Чтение 39–й страницы книги ~Белая чума~

– Если у вас нет альтернативы отчаянию, то мир может взорваться, – задумчиво продолжал тот. – Мы имеем только ролевые модели наших отцов, примеры церкви, государства и семьи – яростные, разгневанные, болезненные.

– Доэни повернулся к выходу. – О, вот и они, наконец.

Джон посмотрел вперед и увидел, как старик машет им рукой. Оливково-зеленая бронированная машина уже была ясно различима в арочном проходе позади него.

– Когда доберешься в Киллалу, – сказал Доэни, – попросишь их, чтобы дали тебе какую-нибудь новую одежду, вещи, которые тебе подойдут. Тебе, по крайней мере, нужно чувствовать себя комфортно.

Направляясь в бронированной машине в Киллалу, Джон вновь и вновь возвращался к этой странной сцене во дворе клиники… старик, Доэни… Это было похоже на театральное представление, подготовленное только для него. С какой целью? Была ли это еще одна облава на О'Нейла?

О'Нейл-Внутри оставался неподвижным. Ни вздоха, ни шепота, ни даже отзвука рыданий. Не было воя, подобного вою покинутой собаки. Этот вой был самым ужасным из всех звуков.

Старик во дворике продолжал пребывать в беспокойном состоянии. Джон почувствовал, что этот человек ему симпатичен. Подобную симпатию он испытывал и к О'Нейлу. Оба эти человека испытали страшное чувство утраты. Интересно, что здесь делает этот бедный старик? Охраняет дверь? Наверное, выполняет мелкие поручения Доэни. Старается украсить чем-нибудь свои дни до тех пор, пока не умрет… в одиночестве. Джон не мог представить себе в Ирландии ни стариков, подобных этому, ни молчаливых мальчиков,могущих выполнять такую работу.

Слезы скатились по его щекам. Он закрыл глаза, пытаясь их смахнуть, а когда открыл, то увидел пристальный взгляд отца Майкла, брошенный поверх спинки сиденья.

Джон похлопал по сиденью рядом с ним.

– Садитесь ко мне, отец.

Осторожно, пытаясь не разбудить безмятежно спящего мальчика, отец Майкл встал, неловко ударившись о Джона, и, потеряв равновесие, упал на место рядом с ним, когда машина делала крутой поворот.

– Что с тобой, Джон? – спросил священник.

– Выслушаешь ли ты мою исповедь, отец? – прошептал Джон.

«Это, наконец, случилось», – подумал отец Майкл. Предчувствие этого момента не оставляло священника с того времени, как он впервые увидел Джона возле озера – эта странная совершенно лысая голова, измученное лицо, покрытое теперь бородой… но глаза все еще горят ужасным огнем.

– Да, конечно, – произнес отец Майкл.

Джон подождал, пока священник найдет свой чемодан под сиденьем и подготовится к старинному ритуалу. Джон чувствовал себя спокойным, более спокойным, чем помнил себя с тех пор… с тех пор… Впрочем, у него никогда не было такого спокойствия.

Отец Майкл наклонился к нему.

– Сколько времени прошло с момента твоей последней исповеди, сын мой?

Этот вопрос очень смутил Джона. Он вообще никогда не исповедовался. Джон Гарреч О'Доннел никогда не произносил тех слов, что сейчас были готовы сорваться с его языка. И вот он говорит их:

– Прости меня, отец, за то, что я согрешил.

– Да, сын мой. В чем заключается твое прегрешение?

– Отец… у меня внутри Джон Рой О'Нейл.

На лице священника появилось озадаченное выражение. Он хрипло прошептал:

– Ты… ты О'Нейл?

Джон пристально посмотрел на отца Майкла. Почему он не понимает?

– Нет, отец. Я Джон О'Доннел. Но О'Нейл находится внутри меня.

Глаза священника расширились, в них появилось изумление и растерянность. Его обучал психологии квалифицированный иезуит, отец Амброз Дрейфус, доктор и эксперт по Фрейду и Юнгу, Эдлеру и Райху, а также по многим другим. Концепция шизофрении также была знакома отцу Майклу. Но это! Это ненормально… опасно…

Однако привычки священника взяли верх над эмоциями.

– Да, сын мой. Продолжай, пожалуйста.

Продолжать? Джон был в замешательстве. Как он может продолжить? Он уже все сказал. Джон чувствовал себя подобно изнасилованной женщине, забеременевшей от насильника и слышащей вопрос мужчины-гинеколога: «Какие у вас еще симптомы?»

Пока он молчал, отец Майкл задал вопрос:

– Может быть, О'Нейл хочет исповедаться через тебя?

Джон почувствовал сильное волнение и чуть не застонал. Нет! Он прикрыл уши руками, пытаясь подавить внутри себя эти звуки ужасной тоски.

Отец Майкл ощутил этот страх и произнес как можно более спокойным голосом:

– Ты хочешь исповедаться только за себя?

Джон подождал некоторое время, пока удары сердца станут более тихими, и опустил руки, почувствовав приход относительного спокойствия.

– За себя, – тихо вымолвил он.

Отец Майкл вплотную наклонился к Джону, когда машина преодолевала крутой поворот, громко фыркая на низкой скорости. Священник посмотрел вперед: водитель и охранник, казалось, не ощущают драмы, разыгрывающейся на задних сиденьях. Мальчик все еще спал.

Близко придвинувшись к уху священника, Джон прошептал:

– Это страшно тяжелая ноша, отец.

Отец Майкл решил, что согласен с этим. Сильное чувство сострадания охватило его. Бедный парень! Сошедший с ума… и вселившийся в застенчивую, робкую, но устойчивую личность Джона О'Доннела. Человек, молящий о помощи. Безумное существо внутри его пыталось уничтожить сделанное им ужасное зло.

– Помоги мне, отец, – умолял Джон.

Отец Майкл положил руку на его голову, чувствуя, как от этого прикосновения мускулы шеи напряглись, а затем расслабились, когда Джон наклонил голову.

«Как можно облегчить такую муку? – спрашивал себя священник. – Какое наказание ждет этого человека?» Он чувствовал, как другая личность, О'Нейл, ждет от него ответа.

– Пожалуйста, отец, – прошептал Джон.

Священник автоматически шептал знакомые ему слова отпущения грехов и благословения. Осталось наказание, и это самое трудное – покарать. Может ли кто-нибудь помочь бедному созданию?

«Боже, помоги мне!» – молился отец Майкл.

Но решение вдруг пришло в его сознание, и он ощутил священное спокойствие, когда начал говорить.

– Джон, ты должен сделать все, что в твоих силах, для создания лекарства против чумы. Это будет твоей карой. – Отец Майкл осенил крестным знамением лоб Джона, ощущая при этом, что принял на себя его тяжкое бремя. Разве кого-либо из священников прежде просили хранить такой страшный секрет за семью печатями исповеди? Пожалуй, только сам Христос имел подобную тяжесть на сердце. Отец Майкл не мог вымолвить ни слова.

Джон сидел отстранение, зажмурив глаза, сжав руки в кулаки. Отец Майкл чувствовал глубокое волнение этого человека, но не слышал жалоб и стонов.

Одна из основных характеристик элитного корпуса – его подверженность влиянию структур, более могущественных, чем он сам. Элитную власть, естественно, привлекает властная иерархия, и она осторожно и послушно подыскивает себе место, обещающее наибольшие личные привилегии. Это ахиллесова пята армии, полиции и бюрократии.Джост Хапп

Руперт Стонар, политический наблюдатель по исследованию чумы в Хаддерсфилде, стоял прямо под прожектором в рабочей лаборатории Хаппа. Свет отражался от стеклянных предметов на столе около него. Он выхватывал линии красного цвета и оттенял ими его непокорные светлые волосы. Лицо казалось высеченным из камня.

Было уже за полночь, но Хапп не знал точного времени. Он оставил свои часы на прикроватной тумбочке, когда отвечал на вызовы, и у него не осталось даже секунды, чтобыснова взглянуть на них. Крепыш Ройял Марин, некто, кого Хапп никогда раньше не видел, сопроводил его в лабораторию и оставил примерно на расстоянии шага от Стонара. В комнате больше никого не было. Хапп чувствовал себя очень неудобно в купальном халате.

Когда Ройял Марин уходил, Стонар приказал:

– Поставьте охрану и не разрешайте никому сюда входить.

– Да, сэр.

Хапп решил, что ему не нравится пренебрежительное выражение бледно-голубых глаз Стонара. Здесь было полно подобных типов в военной форме как в офисах, так и на земле – и Хаппу это тоже не нравилось, но он держал свои мысли при себе.

– Что-то случилось? – поинтересовался он.

– Вы находитесь на решающем этапе в своих исследованиях, – заявил Стонар. – Насколько решающем?

«Откуда Стонар это узнал?» – спросил себя Хапп и ответил вопросом на вопрос:

– Может быть, вам лучше поговорить с Викомб-Финчем или доктором Бекеттом?

– Почему вы не предположили, что я беседовал с доктором Рокерманом? В конце концов, разве он не сделал полное исследование работы вашей службы?

Итак, Стонар также знал, что Рокерман приехал, понял Хапп. Разговор становился весьма неприятным. Он сказал:

– Рокерман – это верный выбор. Кстати, где он сейчас?

– Его привезут ко мне, как только я буду к этому готов.

– Тогда при чем здесь я?

– Я должен быть уверен в том, что услышу правду. Ваша семья ближе и более нам доступна. Последствия обмана были бы чрезвычайно болезненны для вас.

Все это было произнесено бесцветным монотонным голосом, и внутри у Хаппа зашевелился страх. «Жанин! Мальчики!» Он слишком хорошо знал, насколько сомнительна их безопасность в Дордон-Резерве.

– Чего вы уже достигли? – спросил Стонар.

– Мы приближаемся к точному биохимическому описанию чумы, – угрюмо ответил Хапп.

– Вы можете в этом поклясться?

– Да. – Хапп внимательно посмотрел на Стонара, размышляя, как точно его прозвали: «Стоуни», то есть «каменный». Глаза его были, словно осколки сапфира.

– Означает ли это, что в настоящее время вы имеете возможность репродуцировать чуму?

– Или… противоядие.

– Вы должны убедить меня в этом.

Хапп осмотрел свою большую захламленную лабораторию. Поблизости нет ни одного стула. Это было место, где он не стал бы давать интервью: слишком много свидетельств его собственного непостоянства.

– Это очень сложно, – промямлил Хапп.

– Тогда упростите.

Хапп нащупал в своем халате футляр для очков, ища себе хоть какую-то поддержку. Ройял Марин не дал ему даже одеться, и теперь он вспомнил, что очки остались там же, где и часы, – на прикроватной тумбочке. Ноги у Хаппа замерзли, от холодного пола они были защищены только тапочками.

– Двойная спираль изгибается сама по себе, – объяснял Хапп. – Вы можете увидеть это, например, в генах для ботулического или холерного токсина, и даже для обычныхэнтерических или кишечных организмов.

– Кишечных? – переспросил Стонар.

– Микробов, которые могут жить в прямой кишке.

– Вы имеете в виду, что О'Нейл мог изменить обычный организм в нечто подобное холере?

– Мог изменить… да. Но не сделал этого. Чума – это неординарный вирусный геном. Суть ее такова, что природа не может этого проделать без вмешательства человека. Выпонимаете в целом процедуру рекомбинации ДНК?

– Считайте, что я ничего не знаю.

Хапп был озадачен. Стонар к этому времени должен был быть уже достаточно наслышан о рекомбинантном процессе. Он пожал плечами, затем произнес:

– Это своего рода процедура резки и склейки с использованием преимущественно энзимов. Вы отрезаете плазмид ДНК и вводите инородную ДНК перед повторной вставкой плазмид к «хозяину». Плазмид – это миниатюрная хромосома, присутствующая в бактериях в дополнение к основной. Плазмид копируется каждый раз при делении клетки.

– Продолжайте.

Хапп начал говорить, но был прерван каким-то шумом в холле. Он узнал голос Викомб-Финча и еще кого-то, угрожавшего:

– Пустите, а не то я применю силу.

Стонар, казалось, ничего не заметил. Он спросил:

– Как относится новый генетический материал к «хозяину»?

– Он несет новую информацию, заставляя клетку выполнять новые задания, но это несущественно для жизни клетки, если нет каких-то чрезвычайных обстоятельств.

– Как в случае с чумой.

– Точно. О'Нейл создал прекрасно сбалансированный комплект генов, входящих в экологическую нишу, никогда не занимаемую ранее болезнетворным организмом.

– Вы не закончили ваше биохимическое описание, а уже знаете это?

– Мы получили это решение обратным методом. Чума не только связывает защитные механизмы тела, могущие бороться с нежелательным вторжением, но также блокирует жизненно важные ферменты, создавая очень быстрый процесс псевдостарения. И что самое ужасное, она сама закрепляет себя на одном месте.

– Это идея застежки-молнии.

– Да, нечто подобное.

Стонар оглядел лабораторию. «Чертова дыра!» – подумал он. Именно из такого же беспорядка, как ему казалось, произошла и чума. Затем внимание Стонара снова вернулось к Хаппу, который виделся ему хитрой маленькой лягушкой. «Все они лжецы!»

– Можно ли растормозить чуму, если она заблокирована? – спросил Стонар.

– Мы сможем ответить на этот вопрос только тогда, когда узнаем ее точную форму. А мы еще не совсем уверены в том, какая она на самом деле.

– В действительности, вы ничуть не уверены, – жестко произнес Стонар.

– Господин Стонар, подобные вещи представляют собой обычно нити аминокислот. Каждая нить заканчивается одинарной цепочкой – явление, обычно не наблюдаемое в природе, потому что процесс воспроизводства имел бы тенденцию к их удалению.

– Почему же чума не устраняется?

Дыхание Хаппа участилось. Ему внезапно захотелось, чтобы пришел Бекетт. Билл бы смог выпутаться из подобной ситуации.

– О'Нейл создал фабрику жизнедеятельности, – сказал Хапп. – Она воспроизводит свой патогенный микроорганизм и зависит от такого воспроизводства для своего длительного существования.

– Вы хотите сказать, что не можете ответить на вопрос до того момента, когда сумеете воспроизвести чуму?

– Я предупреждал вас, что это сложный процесс!

– А я предупреждал, чтобы вы его упростили. – В голосе Стонара смертельная ненависть.

У Хаппа пересохло в горле. Он сказал:

– Генетическая информация для протеинов, могущих производиться в одном типе клеток, должна передаваться другому типу клеток. До О'Нейла мы считали, что можем менять только несколько характеристик рекомбинантных процедур, никогда не приближаясь вплотную к получению новой страшной болезни в ином обличье. Патогенный организмО'Нейла – это не обычный процесс расщепления простой цепочки аминокислот. Ферментативные и другие процессы расщепления экстраординарны. Мы много замечательного узнали от этого ученого. Замечательного.

Хапп помолчал несколько секунд, размышляя. Потом сказал, будто самому себе:

– Я не думаю, что он понял.

– Что он мог не понять?

– Наши открытия могут быть гораздо более весомыми, чем… они могут значительно превзойти эффект чумы.

Стонар посмотрел на Хаппа недобрым взглядом, потом сказал:

– Конечно, ваша семья все еще жива.

Хапп будто проснулся, поняв, как много, должно быть, потерял Стонар из-за чумы. Он заговорил быстро и сбивчиво.

– Я не пытаюсь преуменьшить опасность этой болезни. Просто хочу заглянуть в будущее. Человечество сейчас агонизирует. Я имею в виду, что гигантского значения этого открытия мы пока не в состоянии осознать.

– Быть может, вы считаете, что Безумец войдет в историю как герой?

– Нет! Но он привел нас к новому пониманию генетики.

– Уф! – вздохнул Стонар.

Хапп, углубившись в размышления, ничего не услышал.

– Мы видим новые горизонты. Я благоговею перед тем, что нам открылось.

– Когда я говорю с подобными вам типами от науки, то перед моими глазами предстает только кромешный ад! – гневно рявкнул Стонар.

Хапп, услышав эту фразу, внезапно вспомнил о той власти, что находится в руках Стонара. Он сказал:

– Я должен уточнить, сэр, что совсем не ученые свели О'Нейла с ума. Насильственное распространение политики, к несчастью, поразило человека КОМПЕТЕНТНОГО… Матерь Божья! Какое неадекватное английское слово! Не компетентного, а необычайно одаренного в своей области.

– Вы дадите мне знать, когда соберетесь принять О'Нейла в свои августейшие ряды?

Хапп, теперь уже внимательно прислушивающийся к голосу Стонара, почувствовал насмешку.

– Ящик Пандоры был открыт в течение длительного времени, – сказал Хапп.

– Нет путей для предотвращения таких явлений, как эта чума, пока мы не найдем способов устранения политического безумия – включая сумасшедший терроризм и несправедливость полиции.

– У вас нет даже смутного представления о том, до какой степени правительство может дойти в карательных акциях, – хмыкнул Стонар. – Но я пришел сюда не для того, чтобы дискутировать по вопросам политической философии. Я считаю, что это вне вашей компетенции.

– Вы верите, что могли бы предотвратить появление О'Нейла чем-то… чем-то вроде… наблюдения или слежки?

– Вернемся к нашему разговору, – прервал его Стонар. – Каково ваше описание чумы? Чего вы уже достигли?

– Она базируется на ряде доказательств, полученных и предоставленных как ирландцами, так и другими…

– Привезенных сюда доктором Рокерманом.

– Он отлично помог в этом, разумеется, – отметил Хапп. – Как я говорил раньше, симметричная спираль ДНК изгибается сама по себе. Этот процесс довольно интересен. Мы открыли теперь, что форма субмолекулярных элементов в ДНК может быть выведена из этих изгибов. Нам пришло на ум, что О'Нейл развил новую масс-спектрометрическую технологию десорбции поля, очень гибкую в отношении анализа продуктов пиролиза ДНК.

– Что?

– Он использовал стереоизомеры – правые и левые. Он… он сжигал их, накладывая друг на друга спектрометрические изображения, и выводил субмолекулярную форму из… из… Это подобно тому, как видишь тень на шторе и представляешь себе форму, ее образовавшую.

– Видите? – торжествующе произнес Стонар. – Можете ведь упрощать, если на карту поставлена ваша жизнь.

Хапп ничего не ответил.

– Доктор Рокерман рассказывал президенту, что вы почти готовы проделать удивительные вещи, – сказал Стонар. – Викомб согласится с этим?

– Доктор Викомб-Финч? – Хапп почесал затылок, выигрывая время для обдумывания ответа. – Я думаю, он бы хотел дать нам карт-бланш для эксплуатации производимого нами макета болезни.

– Но у него есть и другие люди со своими проектами, которые ему тоже нужно рассмотреть?

– Об этом я и говорю. Мы уже упоминали в разговоре с ним о половине имеющегося компьютерного времени.

– Вы уверены, что не можете еще сказать, ведет ли ваша чума… вернее, ее модель, к получению лекарства?

Хапп пожал плечами; и Стонару этот жест показался оскорбительным.

– Так вы не знаете?