Чтение 22–й страницы книги ~Ворлок из Гардарики~

– Погоди-ка… – В глазах Марии промелькнул огонек заинтересованности. – Он молился над реликвией? Это мощи какие-то?

– Эдгар Эдвардссон говорил, что там ноготь Иисуса Христа.

Королевна нахмурилась и стала разительно похожа на своего отца. Если бы у девушки были развязаны руки и она могла дотянуться до любого, даже самого тупого и ржавого меча, мало бы не показалось ни хевдингу Модольву, ни его викингам, ни хитроумному монаху.

– Значит, молился… И продолжает молиться.

– Как видишь.

Вратко кивнул на окошко, за которым слышалось:

– …Tu ad dexteram Dei sedes, in gloria Patris. Judex crederis esse venturus. Te ergo quaesumus, Tuis famulis subveni, quos pretioso sanguine redemisti. Aeterna fac cum sanctis Tuis in gloria numerari…[106]

– Так вот ты какова, сила Иисуса Христа… – задумчиво проговорила Мария. – Воистину велик ты, Сыне Божий. Только почему силу даешь лживым и продажным, хитрым и двуличным, жадным и жалким? – В ее голосе послышалось сдержанное рыдание.

Еще бы, ведь она с детства воспитывалась в христианской вере. Трудно принять предательство служителей Господа, которым привык верить и слушать их во всем, прибегать к ним с горестями и бедами, просить совета и помощи.

Вратко глянул на королевну. Она снова замерла на лавке, уставившись неподвижным взглядом в тлеющие угли. Остывающая зола в очаге мерцала багровым пламенем, и казалось, что по лицу королевны пробегают кровавые сполохи, предвестники недобрых дел.

– Fiat misericordia Tua, Domine, super nos, quemadmodum speravimus in Te,[107] – закончил молитву Бернар.

И тут же послышались оживленные голоса урманов, шутки и раскатистый хохот.

– Во имя Господа нашего, да пребудет с нами Его благодать! – выкрикнул Модольв. – Войска Харальда больше нет!

Глава 22

Загадка грааля

Заслышав голос хевдинга, Мария дернулась и закусила губу.

«Ну да… – подумал Вратко. – Отец, а теперь еще и брат… Хоть и сводный, а все же родная кровь. И Хродгейр… Неужели все погибли? Не может такого быть. Какая бы жестокая битва ни была, все равно кто-то должен выжить. Есть же, в конце концов, почетный плен. Или плен ради выкупа, на самый крайний случай»…

Дверь отворилась. Подозрительно поглядывая на новгородца, вошел Эйрик. Викинг опустился на колени около очага и принялся раздувать угли. Замерз, что ли? Но когда следом заглянул хевдинг, сопровождаемый монахом, Вратко догадался – горящий очаг понадобился им для света, а не для тепла.

Отец Бернар уселся на лавку напротив Марии, Модольв застыл у двери, подпирая плечом стену, а Эйрик так и остался на земляном полу, только лицом к пленникам развернулся.

После довольно долгого молчания монах проговорил:

– Если ты, Мария Харальдсдоттир, обещаешь не делать глупостей, я, пожалуй, разрешу тебя развязать.

Королевна смерила его презрительным взглядом, но ответа не удостоила.

– Так развязывать, что ли? – с ленцой бросил Эйрик.

Отец Бернар вздохнул, пожал плечами.

– Развяжи, – кивнул Модольв. – Никуда она не денется.

Викинг с видимой неохотой поднялся, подошел к королевне и размотал стягивающий ее локти ремень. Мария пошевелила плечами, но по-прежнему не обронила ни звука.

– А змееныша? – Эйрик указал на Вратко.

– Ну, развяжи и его тоже… – милостиво разрешил монах.

– А в драку не кинется?

– Ты боишься? – буркнул хевдинг.

– Я? Один раз успокоил и во второй раз справлюсь. – В голосе викинга звучало неприкрытое хвастовство.

– Так что спрашиваешь?

– Начнет кулачонками махать, шум поднимет, разговору помешает…

– А мы его сейчас спросим. Эй, как тебя там? Подарок Ньёрда? Обещаешь тихо сидеть?

Вратко потрогал языком осколок зуба. Губа все еще кровоточила. Судя по тяжести, она уже набрякла и скоро будет свисать едва ли не до груди. Получать еще раз по зубам парню не хотелось. Да и что он сможет сделать в одиночку, с раненым плечом против двух опытных воинов? Хотя вцепиться в горло монаха очень хотелось.

– Я буду тихо сидеть, – ответил он.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Перекрестись.

– Не могу.

– Ах ты безбожник! – возмутился Эйрик.

– Сам ты безбожник, – вяло огрызнулся словен. – Как я со связанными руками креститься буду?

– Заткнись, умник! – Викинг несильно толкнул Вратко в плечо.

Новгородец не сдержал стона.

– Ага! – осклабился Эйрик, будто что-то приятное услышал. – Значит, попал я в тебя? Тогда, на речке…

– Попал.

– Ну, стало быть, бояться тебя нечего. – Викинг почти без усилий приподнял парня за шиворот, попытался развязать веревочку. Узел не поддавался, тогда Эйрик, не утруждаясь попусту, вытащил нож и одним взмахом решил задачу. Толчком вернул словена на место. – А ты хорошо плаваешь.

«А ты плохо стреляешь», – хотел ответить Вратко, но передумал. Зачем лишний раз дразнить человека, и без того скорого на расправу? Ради нескольких пинков и зуботычин? Вместо разговоров парень с наслаждением размял затекшую руку.

– Что молчишь? Ответить нечего?

Эйрик зло прищурился. Похоже, он не желал отступать просто так, не покуражившись над пленником.

– Оставь парня в покое! – вмешался Модольв, заметив нетерпение, проскользнувшее по лицу монаха. – Дай поговорить.

Викинг скривился, пожал плечами, но отошел и уселся на прежнее место.

– Начинайте, святой отец, – сказал Белоголовый.

Бернар сложил ладони перед грудью, опустил глаза к полу.

– Gloria Patri, et Folio, et Spiritui Sancto, – начал он. – Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculуrom. Amen.[108] – Истово перекрестился. – Сразу хочу сказать, ваше высочество, что сражение закончилось, как я и предполагал. Граф Тостиг не принял предложения своего брата-короля. Он мог бы сохранить жизни норвежских воинов, но предпочел стоять до последнего. И умереть под чужим знаменем. Я всегда знал, что ума у Тостига недостаточно, чтобы глядеть в будущее хоть на самую малую малость. Саксы возобновили атаки. Возможно, конунг Харальд, если бы был жив, сумел бы построить оборону таким образом, что его войско сдержало бы нападающих. Но у Тостига не хватило опыта, не хватило силы воли и решимости, чтобы управлять войском как следует. Единственно, что удалось ему хорошо, это умереть. Он пал вместе со всей своей дружиной рядом с дружиной Харальда Сигурдассона, которая до последней капли крови защищала тело погибшего государя. Саксам удалось прорвать строй сразу в нескольких местах. Битва разделилась на много небольших схваток. Норвежцы гибли. Многие знатные ярлы были убиты, и некому стало командовать. Ближе к полудню от кораблей пришел с подмогой Эйстейн Тетерев, а с ним Олаф Харальдсон, Паль и Эрленд, братья Торфинссоны, и тысячи две бойцов. Они, пожалуй, могли бы преломить ход сражения в пользу северян, но, торопясь, вышли в путь без шлемов и кольчуг, а кроме того, бежали бегом и из-за усталости едва стояли на ногах.И тем не менее первоначально Эйстейну сопутствовал успех.Они отбросили саксов почти что к берегу Дервента, но там королю Гарольду удалось наконец-то составить плотный строй. Сам он во главе рыцарской конницы обошел норвежцев сбоку, а брат короля Гурт Годвинссон с конными дружинами нортумбрийских танов зашел с другой стороны. И норвежцы были разбиты. Их воины впадали в боевое неистовство, отбрасывая щиты, и гибли десятками и сотнями под ударами копий и стрел. Лишь нескольким дружинам удалось отступить, сохраняя строй…

Монах закашлялся и остановился, чтобы перевести дух.

«Красно говоришь, – подумал Вратко. – Только к чему ведешь? Непонятно».

Наверняка отец Бернар преследовал какую-то цель. Но какую? Зачем ему может понадобиться королевна? Впрочем, хитрый лис ведет свою, сложную игру. Что ж, пускай сам рассказывает.

– Я могу посочувствовать вашему горю. – Монах продолжил, словно подслушав мысли новгородца. – Терять близких тяжело. А терять их на глазах… тяжело вдвойне. Конунг Харальд погиб. Судьба Олафа Харальдсона неизвестна. Ее высочество осталась одна в чужой стране, среди враждебно настроенных людей…

– Да еще захвачена в плен с непонятной целью, – внезапно прервала его Мария. – И удерживаюсь вооруженными людьми под стражей.

Модольв хмыкнул.

Но Бернара было не так легко сбить с толку.

– Я понимаю ваше возмущение, ваше высочество. И хотел бы объясниться. Первоначально мы предполагали обойтись без насилия. Тот викинг, который по приказу Хродгейрадолжен был оберегать вас, неверно истолковал намерения людей хевдинга Модольва. Он первым обнажил оружие и пролил кровь. За что и поплатился. Обычно я не поддерживаю кровопролития, но понять возмущение воинов хевдинга Модольва могу.

– Люди хевдинга Модольва – не воины, а убийцы, – резко бросила Мария. – А вы, святой отец, покровительствуете им.

Эйрик заворчал в углу. Вратко глянул на Белоголового. На лице норвежца не дрогнул ни один мускул.

– В наши трудные, кровавые времена, – как ни в чем не бывало продолжил монах, – церкви приходится защищать себя. В том числе и оружием. Ибо сказано: «Могучий Архангел Михаил, славный предводитель небесного воинства, будь рядом с нами в тяжелом сражении, которое нам приходится вести против князей и сил, повелителей этого темного мира, против злых духов!» Всю свою жизнь я посвятил укреплению и расширению Церкви нашей. – Бернар перекрестился и прочитал скороговоркой: – Господи, Боже наш, храни всегда Твою Церковь, оберегая ее от всех трудностей на пути ее земного странствия. Соблюди ее в мире, и да будет она в этом мире живым знаком Твоего присутствия. Через Христа, Господа нашего. Аминь.

– Сладко поешь, – покачала головой королевна. – Только жалишь подобно гадюке.

– Когда же это я жалил вас, ваше высочество? – в притворном изумлении развел руками священнослужитель.

– Кто хотел гибели войску отца моего? Кто молился о победе саксов?

– Неправда. Не о гибели норвежского войска я молился. Я скорблю вместе с тобой о павших воинах. Вечный покой даруй им, Господи, и да сияет им свет вечный.

«Как у тебя рука не отвалится столько креститься?» – подумал новгородец.

– Но Господь открыл мне, что владычество конунга Харальда над Англией поставит под угрозу успехи Церкви на этом острове.

– Это еще почему? – Мария выпрямилась и расправила плечи, словно приготовилась начать сражение.

– Слаб в вере был конунг Харальд, слаб. Брат Олафа Святого не стал, увы, его духовным наследником. Не проявлял истинного рвения в насаждении христианства, не строилцерквей и часовен…

– Строил!

– Недостаточно. Да, он не допускал гонений на ревнителей веры, но он и не искоренял ересь и варварские обычаи. Разве низвергнул он идолов, как киевский правитель Вальдамар-конунг? Запрещал суеверия? Боролся с языческими богами? Наконец, он поощрял колдовство и чернокнижие!

– Неправда!

Отец Бернар мягко, отечески улыбнулся:

– Как же неправда, ваше высочество, когда один из этих колдунов сидит здесь перед нами? Разве Харальд Сигурдассон не принял его сторону в споре на Оркнеях? Конунг выгородил богомерзкого волхва, показав свою истинную сущность. Тем самым он лишний раз убедил меня, что Норвегия никогда не станет подлинно христианской державой, пока правит Харальд Суровый. И я должен был отдать на заклание еще и Англию? Гарольд Годвинссон тоже не блещет излишне рьяным служением Риму. Его короновал Стиганд, епископ Кентерберийский, так и не признанный Папой. Церковь в Англии не проявляет достаточного усердия, не проповедует в должной мере слово Божье как среди простолюдинов, так и среди знати. Симония[109]епископов английских заставляет сердца верующих людей содрогаться от ужаса и омерзения! Да и сам Гарольд Годвинссон нарушил клятву, которую дал над святыми мощами!

– Его обманом принудили дать эту клятву! – твердо отвечала Мария. – Может ли считаться клятва истинной, когда ярл Гарольд не знал, что Вильгельм повелел скрыть под парчой мощи святых?

– Может! Ибо она была произнесена!

– Так можно оправдать любую подлость!

– Служение церкви не может быть подлостью! Вильгельм, герцог Нормандский, пообещал в случае своей победы утвердить веру Христову над всей Англией, заложить новые монастыри и храмы во славу Господа Бога нашего! Per signum crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster. In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.[110] – Монах снова перекрестился. Трижды. С напором, впечатывая пальцы в собственные плечи и лоб. – И клянусь Кровью Христовой, муками Спасителя и чудесным воскрешением Его, все истинно верующие будут бороться, чтобы корона Англии досталась Вильгельму! Propter magnam gloriam Tuam, Domine Deus, Rex caelestis, Deus Pater omnipotens. Domine Fill unigenite, lesu Christe, Domine Deus, Agnus Dei,Filius Patris…[111]

И тут Вратко не выдержал. Двоедушие монаха заставило парня забыть о разумной осторожности, о том, как недавно еще он уговаривал себя терпеть и сдерживать гнев. Какая вера стоит того, чтобы положить ради нее в чистом поле тысячи людей? Чем можно оправдать их смерть? Установлением власти Рима еще над одной державой?

Новгородец прыгнул, не поднимаясь на ноги. Прямо с пола, как дикий зверь.

Дотянуться бы здоровой рукой до горла подлеца, а там будь что будет! Даже смерть не страшна, ибо он отомстит святоше за многих и многих. За новгородца Позняка, за пиктов, погибших в Скара Бра, за Харальда Сурового, величайшего правителя и полководца, за графа Тостига, перед смертью проявившего благородство, достойное лучших мужей, за Хродгейра, Асмунда, Олафа, Сигурда, Гуннара, Хрольва, Игни, ярла Торира Злая Секира и датчанина Лосси по прозвищу Точильный Камень. И еще за тысячи достойных и честных воинов! Как норвежцев, так и саксов…

Эйрик опередил его. Наскочил сбоку, толкнул плечом, пнул падающего ногой в живот.

Вратко отлетел, больно стукнувшись коленом о край лавки. Хотел подняться, но раненая рука подвела – вспыхнула, словно пронзенная каленым железом, и подломилась. А Эйрик, рад стараться, несколько раз ударил ногой по чем попадя.

Боевой задор стих так же быстро, как и взыграл.

Парень скорчился, едва сдерживаясь, чтобы не взвыть от боли. Чего-чего, а мольбы о пощаде от него не услышат. Пускай лучше убьют!

– Прекрати! Что ты творишь! – зазвенел голос Марии.

Удары, сыпавшиеся на спину и голову Вратко, прекратились. Послышался шум возни, а затем суровый окрик Модольва-хевдинга:

– Оставь его, Эйрик! А ты, Харальдсдоттир, если не хочешь, чтобы тебя к лавке привязали, тихо сиди! И в драку не встревай!

Новгородец осторожно приоткрыл один глаз.

Худощавый викинг стоял, сжимая запястья королевны и вытянув руки как можно дальше, поскольку Мария так и норовила достать его ногой.

Модольв решительно схватил королевну за плечи и толкнул обратно на лавку.

– Свяжи этого ублюдка… – приказал он Эйрику. И обратился к Бернару: – Может, прирежем его? На кой он нам сдался, святой отец? Что ни русич, то крапивное семя… Я бы весь их народ под корень извел.

– Не давай гневу взять верх над собой, сын мой… Ибо сказано: «Умягчай жестокое, согревай озябшее, направляй заблудшее!» Юноша сей горяч, но это свойство юности. Не будем прибегать к крайним мерам без особой необходимости. Возможно, благодать Иисуса Христа еще осенит его своим крылом… – Монах подумал, вздохнул и продолжил: –Но связать колдуна все же необходимо. Ради его же собственной пользы. И чтобы его порывы не мешали нашей мирной беседе.

Эйрик хрюкнул. Как показалось Вратко, от распирающего смеха. Лживость и двуличие монаха даже викинга привели в восторг:

– Речи ты ведешь правильные, но поступки твои и твоих подручных достойны лишь разбойников с большой дороги!

Видно, о том же подумала Мария.

– Иногда приходится прибегать к жестоким поступкам ради высшей цели, – не моргнул глазом Бернар. – А какая цель может быть выше, нежели распространение веры на все ведомые людям земли?

Королевна промолчала. Отец Бернар, скорее всего, принял молчание за одобрение его слов, а потому кивнул и елейным голосом распорядился:

– Свяжите русича и продолжим наш разговор.

Эйрик, не проявляя излишней жалости, перевернул Вратко на живот и туго скрутил запястья парня ремнем. Немного подумал и обмотал щиколотки. Как барана. Подергал ремешки и, удовлетворившись результатом, вернулся на свое место около очага.

Лежа ничком, новгородец не мог видеть лиц никого из находившихся в хижине людей, но отлично слышал их голоса, улавливая малейшее изменение настроения.

Священнослужитель заговорил уверенно, осознавая правоту и с каждым словом все больше и больше увлекаясь и распаляясь.

– Поход Вильгельма Нормандского получил благословение Святейшего Римского престола и всех епископов. Рядом с ним, плечом к плечу, идет Эвд, епископ Байеский… Перед войском его несут хоругвь, освященную самим Папой Римским. Число рыцарей, идущих вслед за герцогом, огромно… Гарольд Годвинссон мог бы оказать сопротивление вторжению нормандцев, собрав все силы английских графств, призвав на помощь Нортумбрию и Мерсию, которые теперь обескровлены двумя сражениями с приплывшими северянами. Но теперь… Теперь он просто не успеет перебросить саксонскую рать на юг. В день Святого Михаила Архангела,[112]если будет на то воля Господа, Вильгельм переправится и начнет победное шествие по острову!

– Зачем ты мне это рассказываешь? – с плохо скрываемой ненавистью произнесла Мария.

– Чтобы вы поняли, ваше высочество, что торжество Церкви Христа в Англии неизбежно. Любая попытка воспрепятствовать ему обречена на провал. Всякая помощь будет достойно оценена и впоследствии вознаграждена.

– Это следует принимать как приглашение в свои ряды? В ряды передового отряда, устанавливающего торжество Римской церкви в Англии, а после нее во всем обозримом мире?

– Да, ваше высочество.

– И за какие же заслуги я удостоена такой чести?

– Дочь королевы Элизабет,[113]которая прославлена от Италии до Норвегии своим благочестием, сама окажет нам честь, встав под наши знамена. Ведь в твоем роду люди, столь много сделавшие для распространения веры в языческие земли, как королева Елена[114]и Вальдамар-конунг. Анна, дочь Ярицлейва-конунга, правит благословенной Францией вот уже шесть лет, с тех пор как опочил король Генрих, и тоже известна всем как благочестивая христианка…

– А не думаешь ли ты, монах, – прервала речь Бернара Мария, – что когда королева Анна узнает, что ты захватил и держишь в плену дочь ее сестры, то тебе и приспешникам твоим не поздоровится? Тем паче, слышала я, король Филипп не поддержал Вильгельма Нормандского ни войском, ни серебром…

– Филипп юн, а королева Анна, которую король Франции слушается во всем, слишком осторожна. Нормандское герцогство по силам соизмеримо с Францией. Вильгельм не вассал французскому королю, но союзник, а то и соперник. Хоть и просил помощи и поддержки с несвойственным ему смирением, когда повидался с Филиппом в Сен-Жермене. Король Франции посоветовался с наиболее видными баронами и отказал. Он сказал, что норманны и так не слишком подчиняются Парижу, а если завладеют Англией, то гордыня их возрастет до небес. Если же Господу будет угодно даровать победу Гарольду, королю Англии, то помощь Вильгельму даст Франции могущественного и злопамятного врага. Хотя ни Филипп, ни Анна не препятствовали рыцарям Лангедока и Гаскони, Оверни и Пуатье, Анжу и Шампани, которые искали славы и битв, присоединиться к войску Вильгельма.

– Ты оправдываешь поступок моего франди,[115]короля Франции. Но не ответил на мой вопрос. Боишься ли ты расплаты за свой поступок?

– Нет. Не боюсь, – устало обронил Бернар.

– Среди уцелевших воинов Харальда, – пояснил Модольв, – не сегодня, так завтра будет пущен слух, что дроттинг Мария Харальдсдоттир умерла на Оркнейских островахв тот же день и час, когда великий конунг погиб, пронзенный стрелой в горло на поле битвы при Стэмфордабрюгьере. Эллисив Ярицлейвдоттир не станет опровергать эти слухи – даже явная ложь лучше позорной правды, что ее дочь сбежала из дома. Олафу и Магнусу Харальдсонам всегда было наплевать на судьбу своих сводных сестер. Не так ли, дроттинг? Всем твоим знатным и владетельным родичам проще будет поверить в твою безвременную смерть, принять ее и оплакать, как полагается.

Мария промолчала. Значит, почувствовала резон в словах Белоголового.

– Вот видите, ваше высочество, – продолжал отец Бернар. – Боюсь, у вас просто нет другого выхода, кроме как присоединиться к нам.

– Присоединиться к вам?

– Ко всем истинным христианам.

– А чем я могу вам помочь? Если Мария Харальдсдоттир умерла, то какая вам нужда приглашать самую обычную деревенскую простушку? Без имени, без влиятельных родичей,без богатства, которым можно было бы воспользоваться?

Вратко навострил уши. Вот в чем он был полностью согласен с Марией, так это в том, что, пустив слухи о ее смерти, Модольв и Бернар напрочь лишаются любой выгоды, какуюможет дать им пленение королевны.

– Помощь ваша может быть очень велика, – негромко и грустно проговорил монах. – Конечно, если ваше высочество согласится помогать скромному служителю Церкви.

– А если не соглашусь?

– Как бы ни было прискорбно, – святоша наигранно вздохнул, – но тогда умрет мальчишка-русич. Умрет долгой и мучительной смертью. Потом я разыщу язычницу, которую вы спасли из норы Скара Бра. Далеко она не уйдет в чужой и враждебной стране. Лучшие следопыты Модольва-хевдинга уже идут по ее следам.

– Найдут, и что?

– Она тоже умрет. Если, конечно, не предпочтет выкупить свою жизнь. Вернее, останется в живых та из вас, кто первая согласится оказывать мне содействие.

– Я так и не поняла. – Мария старалась говорить твердо, но ее голос предательски дрогнул. Вратко еще подумал, что если слышал он, то наверняка расслышал и Бернар. – Я так и не поняла: какая помощь от меня требуется?

– Вижу, вы уже почти согласны, ваше высочество.

– Я еще не сказала «да».

– Но пока еще не сказали «нет».

– Давай не будем перебрасываться словами, монах, как скоморохи перебрасываются прибаутками. Какая помощь тебе нужна?

– Хорошо. Ваша решительность и целеустремленность, Мария Харальдсдоттир…

– Не называй меня так. Мария Харальдсдоттир умерла. Ты же сам мне это сказал.

– Как же мне вас называть?

– Не знаю. Не имеет значения. Придумаешь после. Итак?

Монах какое-то время сопел, собираясь с мыслями. А может быть, решал – с чего начать?

– Ваше высочество, вам известна легенда о Святом Граале?

«Э! Погоди-ка! Это же та самая реликвия, о которой говорил Эдгару Эдвардссону хевдинг Модольв! Ну, тогда, в лесу, когда я их невольно подслушал… – Неожиданная мысльозарила Вратко. – Помнится, он еще сказал, что монах рассчитывает узнать о местонахождении Грааля от Марии Харальдовны. Так вот зачем было нужно похищение! Теперьясно, вокруг Марии святоша будет ходить кругами, как медведь вокруг борти, которую видит, да подобраться не может… И еще упоминал пиктскую дикарку. А про меня не сказал ни слова. Выходит, моя жизнь в глазах Бернара и Модольва Кетильсона не стоит и выеденного яйца».

Вот тогда-то парню стало по-настоящему жутко.

– Неизвестна, – отвечала королевна. – Какому народу принадлежит она? Италикам? Скоттам? Грекам? Словенам? Хазарам? Маврам? Германцам? Или, может быть, узкоглазым выходцам из рассветной земли Чинь?

– Эта легенда родилась в Святой земле, сиречь в окрестностях великого города Иерусалима, – с благоговейным трепетом начал рассказ Бернар. Он казался немного обиженным, и не столько насмешливым тоном королевны, сколько ее неведением. – Связана она с именем Господа нашего, Иисуса Христа, десять веков назад принявшего мученическую смерть на кресте во искупление грехов рода людского. И сказано о нем:Qui propler noshomineset propter nostram salutemdescendit de caelis.Et incamatus estde Spiritu Sanctoex Maria Virgine,et homo factus est.Crucifixus etiam pro nobissub Pontio Pilato,passus et sepultus est,et resurrexit tertia die,secundum Scripturas,et ascendit in caelum,sedet ad dexteram Patris.Et itemm venturus est cum gloria,iudicare vivos et mortuos,cuius regni non erit finis.[116]

Монах с чувством перекрестился, посмотрел на Модольва. Хевдинг пару мгновений соображал, чего же от него хотят, а потом истово повторил жест Бернара. Священник кивнул и продолжал:

– Когда же Иисус был распят и умирал на кресте, один из воинов языческой римской армии подошел к нему и пробил ему сердце копьем, дабы удостовериться в смерти Спасителя. «Но один из воинов копьем пронзил ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода».[117]И все поняли, что был то сын Божий! – Бернар вскочил, забегал по избушке. Хотя в ней и так было не развернуться. Вратко опасливо подобрал ноги – не оттоптал бы. – «Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; Он, пришед к Пилату, просил Тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело. И взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею»[118]Прежде чем умастить Тело Сына Божия смирной и алоэ, а после уложить Его в гроб, Иосиф Аримафейский собрал кровь, истекающую из раны Его, в чашу… – Палец монаха уставился в закопченные стропила. – А из чаши этой Иисус Христос причащал самых близких учеников на Тайной Вечере, свершившейся в доме Симона Прокаженного. «И взяв чашу и благодарив, сказал: примите ее и разделите между собою». Разве вы не помните эти строки из Священного Писания, ваше высочество?

– Если даже и помню… Что с того? – отвечала Мария, пожимая плечами. – Какая мне с этого польза?

Бернар поморщился, стиснул пальцами четки, будто горло врага, и прочитал нараспев:

– Также было сказано: «…сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается».[119]После этого Иосиф Аримафейский принял крещение от святого апостола Филиппа, а через некоторое время устроил для чаши, содержащей Кровь Господа, ковчег и хранил ее как величайшую святыню. И была эта чаша названа Sangreal или же Святой Грааль…