Чтение 21–й страницы книги ~Третья террористическая~

А приказывают пропустить окруженного, которого осталось только добить, врага через свои позиции.

Заключают за спиной военных «мирные» договоры.

Разоружают.

Игнорируют сводки военных разведчиков, которые добываются потом, кровью и жизнями десятков Тромбонов…

Или он что-то в этой жизни не понимает.

Вернее — недопонимает.

И ладно бы он один!..

Глава 51

Прошло несколько часов, и жизнь стала помаленьку налаживаться. Хоть это и звучит странно… Но человек такая «скотина», которая может притерпеться к чему угодно. И даже к такому!

Нельзя бесконечно бояться смерти — нужно либо умирать, либо продолжать жить.

Заложники — жили. Они хотели спать и дремали, хотели есть и шарили по карманам и сумочкам в поисках съестного, вспоминали о доме и беспокоились по поводу оставшихся без присмотра домашних животных и брошенных во дворах машинах. А несколько дам даже умудрились извлечь откуда-то карманные зеркальца и поправить размазанный макияж.

Смерть страшна, только когда тебя убивают, а когда нет, жизнь продолжается, несмотря ни на что…

Террористы тоже вели себя довольно спокойно, перебирая с увлечением, как дети новые игрушки, отобранные у заложников мобильники и вещи, спрашивая, на какие кнопки для чего нажимать, рассказывая, почему они пришли сюда, с интересом поглядывая на отдельных, с яркой внешностью, русских женщин. Когда долго находишься вместе, волей-неволей начинаешь присматриваться друг к другу и начинаешь налаживать отношения.

И уже многие заложники начали робко надеяться, что все кончится благополучно, потому их больше не убивают и даже не бьют.

И уже не заложники, а все надеялись, что все еще может закончиться пусть худым, но миром. Потому что в здание вошли переговорщики.

Самые первые, проявляя истинную мужественность и жертвенность, шли в неизвестность, потому что ничего еще не было понятно и никто не мог гарантировать, что их не возьмут в плен и не расстреляют.

Но их не расстреляли и не взяли в плен, а отпустили с миром, и сразу же образовалась живая очередь из желающих пойти к бандитам на переговоры. Десятки людей, движимых самыми разными, благородными и не очень, мотивами толклись перед оцеплением, путаясь под ногами у милиции и предлагая свои, никому не нужные, услуги.

Как-то незаметно и естественно трагедия стала превращаться в фарс. «Ящики» заполнили «говорящие головы», которые рассуждали о терроризме, десятками минут вися в прямом эфире и кочуя с канала на канал. Добровольные «эксперты» предлагали свои варианты решения проблемы, хотя не знали, что происходит в здании.

Раскручиваемое в стране виртуальное шоу с участием заложников, террористов и взрывчатки стараниями СМИ мгновенно набрало самые высокие рейтинги, и каждый стремился в нем поучаствовать, мелькнув своей физиономией на фоне общественно значимого события. Что понятно, ведь в обычной сетке вещания каждая минута рекламы стоит денег, а здесь можно было засветиться совершенно на халяву, гарантированно получив в свое распоряжение многомиллионную телерадиоаудиторию.

— Нам стало известно, что скоро может начаться расстрел заложников, — обещали ведущие, стараясь удержать на своей «кнопке» зрителей…

— Я слышу какие-то выстрелы!.. — с надеждой сообщали в прямом эфире тележурналисты…

— По самым скромным подсчетам, при штурме погибнет от двадцати до сорока процентов заложников, — обнадеживали эксперты…

Что, наверное, было ужасно.

Но было нормально. Для нового менталитета страны. Где шла гражданская война.

— Мы будем постоянно информировать вас о развитии событий…

В том смысле, что не вздумайте выключить телевизор!

И живущая в эре «застеколья» страна, несмотря на ночь, торчала перед голубыми экранами, с нетерпением ожидая трансляции смерти в прямом эфире, как совсем недавно ожидала публичной демонстрации актов любви. Сострадания почти не было — было воспитанное многочисленными телеиграми любопытство. Кто-то здесь обязательно должен был стать «слабым звеном», кто-то, кому не повезет в этой русско-чеченской рулетке, провалится в тартарары, кто-то окажется «последним героем»…

И тут же пиво…

Памперсы…

Прокладки…

Говорят, что эта, на фоне смерти, реклама стоит особенно дорого…

И даже обреченные на смерть террористы, поддавшись обаянию прямой трансляции, интересовались у телевизионщиков, как им лучше и где встать, принимая эффектные позы, демонстрируя оружие и произнося патриотические речи.

Это не телевизионщики, это мы такие… Потому что у любого заштатного дорожно-транспортного происшествия, где есть раздавленные, расплющенные, разорванные жертвы, находятся свои многочисленные, которые жаждут протиснуться поближе, чтобы увидеть побольше, зеваки.

Десятки зевак.

Или десятки миллионов зевак!

Страна жаждала зрелища…

Но и работала тоже!

Тихо скрипели вкручивающиеся в стены и перекрытия сверла. Они скребли бетон, выгрызая в нем узкие, толщиной со стержень шариковой авторучки отверстия. Они уходили в глубину и выскакивали с той стороны стен и перекрытий.

Есть!

В отверстия проталкивались миниатюрные микрофоны.

Один.

Второй.

Десятый…

«Электронные уши» проникали в каждый угол, перекрывая каждый квадратный метр площадей. Они были везде и даже в туалете, так что теперь можно было слышать каждое произнесенное в здании слово.

Но одних «ушей» было недостаточно, нужны были еще «глаза». И сквозь стены и перекрытия, прошивая бетон и кирпич насквозь, «прошли» миниатюрные видеокамеры.

Штабу нужна была информация…

Медленно крутились бобины магнитофонов. Операторы «прослушки» фиксировали всхлипы, сонное дыхание и тихие разговоры заложников, видели их ноги и их припавшие друг к другу тела.

— Мама, я умру? — спрашивал детский голос. — Умру, да?

— Нет, не умрешь… Все будет хорошо. Ты не умрешь!.. Спи сынок, спи… — отвечала женщина.

Но голос ее предательски дрожал, а нос шмыгал, что фиксировали бесстрастные микрофоны.

— Если они будут спрашивать, скажи, что тебе тринадцать лет… — записывался на пленку чей-то голос. — Они будут отпускать детей, обязательно будут! Запомни — тебе только что исполнилось тринадцать лет! Если ты скажешь, что тебе тринадцать лет, — ты останешься живым!..

И тут же безвестный мужской голос произносил слова, которые не предназначались для чужих ушей, пусть даже электронных.

— Если что… Если мы отсюда не выйдем… то хочу попросить у тебя прощения.

— За что?

— За все… За все, что было…

Плач и признания заложников шли «в шлак». Из сотен уловленных микрофонами фраз высеивались те, что могли помочь бойцам штурмгрупп узнать, где находятся террористы, сколько их, как они вооружены. Поступающая информация и «картинки» с видеокамер передавались туда, где прорабатывались сценарии силовых решений, где на столах были разложены крупномасштабные планы внутренних помещений здания.

— А если так?..

— Тогда они так…

— А мы вот так!..

Группы захвата репетировали штурм в однотипных, с точно такой же планировкой и расположением входов зданиях, снова и снова бегая в атаки и расстреливая установленные на тех местах, где располагались настоящие террористы, манекены. Но планы менялись, информация уточнялась, манекены перетаскивали на другие места, и бойцы сновашли в атаку…

Это была передовая.

А за передовой был ближний тыл, где располагался штаб, собирались командиры подразделений и куда всеми правдами и неправдами пытались попасть журналисты.

И была недоступная журналистам и командирам среднего звена «ставка», где шел обсчет ситуации и принимались стратегические решения.

Главный, беспокоящий «ставку» вопрос был — можно ли в ближайшее время ожидать расстрелов заложников?

Аналитики склонялись к тому, что вряд ли.

В сложившейся ситуации время работало на террористов, получивших возможность озвучивать через СМИ свои проблемы, тиражируя их в мировых информационных сетях. Чемдольше продлится ситуация паузы, которую можно охарактеризовать как «ни мира — ни войны», тем дольше они будут иметь доступ к информационной трибуне, постепенно склоняя общественное мнение на свою сторону.

Из чего следовало, что главной целью операции является пропагандистская составляющая, в пользу чего свидетельствовал в том числе тот факт, что они начали отпускать заложников, демонстрируя миру свое «человеческое лицо».

Психологи, анализировавшие поведение террористов, соглашались с выводами аналитиков.

— Отсутствие четко сформулированных и ограниченных временными рамками ультиматумов, явная «боязнь крови», несформулированность требований свидетельствуют в пользу того, что силовые акции террористами в ближайшее время не планируются…

По всему выходило, что «процесс» затянется на дни, а может быть, недели и что чеченцы будут всячески тянуть время, стараясь навязать власти переговорный процесс, в ходе которого они смогут, выдвигая новые требования и контактируя с прессой и ТВ, набирать очки, играя роль «вынужденных террористов», которые, жертвуя собой, пытаются привлечь мировое сообщество к проблемам Чечни. Поддерживая имидж «борцов за свободу», они будут вынуждены выпускать заложников, «сцеживая» их по несколько человек, создавая тем информационный повод для поддержания интереса СМИ.

А что потом?..

Потом они постараются изменить состав заложников в сторону иностранных журналистов и представителей международных общественных организаций, что исключит возможность применения к ним силы, потребуют самолет и вылетят в одну из «третьих» стран, которая предложит свои посреднические услуги.

Чего допустить было никак нельзя! Потому что такое уже было — террористы уже уходили, что всеми было воспринято как поражение. Огромную страну положила на лопаткигорстка бандитов, и теперь всем требовался реванш! Как после «всухую», да еще на своем поле, проигранного матча…

Последнее слово было за политтехнологами. Потому что все у нас теперь мерится рейтингами.

Обсчитывая варианты развития событий, политтехнологи прогнозировали обвальное падение рейтингов власти в случае нового поражения, менее выраженное, но все равноснижение при затянувшемся переговорном процессе и резкое повышение при силовом разрешении проблемы…

Страдающая от комплекса неполноценности Россия желала «судиться» с чеченцами по их законам — по законам кровной мести. Некоторое время назад стране было нанесено оскорбление, которое можно было смыть только кровью. И поэтому избежать крови было невозможно…

Еще ничего не было понятно, но репетирующим штурм подразделениям уже был известен, а командирами доведен до сведения каждого бойца негласный приказ — пленных не брать!

Почему?..

Потому что кому-то не нужны были пленные.

Потому что в гражданской войне пленных не бывает…* * *

Когда в здание ворвались группы захвата, Мурад успел дать очередь из автомата в сторону наступающих бойцов. Но они были в бронежилетах, и он никого не убил. Несколько пуль разом ударили его в голову и грудь, отбрасывая и опрокидывая на пол.

Все-таки Мурад был больше бойцом, чем террористом, потому что стрелял в облаченных в броню, наступающих бойцов спецназа, вместо того чтобы стрелять в беззащитных заложников. Настоящий террорист выбрал бы другую цель, успев застрелить как минимум нескольких заложников, а Мурад умер, не причинив врагу никакого вреда.

Вместе с ним и одновременно с ним умер Аликбер. Который попытался бросить автомат и поднять руки, но его жест не поняли, вернее, поняли по-другому, посчитав, что он собирается стрелять. Пуля угодила ему в переносицу и, прошив мозг, вышибла затылок. Еще несколько пуль попали в грудь, в живот и пах. Аликбер умер мгновенно и легко, даже не поняв, что умер, все еще надеясь отделаться легко, отделаться сроком.

Умар Асламбеков жил на несколько секунд дольше.

Он заметил метнувшиеся в помещение тени и понял, что это штурм. Он должен был умереть вместе с Мурадом, но Аликбер прикрыл его своим телом, получив все предназначенные ему пули.

Умар не дернулся к стоящему рядом с ним автомату — он не успел приобрести фронтовые, которые сильнее разума и воли, рефлексы. Он продолжал сидеть, как сидел, глядя на милиционеров в бронежилетах и касках. Бойцы группы захвата тоже заметили его и мгновенно удивились, что тот сидящий на стуле «чех» не стреляет и даже не пытается схватиться за оружие, а спокойно смотрит на них. Потом они перестали удивляться и выстрелили, перечеркнув его, его жизнь и все его сомнения короткой автоматной очередью.

Дольше других сопротивлялся Магомед Мерзоев — он успел залечь, закатиться за мертвое тело Мурада и, вдавив спусковой крючок в скобу, открыл ураганный огонь. В упор! Несколько пуль ткнулись в бронежилеты и забрала касок, отбрасывая бойцов назад. Но тут же сразу несколько пуль нашли стрелка, вонзившись ему в спину, поясницу и ноги.

Но Магомед умер не сразу — он успел еще, сунув руку в карман, нащупать лежавшую там гранату и сунуть палец в кольцо чеки.

Ненавидя убивших его бойцов, он крикнул, а может быть, не успел крикнуть, а лишь подумал:

«Аллах акбар!» — и потянул кольцо, и почти уже совсем вытянул его, когда в затылок ему чугунной чушкой ударила автоматная пуля, раскроившая череп…

И Сашка Скоков умер… Умер взявшим над ним верх Магомедом Мерзоевым! Все-таки — Магомедом!

Все!..

На полу тут и там валялись трупы. Множество трупов, которые еще предстояло опознать. Между ними, наступая в их еще теплую кровь, ходили милиционеры.

Теракт не удался.

Террористы погибли… Все до одного.

Умар.

Мурад.

Аликбер.

Магомед.

Боевик, заменивший Аслана Салаева.

И все другие…

Их никто сюда не приглашал, они пришли сюда сами, чтобы победить или умереть.

Они не смогли победить, но смогли умереть так, как подобает настоящему чеченцу и мужчине. И даже те, кто не собирался умирать.

Они погибли с оружием в руках, защищая свой народ!..

Они лежали в крови, неестественно вывернув руки и ноги, уже ничего не желая и ни о чем не сожалея. Их земной путь был закончен. А об их душах пусть позаботятся те боги, которым они молились…

Мимо них бродили люди, их искаженные гримасами смерти лица снимали операторы, их тела трогали, шевелили, обыскивали, но им было все равно…

Их война — закончилась. Теперь уже навсегда…

Глава 52

…Из здания выводили заложников. Выводили под руки и выносили на руках. Женщины цеплялись за поддерживающих их под руки, огромных в сравнении с ними бойцов спецназа. Они даже не плакали, они еще не поняли, что произошло, они еще не смогли поверить, что все позади…

Это была победа!

Пиррова…

Возле телевизора плотным кружком сидели «лица кавказской национальности». К телевизору был подключен новенький, только что купленный бытовой видеомагнитофон, который писал все подряд новостные передачи. Это был не единственный телевизор и не единственный магнитофон в квартире — в соседней комнате работали еще два, настроенные на другие каналы «ящика». И это была не единственная квартира, где перед круглосуточно включенными телевизорами сидели кавказцы.

— Эй, смотри, смотри, да!..

В толпе, по которой панорамой прошла камера, мелькнуло лицо, которое вызвало общее оживление. Все стали оборачиваться и тыкать пальцами в экран, потому что человек,мелькнувший на экране, был здесь. Он был не похож на всех остальных, потому что был русским — у него было русское лицо, светлые глаза и волосы, но звали его Гамзат. Он тридцать часов провел в толпе перед оцеплением. Он был там с самого начала…

Новости кончились.

Телевизор переключили…

Мелькнули кадры идущих на штурм колонн спецназа.

— Шакалы! — зло сказал кто-то из кавказцев.

Потом пошла панорама трупов неопознанных террористов. Для кого-то — неопознанных и террористов, для них — хорошо знакомых им «братьев». Многих из них они знали лично — с кем-то вместе росли, с кем-то воевали, кого-то встречали на горных перевалах и базарах.

Их «братьев» расстреляли русские. Как в тире…

Но кавказцы не считали, что их «братья» погибли зря, — ведь о них узнал весь мир. Но не только поэтому, а еще потому, что в этой и в той комнате и в других квартирах тоже работали телевизоры, к которым были подключены новенькие, только что из магазина видеомагнитофоны…

Сотни минут запечатленного на пленке эфирного времени включали в себя десятки интервью свидетелей и участников событий. Каждый видел не так уж много и только с одной, там где он находился, точки. Но вместе — видели всё.

Имея эти записи и имея своих людей на месте происшествия, нетрудно было восстановить всю картину боя, сложив ее, как мозаичное панно, из отдельных видеокадров, статей и интервью.

И уже потом, стократно отсмотрев и вычертив схемы, спокойно, никуда не торопясь, подсчитать, что оцепление состояло из двух рот милиционеров и роты солдат-срочников, которых, при необходимости, можно смять, протаранив одной-единственной «Газелью» с взрывчаткой.

Что на исходные позиции подразделения вышли за десять минут до начала штурма со стороны…

Узнать, на крышах каких зданий засели снайперы.

Откуда и как проникли в здание наступающие колонны спецназа.

Чем они были вооружены и какую тактику использовали…

Узнать достаточно, чтобы в следующий раз не ошибиться, чтобы действовать наверняка, зная, что будет делать твой противник…

Нет, смерть их «братьев» не была напрасной! Они пожертвовали собой, напомнив миру о том, что Чечня еще жива и что она борется и никогда не сдастся! Они умерли, чтобы проложить дорогу другим, идущим за ними. Как в минном, которое нужно перейти, поле, на которое вначале ступают идущие впереди, а потом за ними и по их следам идут все остальные, уже не рискуя наступить на мину.

Они шли первыми и погибли как герои. И их души попадут в рай.

Уже — попали!

А русские — пусть пока радуются. Пусть думают, что они победили… Глупцы!.. Ведь ничего еще не кончено, все только начинается. Война начинается!..

Один бой ничего не значит! Один бой может быть проигран. И следующий тоже. Но война — никогда!

Война будет длиться много лет, может быть десятилетий, в Чечне и в России. Теперь и в России тоже! Будет длиться до тех самых пор, пока жив хоть один чеченский мужчина, который способен держать в руках оружие! И пока не умрет последний неверный! Последний русский!

И так — будет! Так — должно быть!

Они это знают, потому что в это верят! За это дерутся и во имя этого умирают!

Ничего еще не кончено!..

Аллах…

Акбар!..

Глава 53

Сергей Петрович спешил домой. Он теперь всегда спешил после работы или оттуда, где был, домой. Он стал отчаянным домоседом, потому что боялся, что, когда его не будетдома, туда кто-нибудь заберется и украдет его дочь. И тогда снова наступит кошмар.

С него снова будут требовать выкуп за жизнь его дочери.

Снова пришлют видеокассету, где она будет плакать и молить его спасти ее, глядя на него с экрана своими полными слез и ужаса глазами.

Потом они пришлют в посылке ее отрезанное ухо.

А потом, если он не найдет денег, — ее голову!..

Теперь он будет бояться всегда, даже когда она вырастет, даже когда выйдет замуж. А потом будет бояться за нее и за внуков…

Когда Сергей Петрович завернул в свой двор, он увидел, что подростки бьют какого-то человека. Бьют жестоко, пиная его башмаками по лицу.

«Что делают, бандиты!» — подумал он.

И быстро пошел вперед.