Чтение 7–й страницы книги ~Паутина Судеб~

Главное, не забыть о том, что у меня среди вещей лежит усыпленный неизвестно насколько анчутка, а то с меня станется. Вот будет забавно, когда через несколько лет я буду перебирать вещи и наткнусь на эту «тюрьму»…

Дождь стучался в ставни с прежней силой, ветер завывал так, что сквозь сон мне чудилось, будто под окнами корчмы рядком сидят два десятка волков и старательно выводят свою тоскливую песню. Сознания, как легкая пушинка, коснулось чье-то незнакомое присутствие, во сне мелькнул образ темно-серого, почти черного волка с белой полосой вдоль хребта, и я, вздрогнув, проснулась.

Дриада тихонько посапывала на соседней кровати, отвернувшись лицом к стенке и с головой укутавшись в цветастое лоскутное одеяло, свеча на лавке давно уже погасла, а частые капли дождя барабанили по крыше, напрочь отбивая всякое желание высовывать нос наружу. Я села на скрипнувшей кровати и несколько секунд ожесточенно терла глаза кулаками, пытаясь сообразить, что же это было. Вряд ли это местные колдуны забавляются, значит, разумные волки все-таки добрались до Ижена даже раньше, чем я думала. А раз кто-то из них сумел меня дозваться, то ничего не поделаешь, надо идти наружу и встречать провожатых. Широко зевнув, я впотьмах начала натягивать штаны под длинную мужскую рубаху, доходящую мне почти до колена и с успехом заменяющую ночную сорочку. Кое-как подпоясалась длинной лентой, нашаренной в темноте на лавке, ничего, Ланнан до утра она вряд ли понадобится, – и, забрав сапоги и плащ, выскользнула из комнаты.

Вот так, в обнимку с обувью и длинным плащом, босая, в мужской рубахе, подпоясанной девичьей ярко-зеленой шелковой лентой, я и спустилась в безлюдный обеденный зал, в котором тускло горел один-единственный масляный фонарь, подвешенный на крюк над стойкой. Я уселась на нижнюю ступеньку лестницы и стала натягивать дриадские сапоги с высоким голенищем. Прохладно, ничего не скажешь, но хотя бы не промокну, а что-то мне подсказывает, что замерзнуть я не успею. Плащ я надела на ходу и, затянув потуже завязки капюшона, отодвинула дверной засов и выскользнула наружу.

Н-да-а-а. За те несколько часов, что шел дождь, площадь превратилась в озеро. Так, по крайней мере, мне показалось вначале, когда я, создав небольшой белесый светлячок, шагнула с крыльца на мостовую и почти сразу угодила в лужу, доходившую мне чуть выше щиколотки. Нет слов от радости, а те, которые есть, в список цензурных не входят.

Я шагнула вперед, заставляя подняться магический огонек повыше и осветить не только жалкую сажень пространства под ногами, но и здоровущего, насквозь промокшего темно-серого волка с черной полосой вдоль хребта, который забился под козырек крыши и укоризненно смотрел на меня светло-зелеными глазами.

«Долго тебя ждать пришлось, ведунья. – Разумный волк встряхнулся и вышел из-под козырька крыши мне навстречу, под дождь. – Из-за стен этого города тебя было не дозваться».

– Подлунный? – недоверчиво спросила я, вглядываясь в слишком уж знакомую волчью морду и вспоминая радостно повизгивающего щенка, которого впервые увидела лет восемь назад, вместе с наставником навещая по весне стаю Серебряного.

Уже тогда он был самым крупным и шумным волчонком из всего молодняка и, разумеется, задирал всех вокруг тайком от старших. На меня он, как и прочие щенки, смотрел какна особо интересную двуногую дичь, но после того, как я вытащила его из волчьей ямы, выкопанной неизвестным охотником на тропе к водопою, мы даже подружились. Та ловушка была рассчитана на взрослого разумного волка, и угодивший в яму щенок только чудом не напоролся на острый кол на дне, но неловко подвернул заднюю лапу и, разумеется, не мог самостоятельно выбраться.Мать Подлунного, обнаружившая к вечеру сына, не смогла вытащить его, потому и направилась к избушке Лексея Вестникова в надежде, что человек, водящий дружбу со стаей, не откажет в помощи. Но наставник в тот день уехал в Столен Град, и в избушке осталась только я. Вытащить жалобно повизгивающего волчонка из ямы было делом нехитрым, гораздо дольше выздоравливала поврежденная лапа – вывих оказался серьезным. Подлунный еще с месяц хромал, но потом оправился и впоследствии частенько ошивался по ночам под окнами наставниковой избушки.

«А ты кого ожидала, а, ведунья? – Подлунный оскалил клыки в подобии улыбки и ткнулся мне в ладонь мокрым холодным носом, как огромная собака. – Разве я мог доверитьтебя кому-то еще, раз уж Серебряный просил отправиться за тобой… добровольцев?»

– Ты удивительно вырос, – вздохнула я. – Или мне просто кажется?

«Тебе виднее, сестра. Хотя ты права – с тех пор как я был щенком, много воды утекло. Ты уехала, когда я не мог покинуть свою семью и не успел попрощаться с тобой. Но когда представилась возможность нам снова повстречаться, я решил ее не упускать. Со мной мои младшие братья, мы отвезем тебя во владения Серебряного, к жилищу старого волхва, как ты и просила».

– Спасибо. – Я опустилась на одно колено и, не обращая внимания на то, что холодная дождевая вода пропитывает штанину, обняла волка за шею. – Не представляешь, насколько это для меня важно.

«Представляю, поэтому и вызвался помочь. У меня самого времени не очень много, Серебряный тебе говорил?»

– Да, до ночи Излома. – Я шагнула за ним следом, пригасив светлячок и вслушиваясь в шум дождя.

Да уж, более удачного времени Подлунный просто не мог выбрать – в такую погоду на улицу никто не высунется и уж тем более не разглядит в темноте здоровущего волка размером с теленка.

«В эту ночь Дикая Охота пройдет через наши земли, а наша стая – часть Дикого Гона. Свита будет мчаться по небу, а мы – по земле, и я и мои братья должны вступить на землю стаи до ночи Излома».

– Интересно почему? – пробормотала я, плотнее кутаясь в плащ и переступая с ноги на ногу. – Серебряный так ничего и не объяснил.

«Это сложно объяснить человеку. – Возможно, мне почудилось, но в мысленном голосе Подлунного я услышала нечто вроде снисхождения. – Нужно хотя бы раз побыть частью Дикого Гона, чтобы понять это. Но если коротко – то никто, оказавшийся на пути Темного Охотника со свитой, не сумеет сохранить нейтралитет. Он должен либо присоединиться к Дикому Гону, либо стать его Жертвой. Жертвой я быть не хочу, да и никому не пожелаю такой участи».

– Как я понимаю, это означает, что вы понесете нас самым коротким путем?

«Именно. До полнолуния еще восемь закатов, мы должны успеть. До встречи, сестра. Мы будем ждать».

Разумный волк скользнул в темноту, почти сразу исчезнув во мраке. Дождь потихоньку стихал, крупные капли все реже скатывались по капюшону моего плаща. Становилось холоднее, дыхание вырывалось изо рта облачком пара, едва заметным в тусклом белесом свете магического огонька. Я поежилась и пошла обратно к корчме, старясь обходить наиболее крупные лужи, не рискуя измерять их глубину. На фигуру в длинном, до пят, плаще с капюшоном я налетела случайно – в момент, когда пыталась перескочить через лужу в двух шагах от крыльца корчмы.

– Добрый вечер. Отвратительная погодка, не правда ли?

– И вам того же, и вас туда же, – мрачно буркнула я, понимая, что, несмотря на все усилия, плащ все-таки промок. Надо было обновить заклинания, сейчас не ощущала бы ледяную влагу на плечах и шее. Вести разговор с тем самым светловолосым магом, глаза которого едва заметно посверкивали в темноте сиреневыми отблесками, мне не хотелось. Хотелось спать, к тому же до рассвета остались считаные часы. – Так и будете на дороге стоять или все-таки подвинетесь?

– Разумеется. – Он все-таки сделал небольшой шаг в сторону. – Неужели после чудесной ночной прогулки вам внезапно захотелось оказаться под крышей? Странное желание, право слово.

– Вполне нормальное желание для человека, который мечтает выспаться, – фыркнула я; поднимаясь по ступенькам чуть поскрипывающего под моими шагами крыльца. – Вам оно, похоже, несвойственно.

– Мне скорее несвойственно желание гулять в плаще с рассеявшимся заклинанием под ливнем. Мокро, знаете ли. И…

Он осекся, я обернулась и в тусклом свете «фонарика» увидела, что лицо его побелело и застыло в странной пародии на белую глиняную маску, какими торгуют на ярмаркахво время карнавалов.

Он медленно, словно с усилием, поднес руки к лицу, и изумление в сиреневых глазах сменилось страхом, а потом – безудержным ужасом. Я очутилась рядом с магом в два прыжка и ухватила его за странно одеревеневшую руку, обтянутую тонкой кожаной перчаткой. Магический светлячок вспыхнул с удвоенной силой, и в этом ярком золотистом свете я увидела, как руки мага изменяются – перчатки треснули по швам, и из прорех показались изуродованные пальцы, кожа на которых стала напоминать древесную кору. Я тихо ахнула, впервые в жизни видя проклятие «живого древа» в действии. Ритуал из раздела природной магии, энергоемкий, но на удивление действенный и по-своему жестокий. Шутка ли – за считаные минуты обратить человека в дерево так, что проклятый продолжает все видеть и слышать, чувствовать и осознавать происходящее. Если ударить по такому «дереву» топором, то из зарубки брызнет не прозрачный древесный сок – алая кровь, а из сердцевины раздастся стон. Хуже всего, что после превращения «живому древу» уже нельзя вернуть человеческий облик, как ты ни старайся. Но любое подобное проклятие можно отменить до того, как оно завершится, используя ритуал «поворота».

Рот мага искривился в беззвучном вопле, капюшон плаща свалился, открывая каплям осеннего дождя лицо, кожа на котором уже начала темнеть и покрываться сетью морщин,но глаза, наполненные ужасом, смотрели на меня с какой-то безумной надеждой.

Этого хватило, чтобы решиться.

Я стала лихорадочно ощупывать пояс мага в надежде найти нож, поскольку мой остался в сумке на втором этаже корчмы, а пока я сбегаю туда-обратно, спасать будет уже некого. Лезвие ножа, найденного в скрытых ножнах на правом бедре, было тонким, причудливо изогнутым в форме рыбки, а острота – как у самой лучшей бритвы.

Секунда на то, чтобы полоснуть ножом по левой ладони, ощутить резкую боль и увидеть, как по лезвию ножа расплывается тоненькая пленочка крови. Еще столько же – чтобы осознать, что кожа на руках мага уже обратилась в кору, и пытаться ее сейчас прорезать – это потерять лишнее время.

Для обряда «поворота» нужна кровь обоих – проклятого и того, кто хочет попытаться отменить наложенное заклятие, повернуть его вспять, и если выполняющий обряд достаточно силен, то и обратить заклинание против создавшего. «Поворот» – обряд универсальный, неважно, какая стихия создала заклинание, успех ритуала зависит исключительно от силы того, кто его проводит. «Поворот» может выпить магию досуха, а если ее не хватит, то позаимствовать и часть жизненного срока, поэтому никогда не стоит«поворачивать» заклинание, если не уверен, что сумеешь оплатить ритуал на крови. Я не была уверена, но кровь истинной королевы чего-то стоит. Мне будет легче…

Я с силой провела лезвием по щеке мага, рядом с правым ухом, где кожа еще не успела затвердеть, и нож с еле слышным хрустом прорезал неглубокую ранку, пустив кровь, в свете магического огонька кажущуюся неестественно алой. Теперь – приложить свою кровоточащую ладонь к порезу на лице мага, прошептать заклинание и почувствовать, как сила выталкивается изнутри вместе с кровью, собираясь в багряные капли, которые не смывал даже частый, заново набирающий силу дождь. Паутина «поворота» начала проявляться в воздухе, едва заметно мерцая красными нитями спирального узора, который достраивался с каждой новой ниточкой силы, протянутой из моего стремительно пустеющего резерва.

Во рту пересохло, стало настолько холодно, что капли дождя, стекающие по моей непокрытой голове, казались почти горячими, а перед глазами мерцал, наливаясь силой, узор «поворота». Наконец, когда мой резерв почти иссяк, спираль, составленная из хаотичного на первый взгляд переплетения алых нитей, начала медленно вращаться, с каждой секундой все быстрее и быстрее, пока я не почувствовала, что шершавая холодная кора под моей ладонью становится теплой кожей.

Спираль «поворота» замерла и осыпалась исчезающими в воздухе искрами, а я наконец-то смогла отнять заледеневшую ладонь от щеки мага. Машинально отступила назад, но, поскользнувшись на камнях мостовой, неловко взмахнула руками и упала навзничь в довольно глубокую лужу. Ледяная вода моментально пропитала одежду, но хотя бы головная боль поутихла.

– Спасибо… Я ваш… должник. – Голос мага звучал глухо и надломленно, словно он беспрерывно кричал все то время, пока я создавала «поворот». Он рассматривал свои руки в изодранных в клочья перчатках так, будто никак не мог поверить, что видит нормальные человеческие пальцы, а не длинные гибкие ветки, покрытые жесткой коричневой корой.

Я медленно села, держась за гудящую голову, после чего все же попыталась встать, но первая попытка не увенчалась успехом, и я во второй раз за последнюю минуту плюхнулась в лужу. Хотя какая разница, если и так мокрая с головы до ног?

– Держитесь. – Он сделал несколько неловкий шаг в мою сторону и протянул мне ладонь. – Лужа не ваша среда обитания.

Ох как я была с этим согласна! Проблема была только в том, что на ногах он, как оказалось, стоял не лучше меня, поэтому, вместо того чтобы вытащить из лужи меня, он потерял равновесие и «уютно» устроился по соседству. Честно говоря, мокнуть стало уже не настолько противно, я даже нашла в себе силы улыбнуться, глядя на отплевывающегося мага. Вот когда выражение «сесть в лужу» становится не просто поговоркой.

– И не ваша тоже. Но тем не менее вы в ней сидите.

– Ты тоже. – Он вымученно улыбнулся, как-то незаметно перейдя на «ты». – Надеюсь, что у нас на двоих сил вылезти отсюда хватит? Иначе все-таки придется сюда переселяться.

– Не-а, не придется. – С третьей попытки я покинула «полюбившуюся» мне лужу и, даже не пытаясь отряхнуться, посмотрела на медленно поднимающегося мага, с которого теперь, как и с меня, текло в семь ручьев. – Зато после сидения в одной луже появился повод для знакомства. Еваника.

– Да, теперь у нас есть общее, что останется с нами на всю жизнь, – мы из одной лужи вышли. Ладислав. – Маг протянул мне руку, и я осторожно ее пожала.

– Не скажу, что повод для знакомства был приятный, но хотя бы забавный. Желаю больше так не попадаться. – Я шмыгнула носом и, выпустив ладонь Ладислава, стала медленно подниматься по крыльцу корчмы. Плащ я после недолгой возни сняла, кое-как выжала и, перебросив через плечо, дернула за ручку двери, вваливаясь в прогретый зал корчмы, который после улицы показался мне благословением.

Ладислав вошел следом, после чего попытался продолжить начатый разговор:

– Про должника я говорил совершенно серьезно.

– А я не менее серьезно вымокла, устала и хочу спать. – Я повертела в руках плащ, больше всего напоминавший большую тряпку неопределенного цвета и, присев на нижнюю ступеньку лестницы, принялась стягивать сапоги. Надеюсь, что они до завтра хотя бы подсохнут. Или что у меня накопится достаточно сил, чтобы я сумела высушить их магией. – К тому же завтра я покидаю Ижен, поэтому можешь считать, что ты мне ничего не должен. Хотя, если тебе настолько принципиально, можешь высушить на мне одежду, ина этом будем считать вопрос закрытым.

– Я похож на сушилку для одежды? Не знал. – Маг вздохнул. – И куда ты намерена направиться дальше?

– Куда-куда… куда надо. По делам. – Я задумчиво рассматривала тонкий белый шрам на месте пореза на левой ладони. – Что же ты за маг такой, если даже одежду высушить не можешь? Ты-то в отличие от меня свой резерв на «поворот» не тратил.

– Вообще могу. Но предпочту попросить кого-нибудь как следует, чтобы он это сделал за меня. – Ладислав улыбнулся. Нехорошо. Настолько, что мне стало немного не по себе.

– Ты не похож на обычного ведуна. – Жаль, что сейчас мне недоступно даже самое простое магическое зрение, с помощью которого можно было бы точно распознать суть стоящего передо мной мага! Под его ногами уже натекла солидная лужа с мокрого плаща, который он даже не потрудился выжать.

– Мало ли на кого я могу быть похож? – Он улыбнулся, на этот раз почти мягко. – Ты тоже не похожа на простую странствующую ведунью.

– В таком случае – счастливо оставаться. – Я встала и, держа в одной руке сапоги, а в другой промокший плащ, пошлепала вверх по лестнице.

Черт с ними, с долгами, при заклинании «поворота» только некроманты не могут отмахнуться от «долга крови», для остальных достаточно слов об освобождении от этого весьма неприятного обязательства. Очень надеюсь, что Ладислав был чаровником, поскольку иметь в должниках некроманта для меня немногим лучше, чем быть в подобном долгу самой. Потому что нет ничего хуже некроманта, вынужденного выплачивать «долг крови» против собственной воли – жизнь станет настолько не в радость, что успеешь не один десяток раз пожалеть о благородном порыве спасти человека от неминуемой смерти с помощью ритуала «поворота».

Вслед мне донеслось банальное «счастливого пути». Его слова да богу б в уши…

Ладислав шел под вновь набирающим силу осенним дождем, стремясь как можно скорее оказаться в своем доме, который благодаря не только его личным усилиям, но и чарам нескольких ведунов был настоящей крепостью. Ледяные капли стекали по волосам, мерзкими пиявками заползали за воротник, а некромант даже не пытался набросить на голову плотный капюшон плаща.

Он уже давно не знал страха – все же общение с магией смерти отучает в первую очередь от этого позорного ощущения, – но сейчас ему было неуютно настолько, что острые коготки беспокойства, царапавшие его изнутри, заставили позабыть про дождь и промозглый холод. Его кто-то хотел обратить в «живое древо»! Его, Ладислава Войнича, прямого потомка весьма богатого и известного по Росскому княжеству и Приграничью рода. Хотели запереть в древесной оболочке, но оставить способность мыслить и рассуждать, чтобы он полностью проникся своим положением. Ни шевельнуться, ни закричать – только глухо скрипеть узловатыми ветками и еле слышно стонать от бессилия. О да, кого-то он слишком сильно достал в этом змеином гнезде, только по недоразумению прозванному городом мастеров, если на него рискнули наложить такое сложное и энергоемкое заклятие. Да и наверняка «отсрочку» добавили, иначе он сумел бы отбиться, а, как известно, несработавшее проклятие возвращается к своему создателю.

Ладислав остановился у большого двухэтажного дома и, поднявшись по резному крыльцу, коснулся ладонью едва заметно мерцающей дверной ручки, снимая запирающее заклинание. Дом узнал хозяина, и дверь гостеприимно распахнулась, впуская некроманта в хорошо прогретую прихожую – дом строился по эльфийскому образцу, и вместо обычных для росских теремов сеней здесь при входе имелась небольшая комнатка, где можно было оставить верхнюю одежду… или раз и навсегда «убрать» незваного гостя.

Некромант неторопливо, но вместе с тем чуточку брезгливо сбросил с плеч прямо на пол промокший после купания в луже плащ, сорвал с рук изодранные перчатки и с наслаждением размял окоченевшие пальцы. Да уж, если бы не та молоденькая ведунья, сдуру решившаяся на ритуал «поворота», не потребовав с него предварительно чего-нибудь эдакого, стоял бы он сейчас у крыльца постоялого двора весьма оригинальным деревцем, которое срубили бы в ближайшее время.

Услужливый дух, один из прирученных и выполняющий обязанности горничной, выскользнул из стены и, едва заметно мерцая в полумраке прихожей, поклонился, ожидая приказа.

– Горячую ванну на втором этаже, смену одежды и подогретого красного вина. Потом соберешь походную суму.

Призрак немедленно скрылся в стене, а в комнатах зажегся мягкий зеленоватый свет, показавшийся чересчур ярким для привыкших к темноте глаз. Ладислав еле заметно поморщился, и свет моментально потускнел. Дом подстраивался под малейшее желание своего хозяина – все же не зря на него было потрачено столько усилий и средств, и нигде больше некромант не ощущал себя настолько спокойно. Особенно сейчас, когда от одного воспоминания о том, как тело застыло под ударом проклятия «живого древа» и он был абсолютно беспомощен, остатки его так называемой души сжимались от страха. Участь, которая хуже смерти…

Горячая вода с ароматными маслами расслабила чересчур напряженное тело, согрела, но выгнать леденящий холод изнутри так и не смогла. Ладислав пил подогретое вино кубок за кубком, не пьянея и практически не ощущая вкуса. Жесткий, шершавый шрам чуть ниже правого уха напоминал о себе ноющей болью, ни на минуту не давая забыть о долге крови – и кому! Девчонке-ведунье, к тому же воспитаннице Лексея Вестникова, который когда-то давно отказался взять Ладислава в ученики.

Некромант нервно усмехнулся, сжимая кубок в руке до еле слышного скрипа мягкого металла. Дух-прислужник, принявший традиционный для омовения хозяина облик прекрасной обнаженной девы, пусть и несколько полупрозрачной, испуганно шарахнулся в сторону, не решаясь приблизиться. Ладислав недовольно перевел взгляд на духа, и тот, моментально перелетев к нему поближе, начал разминать плечи некроманта холодными, но сильными «пальцами». Стало чуточку легче, но не намного.

Если бы лет тридцать назад Лексей Вестников не отказал ему, тогда еще десятилетнему пареньку, к ногам которого родители были готовы бросить весь мир, то его судьба,возможно, сложилась бы несколько иначе. У него были способности к стихийной магии, отец хотел, чтобы его сын Ладислав стал лучшим волхвом Росского княжества, а для этого нужно было найти наставника. Лексей Вестников отказался брать Ладислава в ученики, едва взглянув на него, не объясняя причин и не давая себе труд повторять дважды. Что ж, он тогда уже мог себе это позволить – подобную… избирательность. В результате родители увезли сына в Ижен, и там он, на свою беду, согласился пойти в ученики к некроманту.

Магия смерти оказалась увлекательной, она обещала власть, большую власть и силу. То, что за это все придется платить немалую цену, Ладислав узнал уже потом. Годы ушли на то, чтобы научиться контролировать себя, сдерживаться и не зачерпнуть из щедрого источника больше чем нужно, чтобы потом не расплачиваться годами жизни и кусочками собственной души за перебор. Сейчас, на пороге сорокалетия, он уже был уверен, что не попадется в ловушки, подобные долгу крови, но, как оказалось, ошибся. Некроманты учатся всю жизнь, говорят, что даже после смерти они не находят покоя, а продолжают поглощать знания, учиться управлять потоками силы. Забвение после смерти некромант может найти только в том случае, если передаст накопленные знания и силу кому-нибудь, кто окажется рядом. Неважно, будет ли это его ученик или же просто «случайный человек», зашедший в дом…

Сложный голубоватый символ, нарисованный на полу в самом дальнем углу обширной спальни, засиял фиолетовым светом, и в четко очерченном кругу медленно соткалась измрака обнаженная женская фигура. Ладислав недовольно поморщился, глядя на чертовку, соблазнительно улыбающуюся ему изнутри запирающего символа – пока он не позволит, она не переступит тонкую черту. И какой бес нашептал ему на ухо с полгода назад, что стоит призвать к себе для развлечений это… существо? Конечно, любовные забавы с чертовкой были выше всяких похвал, пусть выстраивание запирающего и обережного кругов в сочетании с символом «двери» обошлось ему в немалую сумму – удовольствие того стоило. Правда, красотку нужно было иногда подкармливать, и отнюдь не животными, но пока в этом городе есть неугодные градоначальнику воры, бандиты и убийцы, переполняющие местные тюрьмы, недостатка в жертвах не будет.

Чертовка улыбнулась шире и, встав на четвереньки, соблазнительно потянулась, словно огромная кошка. На миг из-под густой копны черных волос показались небольшие острые рожки, а тонкий, гибкий хвост с шелковистой кисточкой на конце игриво обмахнул прекрасно очерченное стройное бедро.

– Что, мой дорогой Ладислав сегодня не настроен на наши чудесные… игры? – поинтересовалась она, поднимаясь во весь рост и в нетерпении пританцовывая у границы голубоватого круга. – Ты чем-то обеспокоен? Ты же знаешь, я могу легко поднять тебе… не только настроение.

– Да-да, а так же оставить меня обессиленным и беспомощным до завтрашнего вечера, – усмехнулся маг, в который раз за последние полчаса проводя кончиками пальцев по жесткому шраму у правого уха. Похоже, скоро это станет привычкой, машинальным жестом, от которого будет очень сложно избавиться. – Нет уж, спасибо, мне уезжать поутру.

– И это дело не может подождать? – Чертовка капризно надула очаровательные губки и начала вертеться у границы круга то так, то сяк, демонстрируя себя во всей красе. Н-да, если бы та девчушка не обронила, что уезжать ей рано утром, то он бы не сомневался, стоит ли пустить чертовку к себе в постель на остаток ночи. – Я так голодна, мой обожаемый господин. Так голодна, и дело не только в той пище, которую ты мне поставляешь. А ты уезжаешь… Надолго ли?

– Как получится. – Кувшин на небольшом столике около деревянной бадьи давно опустел, и дух успел заменить его новым, наполненным почти до краев. Ладислав медленно поднес к губам кубок, но, передумав, аккуратно поставил его обратно на столик. Конечно, напиться до бесчувственного состояния – мысль хорошая, но он может упуститьдевчонку и тогда не раз пожалеет, что не остался «живым древом».

К сожалению для него, долг крови – довольно жесткое, если не сказать жестокое обязательство, которое требует от должника непрестанно находиться рядом с благодетелем и непременно отплатить ему той же монетой, тем же «поворотом». Не больше, но и не меньше. И ускользнуть от этого обязательства не получится – некроманта постоянно будут преследовать не очень-то и приятные ситуации, и с каждым разом все хуже и хуже, и так до тех пор, пока он не отдаст долг крови или хотя бы не станет сопровождать своего благодетеля повсюду. Сложность еще в том, что если та девчонка по глупости своей или бесшабашности осмелится умереть до того, как он, Ладислав, освободит себя от этого треклятого долга, то его участи не позавидует даже нежить на кладбищах.

Право слово, он уже готов был пожалеть о собственном спасении.

Некромант кое-как выбрался из деревянной бадьи и, завернувшись в полотенце, ушел в соседнюю спальню, игнорируя разочарованные вопли чертовки с той стороны обережного круга. Ничего, перебесится и успокоится, все равно вряд ли кто-нибудь еще будет столь сытно кормить ее ненужными городу узниками. Шрам у правого уха ныл и горел, как от несильного ожога, но даже это несомненно неприятное ощущение не помешало Ладиславу заснуть, едва его голова коснулась подушки.

ГЛАВА 8

Остаток ночи я почти не спала – то и дело вставала с кровати, смотрела в щелочку ставней и, удостоверившись, что рассвет еще не наступил, падала обратно, забываясь недолгим, беспокойным сном. Снилась паутина «поворота», роняющая кровавые капли на грудь Ладислава, сиреневые огоньки в пустых глазницах, и снова – паутина, затягивающаяся вокруг меня все туже. Я просыпалась, долго смотрела перед собой и опять ложилась, с головой заворачиваясь в теплое лоскутное одеяло, пахнущее душистым сеном, и пытаясь расслабиться лишь для того, чтобы погрузиться в очередной бредовый сон. К утру я, измученная бессонницей, с резервом, за остаток ночи заполнившимся едва на треть, и с гудящей головой, решила, что заснуть нормально все равно не удастся, и принялась одеваться, надеясь, что за день я хотя бы успокоюсь настолько, чтобы к вечеру упасть спать безо всяких сновидений.

Обувь, из которой после ночного купания в луже пришлось выливать воду, так и не просохла, а одежда на ощупь оказалась сырой и холодной. Плащ я трогать не стала – и так знала, во что он превратился. Пришлось на ощупь выискивать в сумке запасные штаны, уже порядком полинявшие, но от этого не менее теплые и удобные, почти новую рубашку, мужской кафтан и к нему широкий пояс, который можно было обернуть вокруг моей талии как минимум трижды.

– Ева, ты что опять возишься? – Сонный голос дриады в тишине комнаты показался особенно громким. – Всю ночь спать не давала и утром тоже?

– Провожатые прибыли, – вздохнула я, завязывая пояс штанов и надевая почти новые запасные сапоги, лежавшие в бездонной «авоське» аж с прошлого года. – Разумные волки уже ждут у стен Ижена, так что осмотр местных достопримечательностей откладывается на неопределенный срок.

– Серьезно? – Над кроватью Ланнан затрепетал зеленоватый огонек, и дриада, лениво потягиваясь, села, потирая глаза и являя собой живую иллюстрацию к жизнеописанию прекрасных древесных дев.

Хотелось бы мне так выглядеть с утра – свежей и несколько томной, а не заспанной и встрепанной девкой, которую встретишь в полутемном коридоре – испугаешься и начнешь вспоминать такую-то матерь. Впрочем, холодная вода из кувшина для умывания меня несколько взбодрила, но головная боль, к сожалению, никуда не делась. И не денется, пока не проснусь окончательно, а до этого счастливого момента еще дожить надо.

– Серьезней некуда, – вздохнула я, растирая лицо жестким льняным полотенцем. – Одевайся пока, а я пойду будить наших спутников.

Ланнан в ответ пробурчала что-то невнятное и принялась разбирать ворох одежды, валяющейся на стуле рядом с кроватью. Я же перебросила сумку через плечо и вышла в коридор, намереваясь обрадовать Данте и Ветра незапланированной побудкой на рассвете и последующим путешествием под холодным моросящим дождем.

– Нам уже пора? – Дверь перед моим носом приоткрылась, и на пороге нарисовался уже полностью одетый аватар с мечом в наспинных ножнах. Я не поняла, у моего телохранителя что, выросли слишком большие эльфийские уши или же он попросту следил за мной ночью?

– Ага, – согласилась я. – Только когда в следующий раз соберешься за мной шпионить, предупреждай заранее. А еще лучше – жди с теплым одеялом в одной руке и кружкой травяного отвара в другой.

– Слушаю и повинуюсь. – Данте несколько карикатурно поклонился, едва не задев дверной косяк ножнами, и усмехнулся. – Как прикажет моя… повелительница. Горячую ванну и согревание в постели под одним одеялом в этот список включать?

– Ты издеваешься?

– А тебе какой вариант больше нравится? – поинтересовался Данте, складывая руки на груди. Хм, а я уж размечталась о лохани с горячей водой. Жаль, было бы неплохо. Хотя если вспомнить его… так сказать, предложение в Маровой Лещине, то боюсь, что он всерьез. – Прошу прощения, но то, как ты выбиралась из комнаты, не услышал бы только глухой или же вусмерть уставший человек. Я ни тем, ни другим не являюсь и поэтому не мог не заинтересоваться, куда тебя понесло ночью, да еще и в ливень.

– Может, у меня свидание было, – пробурчала я, украдкой одергивая на себе теплый кафтан и пытаясь заглянуть за широкую спину аватара. Бесполезно, разве что в прыжке. Но Ветра-то тоже будить надо.

– Тогда я настоятельно предложил бы твоему воздыхателю выбирать место и время для свидания более тщательно, – серьезно посоветовал мне аватар с таким видом, будто бы действительно поверил в эту байку с романтическим свиданием. Если он действительно наблюдал за мной, то вряд ли мог перепутать ритуал «поворота» с приворотным заклинанием. Можно сказать «ха». Целых три раза.

Я не стала спорить или оправдываться – просто проскользнула в комнату в узенький проем между дверным косяком и плечом аватара и уселась на краешек кровати тихо посапывающего мальчишки. Ветер с головой завернулся в одеяло, словно яркие лоскутки могли защитить его от окружающего мира, и не реагировал на попытки его разбудить. Наконец мне удалось нащупать краешек одеяла и кое-как распутать тугой ком для того, чтобы увидеть заспанное, чуточку злое лицо Ветра.

– Ну чего от меня на этот раз понадобилось? – недобро буркнул он, пытаясь снова спрятаться под одеяло.

– Ветер, вставать пора. – Я ухватилась за обтрепанный цветастый край. – Нас волки ждут за стенами Ижена.

– Ну и пусть себе ждут дальше. От меня-то что надо? Я никуда не поеду, мне здесь нравится.

О как. Я беспомощно взглянула на стоявшего у двери Данте, но тот лишь плечами пожал. Да уж, не хватало мне только с утра пораньше заниматься воспитанием подростка.

– Ветер, нам к Лексею Вестникову надо, вставай, поехали.

– Это тебе к нему надо, потому что сама справиться не можешь. – Ветер сел на кровати, ожесточенно растирая лицо ладонями. – Тебе есть к кому за советом бежать, а я тебе не нужен, обуза только. Да и ты мне не нужна со своим наставником. Я и здесь себе применение найду, тут целый город мастеров.

– Ветер… – Я попыталась коснуться плеча мальчишки, но тот отдернулся, будто я к нему пылающую головню протягивала, а не руку.

– Не трожь меня! Я на этом свете никому не нужен, только мой наставник обо мне заботился… и хотя бы не притворялся добреньким и хорошим. Ты же лишь о себе печешься, а больше ни о ком думать не хочешь, зато за тобой все хвостиками бегают, даже он. – Подросток беззастенчиво ткнул пальцем в сторону неподвижно застывшего в полумраке комнаты аватара. – Тебе хорошо рассуждать, с тобой и айранит нянчится, и дракон опекает, и разумный волк ждет за стенами, как будто он собачка какая-то. Родители небось тоже души не чаяли, пока в ведуньи не подалась, так?

Несколько секунд Ветер зло смотрел на меня, а потом с головой накрылся одеялом и затих. Да уж, умеет же ребенок так вот запросто выпалить в лицо все, что сам о себе думаешь, да только мысли некрасивые отогнать надолго не получается. Хотя кое в чем он ошибается.

– Ветер, знаешь, я родилась поздней осенью. Наставник рассказывал, что в тот год лето было дождливым, урожая было мало. А зима пришла рано, нагрянула аккурат на Изломе осени, в начале грудена. И сразу снег выпал, холода пришли. Год выдался голодный… страшный, как наставник рассказывал. Селяне новорожденных младенцев почти сразупосле разрешения матерей от бремени уносили в лес да подальше и оставляли на забаву лесным духам и зверью. Я не знаю, кем была моя мать, сколько у меня старших братьев и сестер, но знаю, что в тот год я оказалась слишком большой обузой. Если бы Лексей Вестников не подобрал меня в сугробе под елью, куда меня отнес кто-то из крестьян, то мой «дом» был бы на том свете… или среди лесавок. Может, мать меня и любила, но голод эту любовь пересилил. Я ее за это винить не могу, у крестьян обычно по шесть-десять детей в семье… И далеко не всегда удается их прокормить. А уж в голодный год и подавно. Тебе повезло хотя бы в том, что твои родители не выбросили тебя за дверь, как ненужную обузу, а растили, пока была возможность.

Скомканное одеяло зашевелилось, и Ветер, кое-как выпутавшись из него, подсел ко мне поближе. Я протянула ему немного потрепанную, но все равно теплую круглую шапку.

– Слушай, я на тебя давить не собираюсь. Просто хочу, чтобы ты, прежде чем принимать окончательное решение, поговорил с Лексеем Вестниковым. Если ты надумаешь вернуться в Ижен, чтобы найти в нем себе дело по душе, вряд ли тебя кто-то станет удерживать. Просто не торопись с принятием такого решения, ладно? Подумай пока, времени у тебя предостаточно. А в Ижен я тебя еще раз обязательно привезу, хоть зимой, если у Лексея Вестникова не приглянется, или же весной, когда потеплеет, если решишь остаться. – Я улыбнулась и прикрыла рот ладонью, пытаясь замаскировать зевок. – А то я тоже не выспалась, а решать что-то важное в таком состоянии, это в первую очередь себе во вред.

Ветер улыбнулся в ответ, кивнул и, забрав из моих рук шапку, принялся собираться в дорогу. Вот и славно. Не думаю, что спросонья я смогла бы еще с полчаса убеждать парнишку в том, что не стоит пороть горячку раньше времени, да и не факт еще, что он стал бы меня слушать. А так… Поживем – увидим. Хотя есть у меня подозрение, с какого перепуга Ветер вдруг огрызаться начал – Ижен и не таких соблазнял к красивой, полной приключений и ярких переживаний жизни, а понять, что город этот по сути одна большая мышеловка, зачастую удавалось слишком поздно…

Сырой, промозглый осенний туман плотным облаком накрывал луга с пожухлой травой, раскинувшиеся у иженских стен вдоль торгового тракта, пробирался под кафтан, холодными капельками оседал на волосах и одежде. Честно говоря, перебираясь через огромные лужи на дороге перед воротами, я жалела, что надела вместо теплой зимней куртки плотный шерстяной кафтан, но очень уж не хотелось портить хорошую вещь под дождем, поскольку плащ я с утра, разумеется, не зачаровала заново. Посему сейчас я довольствовалась мужской одеждой и смешной, чуточку кособокой стрелецкой шапкой, пошитой из хорошо выделанной кожи. От дождя и ветра шапка спасала замечательно, но слишком уж часто капли скатывались по ней мне за шиворот. Ну да ничего, поднять ворот кафтана повыше – и сойдет.

Я остановилась, отойдя от ворот с два десятка саженей, и прислушалась к вязкому мареву, расстелившемуся над лугом. Туман приглушает все звуки, искажает очертания предметов, настораживает и одновременно рассеивает внимание. Где искать провожатых, если нельзя разглядеть дорогу уже в сажени перед собой? Остается только надеяться, что Подлунный сам меня найдет. Его-то уж точно не собьет с пути призрачное покрывало Марены – так называют туман народы восточной окраины Росского княжества. Беззвучный мысленный зов полетел от меня в сторону невидимого в молочно-белой пелене леса – не думаю, что волки залегли в ожидании нас слишком далеко от дороги, значит, Подлунный ощутит мое присутствие и явится со своими братьями.

Левая рука болезненно заныла, и я невольно поморщилась, касаясь больного места. Магия Ланнан и травяные снадобья из моей сумки хорошо помогли – перед въездом в Ижен я смогла снять «люльку», но вчерашняя прогулка под холодным ливнем и сегодняшний промозглый туман разбередили рану так, что сейчас боль коротко, зло стреляла от предплечья до кончиков пальцев, и унять ее не могло даже обезболивающее заклинание, которое я тайком прошептала. Данте, неслышно подошедший вплотную, привычно замер за моим правым плечом, не говоря ни слова, но я знала, что, если продолжу хвататься за руку, излишних вопросов, а то и «люльки», которая будет только мешаться в дороге, не избежать.

Боль снова вгрызлась чуть пониже локтя, но на этот раз так просто не отпустила, скрючивая пальцы судорогой, делая их застывшими и непослушными, словно оголенные веточки ивы на сеченьском ветру. Очень не к месту всплыли воспоминания о руках Ладислава, которые у меня на глазах обрастали коричневой дубовой корой – магу наверняка достались ощущения гораздо хуже, чем мне сейчас, но это не мешало ему язвить, сидя вместе со мной в одной луже.

– Ева? – Голос Данте пробился-таки через вязкую пелену боли, залепившую уши, словно воском, и я, выпрямившись, сквозь зубы пробормотала обезболивающее заклинание на порядок сильнее предыдущего.

Боль неохотно отступила, словно водяной змей спустился на дно омута, пальцы несколько расслабились, но чувствительность к ним все равно не вернулась. Будто моя рука одновременно и чья-то чужая, онемелая, уже не чувствующая окружающего холода, но хоть повинуется, и ладно. Ланнан, когда перебинтовывала руку накануне, нерадостно сообщила, что болеть уже почти закрывшаяся рана будет еще с месяц, а напоминать о себе может не один год, особенно в холодную и сырую погоду. И ускоренная регенерациятут ни при чем – зубы подменыша задели нервы у локтевой впадины, а восстанавливаются они медленно и неохотно, зато напоминают о себе гораздо чаще, чем хотелось бы.

– Данте, я в порядке. – Я вымученно улыбнулась и в доказательство подняла пораненную руку, медленно сжимая пальцы в кулак и так же медленно распрямляя. – Сам знаешь, как иногда ноют в такую мерзкую погоду только что залеченные раны.

О том, что ниже локтя левую руку я почти не чувствовала, пришлось умолчать.

Аватар нахмурился, но вынырнувший на дорогу из клочьев тумана здоровущий волк с черной полосой вдоль хребта удержал Данте от лишних расспросов. Подлунный обвел попятившихся Ветра и Ланнан насмешливым взглядом, обнажил впечатляющие клыки в оскале, означающем у разумных волков улыбку, и склонил голову.

«Что, испугал я твоих друзей, сестра? Ты бы хоть предупредила, кто их до логова волхва повезет лесными тропами. – Подлунный шагнул ко мне, потерся сырой от густого осеннего тумана мордой о мою ладонь, негромко взрыкнул. – От тебя пахнет кровью и болью. Кто обидел тебя, сестра?»

«Ты же знаешь, вечно я себе приключений на загривок ищу. – Я присела на корточки, крепко обнимая своего названого брата за шею, пряча лицо в густой темно-серой шерсти, резко пахнущей лесным зверем и прелой листвой. С души словно скатился тяжелый камень – только сейчас я по-настоящему осознала, насколько соскучилась по дому, по тому, что привыкла считать родным, по разумным волкам, стая которых когда-то была неотъемлемой частью моей жизни. – Не ищи обидчика, я с ним уже разобралась. Нежить…она ведунов не шибко-то и любит».

– Ева, это что, наш… транспорт? – чуть подрагивающим голосом робко осведомилась дриада у меня за спиной.

Я отстранилась от Подлунного, который лизнул меня в щеку, и отступил назад. Коротко взвыл, подзывая сородичей.

– А ты против?

Вот уж странно. Ланнан – дитя Древа, по идее дриады не боятся зверей и птиц, какими бы пугающими они ни выглядели. Рассказы о юных девах, которые гуляют по лесу, положив тонкую, хрупкую руку на загривок лесного царя – матерого бурого медведя, отнюдь не выдумки. Дриады с легкостью находят общий язык со всеми лесными жителями, но сейчас я имела сомнительное удовольствие наблюдать за тем, как Ланнан пугливо отодвигается от Подлунного, холка которого приходилась мне несколько выше пояса.

Ответить дриада не успела, потому что на размытой осенними дождями дороге возникли еще три волка. То есть два волка и светло-серая, почти белая волчица. Подлунный коротко рыкнул, и его собратья медленно подошли к моим спутникам, тщательно обнюхивая каждого, словно подбирая себе седока. Наконец волк покрупнее с надорванным правым ухом лизнул руку Данте и, вильнув хвостом, повернулся боком к аватару, словно приглашая садиться. Я, прислушавшись к Подлунному, улыбнулась и объявила:

– Мой побратим сказал, что эти волки еще достаточно юны и не овладели даром связной мысленной речи, но будьте уверены, что они все понимают. При необходимости они могут передать образ или отдельные слова, но особой разговорчивости по пути от них не ожидайте. Волка, который согласился везти Данте, зовут Ранним, волчицу, которая крутится вокруг Ветра, – Снежной, а того, что сидит чуть в стороне от Ланнан, – Озерный.

Подлунный негромко заворчал и, ухватив зубами подол моего кафтана, несильно потянул меня к себе. Я кивнула и взгромоздилась на широкую волчью спину, крепко вцепившись в отсыревшую шерсть на загривке.

– Дамы и господа, поторапливайтесь, а то у ворот возня какая-то началась. Предлагаю убираться отсюда побыстрее, пока не прибежали всякие любопытные смотреть, что за странные «кони» у нас такие.

Данте забрался на волка так же спокойно и уверенно, будто бы садился в седло Белогривого, Ветер оказался на спине Снежной почти сразу, с мальчишеским восторгом приобнимая волчицу за шею, тогда как Ланнан и Озерный смотрели друг на друга с недоверием и каким-то подозрением. И смотрели бы дальше, если бы Подлунный не рявкнул, разворачиваясь к лесу и припуская во всю прыть по едва заметной в тумане вытоптанной среди пожелтевшей луговой травы тропке. Я успела увидеть, как Озерный рывком забрасывает себе на спину дриаду, когда их скрыли клубы седого тумана, а Подлунный ускорил бег, врываясь в лес по толстому ковру опавшей листвы. За спиной один за другим послышались три коротких разноголосых воя.

«Не волнуйся, ведунья. Мои братья и сестра следуют за нами с твоими друзьями. Надеюсь, они догадаются пригнуться как можно ниже, когда мы понесем вас сквозь лес к реке».

«Если не догадаются сразу – то очень скоро поймут, почему это необходимо». – Я почти распласталась на широкой звериной спине, крепко сжимая пушистые бока коленями и кое-как умудрившись надвинуть шапку на лоб, чтобы та не слетела по дороге. Возвращаться из-за такой мелочи, как уроненная шапка, разумные волки точно не будут, особенно когда их подгоняет с каждой минутой приближающийся Излом осени.

В лесу густой туман превратился в легкую дымку, клубящуюся у корней деревьев, кое-где уже полностью облетевших и теперь тянущихся к небу голыми ветвями. Тишину нарушали лишь поскрипывающие на ветру макушки вековых елей да редкие потрескивания ломаемых сучьев под волчьими лапами. Редкая изморось, кое-как накрапывающая с самого утра, превратилась в мелкий противный дождь. Холодные капли стекали по лицу и одежде, частым бисером покрывали волчью шерсть.

Владычица Осень давно вступила в свои права в Росском княжестве, и не за горами тот день, когда яркий венец из золотых листьев клена и березы, меж которых проглядывают тяжелые кисти спелой рябины, сменит величественная корона Зимы, выкованная из серебристого речного льда и щедро разукрашенная снежными бриллиантами. Ох, закружит поземкой белое одеяние, ляжет на землю ее теплое, пушистое одеяло, сберегая от лютых морозов и корни деревьев, и зверей в норах.

Я подняла глаза, силясь разглядеть сквозь зыбкую пелену дождя тоненькие веточки рябины, невесть как оказавшейся в лесу меж стройных белоствольных берез и мрачных елей. Так и есть – гнулись к земле под тяжестью гроздей тонкие, гибкие ветки. Значит, и зима придет суровая, с лютыми морозами, частыми метелями и глубоким снегом. Нелегко придется Подлунному со своей стаей, тяжко волкам в студеные зимы, а уж разумным – и того пуще. Голод, конечно, не тетка, но и людей обворовывать стая Серебряного не любит, да иногда хочешь не хочешь, а приходится.

«Река уже совсем рядом, сестра. – Подлунный сбавил бег, переходя на быстрый шаг, так что я наконец-то смогла выпрямиться, оглядываясь на своих спутников и силясь разглядеть их за частыми деревьями. – Далее проходит людская тропа, где лес уже не укроет нас от чужих глаз».

– Морок наводить я еще не разучилась. Как подъедем к тракту, так и наведу. – Я сдвинула назад съехавшую на самые глаза шапку, кое-как пригладила вылезшие из-под нееволосы, которые по сырости уже успели завиться забавными кудряшками в разные стороны, и вновь обернулась.

Данте верхом на Раннем первым показался на узкой, едва заметной тропке, за ним выбежала волчица с Ветром на спине. Мальчишка кое-как удерживался на Снежной, крепко обнимая ее за шею и пригибаясь настолько низко, что казалось, будто едет он лежа. Впрочем, такую «посадку» хорошо объясняла свежая ссадина на щеке парнишки – наверное, не сразу сообразил пригнуться пониже, когда волки ныряли в непроходимую для конного человека чащу. А вот дриады не было видно. Впрочем, не успела я забеспокоиться, как на тропу вынырнул Озерный, будто бы едва удержавшийся от того, чтобы не стряхнуть бледную Ланнан на мягкий ковер из палой листвы, пропитанный дождем. Не поладили, что ли?

Подлунный коротко рыкнул, Озерный в ответ негромко заворчал, как угрюмый, но верный nec, которого хозяин оставил охранять что-то важное для себя, но совершенно бесполезное для самого пса. Тоскливая, не приносящая радости обязанность.

«Странная у тебя подруга, сестра. Она чего-то боится, но старается не показывать виду. Но волчье чутье этим не обманешь». – Подлунный неторопливо пошел по тропе к просвету между деревьями, туда, где проходил малый орельский тракт – наезженная узкая дорога, петлявшая среди леса и соединяющая Ижен с Орельской протокой, срединным рукавом Вельги-реки, тем самым, что заканчивался где-то в чащобах Серебряного Леса, не то распадаясь на множество ниточек-ручейков, не то образуя небольшое озеро.

Я не ответила, сосредотачиваясь на волшбе и накладывая на разумных волков морок, который получился довольно неплохим – теперь со стороны казалось, будто бы едем мы на низеньких мохнатых коньках с густой, но короткой, словно щетка, гривой и недлинным жестким хвостом. Таких лошадей выводят в северных районах Росского княжества, где лето короткое и прохладное, а зимы долгие и суровые. Им не страшны метели, а широкие копыта позволяют не погружаться по самое брюхо в слипшийся, колкий снег, идти по заметенным тропам, как по мощеной дороге, и передвигаться по хорошо смерзшемуся насту не проваливаясь. Думаю, что такие лошади вызовут гораздо меньше неуемноголюбопытства, чем породистые скакуны, да и по высоте в холке северные коньки и разумные волки не сильно разнились. Надеюсь только, что никто не будет приглядываться слишком внимательно, не то заметит, как на раскисшей после дождей дороге остается не отпечаток подковы, а волчий след, накрыть который сможет разве что ладонь взрослого мужчины.

Переправа, возникшая там, где малый орельский тракт обрывался на берегу довольно широкой протоки, казалась донельзя угрюмой и неприветливой. Куда ей до шумного, красочного Вельгского порта и даже более скромной Беловежской пристани – здесь были только один паром, с полдесятка груженых парусных лодок, два добротных амбара и небольшая корчма, наверняка служившая еще и домом для паромщиков. Подлунный направился сразу к полупустому парому, где собрались несколько охотников, которые, судя по объемным торбам за плечами, промышляли на этой стороне протоки. У кого-то из них в берестяных тулах почти не осталось стрел с ярким разноцветным оперением, у других, напротив, тул был почти полон. Охотничья удача – дева капризная, сегодня она улыбается тебе в лицо, а назавтра оборачивает свой прекрасный лик к кому-то еще, а у вчерашнего любимца и дело не спорится, руки опускаются.

Данте спешился и, держа руку на холке своего «коня», подошел поближе к рослому бородатому мужику, заправлявшему переправой. О чем они разговаривали, я не стала прислушиваться, поскольку, как выяснилось, Ветер, простудившийся, скорее всего, во время последней ночевки под открытым небом, сейчас со страдальческим выражением лица хлюпал носом, украдкой сморкаясь в почти чистый носовой платок. Совсем я парнишку загоняла – ему бы сейчас в тепле отсиживаться, а не таскаться за мной следом сквозь ледяной осенний туман по лесам и полям.

– Ты как, живой? – поинтересовалась я, кладя ладонь на плечо мальчишки.

Тот только шмыгнул носом и отвернулся. Ну вот потом скажет, что я опять во всем виновата.

Пришлось лезть в сумку и там на ощупь отыскивать небольшой коричневый мешочек из крашеного льна с непонятной закорючкой, сделанной рукой наставника. Что за слово было написано на мешочке, я не могла разобрать до сих пор, но пометка означала «лекарство от простуды», которым Лексей Вестников потчевал меня всякий раз, когда я имела глупость заболеть. Гадость редкостная, но действенная. Я кое-как развязала мешочек и, не говоря ни слова, сунула его под нос Ветру.

Ой, что началось…

Мальчишка машинально вдохнул порошок, от которого у него моментально засвербело в носу, а из глаз потекли слезы, и Ветер, вероятно, решив, что я надумала его отравить, метнул в меня маленькую шаровую молнию, которая с треском прокатилась по моей шапке и пропала с негромким хлопком. Теперь в воздухе пахло не только сыростью и прелыми листьями, но и слегка подпаленными волосами.

– Ветер, ты, часом, не свихнулся? – поинтересовалась я у непрерывно чихающего парнишки, ощупывая свою голову и приходя к выводу, что раз шапка на мне целая, то и волосы должны были остаться в неприкосновенности. То, что они сейчас торчат из-под стрелецкой шапки, как прутики из растрепанного вороньего гнезда, не беда.

– А ты?! – Паренек наконец-то прочихался, шумно высморкался и посмотрел на меня совсем уж неласково. – Я думал, у меня все мозги через нос вылезут от твоего зелья!