Чтение 11–й страницы книги ~Во славу Отечества! Часть 2~

— Так ты выясни это поточнее.-

— Не волнуйся, обязательно уточню, сегодня же отправлю шифровку.-

Узнав всё, что ему было необходимо, Дмитриев склонился над картой и задумчиво произнес, озирая поля будущих сражений:

— Значит, нам с тобой, Яков Александрович, будет нужна только победа и ничто другое.-

Тщательно спланированное наступление началось 30 августа. В течение 8 часов артиллерия союзников, которая имела некоторое численное превосходство, обрабатывала передовой край вражеской обороны по всем участкам фронта, где предстояли активные действия, как наступательные, так и отвлекающие.

Англо-греческие войска на следующее утро первыми атаковали позиции австрийцев под Монастырем, но к исходу дня смогли занять лишь первую оборонительную полосу глубиной около 1 километра. Далее австрийцы Франка не пустили их о чем, командующий радостно доложил в Вену генералу Штрауссенбургу.

Совершенно по-другому проходило наступление в районе Ветреник — Скол. Русская бригада и сербы вначале вели вялую перестрелку, а затем после обеда неожиданно атаковали вражеские позиции. Это было столь неожиданно для болгар и их германских советников, которые полностью были уверены, что всё происходящее здесь носит, чисто демонстративный характер.

Несмотря на яростный огонь из неподавленных пулеметных точек, атакующие пехотные цепи всё же смогли достичь линии первых окопов и забросать противника гранатами и дымовыми шашками. После этого последовал решительный штурм позиций и быстрое продвижение вглубь вражеской территории.

Болгары оказывали вялое сопротивление, предпочитая либо отходить с позиций в тыл, либо сдаваться в плен. Преследуя отходящие силы противника, русские и сербы без особых помех заняли вторую линию оборонительных позиций, и вышли в глубокий тыл.

Продвижение, наступающих на флангах франко-итальянских дивизии, было не столь стремительным, это было обусловлено не столько сопротивлением болгар, сколько плохой подготовкой атакующих частей, большая часть которых была укомплектована неграми из французских колоний, которые плохо понимали отдаваемые французскими офицерами команды.

Рано утром 1 сентября, к огромной радости Слащёва и Дмитриева, к ним явились парламентеры двух болгарских полков объявившие об их готовности сложить оружие перед первым героем Болгарии. Обрадованный столь стремительным поворотом дела, Слащёв приказал Дмитриеву срочно принять командование полками, а сам силами двух сербских дивизий и русской бригады немедленно ударил в тыл австрийцам, продолжавшим отбивать лобовые атаки греков.

Появление русских войск было, как нельзя кстати, для атакующих Монастырские позиции в третий раз, войск генерала д’Эсперэ. Австрийцы не хотели покидать столь удобные для обороны позиции, прижимая атакующую пехоту противника плотным заградительным огнем из всех видов оружия. Франк умело организовал оборону, оперативно реагируя на все изменения обстановки и твердо надеясь на помощь болгарского резерва, которую так и не получил. Узнав о русском прорыве, болгары либо убивали своих германских советников и сторонников царя Фердинанда и спешили перейти на сторону Дмитриева, либо беспорядочно отходили вглубь Македонии к ставке фельдмаршала Кевессгаза.

Видя столь бедственное положение своих войск, австрийский генерал предпочёл организованно отступить, пока за его спиной, не сомкнулись русские клещи, а кроме этого, Франка очень обеспокоили факты участившейся сдачи в плен солдат его австрийского корпуса, подобно ненадёжным болгарам. При этом сдавались не только словенцы и боснийцы, но даже венгры, всегда находившиеся в привилегированном положении, подобно самим австрийцам.

К 3 сентября фронт окончательно рухнул, и войска Слащёва, нанося веерообразные удары, устремились в прорыв. В течение двенадцати дней шло упорное преследование противника, который стремительно отступал в центре, в результате чего образовался огромный треугольник по линии Струма — Куманово — Ускюб — Китчево — озеро Охрида.

Позабыв обо всем, Слащёв гнал и гнал вперед свой ударный русско-сербский корпус, не забывая при этом об опасности фланговых контрударов. Д’Эсперэ, постоянно напоминал ему о возможном ударе Албанской армии Пфланцер-Балтина, но Слащёв сознательно шёл на риск, считая, что австрийский генерал не решиться атаковать, напуганный столь широкомасштабным развалом фронта. Как показали дальнейшие события, Слащёв оказался полностью прав, Пфлянцер-Балтина сначала промедлил с нанесением фланговогоконтрудара, а затем, по мере нарастания событий, не взял на себя риск самостоятельного контрудара, дожидаясь приказа из Вены. Генералу было приказано оставаться наместе и нанести удар во фланг Слащёву одновременно с наступлением Македонской армии Кевессгази, который должен был ударить в лоб наступающему противнику.

По своему замыслу план Штрауссенбурга был очень даже неплох, учитывая остающееся численное превосходство войск Центральных государств над силами союзников. Но весь его расчёт строился на пассивности Слащёва, с которой генерал после столь удачного прорыва начисто расстался. Наоборот, у Якова Александровича были далеко идущие планы, о наличии которых он, теперь, соизволил известить господ союзников.

Пока Пфланцер терпеливо дожидался приказа из Вены, Слащёв, совершив молниеносную перегруппировку, сам перешёл в наступление на австрийские части, расположенные под Ускюбом. Узнав от встречных македонцев месторасположение главных сил противника и взяв их в проводники, он вместе с передовыми частями совершил ночной марш-бросок и утром 16 сентября атаковал главные силы Македонской армии австрийцев.

Срочно перебрасываемые из тыла части армии Кевессгази не имели между собой налаженной связи и потому были вынуждены драться без взаимодействия друг с другом, надеясь только на свои силы. Македонские крестьяне точно указали солдатам Слащёва местонахождение главного штаба фельдмаршала, и атакующие вовремя вышли на главную цель.

Ещё не проснувшиеся австрийцы не смогли оказать нападавшим достойного сопротивления и в панике бежали, бросив на произвол судьбы своего командира. Разгоряченные боем сербы моментально уничтожили роту охранения фельдмаршала и ворвались в дом, где он квартировал. Австрийский фельдмаршал весьма отличился своими драконовскими мерами, предпринятыми по отношению к мирному сербскому населению при взятии Белграда, и поэтому, ему вряд ли стоило рассчитывать на милость ворвавшихся в расположение штаба сербов.

Когда в горнице ещё шла отчаянная борьба между сербами и офицерами штаба фельдмаршала, сам фельдмаршал Кевессгази в лучших традициях австрийской армии пустил себе пулю в висок, что, впрочем, не спасло его от мести разъярённых сербов. Едва им только стало ясно, что старый мучитель ускользнул от справедливого наказания, сербы выволокли ещё теплое тело на улицу и, подняв его на штыки высоко над своими головами, двинулись вдоль улицы. Кто-то из солдат заметил, что у покойного не застёгнуты в спешке надетые штаны и немедленно сдёрнул их с тела, чем вызвал громкий взрыв хохота и неприличных восклицаний. Чем дальше двигалась радостно гудящая толпа сербов, тем большим надругательствам подвергалось тело несчастного австрийского фельдмаршала.

Когда прибыл сам Слащёв, ликование сербов было в самом разгаре. Генерал очень жёстко прекратил издевательства над трупом поверженного противника и приказал похоронить его со всеми полагающимися по рангу почестями. Проштрафившиеся сербы были отправлены на остриё контратаки идущего на выручку австрийцам хорватского полка.

Лишённые общего руководства австрийские части Македонской армии стали беспорядочно отступать вглубь Сербии, превращаясь толпу вооруженных бандитов и дезертиров, мало чем напоминая доблестные регулярные войска императора Карла Австрийского. Всего под Ускюбом было взято в плен свыше 80 тысяч человек и около 20 тысяч дезертировало.

Едва только весть о разгроме Македонской армии со всеми ужасающими подробностями стала известна командующему Албанской армией генералу Пфланцер-Балтине, он решил не дожидаться наступления д’Эсперэ и стремительно отвёл свои войска сначала к Дурресу, а затем и вовсе увёл их из Албании, начав организацию обороны у черногорийской Цетиньи. Генерал очень опасался обвинения в трусости, но вместо этого получил благодарность самого императора за мудрое сохранение австрийской армии.

Между тем, события на Балканах продолжали стремительно развиваться, нарастая, как снежный ком. Будучи полностью отрезанным от войск Центральных держав, царь Фердинанд оказался один на один против энергично наступающего Слащёва, при полном развале его собственной армии.

Получив от Слащёва в качестве ударной поддержки русскую бригаду, Дмитриев безостановочно продвигался на Софию, по пути обрастая болгарскими частями, с радостью переходящими под его командование. Отдавая генералу русскую бригаду, Яков Александрович тем самым подводил черту под стратегической дилеммой, мучившей его последнее время. В его положении было очень заманчиво продолжить своё наступление на север и со временем перенести боевые действия в саму Австрию, используя явную слабость её войск в южном направлении. Направление было очень перспективным, и, будь у генерала в распоряжении побольше войск, он бы обязательно рискнул попытать свое воинское счастье. Но сейчас, располагая очень ограниченным контингентом войск, при всей своей любви к риску, Слащёв решил остановиться на реально выполнимой без всякого риска задаче, — выведении из войны Болгарии.

Приказав д’Эсперэ продолжать наступление силами всех французских дивизий на Албанию и Черногорию с выходом к Дурресу и Цетинье, командующий фронтом перебросил впомощь наступающему Дмитриеву ещё одну сербскую дивизию, не ослабляя при этом свое давление оставшимися силами на Пришвину, куда в спешке продолжали отходить остатки армии погибшего Кевессгази.

Приближение Дмитриева к болгарской столице можно было с полным правом сравнить с триумфальным возвращением Наполеона с Эльбы. Войска не оказывали ему никакого сопротивления, проявляя только бурную радость по поводу возвращения опального генерала, демонстративно перешедшего в 1914 году на русскую службу в знак несогласия с решением царя о присоединении к Центральным державам.

Фердинанд лихорадочно метался по Софии в поисках выхода из столь сложного положения, то взывая о помощи к своим союзникам, то начиная заигрывать с местной буржуазией, надеясь обрести хоть какого-то союзника в их лице. Все эти попытки продолжались более двух суток и не принесли никакого результата, Центральные державы сами переживали не лучшие дни и никак не могли помочь союзнику, а все политические силы внутри страны поспешили занять выжидательную позицию, с нетерпением ожидая приходаДмитриева.

Оставшись в абсолютной изоляции, 24 сентября Фердинанд специальным манифестом известил весь мир о своем отречении от престола в пользу своего сына Бориса и выходе Болгарии из войны. Возможно, что в других условиях этого бы вполне хватило для начала мирных переговоров с союзниками, но при наличии такой фигуры, как Дмитриев за чьей спиной недвусмысленно маячила Россия, подобного исхода не могло быть и в принципе.

Едва только стало известно об отречении Фердинанда в пользу сына, как Дмитриев публично заявил, что не допустит передачи власти в славянской стране, чуждому по духу и крови человеку, и отказался признать Бориса на болгарском престоле. Армия вновь рукоплескала своему национальному герою, и самые дальновидные политики Софии моментально сориентировались в этой ситуации. Специальным манифестом от 26 сентября Болгария была провозглашена республикой, и её Верховным правителем на время переходного периода был назван генерал-фельдмаршал болгарской армии господин Радко-Дмитриев.

Его торжественный въезд в Софию состоялся 28 сентября при массовом стечении ликующего народа. Новоиспечённый Верховный правитель страны приказал всем болгарским солдатам немедленно вернуться на родину, которая с этого дня становилась союзницей Антанты и вместе с ней вступала в войну против общих врагов.

Подтверждая на деле приверженность союзническому долгу, генерал- фельдмаршал всячески способствовал быстрой переброске русско-сербских войск к румынской границе для совместного наступления на немецкие части оккупирующие Румынию.

Это было сделано очень своевременно, поскольку уже в течение двух дней основные силы Румынского фронта под командованием генерала Щербачева перешли в наступление, активно теснили противника. В этой обстановке германский фельдмаршал Макензен посчитал за лучшее срочно очистить румынскую территорию, организованно отойдя в Трансильванию, где и занял прочную оборону.

12октября первой в Бухарест вступила русская бригада генерала Слащёва, правда без своего героя, он продолжал преследование австрийцев, непрерывно тесня их к стенам Белграда.

Родина, в лице Верховного правителя, по достоинству оценила деяния своего командующего фронтом. За успешно проведённую наступательную операцию, результатом которой стал выход Болгарии из стана противника, Слащёв удостоился звания генерала от инфантерии и ордена Георгия II степени. Кроме этого, за освобождение Сербии и взятие Бухареста, Корнилов удостоил его орденом Владимира I степени и почётного звания Слащёв Балканский.

Ответ Слащёва был скромен и лаконичен: «Благодарю за столь высокую оценку моей деятельности. Принимая эти награды, я хочу сказать, что всё содеянное мною, сделано не ради воинской славы, почестей и наград. Это лишь мой скромный вклад в дело служения Отчизне и защите народа».

Зачитав полученную с Балкан телеграмму Верховному, Духонин сказал:

— А ведь действительно прав Яков Александрович, в первую очередь наша армия защищает жизнь нашего народа от прямого уничтожения. Тут мне недавно, Лавр Георгиевич,сотрудники генерала Щукина принесли интересные документы, захваченные нашими войсками в штабе 6-го Саксонского корпуса под Белостоком. Господа тевтоны так поспешно отступали, что позабыли их уничтожить. Это директива кайзера Вильгельма, разосланная германским войскам в апреле 1915 года перед наступлением под Свинцзянами. В ней прямо говорится об уничтожении половины населения России в случае победы рейха. Вся Прибалтика, Белоруссия, Украина, Крым и южное Поволжье заселялись бы исключительно немцами или потомками от смешенных браков. Всё коренное население подлежало депортации с «исконно немецких территорий» или разрешалось остаться, только в качестве дешёвой рабочей силы с проживанием в специально созданных местах.

Кроме этого, как мне стало известно из других источников, кайзер собирался в течение 10 лет полностью заменить неполноценный славянский народ на новых восточных землях, путём его скрытого уничтожения. От методов, описанных в документах, кровь в жилах стынет. Страшно представить, что было бы с нашим народом и страной, одержи Вильгельм победу.-

— Да, Николай Николаевич, ужасные вещи Вы говорите. Если мне не изменяет память, подобных планов в отношении нашей страны не было ни у Наполеона, ни у королевы Виктории и даже японского микадо. Все они хотели или подчинить нашу страну своему влиянию, либо что-то оторвать из приграничных земель, но вот на почти полное уничтожение нашего народа, ещё никто не замахивался. Сохраните эти документы в целости и сохранности. Придёт время, и мы обязательно будем судить господина Гогенцоллерна по всей строгости закона в международном суде.-

А на Западном фронте полтора месяца назад, столь быстро разжалованный и выброшенный из премьерского кресла, сэр Уинстон Черчилль внимательно рассматривал в бинокль германские позиции во Фландрии. Верный своему слову, произнесённому в присутствии прессы три месяца назад, он не стал держаться за государственные должности в правительстве, а направился во Францию, чтобы продолжить борьбу с немцами в качестве простого военного.

Генералиссимус Фош по достоинству оценил бурную и энергичную натуру Черчилля, назначив его министром вооружений, одновременно предоставив ему пост военного советника в объединенном штабе союзников.

Стоя на ещё теплой сентябрьской земле Фландрии, британский бульдог по достоинству оценивал германскую «линию Зигфрида» о которую разбились волны союзного наступления.

— Представляете, Бригс, — обратился экс-премьер к своему секретарю, постоянно сопровождающему Черчилля все военные годы и ставшему его своеобразной тенью, с которой тот мог свободно поговорить, — это только передняя оборонительная линия, предназначенная для удержания наших войск. Далее возле Уазы есть вторая оборонительная «линия Гинденбурга», а на самой франко-бельгийской границе немцы построили третью, и назвали её в честь кайзера. А что нас ждет на Рейне одному богу известно. Вотэто и есть ответ на Ваш вчерашний вопрос относительно того, когда кончится война. Могу со всей ответственностью сказать, что не ранее лета 1919 года.

— Так долго сэр?-

— А что, Вы хотели, Бригс? Чтобы преодолеть все эти укрепления, нужно иметь под рукой огромные людские ресурсы, которых на данный момент ни у нас, ни у французов просто нет. Американцы желают пролезть в наши европейские дела, — так дай, бог, им удачи!-

Черчилль флегматично пожевал сигару и, выпустив клубок дыма, продолжал свои рассуждения:

— Сейчас у нас 400 тысяч их солдат, к концу месяца будет 500 тысяч. Если нынешние темпы переправки войск сохранятся, то к концу осени в нашем распоряжении будет 700 тысяч, а к концу зимы — миллион. Миллион здоровых чужих парней, Бригс, готовых сражаться на пользу нашей родины. К маю месяцу их численность будет равна 1 миллион 200 тысяч,вот тогда мы сможем смело наступать на позиции врага, не опасаясь людских потерь. Тогда победа будет точно за нами.

Черчилль замолчал, и по его лицу было видно, как приятна ему сама мысль о победе над врагом.

— А русские, сэр? Их паровой каток, на который Вы делали ставку в начале войны? — пискнул Бригс, и тень разочарования легла на лик отставного премьера.

— Русские стали слишком дорого стоить нам, Бригс, — хмуро побурчал он, — мы явно недооценили аппетиты этих дикарей и серьезно поплатились за это. Притворяясь простачками, они выкрутили нам руки в вопросе о Стамбуле и проливах, добились списания своего громадного довоенного долга и полностью закрыли польский вопрос, за который наша страна боролась вот уже сто лет. Сейчас они говорят, что Европа и её земли им совершено, не нужны, но можно ли верить в дружелюбие дикого медведя, впервые за всю многолетнюю историю наших с ним отношений, вкусившего свою силу. Нет, нет и нет, Бригс, самый лучший способ общения с этим зверем — это общение через стальные прутья его клетки, или прицел охотничьего штуцера, проверенного.375H&H.Только так, и никак иначе, Вы уж мне поверьте.-

Раздосадованный столь неудачным вопросом своего секретаря, Черчилль бросил на землю недокуренную «гавану» и, повесив бинокль на шею, решительно направился в тыл британских позиций, заложив руки в карманы своего кожаного пальто.

Впереди у этого человека была долгая осень, которая принесла ему массу радостей и разочарований.Оперативные документы.

Из срочной телеграммы британского посла в Тегеране сэра Джона Болдуина премьер министру Ллойд-Джорджу от 1 сентября 1918 года

.Секретно. Лично.

Дорогой сэр! Спешу сообщить Вам шокирующее известие. Вчера днём в столице Персии был совершен переворот при поддержке корпуса русских казаков. Полковник этого корпуса Реза Пехлеви объявил о низложении малолетнего Ахмат-шаха и возложении на себя титула правителя страны. Окруженный казачьими частями персидский меджлис единогласно поддержал кандидатуру Пехлеви на шахский престол.

По случаю восхождения на престол, Пехлеви объявил о прощении прошлых недоимок с крестьян, снижение некоторых видов налогов, особо непопулярных среди населения, и провозгласил амнистию за мелкие преступления. Эти действия нового шахиншаха, вызвавшие бурное одобрение и радость среди простого люда, несомненно являются частью глубоко продуманного плана, что однозначно указывает на русский след в этих событиях.

Сейчас в стране нет более боеспособной силы, чем русский казачий корпус, полностью преданный полковнику Пехлеви, что не позволяет нашим сторонникам предпринять ответные меры. Если Пехлеви сумеет удержаться на престоле, то с большой уверенностью можно сказать, что о прежнем негласном разделении Персии на две сферы влияния, британскую и русскую, можно будет забыть.

Русские, без сомнения, включат эту страну в зону своего влияния, активно помогая ей в экономическом развитии, как они сделали это в северной Персии до войны.Сэр Джон Болдуин.

Из шифрограммы полковнику Николаи от резидента германской разведки в Стокгольме от 31 августа 1918 года.

Секретно. Лично.

Господин полковник, сегодня мною от господина Эриксона было получено сообщение очень важного содержания. Он сообщает, что в самое ближайшее время в Швецию прибудет специальный русский посланник, основной целью которого будет встреча с Вами в любом удобном для Вас месте. Что следует передать русским?

Посланник Бердхоф.

Из шифрограммы шведскому резиденту от полковника Николаи от 1 сентября 1918 года.

Секретно. Лично.

Ваше сообщение чрезвычайно важно и интересно для нашей страны. Передайте мое согласие на встречу с русским представителем в Копенгагене в отеле «Плаза» каждый вторник или четверг этого месяца. Немедленно сообщайте о любых новых инициативах русских.Николаи.

Из спецпослания кайзеру Вильгельму от генерал-майора фон Берга, куратора программы доктора Тотенкопфа от 1 сентября 1918 года.

Секретно. Лично.

Мой кайзер, спешу сообщить прекрасные новости. После долгих трудов наш гений доктор Тотенкопф смог довести до конца свои работы по созданию сверхмощных бомб, как обычного, так и химического типов. Кроме этого, возможно внесение технических изменений в вариант дирижаблей типа V — 300, с помощью которых возможен вариант дальнего перелёта с бомбардировкой Москвы и Нью-Йорка. Для более полного изложения своего плана прошу назначить мне аудиенцию в удобное для Вас время.Генерал-майор фон Берг.

Шифрограмма от генерал-губернатора Алексеева Верховному правителю Корнилову в Могилев от 2 сентября 1918 года.

Секретно. Лично.

Дорогой, Лавр Георгиевич, направляю Вам своего специального посланника господина Иванова (Сталина) для проведения специального доклада, над которым он работал в течение последнего месяца. Тема его, хотя напрямую и не связана с боевыми действиями, но по своей важности ничуть не менее важна и требует принятия безотлагательных мер.Генерал Алексеев.

Шифрограмма из русского посольства Мехико в Ставку Верховного командующего Корнилова от 1 сентября 1918 года

Секретно.

На Ваши запросы относительно господина «Варбурга», сообщаем, что он благополучно прибыл в город Веракрус 29 августа этого года и немедленно отправился в северные штаты страны, имея рекомендательные письма для генерала революционных войск Мексики Панчи Вильи.Посланник Стеблов.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.