Чтение 18–й страницы книги ~Бронзовый грифон~

– Да ничего…

– Нет, ты, Кулак, говори, да не заговаривайся! Куда я смотреть должна?

Кондотьер отмахнулся:

– Погоди, после…

Бывший гвардеец проследил за его взглядом. Примерно в полумиле от тракта и рыбацкого поселка, раскинувшегося на берегу великой реки, темнел паромный причал, рядом с которым торчали четыре длинных дома – очевидно, склады. У огромного ворота, напоминающего корабельный шпиль для вытравливания якорного каната, только превосходящего его размерами в добрый десяток раз, копошились люди. Они дергали впряженных в ворот лошадей. Или мулов – точнее сказать на таком расстоянии было сложно. А от ближайшего перелеска к причалу двигалась колонна всадников. Поблескивали шлемы и непокрытые тканью кольчуги, впереди плыло черное знамя с золотистой бахромой по краю.

При виде этого знамени у Кулака вдруг стало очень жесткое лицо. Он без нужды дернул правой рукой, вокруг запястья которой обматывал повод. Вороной конь со звездочкой во лбу вскинул голову и заплясал.

Коготок подозрительно притих, со вздохом проверяя – легко ли ходит меч в ножнах. Дроу разразился длинной тирадой, состоящей из щелкающих и цыкающих звуков. Кирсьен ни разу в жизни не слыхал языка остроухих стрелков, но, судя по хищному оскалу, не доброго утра пожелал Белый неизвестным всадникам. Мудрец сплюнул и сгорбился в седле.

– Кто это? – повернулся Кир к Пустельге.

– Джакомо-Череп, – пояснила с кислым лицом женщина.

– И что?

– Слушай, малыш, давай потом! – Воительница скрипнула зубами.

По всему выходило, что новые товарищи Кира прикидывают – не придется ли драться?

Странно… Ведь они на службе императора, имеют все необходимые бумаги на руках. Кто может им воспрепятствовать?

– Банда! Повод! Рысью… Марш! – Кулак отмахнул плеткой.

– Рысью… – подхватили K°готок и Мелкий. – Живее, кошкины дети!

Кирсьен привычно вдавил каблуки в бока гнедого. Банда, сохраняя строй, рванула к парому. Сперва короткой рысью, но через сотню шагов командир приказал прибавить ходу.

Всадники под черным знаменем, заприметив их нетерпение, тоже перешли с шага на широкую рысь.

– Кто этот Череп? – Кир повернулся к Мудрецу. – Чего Кулак всполошился?

– Кондотьер, – как всегда немногословно отозвался верзила. – Северянин. С Кулаком у него давняя вражда.

– Ну и что? Коней-то гнать зачем?

– Слушай, малыш, ты совсем тупой или как? – громко выкрикнула Пустельга, оборачиваясь и бросая на Кира уничижительный взгляд через плечо. – Кто первый на паром успеет, тот и на том берегу раньше будет!

– Но мы же на службе! – воскликнул Кирсьен.

– Ага! А у Черепа людей почти вдвое больше…

– Сто четыре верховых, – небрежно отметил Мудрец.

– Все равно не пойму…

– Ну, раз не можешь понять, не напрягайся! – прошипела воительница. – Что за олух, клянусь ледяным червем!

– Не успеть на паром – позор, – объяснил Мудрец. – Доброе имя кондотьера не пустой звук.

– Если Кулак уступит, – продолжала женщина, – никто к нему в банду больше не пойдет. Ни за какие шиши. Да что там я говорю? Уже сейчас половина наших перебежит к Черепу.

– Как же так можно? – удивился Кир. – А договор? Мы же задаток получили!

– Задаток вернуть недолго. А договор новый заключить. Нет! Нельзя нам уступать…

Она свистнула, взмахнула плетью, выскочила из строя и галопом помчалась вдоль колонны, призывая наемников подтянуться и не уронить чести их банды.

Гнедой под Киром рвался вперед. Несмотря на неказистый вид, конек попался с огоньком. Годился и дальние переходы совершать, и в атаку вскачь пойти. Парень посильнееприжал шенкеля и подобрал повод, заставляя коня красиво согнуть шею и пойти более упругим шагом. Набегающий с реки ветер остужал разгоряченные щеки. Эх, так мчать бы и мчать! И плевать на войну, на Империю, на родню, которой уже, скорее всего, сообщили о неприглядном поведении наследника…

– Галопом! Марш!

Зычный голос Кулака пронесся над колонной. Кир встрепенулся и увидел, что вторая банда тоже перешла на рысь, и по всему выходило, что причала они достигнут раньше.

– Гало-о-оп!!! – вторил командиру Коготок.

Наемники зацокали языками, заволновались. Кое-где свистнули плетки.

Молодой человек выслал гнедого в галоп по всем правилам высокого искусства верховой езды: коротко ткнул правым каблуком, одновременно резко и быстро натягивая левый повод. Конь выполнил все как следует, хотя наверняка никогда не учился премудростям манежной езды.

– Эгэ-гэ-гэй! А ну, кошкины дети, поднажмите! – пронеслась мимо Пустельга, размахивая плетью. – Не возьмут над нами верха череповские ублюдки!

– Поднажми, поднажми, ребята! – с другой стороны вдоль колонны скакал Мелкий, картинно подбоченившись и уперев «воловий язык» в колено. – Раньше на тот берег переберемся – всех пою!

– Поeшь или пoишь? – крикнул ему вдогонку Мудрец. Верзила нескладно раскачивался, придерживая уложенный поперек седла двуручник.

– Не знаю, как Мелкий, а я бочку вина ставлю! – обернулся Кулак. Несмотря на улыбку, глаза кондотьера смотрели с тревогой.

Наемники ответили нестройным гулом.

Кони ржали. Из-под копыт летела желтая пыль.

А что соперники?

Тьялец скосил глаза и увидел, что банда Черепа тоже перешла на галоп.

Какое-то время колонны мчались рядом. Кир с интересом рассматривал чужих наемников. Такие же бородатые, усатые, гладко выбритые лица; разномастные кони; оружие от шипастых палиц до «осадных ножей»; ухмылки, подначки, здоровый азарт.

Причал стремительно приближался.

– Ша-а-а-агом! – выкрикнули почти одновременно седобородый Кулак и догола выбритый – похоже, включая и брови – обжаренный солнцем до золотисто-коричневой корочки кондотьер на высоком, ширококостном и гривастом рыжем скакуне, возглавлявший соседнюю колонну. Скорее всего, это и был Джакомо по кличке Череп. Да, воин хоть куда. Шириной плеч не уступает Мудрецу – кажется, вороненый хауберк вот-вот лопнет, разлетится на мелкие колечки. К задней луке приторочен пернач на длинной рукоятке. Оружие, довольно редко встречающееся в южных провинциях Сасандры, но в Барне и Табале им пользуются многие бойцы. Само собой, те из них, кому доставшаяся от природы телесная мощь позволяет. Ведь ворочать «утренней звездой», как ласково называют подобные перначи, весьма непросто. Но всадник всадником, а Кир невольно залюбовался конем. Вот где средоточение красоты, грации и силы. Каждая шерстинка играет на солнце золотом. Все четыре ноги в белых чулочках от бабки до середины пясти.

– Не спи – замерзнешь! – гулким шепотом выдохнул прямо в ухо Мудрец.

Кир похлопал по шее гнедого – пока глаза следили за соперниками, тело само выполнило команду, останавливая коня. С удивлением молодой человек обнаружил, что длинный клинок двуручного меча соседа уже не скрыт под тряпками. Правая ладонь Мудреца нарочито небрежно лежала на рукояти. Конечно, двуручник – оружие для пешего боя, но и с седла можно успеть разок-другой ударить, и горе тому всаднику и коню, которые подвернутся под горячую руку, – обоих пополам, словно спелую дыню, развалит. Рядомпарень со сломанным носом по кличке Огузок незаметным движением вытащил тяжелый охотничий нож и держал его в свободно свисающей руке, но так, чтобы в любой миг можно было метнуть.

Не поторопились ли они?

Тьялец завертел головой.

Наемники деловито проверяли или готовили к бою оружие, словно не с союзниками встретились, а со смертельными врагами. Пустельга невесть когда успела взвести тетиву арбалета, Белый наложил стрелу на тетиву снаряженного лука, схватился за рукоятки двух парных кистеней Коготок.

В строю банды Черепа тоже замечалось шевеление, поблескивала сталь.

«Неужели сцепятся? Нельзя, глупо как-то выходит… – подумал Кир и тут же устыдился своей мысли. – Кто ты такой, чтобы обсуждать приказы командиров? Дворянин т’Кирсьен делла Тарн остался в далеком прошлом. Здесь сейчас – наемник Кир, изображающий из себя каматийца. Даст Кулак отмашку, будешь рубить как миленький!»

Но кондотьер медлил.

Опытный воин не мог не учитывать численное превосходство противника. Да и, по всей видимости, сказывалась привычка сражаться исключительно за деньги, а не подчиняясь буйству характера. Пусть крестьяне и арендаторы от скуки по харчевням кулаки чешут. Наемник дерется, когда его пыл подкреплен солидным вознаграждением или когда видит ускользающую выгоду. Нет, конечно, если не будет иного выхода, придется бросать людей в мясорубку. А пока не припекло, почему бы не попытаться поискать другойспособ разрешения спора?

Так или по-другому рассуждал Кулак, Кир не знал. Он просто смотрел, как кондотьер выезжает перед строем. Фальчион в ножнах, битая сединой борода гордо торчит вперед.

Джакомо, в свою очередь, выдвинулся ему навстречу. Внешне он казался совершенно спокойным, но кисть левой руки касалась рифленой рукояти «утренней звезды».

– Я не могу и не хочу желать тебе здоровья, Череп, – вроде бы негромко, но так, чтобы услышали все, проговорил Кулак.

– Я тоже с большим удовольствием увидел бы твою голову на пике, – в тон ему отозвался восседающий на рыжем коне всадник.

– Может, я и кончу дни так, как тебе мечтается, но прежде один гологоловый наемник отправится в Преисподнюю.

– Только после тебя, Кулак. По старшинству. Тебе ведь давно пора внуков нянчить, не так ли?

– Я еще твоих внуков пропущу вперед, Череп.

– Как бы не так!

– Почему же это? Не потому ли, что у тебя нет детей, а значит, и внуков быть не может?

Джакомо дернул щекой.

– У меня детей больше, чем в твоей банде народа!

– Когда же ты успеваешь? Неужели после овец у тебя еще на баб силы остаются?

– И на такого кнура, как ты, хватит!

– Ты не в моем вкусе, Череп. Не люблю лысых.

– Да и мне не к лицу калек насиловать. Все-таки я – воин.

– Воин? То-то я припоминаю, как твоя банда удирала из Фалессы! Пятки в задницы влипали!

– Твои тоже, если мне память не изменяет, не сидели до победного конца.

– Это так. Сила солому ломит. И бесплатно никто умирать не хочет. Но все же мы не бросили обоз, а еще и твой подобрали.

– Поздравляю! – буркнул Джакомо. – Было бы что подбирать! Дерьмового барахла ломаная телега!

– Да? Как сказать!

– Да как ни говори!

– А я скажу. Пускай все слышат. Во-первых, три телеги. Во-вторых, не дерьмовое барахло, а серебряные кубки, парча, десяток итунийских ковров, лотанские вазы… Ну, знаете, – Кулак повернулся к своим, – из тех, что по триста лет на морском дне выдерживают…

– Врешь! – вскинулся Череп. – Не было ваз!

– Значит, я перепутал, – усмехнулся седобородый кондотьер. – Но остальное-то было? Не станешь спорить?

Рядом с Киром кто-то захохотал. Смех подхватили, и он волной прокатился по всему строю. Заулыбался и кое-кто из наемников Джакомо.

– Ладно! Уел! – махнул рукой Череп. – Но не все же тебе радоваться! Сегодня удача на моей стороне. На правый берег моя банда выйдет первой. И об этом узнают все в цеху кондотьеров, от Гронда до Айшасы.

– С чего это ты решил, что сегодня выиграл? – ехидно осведомился Кулак.

– Да погляди по сторонам, родное сердце! Нас вдвое больше. Попробуй-ка воспрепятствовать! Или давно выволочку не получал, как шелудивый котенок? Ну, ты не переживай! Только намекни!

Теперь в голос заржали всадники из банды Джакомо.

– Великаны в Гронде шутят – не дели шкуру неубитого мамонта, а не то придет белый медведь и всю себе заберет, – медленно и раздельно проговорил Кулак. – Ты, наверное, забыл обычаи нашего цеха. В самом деле, столько жить, не признавая законы и устав кондотьерские… Можно и привыкнуть.

– Что ты такое говоришь? Ни одного дня не было, чтобы я нарушал наши законы!

– Да? Тогда ты не откажешься выяснить, у кого больше прав первым вступить на паром, по старинному обычаю?

– Это как? На соломинках с тобой потянуть, что ли? Так дураков нет – ты и брата родного обжулишь…

– Я тебе прощаю это оскорбление. Пока прощаю.

Джакомо хохотнул:

– Ну, спасибо, кошкин сын!

Кулак даже бровь не повел.

– Я хочу напомнить тебе «Уложение о кондотьерах Альберигго», – сказал он и с торжеством глянул на собеседника.

– Я его прекрасно помню. Не трудись! – нахмурился Череп.

– Тогда прошу, освежи мне память, будь так любезен. Ну, давай! Глава о разрешении спорных вопросов между бандами, находящимися на воинской службе у одного нанимателя.

– Это еще зачем? Клянусь морским змеем, уж не задумал ли ты… Хм…

– Вижу, ты догадался. Ты всегда был сообразительным мерзавцем, Череп.

Кир, чувствуя, что явно чего-то недопонимает, повернулся к Мудрецу:

– О чем это они? Растолкуй, пожалуйста!

Верзила вздохнул:

– Что за молодежь пошла?

– Вот-вот! – подхватил седой морщинистый вояка, который отзывался на не вполне приличное прозвище Почечуй[Почечуй – геморрой (устаревш.).]. – В «Уложение Альберигго» и краем глаза не заглядывали, а туда же – в наемники рвутся…

– Ну, все-таки… – настаивал Кирсьен.

– Поединок, – коротко бросил Мудрец.

– Между Кулаком и Черепом? – удивился молодой человек, но старшие наемники отмахнулись от него, прислушиваясь к беседе кондотьеров.

Джакомо расправил гриву рыжего, похлопал скалящегося и косящего глазом коня по шее. Оглянулся на своих. Хитро прищурился.

– Я хорошо помню уложение… Поскольку дело касается не только нас двоих, а наших банд целиком, то и решать его должны не мы с тобой.

Наемники загудели. Кто-то с возмущением, но большая часть одобрительно. Видно, устав неведомого Альберигго здесь чтили едва ли не наравне со словом Триединого, а тои с большим почтением.

– Трус! – выплюнул через лишенную резцов верхнюю челюсть Почечуй.

– Хитрюга, – поправил его Мудрец. – Камышовый кот.

– Дело касается и нас тоже, – возразил лысому кондотьеру седобородый. – Или ты хочешь спрыгнуть с крючка после всего, что наговорил здесь? По четыре бойца от каждой банды и мы с тобой. Согласен?

– Нет. Не согласен. Видишь ли, у меня имеются виды на эту войну. Вот после… После я готов дать тебе удовлетворение на любом оружии, о котором договоримся.

– А если тебя убьют?

– Ха! – Джакомо пожал плечами, отчего Киру снова показалось, что кольчуга вот-вот лопнет. – Я же не переживаю, что тебя убьют. Встретимся в Преисподней. Ты же так настойчиво звал меня туда.

– Не звал, а посылал. Почувствуй разницу… – Кулак чуть подтолкнул коня правой шпорой, разворачивая его к строю боком. Оглядел своих людей. – Хорошо! Во имя братства кондотьеров и согласно «Уставу Альберигго» я выставлю пять бойцов! Когда назначим, а, Череп?

– Да прямо сейчас! – Лысый повернул свою сверкающую на солнце голову к своим. – Так, парни?

– Та-ак!!! – дружно проорала сотня глоток.

– Хорошо, – кивнул седобородый. – Огородим площадку немедленно. Пять на пять плетров[Плетр– мера длины, двадцать шагов; приблизительно 30 м. ] хватит?

– С избытком. Кто наблюдает?

– Мы с тобой.

– А еще?

– Ладно… – Кулак задумался на мгновение. – От моей банды – Пустельга и Мелкий.

– Я знаю их. Годится, – согласился Череп. – От меня – Мигуля и Трельм Зубан.

– Я знаю их. Годится, – проговорил Кулак, и Кир предположил, что эти слова являются ритуальной фразой. – Бой пеший?

– Пеший. Что попусту коней гонять?

– Я тоже так думаю.

– До смерти?

– Как хочешь.

– До смерти лучше… – потер лоб Джакомо. – До смерти!

– Но тяжелораненых не добивать.

– Мы ж не дроу! – оскалился Череп.

Краем уха Кир уловил, как защелкал Белый. Теперь на месте Джакомо тьялец здорово поостерегся бы поворачиваться к дроу спиной. Стрела, выпущенная из длинного лука остроухих, пробивает не только кольчугу, но и кованый нагрудник, и ясеневый щит.

Кулак, видно, о том же подумал. Глянул на Черепа едва ли не жалостливо, как на увечного или неизлечимо больного. Отвернулся.

– Спе-ешиться! – протяжно выкрикнул кондотьер.

Кир спрыгнул на землю, присел разок, чтобы размять ноги.

Пустельга и Мелкий подбежали к предводителю и о чем-то горячо заспорили, размахивая руками.

Отряды наемников разошлись в разные стороны от дороги. Командиры десяток назначали коневодов, которые с недовольными гримасами принимали поводья из рук остальных. Еще бы! Наблюдать поединок хотелось всем.

– Ты! – ткнул Почечуй пальцем в грудь Кирсьена. – В коневоды!

– Слушаюсь! – по-военному четко ответил молодой человек, подумав про себя: «Чтоб тебя подняло и шлепнуло! Другого не нашел, пенек старый!»

– Погоди! – остановил его голос Кулака. – Ты мне нужен, малыш!

– Эй, а как же коневоды?! – возмутился Почечуй.

– А мне что за дело? – без обиняков заявил кондотьер. – Хоть сам иди! И вообще, кто тут главный?

Кир со вздохом облегчения передал поводья старику и пошел с Кулаком.

– Чем помочь надо? – спросил он на ходу.

– Да ерунда, – беспечно отозвался Кулак. – В забаве поучаствовать хочешь?

– В какой? – холодея, проговорил молодой человек.

– А сталью помахать.

– Но я…