Чтение 2–й страницы книги ~Третья террористическая~

— Пятьсот пятьдесят!..

— Держи! Держи!..

— Падаем, Сережа!.. Падаем, твою мать!..

Какие-то невнятные, отчаянные крики, мат и… Тишина!

Всё!..

В этот момент они жить перестали. Они и пассажиры.

Другая запись, которая фиксировала показания приборов, была бесстрастна, потому что приборы не имели нервов и не могли перед своей гибелью кричать: «Держи, Сережа!..» — и крыть по матери. Они в рабочем режиме писали высоты, крены, температуры, расход топлива и еще с десяток параметров до самого последнего мгновенья. До момента, пока датчики не расплющились и не сгорели. Но показания приборов были даже более информативны, чем крики экипажа, потому что давали объективную картину.

Отказ левого двигателя…

Массированное возгорание…

Сработка автоматических средств пожаротушения…

Потеря скорости…

Высоты…

Да, сходится. С тем, что говорит экипаж, сходится. Такое впечатление, что кто-то шарахнул в хвост аэробуса ракетой класса «земля — воздух». Но только кто мог шарахнуть? Почти в центре России? Может, все-таки это что-то другое?..

В дверь постучали, и тут же в лабораторию вошли какие-то люди в одинакового покроя пиджаках. Они прошли сразу к столу и обступили его со всех сторон.

— Кто вы такие? — возмутился завлаб наглости непрошеных гостей.

Один из вошедших достал из кармана и развернул красную книжечку, где была его фотография в том же самом сером пиджаке, в котором он был сейчас.

— Федеральная служба безопасности, — представился он, даже не назвав свое имя. — Мы вынуждены забрать у вас вот это, — кивнул он на разложенные на столе внутренности «черного ящика».

— Как забрать? — не понял завлаб.

— Так и забрать. Физически. И визитеры поставили на стол и, вжикнув молнией, раскрыли большую спортивную сумку.

— Но это невозможно!.. — начал было объяснять им завлаб. — Выносить отсюда что-либо категорически…

— Ваше начальство в курсе, — уверили его фээсбэшники, оттирая могучими плечами от стола.

Начальство действительно было в курсе. Начальство стояло в дверях, растерянно наблюдая за происходящим.

«Черный ящик» аккуратно положили в сумку.

И туда же положили ноутбук, на который была сброшена информация с «черного ящика». Это уже вообще ни в какие ворота не лезло!

— Но позвольте!.. — вспылил завлаб.

— Это тоже согласовано, — сказал фээсбэшник, руководивший операцией. — Вы очень помогли нам. Спасибо.

И направился к двери.

— Но как же так? Я должен подготовить заключение!.. — запоздало всполошился завлаб.

— Подготовите. Завтра. Завтра мы вам все вернем, — заверили его.

— Нет, так я не согласен. Без расписки не согласен! «Ящик» находится на моем ответственном хранении, и я не могу его отдать просто так!

Руководитель операции вытащил из кейса стандартный лист бумаги и написал расписку, где не было указано, какая организация и для чего изымает «черный ящик», а было просто написано, что некто Ларин В.П. взял на время прибор — одна штука, инвентарный номер… и компьютер «ноутбук» — одна штука. Число и роспись…

И гости быстро, даже быстрей, чем явились, ушли.

Завлаб вопросительно посмотрел на замершее возле двери начальство. Но его вышестоящий начальник только многозначительно пожал плечами. Мол, что я могу поделать — это же ФСБ, с ними не поспоришь!..

«Черный ящик», как обещали, вернули на следующий день. В целости и сохранности.

И попросили вернуть расписку…

Запись была та же самая.

«Отказ двигателя… Падаем, Сережа!.. Падаем, твою мать!..»

Но куда-то подевалась фраза:

«Удар… кажется, левый двигатель…»

И исчезли показания некоторых приборов. В тех местах, где была запись этой, насчет удара, фразы и показания приборов, «носитель» был поврежден. Возможно, во время аварии.

Доказать что-либо было невозможно, потому что внутренности «ящика» действительно кое-где пострадали, но пострадали в других местах, что завлаб точно помнил. Или, может, он ошибся, может, этих слов не было?

Подтвердить свои подозрения он не мог, потому что никаких следов записи ни в «ящике», ни на ноутбуке не осталось. И нигде — не осталось. Разве только в авиадиспетчерской?.. У него был приятель в авиадиспетчерской службе аэропорта, который вел «борт» в последнем его полете. И завлаб, порывшись в служебном справочнике, нашел нужный ему телефонный номер. Ага, вот он…

С минуту он трепался со старым, еще с тех времен, приятелем о семье, погоде и продвижении по службе. А потом спросил:

— У тебя там нет поблизости записи переговоров с упавшим «бортом»?

— Ну ты же знаешь наши порядки, — ответил приятель, намекая на установленный порядок получения служебных записей и документации с грифом ДСП.

Порядки он знал. В этих порядках царил такой беспорядок!..

— Ладно, не надо записи. Просто скажи, ими никто не интересовался, кроме меня? — аккуратно спросил завлаб.

Но куда-то подевалась фраза:

«Удар… кажется, левый двигатель…» И исчезли показания некоторых приборов. В тех местах, где была запись этой, насчет удара, фразы и показания приборов, «носитель» был поврежден. Возможно, во время аварии.

— У тебя там нет поблизости записи переговоров с упавшим «бортом»?

Порядки он знал. В этих порядках царил такой беспорядок!..

— Ладно, не надо записи. Просто скажи, ими никто не интересовался, кроме меня? — аккуратно спросил завлаб.

Но приятель его понял.

— Ну как же, приходили ребята «оттуда»… — сделал он многозначительную паузу. — Брали пленку послушать…

— Можешь не продолжать… — оборвал завлаб своего приятеля. Дальше ему и так все было понятно.

Скорее всего, он ошибся. Скорее всего, никакой фразы не было, потому что это место было невосстановимо повреждено. За ту фразу он, по всей видимости, принял шумовые помехи. И авиадиспетчера — тоже…

Заключение он написал, исходя из имеющихся в его распоряжении материалов. Никакие ракеты, попавшие в самолет, в нем не фигурировали, а излагалось несколько наиболее вероятных причин авиакатастрофы, в том числе попадание в двигатель самолета крупной птицы, шаровой молнии или сильного разряда статического электричества.

В официальном заключении были проставлены все печати и росписи всех, кому это было положено сделать, должностных лиц…

Глава 4

Солдаты пришли под утро. Солдаты всегда приходят под утро.

Вначале непроницаемую тьму южной ночи прорезал свет фар далеких, ползущих по разбитой дороге машин. Стекла окон тревожно взблеснули и тут же потухли.

Машины могли проехать мимо поселка. Но не проехали, свернули…

В крайних дворах проснулись собаки. Тявкнули раз, два, загремели цепями и залились отчаянным хриплым лаем.

Машины пересекли поселок и остановились возле одного из домов. Могли остановиться возле другого, хотелось надеяться, что остановятся возле другого, но остановились возле этого…

Спустя мгновенье в ворота постучали. Прикладами автоматов. Так могли стучать только чужие…

Проснувшиеся женщины, запахиваясь в халаты, прильнули к окнам. Но видно ничего не было.

— Эй, открывайте, а то мы ворота высадим!

Это была не пустая угроза, если долго не открывать, солдаты запросто могли, развернув свой «Урал» и дав газу, долбануть бампером в ворота, сорвав их с петель.

Нужно было открывать, и побыстрее. Но женщины никаких самостоятельных решений принимать не могли, потому что в доме были мужчины. Одному из которых было четырнадцать, другому шестнадцать лет. Но все равно они здесь были главными. Мать напряженно ожидала, что скажет ее старший сын, который был здесь, в доме, хозяином.

Стук не прекращался, собаки исходили лаем.

— Пойдите откройте, — сказал главный в доме мужчина.

Ворота открыли. Во двор вошли солдаты с автоматами и в шапочках с прорезями для глаз, натянутых по самые подбородки.

Солдаты не хотели, чтобы их лица увидели и запомнили. Люди, с которыми они имели дело, обид не прощают и не забывают. И мстят! А если все будут в масках, то как узнать, кому мстить?

— Уберите собак! — приказали солдаты. Собаки рвались с цепей, норовя укусить непрошеных гостей.

— Где твой сын? — спросили люди в масках мать.

Они приехали за ним.

Мать молчала.

Сына нашли сразу, он не прятался и не пытался бежать. Поздно было бежать, раньше надо было об этом думать!

Солдаты рассыпались по двору и по дому, обшаривая каждый-угол. Командир, который, как все, был в камуфляже без погон и опознавательных знаков, в бронежилете, ждал, развалясь на стуле.

Арестант стоял рядом.

Женщины жались к стенам, испуганно прикрывая лица платками. Никто ничего не говорил, и так все было ясно!

Из подвала, где хранились запасы, выбрался солдат.

— Вот, нашел! — показал он какой-то длинный, обмотанный бечевкой, сверток.

Бечевку срезали штык-ножом и развернули тряпку. В свертке был автомат Калашникова, несколько рожков к нему и несколько гранат «Ф-1».

Командир взял автомат в руки.

— Новье, муха не сидела! А мы дерьмом воюем, — тихо заметил он.

Развернул автомат дулом к себе и потянул носом воздух. Из ствола пахло гарью.

— Что ж ты оружие не чистишь? — недобро усмехнулся командир. — Оружие надо в чистоте содержать!

Парень молчал, злобно глядя на солдат. Он даже не говорил, что этот автомат нашел.

— Ну-ка, посмотрите его…

Солдаты подошли к хозяину дома и рванули с него рубаху. Кто-то поднес поближе керосиновую лампу и, подкрутив фитиль, добавил огня.

— Сюда, сюда свети.

Лампу поднесли к самому плечу. К правому плечу.

— Ага, вот, видишь… — ткнул кто-то пальцем. На плече можно было различить неясные, уже почти ушедшие, синяки. Все было ясно.

— Собирайся, — приказал командир.

Парня подтолкнули к двери.

Но путь солдатам преградила мать.

— Не отдам! — отчаянно выкрикнула она, хватаясь за сына. — Вам мало, что вы убили его отца и брата? Теперь вы хотите забрать его?..

Она плакала и цеплялась за сына, словно могла его удержать.

— Уберите ее, — приказал командир.

Женщину оттащили, а ее сына вытолкали на крыльцо и повели к машине.

Собаки все так же отчаянно лаяли и бросались на солдат. И уже все собаки в округе заливались лаем и гремели цепями, вторя им. И вряд ли уже кто-нибудь спал.

— Давай, пошел!.. — поторапливали солдаты пленника, потому что спешили поскорее отсюда убраться. Во дворе им показалось, что пленник идет недостаточно быстро, и шедший сзади солдат пнул его, погоняя, под зад носком ботинка.

Пленник извернулся и ударил его головой в лицо. Солдат охнул и присел, схватившись руками за разбитый нос. К взбунтовавшемуся пленнику подскочили со всех сторон, уронили и стали пинать и колотить прикладами по плечам и голове.

Истошно закричали мать и сестры. И откуда-то сверху, с крыльца, на солдат свирепым волчонком бросился младший брат. В руках его сверкнул нож.

— Ах ты, щенок!

Мальчишку повалили, вырвали у него нож и тоже стали пинать. По-взрослому. Без скидок. Избиение продолжалось несколько минут.

— Всё… Отставить, я сказал! — крикнул командир.

Солдаты нехотя отошли от поверженных, окровавленных тел.

— Замочить их, сук! — в горячке предложил кто-то.

Пленника подхватили под руки и волоком потащили к машине. Где, раскачав, бросили в кузов. Как мешок картошки. Командир забрался туда же, потому что в кабинах здесь ездить было небезопасно.

Машины с трудом развернулись на узкой улочке, повалив какой-то забор и с хрустом смяв какие-то кусты.

— Поехали!..

В темноте возле дома остались стоять, наблюдая за мечущимся далеко впереди, удаляющимся светом фар, родственники увезенного солдатами пленника. Женщины тихо плакали.

Хозяин дома, главный теперь в семье мужчина — их младший и последний сын и брат Мурад, — не плакал. Он стоял в темноте один, в стороне от женщин и смотрел на ползущие по дороге машины, увозящие его брата, сцепив зубы и сжав кулаки.

— Трусливые шакалы! — с ненавистью сказал он. — Я отомщу им!..

«Урал» медленно тянулся по разбитой дороге, объезжая ямы и воронки. В кузове, на деревянных скамьях, зажав между колен автоматы, сидели солдаты. Среди которых был их командир.

Никто не разговаривал, все были сосредоточены и погружены в себя. Или просто мрачны… Вчера вечером их подразделение понесло потери в личном составе…

Сейчас убитые «мерзли» в фургоне «КамАЗа»-рефрижератора, заменявшего морг. А в столе командира лежали их документы. В документы были вложены цветные семейные фотографии, где они были живыми и счастливыми, в окружении жен и детей. Были…

Их расстреляли в машине, когда они догоняли колонну с гуманитарным грузом, которую сопровождали и от которой отстали, меняя на дороге проколотое колесо. Их расстреляли из придорожных кустов и изрезали мертвые тела штык-ножами. Одному отрезали голову, которую не нашли, так что теперь даже было непонятно, как его отправлять близким…

Погибшие везли гуманитарную помощь в деревню, из которой только что выехали «Уралы»…

Глава 5

— Вы поймите, ее нет, ее уже восемь часов нет! — горячился, налезая грудью на стол, посетитель. Рядом с ним, зарывшись лицом в платок, хлюпала носом его жена.

— Может, она к подругам зашла? — предположил, сам себе не веря, милиционер, скучно глядя в окно. — Может, она скоро домой вернется, а вы — здесь.

Разговор был бессмысленный, бестолковый и тягомотный для обеих сторон.

— У каких подруг?! — горячился отец пропавшей дочери. — Я знаю всех ее подруг! Я всех уже обзвонил!

— Значит, у друга.

— Да вы что — она не такая! Ей всего двенадцать лет!

Милиционер только криво усмехнулся. Они каждый день слышат про «не таких», которые на поверку оказываются еще какими! Просто — прости господи!.. Родители обычно узнают правду про своих чад последними, и то не всю.

— Вы поймите, есть установленные законом сроки, до истечения которых мы не можем объявлять официальный розыск, — растолковывал милиционер прописные истины. — Вот если бы нашелся ее труп, тогда совсем другое дело…

Родители одновременно вздрогнули.

— Что же нам делать?

— Ничего. Ждать, когда она вернется. И, когда вернется, всыпать ей по первое число, — посоветовал милиционер…

Но девочка не вернулась.

Девочка была далеко, уже за триста с лишним километров от своего дома. Она лежала в багажнике автомобиля, там, где должно было находиться запасное колесо. Она была очень маленькой и худенькой, а колесо большим, поэтому девочка смогла уместиться в выдавленном в днище автомобиля углублении, подтянув коленки к самому подбородку исвернувшись калачиком. Ее прикрыли сверху куском фанеры и ковриком, на который накидали какой-то хлам.

Она лежала в темноте, под наваленными сверху вещами и тихо плакала. Тихо, потому что лицо ее было обмотано вкруговую скотчем и потому что она боялась. Ей сказали, что, если она только пикнет, — ее убьют.

Машина легко проскакивала посты ГАИ. Пару раз кто-то заглядывал в багажник, заваленный вещами, но девочка затихала, боясь даже дышать. Ей бы пошевелиться, замычать, но она молчала. Багажник захлопывался, и машина ехала дальше.

Все и дальше и дальше…

— Я буду жаловаться! — пригрозил разбушевавшийся папаша.

— Давай, давай иди! — ответил ему милиционер. — Лучше бы за дочерью своей следил, папаша!..

Когда девочку вытащили из багажника, вся правая половина тела, на которой она лежала, была в синяках и царапинах.

— Иди, — подтолкнули ее в спину.

Девочка пошла, испуганно озираясь на обступивших машину незнакомых людей. Ее провели через дом и спустили по железной, сваренной из арматуры лестнице в подвал. В подвале было жарко, потому что не было окон. Вдоль одной из стен были сколочены нары, в углу стояло ведро, из которого дурно пахло. На нарах сидел худой, заросший мужчина, который смотрел на девочку.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

— Двенадцать, — ответила она.

— Суки! — тихо выругался мужчина. Правая рука мужчины была перемотана грязной, с наплывами запекшейся крови тряпкой. Там, где должен был быть указательный палец, была пустота.