Чтение 12–й страницы книги ~Шпионский роман~

Он сунул остолбеневшему Егору две петлицы с малиновым кантом, в каждой по сверкающей шпале.

Хлопнул по плечу, вытолкал в коридор и побежал догонять Лежаву с Епанчиным.

По правде сказать, Егор почти ничего не понял. Только, что произошло некое важное, совершенно непредвиденное событие. Рудольф Гесс, заместитель Фюрера, зачем-то прилетел в Англию, с которой Германия уже второй год воюет. Чудно. Но отчего коллеги так переполошились, Дорин сразу не врубился. Что значит «Фюрер пошел ва-банк»? Какая миссия? И что бы сделал старший майор, окажись он на месте Черчилля? Про лорда тоже неясно, но тут уж не младшелейтенантского и даже не лейтенантского ума дело. Главное, что есть в Британии какой-то полезный для нашего дела лорд, вовремя поставляющий ценные сведения. От разговора в коридоре у Дорина общее впечатление (возможно, под влиянием новеньких шпал) сложилось скорее оптимистичное: не только на немецком направлении работает наша разведка, товарищи из других отделов тоже не дремлют.

Это уж когда о фантастическом перелете Рудольфа Гесса напечатали во всех газетах, Егор призадумался всерьез. Тон сообщений был странный: то ли Гесс переметнулся к англичанам, то ли сошел с ума. Вообще-то ТАСС эту историю особо не комментировал. И о переговорах между Гессом и Черчиллем тоже ничего не сообщал.

Потом Октябрьский разъяснил, в чем тут штука. Оказывается, Германия предприняла дерзкую попытку замириться с Англией, сыграв на противоречиях между британскими политиками. Заместитель Фюрера вылетел к своему британскому знакомому будто бы по собственной инициативе, так сказать, по зову души. Мол, сердце у него разрывается наблюдать, как два великих нордических народа истекают кровью в борьбе друг с другом. Лорд Гамильтон, в поместье которого приземлился Гесс, принадлежит к так называемой «Кливлендской клике», аристократическому кружку, который терпеть не может Черчилля и хотел бы заключить с Германией мир на почетных условиях.

Если бы ловкий маневр Гесса удался и немцы с англичанами замирились, тогда всё, сказал Октябрьский. Спецгруппу «Затея» можно было бы распускать, а всех сотрудниковпереводить прямиком во фронтовую разведку. Вопрос о немецком нападении прояснился бы. Занимай оборону, все силы на передний край – и ни шагу назад. Однако есть в Англии наши люди, и свое дело они знают. Сорвали гитлеровскую авантюру, не допустили перемирия. В результате Черчилль проявил твердость, с посланцем Фюрера встречаться не стал. Пришлось немцам сделать вид, будто никаких мирных инициатив не было, а просто у Гесса от непосильной нагрузки мозги набекрень съехали.

– Героям невидимого фронта, сумевшим защитить нашу Родину в кулуарах британской политики, вечная благодарность и высокие правительственные награды, а наша спецгруппа продолжает работу, – заключил Шеф. – До истории с Гессом я оценивал вероятность скорой войны процентов в семьдесят-восемьдесят, теперь – максимум в пятьдесят. Фюрер – мужчина обидчивый, он англичанам такого афронта не простит, будет их дожимать. Но наше дело маленькое: ловим Вассера.

Группе Григоряна, и без того уставшей от долгого ожидания, эти слова энтузиазма не прибавили. Во-первых, Вассер ловиться явно не желал. Во-вторых, если войны в этом году скорее всего не будет, то это совсем другое дело. Ну а, в-третьих, очень уж было скучно.

Дорин хоть почерк отрабатывал, а остальным троим была вовсе тоска. Григорян-Демидыч не мог даже радио включить, потому что глухой. Васька Ляхов замучился сидеть у окна, идиотически пучить глаза. Галя Валиулина для правдоподобия поторговала немножко мороженым и снова засела на больничном.

Однажды Егор ночью вышел на кухню, попить воды, и застукал, как Ляхов с Валиулиной целуются взасос. Оно и понятно: оба молодые, здоровые, три недели взаперти.

Она ойкнула, убежала в комнату, а Васька ничего, только язык на сторону свесил и слюну пустил – мол, что с меня идиота взять.

Это маленькое происшествие развлекло Егора на пару дней. Во время очередной прогулки он зашел в «Педкнигу», купил «Словарь иностранных слов» и брошюрку Уголовного Кодекса РСФСР.

Помнил, что есть какое-то такое особенное слово. Полистал, нашел:

«ИНЦЕСТ – кровосмесительная связь между близкими родственниками: родителями и детьми или братьями и сестрами. В СССР это уродливое явление, вызываемое деградацией семейных отношений в эксплуататорском обществе, полностью искоренено».

Обвел красным карандашом и подложил словарь Галине на кухонный стол. В тот день остался без щей, но потеря была небольшая.

Назавтра как бы случайно забыл в уборной УК. Брошюрка была открыта на статье «Насильственные действия полового характера», пункт «Принуждение к половому акту лица, признанного умственно неполноценным и находящегося в опеке».

– Дурак ты, Дорин, – сказала ему Валиулина и надулась всерьез – перестала разговаривать, только про служебное.

Так и жила коммуналка на Кузнецком Мосту до 16 мая.

А шестнадцатого всё закончилось.

В тот вечер Егор решил вместо прогулки сходить в кино. Почему бы немецкому шпиону не посмотреть «Валерия Чкалова»? Должен же он прикидываться нормальным советскимчеловеком. Сеанс был в 20.40, так что на квартиру Егор вернулся около одиннадцати, думая: смог бы он, как Чкалов, пронестись на истребителе под мостом? Теперь, наверно, уже не рискнул бы – давно все-таки не летал. Часов десять-двенадцать налетать, тогда другое дело.

И вдруг стало ужасно жалко, что судьба разлучила его с небом. Это в фильме говорили таким языком, красиво.

Гонял бы себе на И-Шестнадцатом или «чайке» над облаками. Еще, говорят, новый штурмовик Ил-2 – мировой самолет. Не ломал бы себе голову над муторными вопросами: зря утопили троллейбус или не зря. И Надежда нос бы не воротила…

Только сунул ключ в скважину – дверь рывком распахнулась сама.

В коридоре теснилась вся группа и сам Октябрьский впридачу. Лица такие, что Егор вмиг понял без слов.

– Где тебя черти носили? – втащил его внутрь старший майор. – Ладно, башку я тебе потом откручу. Звонили. Дважды. Ровно в десять и в пол одиннадцатого. Мужчина. Вроде бы с акцентом. Галя сказала, ты обещался быть в одиннадцать.

На часах было без трех минут. У Егора сразу пересохло во рту.

– Первый раз звонили от Никитских ворот, из уличного автомата. Второй раз – из автомата возле «Художественного». От обоих мест до немецкого посольства меньше десяти минут пешком… Да не дрожи ты! – Октябрьский схватил Егора за плечи, тряхнул за плечи и прошептал на ухо. – Про троллейбус помни. Признайся: думал – зря?

Прямо на этих словах зазвонил телефон, поэтому закончил шеф скороговоркой:

– В тот район отправлено несколько групп захвата. Приказ – брать. Твоя задача – растянуть разговор, чтобы успели определить место и подъехать. Всё, Валиулина, давай! – махнул он Гале, напряженно застывшей над телефоном.

Та быстро схватила трубку, однако заговорила лениво, сонно:

– Але… Чтоб он провалился, твой Степан. Ночь на дворе! … Да пришел, пришел, куды он денется. Щас позову. Тьфу!

Октябрьский держал возле уха трубку спецтелефона. Глаза были устремлены на циферблат часов.

– …Сорок секунд. Больше нельзя. Давай!

– Кто это? – настороженно спросил Егор и шмыгнул носом.

Октябрьский кивнул: всё нормально, так держать.

– Карпенко, это вы? – спросил неуверенный голос, пожалуй, что и вправду с легким акцентом. – Я от Петра Семеновича. Почему так долго шли?

– Есть, засекли, – одними губами прошептал старший майор. – Тяни время!

– Я долго? – зло зашипел в трубку Дорин. – Сижу тут чуть не месяц! Ящик отобрали, сами исчезли! Не знал, что и думать. Гроши кончаются, соседи пристают – чего не работаешь…

– Спокойно, спокойно, – перебил его неизвестный.

Хотя неизвестный ли? Поразительная вещь: этот голос Егор вроде бы уже где-то слышал. Но где?

– Вы что, меня не узнаете? – спросил Вассер (наверняка это был он) и кашлянул. – Мы же с вами…

Не договорил – на том конце лязгнуло, и разговор прервался.

Егор растерянно оглянулся на шефа. Тот поднял ладонь в перчатке: тихо, не мешай.

В спецтелефоне что-то заурчало, и Октябрьский шлепнул рукой по стене, но не с досадой, а триумфально.

– Ко мне его, живо! – сказал он кому-то. – Не нашумели? Уверены? Ну, молодцы.

Широко улыбнулся Егору и остальным:

– Взяли! Отлично сработано. И вы, товарищи, тоже молодцы.

Два раза «молодцы» от шефа – это что-нибудь да значило.

Дорин едва успел вытереть рукавом испарину со лба, а Октябрьский уже тащил его на лестницу.

– Живо, за мной!

Пока шли в ГэЗэ (проходными дворами, с оглядкой), Егор успел рассказать о голосе – вроде бы знакомом, только не вспомнить, откуда.

Октябрьский бросил:

– Не мучайся. Через десять минут мы эту тайну пещеры Лейхтвейс разгадаем.

Разгадали.

Сначала в кабинет заглянул старший группы захвата (Егор видел этого сотрудника впервые). Гордо доложил:

– Шеф, прикажете заводить?

– Давай, Барыкин, предъявляй, – велел старший майор, садясь на край стола.

Дорин встал рядом, приготовился смотреть.

В дверь под руки ввели какого-то тощего, белобрысого. Голова его была опущена, так что Егор разглядел лишь хрящеватый нос и какую-то дулю, торчащую изо рта.

– Это я ему кляп резиновый засунул, чтоб не орал, – объяснил Барыкин. – Я, шеф, его как взял? Там в автомате верхнего стекла нету, так я его, голубу, прямо снаружи пальцами за горло – на парализующий захват И сразу кляп в пасть. Чисто сработали, ей-богу!

В это время арестованный дернул подбородком – и Егор его узнал. Фон Лауниц это был, агент Эфир. Вот тебе и пещера Лейхтвейса!

На Октябрьского было страшно смотреть – так побелело и застыло его лицо.

А Барыкин перемены, произошедшей с начальником, не заметил:

– Вокруг никого не было, мы проверили. Этот, как очухался, особо не бултыхался, только мычал всю дорогу…

– Вынуть кляп! – приказал старший майор. – Ключ от наручников! И всё, Барыкин. Свободен.

– Шеф, да мы его толком еще не обшмонали! Вдруг оружие спрятано, яд? Или накинется.

– Свободен! – гаркнул Октябрьский – и Барыкин, отдав Егору ключ, поспешно ретировался в коридор.

– Можно воды? – осипшим голосом попросил Эфир, едва избавившись от кляпа. А когда осушил стакан, рассказал следующее.

Нынче вечером его внезапно вызвали к полковнику Кребсу, для выполнения срочного задания. Он должен позвонить радисту и, если узнает голос, передать инструкции. Предварительно протелефонировать господину Октябрьскому не решился – предполагал, что Кребс на всякий случай мог установить за ним слежку. Думал, сразу обо всем доложит после разговора с радистом и рапорта полковнику. Вдруг выяснятся какие-нибудь дополнительные сведения. А инструкцию он должен был передать такую…

– Вы когда обязаны отрапортовать Кребсу? – перебил его шеф.

– Сразу же после разговора с радистом.

Октябрьский аж застонал от досады.

– Про инструкцию потом. Звоните! Скажете: с радистом всё в порядке, приказ передал. Вон по тому аппарату. Живо!

Фон Лауниц схватил трубку, набрал номер.

– Это я, – сказал он по-немецки. – …Только с третьего звонка… Говорит, гулял, надоело на месте сидеть… Нет, не думаю, что врет… Да, голос его, никаких сомнений… Во сколько? – Эфир посмотрел на стенные часы. – Десять минут назад, в 11.10… Сразу доложить не мог, возле автомата появился человек. Скорее всего, ему просто был нужен телефон, но я рисковать не стал, нашел другой… Да, слово в слово… Слушаюсь. Как только вернусь, всё подробно изложу.

Он положил трубку и выжидательно посмотрел на шефа, который слушал разговор по отводу.

– Хорошо, – похвалил его старший майор. – Правдоподобно. Теперь про инструкцию. Что вы должны были передать радисту?

– Сейчас. – Фон Лауниц достал из кармана сложенную бумажку. – «Немедленно выходите из дома. Ничего с собой не берите. Из подворотни налево, сворачиваете на улицу Дзержинского, потом идете по Сретенке, через Колхозную площадь, и по Первой Мещанской до Ржевского вокзала. Всё время держитесь левой стороны. Возле пригородных касс к вам подойдут и спросят: „Молодой человек, вас звать Володей?“ Идти небыстро, с заданного маршрута не сворачивать. Выполняйте!»

– Всё?

– Всё.

– Тогда до свидания. И спасибо. – Шеф крепко пожал немцу руку. – Вы убедитесь, что мы умеем награждать ценных агентов. У подъезда вас ждет такси, отправляйтесь к полковнику Кребсу писать отчет.

Вышел с фон Лауницем за дверь, но через каких-нибудь пол-минуты бритая голова снова появилась в проеме:

– Бегом, Егор! Время!

Они вдвоем неслись по длинным коридорам, потом по лестнице. Встречные сотрудники смотрели на бегущих без интереса: торопятся – значит, так надо.

– Маршрут запомнил? – говорил шеф. – Тот же фокус, что в прошлый раз. Только теперь сопровождать тебя не сможем. Ночь, улицы пустые. На то и расчет… На вокзал, конечно, людей пошлю, но тебя, скорей всего, перехватят где-нибудь по дороге. Как тогда. Егорка, работаешь один. Всё теперь зависит от тебя. Парень ты сообразительный, ориентируйся по ситуации. Эх, готовились-готовились, а даже канала экстренной связи не предусмотрели. На гривенников для автомата. И, главное, будь осторожней.

– Что, могут кокнуть? – бодро спросил Дорин, ссыпая монетки в карман.

Прежде чем ответить, Октябрьский немного подумал.

– Вряд ли. Зачем? Вассера ты не знаешь. Ни с кем не связан. Нет, ты им нужен живой. И мне, между прочим, тоже.

Перед самым выходом он отобрал у Дорина пропуск и пистолет, коротко обнял, толкнул в спину:

– Ну, катись. Я в тебя верю.

До угла Егор припустил бегом, чтоб хоть немного наверстать упущенные минуты. Вряд ли немцы затеяли слежку прямо возле ГэЗэ – побоятся мозолить глаза охране, ночью-то. От Сорокового гастронома перешел на шаг, сначала быстрый, потом помедленней.

В прошлый раз, перед встречей с Селенцовым, времени собраться с мыслями не было, зато теперь, под мерный стук каблуков, думалось ясно и четко.

Слюнтяй ты, Дорин, со своими переживаниями и сомнениями. Микроскопный человечек, маловер. Уже готов был осудить Наркома за троллейбус и восемьдесят две жизни. Не зря пали эти советские граждане. Они стали гвоздями, укрепившими бастион нашей будущей победы. Вассер все-таки клюнул! Теперь, если он сорвется с крючка, виноват в этомбудет не Нарком, а исключительно лейтенант Дорин. На тебя и только на тебя ляжет тяжкая ноша ответственности за погубленных людей. Сейчас все они смотрят своими мертвыми глазами на то, как ты идешь по ночной улице, и шепчут: «Гляди в оба, Егор. Не допусти, чтобы наша смерть оказалась напрасной».

Но с такими мыслями хорошо идти в атаку – вскипеть священной яростью и вперед с криком «Ура! За Родину!». Егору же сейчас требовалась не ярость, а холодная голова. Поэтому он заставил себя думать не о страшной ответственности, а о делах практических.

Если Нарком – великий стратег, то шеф – великий тактик. Рассчитал точно: Вассеру позарез нужна связь. Терпел без нее сколько мог, но в конце концов был вынужден пойти на риск. Конечно, он устроит «радисту» проверку. Не выдержишь ее, провалишься – убьет. И не то беда, что одним дураком-лейтенантом на свете меньше станет. За дело обидно.

Сделалось Егору разом и страшно, и азартно. Я – стальной болт, сказал он себе, и шаг стал тверже, походка уверенней.

У Сретенских ворот из подворотни навстречу качнулась тень, за ней вторая.

Уже, так скоро?

Их было двое. Поднятые воротники, сдвинутые на глаза кепки. По виду – шпана шпаной, но после Селенцова Егор был готов ко всякому.

Он ждал, что спросят про Володю, однако сиплый тенорок попросил:

– Эй, корешок, дай закурить.

И вправду шпана, самая обычная. Разозлившись на зря скакнувшее сердце, Дорин огрызнулся:

– Да пошел ты!

Глупо, конечно. Только потасовки ему сейчас не хватало. Но, видно, было в его тоне что-то такое, отчего те двое шарахнулись назад, в темноту.

– Жлобина, – обиженно донеслось вслед. Лейтенант даже не оглянулся.

Перебежал улицу перед носом у пустого трамвая, зашагал по Сретенке. Миновал один переулок, второй и вдруг услышал сзади:

– Молодой человек, вас не Володей зовут?

Голос женский.

Обернулся – под табличкой «Колокольников пер.» стояла девушка. Стройная, высокая, в сером пальто такого же оттенка, что угол дома – поэтому, проходя мимо, Егор ее и не заметил.
[Картинка: _017.jpg]

Почему-то на этот раз сердце повело себя прилично. Наверное, постеснялось испугаться женщины. Хотя, конечно, и представительница слабого пола запросто может разрядить в упор обойму. Тем более что руку незнакомка держала в кармане.

Егор медленно подошел.

Прядь темных волос из-под косынки. Черные брови вразлет. Взгляд прямой, неженский. Лицо странное, будто застывшее.

– Ну, – настороженно сказал Дорин. – Дальше что?

Она вынула руку из кармана, протянула. Пожатие было крепкое, неженское, да и ладонь широкая.

– Идемте, – сказала девушка и, не дожидаясь, первой пошла по переулку.

– Куда?

– Увидите.

Егор догнал ее, посмотрел сбоку. Профиль был четкий, как у статуи. Вообще сбоку она показалось ему красивей, чем спереди.

– Так все ж таки, куды зараз идем? – повторил он.

– Решено перевести вас на более безопасную квартиру. Там и поговорим.

Грохнуть, что ли, хотят, подумалось Егору, и он внутренне сгруппировался. Боксера с хорошей реакцией врасплох застать трудно. Еще посмотрим, кто кого.

Они прошли сто метров, двести. Освещенная улица осталась сзади. Темные, будто неживые дома сдвинулись теснее. Самое подходящее место для мокрого дела.

Но девушка подозрительных движений не делала, вокруг тоже было тихо – ни шорохов, ни металлических щелчков.

Дорин немного расслабился. Если и будут кончать, то, похоже, не на улице.

Он приготовился, что они теперь будут долго петлять по лабиринту сретенских переулков, но девушка свернула направо, где за пустырем торчал прямоугольник трехэтажного дома с осевшей крышей и выбитыми стеклами. На стене белой краской выведено «ПОД СНОС».

Земля была засыпана мусором, щебенкой. Приходилось смотреть под ноги, не то навернешься.

Неразговорчивая Дорину досталась спутница. Октябрьский, наверное, сразу бы начал ее пульпировать, а Егор молчанию был рад. Хоть и затвердил легенду назубок, а все-таки нервничал: спросит что-нибудь неожиданное, и поплывешь. Отсрочка ключевого разговора была кстати.

С другой стороны, настоящий Карпенко вряд ли отмалчивался бы.

– Кем решено-то? Насчет другой квартиры? – спросил он, надеясь услышать в ответ: «Вассером».

Но незнакомка сказала:

– Центром.

И вдруг показала на заколоченную досками дверь подъезда:

– Сюда.

Егор моментально вновь мобилизовался. Пришли!

Девушка выдернула гвоздь, сняла доску. Внимательно оглянувшись на окна соседних домов (темные, лишь в одном за шторами оранжево светилась лампа), толкнула дверь и скрылась в черной щели.

Спокойно, велел себе Дорин. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

– Ну что же вы! Быстрей! – раздалось из проема. Вздохнул поглубже, шагнул.

В подъезде пахло пылью и мышами.

Что-то щелкнуло, и Егор уж хотел метнуться в сторону, но девушка всего лишь зажгла фонарик.

Вверх вела лестница. На выщербленных ступенях какой-то хлам, засохшие кучи дерьма.

– Дуже поганая квартирка, – сказал Егор, изображая весёлость. – На Кузнецком Мосту мне нравилось больше.

– Нам туда, – посветила вниз девушка. Лестница, оказывается, вела не только наверх, но и в подвал.

Спустившись на полпролета, незнакомка поскрежетала ключом в железной двери. Открыла.

Егор увидел небольшое помещение без окон. Наверно, когда-то тут жил дворник или истопник.