Чтение 3–й страницы книги ~Заначка Пандоры~

— Никто из моих знакомых не пишет по-немецки с ошибками. Либо пишут по-русски!

— Хорошо, — мне всё это начинало надоедать. — Я готов пойти с тобой.

— Да идти никуда не надо. Просят выйти на улицу, на угол, срочно поговорить.

При слове «угол» меня посетила одна незначительная идейка. Высунул голову, осторожно выглянул с балкона налево. Вблизи находился лишь один перекресток, а направо улица чуть заметно изгибалась. Все порядочные горожане разъехались по конторам, серый асфальт веселил глаз пустой разметкой. Два раскрашенных байка у закусочной, дальше почтовый фургончик, старушка на коляске инвалидной катится неспешно. Пусто на углу. Если не считать тонированной бочки «ауди». Я мысленно прикинул план дома. Аккурат стоят напротив подъезда, выйти незаметно не судьба.

— Ты кого-то видишь?

— Нет, никого, — я задернул шторы. — Где мой рюкзак?

В рюкзачке, в накладном кармашке ножик у меня неплохой обретался. Пеликан затачивал, он любит это дело, чтоб консервные банки без усилия резать, и для иных надобностей. Я пошевелил голыми ступнями, потом извлек из глубины рюкзака туристские ботинки. Зашнуровался, точно в горы.

— Может, в полицию позвонить? — Она оделась; нахохлившись цыпленком, села на край дивана.

— Звони.

— А что я им скажу?

Я глядел на нее и прокручивал ситуацию. Вот тут я пас. Очень возможно, у тебя найдется, о чем поговорить с полицией, и, очень возможно, это будет лучший выход.

— Слушай, это, наверное, идиотизм… — она сцепила руки, обхватив сжатые острые коленки, — но я боюсь…

6ОФИЦЕРПРОПАВШАЯ ЖЕНА

Последний час Юджин допускал, одно за другим, грубейшие нарушения инструкций. Во-первых, на пару с Арчи Мэгуином они курили в чужой квартире. Во-вторых, пили кофе хозяина из его же чашек. В-третьих, вместо того чтобы осмотреться и незаметно выйти, продолжали сидеть и ждать. Хозяин квартиры лежал поперёк тахты в состоянии полногобеспамятства. Судя по количеству провонявшей спиртным посуды, всю ночь здесь пили втроем. У гостей хватило сил уйти, а хозяин, очевидно, продолжил в одиночестве. Кола с водкой, пиво, виски.

Арчи предлагал вначале поднять парня более радикальными методами, но Ковальский воспротивился. Этот бородатый человек оставался на данном этапе единственной зацепкой, нельзя было его напугать. Хотя имелось еще оборудование Сноу на квартире у Ингрид. Но пока там шуровали криминалисты, нечего было и думать, чтобы снять показания приборов за вчерашний день. Сам Эдвард так и не объявился — ни в гостинице, ни на квартире. С каждой минутой у Ковальского крепло ужасное подозрение, что его лучший друг мертв, как и старший группы Родригес. Покуда Арчи обыскивал шкафы, Юджин устроился в наушниках за кухонной дверью и распаковал базу данных Луиса.

Дважды пришлось выходить на связь с Гарсией, запрашивать личные пароли. Поначалу ничего любопытного не выплыло, десяток новых снимков, обрывки пустой болтовни. В последней серии, датированной вчерашним утром, от 11.42 до 14.16, Инна Кон прогуливалась в обществе какого-то кудрявого парня, похожего на бывшего хиппи. По всем признакам, случайный знакомый, подцепила где-то в баре…

Куда они могли пойти? Идиотский вопрос. К подруге на вечеринку. В отель. Уехать на Карибы. Всё что угодно. Юджин нехотя признал, что, помимо крайней степени нервозности, начинал постепенно испытывать личную ненависть к девочке.

Заглянул Арчи. Молча показал руками крест. Ничего, ни одной женской вещи в квартире. Непонятно, как Луис мог это пропустить, трое суток он указывал именно этот адрес… Храпящий на тахте человек — ее бывший муж. Две последние ночи, согласно докладам, она провела тут.

Ни одной личной вещи. Значит… Значит, попросту гостила, а живет где-то в совершенно ином месте. Дьявол! Ковальский набрал номер Рейли.

— Ты где?

— В клинике. Чарли без сознания, практически парализован. Я посмотрел у Ингрид в квартире, в технике вашей не очень разбираюсь, но, кажется, всё на месте. Два момента, босс…

— Говори.

— Он сам открыл кому-то. Наши парни ручаются, что дальше порога человек не проходил. И траектория соответствует. Две пули: одна срикошетила от грудины, вторая прошла трахею навылет. Убийца не стал даже проверять, мертв ли Пристли, возможно, его спугнули. Тут соседка снизу объявилась, приняла нас за полицию, утверждает, что ночью кто-то бежал вниз по лестнице.

— То есть наша работа убийцу не интересовала?

— Ни работа, ни бумажник… Да, самое главное. Согласно графику, объект вел вчера Сноу.

— Подожди… — Ковальский потер виски, залпом допил кофе. — Следовательно, записи вчерашнего вечера у Эдварда? Его очередь была вести объект?

— Да. Знать бы еще, куда он девался. А Чарли практически сутки торчал на Шлоссштрассе, отслеживал энергетику. На девочке должны быть два зонда, но батареи давно сели.

— Значит, мы можем взять ее только по новому выбросу?

— С известной погрешностью. И то… Без Луиса я не уверен. Есть другая идея.

— Сейчас любая подойдет.

— Ты только не подумай… Одним словом, если Сноу еще жив…

— Продолжай.

— Юджин, мы не знаем, что с ним, но, если его телефон еще при нем, или фотокамера… Понимаешь, мы тут утром потолковали с Арчи, он считает, что у нас у всех стоят «жучки».

— Полная чушь! Я бы знал, — Ковальский повернулся к Мэгуину. — Артур, зачем нам друг за другом следить?

— Это по линии отдела безопасности, босс. Ты ничего не теряешь, попробуй, поговори с Большим Д. Возможно, он расколется и передаст тебе коды. Если они существуют.

— Я попробую.

Ковальский убрал трубку и с минуту сидел, уставившись в экран ноутбука. Им владело ощущение потери контроля. Он осознал, наконец, что его подспудно беспокоило последние часы. Большой Ю. сам обязан был выйти на связь, сразу после ЧП. Впервые за несколько лет руководство никак не проявляло себя: или пребывало в растерянности, или,что тоже было вероятно, возникшие проблемы обсуждались на более высоком уровне.

На столике проснулся телефон. Ковальский кивнул. Арчи взял трубку, прикрывая микрофон рукой.

— Это она. Не понимаю по-русски.

— Дай мне.

— Роберт, не молчи! — женский голос звучал с истерической, неумолимой настойчивостью. — Ты слышишь? Роберт, это я, не дури! Ты пьяный, что ли? Это очень важно! Я прошу тебя…

Связь прервалась.

— По крайней мере теперь мы знаем, что она жива… Еще минуту. Мне надо связаться с базой.

Большого Ю. застать не удалось. Оператор уверял, что использовал все возможности. Формально Ковальский не обладал властью указывать связистам, что им делать. Ему стоило большого труда сдержаться. Трижды просил перезвонить шефу проекта домой и в машину. Безрезультатно. Происходили неслыханные вещи: Большой Ю. был всегда круглосуточно открыт для начальников отделов. Ковальский не справлялся с новой напастью, голова шла кругом. Зато Гарсия сам рвался поболтать.

— Юджин, вам надо повременить. Все в разъездах, шефа вызвали в Вашингтон. Ничего пока не предпринимайте.

— Ты в своем уме? Луис погиб! Ты плохо слышишь, мне повторить?

— Босс, это не моя идея. Я знаю только, что местные парни из Агентства отчитались наверх. Тут большой переполох… Возможно, вам прикажут сворачиваться.

— Сворачиваться?! — Ковальский успел подумать, что сходит с ума. Арчи стоял в дверях, разинув рот. — Ты сам понимаешь, что для нас с тобой означает «сворачиваться»? Это конец. Мы упустим ее! Именно сейчас, когда мне нужна помощь. Если Большой Ю. поможет нам отыскать Сноу…

— Юджин, это не в моих силах.

— Слушай, я всегда был против этой секретности, и вот к чему она привела… Мы даже не можем открыто запросить помощь местной власти. Девчонку разыскали бы в два счета. Найди мне Большого Ю.! Я уверен, Родригеса и Пристли просто с кем-то перепутали…

— Наверху так не считают.

— Ты не хуже моего знаешь, наша программа ни для одной спецслужбы не представляет опасности! Десятки институтов по всему миру ковыряются в теме. У парней даже не было оружия! Все, кому надо, за эти годы и так…

— Юджин, остынь. — Гарсия прокашлялся. — Не представляла опасности до вчерашнего дня.

— Что?

— Так выразился Большой Ю. До вчерашнего дня. Теперь это серьезнее корейских ядерных планов. Вот что… В ближайшее время тебя оповестят. К вам вылетели люди из Агентства. Не гражданским рейсом, вникаешь? Это всё, что я слышал. Подожди указаний. Мы тут боимся за вас…

Ковальский выключил компьютер, сполоснул чашки, затолкал в пачку окурок. Арчи терпеливо ждал.

— Буди его, — приказал Юджин. — Возможно, у нас времени гораздо меньше, чем мы ожидаем.

7ПЕШКАЛИС И СЛУГИ ДРАКОНА

— Не отвечает? — Я ждал, пока Инна уламывала мужа снять трубку.

— Обиделся, наверное, за вчерашнее…

— На что ему обижаться, коли вы в разводе?

— Какое отношение имеет развод? Люди должны оставаться людьми. Просто я была у него вчера, а потом мы поругались. Ну, не поругались… Одним словом, как всегда! Это наши заморочки, тебе не обязательно.

— Стало быть, вы продолжаете общаться? — Я подумал, что если разозлю ее немного, возможно выплывет нечто полезное.

— Ты имеешь в виду, спим ли мы вместе?! Так и спрашивай прямо, не виляй. Иногда спим, что с того?

— Ничего с того. Только я на его месте продолжал бы считать тебя своей женой и надеялся бы тебя вернуть. Ведь это же ты его бросила?

— Потому что человек изменился! Полностью! Я с ним жить тут больше не могла. Вот как сюда переехали, так и пошли у него заморочки. Цент каждый считаем: то мы не можем,это не имеем права себе позволить…

— Я тоже себе многого позволить не могу. Получается, и меня следовало бы бросить?

— Может, и следовало. Откуда мне знать, я же с тобой не жила вместе.

— Замечательно ты рассуждаешь! — Я настолько давно не ругался с женщинами, что почти забыл, как это происходит. Долгое время со всей возможной старательностью забывал. Но, выходит, от склок не скрыться. Беда в другом. Я, как и прежде, не мог нащупать ни одной причины, по которой эту девочку «вели». — То есть стоит на тебя перестать дышать, как на вазу китайского фарфора, так у самой чувств никаких не остается? А от скуки можно навестить, выпить на пару, а то и ночку провести? Так?

— Ты категоричен, — как ни странно, несмотря на наши эмоциональные выбросы, Инна несколько успокоилась. Очевидно, она подсознательно ждала подобной встряски. — Но я тоже, наверное, максималистка. Чтобы полюбить человека и быть для него на всё способной, надо… Надо подтверждать ежедневно делом, а не словами. Понимаешь? И тогда я буду всем. И на край света, и куда угодно.

В подъезде хлопнула дверь. Мы по-прежнему топтались на крошечном пятачке прихожей. После всего, что она тут наговорила, следовало повернуться и уйти. И меня бы никто не смог задержать, ни здесь, ни на углу. И остались бы с тем, с чего начали.

Это и называется делом, а не словом.

— Мы выходим? — спросил я.

— Ты пойдешь со мной?

— Имеются возражения?

— Спасибо тебе. Мне одной страшно.

Мы начали спускаться. Я заглянул в пролет. Никого.

— Чего тебе страшно? Кому ты насолила?

— Никому.

Наверху запищал телефон. Она остановилась.

— Это у меня…

— Не будем возвращаться.

— Стой… Но сотовый у меня с собой, это обычный телефон звонит.

— И что с того?

— Муж его не знает. Его знает только мама, сестра и еще одна девочка. Я никому еще номер не давала.

— Тем более ничего важного! — Я почти выкрикнул. — Нельзя постоянно действовать, согласно чужим планам. Так и будем бегать от двери к телефону?

Инна помешкала мгновение, посмотрела мне в глаза. Но послушалась. Мы вышли. Нижнюю дверь я преодолел первый, пробежал глазами дворик.

Чистенькие газоны, бачки мусорные цветные, фонарики, точно карандаши, из цветников торчат. Валуны хаотично разбросаны, но с художественной задумкой. Вчера ночью-тоя и не приметил японского колорита.

Может, Инка и перешла дорогу криминалу, но никакой ниндзя из-за мусорных баков с кинжалом в зубах не выскочил. У меня еще промелькнула идея относительно каких-нибудь ее любовных разборок, но стоило нам выйти из подворотни, любовные разборки отсеялись. Дальше вообще пошло всё слишком быстро, ускоряясь, как локомотив.

Черная «ауди» стояла, загораживая арку. Прислонясь к капоту, нас поджидал добрый молодец с грушеобразным, медного оттенка лицом, стандартно, по-студенчески одетый.Примерно такими виделись отрицательные персонажи режиссерам старых вестернов. Живой портрет «плохого» индейца: жидкие немытые волосы, залысины, змеевидные губы уголками книзу. Джинсы, кроссовки, широкая мешкообразная куртка. Довольно молодой; узкие, черные стрелочки глаз так и мечутся вправо-влево вдоль переулка. Уставилсяна меня, Инну разглядывал меньше всего, хотя посмотреть было куда: она выпендрилась во что-то сетчатое, прозрачное (и тут не удержалась!).

Встречавший с заметным облегчением распахнул заднюю дверцу машины. Там, в глубине находился еще один. Низкий, пожилой, в пестрой рубашке. Он улыбнулся, и я подумал, что лучше бы он этого, с такими черными зубами, не делал. Третий, сидевший за рулем, запустил мотор. Все трое не просто не были европейцами, с первого взгляда я понял, что с этой нацией никогда раньше вблизи не встречался.

Точнее сказать, до вчерашнего дня. Компания похожих краснокожих менестрелей напевала нам весь вечер. Я подумал, не успела ли моя новая подруга заявить им нечто оскорбительное, например, что белый медведь сильнее бурого кабана. И не будет ли теперь это спорное высказывание стоить нам скальпов.

— Я никуда не поеду! — Инна с перепугу забормотала по-английски.

«Молодой» глядел куда-то назад, опираясь бедром о багажник. Левую руку вынул из кармана. Я оценил, как он ставит ноги, и сделал шаг вперед. Чтобы тут же отлететь назад и плюхнуться задницей в кусты. Телохранитель! Всего лишь шестерка, и шофер, видать, такой же. Напряжены оба страшно, но опасаются не нас. Дед на заднем сиденье еще радушнее ощерился.

— Зачем вы хотеть моя жена? — примерно так прозвучала моя гневная гордая фраза на английском.

— Вы Инна Кон. Пожалуйста, нам надо срочно поговорить, — английское произношение у старика в машине было почти безупречно, а вот отношения с дантистом — неважные.

Он похлопал рукой возле себя. Инна не двигалась.

— Пожалуйста, — ровно сказал индеец. — Это чрезвычайно важно для вас. Отсюда надо уехать. Вы должны заметить, мои друзья ждут вас давно, молча и терпеливо. Я целую ночь находился в пути без сна, чтобы встретиться. Я надеюсь на спокойное и дружеское общение.

— Что вам нужно?

— Я всё объясню. Нет, ваш… друг должен подождать снаружи. Примите извинения, Хосе не желал причинять боль.

— Говорите здесь. Это мой муж.

— Муж? — Старик прошипел короткую фразу на чужом певучем наречии, водитель что-то быстро ответил, дергая себя за ворот, словно оправдываясь.

Я сидел на газоне и кряхтел, держась за живот. Поджал опорную ногу, выпустил лезвие в рукаве. Рюкзак я оставил в квартире и теперь проклинал себя за оплошность. Кто мог предполагать, что возникнут такие сложности? У Инны в глазах стояло жалостливое выражение. Хосе взглянул на меня, как на раздавленного таракана, неторопливо обернулся на шум мотора.

Водитель еле заметно пошевелил затылком. «Молодой» в джинсах переступил с ноги на ногу, проводил глазами проехавший грузовик. Кого-то они страшно боялись. Я ждал. Уводителя пискнул телефон. Он сказал несколько быстрых фраз на испанском, передал трубку старшему.

— Я вас очень прошу, — проявляя, по-видимому, чудеса вежливости повторил дед. — У нас нет времени. Сюда едут люди, которые хотят доставить вам неприятности. Большие неприятности. Садитесь в машину. Нам надо… — он вздохнул, досадливо покосившись в мою сторону. — Нам надо поговорить о Юкатане.

С отвисшей челюстью я наблюдал, как Инна усаживается на кожаное сиденье. Молодой шмыгнул следом. Вот и всё. Защитник, называется. Остался, как дурак, один.

Из-за угла, взвизгнув шинами, выкатилась длинная «БМВ»; еще до остановки ее обе правые дверцы начали открываться. Миг спустя шофер «ауди» втянул меня внутрь. Я принялся нащупывать ремень, но пристегнуться не успел. «Ауди» рванула с места, и не вперед, а назад, не давая преследователям загородить выезд на проезжую часть.

Позади дед схватил Инну за голову, повалил под сиденье, а сам бросился поперек нее сверху, точно укрывая от бомбежки. Задним колесом мы налетели на клумбу, машину подкинуло, днище проскрежетало по асфальту. Двери «БМВ» открылись шире; сидящие справа, гладко причесанные люди в костюмах, одинаковым, синхронным движением поворачивались в нашу сторону, вытаскивая пистолеты.

Потом их разом дернуло вперед, потому что мы стукнули «БМВ» багажником в правую фару. Молодой индеец вытолкнул дверь ногой и, откинувшись на спину, начал беззвучно стрелять с обеих рук. Гильзы летели серпантином, салон за секунду наполнился жуткой пороховой вонью.

Инна вопила. Где-то звенело стекло. Я попытался повернуться и съехать на пол, но не смог. Шофер навалился слева и стрелял куда-то назад, используя мое плечо, как подставку. В сантиметре от уха прыгала раскаленная трубка глушителя.

Всё кончилось. Разрывая пасторальную тишину, играла магнитола. На нависающем над улицей каштане мирно шелестела листва. Журчал в скверике японский фонтанчик. Где-то за углом смеялись. Вдалеке сипло прогудела сирена, долетал звук аплодисментов из телевизора. Дед вернул Инну на место. Она вся дрожала.

Я обернулся. «БМВ» стояла без движения, больше похожая на огромное зеленое сито. В розовом стеклянном крошеве торчал стриженный ступеньками затылок водителя. Позади него, выставив залитый кровью кадык, сидел черный в солнцезащитных очках. Третьего убитого я запомнить не успел.

Ближайший перекресток мы прошли на красный свет, благо пустой оказался; со свистом нырнули в подземный гараж, проломив шлагбаум, вылетели с другой стороны на параллельную улицу. Проигнорировав знак «Уступите», шофер бросил машину в кольцевую многорядную развязку. Сбоку загудели. Горбатый «фольксваген» вильнул, вынужденный подрезать микроавтобус с намалеванной на боку пиццей. Загорелая тетка в кабриолете показала нам кулак. Я вцепился обеими руками в кресло. Двухэтажный рейсовый автобус, уклоняясь от столкновения, заскочил правыми колесами на тротуар, женщина рванула на себя детскую коляску, упал велосипедист. Несколько подростков, куривших на ограждении, посыпались навзничь. Катившийся вплотную за автобусом «опель» вильнул влево, разбив зеркало о борт развозчика пиццы. Несмотря на приличную массу машины,швыряло нас внутри, как кегли. Наконец, шофер выровнял ход, минут десять «ауди» шла по скоростным трассам, затем мы свернули в узкие односторонние переулки.

Старик говорил с Инной неторопливо, едва слышно, наклонясь к ее уху, прижавшись к ней плечом. Она не отодвигалась, кивала и вообще выглядела вполне удовлетворенной,точно приехала в деревню к дедушке и тот ее потчевал местными сплетнями. Само спокойствие, одним словом. В пальцах бессознательно крутила подобранную с пола гильзу — единственное напоминание о перестрелке.

Если случившуюся бойню можно было назвать перестрелкой. Сработали ребята быстро, но очень грязно, профессионалами их не назовешь, скорее везунчики.

Поначалу я напрягал слух, но ни слова не мог разобрать, а проявлять активное внимание мне мешали стальные глаза молодого убийцы за спиной. За окнами потянулось предместье, роскошные ухоженные виллы, сады, бассейны с детскими надувными игрушками, мощенные камнем аллейки с фонариками и ажурными изгородями. Пропустили поезд на переезде, скатились на узкую проселочную дорожку, пронеслись вдоль загона с пасущимися лошадьми. Напротив утрамбованной площадки, где тренер хлопал кнутом, а ученики, неловко раскачиваясь, катались верхом по кругу, стояло с десяток автомобилей. На западе полукольцом тянулись свежие ряды лесопосадок. Хорошо здесь: развилка, обзор во все стороны. Мы миновали стоянку, задом воткнулись на свободное место. Молодой сзади хихикнул, шофер повернулся и коротко осклабился в ответ. Я высматривал следы погони. Лошади поднимали пыль, по миниатюрной трибуне двое детишек гоняли пестрый мячик, старушка у открытой дверцы минивэна выгуливала хина с розовым бантикомна шее. Никто нас не преследовал.

Дед оставался серьезным. Очевидно, Инна не восприняла весь английский спич, потому что он положил на колени открытый блокнот и что-то рисовал в нем толстым зеленым фломастером. Инна кивала, сжимала щеки ладонями, дергала себя за нижнюю губу. Теперь эта парочка походила на пожилого преподавателя физики и бестолковую студентку во время зачета. Оба увлеклись теорией, позабыв о зачетной книжке, о позднем вечере за окном.

Чем дольше я изучал старика, тем больше поражался. В жизни сталкивался с немалым количеством придурков, но никогда не встречал людей с татуированными ушами. И таким же затылком. В полумраке ошибиться несложно, но подобные узоры и придумать-то непросто. Впрочем, я много чего не встречал. Кто знает, может в их резервациях именно так выглядит боевая раскраска. Ромбы, уголки, завитки трех цветов, повторяющаяся смешная фигурка человечка спускались воротником из-под волос на шею. Старичок заметил мое внимание и вежливо показал зубы.

Наверное, из-за татуировки рубашку он носил, застегнутую наглухо, и, несмотря на жару, не закатывал рукава. Когда он протянул руку за телефоном, в прорези манжета мелькнули какие-то беленькие штучки на темной нити в несколько рядов, наподобие самодельных браслетов. Очень похоже на мелкие зубы…

Слева от себя дед всё время, невзирая на гонку, придерживал большой пластиковый мешок, растянутый изнутри чем-то напоминавшим коробку от маленького телевизора иликлетку для попугая.

И еще от старика пахло. Хотя в салоне не выветрилась пороховая гарь и стоял крепкий запах трубочного табака, от старшего пахло животным. Я не хочу сказать — немытымтелом, отнюдь, от него исходила слабая вонь зоопарка или цирковых кулис.

Трубку он при нас раскуривать не стал, зато жевал почти непрерывно. Мне не хотелось думать о том, что он там такое, коричнево-вязкое, переминает в зубах. Явно не «Дирол с ксилитом». Шарма эта милая особенность не добавляла, но Инна на странности соседа внимания не обращала, буквально ловила его слова. Молодой поманил меня наружу.Пришлось выйти и наслаждаться его компанией. Общих тем нашлось немного, в одном полку вместе не служили. Поскольку рюкзак остался у Инны дома, я у парня стрельнул сигарету. Чувствовалось, до конца он не расслаблялся, руки из карманов старался не вынимать. Я представил себе окружающую картину его глазами. Это для нормальных людей вокруг ранчо с послушными животными, идиллические полянки, белочки в кормушках, старички в дорогих авто, прикатившие побаловать внучат. Для индейца — всего лишь очередное поле боя, схема путей отступления и возможных засад. Какие гешефты могут быть между Инной и бандой этих ирокезов? Наркота? Последние минуты я прожил, как во сне, заторможенно. Теперь адреналиновый поршень сдал назад, и меня затрясло, как всегда случается после драки. Сквозь тонировку авто маячило смуглое запястье водителя с сигаретой, затем старший опустил наполовину стекло со стороны Инны.

Она слушала. Сжав кисти рук коленками, наклонившись вперед, нахмурив лоб. Испуга на лице ее не наблюдалось, и я мысленно выдохнул. Шофер снова передал деду сотовый. Инна на секунду отвернулась, скользнула по мне зрачками, не замечая, словно находилась где-то очень далеко. Потом потерла лицо ладонями, сфокусировала взгляд и вышла из машины.

Я взял ее за локоть.

— Пойдем, присядем… У тебя есть покурить?

— Ты же не курила?

— Сейчас можно, — она нервно хихикнула. — Момент такой.

— Что всё это означает?

— Что? А… Не переживай, ты им не нужен… А меня прикончить могут.

— Я заметил. Но за что?

— Подожди минутку, — ее пальцы тряслись, кончик сигареты не попадал в пламя.

Я прикурил ей, наблюдал сбоку, как она грызет фильтр. «Ты вполне мог бы увлечься этой женщиной, — сказал внутренний голос. — В другом месте, и в другое время». Именно в ту минуту, когда, поникнув худенькими плечами, она приютилась на краю деревянной трибуны и прислонилась ко мне, он это и сказал. И я не нашел, что ответить. Мимо неуверенно гарцевали начинающие всадники, две дамы в черных очках, облокотившись о перила, что-то подсказывали своим чадам. Наверное, советовали держаться прямее.

— Я постараюсь тебе объяснить… — она неловко выдохнула дым. — Даже не знаю… Просто поверь мне. Так получилось, я им нужна. Из-за долбаного немецкого, у меня английский почти отшибло, перестаю соображать совершенно… Я боюсь одна ехать!

— Успокойся, я тебя не брошу. Ну не плачь, я прошу тебя! А куда ехать-то нужно? — Я протянул ей платок.

Две вещи остались при мне — платок и паспорт, прелестный дорожный комплект.

— В Мексику.

— Так… Хорошая идея. А если нет?

— Нельзя отказаться. Он обещал, — кивок в сторону машины, — что я смогу выздороветь.

— Выздороветь? А что с тобой?

— Диабет.

Она, тоненькая, опухшая, поглядела на меня искоса проверяя реакцию. Макушка ее пахла порохом.

— Ты разве не заметил? Я колюсь, много раз в день.

— Я понятия не имел. И этот бандит берется тебя вылечить?

— Он рассказал мне такие вещи, которые известны мне одной, никому больше… А ты хоть представляешь, что такое диабет? Зависимый диабет? — вскинулась она. — Ты представляешь, что меня ждет в будущем? И сколько я могу, вообще, прожить? Ты вот меня спросил вчера о ребенке, а я наврала, что не хочу. Я была беременна, но начала слепнутьи пришлось избавляться.

Отвернулась.

— Хорошо, хорошо, — я не решался к ней притронуться. — Если ты так веришь, ладно… Но ему-то что от тебя надо?

Не верится, что ей позволят от болячек помереть. И мне заодно, чего уж тут мелочиться. Татуированный, судя по роже, прихлопнет, как муху, и не моргнет.

Щелкнула дверца. Старик и шофер вышли из машины, не выпуская Инну из виду. У обоих застывшие, дубленые лица, чужие, точно у инопланетян. Никто не улыбался. Черные амбразуры глаз, черные тугие косички на затылках, полное отсутствие эмоций. Старый поставил свой пакет между ног, извлек тоненькую трубочку, кисет. Непонятно они себя вели… По идее, в городе давно должен быть введен план перехвата и, если уж удалось чудом проскочить, не следовало прохлаждаться и выставлять себя напоказ. Рано или поздно кто-нибудь из дисциплинированных бюргеров сообщит в полицию. Молодые помощники прикрывали деда, пристально следя за дорогой. Отсюда, с трибуны, до них было метров десять, и я подумал, что могу успеть: самого опасного сделаю ножом, второму выбью глаз камнем… Затем Инку в охапку — и в кусты. До старухи с барбосом метров тридцать по прямой. Если ключи от минивэна в замке, есть неплохой шанс оторваться, позвать на помощь, поводить их за собой хотя бы минут десять… Смело, но бестолково, с чего начали, тем и закончим. Пеликан меня поймет, но не одобрит. Ладно, сказал я себе. По крайней мере впереди не Антарктида.

— Но у нас нет мексиканской визы, — робко напомнил я.

— А ты поедешь со мной?! Ты просто представить себе не можешь, как это здорово! Это же самая-самая мечта, я уже верить перестала, что она сбудется!