обняла его и крепко поцеловала в губы. Потом резко отпрянула:

– Отвернись…

Пожав плечами, Иван отошел в сторону, вообще-то догадываясь о том, что последует дальше. И он вовсе не был против.

– Можешь повернуться, – прошептала девчонка… Она стояла перед ним, обнаженная, русые волосы ее развевались на ветру, словно победное знамя. В серых глазах сияла яростная надежда.

Иван расставил руки… и через секунду сжал в объятиях трепещущее девичье тело.

– Как долго я ждала этого, – улыбаясь, шепнула Марфена. И они…

Глава 14

Сентябрь—октябрь 1401 г. Великое Рязанское княжество. Новые встречи со старыми знакомцами

На толь дворяне мы, чтоб люди работали,

А мы бы их труды по знатности глотали?

Какое барина различье с мужиком?

И тот и тот – земли одушевленный ком…А.П.СумароковСатира. О благородстве

…вместе упали в траву.

Иван выглянул в затянутое бычьим пузырем оконце – вроде солнышко. Улыбнулся, еще раз вспоминая тот случай на крутом берегу Дона. Марфена с утра еще отправилась с девками убирать с грядок лук, пора уже было – наступил день мученика Созонта, или, как его еще называли, Луков день. По всем селеньям убирали лук – иначе высохнуть не успеет – развешивали луковые головки по избам, очищали воздух. Вот и в избе Никодима Рыбы, где сейчас остановился Раничев, в углу да на стенах было уже приготовлено место для луковых связок. Просторная изба у Никодима, по-черному топится, однако дым глаза не ест – крыша высокая – наоборот, отпугивает всякую насекомую дрянь.

Иван поворочался на набитом свежей соломой матрасе. Разоспался он что-то сегодня – вон, в избе-то пусто: мужики в поле последние снопы вывозят, везут по гумнам – молотить, женщины лук убирают, даже сюда слышно, как затянули присказку-песню:Не иди, дождик, где косят,А иди, где просят,Не иди, дождик, где жнут,А иди, где ждут.

Раничев усмехнулся – и впрямь, не надо бы сегодня дождика, да и вообще бы не надо. Сентябрь на дворе – вересень-листопадник – уже высох, окрасился золотом и багрянцем лист, пошли утренники-заморозки, нет-нет, да и покрывались первым ледком лужи, сбивались в стаи птицы. Жито, слава Господу, убрали, остались лишь овощи, да орехов в лесу заготовить, да ягод. Ребята малые вон, как раз сегодня, отправились в орешник да на болотце. Уродились селетось и грибы, и орехи, и ягоды – грех жаловаться, да и жита урожай хороший.

– Проснулся, батюшка господине? – в избу бесшумно вошел худющий жукоглазый мужик, чернявый, самого цыганистого вида – Хевроний Охлупень, во прошлый еще приезд назначенный Иваном управителем-тиуном.

Раничев, подавив зевок, – куда уж спать-то – накинул поверх рубахи опашень, кивнул пред собою на лавку:

– Садись, Хевроний. Ждал тебя. Ну, чего хорошего скажешь?

– Да пока Господь миловал, – тиун стрельнул глазами. – Я к тебе, господине, с отчетом. Что без тебя в селищах делалось – все тут, – Хевроний с гордостью достал из-за пазухи увесистый свиток. – Вот… У нас, в Обидове, с твово уходу, младенцев народилось дюжина, из них четверо – мужеска полу – шестеро померло, из которых мужеска полу двое, в Гумнове да Чернохватове….

Иван в пол-уха слушал, кивал. Обидово, Гумново, Чернохватово – то его личные деревеньки, пожалованные когда-то великим князем Олегом Ивановичем Рязанским за вернуюслужбу. Так себе, честно сказать, были деревеньки: в Обидове – два двора, столько же – в Гумнове, а в Чернохватове – вообще один. Всего оброчных крестьян – сорок восемь душ, да шестеро бобылей, как вот Хевроний, – те своих дворов не имели, торговлишкой мелкой, да охотой, да ремесленничаньем промышляли, тягла не платили, лишь одиноброк – «бобыльщину». А вообще, вчера еще, как явились сюда с Марфеной, Иван заметил, что крестьяне его жить стали лучше – и заборов уже покосившихся не было, все поправили. Никодим Рыба новый хлев выстроил, а рядович Захар Раскудряк из Чернохватова – амбар и мостки-пристань. В общем, как говорил когда-то товарищ Сталин: «Жить стало лучше, жить стало веселей». И это потому, что вместо трети, или даже половины, Иван своим крестьянам оброк до четверти выменьшил, вот и поднялись людишки, забогатели. От того самому владельцу прямая выгода – с бедных-то мужиков много ли возьмешь? А так… Сколько они там ему оброка задолжали? И одеться можно будет, как следует, – сколько ж можно шпынем-то непотребным шататься? – и пожить до весны, как подобает. А уж как затеплеет – в южные края собираться, к Ангоре, к Баязиду. Захватит его Тимур в плен – тут-то Иван и объявится: ну, господин Тамербек, выполняй-ка свое обещание! Где там этот чертов колдун ад-Рушдия? Возвращай-ка к Евдоксе… Выхватить девку из сорок девятого года да поскорее к себе, в свое родное привычное время, к любимой работе, друзьям, к усилителям-колонкам-проигрывателям. Эх, давненько хорошей музыки не слушал, так, поставить что-нибудь веселенькое, типа «Криденс» или «ЭйСи/Ди Си», а можно и классику – «Лед Зеппелин», «Атомик Рустер»… или чего позаковыристее,ван дер Грааф к примеру…

– Так как, господине? – закончив доклад, тиун вопросительно уставился на Раничева. – Сейчас поедем земельки осматривать али попозжее?

– А как там на улице-то? – Иван потянулся.

– Да ведро.

– Ну, раз ведро – поедем, – решительно поднялся с лавки Раничев. Подпоясался – пояс был так себе, ну да ничего – соберет оброк, уж, какой надо, купит.

– Я уже и лошадок приготовил, – почтительно сообщил Хевроний. – У ворот стоят, привязаны.

Иван вышел на крыльцо и замер: какой потрясающе-чудный вид открылся ему, каким золотом пальнуло в очи! Прозрачно-голубая река, зеленые, желтые, красные деревья – заросли рябины, дубы, клены – надо всем этим пронзительно синее небо с редкими снежно-белыми облаками и паутинками, гонимыми ветром. Курлыча, клином пронеслась к югу журавлиная стая. Раничев перевел взгляд на крестьянские избы – вполне справные – на пасшееся на лугу стадо коров, на жнивье, на оставшиеся снопы – мужики с веселым уханьем бросали их в телеги. Слева, ближе к лесу, виднелись огороды – свекла, капуста да прочее. Оттуда слышались песни – женщины и девки убирали лук. За огородами начиналось сжатое поле, а за ним – рощица.

Раничев уселся в седло, выехал за ворота. На сложенных у забора бревнах сидели мужики, увидав Ивана, встали, и, сняв шапки, поклонились в пояс.

– Оброчные, – кивнул тиун. – Приветствуют тебя, господине, да кое-какие вопросы имеют.

– Ну, – Раничев приосанился: – Что у вас за вопросы?

– Да все про оброк, батюшка, – закланялись мужики. – Мы ведь все, что ты наказывал, – несли, амбар-то, поди, полный?

– Полный, полный, Хевроний доложил уж.

– Дак вот мы и сомневаемся – а ну как ты оброку больше похощешь? Скажешь, не так платили… Мы, батюшка, в таком разе, уплатим, сколь надо, – только время дай.

– Платили, как указано – четверть? – усмехаясь в душе, строго спросил Иван.

– Так, господине.

– Продуктами или, может, серебришком?

– Кто как, – пояснил Хевроний. – Шкурками беличьими да собольими – мягкой рухлядью, льняным полотном, овцами, да курами, да гусями – целый птичник теперь у тебя, господине. Которые – и серебром, как Захарка Раскудряк, рядовин. Мы к нему как раз сейчас и едем.

– Так как же насчет оброка, батюшка? – держа шапку в руках, один из оброчных подошел ближе.

– Сколь уплатили – все мое, а больше претензий к вам не имею, – махнул рукой Раничев.

– Вот и славно, спаси тебя Господи! – обрадованные мужики разом попадали на колени.

Иван даже чуть засмущался – надо же, какой добренький феодал выискался – ну, до весны-то ему четвертного оброка за глаза хватит, а если б всю жизнь жить? Хватило бы четверти? На байберековые да атласные ткани, на золоченую посуду, оружие, на усадебку в Угрюмове? Ой, вряд ли…

– Черносошные про малый оброк не прознали? – вдруг озаботился Раничев, не хватало ему еще и этой проблемы: черносошные – государственные, т. е. великокняжеские –крестьяне, узнав про доброго барина, вполне могли бросить свои земли да прийти к нему – закупами, дворовыми, оброчными. Бывали случаи… За такой демпинг и сам князь,и соседушки-феодалы запросто башку оторвать могли вполне даже быстро. Так что не зря интересовался Иван.

– Не прознали, – поспешил успокоить тиун. – Я ведь мужикам нашим все разъяснил самолично: коль хотите хорошо жить – по ярмаркам языками не трепите.

– Вот и хорошо, – кивнул Иван. – Ну что, едем в Чернохватово?

– Сначала в Гумново, господине, – Хевроний улыбнулся. – В Чернохватово уж – к обеду. Захар знает, ждет нас.

Иван осторожно тронул поводья – уж сколько здесь, а все не мог к лошадям привыкнуть: кажется, расслабишь колени – так и с седла вылетишь, а сожмешь сильнее – лошадьобидится, так и норовит укусить. Ну, ничего, поехали – каурая лошаденка попалась покладистая, смирная. Так, не спеша, и потрусили с Хевронием по узкой дорожке, через рябинник, к Гумнову. Вон, деревенька – два двора, третий строится.

– Ефимко Краснохвост от отца отселяется, – кивнул на недостроенный сруб тиун. – Тесновато у них – народу много: и сыновья, и братья, и дядья, и золовки и внуки.

По левую руку потянулось сжатое поле. Вывозившие снопы мужики, завидев Раничева, бросили работу и поклонились:

– С приездом тебя, господин-батюшка!

– Бог в помощь, – улыбнулся Иван. – Оброк вовремя платите?

– Платим, батюшка… Четвертину – как ты велел, – крестьяне выжидательно уставились на Раничева – а ну как поднимет оборок? Хозяин – барин.

– Так и платите, – успокоил Иван. – Посейчас можете не только житом да яйцами – и ягодами, и грибами, и рыбой.

– Спаси тя Бог, господине!

Оброчные еще долго переговаривались, посматривая вслед проехавшему хозяину, а Раничеву, что и говорить, нравилось ощущать себя добрым барином.

Захар Раскудряк – вполне еще молодой, чуть за тридцать, мужик с красивым, чуть вытянутым лицом и рыжеватой бородкой – встретил гостей приветливо. Широко улыбаясь, с достоинством поклонился, сняв отороченную собольим мехом шапку – не хухры-мухры, соболь денег немалых стоит! Кафтан на Захаре – байберековый, темно-сиреневого цвета с желтыми вставками, на ногах – коричневые юфтевые сапоги, не лапти, пояс красивый, узорчатый – вот те и крестьянин-лапотник! И не скажешь, что из оброчных.

– Милости прошу к столу, батюшка боярин, – еще раз поклонившись, Захар сделал приглашающий жест рукою.

На дворе его, ради такого случая бросив работу, уже собралось все семейство: жена – миловидная молодуха в подбитом беличьим мехом шушуне и шлыке – стеганой бархатной шапочке – тесть с тещей, братья да сестры с мужьями-женами, племянники, племянницы и прочая совсем уж мелкая ребятня. Завидев гостей, все разом поклонились:

– Здрав будь, боярин-батюшка!

– Ну, до боярина-то еще далеко, – хохотнул Иван, понимая, впрочем, что не так уж и далеко, ежели постараться да заняться этим вопросом вдумчиво. – Однако ж и вы будьте здоровы.

Он посмотрел вокруг – усадьба Раскудряка была хоть и небольшой, но справной: крепкий, рубленный в обло, дом на высокой подклети, рядом еще две избы, поменьше, за ними амбары, овин, птичник… В общем, жить не тужить можно.

В главной избе внутри была устроена на господский манер горница с чисто выскобленным полом из толстых досок, столом и широкими лавками. Вдоль стен стояли не сундуки – шкафчики с посудой и прочей бытовой мелочью, в красном углу, за лампадкой, серебрились окладами иконы. Неплохо жил Захар, вполне даже зажиточно, да и оброк – его четвертина – был куда как больше, чем у всех прочих. Ну, это понятно – по доходам и мыто. Был бы чуть поглупее Захар, давно бы ушел в своеземцы, сам себе хозяин – однако понимал – где тогда сыщешь защиту? Податься в город да раскрутить торговлишку? Оно-то и можно бы… да не сейчас, оборот-то пока маленький, в основном землица, да промыслы, да лес кормит. Однако кое-какие задумки имелись, на паях с тиуном Хевронием – о том сейчас и собирался говорить Раскудряк.

Перекрестившись на иконы, Раничев – а следом за ним Хевроний – чинно уселись за стол. Молодые девицы в длинных синих саянах, с косами, принесли на подносе только что зажаренного поросенка – нежного, с коричневой подрумянившейся корочкой, поставив блюдо на стол, поклонились. Павой проплыла миловидная супруга хозяина с чаркой, с поклоном поднесла Ивану:

– Испей, господине.

Раничев по обычаю поклонился на три стороны, выпил и, опять же – по обычаю, крепко поцеловал молодую хозяйку в губы. Та зарделась от удовольствия, следующую чарку поднесла тиуну, тоже поцеловала, засим поклонилась и вышла, оставив мужчин наедине с яствами и делами. Стол у Захара был не то чтоб очень богат – видал Иван столы и побогаче, – но и не беден. Пшенная каша, заправленная шафраном и конопляным маслом, пироги с зайчатиной и грибами, поросенок, форель, уха-белорыбица. На заедку – тушеная капуста, блины, огурцы с медом, в братине – пиво, вернее, ядреная бражица на клюкве да на бруснике – ух, и хороша же! Иван с удовольствием осушил полную кружку. Болтая ни о чем, гости и хозяин довольно быстро насытились, пришло время для важной беседы. Захар вышел из-за стола и низко поклонился Раничеву:

– Дай те Господь здоровья, Иване Петрович, что не побрезговал зайти к холопю бедному в дом.

Иван улыбнулся – тоже еще, «бедный холоп» – однако не перебивал, понимая, что беседа идет по общепринятым правилам.

– Есть у нас к тебе с Хевронием дело, – не витая вокруг да около, Захар сразу перешел к главному: – Хотим мы рядок у реки поставить, у брода.

– Чего же не у моста?

Раскудряк вздохнул:

– Так мост-то – обители Ферапонтовой, чернецы сами торгуют, нам не дадут рядка сладить.

– Ясно, – кивнул Иван. – Вопрос такой: чего вы от меня-то хотите?

Захар и Хевроний переглянулись.

– А хотим, боярин-батюшка, что б ты с нас посейчас оброка не брал, а взял бы зимою – в два раза больше!

– Вот как! – усмехнулся Раничев. – Думаете, заработаете неплохо?

– А как же?! – Раскудряк азартно прихлопнул по столу ладонью. – Смотри, господине, мы уж все посчитали, – подойдя к шкафу, он достал оттуда листы коричневатой бумаги и с поклоном протянул гостю.

– Так, так… – Иван углубился в чтение. В общем-то, понятно все было написано. Расходы: столько-то – на обустройство рядка, столько – на государево мыто, эстолько –нанятым работным людям, ну и на мзду, конечно, как же без этого?

Раничев отложил листы в сторону:

– Чем торговать-то хотите?

– А всем, батюшка, – Захар наполнил опустевшие кружки брагой. – Смотри сам – по реке торговый путь проходит, тут же и брод, и волок. А тут и мы – с грибами, с орехами, с дичью, да с той же бражицей – этого товару много, и брать будут охотно. К тому же – и полотно у нас, и убрусы расшитые, да и кузнецких дел товарец привезем, буде занадобится. К тому ж, какой товар в городе купец не продал – мы возьмем, и куда как дешевле – какая ж купцу выгода непроданное обратно везти?

– Что ж, идея хорошая, – кивнул Иван. – И бизнес-план вроде неплох. Ну – действуйте. С оброком, так и быть, подожду… А может, подумаю, да еще и сам вложусь.

Хевроний с Захаром молча бухнулись на колени:

– Спаси тя Бог, батюшка!

– Ну, полно, полно, – Раничев засмеялся. – Что, Захар, брага у тебя уже кончилась?

– Да как же кончилась-то, боярин? Эй, Анфиска! А ну-ка, тащи туес… Тот, большой, березовый…

Покинуть избу гостеприимного хозяина удалось лишь к вечеру, когда заметно стемнело. Прощаясь, Захар послал проводить гостей трех крепких юношей, вооруженных увесистыми дубинами.