Чтение 21–й страницы книги ~Бронзовый грифон~

– Слово! – потребовал караульщик.

– Гроза.

– Засуха. Проходите.

Цыпа и Обельн не скрывали радости от того, что сменились с поста.

– Хоть бы уснул, нелюдь поганый, – тихонько пробурчал пожилой солдат на ухо студенту. – А то все зыркает глазищами-то…

– Разговорчики! – прикрикнул Дыкал. – Так! Ты станешь тут, а ты – тут. Смотреть в оба. Не ровен час, его дружки выручать вздумают.

– Разрешите вопрос, господин сержант? – Антоло занял место согласно приказу, одернул край рубахи, торчащий из-под панциря.

– Ну? – нахмурился Дыкал.

– Что ему будет?

Разводящий задумался, но ненадолго:

– Дык… Выпорют, я думаю. Полсотни палок любого буяна к разуму возвернут.

Антоло кивнул. Виды на будущее не слишком-то радужные, но все-таки не плаха и не каторга.

– К третьей страже ждите смену. Помните слово и отзыв. Старший – Ант, – бросил сержант напоследок.

Цыпа с Обельном ушли отдыхать, а новые часовые застыли у столбов. Пика в карауле не полагалась – только панцирь, шлем и меч.

Кентавр стоял молча, только с хрипом втягивал воздух широкими ноздрями. От него исходил крепкий дух конского пота, сдобренный ядреным перегаром. Смесь достаточно необычная. С пьяными лошадьми студенту не доводилось сталкиваться ни в отцовской усадьбе на табальских холмах, ни в просвещенной столице.

– Ишь, как от него шибает… – принюхался Горбушка. – Я бы сейчас не отказался от кружечки мьельского. А ты как?

Антоло промолчал, занятый своими мыслями. Да и, сказать по правде, напарник был ему противен. Как мохнатая гусеница – до дрожи и мурашек между лопатками.

– Я с кем говорю? – возмутился бывший попрошайка.

– Отстань, Ламон. Не положено в карауле болтать.

– Ишь ты! Болтать не положено! Какие мы правильные! – Горбушка напоказ потянулся и оперся плечом о столб. – Ну да, конечно! В карауле не положено есть, пить, куритьтрубку, разговаривать, садиться, ложиться… Что там еще? Напомни, а то я как-то запамятовал.

– Отстань. Сколько можно?

Ламон заскрипел зубами. Нелюбовь у них была взаимной и самой искренней.

– Шибко образованный, да? С нашим братом и говорить не хочешь?

– Твой брат в овраге дохлую корову глодает, – со злостью ответил студент. Нет, ну сколько можно цепляться? Так и подмывает дать липучке в ухо. А потом еще под зад сапогом. Для закрепления изученного. – Отстань, а? По-хорошему прошу.

– По-хорошему? – Горбушка схватился было за меч, но передумал. – Не хочешь человеком быть – не надо. Стой хоть до утра! – Он гордо одернул перевязь с мечом, прошелся перед Антоло. Вперед, потом назад. Глянул с нескрываемым превосходством. Вот, мол, я какой! На армейские порядки плюю и тем горжусь. А что? Ведь не побежишь же ты жаловаться? Хоть и грамотей университетский, а понятие о солдатской взаимовыручке имеешь.

Антоло отвернулся. Поглядел на хрипящего кентавра. Как тут не мучиться, когда колодка рассчитана на человека, а конечеловек гораздо выше, если мерить по макушкам. Потому согнули его в баранку. Да еще и отверстие под шею тоже рассчитано на обычного человека. Вот и выходит, что кентавр попросту задыхается. То-то и взгляд у него из-под полуопущенных век такой замутненный. Не только вчерашний перепой сказывается, но и недостаток воздуха. Помочь бы… Хотя бы чуть-чуть раздвинуть колодку, а то ведь чего доброго и отдаст душу Триединому до утра.

Горбушка тоже заинтересовался арестантом. Обошел его пару раз, беспечно насвистывая, будто и не в карауле, а на прогулке по городу. Почесал затылок, сдвинув козырекшлема на глаза. Пробормотал под нос:

– А ведь как стоит… Как стоит! Залюбуешься! Ишь ты…

Он остановился позади кентавра, напротив мощного крупа и притянутых к столбам ног.

– Эх, а ведь у меня уж месяца три бабы не было…

Антоло не понял сразу, что он имеет в виду, но Горбушка не заставил себя расспрашивать – он и в обычной обстановке отличался словоохотливостью. Можно даже сказать, излишней болтливостью.

– Чо вылупился? – заметил он удивленный взгляд студента. – Ты ж грамотный – понимать должон. Я, может, еще детям хвастать буду и внукам – конежопого, мол, отжарил! Прямо в конскую задницу…

– Ты в своем уме? – не выдержал Антоло. – Соображаешь, что делаешь?

– А то? Конечно, соображаю, – осклабился Ламон. – Мы хоть в увине… унире… уверниститетах не обучались, а кой-чего мозгами варим.

– Но если варишь мозгами своими, то должен понимать, что, во-первых, ты же в карауле, а во-вторых, это же противоестественно…

– Чего? – скривился Горбушка. – Сильно умный, что ли? Шел бы ты умник…

Он решительно задрал подол рубахи, нашаривая гашник штанов.

«Это же какой-то бред, – подумал Антоло. – Этого просто не может быть…»

Он видел, как напряглись и заиграли мускулы под короткой шерстью на спине кентавра, как вздыбилась грива. Услышал, как заскрипели колья – вот-вот хрустнут или выскочат из земли. Но нет, окраинцы, связывавшие конечеловека, работали на совесть.

Горбушка плюнул на ладонь…

И тут студент не выдержал. Четыре шага, разделявшие его и Ламона, Антоло преодолел одним прыжком. Добавляя к взмаху руки разворот корпуса, ударил в подбородок. Конечно, аксамалианский нищий, выросший в порту и трущобах Нижнего города, в драках толк знал. Видно, бил других не единожды, да и с более сильным противником встречался много раз. Он успел чуть-чуть развернуть голову, давая кулаку соскользнуть, но запутался в спущенных до колен штанах и упал. И тут же скорчился, закрывая голову руками и подтянув колени к животу, противный и жалкий одновременно. Антоло пнул его по голому заду каблуком.

Звук получился смешным – немного похожим на шлепанье теста, а немного на пощечину. Последнее сравнение, неожиданно пришедшее в голову, так насмешило студента, что он махнул рукой и оставил напарника в покое. Вернулся на свое место у столба. Сердце еще колотилось, усиленно гоняя кровь, легкие горели словно после пробежки, но злость улеглась. Да и как можно злиться на такое отребье? Презирать – да. Но злость – слишком сильное чувство, его нужно приберегать для достойных врагов.

– Спасибо… – негромкий и хриплый голос, прозвучавший над самым ухом, заставил студента отшатнуться, стискивая ладонью рукоять меча.

В первые несколько мгновений он моргал и ошалело оглядывался по сторонам, пока не понял, что звук «и» в услышанном слове слишком длинный и дрожащий, словно ржание.

Кентавр? Точно, он.

– Ты понимаешь нашу речь? – ничего умнее этого вопроса не пришло парню в голову.

– Немного.

И опять раскатистый, похожий на ржание звук. На этот раз – «г». У него получилось – «немног-г-г-го».

– Ух ты! – по-мальчишески восхитился Антоло, но вспомнил, что его только что поблагодарили. – Не стоит…

– Стоит. Для степного воина это хуже смерти.

– Да чего там… – пожал плечами студент. – Обычаи моей страны тоже не одобряют мужеложства, а тем более… – Он хотел сказать – скотоложства, но постеснялся. Все-таки не с быком или мулом разговаривает. Кентавры хоть и отличаются от людей, а все же существа мыслящие.

– Свобода и честь… – Конечеловек словно и не слышал его запинки. – Две великие ценности. Честь ты мне сохранил… – Руки, плечи и спина вновь напряглись, пробуя на прочность колодку. – А свобода…

– Ты понимаешь, – смущенно проговорил солдат. – Я не могу. Ведь ты нарушил… Я имею в виду… – Он совсем запутался и запнулся, моргая и стараясь не смотреть кентавру в глаза.

Конечеловек тоже молчал. Дышал с хрипом и присвистом, как запаленная лошадь. Как бы то ни было, а унижаться просьбами он не собирался. Гордый сын Степи. Прирожденныйвоин, но, вместе с тем, гуляка и буян.

Лежащий на земле Горбушка заворочался, подтянул штаны, смешно приподнимая задницу. Встал на ноги. Подобрал свалившийся во время драки шлем. Покрутил его в руках. Бросил косой взгляд на Антоло, всхлипнул:

– Совсем озверел…

– Иди на место! – отмахнулся табалец. – Глаза б мои тебя не видели!

– Иду, иду… – скороговоркой зачастил Ламон. – Я чо? Я ничо… Я человек спокойный, тихий…

Сутулясь, как побитый кот, он прошел мимо Антоло и вдруг прыгнул на студента, обхватил его поперек туловища и толкнул спиной на столб. Молодой человек не ожидал нападения, а потому не сумел удержаться на ногах. Воздух покинул легкие, острой болью отозвался хребет между лопатками. Горбушка, развивая успех, боднул Антоло в подбородок, а потом два раза ударил кулаками в живот.

– Чтоб ты сдох… – шипел нападающий. – Убью… Убью… Убью!

Антоло вяло отмахнулся, мазнул Ламона по щеке. Тот зарычал и ударил студента коленом в пах. К счастью, попал в середину бедра. Тоже больно, хотя и не так…

С внезапно вернувшейся яростью Антоло отпихнул от себя противника. Сунул кулак прямо в оскаленный ненавистью рот. Горбушка хрюкнул, но продолжал переть, словно бык на красную тряпку. Студент поднырнул под его руку, ударил под ребра и, схватив за ворот, бросил на тот самый столб, о который его только что припечатали спиной.

– А-а-а! – заорал, разворачиваясь, Горбушка. Со струйкой крови, стекающей с разбитой нижней губы, он казался мифическим чудовищем – ламией или брухой. – Убью, подлюка!

Бывший побирушка схватился за меч, потянул его из ножен. Антоло внутренне съежился, не зная как быть. Сражаться с однополчанином он не собирался. Да и что потом объяснять командирам? Нарушили караульный устав… Но и подставлять голову под клинок полудурка, свихнувшегося от злости, он не хотел. Вот задачка! Какому профессору под силу ее решить?

И тут он заметил, что Ламон бросил меч и закинул обе руки за голову, выгибаясь и встав на цыпочки. А совсем рядом, в каком-то локте, горели мстительным огнем широко распахнутые глаза кентавра. Он, несомненно, как-то удерживал солдата. Но как? Это со скованными руками, зажатой в колодку головой?!

– Заснул? – неожиданно проговорил степной воин. – Прибей ег-г-г-го!

А ведь и правда, сколько можно ждать? От Горбушки только шум и беспокойство. Как еще весь лагерь не сбежался?

Прибить, не прибить…

Антоло вдохнул поглубже и изо всех сил ударил Ламона в подбородок.

Получилось!

Глаза солдата закатились, ноги обмякли, и он осел кулем в пыль.

Кентавр пошевелил пальцами – оказывается, он схватил Горбушку сзади за волосы и тем самым придержал его.

– Ломай замок, – решительно проговорил степняк.

– Зачем? – охнул Антоло, озираясь по сторонам.

– Я знаю устав имперского войска. А ты?

Парень кивнул. Верно. Сколько разделов устава он уже нарушил? И не сообразить сразу. Теперь самое меньшее наказание, которое его может ждать, – порка кнутом у столба. Десять ударов. А если господин капитан сочтет, что он первый начал, или поверит Ламону, который наверняка будет обелять себя и вешать всех котов на противника, то по закону военного времени… Страшно даже подумать.

– Вместе убежим, – будто услышал его мысли кентавр. – По одиночке пропадем.

– А как же…

– Дело твое.

Четвероногий гордо замолчал.

Антоло подумал… и вытащил меч. Как будто в омут бросился с обрыва вниз головой.

Ремни, притягивающие ноги кентавра к столбам, много времени не отняли. Конечеловек взбрыкнул, отбрасывая ошметки кожаных полосок. Ударил копытом.

– Ну же!

С замком, соединяющим половины колодки, пришлось повозиться. Ломая дужку, Антоло погнул меч. Дрянную сталь, если сказать честно, поставляли имперской армии.

– Сво… – хотел закричать кентавр, но одумался и сказал вполголоса: – Свобода!

Он подпрыгнул на всех четырех, взмахивая в воздухе задними ногами, а руками сотворил неприличный жест, повернувшись в ту сторону, где должен был располагаться шатер полковника, благородного господина т’Арриго делла Куррадо.

– Меня зовут Желтый Гром. Я из клана Быстрой Реки.

– Антоло. Я из Табалы. Местечко Да-Вилья.

– Бежим?

Студент обреченно кивнул. Что еще остается? Или в бега, или самому голову в петлю сунуть, чтобы не доставлять лишних хлопот товарищам.

После Антоло восстановил в памяти события той ночи и понял, что самостоятельно, без помощи опытного воина и разведчика, кем мог заслуженно считать себя Желтый Гром, ни за что не смог бы выбраться из охраняемого лагеря. Они крались мимо палаток со спящими солдатами, между составленными в «шалаши» копьями, обходили редкие караулы.

«Только бы окраинцы не проснулись раньше срока, – молил табалец удачу. – Наши пехотинцы – разгильдяи редкие, а вот всадники с юга – другое дело… К тому же у них сторожевые коты…»

Представляя себе палевые клыкастые морды, горящие глаза, прижатые уши, Антоло всякий раз невольно сжимал рукоять меча, отобранного у бесчувственного Ламона, – свой, гнутый, он бросил у колодки.

Вот и опушка леса. В отличие от светлых и прозрачных березняков Табалы и сребролистых тополей Вельзы, склоны тельбийских холмов покрывали сероствольные бучины и мрачные грабняки. Хвала Триединому, в здешних лесах почти не рос подлесок – слишком уж темно, какие побеги выживут? Лишь один раз Антоло с разбегу влетел в заросли шиповника – изодрал руки и выглядывающие из-под доспеха полы одежды.

Кентавр рысил с грацией, доступной только животному, проводящему полжизни в быстрой скачке. Кажется, даже позевывал на бегу. Антоло так и подмывало попроситься к нему на хребет. И останавливала вовсе не боязнь обидеть спутника, а самая простая неуверенность в себе. Ездить верхом ему доводилось раз или два в жизни, да и то лет десять назад, если не раньше.

Половина Большой Луны продолжала светить – она зайдет под утро.

Бег продолжался. Как тут не помянуть добрым словом Дыкала и пробежки вокруг учебного лагеря с полной выкладкой?

Под черепушкой билась одна мысль. И уже не «уйдем – не уйдем», как можно было ожидать, а «выдержу – не выдержу». Сердце колотилось о ребра, грозя разорваться на мелкие кусочки.

– Долго еще? – задыхаясь, прохрипел студент непослушным горлом.

– До рассвета. Там передохнем, – снисходительно пояснил конечеловек, слегка наклонив голову. – Немного. Потом побежим снова. Тогда уйдем…

Словно в ответ на его слова за спиной раздалось протяжное мяуканье.

Коты? Дикие или сторожевые, пущенные по следу?

– Или не уйдем, – коротко подытожил Желтый Гром.

– Погоня?

– Не знаю. Далеко.

Что далеко, это точно. Мяуканье повторилось, и теперь можно было с уверенностью сказать – не меньше мили. А то и две. Ну и громко же орут, когтистые бестии! Если это сторожевые коты, то жди встречи с окраинцами. Надо как-то их обмануть, сбить со следа… Как же это лучше сделать? Наверное, стоит положиться на более опытного кентавра?

– Берегись! – отрывисто выкрикнул Желтый Гром, взвиваясь в прыжке.

Антоло прыгнуть не успел, а потому покатился по крутому склону заросшего лозняком оврага. Ударился плечом, коленом, снова плечом, боком, аж затрещали ребра. Замер, наполовину присыпанный землей.

Живой…

Вроде бы ничего не сломано. Руки, ноги, шея… Целы. Хотя голова гудит.

Вверху, заслоняя звездное небо, возник силуэт кентавра.

– Живой?

– Вроде бы… – слабо откликнулся табалец.

– Лезь сюда.

– Легко сказать…

Студент с трудом поднялся и, цепляясь за корни кустарников и молодых деревьев, вскарабкался по склону. Благо, овраг оказался не глубоким – каких-то семь-восемь локтей. Когда вниз летел – показалось, что добрых двадцать.

Снова из чащи за спиной донеслось мяуканье. Уже гораздо ближе.

– Жить хочешь? Бежим! – Конечеловек взмахнул рукой, срываясь с места.

Антоло последовал за ним, но первый же десяток шагов показал – падение не прошло бесследно. Правое колено отзывалось острой болью. Идти с грехом пополам можно, да ито лучше бы палку какую-нибудь найти вместо костыля, а вот бежать – нет.

Желтый Гром заметил его хромоту. Вернулся. Покачал головой.

– Плохо дело.

– Да уж конечно, – вымученно улыбнулся табалец. Прислушался. Проклятые коты орали все ближе и ближе.

– Придется драться. – Кентавр вцепился ему в плечо и потащил вперед.

– А может, я…

– Что?

– Ну, верхом…

– Нет, – посуровев лицом, отрезал Желтый Гром.

– Но почему?

– Я не конь. Я – степной воин. – Он гордо задрал подбородок, полагая, что этим сказано все.

– И что?

– Честь для степного воина дороже всего…

Антоло смолчал, хотя подумал:

«Ага! Особенно честь дороже жизни человека, который совсем недавно спас тебя. Сам-то, небось, можешь удрать запросто. Ноги целые. Все четыре. Вон какие копытища…»

– Лезь сюда! – дернул студента за руку конечеловек.

Он ткнул пальцем в поваленный ствол граба, толщиной в обхват.

– Куда?

– Он пустой внутри. Прячься. Я их уведу.

Табальцу стало неимоверно стыдно за недавние мысли.

– Быстрее, – преступил с ноги на ногу Желтый Гром.

– А как же ты?

– Детская забава! – ухмыльнулся кентавр, показывая широкие, «лошадиные» зубы. – Лезь быстрее.

Антоло вздохнул и протянул конечеловеку меч:

– Думаю, тебе скорее пригодится.

Желтый Гром церемонно поклонился:

– Спасибо. Я постараюсь вернуться.

Обдирая плечи, ежась от сыплющейся за шиворот трухлявой древесины, Антоло полез в темную нору валежины.

– Давай, давай. Ноги точат. – Желтый Гром притоптывал так, что содрогалась земля. – Все. Хорошо. Удачи тебе, Антоло из Табалы!

Копыта дробно ударили. Та-та-тах! Та-та-тах! Это кентавр с места рванул в галоп.

Студент поворочался в узком логове, стараясь устроиться поудобнее, и вдруг заметил лучик лунного света, проникающий снаружи. Извиваясь, шипя от боли в колене, он добрался до круглой дырочки – должно быть, сучок выпал из гнилого дерева. Выглянул и закусил губу, чтобы не закричать.