Чтение 12–й страницы книги ~Заначка Пандоры~

— Это не женщина! — Роберт присел на корточки, сзади на шее у него вздувались следы укусов. — Тут два разных мужских следа. Один на шиповках, размер, как у меня, сорок третий. А вот другой помельче, но тоже мужской.

— Бывают и женщины с крупной стопой!

Они уже пробирались гуськом по еле заметной тропке, здесь Юджин без споров уступил главенство Бобу. У того оказался потрясающий трапперский нюх. Не снижая скорости, лохматый рокер молча показывал Ковальскому то свежие щепки, то зарубки от ножа на ветках, то след вдавленного в землю каблука. Юджин поражался, сколько сил надо было потратить Лису, чтобы прорубить проход. Порой они могли протиснуться только бочком, а на открытых участках переходили на рысь. Потом Кон обнаружил место, где контрольная группа останавливалась на привал. Пакетик из-под орехов, смятая шоколадная фольга, обрывок одежды, испачканный оружейным маслом. В вышине, скрытой многоярусной зеленой подушкой, нарастал звонкий шелест. Ливень еще не мог как следует пробиться к земле сквозь кроны деревьев, но птицы разом затихли, и Юджин слышал только свое сиплое дыхание.

Он не подсчитывал, сколько времени прошло, но когда впереди замаячила прогалина с тремя замшелыми валунами, организм запросил пощады. Боб не стал корчить атлета и тоже молча рухнул на камень.

— Правильно идем… И здесь они были. Видишь, веночек из травок, это Инкина манера.

У Ковальского не осталось желания разглядывать веночки, он с трудом шевелил пальцами в сырых кроссовках и глядел вниз, в притихшую долину. Тихий барабанный шелест сменился слитным непрерывным грохотом, сзади на пятки наступала сплошная стена воды. Опережая пушечный раскат грома, причудливым белым зигзагом разрезала небо молния; не успел Юджин моргнуть, как за ней вспыхнула вторая.

— Слушай, я тут с голодухи решил попробовать местный горох. Очень странный, но пахнет вкусно… — Боб показал коричневый стручок, набитый бурыми семенами.

— Это ваниль, — улыбнулся Ковальский.

— Точно! — Боб озадаченно поскреб в затылке. — Как я сразу не понял?

— Роберт! — позвал Юджин. — Обещай, что сначала дашь мне с ней поговорить!

— Чего ты боишься, Женя? — отозвался тот из-за валуна. — Что я на нее с кулаками брошусь? Я же не совсем дурной…

— Помнишь, ты в Берлине меня спрашивал, доложил ли я начальству, что Инна не одна? Так вот, я доложил, но там было еще кое-что… Она была не просто одна. Вместе собрались три мощных рецептора. Я снял показания и сперва не понял… Так вот, — Ковальский, кряхтя, перевернулся на другой бок. — Я разложил их совместный сигнал… При прогнозе стопроцентного наложения интерференция дала почти точную копию того резонансного воздействия, что уничтожило Панча.

— Как с крысами? — медленно спросил Роберт, поднимая брови.

— Именно. Об этом я и сообщил. Сперва я предложил немедленно заглушить генератор, но потом понял, что это неправильно. Компьютер сделал расчет, и у меня на руках оказалась готовая формула, прекрасная чистая мелодия. Я вспомнил, мы упустили тогда одну мелкую деталь: первый раз мы подвергли обработке сразу восемь животных. Чистаяслучайность, как и открытие пенициллина… Крыс, очевидно, должно быть минимум восемь, а человеческих существ достаточно троих. Три рецептора, находящихся рядом, синхронизируют ответный Юкатану сигнал, а плотность потока возрастает не в три раза, а в квадрате! Раньше считалось, что мозг рецептора не может существовать в непосредственной близости от «генератора» подобной мощности, но последний «ответный залп» убедил меня в обратном…

— Ты хочешь сказать, что моя жена теперь должна резко поумнеть, вроде твоих мышей?

Ковальский вытер мокрое лицо.

— Я заглянул в календарь. На сегодня придется самый мощный резонанс за последние двадцать шесть лет. Я хочу сказать, что многое бы отдал, чтобы быть рядом с твоей женой в момент наложения. И я хочу сказать, что после этого прежней Инны Кон, возможно, ты не найдешь.

20ФЕРЗЬФОРМУЛА УСПЕХА

Джек Пендельсон, придерживая дымящуюся чашку с кофе, спустился по металлической лесенке в лабораторный корпус. Несгораемая дверь тамбура отъехала и вернулась в паз со слабым металлическим звуком, на панели замка зажегся желтый огонек. Теперь открыть замок можно было лишь с центрального поста. Пендельсон поправил застежки хрустящего комбинезона. Сотрудники смежного отдела спускались в свой лабораторный блок исключительно в костюмах высокой биозащиты. Там, где шла подготовка животных к работе в комплексе, не допускались малейшие намеки на простуду или банальный насморк, перед заступлением сдавались экспресс-анализы, а по возвращении из отпусков все проходили обязательный трехдневный карантин в медицинском корпусе.

Здесь, в учебном зверинце, Джек позволял некоторые вольности. Кроме того, обитатели клеток плохо реагировали на людей в масках, иногда просто делали вид, что не узнают. Скорее всего, их раздражал запах кварца и дезинфекции. Еще вчера Пендельсон изменил условия размещения: сильных самцов перевели в отдельные клетки, остальных оставили по двое, за исключением Кассандры, у которой иногда прорезался отвратительный характер. Джек не мог за нее поручиться.

Касабланка, как всегда, принялся метаться по клетке и строить рожи: так он выражал приязнь. Корчной и Фишер меланхолично ковыряли в уголке остатки ужина, Лилит выуживала из затылка Фишера насекомых. Остальные обитатели второй секции дремали. Дежурным лаборантом заступила Сьюзан Квинси, славная девушка. Большому П. никогда не приходила в голову мысль оценивать сотрудников базы по степени внешней привлекательности, но за профессиональные качества он непременно выставил бы Квинси высшиебаллы. Последние шесть часов она, не возмущаясь и не отпрашиваясь на ужин, отзванивала ему через каждые пятнадцать минут и докладывала о состоянии шимпанзе. Со ступенек лестницы Джек видел голый затылок лаборантки и краешек волос, заколотых под шапочкой. Она склонилась над приборами своего поста, выводя на дисплей данные свежих анализов. Цикл стимуляции они завершили еще утром. Больше всех прочих выпендривался Фишер, а Кассандру и Хлою рвало, но умеренной интоксикации избежать было практически невозможно. Всё в пределах нормы. Пока в пределах.

Обычно клетки для грызунов и прочих мелких животных укомплектовывали в два яруса буквой «П». Утром всех лишних вывезли на грузовике в лабораторию университета, Джек посчитал, что сотни миль будет достаточно. Между решеткой и стеллажами с оборудованием оставили широкий проход. Вдоль прохода Джек распорядился протянуть карниз со сложенными жалюзи. Управление занавесом осуществлялось с двух точек: один пульт лежал на его рабочем месте, другой кнопкой ведала из своего убежища Хелен. И коротышка Бентли, и сама Хелен посматривали на Пендельсона, руководившего техниками, немного странно, но предпочли воздержаться от вопросов. Отдельную заботу представляли замки. Сначала Большой П. намеревался запаять дверцы намертво, из инструментального цеха прикатили сварочный аппарат. Но Квинси резонно заметила, что, если обезьянам внезапно станет плохо, их невозможно будет экстренно эвакуировать. Идею пришлось отклонить. «Хорошо, если им просто станет плохо», — размышлял Пендельсон, почесывая Касабланку за ухом. Тот урчал, привалясь спиной к прутьям. А если они решат сделать вид, что им плохо?

Он разложил учебные пособия, проверил кассету в диктофоне. Запись будет вестись дополнительно с четырех микрофонов, укрепленных над клетками, и одного на столе, ноДжек по привычке не брезговал старым добрым способом, хотя ни кассеты, ни технику с территории выносить не позволялось. Он снова вспомнил Гарсию. Из-за этого подонка рабочим пришлось разобрать канализационные отстойники. В результате они нашли несколько обломков дисков, но в таком состоянии, что подтвердить ничего уже было нельзя. Большого Д. давно не наблюдали в такой ярости, он чуть не уволил охрану в полном составе. Манера перестраховываться, так раздражавшая Ковальского, обернулась против самой же безопасности. Уезжая на выходные, каждый обязывался предоставить достаточно точный график передвижений и плюс к тому не реже, чем раз в шесть часов, посылать сигнал с мобильного телефона. Каким-то образом Гарсия догадался, что в аппараты, ежедневно сдающиеся вместе с одеждой, добавлена еще кое-какая электронная начинка. Когда ребята Большого Д. явились по пеленгу в один из кошмарных полуразрушенных домов на окраине, то обнаружили вместо трупа Умберто вполне здорового чернокожего паренька в компании таких же любителей хип-хопа. Малыш честно отрабатывал свои деньги, каждые три часа нажимая на кнопку. Сначала он пытался соврать, что подобрал трубку на улице, но Кристофф взял его за ноги и подвесил над проемом третьего этажа. Разглядев внизу обломки ржавой арматуры, мальчишка разревелся и признался во всём.

На место погибшего добермана Диогена заступил ожидающий своей очереди ротвейлер Плиний. Хорошо, что они всегда готовили одно животное на замену, потому собака адаптировалась достаточно быстро. Уже к семи вечера Плиний успешно прошел серию контрольных тестов, резкого отторжения электродов не происходило, и к пересменке профессор доложил Большому Ю. о запуске резервного комплекса.

Пендельсон выпил за вечер немыслимое количество чашек кофе, истрепал в хлам несколько сигар, но от курения сумел удержаться. Вот уже тридцать четыре года он покупал любимый сорт, но за последние четыре в придачу к десяткам коробок сигар не купил ни одной зажигалки. Он поборол тягу к горящему табаку, но сознательно мучил себя запахом сырого. Это выглядело, как постоянный укор безволию. Собственные слабости представали наглядным примером борьбы двух полюсов личности, о чем Джек и Ковальский неоднократно спорили. Споры по большей части происходили ночами, когда оба, не в силах оторваться от промежуточных стадий испытаний, запасались коробкой сэндвичей и несколькими пакетами сухофруктов. Питание сухофруктами несло дополнительное удобство, ими можно было поделиться с питомцами, без опасений за их желудки. В баталиях на тему слабостей Пендельсон меньше всего склонялся к эмоциональным либо религиозным корням вопроса. Дуализм человеческой натуры, как поле битвы добра со злом, он воспринимал сугубо предметно.

Витальные потребности формируют облик подсознания, это естественная норма, втолковывал он Юджину.

— Норма? — закипал тот. — Тюрьмы, набитые уголовниками, — это норма? Коллективное насилие в государственных школах — это тоже норма?

— Именно коллективное, — воодушевлялся Джек. — Именно коллективное, Юджин. Мы говорим об атавистических принципах, об инстинктах стайного поведения. Ты видишь выход?

— Я думаю, что нужно искать ген, ответственный за зверские инстинкты. Раз уж мы говорим в сослагательном наклонении, профессор, то примем допущение, что этот ген возможно уничтожить.

— Отлично! — радостно повторял Пендельсон. — Вот ты и угодил в собственный капкан. Послушай сам, что ты сказал: «Изгнать дьявола из душ несчастных грешников». Какпо-твоему, сколько лет религия пытается изгнать дьявола из душ человеческих?

— Полагаю, несколько десятков тысяч лет.

— Справедливая мысль. И чья берет в этой схватке?

— Так нельзя ставить вопрос! Апокалипсис еще не наступил.

— Согласен, сменим формулировку. Сильно ли укрепились за сорок тысяч лет позиции в борьбе с внутренним врагом? Не будем забираться глубже, возьмем сорок тысяч лет — окончание периода формирования кроманьонца.

— Я понимаю вашу мысль. Подсознание непобедимо, так?

— А вот этого мы не знаем. Я пытаюсь втолковать тебе простые вещи, как сам их вижу. Для примера возьмем меня, Джека Пендельсона. Попав в соответствующую обстановку, этот лояльный индивидуум способен на потрясающие поступки. Он перегрызет горло за последнее место в спасательной шлюпке. Убегая от хищника, он взберется на дерево, чего не делал последние сорок лет, он почти непременно совокупится с женщиной, если найдет это безопасным, он подчинит себе более слабых, и так далее. Инстинктивное поведение начинает доминировать в тот момент, как только ослабляются функции сознания.

Но! Как только мы с тобой цепляем что-то новое, в моей черепной коробке щелкает реле и вступает в силу императив «черной дыры», как я это зову. Мне становится интересно, а окружающее перестает меня волновать. Уверен, то же самое происходит в черепе любой творческой личности.

— Но говоря о собственном подсознании, вы, чуть ли не радостно, обнаруживаете в себе животное!

— Я не радуюсь, я реалист. Мы знакомы много лет, Юджин, к ты не станешь спорить: когда я работаю, передо мной возникают цели. Получить некий объем знаний о мире. Передать этот объем другим. Подумать, как можно использовать эти знания для… для изменений общества в лучшую сторону. Полагаю, твой разум действует примерно так же. В процессе нашего труда мы принимаем аксиому: не имеют значения деньги, семья, удобства. Где я не прав? Но при этом, стоит Джеку Пендельсону вынырнуть из процесса, как императив альтруизма прекращает действие.

— И вы становитесь таким же тупым пожирателем орешков и сериалов, как Кристофф? Не соглашусь…

— Если речь заходит о деликатесах или о кино, я более испорчен, чем Кристофф. Признаюсь, я могу сожрать зараз четыре больших эклера со сливками и до сих пор получаю удовольствие от Хичкока. Всё просто, Юджин. Ты можешь обжираться тортами, посещать бордели и даже плеваться в церкви. Или напротив, терроризировать жену, выдавать детям по двадцать центов под отчет и возглавлять комитет по защите нравственности. Но периодически тебя что-то толкает, что-то заставляет дрожать, вскакивать ночью в мотеле и покрывать салфетки формулами. А когда салфетки кончаются, переходить на стены, черт возьми! Вспомни, как мы провели ту недельку, когда сто первая дворняга Эдварда выжила в сыворотке! Мы не спали и не ели, а глаза у всех троих были, как у бешеных кроликов! Тебя, помнится, не слишком заботило, отглажены ли брюки, что подумаютсоседи, ты даже забыл в мусорном ведре приглашение преподавать в лучшем университете… Это и есть сознание, или сверхсознание, которого, к огромному сожалению, недостает нашему уважаемому Кристоффу…

— Джек, вызов оператора!

Пендельсон стряхнул оцепенение. Он стал каким-то заторможенным после известия о гибели Сноу и невразумительного исчезновения одного из своих лучших студентов. При воспоминании о Гарсии вообще начиналась зубная боль. Юханссон упомянул, что парня поймали где-то в Мексике, но тот нес такую чушь, что его толком и допрашивать не стали, отправили на психиатрическую экспертизу. По крайней мере удалось выяснить, что это Умберто, а не Ковальский взломал архив; у шефа камень с души свалился. А заторможенность была естественной реакцией на пережитый стресс. Пендельсон оценивал состояние собственного разума довольно критически, он не боялся очевидных старческих изменений, он боялся не успеть… Кофе почти остыл, профессор осторожно поставил чашку на стол и утопил клавишу селектора.

— Джек, мы готовы.

— Сьюзан, вы проверили клетки?

— Да, несколько раз. Вместе с мистером Бентли приходил программист, Гордон из первого отдела. Он подтвердил, что поднять задвижки можно только с центрального поста.

— Включая входные двери?

— Да.

— Хелен, ты нас видишь? — Профессор перевел взгляд к четырем дополнительным камерам, закрепленным возле потолочных вентиляционных коробов. Несмотря на два включенных кондиционера, в помещении становилось жарко, потому что утром под его личным контролем техники закупорили воздушную шахту.

— Прекрасно вижу, Джек.

— Сьюзан, что показывают приборы на ошейниках?

— У Фишера повышенный лейкоцитоз, остальные в пределах нормы.

Пендельсон протер очки. Вроде бы ничего не упущено. Он не мог поведать Квинси о проблемах двухлетней давности, ограничился самыми мрачными прогнозами на ночь. Она имела полное право уйти, но осталась. Славная девушка, повторил про себя Пендельсон, следя, как та скалывает распечатки в аккуратные стопки. Сьюзан была маленького роста, немного полноватой, но чрезвычайно подвижной. Все обязанности, не требующие ювелирной точности движений, она выполняла на бегу. Даже присаживаясь на рабочем кресле поста, она привычно подгибала одну ногу, точно готовилась спружинить и ринуться дальше, наматывая круги по коридорам базы. Если бы к ее гражданской смелости слегка добавить смелости научной, она могла бы принять отдел Юджина…

Хелен Доу находилась этажом выше, в компании Бентли (тот сам напросился, но бури восторга это ни у кого не вызвало). Вернувшийся из Берлина Сол Рейли был отправлен контролировать машинный зал. Пендельсон едва успел перекинуться с биологом тремя словами; Сол пребывал в жутком состоянии, полиция его первым вызвала на опознание трупа Сноу. Кроме всего прочего, Рейли был женат на сестре Эдварда. Пендельсон сперва колебался, задействовать ли Рейли в эксперименте, но тот, после дня молчания, позвонил и вызвался сам. Он сказал, что не в состоянии ехать к жене и проводить этот вечер дома. Там и так достаточно народу, родня уже начала съезжаться, и он не вынесет бесконечных вопросов, ответов на которые никогда не будет.

Бентли — единственный, кому, по личному распоряжению Юханссона, позволялось оставить при себе телефон, — сидел, как мышка, не отрываясь от экранов. Еще одним этажом выше, в круглой кабинке из пуленепробиваемого стекла, сменялись двое охранников. Сегодня их было двое, без овчарки. Обычно дежурный совершал обход базы, проверял двери и заглядывал в щитовые. Затем поднимался наверх побродить среди тракторов и косилок и перекинуться парой слов с сержантом у ворот. Сегодня вечером кое-что поменялось. Юханссон дал указание Большому Д., чтобы тот лично, на пару с Пендельсоном, проинструктировал охрану. Сам Большой Ю. умчался по делам в Вашингтон и умолял держать его в курсе.

Нынче вечером Ллойд патрулировал коридоры, а Кристоффу приходилось неотлучно следить за лабораторией и за постом оператора, потом им следовало поменяться. Большой Д. не собирался их запугивать, но провести Кристоффа было тяжело. Выслушав шефа безопасности, он изобразил удивление, что случалось с ним крайне редко.

— Я правильно понял, мы ожидаем нападения? — Большой Д. нервно пожал плечами, указывая на Пендельсона. Тот собрался с духом:

— Ваша задача следить за всем необычным.

— Три камеры перенацелены на клетки. Мы должны следить за запертыми обезьянами?

— Не только. Если вы заметите хоть что-то необычное в моем поведении либо в поведении мисс Квинси, немедленно докладывайте оператору и действуйте, как мы договорились.

— Это я понял. А что… что в вашем поведении, доктор, должно показаться мне необычным?

Пендельсон откашлялся.

— Мистер Кристофф, вы больший специалист, чем я, в подобных вопросах. Скажем, вы способны заметить, если кто-то из лаборантов придет слегка под мухой?

— Полагаю да, сэр. В свое время я докладывал в отношении Тенесси трижды, сэр.

— Тогда вам не надо объяснять. Второе. Обращаюсь к вам обоим. Если вы заметите в коридорах хотя бы одно животное, немедленно стреляйте усыпляющими.

— Сэр?!

— Я повторяю. Даже если на экранах будет всё нормально, но объемные датчики покажут малейшее движение, я разрешаю вам открыть огонь. Если транквилизатор не подействует, используйте обычное оружие.

— Мы правильно вас поняли? Вы приказываете нам стрелять в обезьян?! — Ллойд облизнул губы. На поясе у него висел дополнительный пистолет, заряженный семью ампулами.

— В любых животных, даже в сопровождении человека. Теперь ясно?

Оба кивнули. Большой Д. переминался с ноги на ногу.

— Кристофф, скажите, как вы поступите, если вернувшись с обхода верхнего периметра, вы обнаружите мистера Ллойда с шимпанзе на руках?

Кристофф слегка повернул свои стеклянные глаза:

— Я потребую от него, чтобы он снял обезьяну, сэр. После чего усыплю ее, доложу оператору и заблокирую оба наружных выхода.

— А если он откажется выполнить вашу просьбу? — Пендельсон оторвал от сигары очередной лист. Большой Д. подумал, не остаться ли самому на сутки.

— Матерь Божья… — выдохнул Ллойд, его веснушчатая круглая физиономия посерела. — Вы это серьезно, док?!

— Я сожалею, парни… Итак, Кристофф, ваши действия?

— Я буду вынужден стрелять ему в ногу, после чего убью обезьяну.

Ллойд икнул. Кристофф выглядел, как гранитная скала.

— Превосходно. И последнее. На ваши переносные пульты, на кнопку с нулевым номером, выведена функция блокировки лифтов и наружных выходов. Нет необходимости бежать в пультовую и срывать пломбу с рубильника, достаточно удерживать «ноль» две секунды. Завтра мы вернем схему в прежнее состояние, это крайняя мера. Будьте осторожны, блокировка необратима, и вытащить нас отсюда смогут только снаружи.

— Парни, если такое произойдет, я получу сигнал первым, — успокоил Большой Д.

Полковник находился на грани легкой паники. Ему не терпелось поскорее пройти контроль и добраться до своего шкафчика, где во внутреннем кармане куртки грелась плоская фляжка. Лишний глоток сегодня явно не повредит. Лучше бы он остался. Глаз всё равно не сомкнуть, но кто-то должен быть снаружи. Если сработают аварийные двери, войти на базу можно будет лишь двумя способами: либо посредством компьютерного кода, который он сам менял ежедневно, либо применяя тяжелую буровую технику. Кроме Пендельсона, никто из остающихся внизу, даже Бентли, не представлял, что существует отдельная инструкция для начальства на случай внутренней или внешней катастрофы. Также никто не знал, что вчера, на совещании у Грегори, в инструкцию было внесено, с подачи Пендельсона, одно малоприятное уточнение. Профессор не сказал генералу ни слова про крыс, покаяться задним числом, означало бы загубить на корню готовящийся опыт. Но он постарался быть достаточно красноречивым. Уточнение заключалось в том, что в случае блокировки входа спасателям вменялось не выпускать наружу ни единого человека, пока не будут уничтожены все животные.

— Джентльмены, мы были вынуждены взять с вас дополнительную подписку о неразглашении событий, которые… могут произойти за эти сутки. Пленки с записями со всех камер в любом случае будут заменены на статичные изображения. Я надеюсь на вашу лояльность. Что бы ни произошло, ваш завтрашний коллега, мистер Ллойд, должен принять смену без единого нарушения режима.

Джек показал Квинси большой палец, девушка кивнула и склонилась над клавиатурой.

— Видео включено, сэр.

— Хелен, звук в порядке?

— Норма по всем микрофонам.

— Запускайте генератор.

Щелчок. На своем мониторе Пендельсон наблюдал кривые ритмов Плиния. Собака не проявляла нервозности. Доктор давно склонялся к тому, чтобы полностью перейти на эту породу; в противовес холеричным доберманам и даже овчаркам, флегматичные ротвейлеры вызывали меньше хлопот.

— Генератор запущен.

— Сьюзи, добавьте света!

— Да, доктор, — Квинси потерла пухлую розовую щеку, коснулась клавиш, под потолком вспыхнули дополнительные лампы. Профессор скосил глаза на второй экран. Температура в зале перевалила за семьдесят по Фаренгейту, влажность достигла шестидесяти процентов и неуклонно росла. Он расстегнул молнию комбинезона.

— Хелен, открывайте.

Эту обязанность сегодня он также возложил на оператора комплекса. Выдвижные решетки между секциями поползли вверх. Касабланка среагировал первым: накинулся сзади на Корчного и попытался отнять у него апельсин. Хлоя проснулась и затеяла бегать по кругу, Фишер возобновил сексуальные приставания к Пандоре, та делала вид, что устала, но, наконец, сдалась. Во время любви она, не отрываясь, глазела на Пендельсона и грызла кусок скорлупы. Пендельсон взял диктофон:

— Двенадцатое июля две тысячи… года. Время 21.20. Лабораторный блок номер два. Присутствуют… Дежурный оператор… Генератор в пассивной фазе, перципиент — ротвейлер Плиний, возраст четыре года, личный номер… Материал — группа из семи половозрелых шимпанзе, личные номера… Состояние животных спокойное. Стимуляция завершена. Задача опыта — исследование первичного эффекта Сноу в условиях малой площади размещения. Исходная площадь — сто пятьдесят квадратных футов.

Он извлек из кармана сложенный тетрадный листок.

— Хелен, по первому каналу пятнадцать миллиампер, частота…

— Первый канал загружен!

— По второму каналу…

— Второй канал загружен!… Третий… четвертый… девятый загружен!

— Плотность потока?

— Двенадцать и три. Джек, пятый канал нестабилен.

— Введите собаке успокаивающее…

Фишер оставил Пандору в покое и переключил внимание на Кассандру. Из-за периодических попыток Касабланки захватить власть в стае, Фишер вынужден был целыми днями доказывать свои законные права на прекрасную половину. Лилит повисла на сетчатом потолке и пыталась дотянуться до микрофона.

— Синхронизация контура?

— Тридцать.

Пендельсон хлебнул холодного кофе, поднес к губам диктофон. У него зрело смутное предчувствие, что сегодня произойдет нечто неординарное, вместе с жарой в подземном зале набухало осязаемое душное ожидание, хотелось вскочить и двигаться, сбрасывая с себя это «нечто». Он с мимолетной завистью подумал о Большом Д., который наверняка уже приложился и сидит под кондиционером в обнимку с женой и бутылкой.

При мысли о жене Пендельсон ощущал обычно не то чтобы горечь, а неясное смущение. Он не прожил молодость библиотечным червем, напротив, озираясь на своих теперешних студентов, он удивлялся порой излишней сухости их взаимоотношений. Возможно, всё дело в эмансипации, девочки стремятся декларировать независимость от мужчин. Возможно, дело в темпе жизни, современная молодежь хочет за пять лет успеть то, к чему прежнее поколение шло десятилетиями.

— Джек, пятый канал стабилизировался. Синхронизация сорок.

— Наращиваем в прежнем темпе. Когда достигнет шестидесяти, уменьшайте площадь клетки вполовину. Мисс Квинси, подкиньте Пандоре сладенького.

— Хорошо, сэр. Но вы же знаете, отнимут…

Он повторял себе, что становится старым занудным брюзгой. Он спрашивал себя, какими грандиозными качествами должна обладать женщина, чтобы пробудить в нем такую же страсть, какую вызывал в юности микроскоп. Самым парадоксальным было то, что женщины упорно тянулись к нему и раньше, и сейчас. Конечно, сейчас это были совсем другие женщины, не те разбитные девчонки с прическами под Монро, которые только начинали примерять джинсы и давились первыми противозачаточными пилюлями. Теперь ему строили глазки жены коллег. Джинсов они уже не носили, хотя волосы красили, как и прежде.

— Сэр, всё в порядке? — На левом экране возникло рубленое лицо Кристоффа.

— Да, всё по плану.

— У вас неполадки с теплоотводом, сэр. Восемьдесят шесть градусов.

— Не беспокойтесь, всё по плану.

На полукруглой панели перед профессором светились четыре монитора. Правый показывал телеметрию Плиния, на следующем сменялись разноцветные графики, отражая расхождение с нормой плановой нагрузки. Крайний левый компьютер передавал по очереди изображения с камер центрального поста, обоих постов охраны и тех, что висели над клетками. Единственный молчащий экран ждал своего часа.

— Сэр, площадь семьдесят пять квадратных футов.

Дальняя стенка клетки пришла в движение, подталкивая обезьян вперед. Роликовые направляющие тихонько поскрипывали, подвижные стенки представляли собой продукт совместных инженерных усилий двух отделов. Юханссон дольше всех не мог уразуметь, почему бы просто не запихать шимпанзе сразу в один ящик.

— Насильно? — уточнил Пендельсон.

— Джек, ты собрался спрашивать их согласия?! — Пендельсон не сомневался, что шеф не простил ему прокола с передачей секретных программ. Поэтому он никогда не узнает, какое слово жирно выделил Ковальский в своем коротком электронном послании, сопровождающем данные предполагаемой нагрузки. «По возможности, добровольно».

«Пусть не совсем добровольно, — рассудил Джек. — Создать хотя бы видимость добровольности».

— Сьюзи, подбросьте им мандаринов. — Некоторые жены коллег были вполне ничего, но со временем Пендельсон пришел к любопытному заключению. Пики дамского интереса почти идеально совпадали с его нечастыми интеллектуальными прорывами, хотя он никогда не говорил с ними о работе. Он не обманывался насчет своей внешности. Внешность самая обыкновенная: широкий нос, остатки седой растительности на залысинах, белки в набухших сосудах, непростительный живот. Нет, очаровательные дамы интуитивнотянулись к нему в моменты малого и большого успеха, точно завороженные вибрациями идей, не дающих ему спать. Вероятно, поэтому, он возлагал сегодняшней ночью больше надежд на самок, особенно на эмоциональных Лилит и Пандору.

— Сэр, нагрузка достигнута. Каналы стабильны.

Пендельсон вытер пот. Квинси тоже приходилось несладко, но девушка даже ни разу не отпросилась в туалет, только протирала гигиеническими платочками капельки пота на лбу и шее. Обезьяны шумно возились в непривычной тесноте, Фишер скалил на кого-то зубы. Пендельсон перевел взгляд на пустой пока четвертый экран.

— Хелен, включаем второй комплект.

— Есть питание! Какой режим восприимчивости, сэр?

Джек свирепо кусал размокшую сигару. Еще две, разорванные на куски, словно побывавшие в мясорубке, валялись в мусорном баке под столом.

— Сразу начнем со второго. Долго они так не выдержат!

— Джек, амплитуда четвертого типа.

— Я и сам вижу. Уменьшайте площадь до сорока квадратов!

Он рванул воротник. Слева выплыло озабоченное лицо Ллойда, затем его сменила короткая стрижка Доу. Хелен толкалась каблучками, ее кресло молнией проносилось междушкафами, пальцы летали по клавишам. В машинном зале Рейли изумленно покачал головой, докладывая Доу о расходе энергии, мегаваттный трансформатор гудел на пределе. Пендельсон ощущал себя на поверхности раздувшегося, готового лопнуть, жаркого пузыря. Джек не верил в предчувствия, мало того, разок его посетила мысль, что Ковальский мог и ошибаться. Но если он ошибался, то откуда лезет столь необычная картинка? Пендельсон выплюнул остатки табака. На третьем экране творилось нечто невразумительное, хаос… Черт, животные сгрудились слишком тесно, если кто-то и даст приличный процент наложения, в толпе не разберешь…

Он не сразу понял, что произошло. В барабанные перепонки ударила тишина. В туалете капала вода. Шелестели вентиляторы процессоров, тоненько посвистывал ближайший кондиционер.

— Тридцать футов, сэр!

Обезьяны молчали. Теперь им приходилось по-настоящему туго. Квинси закрыла рот кулачком, затем, встретив взгляд шефа, опомнилась и вернулась к своим обязанностям. В ошейниках обезьян были закреплены нательные датчики, показания которых сходились на компьютер лаборанта.

— Сэр, у Пандоры и Хлои растет пульс! У Корчного давление сто сорок на двести!

Пендельсон задыхался, ему казалось, что в ботинках хлюпает пот. Среди тех, кто остался ночью на базе, не наблюдалось ни одного, даже слабенького рецептора, и профессор отдавал себе отчет, что колоссальная ментальная сила, прессующая животных, не оказывает на него ни малейшего воздействия. Не должна оказывать… Он злился на подчиненных за неповоротливость и понимал, что не прав в своей злобе, потому что сквозь тело, сквозь мили нервных окончаний, сквозь циклические цепи синапсов текло что-то жуткое. Он отрывисто отдавал команды, ни на секунду не теряя контроля над происходящим, но вжимал голову в плечи, словно под потолком, взвихривая волосы на потной лысине, раскачивался тяжелый каменный молот. Капли воды падали с грохотом артиллерийских снарядов. Стеклянные полки шкафов едва уловимо позвякивали. Позади, с одного из стеллажей, соскользнула и покатилась пустая реторта. Квинси взвизгнула, Ллойд подпрыгнул у себя в будке. Пендельсон чертыхнулся, смахнув локтем на пол пачку листов.

— Джек, наложение тридцать! — голос Доу чуть не сорвался на визг. — Мы прошли прежний порог!

— Вижу… Давай третий режим!

— Сэр, Кассандра в обмороке!

Сбоку, над плечом Хелен, мелькнули вытаращенные глаза Бентли.

— Продолжаем, убери еще пару футов! — Кто-то из шимпанзе пронзительно застонал.

Хлою рвало, Касабланка бился челюстью о прутья, по губам его текла кровь.

— Наложение сорок семь процентов!

— Сэр, я не могу, они на меня смотрят! — Сьюзан, зажав рот ладошкой, выбежала в туалет.

Профессор кинул взгляд на монитор и забыл обо всём. Из хаоса линий и сгустков начало что-то появляться, возникала неясная пока симметрия. Он лихорадочно переключалдиапазоны, пока машина выбирала уровни фильтрации.

— Джек, у Плиния отторжение электрода, нестабильность седьмого канала!

— Распределите нагрузку по оставшимся!

— Джек, он не выдержит!… О, господи! Наложение шестьдесят!!!

— Хелен, ускорьте обмен сыворотки! Удержите его хотя бы пять минут. Сколько времени он в активной фазе?

— Почти час.