Чтение 6–й страницы книги ~Белая чума~

– «Кнопка мертвеца», – сказал Лепиков, – прибор или устройство, которое выпустит новую чуму на каждого, если Безумец будет схвачен или убит.

– Значит, руки у нас связаны? – спросила Годелинская.

– Разумеется, О'Нейл должен понимать, что мы не можем вовсе игнорировать того, что он натворил, – вмешался Хапп.

– Определенная степень свободы у нас есть, – ответил Бекетт. – Эта база – секретная и прекрасно оборудованная.

– Но он предупреждает, чтобы мы не делали именно того, чем мы здесь сейчас занимаемся, – сказал Лепиков. – Мы испытаем на себе его гнев, если не подчинимся.

– Вот поэтому мы и остаемся спрятанными здесь, – вкрадчивым тоном произнес Данзас.

– Мои коллеги в Советском Союзе уверены, что этот… этот ДИЦ был выбран из-за того, что он не в Европе, где наиболее вероятно распространение чумы.

Данзас развел своими большими руками и обратился к Бекетту:

– Я прибыл сюда в уверенности, что это идеальное место для тайной и скоординированной атаки на чуму. Мне сказали, что это будет центральный координационный пункт.

– Планы изменились, – сказал Бекетт. – Ничего не могу с этим поделать.

– Чертовы бюрократы! – воскликнула Фосс.

Выражение лица Бекетта оставалось вежливым и дружелюбным.

– ДИЦ очень просто может стать центром объединенных усилий медиков всего мира.

– Но сначала мы должны себя проявить, а? – усмехнулся Хапп.

– В первую очередь мы должны понять, что наш враг – человек, а не чума.

– Где было принято такое решение? – спросила Годелинская.

– На высшем уровне. Как мне сказали, большинство групп работают как в этом направлении, так и в изучении путей заражения чумой, придуманных О'Нейлом. Это имеет высший приоритет. Сможем ли мы его остановить? Если да, то получим возможность атаковать Безумца по всему фронту.

– Начнем ли мы завтра работать, шеф? – требовательно спросил Данзас. – Когда прибывают лаборанты?

– Вполне возможно.

– Вполне! – фыркнула Фосс.

– Я не получал подобных приказов, – заявил Лепиков.

– В вашей комнате есть телефон. Вы можете им воспользоваться.

– И который можно прослушать? – возопил Лепиков.

– И вашей, и нашей секретной полицией, – невозмутимо сказал Бекетт. – Кого это должно беспокоить? Звоните своему боссу и получайте свой паршивый приказ.

– Секретность – это наша единственная надежда, – заметила Годелинская.

– Если он сумасшедший, то мы не сможем предугадать его поступки.

– А кто сомневается в том, что он ненормальный? – воскликнула Фосс. – До этого состояния его довели психи всего мира! Включая политиков!

Разумеется, должно быть куда опаснее жить в неведении, чем жить, обладая знанием.Филипп Хендлер

Без малейшего тщеславия, Джон считал свою лабораторию в подвале дома Баллардов чудом изобретательности. Центрифуга, сооруженная из приспособления для балансировки шин, обошлась ему меньше чем в тысячу долларов. Морозильная камера была банальным оборудованием для домашнего бара, перевернутым вверх ногами с добавленным калиброванным термостатом. Он был отрегулирован с точностью до одного градуса по стоградусной шкале. Из снаряжения для подводного плавания Джон смастерил перистальтический насос. Депиллятор был сделан из подержанного катерного сонара. Двухфазный электронный микроскоп с разрешением тридцать ангстрем, модели Ай-си-ай, стоил ему самых больших затрат времени и значительной суммы денег. Его украли уголовники Сан-Франциско и предоставили Джону, умеренно оценив свои труды в двадцать пять тысячдолларов.

И так обстояли дела со всей лабораторией. Комнаты для исследований при отрицательном давлении Джон обшил фанерой и пластиковой пленкой. Шлюз запирался двумя люками от мини-подлодки, что вынуждало его входить и выходить из этих комнат ползком. Это было самое большое неудобство.

Пока лаборатория не была завершена, Джон работал со своим компьютером, строя полноцветные графики моделей молекул, на которых ему следовало сосредоточить свое внимание. В параллельные схемы компьютерной памяти он закладывал все, что мог разыскать по механизмам воздействия наркотиков. Особое внимание Джон обратил на известные данные по ферментам и специфическим рецепторам ДНК.

Он с удовлетворением обнаружил, что многие из наиболее важных сведений, потребных для его молекулярных карт, были доступны в «законсервированной форме» – на компьютерных дисках, которые можно было купить или украсть. Ко времени завершения лаборатории его компьютер уже был загружен основными строительными блоками проекта.

В кресле перед дисплеем Джон наблюдал, как двойные завитки основной спирали изгибаются и закручиваются согласно командам. В этом было гипнотическое очарование. Красные, зеленые, лиловые, желтые линии жили своей собственной жизнью. Его сознание и дисплей образовывали что-то вроде объединенного пространства, где трудно было различить, что происходит в его мозгу, а что на экране. Временами казалось, что руки на панели управления создают образы в его мозгу, а временами, что образ, родившийсяв его голове, чудесным образом возникает на экране. Были моменты, когда Джон думал, что действительно говорит на языке генетического кода, РАЗГОВАРИВАЯ с отдельными участками молекул ДНК.

На протяжении этого периода истинное течение времени ускользало от его сознания. Однажды Джон выполз из люка шлюза, пошатываясь, поднялся на ноги и обнаружил, что снаружи уже совсем рассвело. Расследование показало, что он непрерывно работал в течение тридцати семи часов, подкрепляясь лишь глотком, воды от случая к случаю. Джон был зверски голоден, а его трясущиеся руки не в состоянии были справиться с твердой пищей, пока он не выпил почти целую кварту молока.

Однако необходимые ему структуры медленно проявлялись и на экране, и на получаемых под присмотром компьютера продуктах его лаборатории. Джон знал, что подбор соответствующего молекулярного ключа к биологическому замку – лишь вопрос времени. Ответы были здесь, в лаборатории и его голове. Ему просто надо было претворить их в реальность. Генетическая информация по каждой биологической функции была закодирована последовательностью нуклеотидов в ДНК. Это была проблема расшифровки кода.

Без компьютера ему бы это не удалось. На каждый момент тот мог обрабатывать от четырех до двадцати тысяч генов. Закартированное их расположение и ДНК-коды могли отобразиться в миллионах комбинаций. Впрочем, столько не было нужно – только ключевые, закодированные в особых последовательностях нуклеотидов.

Депиляцией, ферментативным разделением и температурно-контролируемым синтезом с применением коллиматоров и центрифуг Джон выискивал те обрывки, наличие которыхподсказали ему умственно-компьютерные образы.

Вскоре он формировал рибосомные и информационные РНК по своим собственным ДНК-шаблонам, отбирая и отбрасывая, разыскивая управляющие участки геномов. Они и регулярные белки были его первыми целями.

Где-то через два месяца со времени начала проекта Джон понял, что ему понадобится специальный источник природной ДНК для полимеризационного цикла. ДНК должна бытьбиологически активной и содержать необходимые шаблоны. К тому же материал ДНК переносится в парах, где каждый компонент есть зеркальное отражение соответствующего номера.

У Джона уже болела голова от обдумывания этой проблемы, но другого пути не было. Хотя он грозил разоблачением. Это было опасно… но Джон не видел альтернативы. Некоторое время, проведенное с набором для подделки документов, дало ему сносное удостоверение на имя Джона Висенти, доктора медицины, служба Народного Здравоохранения.Ранее, заготавливая оборудование для своего проекта, Джон приобрел небольшой ручной печатный станок. Теперь тот произвел ему кое-какие вполне отвечающие требованиям бланки. На них Джон отпечатал рекомендательные письма, нацарапав под ними небрежные подписи чиновников. Он купил темный парик, выкрасил кожу в оливковый цвет и начал просматривать газеты, чтобы узнать сроки школьных прививок. Оно появилось на неделе, объявление о программе прививок в Неполной Средней Школе Западного Сиэтла в следующий понедельник. Облачившись в белую куртку, со стетоскопом, торчащим из бокового кармана, и именной биркой на лацкане, удостоверяющей его как Джона Висенти, он пораньше объявился в школе. Было холодное зимнее утро. Коридоры были забиты студентами, упакованными в теплые куртки. Джон двигался сквозь кричащую, тараторящую сутолоку, вызывая не более, чем случайные замечания. В левой руке он нес заботливо снаряженную деревянную коробку с инструментами, в которой расположились штативы с предметными и покровными стеклами и аккуратно подобранный комплект приспособлений для взятия крови. В правой руке у него был портфель с документами.

Джон решительно поспешил в кабинет школьной медсестры, отметив ее имя на двери: «Дженетт Бланк».

– Привет, – сказал он, сама невинность. – Я доктор Висенти. Где мне пристроиться?

– Пристроиться? – Сестра Бланк была стройной молодой блондинкой с выражением перманентной спешки на лице. Она стояла позади длинного стола с разложенными на немчеткими рядами инструментов для прививок. На дальнем конце стола громоздились две кипы анкет. На стене висел календарь и две совершенно пристойные анатомические таблицы, одна подписанная «мужчина», другая – «женщина».

– Для взятия крови, – сказал Джон. Он поставил свою деревянную коробку и портфель на стол и предъявил ей свое удостоверение и рекомендации. Сестра Бланк просто взглянула на них.

Выражение спешки на ее лице стало еще сильнее.

– Взятие крови, – пробормотала она.

– Нам предложили взять образцы крови прямо во время вашей программы прививок, чтобы свести к минимуму нарушение школьного распорядка, – объяснил Джон.

– Мне предложили на сегодня в помощь двух лаборантов из клиники, – поморщилась сестра. – Один из них только что позвонил и сказал, что болен, второй срочно понадобился в «Добрых Самаритянах». Теперь еще вы взялись на мою голову. Только этого мне и недоставало! Зачем вам эти образцы?

– Мы проводим генетическую перепись в масштабе всей страны, чтобы посмотреть, нельзя ли установить корреляцию с некоторыми определенными заболеваниями и иммунитетами. Мне предложено воспользоваться вашими идентификационными номерами, а не именами. Все, что мне нужно знать, так это только у мужчины или женщины взяты образцы.

– Доктор Висенти, меня никто ни о чем не предупреждал. – Ее голос звучал устало. Сестра кивнула в сторону стола. – Мне предложили обработать сегодня двести шестнадцать студентов и еще большее количество завтра.

Джон скрипнул зубами.

– Проклятье! Это у них уже второй прокол за неделю! Кое-кого в этой конторе следовало бы повесить!

Сестра Бланк сочувственно покачала головой.

– Ну, что ж, чем я могу вам помочь? Нельзя ли поручить всю работу с бумагами студенту? – предложил Джон.

– Я уже попросила одного, – ответила сестра. Затем посмотрела на стол перед собой. – Не могли бы вы расположиться здесь рядом со мной? Что за образцы вы будете брать?

Джон открыл свою коробку, продемонстрировав стоящие ровными рядами предметные стекла, тампоны, банки со спиртом, ланцеты – все очень аккуратное.

– А, – протянула сестра. – Ну это у нас много времени не займет. Думаю, что мы сможем договориться, как это побыстрее устроить.

Когда «доктор Висенти» вернулся в дом Баллардов в этот вечер, у него было двести восемь образцов крови, каждый с ловко включенным фрагментом клеток кожи.

«Там будут специфические различия, – думал он, удаляя свою маскировку в ванной комнате, по-прежнему благоухающей застарелым табачным дымом. – Генетическая информация для каждой биологической функции – включая тот факт, мужчина это или женщина. Здесь есть матрица, куда я могу заключить вирулентного разрушителя».

Положительный эффект взаимоформирования двойных спиральных цепочек, где каждая сторона способна воспроизводить противоположную, – вот ключ к успеху. Можно попробовать также и пептидные связи.

Джон забрал образцы в свою лабораторию. Он уверил себя, что в них заключены ответы. Они были в структуре ДНК. Должны быть. Когда вирус инфицирует бактерию, то именно вирусная ДНК, а не белок, проникает в клетку. Здесь был носитель информации, который разнесет месть О'Нейла по всему миру.

Методика проверки результатов была уже разработана. Она выглядела в высшей степени элегантной. Ему потребуются короткоживущие вирусоподобные бактериальные формы, способные произвести определенный эффект в нужной популяции. Эффекты должны быть распознаваемы и видимы. Не смертельными, но достаточно серьезными, чтобы вызвать комментарии. Проверочная бацилла должна быть короткоживущей. И ни в коем случае не распространяться самостоятельно.

Эти требования, способные обескуражить крупный исследовательский центр, не вызвали никакой задержки в его работе. Джон чувствовал свою непобедимость. Это был только маленький шаг в развитии его проекта. Когда он подберет ключ к этому замку и удостоверится в его истинности, тогда начнется формирование более вирулентной формы.

И ТОГДА послание будет отправлено!

Это не мой стол. ЭТО НАСТОЯЩАЯ, ВСЕ В СЕБЯ ВКЛЮЧАЮЩАЯ ЗАПАДНАЯ МАНТРА. И ПОХОЖЕ, ЧТО ОНА ЗАПОЛУЧИЛА НАС.Финтан Крейг Доэни

Вновь собравшись после ленча в тот первый день, Команда уже имела точно выраженную структуру – Бекетт за старшего, кипящий от возмущения Лепиков, Годелинская, интуитивно плетущая лабиринт своих вопросов, Данзас, берегущий силы и настороженный, Хапп, мечущийся, как терьер, вокруг каждой новой идеи, Фосс, восседающая, словно надменная богиня.

Хаппа позабавило то, собравшись вновь, они выбрали для комнаты более интимное освещение. Оно сфокусировалось только на длинном столе, оставляя остальное пространство комнаты в укромной тени.

Команда свободно столпилась у одного конца стола, разложив вокруг свои заметки и портфели.

Перепалка между Данзасом и Лепиковым стала более утонченной – поднятая бровь, вежливое покашливание в определенный момент. Данзас взял за правило рыться в своих бумагах, когда говорил Лепиков. Лепиковская злость к Фосс превратилась в детские обиженные взгляды, избегавшие ее обширных грудей. Годелинская явно приняла продиктованное «женской солидарностью» решение взять сторону Фосс, что уязвляло гордость Сергея, но он вернулся на собрание, сказав, что получил приказ подчиняться руководству Бекетта.

Приготовившись рассказать об этом со всеми подробностями, Лепиков откинулся назад в своем кресле справа от Бекетта и пристально посмотрел через стол на Данзаса, сгромким шорохом перелистывающего свои заметки. Быстрый взгляд на Годелинскую показал, что та смотрит на сидящую в стороне Фосс, отделенную от Хаппа пустым креслом. Однако прежде чем Сергей смог заговорить, Годелинская спросила Бекетта:

– Зачем запирать конюшню, если лошадь уже увели? – Она протянула руку и постучала по листу желтой бумаги, который лежал перед Бекеттом.

Хапп был очень возбужден этим вопросом.

– Да, – сказал он.

– Зачем теперь вводить жесткий карантин?

– Мы должны делать то, что говорит Безумец, – вмешался Лепиков.

– Действительно, это неразбериха, – кивнул Бекетт.

– Безумец упрочняет свое положение! – воскликнул Данзас.

– Перед тем, как сюда прийти, я немного посовещался с нашими людьми из Службы Безопасности, – сказал Бекетт. – Мы уже ничего не можем сделать с Северной Африкой от Атлантики до Суэца. Южная Африка под вопросом. Они сказали, что есть сообщение, будто курьер мафии заразил Йоханнесбург. Во Франции есть земли, вызывающие беспокойство. Южнее Рима вспышка эпидемии.

– А как насчет Англии и Ирландии? – спросил Данзас.

Бекетт покачал головой.

– Англия все еще пытается создать районы безопасности для своих женщин. Ирландия, очевидно, от этого отказалась. Сейчас там идет сражение между армией и ИРА. Белфаст… они пытались установить перемирие, но его уже прозвали «кровавой амнистией». Я просто не понимаю этих ирландцев.

– Расскажите им про Швейцарию, – предложила Фосс.

– Швейцарцы отрезали себя от мира, взорвали мосты и тоннели, закрыли свои аэропорты. Они установили военный кордон вокруг страны и, по сообщениям, убивают и сжигают из огнеметов всякого, кто попытается пройти.

– Столько убийств, – пробормотала Годелинская.

– Я слышал насчет Бретани, – сказал Лепиков. – Это и есть те неприятности, о которых вы упомянули в связи с Францией?

– Даже более того, – вмешался Данзас. – Отдельные префектуры изолировали себя на манер Швейцарии. Войска не подчиняются центральному командованию и удерживают… уффф…

– Полный распад, – прокомментировал Хапп.

– Вашингтон, округ Колумбия, сделал то же самое, его примеру последовал Нью-Йорк, – продолжил Бекетт. – Это жестоко, но, кажется, эффективно. – Он посмотрел на Лепикова. – А что произошло в Советском Союзе?

– Нас не информируют, – ответил Сергей. – Они просят, чтобы мы ускорили поиски Безумца.

– А что мы будем делать, когда его найдем? – спросила Годелинская.

– Я уверен, Сергей имеет в виду установление личности Безумца, – вмешался Хапп, стараясь придать своим словам новый тон близкого знакомства.

– Мы должны узнать его, как самих себя, – заявил Лепиков.

– Надеюсь, что даже получше, – добавила Фосс. Ее грудь заколыхалась, словно она захихикала.

Лепиков, забывшись, зачарованно уставился на ее груди. «Великолепная великанша!»

– Сергей Александрович, – обратилась по-русски Фосс, – вы пробуждаете во мне материнские инстинкты.

Годелинская чихнула, чтобы скрыть смех.

Бекетт, ощутивший возвращение враждебности между Фосс и Лепиковым, сказал:

– Сбавь обороты, Ари. У нас есть работа. Я хочу, чтоб мы изучили упоминания о террористах в письмах Безумца. Если это О'Нейл, то там должны быть наиболее резкие высказывания.

– Мы с коллегой выделили эти упоминания, – заявил Хапп. – Билл прав. Эти пассажи примечательны.

– Давай заслушаем их, Джо, – сказал Бекетт.

Хапп улыбнулся. Это был именно тот тон, который был ему нужен. Билл и Джо. За ними последуют Ари, Сергей и Дорена. Он взглянул на Годелинскую. «Возможно Дори?» Нет, Годелинская не была Дори, кроме, разве что, в постели. – Данзас вытянул из груды бумаг синюю папку.

– Вот самое существенное.

Лепиков поднял бровь при виде толщины папки и пробормотал:

– Самое существенное?

Данзас его проигнорировал.

– Мы берем оригинальные слова из контекста в целях нашего анализа.

Он прочистил горло, водрузил очки на нос и, наклонившись вперед, стал читать ясным голосом со следами британского акцента, выдававшего страну, где он изучал английский.

– «Их трусость скрывается ложью и вероломством», – Данзас поднял голову. – Это из второго письма. Для сопоставления пассаж из его третьего письма, где он говорит, – Данзас снова перенес свое внимание на страницу.

– «Они соблазняют людей верой в насилие, а потом предоставляют их всем репрессиям, которые могут повлечь за собой подобные слепые и совершенные наобум поступки».

– Акцент делается на трусости, – сказал Хапп. – Интересно. Думает ли Безумец, что его собственная месть труслива? Может, он просто вероломно нам лжет? А не рассматривает ли он даже себя самого как террориста?

– Я припоминаю ряд мест, где он упоминает о трусости, – добавила Фосс.

– Не может ли быть так, что с нами разговаривает его совесть?

– Вот еще одна цитата, – продолжил Данзас. – «Они совершают только такие преступления, которые не требуют истинной храбрости. Террористы подобны пилотам бомбардировщиков, которым не приходилось непосредственно смотреть в лица людей, своих жертв, расплачивающихся в муках. Террористы сродни помещикам, взимающим чрезмерно высокую ренту, которые…»

– Это еще что? – прервала его Годелинская. – Что такое помещики, взимающие чрезмерно высокую ренту?

– Интересный кусочек ирландской истории, – пояснил Хапп. – Это из времен английского господства. Самые плодородные земли были переданы английским помещикам, назначенным надзирать за выжиманием как можно большей арендной платы из крестьян. Взимание чрезмерно высокой ренты.

– Понятно, – кивнула Годелинская. – Простите, что перебила.

– А этот Безумец хорошо знает ирландскую историю, – хмыкнул Бекетт.

Данзас снова склонился над страницами.

«…помещикам, которые не хотели даже посмотреть в глаза голодающим крестьянам».

– Он демонстрирует безоговорочное сочувствие жертвам насилия, – заявила Фосс. – Мы можем использовать эту его слабость в своих интересах.

– Точно! – согласился Хапп.

Данзас добавил:

– Там в одном месте Безумец еще характеризует террористов, как обладающих «вероломством Пилата».

– Это не там, где он называет террористов «адреналиновыми наркоманами»?

– спросил Бекетт.

– Вы правильно помните, – согласился Данзас. – Это его слова: «Они творят агонию, а потом умывают свои руки фальшивым патриотизмом. Истинным их стремлением является личная власть и вечный балдеж от адреналина в крови. Они адреналиновые наркоманы».

– А ОН ощущает этот балдеж?

– Диатриба, обличительная речь, – заявила Фосс. – Это ярость О'Нейла против убийц его семьи.

– Узаконенное использование насилия, – пробормотала Годелинская.

Лепиков бросил на нее пораженный взгляд.

– Что?

– Я цитирую товарища Ленина, – гордо заявила Годелинская. – Он одобрял «узаконенное использование насилия».

– Мы здесь не для того, чтобы разводить дебаты по идеологии, – отрезал Лепиков.

– Именно для этого, – вмешался Хапп. – Идеология Безумца будет занимать каждую секунду нашего бодрствования.

– Вы полагаете, что Ленин был сумасшедшим? – окрысился Лепиков.

– Это не предмет обсуждения, – сказал Хапп. – Но понимание одного безумца помогает понять всех остальных. В этой лаборатории нет священных коров.

– Я не буду следовать за капиталистической селедкой, – прорычал Лепиков.

– В оригинале это выражение, Сергей, звучало как «красная селедка», – усмехнулся Хапп.

– Цвет рыбы не делает ее менее рыбной, – заявил Лепиков. – Надеюсь, вы правильно поняли мою мысль. – В тоне Лепикова не было и следа фамильярности.

Хапп предпочел наслаждаться остротой, рассмеявшись, потом сказал:

– Вы правы, Сергей. Абсолютно правы.

– Вопрос в том, что этот Безумец думает о себе; – пробормотал Бекетт.

Фосс согласилась:

– Действует ли он честно и мужественно? Кажется, он помешан на этих понятиях.

– Там есть стоящий внимания пассаж, – сказал Данзас. Он пролистал бумаги, кивнул, найдя что-то, потом зачитал: – «Террористы всегда нападают на честь, достоинство и самоуважение. Их собственная честь должна умереть первой. Вам следует знать, что „Провос“ из ИРА отбросили в сторону честь ирландца. По старому закону вы могли убить своего врага только в открытом сражении. Вы должны были драться с ним равным оружием. Такой мужчина заслуживал всеобщего уважения. Воин был благороден и справедлив. Какое благородство и справедливость были в бомбе, убившей невинных на Графтон-стрит?»

– Графтон-стрит – это там, где погибли жена и дети О'Нейла, – вздохнула Годелинская. – Это либо О'Нейл, либо очень умная маска.

– Возможно, – согласился Данзас. Он снова склонился над своими заметками и зачитал: – «Эти убийцы из временной ИРА напоминают мне лакеев-лизоблюдов, лизавших задницу Дублинскому замку в худшие времена деградации Ирландии. Методы их не различаются. Англия правила пытками и смертоносным насилием. Псевдопатриотичные трусы из „Провос“ хорошо выучили этот урок. Выучив его, они отказались изучать что-либо еще. Поэтому я преподам им урок, какого никогда никто не забудет!»

– Эти из временной ИРА или «Провос». Это они взорвали бомбу на Графтон-стрит? – спросила Фосс.