Чтение 2–й страницы книги ~Юность кудесника~

Достигнув городского парка, испытуемый присел на скамью, достал полученную от колдуна бумагу, именуемую записью, и внимательнейшим образом перечёл. Тайничок был заныкан неподалёку от точки слияния Чумахлинки с Ворожейкой. Земли те издавна почитались гиблыми, аномальными. Сгинули там две археологические экспедиции, а в 1991 году, если не врут, ушёл под воду целый населённый пункт. До сих пор в безветренные дни со дна озера красные флаги просвечивают и пение чудится.

Будучи воспитан бабушкой, Глеб сызмальства наслушался от неё всяческих страстей о тех краях. «Бегать на Колдушку» настрого запрещалось, поэтому, само собой разумеется, гибельную местность он излазал пацаном вдоль и поперёк – до последнего овражка.

Дурман-бугор… Не было там никакого Дурман-бугра! Может, раньше так назывался, а потом переназвали?..

Ладно. Бугор по записи найдём, а вот с самим тайничком что делать? Условия, поставленные старым хрычом, были просты, как три закона роботехники, и так же, как они, неисполнимы.

Ночь в канун Ивана Купала случилась неделю назад – значит, вариант с цветком папоротника отпадает. Не ждать же в самом деле следующего раза! Другой вариант, если верить колдуну, был равен самоубийству. Третий прямиком приводил в объятия одной из самых неприятных статей уголовного кодекса, не говоря уже о неминуемых угрызенияхсовести.

Кто-то сел на ту же скамейку. Портнягин на всякий случай убрал запись в карман, недовольно посмотрел на соседа – и заинтересовался. Это была весьма примечательная личность хрупкого, чтобы не сказать, ломкого телосложения, и она грезила наяву. Присутствия Глеба подсевший не заметил, отрешённый взгляд его пронизал вычурную чугунную оградку и принялся ласкать пузатенькие колонны банка. Щёки чудика впали, кожа облегла скулы.

Как всегда, жизнь сама подсказала Портнягину искомое решение. Теперь оставалось лишь удостовериться, что рядом с ним сидит именно тот, кто ему нужен. Вскоре незнакомец поник, приуныл, на устах его застыла растерянная улыбка завязавшего алкоголика. Затем начал бредить вслух.

– У них же там, перед банком, наверное, и камеры слежения есть… – боязливо пробормотал он.

Пора было приступать к разговору.

– Снаружи только две, – сказал Портнягин.***

Заброшенная железнодорожная ветка, проложенная чуть ли не Павкой Корчагиным в незапамятные времена, пребывала в жутком состоянии, но, как ни странно, ещё использовалась кем-то по назначению. В поросшем бурьяном тупике стояла грузовая платформа, и возле этого тронутого ржавчиной и мазутом многоколёсного чудища мало-помалу собирался с утречка народ. Кто с удочками, кто с металлодетектором. Многие в накомарниках.

Не увидев среди них своего работодателя, Аркадий хотел прикинуться случайным прохожим и пройти мимо, однако идти здесь было некуда. Разве что обратно. Потоптавшись, он как бы невзначай сместился к переднему рылу платформы, тупо уставившемуся в простёганную редким ковылём зелёную с подпалинами степь. У подклиненного тормозным башмаком колеса притулились на корточках двое с миноискателями.

– Арисаки? – лениво переспрашивал один. – Откуда? Первуха сюда не достала…

– Зато гражданка достала, – так же лениво возражал другой. – Марабуты погуляли… Забыл?

– Ну, от марабутов моськи, в основном…

Залуженцев ощутил тревогу и неуверенность. Сегодня он проснулся среди ночи, осенённый догадкой. Конечно, не для земляных работ пригласили его в подельники! Главная причина, как ни странно, заключалась в теме диссертации. Фольклор! Древние клады всегда окутаны легендами и преданиями. Таинственному юноше, скупо назвавшемуся Глебом, наверняка нужен был консультант.

Не в силах более уснуть, Аркадий встал, включил свет и принялся листать специальную литературу. Чего-чего только не скрывали земные недра к северу от Ворожейки! По слухам, был там даже прикопан заряженный шайтан-травой «калаш», заключавший в себе смерть, якобы, живого до сих пор Арби Бараева…

Увлёкшись, читал до утра.

И вот теперь, нечаянно подслушав степенную беседу чёрных копателей, Аркадий Залуженцев внезапно усомнился в собственной компетентности. «Первуха» и «гражданка», допустим, в переводе не нуждались. Зато смущали загадочные «марабуты». (Заметим в скобках, что жаргонное словечко всего-навсего подразумевало бойцов Красногвардейского полка имени товарища Марабу.)

Как бы от нечего делать он отступил на шаг-другой и, независимо выставив хрупкий кадык, со скучающим видом принялся обозревать транспорное средство. Вряд ли оно было самодвижущимся. Значит, будут к чему-нибудь цеплять. К чему?

Аркадий оглянулся на уходящие вдаль рельсы. Из-за древних холмов и курганов могло появиться всё что угодно: от воловьей упряжки до паровоза братьев Черепановых. Такой она, верно, была, эта степь, ещё в те времена, когда, уклоняясь от воинской службы, рубили большой палец взамен указательного, а схрон называли мечом-кладенцом.

– Если делать нечего, лезь сюда, поможешь… – прозвучало сверху.

Залуженцев обернулся. На краю платформы стоял и вытирал ветошкой почерневшие ладони крепыш в местами выгоревшей, местами промасленной спецовке.

Отказать было как-то неловко. По короткой металлической лесенке Аркадий поднялся на борт. В передней части платформы высился в человеческий рост чудовищный маховик, сработанный явно не в заводских условиях. Полый обод, сваренный из толстого листового железа, делился переборками на восемь отсеков. Одна боковая заслонка была снята, глубокая пазуха зияла пустотой.

– Давай-ка вместе…

Вдвоём они подняли тяжёлый мешок (на ощупь – с песком) и бережно поместили в отверстую нишу.

– Главное – отцентровать как следует, – доверительно сообщил крепыш, с бряцанием надевая заслонку дырками на торчащие болты.

Аркадий вежливо с ним согласился и, пока тот затягивал гайки, обошёл страшилище кругом, с преувеличенным уважением трогая червеобразные сварочные швы. С той стороны у маховика обнаружился шкив с ремённой передачей, уходящей через прорубленное днище прямиком на одну из осей. Не веря глазам, Залуженцев присмотрелся и приметил ещё одно диво: сквозь приваренное к ободу ухо был продет дворницкий лом, весь в рубцах, с косо стёртым жалом. Чтобы, значит, само не завелось. А на станине криво чернела охальная безграмотная надпись, сделанная кем-то, видать, из пассажиров: «Перпетуй мобиль».

– Так это что… двигатель? – с запинкой спросил Аркадий.

– Двигатель, двигатель… – дружелюбно отозвался крепыш, поднимаясь с корточек и пряча ключ.

– Вечный?!

– Да если бы вечный! То подшипник полетит, то ремень…

– А законы термодинамики вы в школе учили?!

Вопрос был выкрикнут, что называется, петушьим горлом. Не сдержался Аркадий. И зря. Едва лишь отзвучала его мерзкая фистула, как изумлённо-угрожающая тишина поразила поросший бурьяном тупичок. Разговоры смолкли. Все повернулись к платформе – и послышался быстрый шорох падающих противокомарных сеток.

Спустя минуту вокруг запоздало онемевшего Залуженцева уже сплотилась свора зеленомордых чудовищ, только что бывших мирными рыбаками и копателями. Единственное обнажённое лицо принадлежало крепышу в спецовке, но теперь оно стало таким беспощадным, что лучше бы его тоже не видеть.

– Какие законы, командир? – выговорил крепыш, не разжимая зубов. – Раз не запрещено, значит, разрешено…

– Я о физических законах… – пискнул Аркадий.

– Физических? – задохнулись от злости под одним из накомарников. – А то мы не знаем, как они там в академиях своих законы принимают! Куда хочу, туда ворочу! Скольколет чёрными дырами людям голову морочили! Купленые все…

– Да из нефтяной компании он! По морде видно!

– Спят и видят, как бы нас на шланг посадить!

– Давно бензозаправки не горели?

– Короче, так… – постановил крепыш. – Дизель я на свою телегу не поставлю. И соляру вашу поганую брать не стану. Так и передай своему боссу, понял? А натравит опять отморозков – будет как в прошлый раз…

– Не-е… – благодушно пробасили в толпе. – Хуже будет…

– Даже хуже, – согласился крепыш, бывший, очевидно, не только механиком, но и владельцем платформы.

– Тёмную гаду! – кровожадно рявкнули из задних рядов.

И принять бы Аркадию безвинные муки, но тут некто решиельный протолкнулся к центру событий и оказался Глебом.

– Чего шумишь, Андрон? – недовольно сказал он крепышу. – Это напарник мой…

– Ну и напарники у тебя… – подивились в толпе.***

Древняя железнодорожная ветка пролегала прихотливо, извилисто. Встречный ветерок то потрёпывал двусмысленно по щеке, то учинял форменный мордобой. За бортом платформы ворочалась степь, проплывали откосы. Когда-то в советские времена они были фигурно высажены рыжими бархатцами, бледно-розовой петуньей, прочими цветами, при должном уходе образующими идеологически выверенные лозунги, а кое-где и портреты вождей. Теперь же, лишённые пригляда, буквы утратили очертания, разбрелись самосевом по округе, некоторые сложились в непристойные слова.

Скамеек на платформе не было: сидели на рюкзаках, ведёрках и проволочно-матерчатых рыбацких стульчиках. Угнездившийся в углу Аркадий Залуженцев имел несчастный вид и время от времени бросал затравленные взгляды на исправно ухающий и погрохатывающий маховик, разгонявшийся подчас до такой скорости, что его приходилось подтормаживать всё тем же дворницким инструментом, вытирая из обода снопы бенгальских искр. Страшная это штука – идеологическая ломка. Будучи искренне убеждён, что лишьглубоко безнравственный человек способен утверждать, будто угол падения не равен углу отражения, Аркадий даже выключал в сердцах телевизор, если передавали что-нибудь сильно эзотерическое. Можно себе представить, насколько угнетало его теперь зрелище «перпетуй мобиля» в действии. К счастью, вспомнилось, что местность, по которой они ехали, издавна слывёт аномальной зоной, – и мировоззрение, слава богу, стало полегоньку восстанавливаться.

О недавней перепалке было забыто. Не унимался один лишь плюгавенький морщинистый рыбачок, да и тот, судя по всему, ершился забавы ради. Людей смешил.

– Начальники хреновы! – удавалось иногда разобрать сквозь шум. – Того нельзя, этого нельзя… Термодинамику придумали, язви их в душу… Обратную сторону Луны до сих пор от народа скрывают… А? Что? Неправда?..

Слушателей у него было немного. Прочие рыбаки, люди серьёзные, не склонные к философии и зубоскальству, давно толковали о насущном: верно ли, например, что на Слиянке жерех хвостом бьёт? Копатели осели особым кружком, и разговор у них тоже шёл особый:

– Можно и не снимать… Только потом сам пожалеешь! Вон Сосноха… Слыхал про Сосноху?.. Чугунную пушку отрыл, старинную, серебром набитую! Аж монеты в слиток слежались… Взять – взял, а заклятия не снял. А менты, они ж это дело за милю чуют! Тут же всё конфисковали, Сосноха до сих пор адвокатов кормит…

Чем дальше, тем разболтаннее становился путь. Раскатившуюся под уклон платформу шатало, подбрасывало, грозило снести с рельс.

– Штормит, блин… – снисходительно изронил коренастый Андрон, опускаясь на корточки рядом с Аркадием. – Да не горюй ты, слышь? Все мы жертвы школьных учебников. Ну вечный двигатель, ну… Что ж теперь, застрелиться и не жить? Пифагор тоже вон только перед смертью и признался: подогнал, мол…

– Что подогнал? – испугался Аркадий.

– Известно, что. Сумму квадратов катетов под квадрат гипотенузы… Ты кто по образованию-то будешь?

– Филолог, – сдавленно ответил Аркадий. – Язык, литература… История…

– Ну тебе легче… – поразмыслив, утешил Андрон. – Не то что физикам. Ты-то людские ошибки изучаешь, а они-то – Божьи… – Изрёкши глубокую эту мысль, владелец платформы крякнул, помолчал. – Далеко собрались?

Оба посмотрели в противоположный угол, где сосредоточенный Глеб выпытывал что-то втихаря у чёрных следопытов.

– Не знаю, не сказал…

Похоже, ответ сильно озадачил Андрона.

– Погоди! Я думал, ты его в проводники взял…

– Не я его… он меня… То есть не в проводники, конечно…

– Он – тебя? – Квадратное лицо владельца платформы отяжелело, снова стало беспощадным. – Нанял, что ли?

– Ну, в общем… да. Копать…

– Много заплатил?

– Не заплатил ещё… заплатит… Сто баксов.

Андрон с сожалением посмотрел на него, поднялся, помрачнел и, ни слова не прибавив, двинулся, по-моряцки приволакивая ноги, к чересчур разогнавшемуся маховику.***

Тормозили долго, с душераздирающим визгом. Физии у всех стали, как у китайцев. Пока «перпетуй мобиль» окончательно остановили и стреножили, сточенное наискосок остриё лома разогрелось до вишнёвого свечения и стёрлось по меньшей мере ещё сантиметра на полтора.

В ушах отзвенело не сразу. Высаживались с перебранкой.

– Андрон! Ты когда нормальный тормоз заведёшь?

– Не замай его! А то ещё плату за проезд поднимет…

Такое впечатление, что за вычетом железнодорожного тупичка пейзаж ничуть не изменился. Единственное отличие: в просвете между пологими песчаными буграми посверкивало озерцо. «И стоило переться в такую даль!» – невольно подумалось Аркадию.

Разбрестись не спешили: проверяли снаряжение, амуницию, досказывали байку, меняли «палец» в «клюке». Проще говоря: батарейку в металлодетекторе.

– Слышь, Харлам! Может, и нам тоже с ними на Чумахлинку?

– А! Хрен нА хрен менять – только время терять…

Раздался звук пощёчины, одним комаром стало меньше.

– Начинается… – пробормотал кто-то из копателей, спешно опуская зелёную вуаль. – А всё Стенька Разин! Просили его комара заклясть – не заклял…

– Правильно сделал! – огрызнулся кто-то из рыболовов. – Это вам, кротам, всё едино! А Стенька умный был, так и сказал: «Дураки вы! Сами же без рыбы насидитесь…»

Наконец с платформы спрыгнул Глеб. Видимо, задерживаться было вообще в обычае юноши. С плеча его, напоминая размерами опавший монгольфьер, свисал пустой рюкзак. Если это под будущую находку, сколько же там копать?

– Пошли, – сказал он, вручая напарнику сапёрную лопатку.

Оба кладоискателя двинулись было по направлению к темнеющей невдалеке дубраве, но были окликнуты Андроном.

– Эй! Филолог! Как тебя?.. Сдай назад! Забыл кое-что…

Вроде бы забывать Аркадию было нечего, но, раз говорят «забыл», значит забыл. Пожал плечами, извинился перед насупившимся Глебом и трусцой вернулся к платформе. Вскарабкался по железной лесенке, вопросительно посмотрел на монументального Андрона. Тот медленно, с думой на челе вытирал ладони всё той же ветошкой и ничего возвращать не спешил.

– А ну-ка честно! – негромко потребовал он. – На Дурман-бугор идёте?

– Понятия не имею, – честно сказал Аркадий.

– А ты знаешь, что там две экспедиции пропали? – зловеще осведомился эксплуататор вечного двигателя. – Клад-то – заговорённый… На тридцать три головы, между прочим! Молодецких, самолучших… И никто не знает, сколько их ещё положить осталось… Лишняя она у тебя, что ли?

– И вы в это верите? – с любопытством спросил Аркадий.

Но Андрон так на него посмотрел, что мировоззрение вновь дало трещину. А тут ещё со стороны озерца пришёл пронзительный вибрирующий вопль. То ли резали кого, то ли учили плавать.

– Короче, мой тебе совет: деньги – верни…

– Да я не брал пока!

– Тогда совсем просто. Скажи: передумал…

– Н-но… он же на меня рассчитывает… договорились… Да что вы беспокоитесь, ей-богу! Мы же вдвоём идём… Глеб вроде человек опытный… местный…

– В том-то и дело… – мрачно прогудел Андрон.***

Родившемуся в аномальной зоне обидно слышать, когда её так величают. Вросши корнями в энергетически неблагополучную почву, сердцем к ней прикипев, он вам может за малую родину и рыло начистить. Поймите же наконец: вы для него тоже аномальны!

Говорят, привычка – вторая натура, из чего неумолимо следует, что натура – это первая привычка. Однако натурой мы называем не только склад характера, но и окружающую нас природу. Взять любой клочок земли, объявить аномальной зоной – и он, будьте уверены, тут же станет таковой. Почему? Потому что нам об этом сказали.

И не случайно многие авторы сравнивают наземный транспорт с машиной времени: чем дальше уезжаешь от города, тем глубже погружаешься в прошлое. А в прошлом не только моральные нормы – там и физические законы иные. Кто не верит, пусть полистает учёные труды средневековых схоластов!

Зная с детства Колдушку как свои пять пальцев, Глеб Портнягин не видел в ней ничего необычного. Вечный двигатель? Делов-то! Пацанами они здесь и не такое мастерили. Другое дело Аркадий Залуженцев, чьё детство прошло в иной аномальной зоне, именуемой культурным обществом. Для него тут почти всё было в диковинку.

– Это – Дурман-бугор? – поражённо спросил он.

Увиденное напоминало старую воронку от тяжёлой авиабомбы. Точнее – от нескольких авиабомб, старавшихся попасть вопреки поговорке в воронку от первой.

– Сколько бы ни рыться, – проворчал Глеб, сбрасывая пустой рюкзак на плотную поросшую травой обваловку. Чувствовалось, давненько никто не тревожил эти ямины шанцевым инструментом.

– И много тут экспедиций пропало? – как бы невзначай поинтересовался будущий землекоп, втайне рассчитывая смутить напарника своей осведомлённостью.

Расчёты не оправдались.

– Если не врут, то две…

– А причины?

– Я ж говорю: меня не было, – равнодушно отозвался самоуверенный юноша, высматривая что-то на дне и сверяясь отнюдь не с пергаментом, но с половинкой тетрадного листка.

– А всё-таки! – не отставал Аркадий.

– По записи выходит: там… – задумчиво молвил подельник, указав на самую глубокую выемку. – Ну что?.. Раньше сядешь – раньше выйдешь. Лезь…

Обречённому на заклание стало весело и жутко.

– А сам-то что ж? – подначил он.

– Мне нельзя, – коротко объяснил Глеб.

– А мне?

– Тебе – можно.

«Да он же просто суеверный! – осенило Залуженцева. – Ну правильно, на колдуна работает…»

Вот оно, оказывается, в чём дело! Действительно, человек с предрассудками, копнув разок на Дурман-бугре, может и от разрыва сердца помереть. Или помешаться. У Аркадия же критический склад ума… Да, но археологи-то, по слухам, тоже сгинули!

– Что случилось с первой экспедицией? – не сумев унять внезапную дрожь в голосе, спросил Залуженцев.

– Да разное говорят. Давно это было…

– Ещё при Советском Союзе?

– Конечно…

То есть все атеисты. Ощупанный страхом, Аркадий заглянул в котлованчик. Обычно он любил шокировать знакомых дам пренебрежением к приметам, гаданиям и прочей чертовщине, например, не упускал случая публично пересечь след чёрной кошки, даже если ради этого приходилось слегка менять маршрут. Высказывания его также отличались по нашим временам безумной отвагой. Зябко молвить, астрологию отвергал! Впрочем, понимая, что таким образом легко заработать репутацию нигилиста и циника, Аркадий после каждой своей особо отчаянной выходки вовремя спохватывался, и, воздев указательный палец, изрекал торопливо: «Нет, всё-таки что-то есть…» После чего производил перстом пару-тройку многозначительных колебаний.

Но это там, в городе.

«Я ни во что не верю… Я ни во что не верю…» – спускаясь бочком по местами оползающему, местами закременелому склону, мысленно твердил он.

Как заклинание.

Достигнув дна, обессилел, опёрся на будущее орудие труда. Потом взглянул вверх. Рослый Глеб стоял на травянистом бугорке, как грех над душой. «Убийца», – тоскливо подумал Аркадий и, решившись, вонзил лопату в грунт.

Что-то звякнуло.

– Есть!.. – хрипло выдохнул он, сам ещё не веря, что вот так, мгновенно, с первого штыка…***

– Оно? – с надеждой спросил Залуженцев, выбираясь на обваловку и протягивая Глебу металлический развинчивающийся цилиндр, в каких обычно секретчики хранят печать воинской части.

Озадаченный работодатель принял находку, отряхнул от земли, с сомнением осмотрел. На древний клад железяка не походила нисколько. Вдобавок на боку у неё обнаружилось загадочное, но явно современное клеймо «Опромет».

Снова развернул полученную от колдуна запись и углубился в дебри всклокоченного почерка.

– Больше там в яме ничего не было?

Аркадий почувствовал себя виноватым.

– Ничего…

– А глубоко лежало?

– Нет, не очень… Да на поверхности почти!

Всё ещё не зная, как ему отнестись к такой добыче, Глеб взвесил цилиндр на ладони. Затем крякнул, убрал запись и извлёк взамен стодолларовую купюру.

Щёки Аркадия стыдливо потеплели. Почему-то это происходило каждый раз, когда ему выпадал случай принимать гонорар или даже зарплату. Проделанная работа немедленно показалась ему пустяковой, а пережитые страхи – смехотворными.

– Я м-могу ещё слазать… посмотреть… – в избытке чувств предложил он, пряча нажитое лёгким, хотя и праведным трудом. – Вдруг не то!

– Или не то… – процедил Глеб, – или наколол он меня, что клад на аршин в землю уйдёт…

О сладостное осознание превосходства! Аркадий приосанился.

– Ну а чего бы вы ожидали? – мягко, но свысока пристыдил он. – Какой-то, простите, колдун…

– Ничего себе «какой-то»! – оскорбился Глеб. – К нему вон роботов на консультацию носят… Во фишка будет, если и с головами наколол! – с кривоватой усмешкой заключил он. – И не проверишь ведь… Нычка-то уже вынута!

При упоминании о головах Аркадия метнуло в противоположную крайность: мигом вспомнилась вся глубина унижения, пережитого на дне котлованчика, – и горло перехватило от злости.

– А если бы я не вернулся? – скрипуче спросил он.

– А куда бы ты из ямы делся? – не понял Глеб.

И Аркадий сорвался вновь.

– Только не пытайтесь меня убедить, будто сами не верите, что Дурман-бугор заклят! – в тихом бешенстве заговорил он. – На тридцать три головы! Молодецких, самолучших… Мне об этом Андрон сказал!

– Всяко бывает… – уклончиво отозвался Глеб, явно прикидывая, развинтить цилиндр самому или пусть колдун развинчивает. – Может и заклят… Это, знаешь, как с тремя законами роботехники…

– Да не можете вы в это не верить!.. – плачуще выкрикнул Аркадий. – Что ж вы меня, на всякий случай туда посылали?