Чтение 10–й страницы книги ~Все зависит от нас~

Гельмут отрицательно мотнул головой, сказав:

– Для себя я все решил, поэтому и связался с Совет-ским командованием. Но сейчас решается судьба моего народа и я, как потомок древнего рода Гогенштауфенов, не могусделать ошибку. – Подполковник помялся и продолжил: – Я и мои люди не сомневаются в вашем даре предвидеть будущее. И когда в начале сорок второго вы рассказывали омассовых бомбардировках наших городов, о создании фольксштурма, о тотальной мобилизации, я почему-то поверил сразу. В рассказ об английских концлагерях тоже поверил, зная, что они их еще с Англо-бурской войны практикуют. Но вот когда вы говорили про зверства англо-американских войск относительно мирного населения, у вас глаза стали другими. Извините… ТОГДА я в это не поверил. И до последнего времени думал, что, скорее всего, мою страну ожидают неслыханные репарации, фюрер и его окружение будут подвергнуты суду, а от Германии в пользу стран победителей, как и после Версальского договора, отойдет еще часть территорий…

Я только носом на это покрутил. Ну надо же, какие фрицы прозорливые пошли. Даже потерю части страны предусмотрели. А так как Браун после своих слов пялился на меня в ожидании ответа, сказал:

– Вообще-то вы, со своими товарищами, мыслили в правильном направлении. Только упустили несколько нюансов. У Германии не просто заберут часть земель, а разделят еепо числу союзников на четыре части. Причем это будет не наша инициатива – Черчилль решит навсегда обезопасить свой остров от претензий с востока и продавит эту идею. Так что больше половины территории Германии отойдет к СССР. Английская и американская зоны оккупации со временем сольются в одну. А вот французская… Как ты думаешь, простят они вам Эльзас и Лотарингию? Так что французской Германии просто не будет, а будут новые земли Франции, с которых изгнали или ассимилировали всех бошей. Но даже не это главное. Главное, что на своей части Германии союзники приведут в действие план Моргентау. А, так ты про него уже слышал? Ну и как тебе?

Немец только желваки катнул, а я вспомнил, как сам озвезденел, когда при подготовке к переговорам мне дали прочесть этот документ, состряпанный министром финансов США. Причем озвезденел – это очень мягко сказано. Единственно, что тогда смог, ошарашенно посмотреть на Колычева и на всякий случай отмазаться:

– Я тут ни при чем! Тогда это все придумал просто так, фрица попугать! И американцам точно эту идею не подкидывал. Да я вообще ни с кем из союзников и не сталкивался, вы же знаете!

Иван Петрович, видя, что я не на шутку заволновался, успокоил, сказав, что иногда самые мрачные пророчества имеют свойство сбываться. В моем времени этот план, судя по всему, не прошел, поэтому я про Моргентау и не знаю, но сейчас он разрабатывается союзниками как основной. М-да… Не позавидуешь фрицам. То-то они так резко на переговоры решились. Видно, как только немецкая разведка подсуетилась и копию этого людоедского замысла донесла до своих, тут-то их и заколбасило… А задумка была наподобие той, что америкосы хотели сделать с моей Родиной в будущем. То есть полное раздробление страны, превращение ее в абсолютно аграрную и отсталую банановую республику. Ну и, конечно же, геноцид населения, куда ж без него. Только у немцев вроде даже планировалась принудительная кастрация. Этот момент был описан несколько смутно,поэтому я его не совсем понял, но искусственное сокращение рождаемости предусматривалось точно. А планировалось все преподнести как наказание Германии за нацизм.Ну чтобы обычные люди не начали проводить параллели между гитлеровским режимом и действиями американцев. Так сказать для успокоения общественного мнения… Поэтому сейчас я и уточнил у оберст-лейтенанта:

– Так какой тебе план больше нравится? Наш или союзников? А может, ты просто боишься, что мы, пообещав одно, будем делать другое? Но СССР, как уже говорили, всегда соблюдает принятые на себя обязательства.

Браун слушал меня внимательно и, когда я замолк, напряженно сказал:

– Вот именно это я и хотел бы с вами обговорить.

– С нами – это с нашей делегацией?

– Нет, именно с вами, господин Иванов.

– Так о чем разговор? Заходи завтра в гостиницу, прогуляемся, поговорим!

«Царская морда» от такого предложения настолько опешил, что несколько секунд мог только молча хлопать глазами, но достаточно быстро взял себя в руки. Очередной раз оглянувшись, немец предложил:

– А если к нам присоединится еще один человек, вы не будете возражать?

Знаем мы, что за хмыря ты хочешь привести на беседу. Не зря же все время на него оглядываешься. Ох и не простой человек этот Гаусс. И с глазу на глаз с ним разговор совершенно не хочется вести. Пусть этим Санин занимается, а я уж как-нибудь с оберст-лейтенантом сам поговорю. Так и ответил:

– Буду. От вашего Гаусса просто воняет деньгами и интригами. А я человек прямой, вы же не забыли. – Я подмигнул Гельмуту. – И как солдат с солдатом готов разговаривать только с вами.

Фриц удивленно пожевал губами и поинтересовался:

– А как вы догадались, что это будет Гаусс?

Я только презрительно хмыкнул, а собеседник понятливо закивал, типа ну конечно, как же до него сразу не дошло, он ведь с провидцем разговаривает…

Подойдя к нашим, напоролся на твердый взгляд Санина. Он вопросительно шевельнул бровью, но я только слегка поморщился и махнул рукой – мол, ничего особенного. Артем Сергеевич нахмурился, но все уже рассаживались и беседа с дипломатом автоматически отложилась на потом.

Вторая часть переговоров мало отличалась от первой, и часа в два ночи мы решили взять тайм-аут и продолжить переговоры завтра.

Пока ехали в гостиницу, Санин молчал как партизан, только иногда поглядывая в мою сторону. Зато когда приехали, он, пропустив всех внутрь, остановил меня возле порога и, подхватив под руку, потащил к маленькой скамейке, стоящей через дорогу. Усевшись, поставил трость между колен и спросил:

– Ну, Илья Иванович, а теперь рассказывайте, что за внезапный разговор у вас произошел с фон Брауном?

Я сел рядом и, закурив довольно неплохую француз-скую сигарету, стал рассказывать… Когда закончил, Артем Сергеевич, пару минут помолчав, уточнил:

– Значит, вы собираетесь встретиться с ним сегодня днем?

– Но ведь именно для этого он и настаивал на моем присутствии…

– Тогда дальше продолжайте действовать в том же ключе. Выстраивайте разговор по принципу беседы старшего с младшим. Он вам жизнью обязан да плюс верит, что вы не совсем обычный человек. Причем настолько необычный, что Браун должен к вам относиться с нескрываемым пиететом. Пусть это и случайность, но вы в свое время смогли очень точно спрогнозировать будущие события. Ставя себя на место оберст-лейтенанта, даже я не знал бы, как себя вести с таким пророком. А немцы все склонны верить в сверхъестественное, так что немного мистики не повредит в переговорах с тевтонцем. Только постарайтесь не отклоняться от заранее разработанных вариантов.

– Постараюсь… Кстати, вы не знаете, кто этот Гаусс? Мне кажется, за ним стоят не только промышленники.

Санин хмыкнул, одобрительно посмотрев на меня, и ответил:

– У вас очень хорошо развита интуиция. Как вы его сразу вычислили… Видите ли, в чем дело – в Германии всегда было два мощных течения: одно проанглийское, одно пророссийское. С приходом Гитлера к власти, помимо националистов, верх одержало именно проанглийское лобби. Не зря же гитлеровские мистики объявили англичан арийской расой. Ну да вы это и сами знаете… А сейчас, когда наши войска вышли за территорию Советского Союза, начали поднимать голову сторонники мира с СССР. Раньше, когда вермахт был под Москвой, всех, в общем, все устраивало, но теперь они вспомнили свои старые предпочтения и готовы к диалогу. Вот Гаусс и является их представителем. Кстати, по нашим сведениям, большинство влиятельных немцев по сей день склоняются в сторону Англии, и если на фронте мы хоть немного сбавим напор, то они успеют договориться с лимонниками. Германскую элиту даже план Моргентау не останавливает. Правда, сами англичане еще не готовы к высадке на материк, а американцы тоже достаточно сильно завязли на Тихоокеанском ТВД. Так что сейчас в основном от нас требуется не сбавлять темп наступления. Чем большую территорию Европы мы освободим, тем больший вес наша страна приобретет на международной арене. А так как сильных уважают и к ним прислушиваются, то количество англофилов в той же Германии станет гораздо меньше. И ваш завтрашний разговор с фон Брауном тоже может сыграть свою роль. Вы, возможно, будете удивлены, но вот такие личные встречи могут оказать большое влияние на конечный результат переговоров… Единственно, что меня еще несколько волнует, так это ваше знание языка. Вы, Илья Иванович, извините, но иногда очень тяжело понять, что вы говорите.

О, еще один критик! А мне самому кажется, что чешу по-немецки очень даже ничего. Не Кант, конечно, но все-таки… Только вот почему-то каждый носом ткнуть норовит то в неправильное произношение, то в смешное построение фраз. А я до всех этих артиклей и сложноподчиненных местоимений сам доходил, при помощи Марата, Сереги и старенького учебника немецкого языка для восьмого класса гимназии. В этом долбаном учебнике даже по-русски все слова с ятями писались, из-за чего приходилось особенно тяжко. Но язык, считаю, выучил – во всяком случае пленные меня понимали. Поэтому на слова Санина брюзгливо ответил:

– Браун по-русски хорошо шпрехает. Где не поймет, всегда переспросить сможет…

Артем Сергеевич, примирительно подняв руки, сказал, что тогда по этому поводу все свои тревоги он убирает. Посидев еще несколько минут на лавочке, мы наконец решилипойти баиньки, так как спать хотелось до одури.

Глава 11

Разбудил меня стук в дверь. Это оказалась хозяйка, которая сообщила, что завтрак будет через полчаса. Глянул на часы – девять. Молодец, пампушка! Перенесла утреннийжор на попозже, дав постояльцам выспаться. За окном светило яркое солнце и было совершенно не по-зимнему тепло. Вчера как-то не очень обратил внимание, но сегодня разглядел из окна украшенные елки в доме напротив. Сначала удивился, а потом, вспомнив сегодняшнее число, только хмыкнул. Завтра уже, однако, католическое Рождество. А если учесть, что они почему-то Рождество почитают больше Нового года, то завтра у них будет массовая гулянка. Жаль, вот только мы будем лишними на этом празднике жизни. Санин с утра завершит переговоры, а вечером как раз под рождественскую ночь посланцы Союза должны уезжать… Ладно, может, хоть гуся пожуем, уже дело.

Поев, думал подняться наверх, правда немного не успел. Перед лестницей меня перехватил пунктуальный, как швейцарская «Омега», Браун. Фриц, похоже, толком не выспался, но, глядя красными глазами, приветливо улыбнулся и, протянув руку, поздоровался:

– Здравствуйте, господин…

Тут подполковник замялся, соображая, как же меня назвать. Не Ивановым ведь, в самом деле… Пришлось выручать незадачливого танкиста.

– Себастьян Кольем к вашим услугам. Ну что, вы готовы пройтись?

– Да, господин Кольем, сегодня замечательная погода для прогулок.

– Тогда подождите одну минуту, я только оденусь.

Оставив немца внизу, поднялся к себе, где помимо франтоватой шляпы и пальто прихватил нож, провезенный втайне от Санина. Хорошую, не один раз проверенную в деле финку. Пистолета не дают, так хоть ее возьму, а то совсем без оружия ощущаю дикий дискомфорт – как будто голышом ходишь…

Спустившись вниз, захватил Гельмута, и мы вышли на улицу. Глянув на солнце, я расстегнул пальто и предложил:

– Ну что, потомок древнего рода, ты, похоже, этот городок хорошо знаешь, поэтому веди. Только не в бистро или ресторанчик. Давай лучше посидим на лавочке в сквере. Так будет спокойнее.

– А кто нас может побеспокоить в бистро?

– Не кто, а что. Я хоть и прибыл с диких Гималайских гор, но что такое магнитофон, знаю достаточно хорошо.

И мне не хочется, чтобы нашу приватную беседу слушали чужие уши. Ее содержание ты можешь передать кому надо, но магнитная бобина – это такая вещь, которая может попасть в чужие руки очень легко. Нам ведь этого не надо?

Подполковник понятливо кивнул, и вскоре мы устроились в уютном скверике, возле памятника какому-то средневековому герою со шпагой и козлиной бородкой. Первым разговор начал Браун:

– Вы знаете, мы после вашего ухода вчера много говорили. И про ваши предложения, и про план союзников…

Я помню, какими дикими мне показались ваши слова насчет раздела Германии, сказанные два года назад. Но сейчас я вам верю окончательно и бесповоротно, тем более что именно вчера нам стали известны некоторые вопросы, которые будут обсуждаться на переговорах союзников, запланированных на конец января.

Видя, что я удивленно поднял брови, подполковник поспешно добавил:

– Про Ялтинскую встречу глав государств стало известно от нашей английской резидентуры.

Блин! Хорошо у немцев разведка работает! Я сам об этой встрече узнал буквально перед отъездом. Тегерана в этой реальности так и не случилось, зато вместо него на начало сорок четвертого года запланировано рандеву в Крыму. Только эти переговоры союзнических «шишек», считаются страшной тайной. Их место, время, а уж про поднимаемые там вопросы я вообще молчу. А теперь выясняется, что фрицам все это известно… Правильно папаша Мюллер говорил – «Что знают двое, знает свинья». Ладно, надо будет доложить Санину о такой крутой осведомленности гитлеровцев, а пока пора продолжать разговор:

– Ну спасибо – утешил. Только вот давай не будем дальше играть в ромашку – верю, не верю. Ты спрашивай, а я буду отвечать. Если на что-то не захочу отвечать или не буду знать ответа – так и скажу. Запомни только одно – Красная Армия уже практически победила и теперь от нас с тобой зависит, останутся жить миллионы солдат с обеих сторон или нет. Честно скажу – мне плевать, какой общественный строй будет в Германии. На Сталина и на Гитлера тоже в общем-то плевать. Но людей, пацанов, которые и бабы не нюхали, жалко по-настоящему. И чтобы сохранить их жизни, я пойду на многое…

Подполковник как-то странно посмотрел на меня и, помявшись, спросил:

– Господин Кольем, если это не государственная тайна, можете мне сказать, как вас зовут по-настоящему? Клянусь сохранить ваше имя в тайне.

Я несколько удивился этому вопросу, но сильно кочевряжиться не стал, посчитав, что от раскрытия моего имени Луна на Землю не свалится, и ответил:

– Ильей меня кличут, только ты все равно правильно выговорить не сможешь. А что это тебя так заинтересовало?

Немец вместо ответа поднялся и, коротко кивнув, торжественно выдал:

– Гельмут фон Браун, потомок великого Генриха Шестого, короля Германии к вашим услугам!

– Я что-то не понял, ты меня на дуэль вызвать хочешь или просто познакомиться? Так мы ведь вроде как уже знакомились. Может, это имя Илья тебя в такой экстаз ввело?

Вопрос, заданный насмешливым тоном, несколько сбил пафосный настрой «царской морды». Помявшись, он объяснил, что просто хотел представиться мне по всей форме, и предложил, если я, конечно, согласен, называть друг друга просто по имени. Так сказать – в знак доверия и будущей дружбы. Развеселившись от этих слов, согласился, предложив в ответ – сразу, не мелочась, дружить дворцами. Но потом меня заинтересовало, с чего вообще такая честь? Браун, смущаясь, ответил, что все его предки служили в армии. Сам он практически с детства тоже тянул эту лямку. Воевал во Франции, в Тунисе, Египте. То есть смерть видел в самых разных ее проявлениях. И слова про то, что для меня самое главное – это сохранение человеческих жизней, пришлись ему очень по душе. Так, дескать, может рассуждать только человек, сам не один раз глядевший смерти в глаза. Вот немца и накрыло…

– Вообще-то так же рассуждает и какой-нибудь гнилой пацифист, но в данном случае ты, Гельмут, прав. Пока мы друг друга в крови топим, совершенно посторонние люди на этом себе сумасшедшие деньги делают и политический капитал нарабатывают. Так что сейчас чем быстрее мы договоримся, тем быстрее эта бойня закончится. А теперь давай свои вопросы…* * *

…С подполковником трындели почти два часа, иногда, в особо сложных случаях, переходя на русский для большей понятливости, благо народу в парке почти не было. Потом все-таки сходили в ресторанчик и, вернувшись обратно в сквер, продолжили беседу. Я рассказывал ему четко отредактированную версию, стараясь не очень отклоняться на отсебятину. Поведал и о полевых кухнях, которые поначалу кормили голодных немцев. И о возрождении немецкой армии. Это, правда, относилось к самой настоящей отсебятине, но я хорошо помнил разговоры отца со своими коллегами после совместных учений ОВД. Тогда, собравшись у нас дома отметить удачное окончание «войны», они говорили о том, что самый надежный и реальный союзник для Советской Армии, это только армия ГДР. Все остальные страны Варшавского договора в лучшем случае – пушечное мясо. А в худшем – пятая колонна.

Пояснил Гельмуту и особенности славянского менталитета в отношении побежденного противника.

– Самое страшное, что грозит немецкому народу, это массовое перетрахивание вдов да молодок. Но ты учти, что в основном они и сами будут не против, так как дефицит мужчин после войны будет страшный. И с другой стороны, сам согласись, это законное право победителя – внести свежую кровь. Так всегда было, начиная с глубокой древности. Правда все очень быстро прекратится. Большая часть армии после победы будет выведена из Германии и демобилизована.

Браун на эти слова поморщился, но признал мою правоту, посетовав только, что в столь интимном процессе примут участие и азиаты. Славян, мол, можно было бы перетерпеть, но тут нордическая раса будет разбавлена вообще неизвестно кем. От этих слов я обозлился, вспомнив нашего казаха Абаева, который мне в Богодухове жизнь спас, и резко ответил:

– Ты знаешь, вы свою арийскую расу, как коров, выводили, селекционеры гребаные! Черепа мерили, по цвету глаз ориентировались… И что? Большая часть этих сверхлюдей сначала других людей, в основном беззащитных, уничтожала, а теперь собой землю удобряет. Запомни, потомок короля, сверхчеловек – это не тот, у которого пропорции башки правильные, а тот, кто духом силен и человеком в любой ситуации остается. И совершенно по херу, какой у него разрез глаз. Так что не бывает высших или низших рас. В каждом народе есть и нормальные люди, и полные мудаки… – Тут я вдруг вспомнил поднос с красноармейскими книжками и добавил: – Хотя и целые народности мудаков тоже встречаются… Но те, кто гитлеровскую военную машину смог сломать, точно относятся к нормальным людям. По вашей терминологии, чтобы тебе понятней было, это и есть арийцы. А так как мы внутри себя не делимся на первый и второй сорт, то считай, что все советские бойцы и есть самые настоящие сверхчеловеки!

Чуть было не добавил: «А вы фуфло полное», но сдержался, посчитав это не совсем дипломатичным. Подполковник, смущенный моей вспышкой, ответил, что, дескать, он тоже не поддерживает гитлеровские идеи расового превосходства и теперь сожалеет о своих словах. Я, смутно чувствуя, что переборщил, покладисто сказал:

– Ладно, главное, мы друг друга поняли. И я очень рад, что ты тоже относишься к нормальным людям. В противном случае нашего разговора просто не было…

…Мы уже закончили игру в вопросы-ответы и собирались уходить, как вдруг перед нами остановился какой-то офицер с погонами оберштабсарца. Глядя на нас, медик, радостно улыбаясь, выдал:

– Гельмут, здравствуй. Я тебя со вчерашнего дня ищу! Ты не забыл, завтра мы отмечаем Рождество у мадам Ширан? Будет очень хорошая компания…

Видя, что оберст-лейтенант не мычит не телится, незнакомый фриц шутливо возмутился:

– И в конце концов, чего ты сидишь, как бука? Представь меня своему собеседнику!

Браун растерянно посмотрел на меня, но я только кивнул, улыбаясь, и, протянув руку веселому оберштабсарцу, представился сам:

– Себастьян Кольем, коммерсант из Парагвая.

– Очень приятно! Гюнтер Клабке, хирург из госпиталя.

Ха! А этот Гюнтер – нормальный парень. И судя по всему, пошутить не дурак. Вон как меня сразу приколол. Клабке тем временем, проявив положенную вежливость, опять переключился на подполковника:

– Гельмут, ты не ответил, что насчет мадам Ширан? Кузина мне сказала, что фройлян Красовски очень рассчитывает на твое появление. Нельзя обманывать ожидания такой красивой девушки!

Браун не знал, куда деваться. Было видно, как немцу очень неудобно оттого, что я стал свидетелем событий его частной жизни. Сделав морду кирпичом, он на притязания доктора строго ответил:

– Извините, господин Клабке, на завтрашний день у меня назначена очень важная встреча. – И извиняющимся тоном добавил: – Гюнтер, я тебе обязательно позвоню сегодня вечером, а сейчас извини, я действительно занят.

Веселый хирург задумчиво глянул на своего кореша, но возражать не стал, а, шутливо поклонившись, сказал:

– Извините, что помешал встрече столь высокопоставленных особ! Спешу откланяться. И смотри, не забудь вечером позвонить!

Но уйти он не успел. Сначала я услышал звонкий голос, позвавший его:

– Гюнтер, подожди!

А потом увидел тоненькую фигурку, звонко цокающую каблучками в нашу сторону. Клабке, повернувшись к подполковнику, ехидно выдал:

– А вот и кузина. Так что вы сами с ней сейчас будете разбираться и про мадам Ширан, и про фройлян Красовски. Только помните – Магда Красовски – ее лучшая подруга, иесли вы не придете, то потом будете иметь дело даже не со мной, а с моей грозной сестрой!

Браун глянул было в мою сторону, очевидно, желая что-то сказать, но так и замер, не понимая превращений, произошедших с членом советской делегации. А все дело было в том, что я увидел, кем была подходящая к нам девушка…

Екарный бабай! В голове пролетел сразу миллион мыслей. Вначале, просто испугавшись, я натянул шляпу поглубже, пытаясь скрыть лицо. Потом поднял воротник пальто. Потом вытащил и тут же выбросил сигарету. Потом ни с того ни с сего начало нервно потряхивать. А все потому, что по игрушечной аллейке, прикрыв глаза от солнца, к нам шла та, которую здесь точно не рассчитывал встретить…

М-да… И что же теперь делать? До того момента, пока Хелен подойдет вплотную, оставалось секунд тридцать. Может, просто встать и быстро уйти, пусть Браун меня догоняет. Он подумает, что я, не желая светиться перед посторонними, поспешил удалиться, тем более что разговор мы с ним закончили еще до прихода этого медика. Подполковник меня догонит, извинится, и так как он ничего не поймет, то все будет выглядеть нормально. Потом я заныкаюсь в гостинице до конца переговоров, так как свою роль во всейэтой дипломатии Лисов уже сыграл…

Но если сейчас уйду, встречусь ли с Нахтигаль еще раз – большой вопрос. А встретиться очень хотелось, ведь последние полгода только о ней и вспоминал. С другой стороны, может, она давно себе ухажера здесь завела или вообще замуж выскочила, а я, как Ромео-переросток, весь чувствами пылаю… Но ведь задание Сталина уже выполнено, так может теперь на себя немного поработать? Блин! Что же делать?! Эх, где наша не пропадала! Узнаю все у самой Ленки. Да – да, нет – нет, и тогда хоть все станет ясно… Бр-р-р. Все равно как-то не по себе. Наверное, лучше все-таки смыться…

Только пока я соображал, Хелен успела подойти к скамейке, и все сомнения решились сами собой. Браун, встав навстречу девушке, поздоровался первым:

– Добрый день, фройляйн Нахтигаль! Разрешите представить вам моего собеседника…

Я тоже поднялся, после секундной заминки сдернув с себя эту дурацкую шляпу, кинул ее на скамейку и, шагнув вперед, протянул руку:

– Рад познакомиться с самой прекрасной девушкой Германии.

Да что же у нее за привычка такая?! Чуть что – сразу кулак в рот и только смотрит огромными, как у анимэшных мультяшек, глазами. Но глазищи-то какие красивые… Я их сейчас в первый раз при свете дня разглядеть смог. Разглядел и утонул. И все вокруг кроме этих глаз исчезло… А потом серо-зеленые омуты вдруг наполнились слезами, которые часто-часто побежали по щекам. Я растерялся, а Хелен, вынув наконец кулак изо рта, пискляво ска-зала:

– Извините, господа, я только что вспомнила – у меня срочное дело…

И круто развернувшись, почти побежала по выложенной красным кирпичом дорожке. А я, как дурак, так и остался стоять с протянутой рукой, глядя ей вслед. Оба фрица от такого поворота тоже несколько оторопели, но Клабке соображал быстро и уже через секунду рванул за сестрой. Браун, глядя, как медик, догнав девушку, быстро удаляется по аллейке в сторону выхода, потер лоб и, кашлянув, сказал:

– Прошу меня извинить за это недоразумение. Я не представляю, чем была вызвана такая реакция. Фройляйн Нахтигаль – очень уравновешенная и серьезная девушка, и я никогда не видел, чтобы она так себя вела.

Хм… Я вообще-то тоже пребывал в зависе. Интересно, чего это она от меня так рванула? В прошлый раз мы расстались очень даже по-дружески, во всяком случае, мне так казалось. Но у Хелен, выходит, есть свое мнение на этот счет… Меня увидеть она явно не ожидала, но и особой радости от встречи тоже не высказала. Хотя реакция действительно достаточно странная… С другой стороны, у барышень бывают такие завихрения, что нам их в жизни не понять.

Только сейчас, наверное, все проще. Так как ее называют фройляйн, то Ленка, выходит – не замужем. Но ухажер наверняка есть, поэтому, опасаясь возможной компрометации, она и дернула от меня, как черт от ладана. Биомать! Я достал сигарету и, поломав несколько спичек, смог наконец прикурить. Вот и закончились мои, блин, романтическиебредни. Тоже мне, Казанову из себя вообразил – один раз зажал девчонку в кустах и теперь весь в мыслях, что она от этого вся растаяла и трыпешшет в ожидании новой встречи. Сплюнув табачную крошку, сказал подполковнику:

– Кто этих женщин поймет. Я так думаю, что когда мы сможем хоть чуть-чуть в них разобраться, то будем столь стары, что девушки нам будут уже неинтересны. М-да… Пойдемте, Гельмут, проводите меня до гостиницы.

– Конечно, Илиа, и еще раз прошу прощения.

Мы пошли к выходу, а я брюзгливо думал, что фриц, гадский папа, все-таки переврал мое имя…

Квартал прошли в молчании, только Браун иногда странно поглядывал в мою сторону и в конце концов, неправильно истолковав мрачный вид советского посланца, решил дать пояснения. А так как шли по улице, то имя коверкать не стал, а обращался как к дельцу из Парагвая:

– Господин Кольем, я понимаю вашу озабоченность, но поверьте, эта встреча ничем нам не грозит. Доктор Клабке уже почти три месяца является членом нашей антигитлеровской организации. Он очень порядочный человек. Два года назад Гюнтер не побоялся подать в суд на одного крупного гестаповского чина, когда тот в Бретани изнасиловал французскую девушку, а потом уничтожил всю ее семью. Только дело повернули так, что сам Клабке чуть не оказался виноватым в клевете на члена партии, но в конце концов его просто перевели в этот городок.

Немец еще что-то говорил, а я чуть с шага не сбился, внезапно вспомнив слова одного надушенного до неприличия фрица. Точно! Я тогда возле госпитальной беседки стоял,а гестаповец – Нахтигаль клеил. Он ведь тоже про Бретань говорил и какого-то прощелыгу Гюнтера вспоминал. Надо же, какая земля, оказывается, маленькая! Куда ни плюнь – везде знакомые обнаруживаются. Пусть даже и опосредованно знакомые. Получается, не зря мне этот Клабке при первом же взгляде понравился. А теперь подтверждается, что он действительно нормальный парень. Вспомнив ту весеннюю ночь и запыханную Хелен, которая вместе с вещмешком с размаху влетела ко мне в руки, решил прояснить ситуацию до конца:

– А девушка? Честно говоря, она произвела странное впечатление. От нее не может быть проблем?

Браун отрицательно покачал головой:

– Я сам не представляю, что с ней произошло и чем было вызвано такое поведение. О ее железном характере легенды ходят, а тут вдруг такое. Хотя женщина на войне… сами понимаете… Может, это был запоздалый нервный срыв? Ведь она служила в госпитале на Восточном фронте, а что там творится, вы хорошо осведомлены…

– Хм… Такие нервные срывы очень хорошо лечатся, как бы сказать помягче – пониманием близкого человека.

Я подмигнул Гельмуту, но он ответил серьезно:

– В этом-то и проблема. Мы даже в шутку ей говорим, что она себя готовит к монастырской жизни. У такой красивой девушки нет не только жениха, но и, как вы выразились – близкого человека. Она даже с братом поссорилась, когда тот, имея дальний прицел, попытался ее познакомить с нашим общим другом. Мне кажется, что там, в госпиталях, она получила сильнейшую душевную травму, каждый день видя изнанку войны. Но опасаться ее все равно не следует, да и что она может сделать? Ну увидела меня, беседующего на лавочке с незнакомцем. Чего в этом может быть предосудительного?

– А она что, продолжает и здесь работать в военном госпитале?

– Да, только у нас почти не бывает раненых. Правда фройляйн Нахтигаль все равно пропадает там с утра до вечера. Как сама говорит – повышает квалификацию. Она даже квартиру сняла поближе к месту работы, почти прямо напротив входа в свою любимую больницу.

Я шел, внимательно слушая и кроя себя последними словами. Кр-р-етин! Идиот! Недоумок! Чего же я, блин, ожидал? Откуда ей знать, с какой миссией тут Лисов находится? Она,видя советского офицера здесь, во Франции, что должна была сделать? На шею мне броситься? Чтобы нас обоих потом в гестапо замели? Хелен ведь не знала, что Гельмут осведомлен, кто я такой! Да и, судя по всему, про антифашистскую деятельность братца тоже не в курсе. Вот Нахтигаль и смогла что только очень быстро сбежать, побоявшись меня выдать. И потом небось брату наплела с три короба, чтобы объяснить внезапные слезы. А я-то хорош, придурок! Последние мозги потерял при виде белобрысой врачихи и чуть было не стал ее за руки хватать. Но Ленка какая все-таки молодчина! Как быстро сориентировалась!

…Браун, уже говоря совсем на другую тему, задал вопрос, и пришлось встряхнуться, отвечая ему:

– Нет, Гельмут, в Бога у нас верят многие, как бы коммунисты с этим ни боролись. Особенно сейчас. Сам знаешь – на войне не бывает атеистов. Я тоже верю, только вот в церковь не хожу – мне посредники для общения с Создателем не нужны.

Оберст-лейтенант моих слов про посредников не понял и захотел разъяснений.

– А что тут понимать? Церкви являют собой яркий образец инструмента подавления. Уже то, что тебя там называют чьим-то рабом, должно настораживать. Да плюс ко всему они еще и сбором денег занимаются. Как ты считаешь – Всевышнему деньги нужны? Вот и я тоже думаю, что нет. Деньги нужны именно церкви, и как всякий посредник она заботится только о своем благе. Так что если мы своих попов разогнали, не надо считать нас поклонниками сатаны, просто было убрано совершенно лишнее звено между Богом и человеком.…

Браун от этих слов несколько обалдел и, видно, хотел поспорить, но мы уже стояли на крыльце гостиницы, поэтому я протянул руку и сказал:

– Счастливо оставаться, Гельмут фон Браун. Надеюсь, что все задуманное у нас получится!

Немец, сжав мне ладонь, ответил, что он тоже хочет так думать, и выразил надежду на последующую встречу.

– Без базара – увидимся!

– Что?

– Я говорю, если все получится, обязательно встретимся! И не раз!* * *

Попрощавшись с потомком королей, двинул на доклад к Санину. Тот, опасаясь установленных прослушек, опять вытащил меня на улицу. Я только кашне успел захватить, так как начал потихоньку подмерзать. А усевшись на лавочку, подробно пересказал весь наш разговор. Артем Сергеевич слушал, одобрительно кивая, потом похвалил, сказав, что пока все идет, как планировалось. Но я его слегка обломил:

– Есть еще одна закавыка. Возвращаясь назад, я встретил своего агента.

– Какого агента?

Санин откинулся на спинку лавки, удивленно глядя на меня.

– Своего агента. Я ее завербовал еще полгода назад, на Украине. А сегодня нос к носу столкнулись здесь.

Дипломат сразу стал серьезным и поинтересовался, как это может грозить переговорам, сразу предложив в устранении проблемы задействовать нашу охрану. Они, дескать,ребята ушлые, и все сделают так, что комар носа не подточит. Я возразил:

– Во-первых, это совершенно не угрожает нашей миссии, а во-вторых, внезапная смерть агента может ей наоборот – сильно повредить. Мой человек не рядовой солдат, а достаточно высокопоставленная персона, и немцам ее скоропостижная кончина может сильно не понравиться. Так что я сам все улажу, без наших ребят. Мне только деньги нужны – тысячи две рейхсмарок.

– Для чего вам такие деньги понадобились?

– А потому, что агент после встречи с куратором должен испытывать не только полное моральное удовлетворение, но еще и поиметь некоторое финансовое благополучие. Вы извините, Артем Сергеевич, это моя кухня, я тут лучше разбираюсь. Так что давайте деньги, и вопрос будет решен.

Санин покряхтел и задумчиво сказал:

– Иосиф Виссарионович меня особо предупредил о данных вам полномочиях. Но чтобы вот так… Хотя в жизни бывают и не такие случайности, так что я надеюсь, вы человек опытный и знаете, что делаете.

– Конечно, знаю. Тем более, моя миссия в этих переговорах закончена и я могу заняться работой, в которой разбираюсь гораздо лучше, чем в дипломатии…

В общем, минут через десять, сунув полученные обманом деньги в портмоне, опять выскочил из гостиницы, направляясь в сторону ювелирного магазинчика, который приметил, когда мы с подполковником возвращались сюда. Ноги сами несли, и с трудом сдерживался, чтобы не перейти на бег.

Только вот квартала через два обратил внимание на одного хмыря гражданской наружности и французского обличья, который топал следом. Я бы на него и не посмотрел, но,случайно оглянувшись, увидел, как «вильнул» его взгляд. Хм… Это еще что за фигня? Может, парень просто следом идет, а я уже гоню? Временно отложив посещение магазина, начал мотать круги по городу, подолгу останавливаясь возле витрин, даже заскочил в ресторанчик выпить кофе, но француз так и шел за мной. Только перед тем, как я заходил в ресторацию, на нем был плащ и шляпа, а когда я вышел, он уже щеголял в беретке и плащ был перекинут через руку. Вот этот берет и убедил меня, что случайность исключена. Такая маскировка, конечно, наивна, но глаза отводит хорошо. Люди лица случайных прохожих обычно не запоминают, если в памяти что и отложится, то какой-нибудь яркий штрих в одежде. Избавься от него, и ты – новый человек. Получается, за мной следят, и следят не немцы. В гестапо таких лохов не держат, а тем, кто нас принимает, «хвост» за мной пускать – вообще смысла нет. Поняв, что это не глюк и за мной наблюдает какая-то третья сила, порысил обратно в гостиницу. Там сразу обратился к Виктору Бабкину – командиру наших охранников:

– Вить, тут за мной француз странный как привязанный ходит. Я проверился, и теперь уже не сомневаюсь, что это был «хвост». А вы здесь ничего не замечали?

Бабкин на этот вопрос только ругнулся сквозь зубы, а потом пояснил:

– Говорил же, что не показалось! Я часов в двенадцать выходил – по округе пройтись, посмотреть, что к чему. Ничего особенного не заметил, но вот от ощущения, что за мной следят, избавиться не мог. Причем, когда вы с Брауном уходили, я немного следом прошелся, но все было нормально. А буквально через два часа начал ощущать себя как будто под прицелом… Доложил Санину, а он сказал, что не может быть – показалось, скорее всего…

– Нет, это ты его верно унюхал. Так что пошли к Артему Сергеевичу вместе.

Санин, узнав про незапланированную слежку, сильно занервничал. Подумав пару минут, он спустился вниз, к телефону и куда-то позвонил, сказав буквально пару слов по-французски. Что именно, я не понял, но спросить не успел. Побарабанив пальцами по столику, он позвонил еще раз. Разговор на этот раз шел по-немецки и стало ясно, что дипломат требует объяснений. Положив трубку, он сказал:

– Наши немцы не представляют, кто это может быть, но сейчас пришлют своих людей.

Я, набравшись наглости, поинтересовался:

– А с кем вы по-французски говорили?

– С резервной группой. Что бы ни случилось, они должны быть в курсе того, что здесь произошло.