Чтение 7–й страницы книги ~Черный престол~

— Пошли. Ну, не стой же! — Темноволосый парень взял Вятшу за руку. — Иди осторожно, след в след ступай.

Долго они шли, нет ли, Вятша вряд ли смог бы сказать. Знал одно — медленно, но верно они уходили от пожара, спускаясь к реке. А слева от бушующего пожара вставало другое оранжевое зарево — встречный пал, пущенный от капища по совету Ильмана Карася. Подпаленные воинами Дирмунда кусты поначалу не хотели заниматься, но, занявшись, уже не гасли, — миг, и от ручья встала мощная стена пламени. Громко трещали сучья, пахло кипящей смолой, неслись сломя голову к реке звери, ветер уверенно гнал стену огня в направлении острожка.

— Да что же это творится такое? — воскликнул Истома Мозгляк, разбуженный ударом ноги.

— Вставай, дядько! Пожар. Бежать надоть!

— Пожар? Откуда?

— Незнамо откуда, а только скоро сгорим, похоже! Ну, мы побегли, а ты как хошь.

— Нет, и я с вами.

Выбежав на улицу, Истома аж присел от страха: казалось, со всех сторон острог окружало бушующее пламя! Оно было везде: слева, справа, за воротами — горели уже и они, иугловые башни. Удушливый дым ел глаза, вызывая слезы и кашель.

— Ой, батюшки...

Закрыв нос рукою, Истома во всю прыть ломанулся вслед за воинами. Похоже, те знали, куда бежать. К воротам не пошли — вот уж там-то бы точно изжарились, — оторвали доску, прислонили к частоколу, там, где пламя поменьше, и — по очереди.

Свалившись с частокола в овраг, Истома подвернул ногу.

— Эй, эй, помоги! — чувствуя, что не может больше бежать, с ужасом закричал он.

Тщетные надежды! Не обращая внимания на его вопли, воины скрылись в лесу. А пламя подступало всё ближе.

— О, Перун, Мокошь, Ярило... — взмолился охваченный паникой Мозгляк. — Ежели спасусь, принесу вам в жертву белую кобылицу... — В этот момент прямо ему на голову упал горящий сук. — Нет, не кобылицу! — хватаясь за волосы, громко возопил Истома. — Женщину! Красивую непорочную девку! Только спасите...

Кто-то ткнулся носом в его ногу. Истома опустил глаза... О, боги! Рыба! Он же сидел в середине ручья! Да, здесь ручей неглубок, но, быть может, там, дальше...

Подволакивая подвернутую ногу, Истома Мозгляк быстро пополз по руслу ручья, с радостью чувствуя, что тот и вправду постепенно становится глубже.

Убегавшие из острога воины сгорели все — людям ли играть в догонялки с буйным лесным пожаром? А вот Истома спасся, пересидел в ручье. Видно, и впрямь помогли боги.

Лейв Копытная Лужа с воинами и оставшимися в живых «волками» несся, не разбирая дороги. Хрипели лошади, жалобно скулили псы, поджав хвосты и с надеждой устремив на всадников окровавленные морды. Едкий дым ел глаза, а вокруг, застилая занимавшуюся зарю, бушевало жаркое оранжевое пламя. Волна огня шла прямо к острогу, и было уже видно, как вспыхнули башни и частокол, занялись ярко, словно сухая солома. К острогу уже было не пробиться, да и незачем, разве только себе на погибель. К капищу, к князю? Копытная Лужа всмотрелся сквозь дым и, к ужасу своему, увидел там стену огня. Спуститься к реке? Нет, не успеть, потеряно время, раньше нужно было. А сейчас — лучше вчащу, по уже опаленной тропе, заваленной черными догорающими деревьями. Кони прядали ушами, отказываясь идти, но это был, пожалуй, единственный выход.

Не в силах справиться с лошадью, Лейв выпрыгнул из седла и обернулся к воинам. Посовещавшись, пустили вперед четырех оставшихся отроков, вооружив их секирами — расчищать завалы. В дымном воздухе запахло паленым — то лопалась от жары кожа. Тем не менее отроки активно махали секирами и задачу свою выполнили — очистили от горящих деревьев тропу, ведущую в самую чащу. Туда и направились всадники, накинув на морды коней смоченные мочой тряпки. Там, вдалеке, можно было бы пересидеть пожар, только бы не сменился ветер.

А ветер, столкнув два пожара, повел их к реке. Пламя быстро шло поверху, перекидываясь с кроны на крону, так что, когда Порубор и Вятша подбежали к спускающемуся к реке косогору, над их головами уже вовсю бушевало пламя. А река — вот она, угадывалась впереди, блестела, родная. Ну, теперь всё, теперь уж почти добежали.

Порубор оглянулся, поискал взглядом Ирландца — и не нашел, видно, сгинул узколицый в пожарище. Искать его было некогда — жар ощутимо припекал спину. Больше не останавливаясь, ребята промчались по косогору и с разбегу бросились в реку. И тотчас же на тропку, по которой они только что бежали, с треском рухнули объятые огнем деревья!

Река оказалась широкой, могучей, быстрой. Порубор едва не задохнулся, нахлебавшись воды, и, если б не помощь нового знакомца, вряд ли бы и выплыл. Хорошо, тот подмогнул, вытащил из глубины за волосы. Отплевываясь и тяжело дыша, Порубор перевернулся на спину, перед глазами его плыли зеленые круги, но нужно было плыть, и чем быстрее,тем лучше. Ведь здесь, в реке, можно было встретить и всех других, спасающихся от пожара. Отроки не знали, что пожар отрезал воинов Лейва от реки. Порубор, чуть отдышавшись, поплыл так быстро, как только мог, видя перед собой лишь мокрые волосы вытащенного из болота парня.

Казалось, река никогда не закончится. Широченная, словно море, она, казалось, забавлялась, играя двумя маленькими фигурками, упрямо стремившимися к берегу. За лесомвставало солнце, протыкая желтыми лучами холодную голубизну неба. С покинутого берега тянуло дымом пожарища, а впереди... впереди, наверное, должен был быть другой берег, но его почему-то не было, не было почему-то... Порубор почувствовал, как неведомая сила потянула его ко дну. Испугавшись, заработал руками из последних сил, приговаривая про себя молитву водяному-ящеру, коей научился давным-давно от случайного гостя — Найдена.Сидит-сидит ЯщерПод ракитовым кустом,Грызет-грызет ЯщерОрешки каленые,Милою даренные.Сиди-сиди, Яша,Под ракитовым кустом,Грызи-грызи, Яша,Орешки каленые,А меня не тронь!А меня не тронь!

Вот, кажется, отпустило. Порубор снова перевернулся на спину, чувствуя, как плотно облегает тело полотняная рубаха, красивая, синяя, словно небо, с желтой вышивкой-оберегом по вороту и подолу. Сбросить бы ее — легче бы плыть стало, да только сбросить-то сил нет. А ведь еще немного, и вполне можно оказаться в гостях у русалок и водяного. Вот снова навалилась вода, сдавила грудь, стараясь проникнуть в нос, не давая дышать. Что ж, видно, так тому и быть. Проводник вздохнул — в пожарище не сгорел, так утонет. Мутная, зеленая пелена воды встала перед глазами, заполнила собой всё, поволокла вниз с непреодолимой силой.

Ну, нет... Рано еще к русалкам! Рано к Ящеру! Откуда только силы взялись? Порубор резко дернул ногами... и вдруг ощутил, что уперся в дно. Неужели — доплыл? Встав на ноги— воды оказалось по шею, — отрок медленно побрел к берегу. Пошатываясь, выбрался на песок и упал навзничь, вытянув перед собой руки. Вятша подошел к нему, наклонился, прислушиваясь... Сердце бьется — значит, жив. Усевшись рядом, вятич посмотрел на затянутый дымом противоположный берег. Пожар вроде бы стал меньше, лишь кое-где прорывались еще бурные оранжевые языки. Значит, спаслись? Но тут, у реки, нельзя оставаться. Опасно — уж больно открытое место. Вятша пошевелил Порубора за плечо:

— Эй, паря.

Тот с трудом поднял голову, глянул вокруг мутными глазами, икнул и снова уткнулся в песок. Вятша схватил парня за руки и, перевернув на спину, чтоб не наглотался песка, словно сноп, потащил к заливному лугу, начинавшемуся локтях в пятнадцати от реки, за ивами. Дотащив, юный «волк» обернулся — вроде бы всё вокруг было нормально, —вздохнул поглубже и снова потащил за собой свою ношу. Голая девичья фигурка мелькнула на миг за его спиной — Вятша не увидел девушку, зато ее, чуть приоткрыв глаза, разглядел Порубор.

— Русалка, — улыбнувшись, прошептал он. — А кто это меня тянет? Не иначе — водяной... Как водяной? — Он встрепенулся. — Я ж выплыл!

— Ты чего дергаешься? — бросив Порубора, обернулся к нему белобрысый полуголый парень. — Если можешь, то вставай и иди сам.

— Ты... Ты кто? — сев на колени, спросил проводник.

— Я-то? Вятша. А ты?

— Меня Порубором кличут. Послушай-ка, там, в ивах, и вправду русалка!

— Не до русалок нам сейчас, Порубор! Побыстрей бы уйти да спрятаться — хоть во-он в той рощице.

Порубор улыбнулся. Рощица эта была ему хорошо знакома с раннего детства.

Вятша пожал плечами. Ну, навязался на его голову спутничек! Бледный, худой, тонколицый. Такого, кажется, чуть толкни — рассыплется. Впрочем, этот парень, Порубор, былчем-то симпатичен Вятше. Может быть, улыбкой, а может, добрым прищуром светло-коричневых глаз. Спроси кто, Вятша не смог бы ответить, зачем он возится с Порубором. Жизнь — а особенно последний ее отрезок — учила его совсем другому. Ведь как должен был поступить воин-волк? Ясно как. Забрать себе рубаху — уж понятно, что не дешевая,— а ее хозяина утопить в реке или просто бросить. И это несмотря нато, что без Порубора вряд ли бы Вятша выбрался из болота, так и сгинул бы. И Вятша ни на миг не сомневался, что именно так, окажись на его месте, поступили бы сейчас Немил или Ловуш с Кипреном. Может быть, лишь Всеволод поступил бы по-другому. Именно поэтому Всеволод убит по приказу князя. И кто должен быть следующим? К тому же идти вместе гораздо лучше, чем одному, по крайней мере веселее, это уж точно.

— Ну, чего голову повесил? — хлопнув Порубора по плечу, усмехнулся Вятша. — Идем к роще!

— Не туда. — Сделав шагов пять, проводник остановился. — Лучше свернуть налево, там должна быть тропинка... Если не заросла.

— А ты откуда знаешь? — удивился Вятша.

— Я здесь когда-то жил. Там, за рощей, селенье моего рода... было.

— Было?

— Его сожгли древляне... или дреговичи. А может, и радимичи, я не ведаю точно... да и нет охоты ведать.

— Добрый ты... — улыбнулся Вятша. Порубор вскинул на него глаза и тихонько спросил:

— Это плохо, что добрый?

— Да нет, не плохо. — Вятша пожал плечами. — Только добрых всегда убивают первыми! — убежденно заключил он.

Пройдя лугом — пахучим, розово-клеверным, с пробивающимися кое-где желтыми огоньками ромашек и лютиков, — ребята подошли к роще. Меж деревьями вилась тропинка — заросшая, едва заметная.

Порубор остановился:

— Ты, если хочешь, иди, а я нет. Лучше полежу на лугу, подожду тебя.

— Но почему... А, там же было твое селенье. — Вятша уселся на траву рядом. — Что, все погибли?

Порубор кивнул.

— Один я спасся, да еще ребята малые. Нас всех потом гостям ромейским продали, да я по пути сбег.

— Правильно и сделал, — одобрительно кивнул Вятша. — Ну, я всё-таки схожу, посмотрю... А ты, ежели увидишь, что плывет кто, свистни.

Порубор кивнул и, стащив с себя одежду, аккуратно разложил ее на траве — сушиться, сам же улегся рядом, лицом вниз, и не заметил, как задремал. В чистом голубом небе медленно плыли ослепительно белые облака, припекало солнце, на пахнущем клевером лугу желтели ромашки и лютики. Чья-то юркая тень выскочила вдруг из-за кустов, промелькнула над лугом и так же быстро исчезла, словно ее и не было. Порубор ничего не заметил — спал.

— Хорош сторож, — разлегшись рядом, усмехнулся вернувшийся из рощи Вятша. — Как бы самого не украли. Впрочем, похоже, нам торопиться некуда...

Они провалялись на лугу до полудня. Лишь когда солнце стало палить уж слишком жарко, Порубор открыл глаза. Потянулся, протянул за одеждой руку... Что такое? Отрок вскочил на ноги, осмотрелся — ни рубахи, ни портов нигде не было!

— Чего распрыгался, оса ужалила? — подняв голову, лениво поинтересовался Вятша.

— Какая оса?! Одежку украли!

— Во! Досторожился! Интересно, кому она только понадобилась. Хотя рубаха у тебя красна!

— Да уж, и не дешевая! Не черникой-ягодой крашена, и нитками вышита не простыми. На торгу ногату потянет!

— Да уж прям и ногату!

— Точно тебе говорю.

— Слушай-ка, Поруборе... — Вятша напряженно оглядел окрестности. — Давай-ка спрячемся где. А то сидим тут, чужим на разгляденье.

— Каким еще чужим?

— Таким. Тем, что рубаху твою прибрали. Пошли-ка быстро в рощу, а еще лучше — во-он туда. — Вятша показал рукой на синеющую за холмами дымку. — Там что, лес?

— Лес, — грустно кивнул Порубор. — Как же я теперь, без одежды?

— Чай, не зима, не замерзнешь, — резонно заметил Вятша. — А между прочим, на мне тоже одни порты. Ну, идем, что ли?

— Идем. — Порубор пожал худыми плечами и, еще раз оглянувшись на луг, побрел вслед за новым приятелем. Грустная улыбка его постепенно сменилась веселой.

И в самом деле, пока всё складывалось неплохо. От пожара спаслись, от лихих людей вроде бы тоже. Тепло, в лесу полно съедобных кореньев, да и рыбу в реке запромыслить не сложно, была б только охота. Как выбраться к Киеву — Порубор знал, вообще он все здешние тропки ведал, так что не заплутают. Вот только жаль варягов, хорошие люди. Видно, сгибли, уж узколицый-то — точно. Сгорел в пожарище — лютая смерть, от которой их, Порубора и Вятшу, упасли боги.

Дойдя до рощи, остановились, словно бы нарочно, — это Вятша медлил, незнамо зачем, то палку какую-то себе выламывал, то кору березовую.

— Ушли. — Проводив глазами отроков, выбралась из ивовых зарослей Ладислава, нагая, с распущенными по плечам волосами, с блестящей от пота и влаги кожей, и в самом деле — русалка. — Что с одежкой делать будем?

— Ты похитила, тебе и носить, — улыбнулась Любима. — А этих, волков-недоносков, хорошо бы убить, ежели выпадет такая возможность.

— Зачем убивать? — Ладислава пожала плечами. — Похоже, они знают, куда идти.

— Предлагаешь идти за ними?

— Угу... А как выйдем к людным местам — тут и пригодится рубаха.

— Хорошая рубаха. — Рыжеволосая Речка потрогала пальцами шитье. — Немалых денег стоит...

Странно, но о рубахе же как раз в этот момент говорили и отроки. Вернее, Вятша спрашивал Порубора, зачем тому такая дорогая одежка, чай, ведь не девка он.

Порубор усмехнулся:

— Э, не скажи! Зачем? Сам посуди, лет мне пока не очень-то много, а порубежье древлянское я как пять пальцев своих знаю. То охотничью ватагу сюда сведу, за медведем да зубром, то плотничью артель — за дубом, то рыбаков, то бортников. Иногда, между прочим, серебром платят... Ну, пусть не всегда, но всё же. Да, рыбаки больше рыбой, а бортники медом рассчитываются... Так родичей у меня почитай что нет, один я. И ни серебро, ни мед, ни рыба для меня совсем не лишние. Артельщики меня многие знают, говорят, кто в эти места идти задумал, а я уж потом проводником нанимаюсь. И вот, подумай, кто ж меня наймет, ежели приду в посконной рубахе да в лаптях? Ну и что с того, что места те ведаю, но виду-то во мне никакого! А ведь по одежке встречают. Вот и прикупаю одежку богатую, ночью ходить боюсь — ограбят. Эх, сапоги еще были, зеленые, мягкие, за полгривны купленные, не сапоги — загляденье. Видно, водяной в них теперь ходит или русалки... Точно — русалки. Я одну своими очами видал, пока ты меня тащил волоком.

— Кого-кого ты видел? — насторожился Вятша.

— Русалку. Красавицу-деву с золотыми волосами, нагую... с хвостом.

— С хвостом... Может, русалки у тебя рубаху и стянули?

— А зачем им она?

— Про то не ведаю. Но они ведь, известно, всякую красоту любят.

Незаметно стемнело. С той стороны реки всё еще тянуло дымом пожарища, правда, огня уже видно не было, наверное, выгорел весь лес на участке между ручьем и рекою. Больше гореть там было нечему. В стороне от реки, в дальнем лесном урочище, жгли костер воины Лейва. Палили осторожненько, в специально вырытой ямке, — помнили недавний пожар.

Молодые воины-волки молча ломали притащенный хворост. Рядом, в кустах, высунув язык, валялся опаливший шерсть пес и со страхом смотрел на костер. Две другие собаки не убереглись, сгинули-таки в пламени. Искать князя решено было утром, сейчас всё одно ничего не видно, а до ночи бушевало пламя, и выйти к капищу не было решительно никакой возможности. Правда, поверит ли в это Дирмунд?

Лейв Копытная Лужа хмуро потянулся к огню — на рогатках жарилась дичь: пара рябчиков и тетерев. Рядом с варягом лежал мешок с двумя головами, предназначенными для князя. Третий отрок, обреченный на смерть, то ли в пожаре сгинул, то ли утоп в болотине. Лейв считал, что уж с этим князь Дирмунд не будет особо-то разбираться. Забот и так хватало — нужно было искать место для нового острога, желательно поглубже в лесах. Потом снова искать отроков да девок, — похоже, те девки сгорели в остроге, жаль, так их никто и не попробовал. Зазря пропали девки! А вот еще интересно, куда делся Истома? Ну, Ильман Карась, ясно, — ускакал вместе с князем в капище, а вот Истома? Вроде бы поначалу держался вместе со всеми, потом как-то незаметно отстал. Зачем? Истома никогда ничего не делал зря...

Откусив от рябчика изрядный кусок, Лейв чуть не подавился им — уж больно тот велик оказался, — закашлялся, побагровел даже. Выплюнув мясо, подумал вдруг — а не происки ли это князя? С него станется, вполне! Поежившись, Копытная Лужа исподлобья оглядел воинов — не заметили ли, как ему страшно? Вроде нет, никто не смотрел в его сторону. Кто-то из воинов нюхал воздух, широко раздувая ноздри. Со стороны реки — хоть ветер и дул не оттуда — по-прежнему ощутимо тянуло гарью. А ведь на самом-то деле это был небольшой пожар, так себе пожарец, могло быть и хуже, да вот, видно, помогли боги.

— Да, помогли боги, — сидя в глубокой охотничьей яме, усмехнулся про себя Конхобар Ирландец. И в самом деле — помогли. Упал удачно — не поломал ни рук, ни ног, отделался только ушибами да легким испугом, — впрочем, кроме Черного друида, вряд ли кто мог бы испугать Ирландца.

Хорошо — яма оказалась давнишней, утыкавшие дно колья сгнили, пообломались, да и Конхобар упал с краю. Повезло. Но, как говорят, всякое везение — милость богов. Впрочем, кто знает, верил ли Ирландец в богов? Вот в Черного друида точно верил, да еще в молодого ярла Хельги. А больше вряд ли в кого. Не сложилось у него что-то с богами и с верой, бывает.

Пока наверху бушевал пожар, Конхобар отлеживался на дне ямы, уткнувшись носом во влажную землю. Недавно прошли дожди, и Ирландец, надеясь, что пожар не будет слишком длительным, время от времени, подпрыгивая, высовывал из ямы руку, неизбежно опаляемую жаром горящих деревьев.

Ожидания его оправдались лишь к ночи. Пожар прекратился, и налетевший ветер гнал по сгоревшему лесу черные клочки дыма. Набросив пояс на упавшее сверху дерево, Ирландец осторожно подтянулся и выбрался из своего убежища. Двое его спутников — Порубор и белобрысый парень, чуть было не утонувший в болоте, — скорее всего, погибли в пожарище, не успев добраться до реки. Хотя... Нет, вряд ли. Надо бы поискать ярла... Ха! А где его искать, как не в остроге? Ориентируясь в темноте, Конхобар Ирландец осторожно побрел в сторону от реки, вдоль ручья, где и должен был находиться острог... Острога не было! Клубясь сизыми дымками, торчали лишь обгоревшие бревна.

— Похоже, всё сгорело дотла, — цинично усмехнулся Ирландец. — Правда, вряд ли Хельги-ярл окончил здесь свои дни. Не такой он парень!

Немного подумав, он решительно направился к капищу. Вернее, в ту сторону, где, по его представлениям, оно находилась. И конечно, промахнулся... но этого не заметил, и как шел, так и шел...

Упорно ползший по ручью Истома Мозгляк с радостью чувствовал, как постепенно — то ли от холодной воды, то ли от напряжения сил — исчезает боль в подвернутой ноге. Стало возможным даже на нее наступать, и он тут же поднялся на ноги — воды в ручье заметно прибавилось, почти по грудь, так что ползти уже не было никакой возможности, а плыть было тоже нельзя — из-за камней, загромождавших всё русло ручья. Водица в ручье оказалась студеной, и, как только появилась возможность, Мозгляк выскочил на противоположный от пожара берег. Уселся под елью и задремал, чувствуя, как покидают его последние силы.

Солнце садилось, и по темной лазури неба бегали смутные золотисто-алые тени, напоминавшие летящие копья. Подсвеченные снизу солнечными лучами облака тоже светились золотым и красным, а за ними серебрился месяц, еще дневной, полупрозрачный, тоненький,словно серп.

Подойдя к реке, Хельги-ярл обернулся к Снорри:

— Иди к Никифору, друг мой. Предупредишь его о возможных гостях. И вот что — спускайтесь-ка с лошадьми вниз по реке, да укройтесь там получше. Я же поищу Ирландца с проводником, надеюсь, их не затянуло в русло пожара.

Снорри кивнул, хотя, видят боги, ему очень хотелось остаться сейчас с ярлом и принять непосредственное участие в поисках. Хотя, с другой стороны, оставаться без лошадей тоже было нельзя — а Никифор вряд ли в одиночку сладит с нападением, буде оное последует. Вот и не поймешь, где сейчас нужней Снорри, — здесь, с ярлом, или у лошадей, с Никифором? Пожалуй, нужней всё-таки с Никифором. Хельги-ярл и один справится с любым врагом, в этом Снорри не сомневался.

Расставшись со Снорри, Хельги пошел прочь от реки, ноги, словно сами собой, несли его к старому капищу. Почему? Зачем? Хельги не давал себе в этом отчета, просто шел. Звяканье подпруг и разговоры он услыхал загодя, осторожно подкрался, осмотрел воинов. Грязные, закопченные, пропахшие дымом, они явно намеревались спуститься к реке,в чем их горячо убеждал лупоглазый мужик с прилизанной бородой и крупной бородавкой на левой щеке — Ильман Карась. Впрочем, особо убеждать воинов было не нужно. Все, как один, они давно поворотили коней в сторону реки, Ильман Карась напрасно расточал свое красноречие. Дирмунда средь них не было. Тем лучше... Хельги догадывался, где тот мог находиться, — в капище! Вот и знакомый покосившийся частокол, темный силуэт дуба с подвешенными к нему обезглавленными трупами несчастных женщин. Рядом с дубом маячил какой-то человек, плотно закутанный в плащ. Дирмунд?

Обнажив меч, Хельги в два прыжка оказался рядом.

Человек в плаще обернулся.

— Я ждал тебя, Хельги, сын Сигурда, — с усмешкой произнес он по-норвежски и тут же метнул в ярла нож.

— Я тоже искал тебя... Дирмунд Заика. — Ярл легко отбил летящий кинжал. — Или тебя теперь следует называть по-другому?

В черных глазах друида вспыхнула ненависть.

— Я уничтожу тебя, глупец, и это так же верно, как и то, что скоро наступит ночь! — С этими словами друид прыгнул на ярла, держа в руках острые стальные прутья — колдовские прутья кровавых кельтских богов.

Меч Хельги отбил и их. Не сказать, что легко, но отбил. В глазах друида мелькнуло удивление — прутья были заговорены древним заклятьем, и в этом мире никто не мог противостоять их волшебной силе. Никто, кроме молодого ярла, в голове которого во всю мощь гремели барабаны, а в глазах читалась отвага. Отбив удары, Хельги сам ринулся в атаку. Его меч, описав в воздухе пологую дугу, впился в незащищенное кольчугой горло соперника... Должен был впиться! Но... неведомо каким образом друид увернулся. Хельги почувствовал, как внутри него поднимается, закипает ярость. В бешенстве закусив губу, он снова бросился на противника. Форгайл Коэл, Черный друид Теней, в образе князя Дирмунда, спокойно стоял слева от дуба и, прошипев заклятье, метнул в него прутья. Извиваясь, словно две змеи, те рванулись прямо к сердцу разъяренного ярла.

— Не стоит так волноваться, парень, — услышал вдруг ярл внутренний голос, голос Того, кто всегда помогал ему. Ярость ушла, и он легко отбил летящие в него прутья. Мало того, подобрав один из них, Хельги с силой швырнул его обратно. Острое стальное жало летело прямо в левый глаз друида... должно было попасть... но... На полпути со звоном упало на землю. Дирмунд вытащил меч. Ярл усмехнулся, вот тут уж он был вне конкуренции!

Прыжок — и резкий, с одновременным отходом, удар. Враг парировал его, скрипнув зубами. А он, оказывается, не такой уж плохой боец, этот князь Дирмунд... вернее, Черный друид. Переворот через колено, выпад... Хельги почувствовал, как раздвинулись кольца кольчуги... И снова всё бесполезно! Друид опять ускользнул, как ускользает из-под сапога вроде бы раздавленная змея.

Так они и кружили вокруг дуба, обмениваясь ударами, словно вооруженные деревянными мечами дети.

«Почему? Почему же?» — вопрошал ярл, тщетно пытаясь достать друида острием меча. Но — что удивительно — два-три удара, пропущенные Хельги, тоже не достигли своей цели. Выходит, и сам он был заговоренный?

— Еще не время! — вдруг прозвучал в голове ярла далекий голос. Видимо, это и был ответ. Не время? А когда же оно придет, это время?

Те же вопросы, должно быть, задавал себе и друид. Будучи старше и опытней Хельги, он раньше него понял всю тщетность этого поединка. Понял и, выбрав момент, ушел, чтобы не тратить время. Просто растворился средь ночной тьмы, словно и не было его здесь никогда. Только прутья остались лежать на земле, да висели на ветвях дуба страшные украшения — жертвы.

— Не время... — усевшись под дубом, медленно прошептал Хельги и, положив меч перед собой, в отчаянии обхватил голову руками.

— А когда же оно придет, это время? Когда?

Глава 8

КАМЕНЬНаши дни. Северная Норвегия

О, молния! О, гром! Страхи детства,

Детские страхи! Каким я стал послушным,

Безвольным и равнодушным.Петер Шютт. «Гроза в большом городе»

— Ты бы не переключила канал, Марта? — Аксель Йоргенсон, вислоусый крепыш лет сорока, недовольно посмотрел на уставившуюся в экран телевизора супругу.

Та обернулась, — ровесница Акселя, еще до сих пор красивая, с матовой кожей и тщательно спрятанными морщинками в уголках глаз, Марта следила за собой, пользовалась услугами визажиста и косметолога, даже занималась три раза в неделю в фитнес-клубе. А чем ей еще было заниматься? Детей в семье Йоргенсонов не было: поначалу не хотели, а потом уже Марта и не могла. Оглядев супругу, Аксель вздохнул и потянулся к пиву. Бутылка темного «Гиннеса» стояла рядом с ним на небольшом столике.

— Дорогой, не много ли на сегодня? — бросила укоризненный взгляд Марта, нажав на пульте первую попавшуюся кнопку, хотя знала, что как раз сейчас, в двадцать один десять, по седьмой программе начинается очередной фильм о детективе Коломбо, любимый сериал Акселя еще с ранней юности. Марта, кстати, его терпеть не могла, потому и не переключила на нужную программу сразу, — может, муж забудет о надоедливом Питере Фальке-Коломбо? Подумав так, Марта усмехнулась: ну да, забудет...

Слишком хорошо она знала мужа. Еще бы не узнать за почти двадцать-то лет.

— А мы продолжаем нашу передачу о сатанистах! — замелькала между тем на экране бледная бородатая физиономия Ральфа Гриля, тележурналиста и телезвезды местного масштаба. — Вот, наконец, докатилась эта напасть и до нас! До вас, уважаемые телезрители, до вас! Не советовал бы я вам, знаете ли, прогуливаться по ночам возле старого кладбища. — Телезвезда засмеялся хрипловатым смехом, жадно глотнул яблочного сока из высокого стакана. Рядом со стаканом, так, чтобы зрителям было хорошо видно название, стояла желто-красная упаковка «Соки и воды Гронма» — эта фирмочка являлась главным спонсором передачи.

Напившись, Ральф подмигнул в камеру и предложил всем желающим срочно позвонить на телевидение и ответить на простой и понятный вопрос: часто ли уважаемые господа телезрители прогуливаются в районе старого кладбища? В уголке экрана высветился номер телефона — местное отделение телефонной компании тоже относилось к числу спонсоров Ральфа. Затем, наплывом, показали главную городскую площадь, где этот же вопрос журналист задавал почти каждому встречному, при этом почему-то старательно выбирал девушек в мини-юбках. Девушек на экран попало немало, вот только с длиной юбок Ральфу не очень-то повезло — на дворе всё-таки стоял ноябрь.

— Ой, выключи ты эту чушь! — взорвался Аксель. — Там началось уже... Ну, вот. — Удовлетворенно кивнув, он снова потянулся к пиву. На телеэкране побежали знакомые титры.

Еще раз напомнив мужу, что ему с утра за руль, Марта ушла в спальню и включила телевизор там. Кажется, она немного обиделась.

— Ну, а вы, девушка? Как вас зовут? Магда? Отличное имя, отличное! И как часто вы гуляете у кладбища?

— Ну, я там... живу рядом...

— И конечно же, кладбище — это ваше любимое место прогулок!

— Вовсе и...

— А вы там в мини-юбке гуляете?

— Да выруби ты этого урода! — Молодой взъерошенный парень лет двадцати, худой, словно высохшая вобла, в рваных джинсах и черной майке с черепом, грязно выругавшись,швырнул в экран кед.

— Придурок! Разобьешь ведь. — Еще один парень, чуть старше, угрюмо погрозил первому кулаком.

— Плевать! — с ухмылкой ответил первый. — Всё равно этот урод... — он кивнул на экран маленького «Томпсона», — про нас ничего хорошего не расскажет!

— А что, про нас кто-то должен говорить что-то хорошее? — подал голос сидевший в углу третий, помладше остальных года на два.

— А ты б вообще заткнулся, Толстяк! — посоветовал ему худой. — Кто нам обещал кошку для ночной жертвы?

— Будет вам кошка, — кивнул головой тот, что помладше. По своему прикиду он ничем не отличался от приятелей — такие же драные джинсы, майка с черепом, — только вот комплекцией превосходил их обоих вместе взятых, отчего и получил свое прозвище.

— Так ты вырубишь это, Вольф? — не унимался худой. Положив ноги на стол, он раскачивался на старом табурете, и сальные волосы его качались в такт. Пульт от телевизора находился у наголо обритого Вольфа, — похоже, он верховодил в этой компании, собравшейся сейчас в обшарпанном гараже за оградою дома на самой окраине Гронга. Гараж принадлежал им, что молчаливо признавали хозяева — родители Толстяка.

— Не вырублю. — Наклонив бритую башку, Вольф с недоброй усмешкой взглянул на худого.