Чтение 19–й страницы книги ~Дети Барса~

— Почувствуй всю цену слез, Мескан. Почувствуй всю цену слабости. Почувствуй. Тытакхочешь жить? Так? Нам следует проявить неутомимость, бодрость и усердие. Встань.

Мескан повиновался.

— Прости меня. Я не хотел нанести оскорбление… ни тебе, ни твоему сану. Но… мы слишком много оплакиваем свои потери и свое бессилие. Мы слишком мало действуем. Сегодня будет иначе. Ты поможешь мне?

— Да.

— Ты простишь меня?

— Да.

— Чемэтоможно убить?

— Простым оружием… но… это очень долго и очень сложно. Требуется много живых щитов… а у нас их всего два…

— Живых щитов?

— Я расскажу… Но прежде… Прежде мне следует дать войску и тебе, государь, одну зыбкую надежду. Хумаве… Любому подобному существу не положено выходить за пределы Мира Теней. И Творец, если мы пожелаем проявить твердость, наверное, вступится за нас, чтобы изгнать Хумаву из мира человеческого обратно, в мрачные пределы…

— Да ты пойми, тощий, — перебил его Пратт, — мы будет драться, мы размажем эту падаль, хоть бы без никакой надежды. Бог всегда над нами, а мы всегда готовы кому надо расколоть черепушку!* * *

Из ворот вышли пятьсот ратников Дворца, Бал-Гаммаст, тысячник Пратт Медведь, двое прозорливых священствующих, Энкиду и Дорт с тремя сотнями урукского ополчения.

— Смотри-ка, Пратт, они поверили мне, они дали три сотни горожан, хоть я никого не просил об этом. Пришел старый Хараг и сказал попросту. «Бери триста наших, государь». Почему, Пратт?

— Ну, ты их не мучил напрасно. Ты их уважил, взял тутошнюю женщину себе в жены… Это людям понравилось.

— И все, Пратт? Так мало.

— Ну… ты к ним внимателен. Как к бабе или к ребенку. Ты возишься с ними. С их всякими делами.

— А как же иначе?

— Кто тут раньше сидел…все больше на столицу поглядывали… А дети, они, знаешь, любят, когда взрослые их слушают. Именно их, Балле, а не кого-нибудь еще.* * *

…Их действительно ждали.

Суммэрк и прибившиеся к ним остатки «борцов Баб-Ану» встали в неровную линию по два-три человека в глубину. Крылья их войска не были прикрыты чем-либо. Слева, вдалеке, плескалась вода в большом канале. Справа тянулись бесконечные поля. Мятежники не чаяли обхода, не ждали противника, сильно превосходящего их в, численности, и не готовились к долгой битве. Они было «пощупали» армию Царства, напав на колесницах, дротиками забрасывая копейщиков Дорта. Но когда возничие — один за другим — стали падать, пораженные из луков, атака захлебнулась. Суммэрк спешились, без жалости бросив колесницы: сегодня они могли позволить себе подобную роскошь. Над их строем висели в воздухе, на высоте двух-трех человеческих ростов, семь странных существ. Больше всего они напоминали жуков с прямыми темными крыльями и тонкими ножками. Но каждое из них по размеру было как полтора Энкиду, а нижняя часть брюшка багрово светилась и источала жар, будто горн плавильщиков. От их морд отворачивались сами суммэрк: ужасные маски жуков, увеличенные в размерах и, словно в насмешку, обезображенные таким образом, чтобы издалека напоминать человеческие лица… Всех «жуколюдей» окружало бледное сияние, подобное лунному свету, но только ярче и заметнее; от них тянулись такие же лунные нити куда-то назад, в сторону шатров, повозок и вьючных животных. Нити вроде бы соединялись в одной точке, но где именно — за строем мятежников невозможно было разглядеть».

Над равниной плыл сумеречный час.

Войско Царства поставило правильный строй и сразу же ринулось вперед, за несколько шагов перейдя на бег. С обеих сторон — одна только пехота. И Бал-Гаммаст знал от Мескана: его пехоте следует резво бегать и споро действовать оружием, иначе вся она поляжет на этом поле. Быстро, быстро, очень быстро! Совсем не так, как обычно двигаются медлительные несокрушимые скалы, составленные из дворцовых копейщиков. Отряд ратников вместе с ополченцами Бал-Гаммаст отдал под команду сотнику Дорту. Медведю он поручил другое дело, а сам занялся третьим, всех прочих важнее…

Суммэрк едва успели сдвинуться с места. Линия Ударилась о линию. Мятежники попятились под натиском урукских ратников. Они еще не бежали и не теряли строя, но и не стояли насмерть, как того требует безжалостный копейный бой.

Однако тут на армию Царства сверху обрушились «жуколюди». Ратники предупреждены были об этой напасти, и все войско недавно купалось в канале, однако последствия были чудовищными. Туловища «жуколюдей», соприкасаясь с человеческими телами и одеждой, жгли не хуже раскаленного металла. Стрелы их не брали, от иного оружия «жуколюди» искусно уворачивались. Копейщики живыми факелами падали и умирали под ударами вражеских ножей. Немногие бросили оружие. Большинство продолжало биться, сгибая суммэрк, оттесняя их, прорезая их ряды. Дорт метался, воодушевляя своих людей. Однако потери были устрашающе велики. Кто знает, долго ли продержались бы ратники и ополченцы, если бы справа не зазвучали победные крики:

— Бал-Гаммаст! Бал-Гаммаст! Апасуд! Бей! Бей! Полусотня ветеранов, выстроенная по пять человек в глубину, обежала левое крыло мятежников и ударила сбоку. Строй суммэрк был смят в мгновение ока. Все крыло побежало, теряя людей, бросая оружие и проклиная командиров.

Семеро «жуколюдей» быстро переместились туда, пали на атакующих ратников и принялись сеять смерть. Но ветераны даже не попытались держать строй… Они легли на землю. Несколько вдохов — и вся полусотни лежит, накрывшись сверху щитами.

— Страшновато, Балле, товарищ мой, брат мой… Страшновато.

— Нападай же, образина! Нападай, брат! …Прямо перед устрашающей семеркой стоял маленький отрядик. Четверо с огромными, плетенными из ивовых прутьев щитами; поверхивняка прикреплены лоскутья мокрой кожи. За щитоносцами — два безоружных человека с застывшими лицами. За этой двойкой — еще одна пара: царь и его названый брат, вооруженные луками, мечами, в шлемах и доспехах с медными пластинами. Еще дальше — четверо оруженосцев с дротиками и тяжелыми копьями. Для чего нужны такие копья? Зачем? Ими бьются, когда надо ссаживать всадника в полном доспехе с коня, драться с Гутиями или охотиться на крупного зверя…

Щитоносцы отскочили в стороны. Безоружные легли на землю. Двое в шлемах выхватили у оруженосцев дротики и метнули их.

Это было слишком неожиданно. Двое «жуколюдей», вереща, упали на землю. Раскаленная жидкость вытекала из них, багровые брызги летели во все стороны… Еще два дротика. Теперь одна из намеченных жертв успела отскочить, зато вторая покатилась с пробитым крылом и лишилась жизни под скорыми ножами ветеранов.

Оставшиеся четверо «жуколюдей» бросились на маленький отрядик. Но тут встали во весь рост и раскинули руки двое безоружных. За один удар сердца раскаленные туловища «жуколюдей» стали холоднее камня поутру. Из-за спин безоружных высунулись жала рогатин. Вот они зачем… Сухо треснул защитный покров «жуколюдей», пропало сияние вокруг них. Трое погибли сразу же, хотя лапки их долго еще двигались, а крылья пытались раскрыться. Один успел взлететь, попал под дротик, забился на земле и уже в агонии перегрыз горло щитоносцу…

Теперь строй суммэрк был на грани полного разрушения и всеобщего бегства. Оставалось как следует толкнуть. Левое крыло мятежников перестало существовать. Ветеранская полусотня методично дорезала тех, кто еще пытался оказать сопротивление.

От шатров и повозок отделился конный отряд с каким-то неистовым всклокоченным стариком во главе. Всадники неслись навыручкуразбитому крылу. Засвистела стрелы. Трое щитоносцев прикрыли царя и его названого брата. Атака конников могла обойтись войску очень дорого. Они врубились в истончившиеся ряды ополченцев, разбрасывая урукских бойцов направо и налево…

Пратт появился вовремя. Его конная сотня как будто нарисовала последний знак на таблице сражения. Этого удара не ожидал никто. Всадники закружились в смертельном танце, поражая друг друга. Недолго стояли мятежники. Бойцы покидали старика, обращаясь в бегство либо падая под копыта коней, чтобы умереть. Наконец и его сбили наземь, обезоружили, связали.

— …Энкиду, полдела сделано.

— Оох, брат…

— Благо Творец дал нам победить столь скоро. Кое-кто не успел опомниться…

«Кое-кто» как раз опомнился и появился на поле боя. — Оох… Хумава твоя…

Этодвигалось за конным отрядом, И пока Пратт занимался вражеским» всадниками, Хумава напал на пеших копейщиков, уже ощутивших радость победы.

Сначала воины Царства увидели светящийся коков. Как будто пространство размером с небольшой загон для скота — в длину, ширину и высоту — окружили лучистым забором, а сверху накрыли лучистой крышей. И каждая частица «изгороди» напоминала блик, оставляемый луной на водной глади. Добрая сотня «лунных дорожек», играя и переливаясь, скрывала колоссальную тушу. Сумеречный свет почти погасил цвета. Но те, кто стоял поблизости, мог различить зеленоватую влажную плоть и узор из черных ромбов наней. Мигнули два тусклых глаза размером с добрую сковороду.

Из-за «лунных дорожек» высунулся гибкий розоватый стержень в два локтя толщиной, разбрасывая слизь, метнулся к ополченцу, прилепился к нему и вмиг утащил внутрь «кокона».

— Язык! Язык! — заорали копейщики. Это были храбрые люди, и они попытались биться с Хумавой. Кто-то выпустил стрелу, кто-то подскочил поближе и ткнул копьем. Тщетно.От лучистого панциря отскакивало любое оружие.

Язык выхватил еще одного бойца. Огромная четырехпалая лапища рванулась из-за сверкающей защитной стены к храбрецу, пытавшемуся пробить «лунные дорожки» копьем, и отшвырнула его прочь. Затем обитатель кокона совершил прыжок на два десятка шагов и придавил своей тушей нескольких ополченцев…

Люди попятились. Зазвучали крики ужаса. Медведь все еще дрался с конными мятежниками, пешие суммэрк, сбившись в кучу, еще оказывали сопротивление в центре». Сражение еще не прекратилось, и теперь начало оборачиваться к победе проигравших.

Еще прыжок — еще двое погибших. Удар языка — еще один. И еще. И еще. И еще…

Маленький отряд Бал-Гаммаста устремился к Хумаве. Щитоносцы — за ненадобностью — отстали.

Прыжок. Еще прыжок. Они никак не успевали вовремя добежать до Хумавы… Еще прыжок. Ополченцы начали разбегаться.

Наконец Бал-Гаммаст и Энкиду, задыхаясь, добрались до самого бока Хумавы, сунули прозорливым стражам по дротику в руки и, прячась за их спинами, вошли вместе с оруженосцами в проход, который открылся в магической броне Хумавы. Прозорливые стражи затем и считались «живыми щитами» от порождений Мира Теней, что умели прекратить действие любой магии вокруг себя.

— Брат! Огромная лягушка, и больше ничего…

Четырерогатины и два дротика одновременно вошли в мягкое тело Хумавы, отыскивая сердце. Миг — и весь отряд раскидан был по полю. Чудовище, издавая свиной визг, совершало беспорядочные прыжки. Затем лучистый панцирь его стал тускнеть, а оно само — замедлять движения. Тут на него обрушился град стрел и копий, более не встречавших преграды. Хумава опрокинулся на спину, дернул раз-другой задними лапами и испустил дух.

Чуть погодя вражеские конники рассеялись, а пешцы, еще сражавшиеся в центре, сдались, не видя иного спасения. Армия суммэрк исчерпала мэ. Добрая половина легла на последнем своем поле. Две с лишним сотни оказались в плену. Остальные разбежались неведомо куда. Но Бал-Гаммаст узнает об этом намного позже. А сейчас он лежал поверх вражеского трупа, оглушенный и потерявший все свое оружие. Энкиду отыскал его, дал вина из глиняной фляги.

— Ээ, брат! Смотри, лягушка, тупая лягушка, да и все тут. А те, те, которые на серебряных ниточках к злобной лягушке крепились?

— Мескан же говорил…

— Давно. Да, давно. Не помню я. Может, месяц назад или Утром.

— Изначально они были светлячками, Энкиду, просто светлячками. Потом им добавили что-то от людей, потом «привязали» к лягушке, которая на треть свинья и на десятую часть демон, а потом мы их поубивали… Поубивали ведь, а, брат?

— Точно! Пойду, буду хохотать и плясать на ее туше! Пойду. Иди ко мне.

— Потом, Энкиду.

Бал-Гаммаст поднялся и осмотрелся. Дело сделано. Тогда он вновь опустился, рассудив, что царь победоносному войску понадобится чуть погодя. Чуть погодя…

Он был счастлив. Земля Полдня подарила ему все, о чем может мечтать мужчина. Любимую жену, верного друга, могучего брата и нечто серьезное, настоящее, сделанное им самим. А ведь удалось ему совершить настоящее дело: вражеский нож не проник к самому сердцу Царства, Урук остался цел и невредим. И не было рядом с молодым царем ни мудрого отца, ни искусных эбихов, ни победоносной черной пехоты… Сам. Сам сделал.

Край Полдня не мог дать Бал-Гаммасту только одно — Бога. Но Бог и без того был рядом с ним.* * *

Войско осталось на ночь у самого поля битвы. Утром царь урукский узнал, что его маленькая армия потеряла семьдесят бойцов. Последним погиб один из оруженосцев, напавших вместе с ним на Хумаву. Еще Бал-Гаммасту сообщили о важном трофее: мятежники везли с собой драгоценную кедровую древесину. Хлебом, вырученным от ее продажи, можно в течение солнечного круга кормить половину Урука… Напоследок Пратт подвел к царю плененного предводителя мятежников.

— Вот попался. Страшный какой, хилый, а все туда же — в драку лезет.

Бал-Гаммаст пригляделся. Перед ним стоял худой, грязный, вонючий старик с лицом безумца. Что-то знакомое привиделось царю в искаженных злобой чертах.

— Как тебя зовут? Старик молчал.

— Балле, пленные говорят, что этот пузырь на жидком навозе именуется «князь Намманкарт».

— Нет. Нет, Медведь. Нет.

Бал-Гаммаст шагнул вперед и положил руку на плечо старика. Тот вздрогнул и закричал:

— Не я, так другой пришибет тебя, щенок!

Царь урукский отнял руку, поднес ее ко рту и укусил до крови. Пратт было сделал движение — заткнуть рот пленнику, но Бал-Гаммаст жестом запретил ему эта На удивление всем, царь заговорил спокойно и холодно:

— Я узнал тебя, Халаш, Тебя, твою душу и всю твою жизнь. Как же ты постарел… Прав был отец, ты — то, чему не следует плодиться. Но мнеэтотуже не отобрать у тебя. Барс раздавил мокрицу, а я брезгую испачкаться о ее труп…

— Убить его! — крикнул Энкиду.

— Убить! — вторил ему Дорт.

— Да, он достоин смерти. И пусть шарт составят приговор по всем правилам: царь Бал-Гаммаст осудил Халаша из Ниппура, мятежника и душегуба, на смертную казнь.

— Балле! Ты ж его… не хотел… вроде бы… Халаш презрительно скривился:

— Мне ли бояться смерти?! Презираю тебя и твой ядовитый род. Ты — то, чему не следует жить, щенок.

Бал-Гаммаст продолжил так же спокойно, шик и начал:

— …А после того пусть составлен будет иной приговор. Царь Бал-Гаммаст помиловал смертника Халаша из Ниппура и вернул ему половину жизни, но половину заберет себе вместе с именем его.

— Как это, брат? Это… это… что?

— Это древняя казнь. Последний раз мой прадед, государь Кан II по прозвищу Хитрец, лишил имени одного предателя и мерзавца. Почти сто солнечных кругов назад… Теперь я Медведь, вот перстень с моей левой руки, пусть его накалят на огне и приложат к середине лба… этому человеку. Там останется два знака: «Нет имени». Потом он может идти, куда пожелает.

— О-ох брат… и что? И все? Он уйдет, злой, хитрый… Потом вернется.

— Львы не едят мокриц.

— Эй, ты, отродье мертвеца, чарь-червяк, убей, прикончи же ты меня! Этот твой… скот… он прав. Я вернусь, я заберу твою жизнь, я еще заберу жизни твоих детей и твоих друзей! Мне твоя милость неприятна.

— Милость, душегуб? Ну нет. Теперь ты будешь чужаком для всех на земле Алларуад и даже не сможешь явиться сюда как гость. Только как враг. Никто не приютит тебя здесь.

Халаш засмеялся. Он смеялся долго, заливисто, а вокруг него стояли в молчании воины Царства.

— Ты! Царь-червяк, царь-щенок, царь-вонючка! Знаешь ли, какой подарок сделал ты мне сегодня? Мою жизнь, а вдобавок — свою собственную.

— Не стоит бояться даже сотни тысяч таких, как ты. Если бы мне пришлось выбирать: лишиться жизни или проявить страх, стоя в одиночку против целой армии Халашей, я выбрал бы смерть.

— Когда-нибудь проверим, пачкун. — Уведите его.

Войско строилось на дороге к Уруку. Пратт как следует поупражнялся со своими бровями, и, когда он подошел к царю, брови тысячника за все лицо говорили: речь пойдет о несущественных мелочах, тут и беспокоиться-то особенно не о чем, так, пустячишко.

— Э-э, Балле, Творец знает, я незлой человек… Но таку-ую пакость надо бы пришибить. По-тихому. Я живо пошлю пару людей, никто ничего…

— Нет, Медведь. Я брезгую.* * *

В старый Урук Бал-Гаммаст въехал впереди войска. Его встречал весь город. Люди улыбались, люди выкрикивали его имя. Кто-то бросал ячменные зерна под копыта царскомуконю. От толпы урукцев отделился старый Хараг. Он поднял руку, и этого оказалось достаточно, чтобы шум стих. Хараг медленно поклонился в пояс и, выпрямившись, проговорил:

— Город и земля благодарят тебя, государь.

— Я… благодарю город и землю! — ответил Бал-Гаммаст.

Толпа вновь загомонила. Хараг подошел к царю и встал рядом, по правую руку. Слева встал Дорт. Из людской гущи раздалось одинокое:

— Копье Урука…

Два или три голоса подхватили:

— Копье Урука! Копье Урука! Город, вставшийуворот, заревел:

— Бал-Гаммаст — Копье Урука! И этот крик уже не стихал…

Сейчас Бал-Гаммасту предстояло пройти Царской дорогой по улицам старого Урука. Там, впереди, в самом конце, ожидали его открытые ворота правительской Цитадели и Анна… Он вспомнил слова отца, Апасуда и первосвященника баб-аллонского. Царская дорога… Вот последний ее смысл: государь едет по телу земли и чувствует, что он с нею — одно. Со всеми домамиитравами, выросшими на ней, со всеми людьми и зверями, ее населяющими, с каналами и садами, с крепостными стенами и храмами, с водой в колодцах и пламенем в очагах — одно.

Конь Бал-Гаммаста сделал первый шаг.

С неба упала капля, вторая, третья… Дождь, которого уже не чаяли, переломил время великого зноя.

Москва, 1999–2003

Глоссарий

Цари земли Алларуад

1510год от Сотворения мира, год Исхода

1510–1550 гг.Ууту-Хеган Пастырь

1550–1554 гг. Мескан-Гашен

1554–1602 гг.Уггал-Банад I Львиная Грива

1602–1613 гг. Сан Хеган

1613–1623 гг. Кан I Коротышка

1624–1675 гг. Уггал-Банад II

1675–1684 гг. Уггал I

1684–1710 гг. Уггал II

1710–1737 гг. — время господства полночных кочевников

1710–1720 гг. Ушпиа

1720–1737 гг. Апиашаль

1737–1755 гг.Лаг

1756–1767 гг. Салэн I

1767–1787 гг. Салэн II

1787–1790 гг.Халласэн Гроза

1790–1815 гг. Бал-Маласт

1815–1860 гг. Бал-Эган Писец

1860–1873 гг. Энмеркар Суммэрк

1873–1900 гг. Салэн III Щербатый

1900–1905 гг.УггалIIIКлятвопреступник

1905–1910 гг. Восстание Бледной Луны

1910–1930 гг.Маддан I Медлитель

1930–1951 гг.Маласт

1951–1991 гг. — годы безвластия, время десяти лугалей, первое нашествие Гутиев

1991–1999 гг.Дорт I Самозванец(не из династии Ууту-Хегана)

1999 г. Дорт II Самозванец

Полужирным шрифтом выделены государи, сыгравшие роль крупных политических деятелей своего времени. Полужирным и курсивом — государи, ставшие «народными героями» Царства. Отмечены только курсивом монархи, сыгравшие сомнительную роль в исторических судьбах земли Алларуад. В действительных царских списках, извлеченных из архива Энкаламду, все они также выделены особыми способами написания.

1999–2000 гг. — время безвластия, восстание малых магов

2000–2041 гг.Анаг Нос

2041–2051 гг. Алаган I Толстяк

2051–2078 гг. Алаган II

2078–2079 гг. Сан Магарт

2079–2101 гг. Далагуд-Эган

2101–2120 гг.Дорт III Разрушитель городов

2120–2152 гг.Аден Лэг Каменный

2122–2134 гг. Дорт IV, соправитель Адена Л зга Каменного

2152–2157 гг. Алаган III

2157–2180 гг.Дорт V Холодный Ветер

2180–2211 гг. Алаган IV Лучник