И ведь был, был шанс закончить дело миром! Этим утром, когда я вернулся в кабинет Феофанова, после изучения щита управления АЭС, капитаны порадовали меня сообщением, что полковник Тропинин, впечатленный угрозой взрыва, решил идти на переговоры. Воодушевленные светлыми перспективами разрешения конфликта, мы сели завтракать и тут…
Тут-то оно все и началось!
Как так совпало, что подпольщики и детишки-сканеры начнут атаковать АЭС одновременно, теперь уже никто и не узнает! Потому как просто некому! Физически некому! Не осталось людей, способных задавать вопросы! Вообще не осталось…
Первой ласточкой начавшегося боя выступил сержант, влетевший в кабинет Феофанова как пуля. Едва успев прохрипеть что-то типа: «Тревога», стражник рухнул у моих ног, заливая брюки фонтаном крови из дырки в спине.
Тарасов, даже не осмотрев умирающего, бросился наружу. Феофанов задержался, все-таки перед ним лежал его подчиненный. Но даже профану в медицине было ясно, что с такими ранами долго не живут. И, заковыристо выругавшись, капитан бросился следом за коллегой.
А я на несколько секунд замешкался (однако не каждый день тебя окатывают кровушкой из разверстой раны!), и это, возможно, спасло мне жизнь. Из коридора, куда ускакали капитаны, рвануло огнем, да так, что меня кинуло на стену кабинета.
Сколько я пролежал в отключке – бог весть! Но, очнувшись, я по звукам установил, что бой еще продолжается. Ощутимо тянуло гарью, в коридоре клубился дым, где-то вдалеке, скорее всего, на крыше станции, заполошно заливалась сирена. Ее завывания перекрывал сплошной стрекот крупнокалиберных пулеметов.
Торопливо ощупав руки и ноги, я вообразил, что уцелел и на этот раз. Но при попытке встать правая нога просто подломилась. Ах черт! Вот к чему приводит спешка! Ощупав ногу еще раз, я нашел под коленом приличных размеров царапину. Скорее даже глубокую резаную рану. Зацепило чем-то острым, как ножом полоснуло! Пришлось распарывать изрядно пропитавшуюся своей и чужой кровью штанину и бинтовать первым, что подвернулось, – относительно чистым носовым платком.
Закончив с процедурами, я встал (на этот раз очень осторожно, держась за стеночку!) и боязливо выглянул в коридор. Первое, что бросилось в глаза, – обугленный труп, метрах в трех от двери. Кто это может быть? Тарасов или Феофанов? Впрочем… неважно! Коридор выглядел так, словно здесь рванула термобарическая граната «Шмеля». Ну, наверное, эти местные файерболы сравнимы с реактивным огнеметом по фугасному действию.
Так… и что мне делать? «Действуй, Леха! Не стой! Действуй, как задумал! – жестко приказал я себе. – Давай дуй к щиту управления и рви эту станцию к е…ной матери!»
Под ногой что-то звякнуло. Присыпанный пылью и хлопьями сажи на полу валялся «калашник». Тот самый, снятый мной с гэбиста из оцепления. Помнится, конвойный повесил автомат у двери на крючок. Вот взрывом оружие на пол и сбросило. Хорошо, что он мне под ногу попался. В полушоковом состоянии я бы сам о нем не вспомнил.
Подобрав автомат, я сразу почувствовал себя гораздо уверенней. Путь ко второму этажу не казался теперь дорогой в ад. Но не успел я пройти по коридору и пары шагов, как на лестничной площадке, как чертики из табакерки, возникли два парня, одетых в поношенные солдатские гимнастерки. Подпольщики! Я машинально вскинул «калашник» и выстрелил. С перепугу палец на спусковом крючке заклинило, и я сжег весь рожок одной непрерывной очередью. Промахнуться с пяти метров в узком коридоре было мудрено, и враги, естественно, были повержены. Один рухнул сразу, а второй, помельче ростом, умирать не хотел – получив в грудь два десятка пуль, только хекал и крутился на месте, умудрившись даже пульнуть файерболом. Впрочем, попав в стену. Но несколько пуль в голову успокоили и его.
Черт! Как они умудрились очутиться в сердце укрепленного объекта так быстро?
А на лестнице уже слышались шаги. Поняв, что прорваться вниз без боя не удастся, я сменил рожок и залег за косяком двери, держа на мушке выход с лестницы. Незваные гости не заставили себя ждать – над верхней ступенькой замаячили еще две головы. Теперь я стрелял аккуратно, экономно расходуя патроны. Ни в кого не попал, но атака явно захлебнулась. Пару минут ничего не происходило, и я несколько расслабился. Но тут снаружи донесся грохот взрыва. Стены дрогнули, по наружной побежала трещина. Затем взрывы стали бухать один за другим.
Что это? Ведь капитаны уверяли меня, что в Городе почти нет гранат к совсем нет артиллерии!
Через некоторое время я понял, что пулеметы уже не лупят длинными, на расплав ствола, очередями. Да и, судя по звукам, огневых точек заметно поубавилось. Все-таки сила солому ломит! Не прошло и пяти минут, как пулеметы умолкли совсем. Однако и неизвестные артиллеристы стали стрелять пореже.
В одну из длинных пауз между разрывами я услышал, что внизу, примерно на уровне второго этажа, застучали автоматы. Затем по ушам резанул мальчишеский визг, оборванный короткой очередью. Кто там с кем воюет?
– Эй, наверху! – донесся знакомый голос. – Я капитан Тарасов! Назовись, кто ты!
– Тарасов! – обрадовался я. – Живой! Это я, Алексей Макаров!
– Алексей! – удивился капитан. – Вы уцелели? Не стреляйте, я поднимусь!
Через мгновение Владимир мял меня в объятьях, как будто мы были давними знакомыми и не виделись сто лет. Я, честно говоря, не ожидал от него такого проявления чувств.
– Живы, вы живы, Алексей! – хрипло смеялся капитан. – Почти всю охрану ухлопали, Феофанова, вон, спалили, а вы живы!
Немного оправившись, капитан увлек меня вниз.
– А что случилось-то? А. капитан? – по пути, на бегу спросил я. – Откуда они взялись уже на территории станции? И кто стреляет из пушек?
– Стреляют люди Тропинина, – ответил Тарасов, торопливо шагая в направлении щитового зала. – У него, вишь, ублюдки малолетние с поводка сорвались. Без его команды на штурм кинулись. Вот он сгоряча и… Лупит по всему, что шевелится на территории. А орудия у него с полигона. Стояло там на консервации несколько пушек и гаубиц. Испытаний-то, уже лет пятьдесят не проводили, вот и забыли про них все! А Тропинин, гад, вспомнил! Снарядов-то в Городе немеряно! Столько лет клепали, аж склады ломятся!
– Это с ТОЙ химической начинкой? – охнул я, представив, что сейчас творится снаружи.
– С той самой, – кивнул капитан. – А артиллеристы у него ни к черту – стрелять совсем не умеют! Так большая часть снарядов на город падает! Похоже, кранты всему народу!
Мы достигли бронированной двери щитовой. Тут капитан тормознул, развернулся и, взяв меня за локоть, заглянул в глаза.
– Вы, это… – слова давались ему с трудом. – Врубайте все, как мы ночью планировали! Городу этого дня не пережить. Так пусть всем воздастся!
– Хорошо, Володя.. – просто ответил я.
Тарасов кивнул, вытер глаза (он плакал?!!) и решительно крутанул кремальеру двери.
В зале с небольшим подковообразным пультом, на нас в упор глянули дула двух автоматов. Я мысленно охнул, но тут же успокоился. Автоматчики были затянуты в черные комбинезоны Ночной стражи. И они были здесь не одни. На полу, возле стоящих вдоль стен шкафов-сборок с регистрирующими приборами, лежало несколько трупов. Среди тел я опознал трех человек из дежурной смены, которые просвещали меня ночью на предмет управления АЭС. А рядышком свернулись калачиком двое мальчишек в серой школьной форме.
– Да как же?!!
– Они, гаденыши эти мелкие, порталы научились провешивать! – пояснил Тарасов, закручивая внутреннюю кремальеру двери и блокируя ее ломиком. – Хотя эти операнды относились к высшему разделу оперирования энергоПолями. Ну и ударили изнутри! Да и у подпольщиков сильный энигматор есть – его люди сразу на крыше реактора очутились! Короче, Алексей, мы – ваша последняя линия обороны. Похоже, что вся третья рота уже полегла!
Я машинально прислушался – снаружи не доносилось ни звука. Ни выстрелов, ни взрывов. И сирена смолкла. Тишина…
Поняв, что выхода действительно нет, я молча полез в проход между сборками. Защиту реактора можно было отключить только вручную – ликвидировав управляющие цепи. Я торопливо выдергивал реле из намеченных ночью пакетников. Реле для меня, привыкшего к электронным микросхемам размером с ноготок младенца, были непривычными – огромные, с кулак величиной, и тяжелые как камень. Скачала я аккуратно клал их рядком у дверец, но потом, сообразив, что маюсь дурью, стал просто кидать релюхи на пол.
Две, четыре, десять. Так, в этой сборке все! Дальше, дальше! Быстрей! Еще четыре, десять, пятнадцать и вот наконец последняя релюха летит под ноги, и я вытираю пот со лба. Тут пока одну из контактов вынешь – умаешься!
Я, пыхтя, вылез из прохода и, под неусыпным вниманием трех пар глаз, подошел к щиту. Осталась самая последняя операция – выключить циркуляционные насосы. По счастью, хоть здесь восторжествовала малая автоматизация – насосы можно было вырубить простым поворотом тумблера.
Мои пальцы легли на головку выключателя. Одно движение.
Внезапно дальняя стена вспучилась пузырем. Легкий хлопок воздуха – и перед нами стоит Виктор Палыч Плужников, собственной персоной! Так вот как выглядит финиш пресловутого портала!
Плужников небрежно взмахнул рукой и… стражники вспыхнули словно шарики магния! Несколько секунд, и от них остались лишь кучки белого пепла. Эх, Володя, Володя…
Мои пальцы уже начали совершать поворот, но тут Виктор Палыч глянул на меня. Один взгляд – и я лечу вверх тормашками! Правда, невысоко и недалеко – до ближайшей стены. Приземление жесткое, темнеет в глазах.
Когда я прихожу в себя, Плужников стоит надо мной и укоризненно качает головой.
– Плохо, очень плохо, Алексей! При первой встрече вы показались мне довольно разумным молодым человеком!
– Поэтому вы и загнали в меня портал? По родине соскучились, а я что-то вроде передвижных ворот? – прохрипел я. Черт, больно-то как! И, кажись, рука сломана. Крепко меня приложило!
– Ну, соскучиться – не соскучился! А просто тесно мне стало в этом Городе! – хмыкнул Плужников. – Мал мой городок, мал!
– Это не ваш Город! – раздался сзади ломкий мальчишеский голос.
Ага, а вот и Мишенька пожаловал! Хе, все злодеи в сборе!
Виктор Палыч неторопливо и вроде даже как-то небрежно обернулся. Кажется, он не считает Мишеньку достойным противником. Напрасно, ох, напрасно! Впрочем… Плужников огляделся – металлическая дверь в зал по-прежнему была закрыта, ее кремальеру блокировал ломик, а других входов в помещение не было.
– Эге! – Виктор Палыч даже немного развеселился. – Так ты и есть один из вундеркиндов Макарова?
– Во-первых, я не вундеркинд! – обиделся мальчик. Похоже, он просто не знал этого слова. – Во-вторых – я свой собственный! А в-третьих… – Мишенька сделал многозначительную паузу и нахмурился, что совершенно не шло к его растрепанному ребяческому облику: – Я уже не один из…
– Последний, значит, остался, – догадливо кивнул Плужников, слегка пошевелив пальцами.
Воздух между молодым и старым энигматорами словно вспыхнул. Огненная метель продолжалась всего пару мгновений, но мои зрачки словили столько «зайчиков», что я почти ослеп. Дальнейшие виделось мутно, сквозь серую пелену.
– Ого! – удивленно и немного уважительно сказал Плужников. – А ты, паренек, способный! Может, заключим союз? Я, знаешь ли, тоже один остался! Ну, что? Пойдешь ко мне в ученики?
– Нет! – отрезал мальчик. – Вы сами сказали, что Город слишком мал! Он слишком мал для нас двоих!
С этими словами Миша четко рубанул перед собой ребром ладони. Виктора Палыча отчетливо проняло. Застонав, Плужников отшатнулся, но, глухо матерясь, быстро выпрямился. Он тоже стал делать пассы руками. Пространство между ними вскипело. Начался смертельный поединок последних «магов». Со стороны это смотрелось довольно занятно, если не сказать смешно – старик и мальчик машут руками, изредка выкрикивая какие-то слова. Блин, Гарри Портер и философский камень… Я бы посмеялся, но у меня сейчас было дело. Важное дело.
Медленно, по миллиметру, я стал отползать в сторону щита. Разгулявшиеся энигматоры не обращали на меня ни малейшего внимания. Ну и отлично! Работайте, ребятки, работайте, не отвлекайтесь!
Миллиметр, сантиметр, полметра, метр… Хорошо ползу! Вот уже угол пульта нависает надо мной. Вот уже я могу положить на него руку… За спиной раздался грохот, затем истошный рев, мало напоминающий человеческий. Я повернулся. Вот уж никогда не думал, что когда-нибудь увижу визуальное воплощение выражения «гори, синим пламенем!» Однако тело Плужникова охватывали язычки пламени именно синего цвета. И их действие, видимо, было весьма болезненным, потому как ревел он не переставая. Засмотревшись на такое замечательное зрелище, я чуть было не забыл, зачем полз к щиту. Но, посмотрев на застывшего напротив Мишеньку… На лице мальчика отражалось такое хищное удовлетворение…
Я резко, преодолевая боль от многочисленных ушибов и сломанной руки, встал и принялся в темпе поворачивать тумблеры выключения циркуляционных насосов. Первый, второй, третий, четвертый! Все! Теперь хотя бы минуту, чтобы начался перегрев!
Рев за спиной стих. Я медленно, расслабленно повернулся. Плужников оседал на пол бесформенным кулем. Мишенька проводил его падение взглядом, а затем развернулся ко мне.
– Так, а теперь ты, крапленый! – мрачным баском, насупя реденькие бровки, сказал мальчик.
И такой он был смешной в этот момент, что я не выдержал и заржал. Нет, ну, блин, дает, пацаненок! Вундеркинд хренов! А теперь горбатый, я сказал – горбатый! Меня скрутил новый приступ смеха. Я обессилено сполз на пол, сотрясаясь от хохота. Мишенька обиженно захлопал глазенками и взмахнул рукой. Меня обдало жаром. И только? Похоже, что мальчик ожидал другой реакции. Он снова взмахнул руками. Теперь меня обдало холодом… и это все!
– Что-то не работает, мой юный друг! – отсмеявшись, сказал я.
Миша, злобно кусая губу, продолжал делать сложные жесты, выкрикивать заклинания, но все его действия никак не сказывались на моем самочувствии. Даже первичные эффекты в виде жара и холода прекратились.
Конец этой клоунаде положил сигнал зуммера тревоги. Ага! Пошел процесс! Мишенька затравленно оглянулся по сторонам. Да он же, сопляк, ни хрена не разбирается в обстановке! – догадался я. Он, наверное, и знать не знает, что такое АЭС и о какой опасности предупреждает сигнал тревоги. Неуч хренов!
Я медленно встал. Миша испуганно отшатнулся. Я сграбастал гаденыша за шиворот здоровой рукой и, откуда только силы взялись, шмякнул мальчишку о шкаф-сборку. Головенка маленького волшебника состыковалась со стальной поверхностью. Раздался отчетливый хруст. Легкое тельце мальчика сразу обмякло. Я выпустил из пальцев воротник и брезгливо, словно подержал в руках склизкую гадину, вытер ладонь о штаны.
Зуммер тревоги заливался, наполняя меня непонятным спокойствием. Я проверил показания приборов. Отлично! Температура поползла вверх! Теперь, даже если снова запустить насосы, процесс не остановить. Но мне лучше не оставлять шанса желающим переиграть ситуацию. Подобрав с пола «калашник», я стал систематично разбивать прикладом тумблеры управления, а когда они кончились, регистрирующие приборы. Через пару минут я, с удовлетворением оглядев развороченный пульт, повесил автомат на плечо и облегченно выдохнул. Теперь процесс не сможет остановить даже черт. Кстати о чертях… Я с сомнением глянул на трупик Мишеньки. Может сделать контрольный выстрел? Я уже было приставил дуло к голове мальчика, но потом, плюнув, закинул автомат за спину и шагнул к двери. Скорый взрыв будет контрольным выстрелом для всех!
И вот я уже полчаса бреду по усыпанному, даже не трупами, а прахом, Городу. Бреду к крохотному шансу на спасение, практически в это спасение не веря. Автомат давно отброшен – здесь больше не с кем воевать! Эти люди, как пауки в банке, уничтожили друг друга, даже и без моей «гуманитарной» помощи!
Вот, наконец, впереди забелел бетонный забор периметра станции метро. Я невольно перешел на быстрый шаг, а потом на бег. До спасительного прохода остается несколько десятков метров.
И тут по ушам бьет тяжелый грохот, а земля пытается выпрыгнуть из-под ног. Бегущая передо мной моя тень удлиняется и наливается чернотой. Значит, сзади стало очень светло. А сейчас еще и жарко станет… Но до прохода осталось всего десять метров.
Успею ли?
Конан-Дойль Артур
Николаев Андрей
Свержин Владимир
Ильин Андрей
Афанасьев Роман
Трубников Александр