Чтение 12–й страницы книги ~Томагавки кардинала~

ИНТЕРМЕДИЯ ШЕСТАЯ. Погонщики стада

2001год

Белоснежная яхта с грацией живого существа скользила по ослепительной голубизне Карибского моря навстречу третьему тысячелетию. Она была прекрасна: соразмерность её острых и в то же время плавных очертаний, пропорции корпуса и надстройки, зализанность силуэта, стремительность хода говорили о совершенстве этого творения рук человеческих, воплощённом в слове «красота». Назвать этот корабль яхтой можно было лишь по традиции — по размерам он не уступал круизному лайнеру средней величины. И мирная безобидность белой красавицы была обманчивой: яхта была вооружена не хуже многоцелевого крейсера и с лёгкостью пустила бы на дно ракетный эсминец, не говоря уже о сторожевиках береговой охраны ОША, охотившихся здесь за катерами наркоторговцев. Но ни одному офицеру флота франглов и в страшном сне не привиделось бы атаковать этот корабль: все они очень хорошо знали, чья эта яхта.

Владелец яхты принимал гостей в просторном салоне, копировавшем по интерьеру кают-компании фрегатов семнадцатого века, на которых его предок в этих водах превращал человеческую кровь в золото. Достойный потомок знаменитого флибустьера занимался тем же самым (только с куда большим размахом), и поэтому и он, и его соратники чувствовали себя комфортно среди деревянного декора «под старину» и абордажных сабель и мушкетов, развешенных на переборках. Тусклый блеск оружия создавал нужный настрой: Люди Круга не отдыхали — ониработали,как делали это всегда, ежедневно и ежечасно, осуществляя программу, запущенную на этой планете тысячи лет назад.

— Осталось сделать последний шаг, — сказал один из них.

— Предпоследний, — поправил его другой. — Пока Россия существует в любой мало-мальски организованной форме, она опасна.

— Интегрирование организованной России в нашу глобальную структуру невозможно, — поддержал третий. — Несмотря на все наши усилия, русские упорно пытаются сохранить то, что они называют самобытностью. Этим они похожи на ирокезов, с которыми наши отцы-основатели поступили так, как и следовало поступить. Вывод однозначен, не так ли?

— Рим осаждён, — задумчиво произнёс четвёртый, — но сможем ли мы его взять?

— Если защитники крепости готовы стоять до конца… — осторожно начал пятый.

— …то приступ будет трудным, — добавил шестой. — Русские «ирокезы» — противник серьёзный, вспомните историю.

— Вы сказали, — подытожил Старейшина, — я слышал. Итак, о штурме: зачем лезть на стены, если тебе готовы открыть ворота? Это первое. Второе: враг силён, когда он знает, за что сражается, а если он этого не знает, то… Русские будут свирепо драться за себя, за свои дома и за свои семьи, за свою землю, за свой народ, но они не будут сражаться за власть государства, которому они не верят. Мы не должны повторять ошибок Юлиуса Терлига — никаких разговоров о расах «недочеловеков», а тем более действий.Наоборот, мы должны выступать в роли спасителей-благодетелей, пришедших только для того, чтобы прекратить хаос — а он будет, это я вам обещаю, — и навести порядок. В конце концов, нам ведь нужно некоторое количество русских рабочих для того, чтобы они исправно качали нефть из недр холодной Сибири — я, например, терпеть не могу холод. Поэтому: никакого явного геноцида — мы ведь не завоеватели, мы освободители, — и тогда нас встретят не стрелами с ядерными наконечниками, а цветами и улыбками.

Одной из роковых ошибок правителей Вечевого Союза было резкое несоответствие интеллектуального уровня правящих и огромного числа их подданных. Думающими трудно управлять — вожди России этого не учли, они дали людям знания, научили их думать, а в результате… Мы не повторим их ошибки — погонщикам требуется стадо, бездумно жующее в тёплом хлеву и не думающее о мясокомбинатах. И мы достигли заметных результатов: в основной своей массе русские уже почти не отличаются от людей Запада. Пресловутый русский дух, с которым они носятся,как с расписной торбой— есть у них такая поговорка, — практически демонтирован. И это третье, хотя правильнее считать это первым. У русских нет общей связующей идеи — они хватаются за всё подряд, от богоискательства до реанимации «крепкой руки Тимура Железного», и в этом вакууме веры хорошо приживаются наши идеи. В древности при осадах хорошо укреплённых городов осаждающие при помощи катапульт забрасывали за стены глиняные кувшины, наполненные ядовитыми змеями, — у древних есть чему поучиться.

И ещё, что тоже немаловажно. Сегодняшний Рим не так и силён: башни обветшали, старые мечи затупились и заржавели, дерево щитов и копий сгнило, ремённые застёжки панцирей изгрызли мыши. По оценкам наших аналитиков, боеспособность русской армии невысока — она не может даже справиться с немногочисленными вооружёнными отрядами сепаратистов. Для очень многих русских воевод звон монет сегодня куда приятнее лязга боевой стали, а если кто-нибудь из них всё-таки станет защищать свой участок стены — что ж, горе побеждённым. Решающий час близок, мессиры.

— Вы говорили только о России, — заметил один из Людей Круга, — но ведь есть ещё и Новый Халифат, и Поднебесная Империя, да и в нашей стране всё ярче проявляются кое-какие неприятные тенденции: и социальные, и экономические.

— Задачи сортируются по степени их приоритетности, — холодно ответил «духовный отец». — Россия непредсказуема — уравнение со многими неизвестными должно быть решено в первую очередь. А «новые чингизиды» и «новые бедуины» — с ними мы разберёмся потом, равно как и со всем прочиммясом.Прежде чем сделать последний шаг, нужно сделать ещё и предпоследний.

Присутствующие молча склонили головы — мессиры, Люди Круга, вершители судеб всей планеты, хорошо понимали друг друга.

…Яхта грациозно скользила по зеркальной поверхности штилевого Карибского моря. Прогноз погоды был благоприятен, бури не ожидалось, и ни одному человеку, видевшему со стороны снежно-белую красавицу, резавшую голубую воду и купавшуюся в золотом потоке солнечного света, и в голову бы не пришло, что внутри этого корабля клубитсячёрная Тьма, тысячелетиями ждавшая своего часа…

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. ВСЕ ПРОТИВ ВСЕХ

Президент Российской Федерации Борис Николаев скончался весной 2003 года. Он умер на своём посту, будучи избранным на третий срок, — по вечевой традиции, вожди цепко держались за власть, пока скипетр из их рук не вырывала смерть. Избрание Николаева на третий срок стало сюрпризом для многих зарубежных наблюдателей — неэффективность его правления и рост в России внутренней напряжённости были слишком очевидны. Но сработал принцип «из худшего выбирают лучшее»: люди предпочли голосовать за привычного «дядю Борю», чем за кого-то из тройки «НУ ИХ НАХ»: коммуниста Николая Угрюмова, трескучего популиста Иннокентия Хренниковича и «талероносца» Натана Абрамовича Хвощановского. Администраты не сумели подобрать своего кандидата, устраивавшего всех — армию, силовые ведомства и чиновничий аппарат, и упустили шанс на победу в президентской гонке. А шанс этот был реальным: не зря все претенденты на пост президента, используя прикормленные масс-медиа — каждый свои, — вовсю пугали народ «военной диктатурой нацистского толка» и «сапогом тирании», грозящим растоптать ростки демократии, а заодно и развязать ядерную войну. По итогам выборов все заинтересованные лица вздохнули с облегчением: приход к власти адмирала Иванова, сумевшего сохранить остатки русского атомного флота, или генерала Гордеева, никогдане строившего иллюзий насчёт превращения потенциального противника в заклятого друга, мог сильно осложнить «охоту на медведя».

Состояние здоровья «гаранта Конституции» давно уже оставляло желать лучшего, и всё-таки его скоропостижная кончина явилась неожиданностью. В Думе шли бурные дебаты о временном — до внеочередных президентских выборов — исполняющем обязанности главы государства, а тем временем группировки, располагающие реальными возможностями для захвата власти, действовали. Поток талеров, лившийся из-за океана в «чёрные» партийные кассы и на личные счета «перспективных персон», заметно погустел; нарастала истерика в СМИ разного рода «борцов за народное счастье», владевших истиной в последней инстанции и универсальным рецептом исцеления всех экономических и социальных болячек. В итоге за власть зацепился Временный Совет, тут же окрещённый «тринадцатиолигархщиной» (по аналогии с некогда правившей на Руси семибоярщиной). Это настораживало знавших, чем кончилось её правление, — такие люди, несмотря на все усилия «историков», всё ещё были. Однако «временщиков» куда больше беспокоила армия: они допускали, что генерал Гордеев может ворваться в Москву на бронеходах недореформированной (то есть не доведённой до небоеспособного состояния) штурмовой дивизии «Сокол» и скорой рукой перевешать всю их чертову дюжину на башнях Кремля. Тревожил и адмирал Иванов — маловероятно, конечно, что он санкционирует пуски ракет по Рублёвке, называемой в народе «Талеровкой», но кто его знает, что на уме у этих имперцев?

Купить этих воевод, к удивлению почтенных негоциантов, не удалось — безотказное клише «цена вопроса» почему-то не сработало, не дала желаемого результата кампания по их дискредитации, не удалась и организация случайного дорожно-транспортного происшествия. Пришлось довольствоваться удалением Гордеева в Сибирь (под благовидным предлогом усиления напряжённости в отношениях с Поднебесной), а что касается Иванова, то он и сам не рвался в столицу, а сидел безвылазно в Северодвинске, лично контролируя завершение работ на авианосце, заказанном флотоводцами Нового Халифата. Нескольких других воевод из числа неподкупных удалось привязать к южным границам России, где активизировалась наиболее рьяные удельные князья, изощрявшиеся в свободолюбивой риторике. И всё-таки Временный Совет чувствовал себя очень неуютно: все его члены были людьми умными и не рассчитывали на пылкую любовь большинства россиян, которых разгул демократии достал уже до печёнок. «Тринадцатиолигархщине» требовалась поддержка, и в Шамплене хорошо это понимали: франглы инициировали чрезвычайную конференцию «Глобаль» в Париже, и конференция эта должна была быть посвящена исключительно «русскому вопросу».* * *

— Сходняк всех мировых «воров в законе», как говорят «дети криминала», это шанс — возможно, единственный. При одновременной физической ликвидации всей верхушки этой преступной группировки весь ход истории может измениться, причём кардинально. Точка бифуркации, как называют это специалисты по альтернативной истории.

Флотский офицер с погонами капитана второго ранга говорил спокойно, контролируя эмоции, словно врач, диагностировавший у пациента смертельно опасную болезнь и теперь доказывающий консилиуму необходимость хирургической операции. Исход этой операции неясен, но без неё летальный исход неизбежен. Трое других офицеров, капитантретьего ранга и два капитан-лейтенанта, слушали его не перебивая, лишь время от времени молча покачивая головами — то ли соглашаясь, то ли возражая, то ли обдумывая.

— Эти люди — точнее, не люди даже, а… ну, вы знаете не хуже меня, кто они такие, — сотни лет целеустремлённо гнобят весь мир, не говоря уже о России, и при этом добиваются своего исключительно чужими руками, не рискуя своими драгоценными жизнями. Не пора ли им заплатить по счетам? Если мы сегодня будем бездействовать, то завтра их пригласят к нам — приходите, варяги, вразумите сирых и убогих, владейте нами, только научите жить и наведите порядок. Было уже такое в истории… Но было и другое, — кавторанг сжал кулак, — был Милош Обилич, заколовший султана Мурада прямо в его шатре!

— Но сербы всё равно проиграли битву на Косовом поле, — возразил один из капитан-лейтенантов.

— Проиграли, потому что остался жив Баязид! Но если уничтожить всех… У нас ведь есть кое-что посерьёзнее кинжала сербского рыцаря. И нет у нас другого выхода, и времени нет, и другого такого случая уже не будет. Они приедут на «Глобаль» — все. Вопрос слишком важен: потребуется их личное присутствие, а не виртуальное.

— Но это означает войну — заметил кап-три, — ядерную. Это ты понимаешь?

— Не будет никакой войны. Европа — не Америка; не будут франглы чересчур нервно реагировать на трагический несчастный случай не у себя дома, пусть даже повлекший за собой большие человеческие жертвы. Глобальная термоядерная война не нужна ни им, ни нам — последует соответствующее заявление с нашей стороны, и всё.

— Сотни тысяч людей… — медленно проговорил второй капитан-лейтенант. — Или даже миллионы. Мирных людей — имеем ли мы на это право?

— Вспомни Ниигату и Кёльн — сколько там погибло мирных людей, причём без всякой на то необходимости?

— Но это грязные методы…

— Оборотней не взять честной сталью, — кавторанг сверкнул глазами, — не говоря уже о том, что честной сталью до них не дотянуться! Да я бы их голыми руками… Но они делают то же, что делали некоторые завоеватели древности — прячутся за спинами женщин и детей, гоня их к стенам осаждённой крепости под стрелы защитников! Они не примут рыцарский поединок — слов «честь воина» для них не существует. Думаешь, мне легко? А что делать?

— Каковы шансы на успех? — спросил капитан третьего ранга, и по его тону было ясно — он всё для себя решил. — Не забудь, в Европе развёрнута защитная система.

— Пятьдесят на пятьдесят. На нашей стороне — полнейшая внезапность и небольшое расстояние до цели: подлётное время минимально. Остальное — в руках Всевышнего. Но если он нам не поможет, я задам ему вопрос «Почему?», когда предстану перед ним — а это будет скоро, и случится при любом исходе дела.

— На бога надейся…

— Да. И поэтому, — капитан второго ранга поочерёдно посмотрел на всех троих, чуть задерживая взгляд на каждом, — помните: одно неосторожное слово погубит всё — и Россию, и нас, и весь это мир.* * *

Атомный подводный ракетоносец «Аскольд» следовал на боевое патрулирование. Времена, когда Мировой океан бороздили десятки атомных субмарин Вечевого Союза, прошли — теперь даже единичный выход боевого корабля за сто миль от базы для проведения учебных стрельб считался событием. Офицеры Северного флота знали, чего стоило Иванову выбить у правительства Николаева минимум средств для ремонта и поддержания хотя бы нескольких единиц флота в боеспособном состоянии, не говоря уже о строительстве новых кораблей, как знали и то, что с воцарением «тринадцатиолигархщины» даже этот скудный ручеек почти иссяк. Но знали они и то, что зыбкая неопределённость «временной власти» может обернуться чем угодно, и поэтому «Аскольд» шёл в океан, неся на борту шестнадцать межконтинентальных ракет о шести водородных головах каждая.

Почти одновременно с «Аскольдом» в Баренцево море вышел и флагман атомного флота — тяжёлый подводный крейсер «Рюрик», последний из шести уникальных кораблей типа «Ураган», ещё остававшийся в строю. «Рюрик» вышел на испытания новой ракеты, предназначенной для вооружения строящихся (вот уже десять лет) новейших субмарин, и шёл в сопровождении группы фрегатов, заодно прикрывавших выход «Аскольда» — с орбиты за немногочисленными действующими кораблями русского флота следили холодные глаза спутников, и хватало на берегу доброхотов, твёрдо усвоивших правило нового времени «всё продаётся, особенно ценная информация».

Выход «Аскольда» едва не сорвался из-за внезапной болезни его командира. Москва (с явным облегчением) порекомендовала отложить «это не особо нужное мероприятие», но Иванов назначил старпома, капитана второго ранга Н., временно исполняющим обязанности командира и выпустил лодку в море — московская «рекомендация» очень не понравилась старому воеводе. Правда, ему пришлось смириться с присутствием на борту «Аскольда» некоего «обеспечивающего» с неясными полномочиями, экстренно присланного из Москвы, однако адмирал счёл, что главное — это выход крейсера на боевое дежурство, а столичными капризами можно и пренебречь.

…В центральном посту «Аскольда», среди мигания экранов, разноцветных искорок сигнальных светодиодов и характерного шороха работающей аппаратуры капитан второго ранга — старпом, временно исполняющий обязанности командира, — в очередной раз бросил взгляд на часы. Всё вроде складывалось нормально: лодка шла на глубине пятидесяти метров — стартовая глубина, командир очень своевременно заболел (не будем о подробностях его внезапного недомогания), и выход «Рюрика» пришёлся как нельзя кстати: испытательный запуск «кладенца» создаст отвлекающий фактор. И всё-таки кавторанг испытывал — нет, не страх — смутное беспокойство. Ему казалось — где-то что-то не так, и ещё этот московский «обеспечивающий», чёрт бы его побрал…

Кроме командира, в посту находились ещё трое: кап-три, командир ракетной боевой части, и два каплея — штурман, взявший на себя управление лодкой, и помощник ракетчика. Четыре человека, две недели назад принявшие решение…

Кавторанг снова взглянул на часы, глубоко вздохнул, встретился глазами с капитаном третьего ранга и еле заметно кивнул. Оба ракетчика молча встали со своих мест и вышли из центрального поста. Время пошло…

Обеспечивающий, просидевший в ЦПУ с самого отхода, вышел передохнуть в пустой командирской каюте. Оснований для беспокойства у него пока не было: все люди на борту корабля вели себя адекватно, и вообще — в Москве, похоже, зря гонят волну. Улёгшись, он позволил себе немного расслабиться (а заодно и пожалеть о том, что вынужден находиться внутри этого набитого ядерной дрянью железного презерватива вместо того, чтобы куда более приятно проводить время подальше от всего этого плавучего военного железа).

Из состояния лёгкой полудрёмы его вывел негромкий стук в дверь.

— Товарищ капитан первого ранга, — встревожено доложил появившийся на пороге капитан-лейтенант, — чэ-пэ! В реакторном отсеке. У кого-то там или крыша съехала совсем, или просто я не знаю что: заперлись и угрожают взорвать реактор.

— Мать твою неоднократно! — облегчил душу кап-раз, выбираясь из койки. — А куда вы смотрели? Радио на базу — прекратить поход!

Он выскочил из каюты, оттолкнув посторонившегося каплея, и… тяжело рухнул на палубный настил, получив удар по затылку рукояткой пистолета.

— Наручники! — коротко бросил стоявший за дверью кап-три, пряча оружие. — Тащим его в каюту.

Замкнув «браслеты» на конечностях потерявшего сознания «контролёра», ракетчики заволокли его грузное тело в каюту и уложили на койку, аккуратно заклеив ему рот липкой лентой.

— Отдыхай, дорогой товарищ, — резюмировал кап-три, запирая двери на ключ. — Спи спокойно.

— Всё, командир, — спокойно сказал он, вернувшись в центральный пост, — сделано.

Его помощник так же спокойно сел на своё место и активировал интерфейс ввода данных в систему целеуказания и наведения ракет. Вернее, одной ракеты: полновесный залп трудно списать на техническую неполадку. Время пошло…

— Боевая тревога!

Отсеки «Аскольда» наполнились надрывным звоном колоколов громкого боя. Люди на субмарине замерли на своих постах. Вопросов ни у кого не возникло: в конце концов, все военные корабли и создаются только для того, чтобы когда-нибудь тишина их отсеков была взорвана сигналом боевой тревоги…

…В тридцати двух милях к северо-западу от «Аскольда» с борта «Рюрика» стартовал «меч-кладенец» и пошёл в небо, волоча за собой длинный белёсый шлейф…

— Ввод данных завершён, — спокойно, как на учениях, произнёс капитан-лейтенант.

— Предпусковая подготовка завершена, — доложил командир ракетной боевой части.

«Точка возврата пройдена» — подумал кавторанг. Он каким-то необъяснимым чутьём ощущал приближение опасности, и не зря: четыре корабля-охотника из эскорта «Рюрика» вдруг развернулись и, набирая ход, устремились к «Аскольду»…

— Пуск!

Корпус субмарины вздрогнул. Ракета выскочила из серых волн морским чудовищем и начала подниматься, забираясь всё выше и выше. Время пошло…

И пришло спокойствие: кавторанг сел в командирское кресло и вдруг запел старую гротескную песенку, которую никто и никогда не воспринимал всерьёз:Медленно ракеты уплывают вдаль,Ты от них хорошего не ждиИ хотя Америку немного жаль,У неё всё это впередиВ небеса уходит краснозвёздный «МиГ»,В Лувре занимается пожарЭйфелевой башни заржавелый пикС корнем вырвал ядерный удар

Он пел, и плевать ему было, что головки самонаведения противолодочных торпед, выпущенных по «Аскольду», уже захватили цель. На фрегатах не рассуждали: они получили (прямо из Москвы, через голову главкома ВМФ и командования Северного флота) приказ «Уничтожить взбунтовавшуюся лодку, захваченную международными террористами», и командиры охотников выполняли этот приказ, как и положено людям, одетым в военную форму…* * *

— Ты что, с ума сошёл? — Натан Абрамович Хвощановский был близок к истерике, от его хвалёного делового спокойствия не осталось и следа. — Как вы допустили, что офицеры с такими настроениями и убеждениями оказались на борту ракетоносца, несущего водородные боезаряды? Вы что, об этом не знали? А за что мы вам тогда платим, merde-fuck?[76]

— Да не переживайте вы так, — вальяжно успокоил его человек со строевой выправкой и манерами типичного дельца. — Всё под контролем, кто надо — извещён, остальное уже неважно. Ситуация развивается в нужном направлении, а случайные жертвы — кто их будет считать, они ведьслучайные.Вы лучше выпейте — коньяк у меня отменный, французский. Надеюсь, вопрос о моём назначении военным министром в правительстве «Протектората Русь» можно считать решённым?

— Посмотрим по результатам, — буркнул «талероносец», сдерживая колотившую его нервную дрожь, и посмотрел на часы. — Немного осталось: считанные минуты…

…Не зря беспокоился капитан второго ранга, глядевший на дёргающуюся секундную стрелку часов в центральном посту «Аскольда». Слово не воробей; вылетело неосторожное слово, и долетело до ушей тех, чьи жадные руки жаждали талеров, и как можно больше…

…Система противоракетной обороны Европы отработала превосходно — тревога было объявлена всего через несколько секунд после того, как ракета с «Аскольда» вырвалась из-под воды. Электронные мозги компьютеров быстро просчитали её траекторию, и десятки антиракет без промедления стартовали на перехват. Но «секира», падая из стратосферы, всё-таки успела разделиться на отдельные боевые блоки и выбросила фантомные цели, сбивая с толку перехватчиков…

…Пять из шести сегментов «секиры» были сбиты и посыпались вниз тлеющими обломками. До Парижа долетела только одна «долька», однако хватило и одной…

…Боеголовка взорвалась над городом на высоте пятисот метров. Ударная волна смела и впечатала в дымящуюся твердь оплавленные и скрученные фермы Эйфелевой башни, ирассыпались раскалённой каменной пылью химеры Нотр-Дам. Столица Франции, страны, породившей Объединённые Штаты Америки, сгорела в атомном огне…

…Мир в ужасе замер — ядерный Армагеддон, которым людей столько пугали, и в который они уже не верили, вдруг стал кошмарной реальностью…

И почти никто среди этого общего ужаса не обратил внимания на то, чтони одиниз Людей Круга не прибыл на конференцию «Глобаль», хотя все они получили приглашения, и даже окончательная резолюция по России не могла быть принята без ихнеофициальногоодобрения. Мессиры не отказались приехать, нет: они всего лишь задержались под разными благовидными предлогами — все до единого.* * *

События развивались стремительно — они хлынули потоком, прорвавшим плотину. Волна паники, прокатившаяся по всей Европе вслед за водородной вспышкой над Парижем, накрыла мир. Скалящийся призрак ядерного Апокалипсиса, мерещившийся шестьдесят лет, сгустился и обрёл плоть, встав во весь рост из радиоактивных руин столицы Франции. Мир завис на краю бездны: вратами преисподней распахивались шахты баллистических ракет, уставивших в небо тупые головы в ожидании команды «Пуск!», высвобождающей яростное пламя реактивных двигателей. Крылатые монстры «стратофортересы» уже летели к заданным целям, изнывая от зуда в когтях, стиснутых на чёрных глыбах мегатонных бомб, и библейскими левиафанами всплывали из тёмных глубин ракетоносные «луизианы», спеша принять участие в атомном пиршестве.

Мир повис на тонкой нити оптоволоконного кабеля, по которому вспотевший от страха «НАХ» пытался докричаться до впавшего в полный ступор Жоржа Буше, никак не ожидавшего такого поворота событий. Радиоэфир и глобальная Сеть были полны версиями случившегося, и на этих мутных волнах поплавком скакало официальное заявление Москвы о роковой технической неполадке на борту «Аскольда», приведшей к случайному пуску. Для большинства обывателей такое разъяснение выглядело правдоподобным: техника — это дело такое. Тонули же атомные субмарины, падали самолёты с ядерными бомбами и шли вразнос реакторы электростанций. В конце концов, в это просто хотелось верить — лучше уж авария, чем сознательный глобальный обмен ядерными ударами.

Военных экспертов, хорошо знакомых с системами блокировок ракетно-ядерного оружия, «версия для лохов» не убеждала, хотя они и допускали, что в «непредсказуемой России» может случиться всё (и даже невозможное). Для них было подготовлена строго конфиденциальная информация о «фашистском путче, затеянном группой экстремистски настроенных офицеров, сумевших захватить подводный крейсер, чтобы шантажировать весь мир», а также о том, что только благодаря решительным действиям «обезумевшая субмарина не смогла выстрелить весь свой боезапас и была своевременно уничтожена». Но главное — не хотелось Западу влезать в полномасштабную термоядерную войну с Россией, исход которой был ясен любому школьнику. И ещё меньше хотела этой войны Москва: для суицида есть масса других способов — куда более простых, хоть и не столь экзотических.

В итоге после нескольких часов томительного ожидания, в течение которых в Европе и Америке произошло огромное количество самоубийств, а в психиатрических лечебницах не осталось свободных мест, ядерная напряжённость резко пошла на спад. Погонщики стада, державшие руку на пульсе, предоставили президенту Буше успокаивать население планеты (а заодно и подогревать их праведное возмущение «русскими варварами, доигравшимися со своей атомной дубиной»), а сами занялись делом. И очень скоро «тринадцатиолигархщина» поняла, что её расчётливо и хладнокровно загнали в угол.

Запад благосклонно принял обе версии — и «техническую», и «путчистскую» — и с убийственной логикой предъявил правительству России жёсткий ультиматум. «Если вы не в состоянии, — говорилось в нём, — поддерживать на должном уровне безопасность вашего ядерного арсенала, а также гарантировать невозможность доступа к нему безответственных лиц, создающих угрозу существованию человечества, этот арсенал должен быть передан под международный контроль во избежание повторения парижской трагедии в будущем. Если же вы не согласны с этим выводом и будете препятствовать установлению такого контроля, а также вводу на территорию России миротворческих сил для обеспечения безопасности всей планеты, мы оставляем за собой право применить любые средства, имеющиеся в нашем распоряжении, с тем, чтобы раз и навсегда положить конец угрозе миру во всём мире».

Погрозив кулаком, франглы не преминули и достать из красивой упаковки аппетитно пахнущий кусок консервированной ветчины. Прекрасно зная, что для «новых нерусских» нет никакой разницы между Россией и Берегом Слоновой Кости, «чертовой дюжине» прозрачно намекнули, что всем им найдётся достойное место под солнцем свободного мира (на всякий случай напомнив, в чьих банках хранятся их трудовые сбережения). Такие же предложения были сделаны всем видным администратам, поставив их перед дилеммой: или красиво жить дальше, или умереть непонятно за что — мессирам было хорошо известно, что во властных структурах Новой России слова «патриотизм» и «любовь к Родине» выступают всего лишь в роли разменной монеты.

Безвыходное положение, в котором оказался Временный Совет, усугубилось его же собственными действиями, переломившими настроение простого народа. Слухи в России имеют свойство распространяться чрезвычайно быстро: известие о том, что «ополоумевшие вояки никак не наиграются в войну, теша свои имперские амбиции, а людям надо спокойно жить», не способствовало повышению авторитета армии, которая и без того не пользовалась всенародной любовью — годы «демократических перемен», когда армию называли «язвой на теле общества» и «чёрной дырой, куда уходят народные деньги», не прошли бесследно.

Ракета «Аскольда» обернулась бумерангом, ударившим по самой России — мало кто готов был стать «новым панфиловцем» и перекрыть бронеходам франглов дорогу к элитным особнякам Талеровки. Отношение людей к происходящему лучше всего выражалось русской пословицей «ворон ворону глаз не выклюет» — на хрена я буду вмешиваться, своя баба ближе к телу. Ни о какой мобилизации не могло быть и речи — отборные дивизии Океанического пакта, присевшие перед прыжком у границ России, ждали только приказа, а в кадровых частях русской армии, ослабленной к тому же замысловатыми реформами, царили разброд и шатание: разговоры о «фашистском военном путче» выбили почву из-под ног патриотически настроенных молодых офицеров, чьи деды воевали с тевтонским фашизмом.

Временный Совет принял ультиматум ОША, одновременно отдав приказ войскам «ни в коем случае не препятствовать выполнению американскими войсками миротворческих функций и всячески избегать конфликтов».* * *

«Наворотили вы дел, ребятки, — с горечью думал Иванов, получив из специального отдела Северного флота результаты расследования ядерного инцидента, с мрачным юмором окрещённого кем-то «аскольдовой могилой», — и сами погибли, и сколько людей погубили. Хотели как лучше, а получилось… Думали одним махом решить все проблемы, а оно вон как вышло. И что теперь?». Ему хотелось изо всех сил врезать кулаком по полированной крышке стола — чтоб до боли, до крови! — да только после драки кулаками не машут. И не время было для эмоций: перед командующим Северным флотом лежали ещё две очень серьёзные бумаги — куда более серьёзные, чем докладная особистов по «аскольдовой могиле».

В первой сообщалось, что через час после взрыва над Парижем в Норвежском море «неизвестной» подводной лодкой был торпедирован авианосец «Сайфуллах Халид ибн аль-Валид», направлявшийся в Персидский залив. Корабль получил четыре попадания и затонул. Дерзость этой пиратской атаки говорила о том, что кому-то стало известно, какой именно груз находится на борту авианосца. Глубина в районе его гибели достигала трёх километров, однако при современной технике и остром желании можно было добраться до внутренностей затонувшего корабля (особенно если знать, что там лежит). Дело попахивало скандалом, но адмирал был уверен, что никакого скандала не будет — он уже не нужен, хотя американцы наверняка припрячут этот козырь на будущее. А сейчас франглы шуметь не станут — они уже добились своего, как явствовало из второй бумаги, лежавшей на столе командующего Северным флотом.

Эта вторая бумага по содержанию напоминала акт о безоговорочной капитуляции. Войскам Северного военного округа предписывалось «содействовать частям ограниченного миротворческого контингента в подтверждение доброй воли, проявленной правительством Новой России, и во избежание повторения инцидентов, поставивших мир на грань гибели». Группы «международных наблюдателей» (со своей вооружённой охраной!) допускались на военно-морские базы, в районы дислокации ракетных войск и авиации дальнего действия, в хранилища ядерного оружия, вырубленные взрывчаткой в холодном граните северных скал. Флоту, в особенности атомным субмаринам, приказывалось стать на прикол «до прояснения ситуации, чтобы не обострять предельно накалённую международную обстановку». А для подслащения пилюли сообщалось, что весь личный состав флота вместе с семьями будет обеспечен командованием миротворцев всеми видами довольствия — мол, не волнуйтесь, вас и накормят, и оденут, и обуют, только не делайте глупостей, ладно?

«Обуют, — с нарастающей яростью подумал адмирал, — они нас уже обули, по самые невыразимые. Давно ли казалось невозможным появление военных кораблей франглов на рейде Севастополя, города русской славы, а теперь они вот-вот войдут в Кольский залив. Эх, ребята, не туда вы свою ракету нацеливали…». Адмирал знал, что будет дальше:его корабли будут захвачены франглами — точно так же, как были захвачены тевтонами боевые корабли французов и англичан в Тулоне и Портсмуте. Открытое неповиновение центру безнадёжно: ему не на кого опереться, штаб флота так и кишит непонятно чьими людьми, и мятежный командующий очень быстро получит пулю в спину — ставки в этой грязной игре уж больно высокие. Да и не может он, русский адмирал, начать свою собственную атомную войну — пусть даже с самыми благими намерениями…

Немного подумав, Иванов достал чистый лист бумаги и набросал на нём несколько строк — адмирал не сомневался, что стены его кабинета нашпигованы «жучками». Потом он нажал кнопку вызова, и на пороге возник офицер-порученец, молодой капитан-лейтенант, чем-то похожий на офицеров императорского флота, которого не было уже восемьдесят пять лет.

— Отправляйся в Ягельную, — приказал командующий, — на «Рюрик». Пусть ждут моего приезда. Будем выполнять приказ Москвы.

С этим словами он встал и подал офицеру листок — так, чтобы тот смог его прочесть.

Командиру АПРКСН «Рюрик»

Приказываю.

Быть готовым к немедленному выходу в море — в полном боевом.

Моим именем известить командиров всех «аскольдов» — это касается и их тоже.ИвановP.S.Анатолий, ты знаешь мой почерк. Надеюсь на тебя. Будь осторожен.

Порученец молча сложил записку и сунул её в карман кителя. Потом поднял глаза и встретился взглядом с адмиралом. «Не подведи, сынок, — яснее ясного читалось во взгляде старого воеводы, — не меня: Россию».* * *

Механизированные колонны франглов шли по дорогам России с большой опаской, в любую минуту готовые принять бой. Но боёв не было: повторялась история Франции 1940 года, когда страна, ещё имевшая достаточно возможностей для продолжения сопротивления, сложила оружие, подчинившись приказу своего правительства, наполовину растерявшегося, наполовину ставшего на путь предательства. Франглы вели себя очень осторожно, строго соблюдая положения межправительственной договорённости и не претендуя на большее — пока. Главное — вырвать у русского медведя зубы и притупить когти, а насчёт того, чтобы водить его на цепочке по ярмаркам на потеху толпе, приручив лаской да таской, — это потом. И бравые наёмники Карфагена старательно улыбались туземцам, демонстрируя дружеские намерения. Их не встречали цветами, но это не очень расстраивало американских генералов: главное — чтобы не встречали гранатомётами.

Случилось невероятное: в Москву вошли с оружием в руках солдаты чужой страны — такого столица России не знала без малого двести лет. И неважно, что солдат этих былоне так много, и что официально они именовались не оккупантами, а миротворцами — убийство тоже можно назвать «освобождением от жизни». До самого последнего моментамногие не верили, что такое вообще возможно — наяву, а не в кошмарном сне: точно так же, как даже в девяносто первом никто не верил, что очень скоро перестанет существовать могучая держава под названием Вечевой Союз.

Миротворцы, взяв под контроль ядерный арсенал России и дёргая за ниточки, на которых плясали декоративные клоуны Временного Совета, блюли политкорректность. «Не лезьте под юбки местным девушкам, если они против, — внушали дюжие сержанты солдатам, пускавшим слюни на молодых славянок, — можете остаться без яиц! А если невтерпёж — тут хватает шлюх, которые всего за сотню талеров распахнут ноги настежь. Поняли, парни? А кто не понял, тому я могу разъяснить подоходчивее». И разъясняли — по всем российским каналам транслировали в синхронном переводе на русский открытый судебный процесс над тремя военнослужащими армии ОША, изнасиловавшими шестнадцатилетнюю саратовскую девчонку. Мессиры хорошо знали историю России и очень не хотели партизанской войны…

И всё-таки хаос нарастал: распад России (подобно распаду Вечевого Союза) породил множество конфликтов. Положение усугублялось «исламским натиском»: Новый Халифат,разъярённый потерей авианосца, спешил прибрать к рукам мусульманские окраины России. На юге шла настоящая война: в отношениях с «неверными» исламисты не заморачивались какой-то там политкорректностью. Закрепившись на Украине, правители которой наконец-то с облегчением перевели дух за частоколом иноземных штыков, франглы избегали прямого столкновения с «новыми бедуинами», стремясь попрочнее обосноваться на контролируемой миротворцами территории «Протектората Русь». Всю тяжесть новой кровавой смуты тащила на себе Донская республика, провозгласившая независимость: казаки отчаянно резались и с моджахедами, и с бандами мародёров, и с попавшимися под горячую руку миротворцами, сунувшимися туда, куда не просят.

Но в Белоруссии заокеанские освободители пустили в ход силу: маленькая лесная страна давно была у них бельмом на глазу. Что там творилось, мало кто знал: независимые источники информации о происходящем заботливо блокировались в лучших тоталитарных традициях. Исход неравной борьбы был очевиден: сопротивление белорусской армии было сломлено, и бронеходы с белыми звёздами появились на улицах Минска. Однако генерал Ориньи, командовавший «миротворческой» операцией «Пасифик», не был удостоен высоких наград: в Белоруссии оставались леса, а в лесах — люди, не бросившие оружие. Они дрались и умирали в бою, как умирали когда-то на берегах Онтарио воины народа ходеносауни…

Русский медведь был посажен на цепь, как с нескрываемым удовольствием говорили в Шамплене, но успех охоты был далеко не полным: продвигавшиеся на восток батальоны франглов споткнулись о каменную гряду Уральских гор. Сами по себе эти невысокие горы не явились бы серьёзным препятствие для миротворцев, если бы за ними не стояли полки сибирского атамана Гордеева.* * *

Сибирский и Дальневосточный военные округа игнорировали приказ о капитуляции. Нашлись люди, не пожелавшие покорно склониться перед «властителями мира», и первым среди них был генерал Гордеев. Он действовал решительно и без промедления: опираясь на армию и силовиков, генерал назвал «временных» предателями и объявил о провозглашении независимой Сибирской Российской Республики, прямой правопреемницы России. Энергия Гордеева изумляла и друзей, и врагов: избежав четырёх покушений, воевода мотался между Екатеринбургом, Тюменью, Омском, Новосибирском, Читой и Владивостоком, уговаривая, убеждая, а где и силой встряхивая тех, кто опустил руки под заунывный рефрен «Пропала Россия…». В считанные дни прошли выборы главы нового государства — атамана, поскольку многие считали, что за импортным словечком «президент» тянется слишком уж паскудный след. Ставший атаманом Гордеев мог бы взять власть и силой, но он хотел быть уверенным в поддержке народа — горький урок России был слишком свеж.

Решительный воевода не ограничивался полумерами: приведя в полную боевую готовность ракетные войска и Тихоокеанский флот, он объявил собственностью государства все сибирские месторождения, в первую очередь нефтяные и газовые, без особых церемоний выставив вон их ошеломлённых хозяев. На робкие предостережения — мол, как бы чего не вышло, — Гордеев ответил так: «Я своим тупым солдафонским умишком никак не возьму в толк, с какой этой радости какие-то ухари наложили лапы на недра земли-матушки? Они что, сами туда нефть закачали? Ась? Нет, братцы, лапки эти будем рубить по самые плечики — хватит. Небось китайцы с арабами такого бардака не допускают — у них ни один нефтеталер налево не уходит». Предостережения были не напрасны — все покушения на атамана были организованы не его политическими противниками, а «обиженными» из числа олигархов, но Гордеев и ухом не повёл. «Нефтяную проблему» он решил по средневековому: переловил всех нефтедельцов, до кого дотянулись руки, а такжечленов их семей, и заявил, что «ежели господа хорошие не угомонятся, утоплю я всех этих арестантов в Иртыше али в Оби — это уж как им больше понравится».

Американским миротворцам, пытавшимся вразумить строптивца, атаман без всяких дипломатических экивоков, просто и доходчиво, дал понять, чтобы они не лезли за Урал — худо будет. «Съели вы европейскую Россию, которую вам скормили, но в Сибирь вам дороги нет. Ракеты с нужной начиночкой у меня имеются, и ежели что, они упадут куда надо, и ужене случайно.И на уральской границе мы вас встретим со всем нашим почтением. Я понятно излагаю?». Франглы поняли — они отслеживали настроения сибиряков и не сомневались, что на этот раз русские будут драться. Знали они и о том, что за Урал тянулись лучшие русские люди, не смирившиеся с появлением на родной земле чужеземных солдат. И насчёт ядерного арсенала генерал не блефовал — были у него «ракеты с нужной начиночкой» и те, кто умеет с ними обращаться. И как нельзя кстати пришли во Владивосток четыре атомных подводных ракетоносца Северного флота, оторвавшиеся от преследования и проведённые адмиралом Ивановым под арктическими льдами. «Хрен вам — не пропала Россия!» — сказал сибирский атаман, узнав о прибытии североморской эскадры с шестидесятью восемью ракетами и без малого пятьюстами боеголовками.

Удалось Гордееву решить и «китайский вопрос». Поднебесная Империя очень хотела отщипнуть свой жирный кусок от распадающейся России, но атаман не дал. На сей раз онпроявил себя настоящим дипломатом (и неудивительно — «сермяжная простота» генерала была напускной), сумев запугать китайцев собственной военной мощью и «американской угрозой» (что было нетрудно — такая угроза существовала), соблазнить их возможностью военно-политического союза (Новый Халифат изрядно беспокоил правителей Китая) и порадовать предоставлением права на участие в разработке полезных ископаемых Сибири. Пошёл Гордеев и на кое-какие уступки вроде предоставления автономии некоторым китайским анклавам на Дальнем Востоке — с фактом ползучей китайской экспансии воеводе пришлось смириться.

Сложился новый геополитический баланс, перевитый целым клубком противоречий, грозивших новыми конфликтами.* * *

2004год

Не было тишины на уральской границе. Каждую ночь нейтральную полосу пытались пересечь и беглецы из европейской части России, контролируемой миротворцами, и боевые группы, засылаемые теми же самыми миротворцами на территорию Сибирской Республики.

Ивану было около тридцати, и он сумел заслужить уважение и тех, кто постарше, и тех, кто моложе: люди проверяются в трудное время, когда шелухой сползает всё напускное, и когда ясно становится, кто ты есть на земле нашей грешной. Среди пограничников Иван получил кличку «Ваня-ирокез» — за резкие черты лица, молчаливость, привычкурисовать индейскую татуировку на слое анти-ИК мази, которой мазали лица бойцы ночных дозоров для обмана инфракрасных детекторов и приборов ночного видения, и за свирепость в бою. «Я вот всё жду, Юрьич, когда ты с франглов скальпы снимать начнёшь, — сказал ему как-то раз командир отряда (почти не шутя), — и не удивлюсь этому, чес-слово», на что Ваня-ирокез усмехнулся и бросил коротко: «Негигиенично. Пустая трата времени. Хотя…».

Только не дождался командир появления кровавых трофеев на поясе Ивана. Одной вьюжной ненастной ночью пересеклись на узкой тропке судьбы Вани-ирокеза и лейтенанта-франгла, выскочившего из подорвавшегося на мине-ловушке бронированного «левассёра». Пересеклись — и не разошлись…

…Они выстрелили одновременно, и умерли тоже одновременно. Пуля из «армалитэ» франгла разорвала грудь Ивана, а жакан из его ружья, развернувшись цветком, разнёс череп американца. Иван Лыков и Жан Лико не услышали голос крови — не в то время и не в том месте встретились они врагами. Но даже случись по-другому, вряд ли они признали бы друг друга братьями, пусть даже очень далёкими: одиннадцать поколений — это много.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. ТОТАЛЬНЫЙ ТУПИК

2005год

— И что им надо? — растерянно пробормотал Клаус Мергель. — Жили, работали, и вот на тебе…

Пауль Хоффмайстер только беспомощно пожал плечами — что тут скажешь?

По улице шла толпа людей, одетых странно и непривычно для европейского глаза — в длинные то ли рубахи, то ли халаты сероватого цвета, в простых туфлях на босу ногу. Людей этих было много, и откуда они взялись в таком количестве, ошалевший немецкий обыватель никак не мог понять. Ну да, конечно, африканские и азиатские гастарбайтеры давно стали привычным элементом европейского пейзажа, но элемент этот вёл себя смирно, не нарушая благолепия: афроазиаты подметали улицы, вывозили мусор, работали на стройках, водили автобусы и грузовики и вообще делали массу очень нужных работ, от которых презрительно воротили нос коренные жители Германии, Франции, Бельгии, Голландии, но без которых ну никак не могла обойтись высокоразвитая техногенная цивилизация начала двадцать первого века со всеми своими телекоммуникациями и трансатлантическими авиалайнерами. И все вроде были довольны — поначалу. Но потом, когда гостей-слуг стало много, очень много, они вдруг заявили о себе во весь голос: хотим жить своим укладом! И вообще — ещё неизвестно, кто в доме хозяин: мы или эти бледные, привыкшие жить на всём готовом, не заглядывая в будущее дальше собственного носа.

Разлетелась-рассыпалась водопадом сверкающих осколков витрина магазина, оросив стеклянными брызгами бессловесные манекены, застывшие в заданных позах; и вспыхнула ярким весёлым пламенем перевёрнутая автомашина, подожжённая людьми в серых одеждах.

— О, майн готт, — простонал Клаус. — Куда же смотрит полиция?! Как страшно жить!

А жить действительно было страшно. Только вздохнули свободно за пятнадцать лет, прошедших после распада Империи Зла, когда всё вроде вернулось на круги своя, как вдруг посыпались новости одна другой хуже. Учёные умы нашли в атмосфере озонную дыру, через которую солнечная радиация медленно, но верно выжигает на Земле всё живое; и тёплое течение Гольфстрим потекло куда-то не туда, грозя Европе новым ледниковым периодом; и невинный флирт грозил обернуться смертельным заболеванием, которого раньше не знали; и за непрерывно растущими ценами не угнаться. А если почитаешь газету — там инопланетяне изнасиловали школьницу, а там разупокоилось кладбище, залитое химическими отходами, и восставшие покойники сожрали всех пассажиров туристического автобуса. И теперь ещё эти неблагодарные приезжие норовят выгнать из собственного дома его прежних хозяев…

Пауль тяжело вздохнул. Мадам Жироду (приятная женщина — во всех отношениях, а муж у неё редкий осёл), беженка из Франции, рассказывала ужасные вещи. После взрыва надПарижем правительство организовало расчистку развалин, направив на место катастрофы рабочие бригады, в основном состоящие из таких вот гастарбайтеров. И что бы вы думали? Дело кончилось бунтом — чёрно-жёлтые заорали, что белые хотят их выморить радиацией! Что там творилось — ни в одном триллере не увидишь! Хорошо хоть, решительные парни франглы не стали миндальничать — бросили против толпы цветных бунтовщиков солдат на бронеходах. Пустили в ход слезоточивый и усыпляющий газ (и пулемёты) и навели порядок. Но во Франции всё равно неспокойно — ходят слухи, что Франция скоро станет эмиратом и частью Нового Халифата. А дурные примеры очень заразительны: здесь, в Германии (и не только в Германии), людей с Востока тоже немало — вон они, идут-шагают…

А ведь есть ещё и русские. В буферной зоне Протектората Русь вроде бы спокойно (хотя и там водятся лесные и городские бандиты-партизаны), а вот в Сибири… Сибирский царь грозит цивилизованному миру атомным оружием (а Париж показал, что русские могут перейти от слов к делу) и даже, как говорят, готовит спецотряды зомбированных медведей, умеющих обращаться с автоматами и питающихся исключительно человеческим мясом. Да, Россия — это вечная беда и вечная головная боль всего цивилизованного мира.

И есть ещё орды «новых чингизидов», расплодившихся как кролики и владеющих самыми современным оружием, и размахивают кривыми саблями толпы «новых бедуинов», жаждущих выпустить кишки всем неверным, а их жён и дочерей, нанюхавшихся феминизма, упрятать в свои гаремы для внутреннего, так сказать, употребления. Как страшно жить…

Со стороны центральной площади показалась цепь солдат в чёрных бронежилетах, в касках с прозрачными забралами, с пластиковыми щитами и увесистыми дубинками; за ихспинами ползли две угловатые машины с водомётами. Тугие струи воды ударили в толпу, смывая серую накипь и мусор, которые она за собой оставила, и кусочками колотогольда засверкало в разливавшихся по асфальту бурлящих потоках стекло разбитых витрин.* * *

2006год

Очередная ракета с надсадным кряканьем пронеслась над каменистыми холмами и ухнула где-то сзади. Перелёт. В горячем небе серебряной точкой мелькнул самолёт, оставляя за собой дымные искры отстреленных ловушек: за самолётом тянулись лохматые нити трасс зенитных «голубей Брахмы», и небесным воинам великого халифа очень не хотелось, чтобы один из этих голубей клюнул их машину. Ещё одна ракета легла перед окопами, выбив сноп каменных осколков, прошуршавших над головами сипаев, и упала тишина — временная и тревожная.

Радж Сингх отряхнул камуфляжный мундир. Обстрел кончился, значит, надо ждать появления арабских бронеходов, таящихся где-то там, за холмами. Опять всё сначала: воины Халифата не особо балуют обороняющихся разнообразием — вялый ракетно-артиллерийский обстрел, один-два удара с воздуха и атака, яростная и бестолковая. Держаться можно — были бы боеприпасы, а вот как раз они-то и на исходе. И ещё — не связаться с соседями: в эфире сплошное месиво помех, а «духи гор»-ассасины и пакистанские диверсанты перерезали все линии связи и бьют из снайперских винтовок по любой машине и по любому пешеходу, даже если он в женском платье — война веры беспощадна. Полковник Сингх был уверен, что один на один Пакистан не продержался бы против Индии и месяца, но когда за спиной паков стоят сардары Нового Халифата — это уже хуже. Ничего, его сипаи уже наловчились вспарывать броню арабских «аль-гарунов» ручными «кинжалами Бхимасены» — в горах и предгорьях реактивный гранатомёт удобнее артиллерийского орудия. Карачи грозит Дели атомной бомбой, но вряд ли генерал Мушарраф на это решится — сто пятьдесят индийских «арджун» с ядерными боеголовками за пару часов оставят от всего Пакистана сплошную выжженную пустыню. Имея бомбу, Индия выстоит и против Нового Халифата — высок дух воинов Дели, но если в спину сипаям ударит Китай…

Полковник отогнал мрачные мысли. Его дело сейчас — выиграть этот бой, а что будет дальше — это потом. Ага, зашевелились…

На гребне холмистой гряды прорисовались приземистые жёлтые силуэты: бронеходы великого халифа, поддерживая своих пакистанских союзников, начали новую атаку.* * *

2007год

В бурлящем котле Азии — в который раз за историю человечества — вываривалось отравное зелье большой войны. Между Индией и Пакистаном шла необъявленная война с неясными целями, представлявшая собой нечто среднее между полновесным побоищем до победного конца и затяжным пограничным конфликтом. Этот конфликт был опасен прежде всего наличием у обеих сторон-участниц «большой дубины» — атомного оружия — и тем соблазном, в который обладание этим оружием ввергало как индийских, так и пакистанских политиков и генералов. Халифат поддерживал единоверцев, и не только из религиозных соображений: сардаров великого халифа очень интересовали военные ядерные технологии, имевшиеся у Пакистана. Впрочем, договор о нераспространении атомного оружия давно уже стал фикцией: служба внешней разведки ОША была уверена, что халиф всё-таки получил вожделенную бомбу. Шила в мешке не утаишь, особенно если этот мешок — Россия — лопнул и расползся по швам. В Конгрессе Объединённых Штатов всерьёз обсуждался вопрос о нанесении по Халифату превентивного ядерного «разоружающего» удара или о масштабной военной операции, однакокем-тобыло принято решение с этим обождать, несмотря даже на категорический отказ халифа допустить в страну иностранных наблюдателей по «русскому варианту». ОША ограничились введением своих войск на Цейлон — власти Тринкомали, с немалой опаской наблюдавшие за сварой неподалёку от своих границ, соблазнились обещанием большого доброго шампленского дяди «защитить и уберечь». Хотя на самом деле появление аэродромов и военно-морской базы франглов на Цейлоне только подлило масла в огонь — китайские адмиралы тут же внесли Тринкомали в список приоритетных целей для ракетно-ядерного удара наряду с Порт-де-Перлом, Сингапуром и Окинавой.

Поднебесная Империя чувствовала себя всё увереннее: её вооруженные силы росли количественно и качественно, а союз Китая со Страной Восходящего солнца практически стал реальностью. За тылы китайцы не беспокоились — сибирский атаман в благодарность за поддержку, оказанную ему Китаем в первые месяцы существования СРР, когда положение Гордеева было ещё шатким, дал Поднебесной твёрдые гарантии безопасности. И правители Китая верили атаману: как ни странно, он был человеком слова. Да и не нужна была ему война с Китаем — атаман смотрел на запад, где остались «умиротворённые» русские земли.

А сами китайцы всё явственнее видели неизбежность столкновения с Америкой — к тому всё и шло. И поэтому в Поднебесной благосклонно отнеслись к созданию в Японии общества «детей ночи», новых ниндзя, террористов-убийц, не уступавших ассасинам Нового Халифата.

Готовился к большой войне и великий халиф, разминавшийся пока на восточных границах. Его визири и сардары не были узколобыми средневековыми догматиками — они прекрасно понимали, что в войне двадцать первого века численность — это далеко не самое главное, и что даже миллионы воинов Аллаха могут быть в одночасье сметены эффективным оружием Запада. И поэтому, копя силы, тайком поглаживая свои пока немногочисленные ядерные боеголовки и ограничиваясь периодическими террористическими уколами, арабы неуклонно расширяли своё присутствие в Европе и Америке мирным путём. «Женщина-мусульманка, родившая в Америке пятерых детей, сделала больше, чем шахид, убивший десять неверных» — смысл этого изречения не сразу дошёл до благодушного западного обывателя: для этого понадобился «парижский бунт» и волна беспорядков, прокатившихся по всей Европе. Европейские страны и ОША спешно принимали новые иммиграционные законы, пытаясь остановить «коричневый прилив», но было уже поздно: в гостеприимно распахнутые ворота западных крепостей вошло уже слишком много «новых варваров», взявших с собой своих жён.

И жила в кольце враждебных глаз и нацеленных стволов Иудея, окружённая со всех сторон неспокойным исламским морем. Мусульманский мир смотрел на неё как на занозу, которую непременно надо вырвать, и примеривался, как бы половчее это сделать (чтобы не было слишком больно). Иудея молила ОША о помощи, однако Шамплен не делал резкихдвижений, ограничиваясь экономической помощью, кое-какими военными поставками и словесной поддержкой Иудеи в Совете Безопасности. Ларчик этот открывался не просто, а очень просто: Объединённым Штатам нужна была война, войны настоятельно требовала перегретая экономика Америки, стоявшая на грани кризиса пострашнее Великой депрессии. Большая война варилась в азиатском котле, и маленькая Иудея как нельзя лучше подходила на роль casus belli.[77]* * *

2008год

Кризис разразился внезапно. Внезапно для большинства людей — умеющие думать видели его приближение, а его организаторы знали о том, что кризис неизбежен — ведь они сами творили его денно и нощно. Экономика ОША — и вся мировая экономика западного типа — давно уже работала сама на себя, по кругу, словно белка, скачущая в беличьем колесе и не замечающая, как она превращается в змею, пожирающую собственный хвост. Общество потребления родилось как неизбежная реакция на онанирующую экономику — другое дело, что рождению этого ублюдка немало поспособствали очень толковые акушеры. Западный мир, опираясь на достижения науки и техники, создал изобилие, и власть имущие могли себе позволить уделить толику этого изобилия винтикам исполинского социального механизма, обеспечивая тем самым его безаварийную работу. Однако при непрерывном раскручивании маховика «сделал — продал» экономическая машина набирала и набирала обороты, грозя пойти вразнос: развиваемая мощность превышала полезную нагрузку.

Человеку (если остановиться, оглядеться и спокойно подумать) не так много и надо — в разумных пределах. Нет острой жизненной необходимости ежегодно покупать себе новую автомашину, ежедневно обзаводиться новой одеждой и обувью и ежечасно предаваться чревоугодию и прочим нехорошим излишествам. Не так много найдётся среди обитателей Третьей планеты системы Жёлтой звезды уникумов, способных за одну ночь предаться пылкой любви с десятью представителями противоположного пола, выпить залпом бочонок амонтильядо или слопать в один присест ящик лангустинов. А экономическая машина всё работала и работала, заваливая прилавки магазинов несметным количеством разнообразных вещей, которыедолжны были быть куплены— в противном случае разогнанный до бешеной скорости агрегат взорвётся, разбрасывая во все стороны горячие острые осколки. Можно было бы переориентировать эту машину на что-то другое, но это уже не входило в планы её инженеров и операторов, преследовавших своисобственные цели.

Машина непрерывно совершенствовалась: украсив свои блестящие бока множеством рекламных наклеек, она обучилась гипнозу и шептала, глядя в стекленеющие глаза людей: «Купи… Купи… Купи… Купи — и ты будешь счастлив…». И люди шли и покупали, даже не спрашивая себя, а нужно ли им на самом деле то, что они покупают. Круг замыкался: талеры, оставленные в кассах супермаркетов и мелких лавочек, живыми ручейками стекали обратно в ненасытное чрево машины, подкармливая её и помогая ей с удвоенной энергией делать всё новые и новые вещи, зачастую отличавшиеся от старых только маркой и внешним видом.

Машина хитрила. Своим нечеловеческим разумом она поняла, что хлыстов престижа и моды недостаточно, чтобы заставить человека выбросить на помойку привычную хорошую вещь и купить новую, потратив на неё свои кровные, и начала производить и выбрасывать на рынок недолговечные товары: мебель, красивая отделка которой тускнела и осыпалась через несколько лет; холодильники, начинающие барахлить, как только истекал гарантийный срок; обувь, разваливающуюся на ногах спустя полгода. На прилавки хлынул поток разовых вещей — разовых бутылок, разовых зажигалок, разовых сотовых телефонов, живших жизнью бабочек-однодневок и возводивших из своих синтетических трупиков гигантские пирамиды мусора на задворках цивилизации. Разовость расширяла свою сферу влияния: появились разовые песни и разовые книги, а затем и разовые собеседники, разовые друзья и разовая любовь. Разовость победно наступала во имя ускорения круговорота денег в природе.

Машина научилась играть на людских слабостях, и умело их использовала, взывая к тёмным животным инстинктам: к жадности, зависти и эгоизму. Машина превращала людей в тупых нерассуждающих зомби, бредущих в указанном направлении и не думающих о том, что будет завтра — неудивительно, что для таких людей кризис стал полной неожиданностью и громом среди ясного неба: не желающий видеть не замечает тёмных туч на горизонте.

И одновременно рос и набухал красочно переливавшийся всеми цветами радуги фальшивый пузырь виртуальных денег, не обеспеченных ничем, кроме символов на экранах компьютеров. Талеры размножались бактериями в питательном бульоне, подогретом на огне биржевых спекуляций; они занялись прямым самовоспроизводством, не превращаясьв нечто осязаемое и полезное, и люди, зомбированные магическими словами «прибыль в условных единицах», не замечали, что само их богатство становится условным. Этотпузырь не мог не лопнуть, и он лопнул, обдав всю планету грязными брызгами.

И новый президент Объединённых Штатов Америки Жерар Депардье оказался в роли сантехника, вызванного для ликвидации последствий прорыва зловонной фановой трубы.* * *

2009год

Жерар Депардье победил на выборах с минимальным перевесом, взяв верх над своим основным соперником-мулатом при разнице всего в один процент голосов выборщиков.Кое-ктосчёл, что харизматичный и энергичный Депардье больше подходит для исполнения роли президента в обстановке нарастающего хаоса, чем афрофрангл, склонный к исламу, илучше разгребёт скопившийся за десятилетия ворох проблем. А проблем в ОША хватало, и далеко не только экономических.