Чтение 3–й страницы книги ~Рулиарий~

Декабрь 225 г. Рим

Сатурналии

Нет врага хуже, чем толпа, в которой ты трешься. Каждый непременно либо прельстит тебя своим пороком, либо заразит, либо незаметно запачкает.Сенека. Нравственные письма к Луцилию

Молодой император Александр Север по совету своей матери Юлии Маммеи назначил гладиаторские бои на второй день после декабрьских ид, в самом начале сатурналий. Праздник этот обычно отмечался не совсем пристойно, зато весело, и его с нетерпением ожидало большинство римских граждан, да и некоторые рабы. Во время праздничной процессии различия между людьми словно бы пропадали, и не было ничего зазорного в том, чтобы раб занимался любовью с госпожой, а господин – с первыми попавшимися гетерами. В преддверье праздника, несмотря на ненастную и довольно-таки прохладную для Рима погоду, настроение у жителей Вечного города было прекрасным – еще бы, предстояло не только веселье с угощением и вином за счет императора, но и гладиаторские бои, о которых давно уже извещали афиши.

«Рысь из Косматой Галлии против Сергия-„фракийца“» – кричали сделанные красной краской надписи на оградах. «Рысь – лучший боец Трех Галлий!» – крупными буквами утверждали объявления на стенах доходных домов. «Заключайте пари в конторе Лукреция Антонина».

Да, ланиста уж постарался, раздул интерес к новому гладиатору и теперь опасался, как бы тот не подвел, лично наблюдал за тренировками и питанием гладиатора. За Сергия он был спокоен: тот не раз уже доказывал свою состоятельность, а вот новичок… Конечно, как разузнал ланиста через доверенных лиц, Ант Юний Рысь неплохо показал себя в провинции, но Рим-то не провинция, и тут можно было только предполагать: справится ли?

– Справится! – утверждал покрытый шрамами ветеран Каллид. – Уж ты мне поверь, Септимий.

Каждый раз во время тренировок ланиста внимательно следил за всеми учебными поединками, в которых участвовал новичок, и чем больше он наблюдал, тем спокойнее становилось у него на сердце. Рысь проявлял себя вполне опытным и хватким бойцом, ему, пожалуй, недоставало лишь мышечной массы, так ланиста и не собирался ставить новенького в пару с гигантом Замбой или толстяком Ивариксом. Сергий-«фракиец» – вот самый подходящий партнер!

Так же считал и сам Сергий, мечтавший поскорей выйти на арену только лишь затем, чтобы убить несносного выскочку. Римлянин усиленно тренировался, на время бросив любовные похождения и вино: еще успеется после победы. Рысь догадывался, конечно, кто написал послание, но не показывал, что задет, вот еще! И тоже тренировался не покладая рук, а также до боли в суставах и звездочек в глазах бегал, отжимался, поднимал тяжести. В общем, готовился к ожесточенной схватке, с волнением отсчитывая оставшиеся до игр дни.

И вот наконец наступил день битвы! Уже с утра толпы людей собрались на широкой площади перед амфитеатром Флавиев, у золоченого колосса, ожидая бесплатных номерков-билетов, в каждом из которых были указаны ворота, ярус, трибуна. Первый ярус, рядом с императорской ложей, был предназначен для высшей знати – сенаторов и некоторых всадников, на втором уровне расселись правительственные чиновники, на третьем – все остальные горожане и легионеры, четвертый уровень предназначался бедноте, пятый, самый высокий, – женщинам.

Юний вместе со всеми гладиаторами прошел в подземные лабиринты амфитеатра по специальному ходу, ведущему прямо из Лудус Магнус. Бойцы шагали молча, лишь слышно было, как гремели цепи, – готовых на все гладиаторов вполне справедливо опасались, их расковывали и вооружали непосредственно перед самым сражением, которого они дожидались в клетках, словно дикие звери. Идущий впереди всех Юний с удивлением посматривал на подъемные механизмы и люки, уже зная от Каллида, каким образом появляются на арене звери и люди.

Разведя гладиаторов по клетушкам, стражники остались караулить, прислонив к стене копья.

Где-то совсем рядом рычали тигры и львы. Усевшись на солому, юноша обхватил колени руками и принялся ждать. Незаметно приблизился полдень, сквозь периодически открывающиеся люки сверху, с трибун, доносился глухой гул. Юнию на миг даже стало страшно – а ну, как вся эта громадина возьмет да и рухнет, заживо похоронив гладиаторов, зверей и всадников. Нет, только не это! Лучше уж смерть на арене – там, по крайней мере, хотя бы видно небо.

Рысь непроизвольно поежился и увидел, как сидевший в отдалении Сергий бросил на него насмешливый, презрительный взгляд и что-то прошептал прихлебателям, отчего все они вдруг зашлись приглушенным смехом. Видно, что-то обидное сказал, тварь, какую-то гадость. Впрочем, смеялись недолго: стражники открыли клетку и погнали к подъемнику всех молодых гладиаторов, кроме Рыси и Сергия, с ненавистью поглядывавших друг на друга. Юний предполагал, что здесь, так же как на любой арене, сначала сражаются неопытные гладиаторы, так сказать, для разогрева толпы. Вот уж где щедро льется кровь, ведь зеленая молодежь почти не умеет прикрывать в ходе боя жизненно важные места и гибнет десятками, а по большим праздникам – и сотнями. Так вот, сейчас будут сражаться молодые, сначала друг с другом, затем со зверями или, быть может, наоборот. Потом, ближе к обеду, появятся шуты-пенгиарии, повеселят народ, затем наступит обеденное время – знать покинет трибуны, а народец попроще так и останется, надеясь на принесенные с собою припасы или на мальчишек-разносчиков. Во время обеда обычно травят зверями каких-нибудь закоренелых преступников типа христиан – этой жуткой секты. По рассказам очевидцев, христиане поедают трупы младенцев и творят еще много разных гнусностей, а когда-то, еще при Нероне, они чуть было не сожгли Рим.

Размышляя таким образом, Юний и не заметил, как задремал, и проснулся лишь от толчка стражника.

– Эй, лежебока! Подъем!

– Как, уже? – Юноша спросонья захлопал глазами.

– Уже, уже, – хохотнул воин. – Твоего напарника мы уже подняли, теперь твоя очередь.

Помощники ланисты сноровисто надели на Юния доспехи, закрепили на голове шлем и, подведя к подъемнику, торжественно вручили гладиус и щит:

– Успеха тебе, парень.

– Спасибо. – Рысь улыбнулся: наконец-то хоть кто-то за последнее время пожелал ему успеха.

Служители повернули ворот, и клетушка с вооруженным гладиатором легко поехала вверх, к распахнутому люку арены. Яркий свет – именно яркий, как показалось Юнию, хотя в общем-то день выдался пасмурным – на миг ослепил глаза, и юноша прикрыл веки. А когда открыл, увидел перед собой желтый песок арены… и несколько пар гладиаторов, с десяток, а может, и побольше. Рысь поднял глаза – о, боги! Он никогда в жизни еще не видал такого скопища народ и был поражен. Да, Каллид, конечно, рассказывал, что амфитеатр Флавиев вмещает полсотни тысяч зрителей, но одно дело – слышать, и совсем другое – видеть воочию. Огромные, заполненные празднично одетыми людьми ярусы, казалось, поднимались прямо в небо, затянутое разноцветными облаками, желтыми, синими, красными… Нет, то не облака! Это навес от дождя, натянутый на высоких мачтах! Какое все огромное, а он, Ант Юний Рысь, здесь всего лишь песчинка, как и все прочие гладиаторы.

– Эй, деревенщина! – прокричал ему стражник. – Хватит пялить глаза, или могут подумать, будто ты никогда не видел людей. Иди за всеми и приветствуй императора!

Юний потряс головой и поспешно догнал выстроившихся в колонну бойцов, как раз проходивших мимо украшенной пурпурным занавесом императорской ложи. А вот и сам император – в тоге и мантии, с золотым венком на голове. Бледный, болезненного вида юноша, ровесник Рыси. Рядом с ним слуги и приближенные.

– Аве, цезарь! – проходя мимо, произнесли гладиаторы. – Идущие на смерть приветствуют тебя.

Распорядитель боя – высоченный чернявый мужчина в черном, с золотым шитьем греческом гиматии, – поклонившись императору, поднял руку и не торопясь, торжественно огласил список. Каждое имя гремело в воздухе над ареной, легко достигая ушей зрительниц последнего, пятого яруса. И каждое имя сопровождалось приветственным гулом, а некоторые – даже овациями.

– Гней Сергий Флос, – прогремел голос распорядителя, тут же подхваченный гулом, – против Анта Юния Рыси из Косматой Галлии!

Лишь жалкие хлопки! Ну, понятно, имя Рыси еще ничего не говорило зрителям. Это было, конечно, плохо – приходилось рассчитывать лишь на свои силы, не надеясь, что в случае проигрыша тебя спасут от смерти поклонники. Обычно судья и устроители игр не противились желаниям публики, но для Юния проигрыш означал смерть. Что ж, пусть будет как будет!

Рысь вытащил меч и по знаку судьи сделал несколько шагов в сторону своего соперника. Обнаженная грудь Сергия блестела от пота, а скорее была чем-то намазана, ведь на арене вовсе не было жарко. Высокие золоченые поножи «фракийца» поднимались чуть выше колен, широкий пояс надежно защищал живот.

– Давай, «фракиец»! Сделай этого юнца! – закричали с сенаторских трибун, видимо, поклонники Сергия, и тот, взмахнув мечом, немедленно бросился в атаку.

Рысь подставил под удар щит и, не уклоняясь, – он старался сейчас не уклоняться, зная, что это не нравится зрителям, – нанес ответный удар, пришедшийся сопернику в щит. От следующего удара Сергий отпрыгнул, затем и вообще метнулся в сторону, стараясь зайти сзади. Его прыжки не вызывали недовольства публики, но вот Юний мог применить их только лишь в самом крайнем случае. Что можно «фракийцу» или ретиарию, непростительно для секутора и мирмиллона.

Выставив левую ногу вперед, Рысь прикрылся щитом, отбивая наскок вновь бросившегося в атаку соперника. Помня учебную схватку, тот старался держался подальше от щита Юния, а собственный небольшой щит частенько использовал в качестве ударного оружия, каждый раз вызывая восторженные крики толпы.

– Сделай его, «фракиец»! Сделай! Помни, мы поставили на тебя!

Ах, вот оно в чем дело. А ведь это вовсе не плохо, если хорошенько подумать. Наверняка хоть кто-нибудь да поставил и на Рысь – не зря ведь ланиста превозносил его как «Неустрашимый меч Трех Галлий». Всегда найдутся люди, поступающие не так, как все. Нужно только не разочаровать их.

Опа! Немного задумавшись, юноша пропустил вражеский выпад, уже в последний момент расчетливо подставив под него не щит, а предплечье, так чтобы лезвие кривого меча «фракийца» лишь скользнуло по коже. Пусть будет неопасная, но хорошо заметная всем рана, это может вызвать сочувствие. А теперь пора атаковать самому! Прием «сома», грузного и неповоротливого, стрелой вылетающего из воды, чтобы схватить зазевавшуюся пичугу. Так же поступил сейчас и Рысь: сделав вид, что собирается обороняться, юноша неожиданно бросился на врага, введя того в явное замешательство. Сергий ведь и сам планировал атаку, и теперь ему приходилось перестраиваться, импровизировать на ходу, чем, конечно же, и воспользовался Юний, резким ударом меча пронзив противнику бедро! Красная дымящаяся кровь оросила мелкий песок арены, зрители взвыли, а Рысь, не прекращая атаки, дожимал раненого врага попеременными частыми ударами то меча, то щита. Удар щита в голову Сергия – ах, как славно и звонко звенел шлем! – довершил дело. Ослабевший «фракиец», выронив из руки меч, тяжело упал навзничь и, по обычаю, приподнявшись, подставил под удар грудь.

Зрители вопили так, будто их самих сейчас прикончат. Кто-то скандировал: «Сер-гий, Сер-гий!», кто-то, наоборот, требовал побыстрее прикончить «фракийца». Юний огляделся, насколько позволяло забрало. Похоже, они с Сергием оказались последней сражавшейся парой, больше на арене никого не было, лишь на дальнем краю ее служители оттаскивали крючьями трупы. [Картинка: g3.png]

Подняв над головой меч, Рысь посмотрел на судью. Тот, четко улавливая настроение сенаторских трибун и императора, поднял сжатый кулак – жизнь!

Сняв шлем, Сергий усмехнулся. По указанию судьи Рысь тоже освободился от шлема, взял его под мышку и, подойдя к императорской ложе, низко склонил голову.

– А ты, гладиатор, и в самом деле – Меч Трех Галлий, – поощрительно улыбнулся император. – Сражайся так же и обретешь богатство и славу!

Трибуны ревели, женщины бросали сверху засушенные лепестки роз, позади, поникнув головою, грустно тащился Сергий.

Внизу, в коридорах под ареной, Юния восторженно поздравили остальные гладиаторы, и даже ланиста потрепал по плечу:

– Я не ошибся в тебе, парень! Сам цезарь обратил на тебя свой благосклонный взор. Эй, стража! Сопроводите нас к выходу пятого яруса.

Молодой победитель, в доспехах, но без щита, меча и шлема, с любопытством посматривая по сторонам, зашагал вслед за владельцем школы. На улице у ворот уже толпились спустившиеся со своих мест зрительницы – знатные, самоуверенные матроны и совсем молоденькие девушки.

– Ант Юний Рысь! – поклонившись им, произнес ланиста и, похоже, сразу пожалел о том, что сделал: толпа женщин тут же смела его с пути вместе с зазевавшейся стражей, со всех сторон обступила победителя, который тоже не знал, что и делать.

– Какой хорошенький! – экзальтированно кричали женщины. – Сколько ты стоишь, красавчик?

– Насчет стоимости – это ко мне, дамы, – потирая ушибленный бок, поднялся на ноги ланиста.

Он таки продал Юния сразу на несколько ночей вперед. Уже тем же вечером пригласив гладиатора в свои покои, выдал причитающуюся награду:

– Это от императора, это от меня – помнишь, это два сестерция? Это от Юлии Филии, одной, гм, женщины, а это от Гнеи Клавдии Росты, знатной матроны, которую ты и навестишь следующей ночью. Сегодня же – ночь Юлии Филии. – Ланиста азартно потер руки. – Видишь ли, на тебя теперь очередь!

Юний вскинул глаза:

– Не боишься, что убегу?

– Честно? Нисколько. – Владелец школы цинично расхохотался. – Какой же дурак убежит от славы, богатства и женщин? К тому же у тебя будут сопровождающие – ты же совсем не знаешь город, а с наступлением темноты передвигаться по нему довольно-таки опасно.

В город гладиатора сопровождали четверо дюжих стражников, вооруженных кинжалами и мечами, и четверо носильщиков. Собственно, в паланкине-то Рысь и передвигался, безуспешно пытаясь всмотреться в переплетение городских улиц сквозь плотную ткань, закрывающую носилки. Наконец, не выдержав, отдернул занавесь.

– Термы Траяна, – подбежавший к носилкам стражник с гордостью показал на какое-то красивое здание с башенками и садом. – Теперь уж недалеко – твоя пассия живет на виа Тибуртина, между Эксквилином и Виминалом.

Бесцеремонно расталкивая прохожих, воины быстро проложили дорогу носилкам, и вся процессия наконец остановилась возле уютного двухэтажного домика с расположенной на первом этаже закусочной и лавкой, в которой торговали зеленью и мясом.

Подойдя к воротам, один из стражников звонко забарабанил по створкам, и двери тут же открылись, словно посетителей здесь давно ждали. А ведь действительно – ждали!

Раб-привратник, еще крепкий седобородый старик, оттащил в сторону собаку, крупного черного кобеля, и, прикрикнув на него, показал стражникам вход в атриум:

– Хозяйка велела, чтобы вы подождали здесь, и скоро пришлет ужин.

– Желательно б еще и вина! – хохотнул один из воинов, добродушного вида толстяк.

– О, – привратник засмеялся. – Об этом не беспокойтесь!

Рабы-носильщики уселись на корточки на улице, возле входа в дом, Юния же слуга провел на второй этаж, в небольшую, забранную богатыми портьерами комнату, посреди которой, на мозаичном полу, стоял резной столик, подставка с серебряным кувшином и широкое ложе на ножах в виде позолоченных львиных лап. Горели два светильника на высоких треногах, откуда-то нещадно дуло, с кухни, рядом с которой располагался и туалет, пахло рыбой и нечистотами. Впрочем, гладиатор, как и все римляне, не обращал никакого внимания на подобные мелочи. Усевшись на ложе, он нахально плеснул себе вина в стоявшую на столике серебряную чашу и с удовольствием выпил.

– Раздевайся, любезнейший господин! – В комнату вошел юный раб с темными завитыми локонами, в добротной на вид, короткой, до половины бедер, тунике. В руках раб держал небольшую амфору и скребок для тела.

Освободившись от одежд, Юний улегся на ложе, чувствуя, как ловкие руки раба умело натирают его тело оливковым маслом, покрывая кожу тонким равномерным слоем. После того как все тело было умащено, в дело пошли скребки – таким образом вместе с маслом соскребалась и грязь. В конце всей не лишенной приятности процедуры раб тщательно вытер Юния куском мягкой ткани и, поклонившись, вышел.

Гладиатор снова потянулся к вину – пропотев на арене, он теперь все время хотел пить, а разбавленное солоноватой водой вино хорошо утоляло жажду.

– Нехорошо пить одному! – послышался вдруг нежный женский голос, и в комнату вошла – нет, впорхнула – молодая девушка в полупрозрачной, не скрывающей все прелести тела тунике. Темные, завитые в крупные локоны волосы ее были присыпаны серебристой пудрой, лицо нельзя было назвать очень уж красивым, скорее милым: изящный небольшой нос, ямочки на щеках, карие, с поволокой глаза.

Оценивающе взглянув на голого гладиатора, девушка уселась рядом и погладила юношу по плечу:

– Ты здорово сражался сегодня, Ант Юний Рысь! Посмотрим, каким ты будешь на ложе!

Ничуть не стесняясь своей наготы, – а чего стесняться-то, когда все и так предельно ясно? – юноша поставил чашу на стол и молча поцеловал девчонку в губы. Та встрепенулась, прижимаясь всем телом к груди гладиатора и, отпрянув, сняла тунику. Красивое молодое тело, белое, вовсе даже не смуглое, как у многих, маленькая грудь с острыми сосками, родинка у самого копчика. Девушка неожиданно оказалась искусной и в любовной игре – многое из того, что она просила, Рысь раньше никогда не пробовал, тем не менее, судя по сладострастным стонам, дело шло как надо.

– Как же мне тебя назвать? – наконец спросил Юний.

– Юлия Филия, – фыркнув, насмешливо поклонилась девушка. – Вдова.

– Вдова? – удивился Рысь. – Сколько ж тебе лет?

– Девятнадцать. Мой муж, всадник Авл Юлий Филс, погиб в прошлом году где-то в германских лимесах.

– Сочувствую.

– А мне так его нисколечко не жалко! – Юлия неожиданно расхохоталась. – Это ж был деспот! Тиран! И ревнивый – врагу не пожелаешь. К тому ж стар и ни на что не годился, если ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю, – усмехнулся гладиатор. – А я, значит, еще на что-то гожусь? – Он погладил девушку по бедрам. – А?

– Да, пожалуй, годишься. – Юлия облизала внезапно пересохшие губы. – А ну, покажи-ка еще разок, на что ты способен!

Закончив на некоторое время с любовью, Рысь вытянулся на ложе, поглаживая по спине приникшую к его груди девушку.

– Значит, этот дом оставил тебе в наследство погибший на германской границе муж? – от нечего делать осведомился юноша. – Ничего не скажешь, неплохой домик.

– Мой муж оставил мне в наследство лишь кучу долгов. – Юлия цинично усмехнулась. – И этот, как ты выразился, «неплохой домик» в любой момент могут отобрать кредиторы. Приходится крутиться. Часть денег я им не отдала, вложила в ремонт дорог и в египетские зерновозы.

– Верное дело, – одобрительно кивнул Юний, кое в чем уже подкованный благодаря частым беседам с Каллидом.

– Ага, верное. Я тоже так думала, покуда не пролетела с зерновозами – их, видите ли, разбило бурей. Плесни-ка мне вина… И себе налей тоже.

– Ну, с дорог-то должно что-нибудь перепасть, – отхлебнув вина, утешил девушку Рысь.

– Не знаю, не знаю, – Юлия озабоченно прикусила губу. – Видишь ли, я вложилась в ремонт Аврелиевой дороги, той самой, что ведет к побережью, но вчера узнала, что весь дорожный подряд перекупил какой-то богатый нувориш из провинции, который, говорят, даже выходец из вольноотпущенников.

Девушка брезгливо передернулась, и Рысь вдруг подумал, что эта измотанная финансовыми проблемами молодая вдовица вряд ли видит в нем, гладиаторе, человека. Скорее забавную игрушку, которой можно похвастать перед подругами.

– Видишь ли, этот собакин сын Памфилий, едва приобрел подряд, как тут же занизил проценты, тварь бешеная! – Юлия с раздражением сплюнула на пол и обняла себя руками за плечи. – Тут уже не о прибыли речь – свое бы вернуть.

– Как ты его назвала? – тихо переспросил Рысь.

– Кого?

– Ну, этого. Перекупщика.

– А, Памфилий Руф, кажется. Совсем недавно этот недалекий провинциал стал сенатором, вот повезло дураку.

– Памфилий Руф, – тихо повторил юноша. – Децим Памфилий Руф. Всадник, а ныне, выходит, сенатор. Значит, здесь, где-то рядом, и Флавия!

– Что ты там шепчешь? Лучше обними меня покрепче и наклони – так мы еще не пробовали.

– Иду, – усмехнулся Юний.

Весь остаток ночи перед глазами его маячил образ Флавии Сильвестры, девушки, которую он, кажется, любил. Эх, Флавия, Флавия, как бы увидеть тебя? И нужно ли увидеть? Флавия. Воспитанница и приемная дочь всадника… нет, сенатора Памфилия Руфа.

Глава 4

Зима – весна 226 г. Рим

Рысь из трех галлий

…Плотское наслаждение недостаточно достойно человека, стоящего выше животных, и наслаждение это надлежит презирать и отвергать.Марк Туллий Цицерон. Об обязанностях

Ант Юний Рысь еще не раз появлялся на арене амфитеатра Флавиев – все время с неизменных успехом, чему способствовало как трудолюбие юноши, не щадившего себя в изнурительных тренировках, так и иные обстоятельства. В числе которых, кроме везения, можно было бы назвать и рассчитанную политику ланисты, пока что не выпускавшего молодого гладиатора в парный бой с опытнейшими бойцами, и весьма сильную моральную поддержку многочисленных поклонников (в большинстве – поклонниц). В общем-то, пока нельзя было сказать, что Юний имел основания быть недовольным жизнью. Да, парень ходил по краю, и смерть могла настигнуть его в любом из боев, но ведь так жили все гладиаторы! Тем более что популярнейший боец, обладая неплохой техникой и покладистым характером, имел все шансы дожить до обеспеченной старости, причем неплохо обеспеченной, если считать старостью возраст где-то после сорока лет. Популярность молодого гладиатора, как и многих его коллег, выглядела каким-то чудом, ведь гладиаторы – рабы и традиционно подвергались презрению. С этих позиций любовь и восхищение толпы казались весьма нелогичными. Римский народ – популюс романус, – с одной стороны, превозносил и восхищался такими, как Юний, а с другой – презирал их, как презирал рабов, ремесленников и проституток, вынужденных зарабатывать себе на жизнь физическим трудом либо торговлей собственным телом. Начиная с сатурналий толпы поклонников Юния, известного теперь каждому римскому мальчишке под псевдонимом «Рысь из Трех Галлий», в буквальном смысле слова не давали юноше шагу ступить, повсюду таскаясь за ним плотными толпами и выпрашивая на память то фибулу, то ремень от сандалий, то еще какую-нибудь ненужную безделушку, которыми теперь во множестве снабжал Рысь сметливый ланиста Квинт Септимий Марон.

– Никогда не отталкивай поклонников, даже если это самые распоследние бедняки или уличные мальчишки, – пригласив Юния в гости, философствовал по вечерам Септимий. – Думаешь, это благодаря твоему боевому искусству ты стал таким популярным? Отнюдь! Благодаря им, твоим поклонникам, чьим ожиданиям ты теперь должен соответствовать до конца своей карьеры. Ну, и благодаря мне, конечно, ведь признай, что я вложил в тебя многое – и искусство тренеров, и деньги на разжигание популярности.

– Похоже, мне теперь не придется свободно пройтись по городу, – усмехнулся Рысь.

– И хорошо! – Ланиста сдвинул брови, холодные серо-голубые глаза его горели ровным огнем всегдашней алчности. – Ты теперь каждый вечер после тренировок будешь выходить на прогулку рядом со школой и встречаться с поклонниками.

– Да уж. – Юний отпил из кубка. – Таскаются за мной повсюду, словно какие-то чокнутые!

– Это хорошо, что таскаются, – потер руки Септимий. – Куда хуже будет, если вдруг перестанут таскаться и забудут твое имя. Хуже для нас обоих, только я потеряю деньги, а ты, возможно, – жизнь. Ведь на арене некому станет выпросить тебе жизнь, если вдруг не повезет, а такое может случиться с каждым. Понимаешь, о чем я?

Юний кивнул. Поставив недопитый бокал на стол, ланиста вдруг поднялся с ложа и подмигнул юноше:

– Сейчас покажу тебе кое-что.

Выглянув в коридор – они с Юнием сидели в дальней, гостевой комнате школы, – Септимий позвал слугу, и тот, втащив в комнату большой деревянный сундук, поставил его перед входом.

– Смотри! – Отпустив слугу, ланиста откинул крышку сундука и вытащил оттуда… игрушечного гладиатора-секутора в тщательно выделанном из тонкой золотой фольги снаряжении. – Знаешь, кто это? – Септимий протянул юноше куклу. – Читай! Вон там, на спине.

– «Рысь из Трех Галлий», – Юний шепотом прочел надпись. Надо же!

– А вот этот, – ланиста вытащил еще одного гладиатора, на этот раз в комплекте «фракийца», и показал надпись, – «Сергий». Ну как?

– А вообще похоже, – повертев в руках игрушку, улыбнулся Рысь. – И оружие здорово сделано, тщательно, прямо как настоящее.

– Еще бы! Ведь игрушечник Зенон – сам бывший гладиатор. – Септимий громко расхохотался и посоветовал сегодня же ночью подарить одну из фигурок знатной матроне Гнее Клавдии Росте.

– Опять идти к ней? – неприятно удивился Юний. – Но ведь ее муж, кажется, сегодня дома.

– Квестор Гней Клавдий сегодня с утра по личному велению императора отправился в Нарбоннскую Галлию с ревизией – проверить финансы. Говорят, тамошние магистратыначали слишком уж сильно разворовывать государственные средства.

– Значит, мне опять проводить все ночи с матроной, – гладиатор вздохнул.

– А что в этом плохого? Она женщина видная и имеет большое влияние на своего мужа, квестора. С такими людьми нужно дружить, Юний, нравится тебе это или нет.

– Да уж понимаю, – юноша усмехнулся. – Интересно получается: квестор только сегодня отъехал, а об этом уже весь Рим знает?

– Ну, положим, не весь Рим, а только те, кому нужно об этом знать, – хохотнул Септимий. – Для этого всего-то лишь нужно иметь парочку хороших друзей-сенаторов.

– Кстати, о сенаторах, – вдруг спохватился Юний. – Не слыхал ли ты о некоем Дециме Памфилии Руфе? Он недавно приехал из Лугдунской Галлии.

– Децим Памфилий Руф? – переспросил ланиста и отрицательно качнул головой: – Нет, не знаю такого. Говоришь, недавно приехал?

– Где-то в августе.

– Что ж, – Септимий кивнул. – Если будет возможность, спрошу о нем у друзей. Только один вопрос. – Ланиста внимательно посмотрел в глаза юноши. – У тебя к нему финансовый интерес или… гм… по какой-то другой части?

– По женской, – не стал лукавить Юний. – Я был когда-то знаком с его приемной дочерью Флавией.

Рысь вышел за ворота школы в сопровождении двух стражников с зажженными факелами. Ночь – опасное время, время грабителей и убийц. Добропорядочные граждане давно сидели по домам, лишь шайки гнусного отребья шастали по темным улицам в поисках легкой добычи, и редкие отряды ночной стражи вовсе не спасали положения. Дом квестора Гнея Клавдия располагался на Квиринале, за форумом Траяна, и, хотя идти было не так уж и далеко, предусмотрительный и мало склонный к ненужному риску ланиста настоялна сопровождающих: уж на трех сильных вооруженных мужчин побоится напасть даже самый закоренелый разбойник, тем более что хватало и легких жертв вроде захмелевших гуляк или припозднившихся посетителей лупанариев. Еще не совсем стемнело, но по улицам уже вовсю грохотали возы – двигаться днем телегам запрещалось, чтобы не появлялись заторы. С пристани везли товары на рынки и в лавки. Британская шерсть, германские бычьи шкуры, вино из Нарбоннской Галлии, сирийская керамика, испанское масло, экзотические звери для цирковых игрищ, благовония, слоновая кость, древесина – все это доставлялось на пристань по Тибру из гавани Остии на больших плоскодонных баржах, влекомых бредущими по берегу медлительными волами. Ведь глубоко сидящие морские суда не могли заходить в реку и подниматься вверх по течению.

Пропустив длинный обоз, путники миновали термы Траяна и свернули направо, оказавшись на прямой, как стрела, улице, ведущей к преторианскому лагерю. Квестор жил в просторном трехэтажном доме. На первом вдоль улицы располагались лавки – гончарная, бронзовая, бакалейная, а также небольшая закусочная и пекарня. Все они приносили неплохой доход хозяину дома, впрочем, он и без того принадлежал к влиятельному слою магнатов и, кроме этого особняка, владел еще десятком доходных домов, пятью большими парусными зерновозами – корбитами, тремя загородными виллами, обширными земельными участками – латифундиями и еще какой-то недвижимостью в Медиолане и Капуе. Да, Гней Клавдий Рост, несомненно, являлся очень богатым и влиятельным человеком, притом, насколько это возможно, честным. Правда, злые языки поговаривали, что почти все свое состояние Гней Клавдий сколотил путем беззастенчивых земельных спекуляций, а также околозаконными махинациями с выморочным имуществом. Так это или не так, сказать было трудно. Впрочем, на посту квестора Клавдий зарекомендовал себя как порядочный и хорошо знающий свое дело чиновник. Император и сенат доверяли ему, быть может, не полностью, но в целом явно благоволили. В общем, карьера пятидесятилетнего квестора сложилась вполне удачно, что, наверное, нельзя было сказать о его личной жизни, хотя и утверждать обратное – значило проявлять предвзятость. Вторая жена квестора, пресловутая Гнея Клавдия Роста, была на двадцать лет моложе мужа и на две головы выше. Холодная красавица с льняными волосами и гордым взглядом, она властно притягивала к себе алчные взоры мужчин, но, имея множество любовников, всегда соблюдала приличия. Квестор, конечно, о многом догадывался, но, как умный человек, не подавал вида, ведь через постель супруги наилучшим образом устраивались самые пикантные дела, например с поставками ливанского кедра. Да и кто знает, может быть, это был и не брак в общепринятом смысле, а всего лишь взаимовыгодный союз двух оборотистых и ловких людей, ведь Клавдия, несомненно, была женщиной умной. Иногда она позволяла себе немного расслабиться, так сказать, в узком кругу, в который некоторое время назад был допущен и Юний. Иметь любовником популярного гладиатора считалось весьма престижным среди донельзя распущеной римской знати, а Юний, ко всему прочему, оказался еще и красив, что не могло не понравиться Клавдии.

Ворота дома открылись, едва только гладиатор к ним подошел, – раб-привратник наверняка наблюдал за улицей. Обернувшись, Рысь попрощался со стражниками и, кивнув привратнику, направился в дом. В бассейне атриума плескалась вода, отражая звездное небо, ветви посаженных в кадки экзотических кустов и деревьев переплетались в черное кружево, подсвеченное масляными лампами. Из атриума гость сразу же прошел в просторный таблиниум с накрытым столом и тремя ложами – юноша уже знал, что хозяйканикогда не встречает его лично, а лишь зовет к себе после ужина. В одиночестве есть не очень-то хотелось, да это было и не в римских правилах – трапезничать одному. Ктому же Юний подкрепился сегодня во время беседы с ланистой. Глотнув вина, разбавленного подогретой морской водой, юноша закусил пшеничной лепешкой с оливками и кусочками мяса – оцеллой и, развалившись на ложе, принялся терпеливо ждать. На этот раз, в отличие от предыдущего, ждать пришлось недолго. Сверху, с лестницы, послышались легкие шаги, и гость встрепенулся, услышав тихий зовущий голос. Встав с ложа, он поднялся по лестнице наверх, в спальню с широким резным ложем и золотыми светильниками, источавшими аромат пряных египетских благовоний. Было тепло, даже жарко – в стенах проходили трубы для горячего воздуха. Сама хозяйка встретила гостя полностью обнаженной, если не считать узкой золотой цепочки на бедрах, молча и умело раздела его и властно завалила на ложе. Краем глаза Рысь успел углядеть лежащий на прикроватном столике хлыст. Выходит, опять…

Она была очень красивой, эта холеная знатная дама, – волевое, словно бы выточенное из мрамора лицо без единого изъяна, мягкие, уложенные в замысловатую прическу волосы, большая колышущаяся грудь, широкие бедра, тонкая гибкая талия. И любовью Клавдия занималось очень искусно, даже лучше, чем Юлия Филия, тоже не последняя в этом деле. Получив наслаждение, она не сразу отпустила от себя гладиатора, требовательно сжав его за плечи.

– Я принес тебе подарок, – прошептал Юний.

– Подарок? – Женщина удивленно приподняла тщательно выщипанные узкой дугой брови. – И что же это?

– Вот. – Юноша достал упавшую под стол игрушку-гладиатора.

Клавдия рассмеялась, показав ослепительно белые зубы, – в ней все было само совершенство, – потянулась, словно пантера, и погладила гостя по волосам.

– Надо же, игрушка! – Она поставила подарок на стол. – Ты у меня сам как игрушка, Юний.

«Я знаю», – хотел было ответить Рысь, но вовремя прикусил язык – понимал, такие слова не очень-то понравятся хозяйке.

Женщина снова прильнула к нему, но лишь на миг, словно дразнила, и это доставляло ей радость.

– Сегодня мы будем слушать музыку и танцевать, – улыбнулась она с каким-то подвохом и, хлопнув в ладоши, позвала: – Эй, музыканты!

Юний потянулся к брошенной на пол тунике.

– Э, нет, одеваться не надо! – Клавдия шутливо погрозила пальцем. – Сейчас будет весело.

В комнату с поклонами вошли музыканты – трое юношей младше Рыси с арфами и кимвалами в руках. Их высветленные волосы были тщательно завиты, обнаженные тела лоснились от благовоний и масла.

– Играйте, – приказала им Клавдия и, оглянувшись, подмигнула гостю. – А вот и танцовщицы.

Она снова хлопнула в ладоши, и под ритмичную музыку в комнату впорхнули три девушки, тоже безо всяких одежд – смуглая гречанка, чернокожая эфиопка и белая, как только что выпавший снег, уроженка Оловянных островов.

Обворожительно улыбаясь, девушки встали кругом и, обняв друг друга за плечи, закружились в разноцветном хороводе все быстрее и быстрее, так что Юнию стало больно смотреть на них. Он уже не разбирал, где кто, а видел лишь какое-то мелькание: то белокурые волосы, то лоснящееся смуглое плечо, то белозубая улыбка…

Закрутив хоровод, танцовщицы неожиданно оттолкнули друг друга и, разбежавшись по углам, вновь собрались вместе уже на ложе, лаская хозяйку и ее гостя. Впрочем, рольглавного ублажителя матроны по-прежнему играл гладиатор…

Насытившись им, Клавдия переключилась на девушек, попеременно поглаживая и целуя то одну, то другую, а затем, громко захохотав, вздыбилась, распустила волосы, словно фурия, и, бросив сверкающий раззадоренной взгляд на музыкантов, велела им улечься навзничь, что те и проделали – не впервой было.

– Они плохо играли, – демонстративно обиделась матрона. – И вы, – она посмотрела на девушек, – сейчас накажете их. Возьмите под столом плети… Взяли? Ну, так чегостоите? Пойдите и отхлестайте как следует этих лентяев!

Не осмеливаясь ослушаться, а может, и просто делая вид, что испуганы, танцовщицы взяли плети и подошли к лежащим на полу юношам. Первой ударила эфиопка, так себе, вполсилы, парень даже не вздрогнул.

– Да кто так бьет? – возмутилась хозяйка и, выхватив у девчонки плеть, несколько раз ударила ее по плечам. – Вот как надо… И, если будет иначе, я хорошенько проучу вас!

Тут уж танцовщицы принялись стараться на славу, так что обнаженные тела несчастных музыкантов скоро покрылись кровавыми полосами, а комната наполнилась стонами.

Клавдия смотрела на экзекуцию горящими от страсти глазами, затем наклонилась, упершись локтями в ложе, и бросила гневный взгляд на Юния:

– Ну? Ты не знаешь, что делать?

Гладиатор знал, что делать, тем более что с такой красавицей это было бы очень даже приятно, если бы Клавдия не питала такой страсти к плетям…