Чтение 12–й страницы книги ~Основатель~

Словен сердито засопел. В отличие от Вэнса, он не любил всех без исключения кадаверциан. Но причина его антипатии не была связана ни с чем личным. «От них разит смертью, — как-то буркнул оборотень недовольно. — Падалью…» И больше не распространялся на эту тему.

Фэри увидела приближающуюся машину ученика и улыбнулась, как показалось Гемрану, с огромным облегчением.

— Спасибо, что приехал, — горячо прошептала она и поцеловала его в щеку, обдав свежим ароматом духов.

Фэриартос коротко кивнул Кристофу. Тот ответил тем же и перевел взгляд ядовито-зеленых глаз на Словена. Вриколакос, выбравшись из машины, прислонился к ее боку, демонстрируя полное равнодушие ко всем присутствующим.

— Ну вот, ты убедилась — я жив. Что дальше? — спросил Вэнс Паулу.

Она вздохнула, посмотрела на колдуна, словно ожидая от того поддержки, и снова повернулась к Гемрану с нежной сияющей улыбкой, обычно не предвещающей ничего хорошего.

— Помнишь, я рассказывала тебе о том, как Александр брал меня с собой на встречу с Леонардо?

Впервые со дня смерти маэстро она произнесла его имя спокойно. Но сегодня это не порадовало певца.

— Да, помню.

— Я бы хотела, чтобы ты пошел туда вместе со мной…

Через узкий проем между стеной дома и большим супермаркетом мог идти только один человек. Двоим было уже не разойтись. Словен сунул туда свой волчий нос, почувствовал запах сырости, мочи, скривился, заявил: «Пожалуй, подожду здесь». И удалился к машине.

Паула не обратила внимания на его гримасы. Она замерла, сосредоточенно хмуря брови, ее взгляд блуждал по улице, явно видя предметы, весьма далекие от реальности. Кристоф стоял, прислонившись к стене, и внимательно наблюдал за ней. А Гемран снова чувствовал приближение тошнотворного «мерцания» в сознании.

Фэри, шепча что-то себе под нос, начала мерить шагами улицу, машинально теребя рукав норковой шубки. Ожидание затягивалось.

— Ты уверена, что это тут? — спросил, наконец, Вэнс.

Паула молча кивнула, снова останавливаясь напротив проема.

— Насколько я понимаю, место не имеет особого значения, — в своей слегка небрежной, самоуверенной манере вмещался Кристоф. — Обычно для перехода я советую своим ученикам смотреть на кадаверцианский крест. Он помогает сосредоточиться и отключиться от видения этой реальности. Может быть, вам нужно нечто подобное?

— Нет, — к удовольствию Гемрана резко отозвалась Паула. — Ничего подобного мне не нужно.

Она положила руку в тонкой перчатке на стену и произнесла тихо:

— Мне казалось, я тогда запомнила заклинание. Александр произнес его очень четко, специально для меня…

Девушка замолчала, и тут же Гемран, шагнув к ней, крепко взял за предплечье, чувствуя под мягким мехом ее тепло, и посмотрел в узкую щель между домами. Он сам не знал, откуда в его воображении возникают яркие, полуоформленные образы. Они приходили словно со стороны. Как будто кто-то настойчиво нашептывал их на ухо.

В глубине хода вдруг появилась тонкая полоска света. Повинуясь желанию Вэнса, она становилась все шире. Повеяло запахом винограда и деревом, нагретым на солнце, послышалось громкое воркование голубей.

Паула изумленно вздохнула и следом за учеником перешагнула границу, отделяющую одну реальность от другой…

Гемран помнил рассказ фэри о том, как здесь было в прошлый раз. Но сейчас он не увидел ни широкой лестницы, ведущей вверх, ни зала с колоннами, залитого светом, ни громадной статуи Сфорцы.[3]

Они оказались в просторном квадрате внутреннего дворика. Со всех четырех сторон возвышались деревянные стены невысокого дома. На уровне второго этажа тянулась открытая галерея с красивыми резными балясинами. Виноградная лоза оплела перила и раскинулась над головой зеленой шелестящей крышей. Рассеянные пятна света пробивались сквозь листву и прыгали по мощеному полу. Между его камнями виднелись тонкие травинки. В центре двора тихо журчал маленький фонтан, возле него росла тонкая ива,окруженная белыми цветами.

Зеленоватый сумрак сделал лицо Паулы бледным. Она смотрела куда-то наверх, закусив губы и печально изогнув брови. Тоже чувствовала глубокую грусть, разлитую здесь.Казалось, уныние струилось из венецианских окон и все ниже пригибало к земле ветви дерева у воды.

В глубине дома скрипнула дверь, во двор вышла девушка в черном платье, такой же черный платок покрывал ее голову. Она бесшумно скользнула мимо гостей, заглянув в лицо Вэнса, и он увидел красные от слез глаза и опухшие губы.

— Что здесь произошло? — спросил он тихо, когда незнакомка исчезла.

— Асфодели, — раздался приглушенный голос Кристофа, и только сейчас Гемран сообразил, что совершенно забыл о присутствии кадаверциана. Оглянулся и увидел, как тот смотрит в сторону ивы. — Цветы смерти.

— Он чувствует, — прошептала Паула, проводя обеими руками по лбу и щекам. — Он уже знает… про Александра…

— Идем, — сказал Вэнс.

Некромант, видимо хорошо знавший правила поведения в чужих мирах, молча сел на бортик бассейна, ожидая официального приглашения от хозяина.

Фэриартос вошли в дом. Здесь было прохладно, сумрачно, пахло небелеными холстами, мятой и деревом. Откуда-то слышалась тихая, печальная музыка. Вэнс поймал себя на том, что запоминает мелодию.

По узкой поскрипывающей лестнице они поднялись наверх. Дверь в комнату была открыта. В лучах рассеянного света, льющегося сквозь окно с частым переплетом, летали золотистые пылинки.

Великий маэстро сидел в кресле у стола. Услышав шаги входящих, поднял голову. Гемран увидел его глаза в полосе света — пристальные, мудрые, печальные — как на старинной картине. И почувствовал, что музыка, звучащая вокруг, оборвалась. Осталась лишь гулкая тишина, в которой глухо стучало его сердце.

Паула стремительно вошла в комнату, опустилась на колени рядом с Леонардо, прижалась щекой к его руке и произнесла низким от слез голосом:

— Александр погиб. Я пыталась его спасти. Но не смогла.

Не отрывая взгляда от Вэнса, художник положил ладонь на ее склоненную голову.

— Верю, что пыталась. И знаю, что не смогла.

Теперь Гемран смог рассмотреть его высокий морщинистый лоб, тонкий, длинный нос, волнистую белую бороду и такие же волосы. Одежду средневекового художника.

— Не стой на пороге, — услышал он слова хозяина и шагнул вперед.

Заметил мельком полки, заваленные свитками, футляр от виолончели, портрет юной золотоволосой девушки на стене. Повинуясь дружескому жесту художника, сел в кресло, стоящее неподалеку от тонконогого столика с пустой клеткой на нем.

— Я знаю, кто его убил, — произнесла Паула глухо.

— Ты не найдешь его убийцу, — ответил Леонардо задумчиво, с нежной лаской поглаживая девушку по волосам.

Фэри вскинула голову, с тревогой, недоверием и отчаянием глядя в его лицо.

Великий учитель грустно улыбнулся, посмотрел на Вэнса и заговорил, обращаясь к нему:

— Среди фэриартос нет магов, достигших пределов своего могущества. Потому что этой границы нет в нашей магии. Но однажды наступает миг, когда втоммире мы не можем развиваться дальше. Чувствуя это, фэриартос уходят в другую реальность. Иначе душа их выгорает дотла. Ведь Творец проживает не только свою жизнь, но и жизни тех, о ком он говорит, пишет, чью судьбу он перелагает на бумагу, на холст, заключает в музыку… И многократно умирает вместе с ними. — Леонардо перевел взгляд на Паулу. — Мы уходим не потому, что теряем интерес к родному миру. Мы уходим, чтобы не сойти с ума. И не выйти на солнце, пытаясь загасить его огнем пожар собственной души.

— Он погиб, потому что не смог оставить нас? — прошептала Паула, глотая слезы. — Он должен был уйти… но не сделал этого.

— Жизнь нашу создаем мы смертью других, — произнес Леонардо печально.

— Несправедливо, — выдохнула девушка, поднялась, уронив полушубок на пол, и подошла к окну.

— Александр понял, что достиг вершины своего мастерства, — продолжил великий мастер тихо, как будто беседуя сам с собой. — И более того, почувствовал, что теряет способность сопереживать, а значит творить… гореть огнем своего таланта. Думаю, ему показалось, что он исчерпал себя.

Паула покачала головой, словно отказываясь верить услышанному.

Они молчали довольно долго. Вэнсу чудилось, будто он слышит гулкие молоточки ксилофона, звучащие в его собственной голове, и торопливые голоса, раздающиеся очень далеко, едва слышно…

— Ты привела гостя в мой дом, — сказал наконец маэстро, разбивая тишину.

— Да. — Паула медленно отвернулась от окна. — Он хотел поговорить с вами.

Ее бледное лицо казалось застывшим, пустым, только глаза после недавних слез сверкали. Глядя на нее, Вэнс подумал вдруг, что она давно не была так хороша.

Кристоф появился спустя несколько минут. И сейчас, в полутемной комнате дома высшего фэриартоса, освещенной робким теплым светом, как никогда ощущалась его кадаверцианская суть — ледяная, равнодушная, безликая.

Колдун быстро окинул взглядом помещение. Увидел Леонардо и, судя по тому, как выразительно приподнялись его брови, — узнал великого художника. Поклонился с глубоким почтением.

— Прошу прощения за беспокойство.

Тот с ироничной улыбкой склонил голову в ответ на приветствие.

— Никогда у меня в доме не появлялся слуга смерти. Надеюсь, ты пришел не по ее приказу?

Как показалось Вэнсу, подобное определение не должно было понравиться кадаверциану. Так же, как Пауле явно не понравилась шутка маэстро. Девушка передернула плечами и с неодобрением покосилась на некроманта.

Но Кристоф рассмеялся, опускаясь на скамью у стены.

— Нет. Боюсь, она вряд ли заинтересована в вашем обществе. Слишком много ее секретов вы раскрыли… еще при жизни. «Почему природа не запретила одному животному жить смертью другого?» — процитировал некромант, улыбаясь. — «Природа, стремясь и находя радость постоянно творить и производить жизни и формы, позволяет времени разрушать, чтобы освобождать место для других видов и форм, зная, что в этом рост ее земной материи».

— Ты читал мои труды? — без удовольствия и удивления спросил великий фэриартос.

— Их изучал мой учитель, — ответил колдун, также становясь серьезным. — Я всего лишь запомнил некоторые вещи, показавшиеся мне интересными.

— Чего ты хочешь?

— Задать вопрос. Кто такой художник, видящий смерти?

— Ты знаешь ответ. Это — он. — Леонардо указал на Вэнса.

Гемран понял, что крепче, чем нужно, сжимает подлокотники кресла.

— Кто? Кто я?

— Тот, кто живет прошлым. — Леонардо придвинул ближе к себе лист бумаги, склонил красивую седовласую голову и стал рисовать, словно иллюстрируя свои слова. — Тот,кто слышит голоса ушедших, говорит с ними, чувствует их, живет их смертью… Тяжкое бремя.

— Почему я ничего не знал об этом?!

— Потому что я не говорила тебе, — сказала Паула, продолжая смотреть в окно. — Не хотела усложнять твою жизнь.

Гемран хотел возразить со злостью, что его жизнь и так не слишком проста. Но вместо этого спросил:

— Но как я могу чувствовать умерших?! Это невозможно.

— Душа никогда не может разрушиться при разрушении тела, — с успокаивающей улыбкой произнес Леонардо, подавая Вэнсу лист бумаги. — Она подобна ветру, производящему звук в органе. Но если в этом инструменте испорчена хоть одна труба — ветер не извлечет из него ни звука.

Гемран уставился на рисунок, одновременно пытаясь понять, что сказал ему художник. Он увидел набросок себя самого, сделанный сангиной, в центре спирали Витдикты, сплетенной из сотен лиц и тел.

— Я могу слышать их всех?

— И позволять им говорить с другими через себя, — отозвался Леонардо и добавил с печалью: — Редкий дар.

— Бесценный, я бы сказал, — тихо заметил Кристоф.

Вэнс поднял взгляд от рисунка и увидел, как смотрят на него Паула и колдун. С недоверием и затаенной надеждой… Каждому из них он мог дать шанс еще раз услышать голоса тех, кого они любили и кого потеряли.

— Видящие смерти рождались дважды, — снова заговорил Леонардо. — Их появление всегда предшествует возрождению Основателя. И если погибает один, придет другой.

Кристоф застыл, услышав это, а его глаза загорелись яркой зеленью.

— Что значит всегда? Он уже приходил?!

Фэриартос опустил руку на стопку рукописей, лежащих на столе, и произнес медленно, словно вспоминая немного забытые слова.

— «Разверзнется твердь… выйдут из земли звери, облеченные в тьму, которые набросятся на человеческую породу, и она зверскими укусами, с пролитием крови, будет имипожираться…» — Он помолчал, углубившись в свои мысли, а затем проговорил: — Мы, фэриартос, кадаверциан, асиман, нахтцеррет и прочие — второе поколение. Почти все первые дети Атума были уничтожены. Но они успели передать свою силу и дух Основателя нам. Тем, кто поможет… уже помог ему возродиться. И теперь если мы не сможем остановить его, то будем уничтожены так же, как те, кто был до нас.

Кристоф провел ладонями по лицу, словно умываясь. Шумно выдохнул:

— И как нам остановить Основателя?

— С его помощью. — Леонардо посмотрел на хмурого Гемрана. — Когда он научится задавать вопросы тем, кто знает на них ответы.

— Как я могу научиться этому? У кого?

— У такого же, как ты сам. Художника, видящего смерти.

— Но где мне его найти?

— Он сам найдет тебя. Позовет. С той стороны Витдикты.

— Значит, он тоже мертв?!

— Его зовут Фрэнсис, — Леонардо улыбнулся негодованию, прозвучавшему в голосе Вэнса.

— Предсказание бэньши, — прошептала неожиданно Паула, глядя невидящими глазами прямо перед собой.

— Если Основатель узнает, кто ты такой, — сказал великий маэстро, — он постарается уничтожить тебя.

Глава 13

Tempo curant

Сейчас в обществе столько самодовольных людей притворяются хорошими, что притворяться плохим — это, по-моему, проявление милого и скромного нрава.Оскар Уайльд «Веер леди Виндермир»

9марта

Сквозь сон Миклош слышал тиканье старинных швейцарских часов. Их умиротворенное звучание наполняло большой дом спокойствием. Господин Бальза проснулся, когда пробило одиннадцать вечера. Сел на постели, зажег ночник с зеленым плафоном и задумчиво постучал указательным пальцем по губам.

— Превосходно. Tempo curant.[4]

Он чувствовал, что его переполняет сила. Давно пора. Нахттотер уже устал ждать, когда пройдут все последствия «Поцелуя». Что ни говори, а Соломея еще та штучка, раз ей пришло в голову придумать такое.

— Ненавижу детей, — поморщился Миклош, сообщив это откровение в пространство.

Пространство, как водится, не посчитало нужным отвечать.

Прошла половина недели с тех пор, как он покинул убежище у Кристофа. Бальзе не понадобилось изворачиваться, чтобы подыскать себе подходящее логово. У него, как и у большинства старших кровных братьев, было предусмотрительно подготовлено несколько тайных жилищ, о которых никто ничего не знал. Тхорнисх был уверен в их полной безопасности.

Он остановился в доме, который располагался на берегу реки, напротив центральной парковой зоны отдыха, очень популярной среди горожан. Конечно, слишком близко от центра, к тому же немного шумно, но зато рядом приличная еда и прекрасный вид. Маленький престижный район частных домов сейчас как нельзя лучше подходил для нужд Миклоша.

Двухэтажный дом, уютный и аккуратный, словно только что принесенный из сказочной страны доброй феей, стал временным пристанищем до той поры, пока Хранья не получитпинок под зад и не улетит из «Лунной крепости» прямиком на солнце. Но пока Бальза не желал, чтобы даже во сне сестре являлись мысли, будто он может оказаться жив. Нахттотер рассчитывал подготовить для нее чудесный семейный сюрприз.

Он изнывал от любопытства, желая узнать, что происходит в «Крепости». Впрочем, все, творящееся в Столице, его теперь интересовало. По своему опыту он мог предугадать, что после смерти Миклоша Бальзы все пошло наперекосяк.

— Особенно если помнить о появлении Иноканоана и Соломеи, — размышлял вслух нахттотер. — Из-за детей Лигамента все могло измениться в одно мгновение. Мало ли чтоеще успели учудить эти малолетние отморозки! Возможно, Амир уже недосчитался головы, а Фелиция…

Впрочем, он решил, что если подохнет мормоликая — плакать не станет.

Миклош слегка сожалел, что бетайлас не был настроен на нормальную беседу, и бессмысленно было расспрашивать его о последних событиях.

— Право, жаль, что никто из блаутзаугеров не додумался издавать новостную газету, — пробормотал тхорнисх, усмехаясь.

Взяв коммуникатор Йохана, он, как был в пижаме, сел за стол. Пароль ученика нахттотер знал и теперь просматривал список дел, а также номера счетов клана. Ему не понадобилось много времени, чтобы проверить их. Как он и думал — коды доступа уже были изменены. Сестрица успела наложить жадную лапу на его состояние и подгрести под себя денежки. Вот и доверяй после этого банкам Вьесчи.

— Надежность и стабильность?! — глумливо произнес тхорнисх. — Как бы не так, черт их побери! Чтобы в аду тебе гореть, Рамон! С радостью бы вручил твоей корпорации иск, но тебе придется дождаться своей очереди!

Потерять состояние — это, конечно, обидно. Но деньги — всего лишь деньги. Достать новые — не проблема. Было бы желание. Впрочем, пока господин Бальза в них не нуждался. Он давно создал себе несколько тайных резервных счетов.

Вспомнив бумажник колдуна, Миклош мимолетно подумал, что начал бы презирать себя, если бы взял у кадаверциана его копейки.

— У того, поди, их не больше, чем у вечно нищих фэриартос, — хмыкнул он.

А вот финансов, которыми по-прежнему обладал сам тхорнисх, по людским меркам должно было хватить на пару поколений беспробудной гульбы. Так что он не стал тянуть с тем, чтобы немного разбогатеть.

— Йохан!! А… ч-черт! — зло прошипел нахттотер. Он вновь забылся.

Отложив коммуникатор в сторону, Бальза пошел одеваться. Все приходилось делать самому, это порядком раздражало, но сорвать свое раздражение было не на ком. Он заправил кровать, стянул с себя пижаму, аккуратно сложил ее и направился к большому шкафу, сверху донизу забитому свеженькими рубашками.

Неспешно одеваясь, Миклош в который раз с сожалением размышлял, насколько сильно ему не хватает ученика. Подумать только — сотни лет были потрачены, чтобы создать идеального помощника, и все пошло прахом. Тьма знает, где теперь искать подходящую кандидатуру на должность Чумного. Да и толку искать ее — немного. Конечно, можно обратить кого-нибудь прямо сейчас, на это ума не требуется, но прока от такого птенца — с крысиный нос. Любой из прихлебателей Храньи размажет новичка по стене и даже не заметит этого. Чтобы воспитать настоящего бойца, нужно много времени и труда.

Бальза надел пиджак из хорошей английской шерсти и смахнул с лацкана несуществующую пылинку:

— Нужно найти выживших. Если, конечно, их до сих пор не обнаружила Хранья.

Ему стоило в который раз проклясть Основателя за то, что тот лишил Нахтцеррет — единственный из всех кланов — возможности ощущать своих учеников, где бы те ни находились. Насколько все стало бы проще, обладай он этой способностью!

— Теперь придется потрудиться, чтобы их отыскать, — выразил он свое недовольство отражению.

Будь жив Йохан, и Бальза был бы уверен, в каком направлении следует «копать». У Чумного имелось несколько излюбленных местечек, и Миклошу, который знал своего ученика, как облупленного, не составило бы труда обнаружить ландскнехта.

С остальными труднее. Столица огромна, и того, кто спрятался и не желает показываться на глаза, можно искать месяцами.

Спустившись в холл, нахттотер отпер дверь. Пробурчав о погоде что-то нелестное, рыцарь ночи поднял воротник и не спеша направился к реке. Узкая, вычищенная от снега,ярко освещенная улица шла под горку, туда, где огнями сиял городской парк и огромным обручальным кольцом горело медленно вращающееся колесо обозрения. Был субботний вечер, до полуночи оставалось еще два часа.

Добравшись до моста, ведущего на противоположной берег, Миклош зашагал по набережной.

Господин Бальза не собирался охотиться рядом с домом. Это чревато массой неприятностей, к тому же шляться по центру — себе дороже. Обязательно, по всем законам подлости, столкнешься нос к носу с каким-нибудь блаутзаугером. Последнее сейчас было крайне нежелательно, и поэтому охотничьи угодья нахттотер решил расположить на окраине Столицы, подальше от возможных встреч с кровными родственниками.

Он взмахнул рукой, и почти сразу же рядом остановилось канареечное такси. Нахттотер назвал адрес и, стараясь ни к чему не прикасаться в отвратительно-грязном салоне, заглушил до поры до времени голод. Он видел макушку водителя над спинкой вонючего сиденья. Очень хотелось отвесить этому типу подзатыльник, чтобы в следующий раз убирал в своей машине. Впрочем, скорее всего, следующего раза уже бы не было — Бальза нередко забывался, а оттого слишком перебарщивал с использованием силы в общении с овцами, и невинный щелбан вполне мог закончиться для провинившегося человека утратой головы.

Нахттотер терпел грязь и дурацкое радио минут двадцать — все то время, что машина колесила по проспектам, отдаляясь от центра города. Наконец, не выдержав, он приказал остановиться. Презрительно сунул банкноту и, не дожидаясь сдачи, выбрался из салона.

Кляня почем свет тупого водителя и его мусоровозку, тхорнисх раздраженно топтался по снежной каше, выбираясь на обочину.

— Подумать только, до чего все докатилось! — ругался он. — Еще месяц назад я бы на милю не подошел к такому убожеству!

Мыслями он вновь вернулся к Хранье, создавшей ему столько проблем. Оставалось лишь удивляться, почему она до сих пор не сдохла от икоты.

Закончив упражняться в сквернословии, Бальза огляделся, приметил высоченную стелу мемориального комплекса, посвященного павшим воинам, и свернул с проспекта на тихую улицу. Скользнув взглядом по вывеске ресторана, оказавшегося прямо у него перед носом, нахттотер в задумчивости остановился. Крыльцо было чистым, у входа стояли античные вазы, а декоративные ионические колонны и портик украшали вход.

С некоторым сомнением Миклош сделал шаг к ступеням. Ресторанчик оказался уютным, теплым и чистым. Из-за ведущих в зал дверей доносились звуки певучей кифары. Ей подпевали сиринкс и двойной авлос. Девушка-администратор подняла голову от журнала, улыбнулась дежурно и несколько устало:

— Я могу вам помочь?

Она чем-то напомнила Миклошу Фелицию.

— О да! — довольно прищурился тхорнисх.

В лунном свете улица сияла, словно обсыпанная золотой пыльцой. Холодные дома, укрытые снегом деревья, редкие машины, проносящиеся по проспекту, и ночные фонари — все сверкало червонным золотом. В жилах Миклоша бежала горячая лава, и он кипел от жажды деятельности и желания свернуть горы. Настроение было превосходным.

Промокнув губы носовым платком, тхорнисх убедился, что на них не осталось следов крови, и, мурлыча, направился в ту сторону, где заметил стоянку такси.

Решив немного удлинить путь, он покосился на возвышающиеся скелеты небоскребов строящегося торгового международного центра «Федерация». Высотные краны работалидаже сейчас — Рамон позаботился о том, чтобы стройка не прекращалась ни днем ни ночью. Недовольно бурча, что вновь идиоты портят облик его города, нахттотер свернул в маленький сквер.