Чтение 8–й страницы книги ~Бронзовый грифон~

– Ох, и рань… – Флана зевнула, прикрывая рот ладошкой.

– Да ты спи. – Молодой человек вздохнул. – Спи.

Она откинулась на спину, запахнула капот, вытянула ноги.

– Да, похоже, выспалась… Хотя еще можно было бы…

– Так спи.

– Нет. Не буду.

– Тогда вставай.

– И вставать не хочу. Валялась бы и валялась…

Кир пожал плечами.

– Если хочешь валяться… – Он потянулся рукой к Флане. Осторожно коснулся кончиками пальцев мочки уха, провел вдоль шеи до ключицы.

– Ой, нет! – С недовольной гримаской девушка отвела его ладонь. – Не сейчас.

– А когда? – нахмурился бывший лейтенант. – Позавчера – «не сейчас», вчера – «не сейчас», сегодня – тоже «не сейчас»…

Флана порывисто вскочила. Села на кровати лицом к лицу с Кирсьеном.

– Тебя, когда в полку служил, на плацу гоняли? Строевой шаг, там, упражнения с мечом. Гоняли, а?

– Ну, гоняли… – с непонимающим лицом протянул молодой человек. – До производства в чин… А откуда ты знаешь? И вообще, к чему это ты?

– Сейчас узнаешь! А когда свободный денек выпадал, тебя сильно тянуло вновь пошагать? Тяни носок! Выше подбородок! Грудь вперед!

– Совсем не тянуло! А к чему… Ты хочешь сказать?

– Вот-вот! – кивнула девушка. Похлопала ладонями по смятому покрывалу. – Мне эта кровать, что тебе плац…

Кир засопел.

– Вот оно что! А я думал – я тебе…

– Да! Небезразличен! Больше скажу – ты мне очень нравишься. Но влюбляться при моей работе – роскошь непозволительная. – Она вздохнула, накрыла ладонью запястье Кира. – Не обижайся.

Молодой человек стиснул кулаки. Вырвался, вскочил с кровати.

– Проклятье! Ну почему все так оборачивается? Разве мы достойны такой участи? Разве ты создана для борделя? Ты же умная, красивая, добрая! Что тебе тут делать? – Он махнул рукой, обводя полукругом комнату. – Если бы я мог тебя забрать отсюда! Увезти куда-нибудь далеко-далеко – в Окраину, на остров Халида, в Лотану, Гронд… – Кир поднял глаза к потолку и не заметил легкого отсвета надежды, промелькнувшего на лице Фланы. Впрочем, она тут же взяла себя в руки. Глянула равнодушно, даже с легким оттенком сочувствия к горячащемуся парню.

– В Гронде холодно, а в Лотане сыро. В Окраине лютуют кентавры, а на Халиде – пираты, – сказала она. – По-моему, Аксамала – весьма неплохое место, чтобы жить. И выживать…

– Скажи лучше – доживать! Весь век ютиться в чуланчике и прятаться от Ансельма! Проклятая жизнь! Кому она такая нужна?!

«Быстро же ему надоело жалеть меня, – подумала Флана. – Еще бы! Жалеть себя – не в пример интереснее. Любимое занятие большинства людей».

– Жизнь нужна любая, – негромко проговорила она. – Самая плохая жизнь лучше самой хорошей смерти. – Помолчала. Добавила: – Помнишь, я рассказывала тебе о своих родителях?

Молодой человек кивнул.

– Они от холеры умерли. Верно?

– Верно. Но я тебе не говорила, вроде бы, что отец мой колдуном был.

– Нет. Не говорила.

– Так вот он всегда учил меня, что хуже смерти нет ничего. Одна лишь жизнь достойна поклоненья… Так поэт древний сказал. И отец так же считал. И дед. А дед мой почти нашел средство от смерти. Почти…

– Он тоже волшебник?

– Был.

– Тоже холера?

– Нет. Бубонная чума. Он умер давно. Очень давно. Задолго до моего рождения.

– А-а-а… – протянул Кир. – И средство не помогло?

– Только не надо издеваться! – вспыхнула Флана. – Он не жалел своей Силы для людей, но на себя ее уже не хватило… Если бы не он и его братья по Ордену Чародеев, народ Сасандры исчез бы, и только дикие коты да совы населяли бы леса.

– Я учил историю, – обиженно произнес т’Кирсьен, но потом спохватился и, стесняясь собственного ребячества, поправился: – Прости. Я не должен был плохо отзываться о твоем предке… Подвиг Ордена Чародеев велик, и недооценивать его нельзя. Все, ныне живущие в Империи, обязаны им.

– Да! – с воодушевлением подхватила Флана. – Едва ли не сорок лет прошло. Чародеи погибли почти все. Или, вернее сказать, все. И мой дед тоже.

Молодой человек вздохнул:

– И все же ты достойна лучшей участи. Чем больше узнаю тебя…

– Давай не будем. – Девушка отвернулась к стене.

Кир открыл было рот, но не решился сказать вслух то, что рвалось с языка. Нет. Потомок древнего, пусть и обедневшего рода не может связать судьбу со шлюхой. Можно перешагнуть через многое – через почет, деньги, воинскую славу, но не через гордость, настоянную на десятках поколениях предков. Он и любить-то ее не может. Вернее, не должен… Но все-таки…

Дверь, пронзительно взвизгнув петлями, распахнулась.

– Ой! – Лита попыталась остановиться, засеменила, взмахнула широкими рукавами и едва не упала. – Ой… Извини… Я думала… – Она прижала ладошку к губам и зарделась.

Вот к чему бывший лейтенант никак не мог привыкнуть, так это к самому обычному поведению девочек фриты Эстеллы в нерабочей, так сказать, обстановке. Циничные и бесстыжие с посетителями, они, оказывается, умели смущаться ничуть не реже, чем простые горожанки или крестьянские дочки. Могли беззлобно подтрунивать друг над другом, пожалеть бездомного котенка или такого, как он, отщепенца, подкармливать его, лишаясь части заработка. Хотя у Литы, к примеру, в пригороде жили родители – слепой отец, лепивший из глины свистульки, и мать, раскрашивавшая их и таскающая продавать на ближний рынок, а много ли заработаешь на детских игрушках? К Рилле раз в месяц приезжал пьянчуга-брат – красномордый и опухший – и она безропотно отдавала ему четыре пятых отложенного серебра. С этих денег он покупал хоть немного еды для восьмерых детишек и забитой до состояния бессловесного животного жены. Большую часть, правда, пропивал…

– Извини, пожалуйста… – пятилась за порог Лита. – Я не знала…

– Прекрати сейчас же! – возмутилась Флана, вскочила с кровати, хватая подругу за руку. – Нашла время церемонии разводить! И ничуть ты нам не помешала. Просто разговариваем. О жизни, о смерти… Можешь присоединяться.

– Да я… Нет, я… – Лита отчаянно замотала головой.

– Ничего, ничего… – Флана едва ли не силой втащила ее в комнату, захлопнула дверь, скривилась. – Ансельму сказать надо, чтоб смазал – скрипит отвратительно. Словно шило в сердце втыкают!

Кир неодобрительно зыркнул на Литу – приперлась, неймется ей у себя сидеть. А ведь, наверное, из-за какой-то ерунды, выеденного яйца не стоящей…

– Мне… Я… Я хотела заколку у тебя попросить. Ну ту, помнишь, с гранатовой вставочкой… В виде розочки… – промямлила гостья, все еще испытывая неловкость.

«Ну вот! Заколочку ей! А оторванную пуговку не пришить?»

Т’Кирсьен в сердцах изо всех сил лупанул рукоятью плети-шестихвостки, которую продолжал бездумно крутить в пальцах, по резной спинке кровати.

Раздался жалобный треск.

– Ты чего? – обернулась Флана.

Молодой человек застыл, недоуменно разглядывая треснувшую вдоль рукоятку.

– Эй, ты что творишь? – более настойчиво проговорила девушка. – Ломать-то зачем?

– Она пустая внутри, – удивленно пожал плечами Кир.

– Ну, так и что? Ломать надо?

– Я пойду, пожалуй, – дернулась Лита.

– Еще чего! – Флана толчком усадила ее на кровать. Сама шагнула к парню. – А ну, дай сюда! Может, склеим?

Кир безропотно отдал изуродованную плетку.

Девушка повертела ее в пальцах, поддела ногтем острую, оттопыренную щепку.

– Нет… – протянула она разочарованно. – Уже не склеить. Постарался на славу… А это что? – Голос ее дрогнул.

– Где? – наклонился поближе т’Кирсьен.

– Вон, белеет что-то!

– Да где же?

– Внутри, где же еще? Увидел? Ну, слава Триединому!

– Похоже, бумажка. Сейчас мы ее… – Юноша решительно взял плеть двумя руками, напрягся… И с хриплым выдохом переломил рукоять.

На затоптанный вчерашними гостями ковер выпала скрученная в трубочку бумага. Подпрыгнула и покатилась.

Лита ойкнула и, стремительно наклонившись, подхватила ее.

– Ух ты! – воскликнул Кир. – Любовная записка, не иначе! От кого бы это?

– Ерунды не говори, – резко оборвала его Флана. – Любовные записки в таких тайниках не передают.

– Тогда что?

– А вдруг это айшасианские шпионы? – тихонько проговорила девушка.

Лита снова ойкнула и едва не отбросила записку прочь от себя. На лице ее застыла маска брезгливости, да и бумажную трубочку она теперь держала кончиками пальцев – как раздавленного таракана.

Кир рассмеялся:

– Вот только не надо везде видеть айшасианских шпионов! А то прямо как старушки-болтушки: в Камате виноград не уродил – Айшаса виновата, у соседки молоко свернулось – тоже шпионы из-за моря сглазили, император налоги на переправу поднял…

– Конечно! – прервала его Флана. – Мы же дуры темные! В гвардии не служили, секретных приказов нам не зачитывали, как отличать шпионов и как с ними бороться…

– Ну почему сразу «дуры»? – сбавил тон молодой человек. – Просто не верю я, что Айшаса спит и видит, как бы нашу Империю изничтожить. Есть, конечно, и шпионы, и вредители… Так и наши в Айшасу немало ихнего брата засылают. На каждого шпиона свой сыщик найдется. А на урожай пшеницы в Тьяле лазутчики из Айшасы влияют ой как слабо…

– Тогда, может, эти… Вольнодумцы? – несмело произнесла Лита. – Заговор против государства…

– Заговор против государства в борделе! – воскликнул Кир, с трудом сдерживая рвущийся смех. Хрюкнул, фыркнул и, не выдержав, захохотал, зажимая ладонями рот – не хватало еще, чтобы Ансельм услышал и прибежал снизу.

Флана взглянула на подругу, у которой глаза уже наливались слезами, выхватила у нее из пальцев записку.

– А вот сейчас прочитаем – и дело с концом! Да прекрати ты ржать, господин офицер, не на конюшне!

Т’Кирсьен кивнул, судорожно дергая плечами. Согнувшись крючком, доковылял до кровати, уселся и только тогда отнял ладони от лица. Дышал он тяжело, как будто портовый грузчик, ворочающий мешки с зерном.

– Все… Уже прекратил… Вы уж простите меня, но заговор…

– Ладно! Молчал бы уже! Сам скрываться от стражи в борделе может, а заговорщикам отказывает! – Несмотря на суровость, звучащую в ее голосе, Флана легонько улыбнулась.

Кир взмахнул руками – мол, все, не буду больше!

Девушка осторожно развернула записку. Шагнула ближе к окну и, шевеля губами, замерла. Видно, не очень-то часто в последнее время ей доводилось читать и писать. Немудрено и забыть грамоту.

– Что… Что там? – несмело прошептала Лита, подаваясь вперед. Она, казалось, разрывалась между желанием узнать, что же пишут неведомые шпионы-вольнодумцы, и тягой задать стрекача.

– Жди осени. Шерсть скоро отрастет. Задействуй мудрецов для подкопа тюрьмы… – прочитала Флана. Оторвала взгляд от бумаги, несколько ошеломленно огляделась. Пожала плечами. – Ничего не понимаю.

– Бред какой-то! – воскликнул парень. Протянул руку. – Дай мне!

– Да пожалуйста! – Флана небрежным движением протянула бумагу.

Кир впился глазами в записку. Прочитал раз, потом еще второй и третий…

– Ничего не понимаю…

– То-то же, господин лейтенант, – усмехнулась Флана. – Не учили тебя такому в гвардии?

– Не учили, – кивнул т’Кирсьен. – Это или придурок какой-то писал, или…

– Тайнопись! – пискнула Лита и от испуга зажала себе рот.

– Может быть. Осталось разгадать эту тайнопись…

– А не лучше отдать кому следует? – поморщилась Флана. – Что, в Аксамале мало сыскарей? Пусть разбираются. Им за это от имперской казны жалование полагается.

Кир вздохнул. Аккуратно свернул бумажку в трубочку.

– Пойди. Скажи. Думаешь, тебя и хозяйку твою власти по головке погладят, когда узнают, что у вас, в «Розе Аксамалы», шпионы айшасианские пасутся? Все загремим на каторгу.

Он брезгливо бросил сломанную плетку в угол, в два шага пересек комнатушку, поставил записку-трубочку на комод около подсвечника.

Флана молчала. Хмурилась, кусала губы.

Лита переводила испуганный взгляд с подруги на молодого человека и обратно. Казалось, что она вот-вот расплачется.

– Ну, что решила? – первым не выдержал бывший гвардеец.

– Да что я могу решать? Прав ты, как ни крути. Нельзя к сыщикам бежать. И никому нельзя говорить. Разве что фрите Эстелле… – задумчиво произнесла Флана.

– А я думаю, и ей не стоит, – несмело сказала Лита.

– А как мы узнаем, чья это записка? – спросил т’Кирсьен.

– Ой! А зачем нам знать? – снова испугалась Лита.

– А затем! – отрезала Флана. – Мы хоть и шлюхи, а Империю в обиду не дадим! Верно, господин лейтенант?

Молодой человек нерешительно кивнул:

– Боюсь, искать шпионов все-таки мне придется. Не могу представить тебя или Литу, выслеживающими айшасианов по трущобам и припортовым закоулкам.

– Почему это по трущобам? – вскинула бровь девушка. – Наши посетители – люди приличные и состоятельные. Где попало не живут.

– Я не пойду… – запротестовала Лита.

Кир рассмеялся:

– Я же говорил! Не переживай – я выслежу их. Осталось только выяснить, кого выслеживать будем.

Флана решительно прошагала от окна до двери и обратно. Распахнувшиеся полы капота обнажали стройные ноги. Парень невольно почувствовал зарождающееся желание.

– И думать не смей! – будто угадала его мысли девушка. – И не мешай мне вспоминать… Значит, так! С плетками игры затевают три человека. Одного из них уже больше месяца не было. Не думаю, что секретное шпионское послание столько провалялось бы невостребованным.

Кир кивнул:

– Согласен. Копать надо за последние десять дней.

– Тогда так. У меня были два старикашки. Один за другим. В тот самый вечер, когда вы со студентами сцепились…

– Так это ты с ними была занята? – скривился молодой человек. – Фу-у…

– Я отрабатываю плату, – парировала Флана. – И мне некогда думать: «фу» ли не «фу»! А не нравится…

– Все, все! – Кир взмахнул руками. – Я не спорю, не возражаю и не осуждаю! Рассказывай дальше.

– Один кривоплечий, щуплый – кожа да кости. Зато нос… Про такие носы говорят – для семерых рос, а одному достался.

– Ага! Точно! – поддакнула Лита. – Помню такого…

– Дальше, дальше… – торопил Кир.

– Кто он и что из себя представляет – ума не приложу… – виновато проговорила Флана. – Никогда не задумывалась. Посетитель как посетитель. Лишь бы скудо исправно выкладывал…

Молодой человек кивнул – а чего, и вправду, нужно ждать от девочки из борделя? Она же не частный сыщик. И не государственный, тем паче.

– А второй?

– Второй тоже пожилой. Невысокий, с брюшком. Смуглый очень. Ну, прямо такой, что с айшасианом спутать можно…

– Вот он – шпион! – воскликнула Лита. – Айшасиан переодетый!

Кир едва удостоил ее презрительным взглядом:

– Айшасианы, конечно, сволочи, но не дураки. Знаешь, у нас на отцовской вилле управляющий любил байки по вечерам травить под кувшинчик-другой вина. Сядет на верандесо старшим конюхом и псарем и начинает… Когда похабные, а когда и не очень… А мы с братьями прятались под верандой и слушали, слушали, слушали… – Он даже вздохнул, вспомнив блаженное детство и ставшее в одночасье недосягаемым родительское имение.

– То-то и видно! – нахмурилась Флана.

– Да что тебе видно? Вот управляющий как-то и рассказал байку, как из Айшасы в Камату шпионов забрасывали. Одежду подобрали – от каматийцев не отличить, речь выучили – настоящий деревенский выговор… Короче, все как положено. Один в один, не отличить. Приплыли, высадились в маленькой бухточке, идут по проселку. А навстречу дед-козопас, старый, беззубый и наполовину слепой. И этот дед сразу, без раздумий, заявляет им: «Подобру-поздорову, айшасианские шпионы!» Те, само собой, опешили – как же так, столько лет подготовки и все насмарку? Спрашивают его: «Дедушка, как же так? Откуда ты узнал, что мы из Айшасы?» А он им: «Так, сыночки, у нас всех, у кого морда черная, айшасианскими шпионами зовут»…

Флана рассмеялась, а Лита, напротив, обиженно засопела.

– Не расстраивайся, – утешила ее подруга. – Я сама сперва на этого черномазого подумала. Только сильно просто это было бы…

– Верно, – кивнул т’Кирсьен. – Айшасианы не дураки. Значит, будем носатого крутить?

– Как это – «крутить»? – не поняла девушка.

– А вот так! Как волчок. Пока на чистую воду не выведем. Подождем, пока очередной раз заявится, да пригрозим, что выдадим тайному сыску!

Лита хмыкнула:

– А он увидит, что вы плеть поломали, и удерет!

– Куда ж он удерет? – удивился Кир. – За шкирку схватим – запоет не хуже петуха!

– Да он просто скажет – я не я и плетка не моя. Да еще нас обвинит, что наклеп на честного горожанина возводим, – стояла на своем девица.

– Тогда точно в сыск заявим! – взмахнул кулаком молодой человек. – У них в башне и не такие разговаривают! Соловьями заливаются!

– Погоди-погоди! – поддержала подругу Флана. – А чем докажем? Чем мы докажем, что плеть его? Она сломанная. Вот если бы… – Она пригласила пальчиком друзей пододвинуться поближе, понизила голос: – Слушайте меня. Ни фрите Эстелле, ни Ансельму ничего не говорим. Ни-ни!