Чтение 9–й страницы книги ~Досадийский эксперимент~

Послышался голос Гара:

– Этого не может быть. Я разговаривал с ней меньше часа назад. Она…

– Утоплена в ванне с водой, – сказала Трайа. – Сначала ее ударили – вогнали что-то острое под ухо.

Снова последовало молчание, пока Гар переваривал эти известия. У него появятся те же сомнения, что и у Трайи.

Она взглянула на своих компаньонов. Они заняли сторожевые позиции лицом к проходу в холл. Да, если произойдет нападение, оно будет именно оттуда.

Канал связи с Гаром оставался открытым, и теперь Трайа слышала неясное бормотание отдаваемых кратких приказов, разобрать можно было лишь немногие слова:

– Команда… не позволять… время… – Потом совершенно отчетливо: – Они за это заплатят!

«КТО ЗАПЛАТИТ?» – недоумевала Трайа.

Она начала по-новому оценивать Джедрик.

Гар снова вышел на связь:

– Есть ли непосредственная опасность для тебя?

– Я не знаю. – Это было неохотное признание.

– Оставайся там, где ты есть. Мы вышлем помощь. Я известил Броя.

Так вот каким образом Гар это видит! Да. Это было, вероятнее всего, подходящим способом справиться с новым развитием событий. Джедрик от них ускользнула. Не было никакого смысла продолжать. Это теперь должно быть сделано методами Броя.

Трайа содрогалась, раздавая необходимые приказы своим компаньонам. Они приготовились дорого продать свою жизнь в случае нападения, но Трайа начала сомневаться, что немедленное нападение произойдет. Это было еще одним посланием от Джедрик. Трудности начинались при попытке истолковать послание.

Менталитет военного – это менталитет бандита и налетчика. Таким образом, вся военщина представляет собой форму организованного бандитизма, где не имеют силы общепринятые нормы. Военщина – это способ рационализированного убийства, изнасилования, грабежа и прочих форм кражи, всегда воспринимаемых как часть войны.

Когда недостает внешних целей, военное мышление всегда обращается против своего собственного гражданского населения, используя идентичные рациональные объяснения для бандитского поведения.Руководство для Бюсаба, глава пять: «Синдром военного вождя»

Очнувшись от коммуникативного транса, Маккай сообразил, каким он должен был показаться этому странному Говачину, возвышавшемуся над ним. Разумеется, Досадийский Говачин должен был счесть его больным. В трансе он бормотал, его бил озноб, с него катился пот. Маккай сделал глубокий вздох.

– Нет, я не болен.

– Значит, это пристрастие к наркотикам?

Припомнив множество веществ, способных вызывать пристрастие у досадийцев, Маккай чуть не воспользовался этим извинением, но передумал. Этот Говачин может потребовать какое-нибудь вызывающее пристрастие вещество.

– Не пристрастие, – сказал Маккай. Он поднялся на ноги и осмотрелся. Солнце явственно продвинулось к горизонту за своей струящейся вуалью.

А к пейзажу добавилось кое-что новое – то гигантское транспортное средство на гусеницах, стоявшее, мерно рокоча и пыхая дымом из вертикальной трубы, позади вторгшегося Говачина. Тот по-прежнему был упорно и усиленно сосредоточен на Маккае, приводя его в смущение своей неуклонной прямотой. Маккай был вынужден спросить себя: была ли это некая угроза или его Досадийский контакт? Люди Аритча говорили, что в точку контакта будет послано средство передвижения, но…

– Не болезнь, не наркомания, – сказал Говачин. – Это какое-то странное состояние, присущее только Человеку?

– Я БЫЛ болен, – произнес Маккай. – Но я выздоровел. Это состояние прошло.

– И часто это с тобой случается?

– Я годами могу жить без рецидивов.

– Годами? Чем вызывается это… состояние?

– Я не знаю.

– Я… э-э-э… – Говачин кивнул и вздернул подбородок. – Божье несчастье, наверное.

– Наверно.

– Ты был полностью уязвим.

Маккай пожал плечами. Пусть Говачин понимает это, как сумеет.

– Ты не был уязвим? – Это почему-то позабавило Говачина, добавившего: – Я Бахранк. Возможно, это самое удачное, что с тобой вообще случалось.

Бахранк было тем именем, которое помощники Аритча дали Маккаю для первого контакта.

– Я Маккай.

– Ты соответствуешь описанию, Маккай, за исключением твоего, э-э-э, состояния. Не хочешь ли ты сказать больше?

Маккай задумался, чего же ожидает Бахранк. Предполагалось, что это будет простой контакт, выводящий его на более влиятельных людей. Аритч, определенно, имел на Досади хорошо информированных наблюдателей, но не предполагалось, что Бахранк является одним из них. Предостережение насчет этого Говачина было особенным.

– Бахранк не знает о нас. Будь чрезвычайно осторожен с тем, что открываешь ему. Для тебя будет очень опасно, если он прознает, что ты прибыл из-за Вуали Бога.

Служащие двери для прыжка подтвердили предостережение.

– Если Досадиец проникнет под твое прикрытие, тебе придется собственными силами возвращаться на твою точку подбора. Мы весьма сомневаемся, что ты сможешь это сделать. Пойми, что мы не много помощи сможем оказать тебе, как только переправим тебя на Досади.

Бахранк явно пришел к какому-то решению, кивнув сам себе.

– Джедрик ожидает тебя.

Это было еще одно имя, которым его снабдили люди Аритча.

– Твой лидер ячейки. Ей сказали, что ты новый. Проникший из Обода. Джедрик неизвестно твое истинное происхождение.

– А кому известно?

– Мы не можем тебе сказать. Если ты не знаешь, эту информацию нельзя вырвать у тебя. Впрочем, уверяем тебя, что Джедрик не является одним из наших людей.

Маккаю не понравилось звучание этого предупреждения: «…вырвать у тебя». Бюсаб, как обычно, посылает вас в пасть тигра, не давая полных указаний по длине тигриных клыков.

Бахранк указал жестом на свою гусеничную машину.

– Пойдем?

Маккай взглянул на машину. Это явно было военное устройство, в тяжелой броне, со щелями в металлической кабине и огнестрельным оружием, торчащим под нелепыми углами. Она выглядела приземистой и смертоносной. Люди Аритча упоминали о подобных штуках.

– Мы присматривали за тем, чтобы они получали только примитивные бронированные средства передвижения, огнестрельное оружие и залежалую взрывчатку, таким вот образом. Впрочем, они были весьма изобретательны в своих переделках подобного вооружения.

Бахранк еще раз указал на свою машину, явно стремясь поскорее удалиться.

Маккай вынужден был подавить внезапное чувство глубокой тревоги. Во что он ввязался? Он чувствовал, что, очнувшись, обнаружил, что ужасающим образом соскальзывает в опасность, не будучи в состоянии контролировать и малейшей угрозы. Ощущение прошло, но оставило его потрясенным. Маккай мешкал, продолжая разглядывать машину. Онабыла около шести метров в длину, с тяжелыми гусеницами, плюс другие колеса, едва видимые в тени позади гусениц. Она щеголяла обычной антенной на заду для того, чтобыловить сигнал мощного передатчика на орбите под ограждающей вуалью, но была еще вторичная система, сжигавшая вонючее топливо. Дым от этого горючего наполнял атмосферу вокруг них резким запахом.

– Чего мы ждем? – требовательно спросил Бахранк. Он сверкнул глазами на Маккая с явным страхом и подозрением.

– Теперь можем ехать, – сказал Маккай.

Бахранк повернулся и шустро забрался вверх по гусеницам в затененную кабину. Маккай последовал за ним, обнаружив, что внутренность представляет собой плотно загроможденное помещение, наполненное горьким маслянистым запахом. Там были два крепких металлических сиденья с изогнутыми спинками, выше головы сидящего человека или Говачина. Бахранк уже занял левое, орудуя переключателями и наборными дисками. Маккай рухнул в правое. Поперек его груди и талии сомкнулись откидные подлокотники,чтобы удержать его на месте; к затылку приладилась подставка. Бахранк щелкнул переключателем. Дверь, через которую они вошли, закрылась под скрип серводвигателей и твердое клацание запоров.

Маккая захлестнуло двойственное состояние духа. Он всегда ощущал легкую агорафобию на открытых местах вроде района вокруг скалы. Но тусклая внутренность этой военной машины, с ее жестокими напоминаниями о примитивных временах, задела какую-то атавистическую струнку в его психике, и он боролся с настоятельной потребностью продраться наружу. Это была ловушка!

Странное наблюдение помогло ему преодолеть это ощущение. Щели, дающие им обзор окружающего, были покрыты стеклом. Стекло. Он пощупал его. Да, стекло. Это было заурядным материалом в Консенте – прочное, но тем не менее хрупкое. Он видел, что это стекло не очень толстое. Значит, внешность этой машины была больше видимостью, чем действительностью.

Бахранк бросил быстрый взгляд на их окружение и двинул рычаги, приведя машину в шаткое движение. Она издала скрежещущий грохот, перекрытый завыванием.

От белой скалы к дальнему городу вели разнообразные следы. Это показывало, где недавно прошла эта машина, путь, чтобы следовать ему. Ярко освещенные скалы вдоль следа отбрасывали сверкающие блики. Бахранк выглядел очень занятым тем, что он делал, что бы это ни было, чтобы вывести их к Чу.

Маккай обнаружил, что его собственные мысли вернулись к полученным им на Тандалуре инструкциям.

«КАК ТОЛЬКО ТЫ ВОЙДЕШЬ В ЯЧЕЙКУ ДЖЕДРИК, ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ ПОЛАГАТЬСЯ ТОЛЬКО НА САМОГО СЕБЯ…»

Да… он чувствовал себя весьма одиноко, в голове у него была сумятица данных, не имевших ни малейшей связи с его предыдущим опытом. А эта планета погибнет, если Маккай не найдет смысла в этих данных плюс все, что он сумеет узнать здесь.

Один, один… Если Досади умирает, там должны быть несколько разумных наблюдателей. Большая часть той финальной разрушительной вспышки будет удержана в темпокинетическом барьере Калебанцев. Фактически, Калебанец съест высвобожденную энергию. Это было одно из того, что он узнал от Фанни Мэ. Один истребительный взрыв, ПИЩА для Калебанца, и Бюсаб будет вынужден начинать все заново и без наиболее важной части физического свидетельства – Досади.

Машина под Маккаем грохотала, ее качало и заносило, но она всегда возвращалась на след, ведущий к далеким шпилям Чу.

Маккай тайком изучал водителя. Бахранк демонстрировал нехарактерное для Говачина поведение: более прямое, более человеческое. Вот в чем дело! Его Говачинские инстинкты были искажены контактами с Человеком. Безусловно, Аритч презирал это, боялся его. Бахранк вел с небрежной опытностью, пользуясь комплексной системой управления. Маккай насчитал восемь различных рычагов и ручек, задействованных Говачином. Некоторые активизировались коленями, другие головой. Он протягивал руки, а его локоть в это время отклонял рычаг. Военная машина реагировала.

Немного погодя Бахранк проговорил, не отрывая внимания от вождения.

– На втором уступе мы можем попасть под огонь. Там немного раньше была настоящая полицейская акция.

Маккай пристально посмотрел на него.

– Я думал, у нас безопасный проход.

– Вы, Ободники, вечно торопите события.

Маккай выглянул в щель: кусты, бесплодная земля, тот одинокий след, по которому они шли.

Бахранк проговорил:

– Ты старше любого Ободника, которого я до этого видел.

Люди Аритча предупредили Маккая, что необходимость маскировать тонкие признаки возраста – это основной изъян его прикрытия.

Его обеспечили кое-какой гериатрической помощью и ответом, чтобы давать его на случай вызова. Этим ответом он теперь и воспользовался.

– Пребывание вне планеты легко старит.

– Должно быть.

Маккай почувствовал, что что-то в ответе Бахранка ускользнуло от него, но он не рискнул преследовать это. Это был непродуктивный обмен. И была та ссылка на «полицейскую акцию». Маккай знал, что чернь Обода, не допускаемая в Чу, устраивает периодические налеты, по большей части бесплодные. Варварство!

– Каким предлогом ты воспользовался, чтобы выйти отсюда? – спросил Маккай.

Бахранк стрельнул в него испытующим взглядом, поднял одну перепончатую руку от управления, чтобы указать на ручку в потолке над головой. Назначение ручки было Маккаю неведомо, и он опасался, что уже выдал слишком большое невежество. Но Бахранк начал говорить.

– Официально я разведываю эту зону в поисках спрятанных сюрпризов, которые Ободники могли припасти тут снаружи. Я часто это делаю. Неофициально все считают, что у меня снаружи секретный пруд, полный плодовитых самок.

Пруд… не Градус. Это снова был относительно бесплодный обмен фразами со скрытым подтекстом.

Маккай молча всматривался вперед сквозь щель. Их пыльный след описывал широкий и плавный поворот налево, внезапно резко спускаясь на узкий выступ красной скальной стены. Бахранк выполнил серию быстрых смен скорости: медленно, быстро, медленно, быстро. Красная скальная стена осталась позади. Маккай всмотрелся наружу и вниз сосвоего бока. Далеко внизу лежала зелень джунглей, а вдалеке виднелись дым и шпили Чу – рифленые здания высоко вздымались над неясными утесами на заднем плане.

Смены скорости показались Маккаю бесцельными. А головокружительный склон утеса с его стороны наполнил его благоговейным ужасом. Их узкий уступ обнимал утес, следуя всем его изгибам – то в тень, то на свет. Вокруг него ревела и стонала машина. Запах масла заставлял содрогаться его желудок. А далекий город казался немногим ближе, чем с вершины утеса, разве что стал выше и более загадочным в своей дымной мгле.

– Пока не доберемся до первой террасы, реальных неприятностей не ожидается, – сказал Бахранк.

Маккай взглянул на него. Первая терраса? Да, должно быть, это первая возвышенность снаружи городских стен. Ущелье, где поднялся Чу, спускалось на уровень реки широкими ступенями, каждая была пронумерована. Чу был привязан к изолированным холмам и равнинам в том месте, где река замедляла ход и распадалась на множество рукавов. Ахолмы, сопротивлявшиеся реке, состояли почти из сплошной железной руды так же, как и многие боковые террасы.

– Рад оттуда выбраться, – сказал Бахранк.

Их узкий уступ повернул направо, уходя от утеса на широкий склон, спускавшийся в серо-зеленые джунгли. Растительность сомкнулась вокруг них внезапными зелеными тенями. Маккай, смотревший в сторону, узнал волосатые вайи и широкие листья фикуса, гигантские шипы колючего красного цвета, никогда не виденные им раньше. Их след, каки почва в джунглях, являл собой серую грязь. Маккай глазел по сторонам; растительность на вид была почти равной смесью земной и тандалурской, ее разнообразило множество странных растений.

Он замигал от солнечного света, когда они выехали из-под нависающих сверху растений на заросшую высокой травой равнину, вытоптанную, взорванную и сожженную недавними жестокими событиями. Маккай увидел груду разбитых машин неподалеку слева, покореженные осколки металла и там и сям, секции гусениц и колес, нацеленные в небо. Некоторые из обломков выглядели похожими на машину, в которой он сейчас ехал.

Бахранк обогнул взрывную воронку под углом, давшим Маккаю возможность заглянуть в ее глубину. Там лежали разорванные тела. Бахранк никак не прокомментировал это, казалось, он едва ли заметил.

Внезапно Маккай увидел признаки движения в джунглях, бесшумное присутствие и людей, и Говачинов. Некоторые несли нечто, что выглядело как небольшое оружие – поблескивающая металлическая труба, патронташи выпуклых белых предметов вокруг их шей. Маккай не пытался запомнить все Досадийское вооружение; оно, в конце концов, было примитивным, но теперь он напомнил себе, что именно то примитивное оружие сотворило эти сцены разрушения.

Их след снова погрузился в нависшую сверху растительность, оставив позади поле битвы. Вокруг грохочущей, раскачивающейся машины сомкнулись глубокие зеленые тени.В памяти Маккая, бросаемого из стороны в сторону в его ограничителях, остался запах: глубокий мускусный запах крови и начинающегося гниения. Их тенистая авеню делала резкий поворот вправо, вырываясь на еще одну террасу, прорезанную рубящим ударом, куда Бахранк вывел их, повернув на еще один уступ, обнимающий утес.

Маккай всматривался в щели через Бахранка. Город теперь был ближе. Взгляд его метался во время их спуска враскачку вверх и вниз по башням Чу, вздымавшимся, словно серебряные органные трубы из холмов Совета. Дальний утес представлял собой серию затуманенных ступеней, тающих в серо-лиловом. Вокруг рифленых башен лежали в дыму и копоти Уоррены Чу. И он мог бы различить часть окружающей город внешней стены. Верх стены усеивали приземистые форты, предназначенные для продольного огня. Город внутри стены казался таким высоким. Маккай не ожидал, что он будет выглядеть таким, но это говорило о перенаселении так, что нельзя было понять неправильно. Их уступ привел их на еще одно поле битвы, усыпанное кусками металла и плоти, в страшной вони неизбежных испарений. Бахранк вертел свою машину налево, направо, увертываясь от груд рваного снаряжения, сторонясь воронок, где холмы плоти лежали под покрывалом насекомых. Папоротники и прочая невысокая поросль начинала пробиваться после чудовищного вытаптывания. Серые и желтые летающие создания резвились в верхушках папоротника, не обращая внимания на всю эту смерть. Помощники Аритча предупредили Маккая, что жизнь Досади существует среди избытка жестокости, но действительность вызвала у него тошноту. Среди распростертых тел он узнал и человеческие, и Говачинские формы. Особенное неприятие у него вызвала гладкая зеленая кожа молодой самки Говачина, с проступающими вдоль ее рук оранжевыми отметинами способности к деторождению. Маккай резко отвернулся, обнаружив, что Бахранк изучает его с темно-желтой насмешкой в сияющих Говачинских глазах. Он проговорил, ведя машину:

– Разумеется, осведомители есть везде, и после этого… – Его голова кивнула налево и направо, – …тебе придется двигаться с большей осторожностью, чем ты мог предполагать.

Ломкий звук взрыва подчеркнул его слова. Что-то ударило в броню машины со стороны Маккая. Они снова были мишенью. И снова. Звякание металла о металл становилось обильным, ударяя повсюду вокруг них, даже по стеклу на смотровой щели.

Маккай подавил свое потрясение. То тонкое стекло не разбилось. Он знал про существование толстых щитов из закаленного стекла, но это добавило новое измерение к тому, что ему говорили про Досади. Несомненно, весьма изобретательно!

Бахранк вел машину с видимым безразличием.

Откуда-то прямо перед ними последовала более энергичная атака, в джунглях за равниной мелькали оранжевые вспышки.

– Они испытывают, – сказал Бахранк. Он указал на одну из щелей. – Видишь? Они даже не оставили метки на этом новом стекле.

Маккай ответил из глубин своей горечи.

– Временами недоумеваешь, что же все это доказывает, если не считать того, что наш мир держится на недоверии.

– А кто доверяет?

Слова Бахранка звучали, как допрос.

Маккай сказал:

– Надеюсь, наши друзья знают, когда прекратить испытания.

– Им сказали, что мы не могли бы взять больше восьмидесяти миллиметров.

– Разве они не согласились пропустить нас?

– Даже если и так, предполагается, что они попытаются сделать несколько выстрелов, хотя бы просто для того, чтобы сохранить благосклонность ко мне моих начальников.

Бахранк еще раз провел их через серию виртуозных смен скорости и поворотов без видимых причин. Маккай навалился на свои ограничители, почувствовав боль от ушиба, когда его локоть врезался в стенку кабины. Взрыв прямо позади подкинул их вверх на левой гусенице. Когда они подпрыгнули, Бахранк крутанул их влево, избежав еще одного разрыва, попавшего бы прямехонько в них, останься они на прежнем месте. От взрывов у Маккая звенело в ушах; он почувствовал, как машина рывком остановилась и дала обратный ход, когда новые взрывы раздались впереди. Бахранк крутанул машину вправо, потом влево и снова на полной скорости понесся прямо в нетронутую стену джунглей.Окруженные разрывами, они проломились сквозь зелень и повернули направо вдоль еще одного затененного следа в грязи. Маккай утратил всякое чувство направления, но нападение прекратилось.

Бахранк сбавил скорость и глубоко, от всего сердца, вздохнул.

– Я знал, что они попытаются это сделать.

В голосе его прозвучали одновременно и облегчение, и веселье.

Маккай, потрясенный прикосновением смерти, не смог издать ни звука. Их тенистый путь змеился через джунгли, выводя на открытое пространство, и это дало возможностьМаккаю прийти в себя. К этому времени он не знал, что и сказать. Он не мог понять веселости Бахранка, отсутствия продолжительного интереса к столь жестокой угрозе.

Немного погодя они выбрались на нетронутую наклонную равнину, ровную и зеленую, словно лужайка в парке. Она полого сбегала вниз к тонкой завесе растительности, через которую Маккаю был виден серебристо-зеленый узор реки. Однако, что привлекло и задержало внимание Маккая, так это выщербленные, без окон, стены крепости, вздымавшейся над равниной на середине расстояния. Она возвышалась над скрывающей реку растительностью. К ним протянулись снабженные подпорками вышки, замыкая черный металлический барьер.

– Это наши ворота, – сказал Бахранк.

Он повернул машину налево, став по центру между вышками.

– Девятые ворота, теперь через трубу, и мы дома, – сказал Бахранк.

Маккай кивнул. Стены, трубы и ворота: это были ключи к обороне Чу. У них на Досади были «барьерные и крепостные взгляды». Эта труба, видать, проходит под рекой. Он попытался определить ее положение на карте, которую люди Аритча внедрили в его мозг. Ему полагалось знать географию этого места, его геологию, религии, социальные структуры, сокровенное расположение систем защиты стран каждого острова, но он обнаружил, что ему трудно определить свое местоположение на этой мысленной карте. Он наклонился вперед у щели, всматриваясь вверх, когда машина начала набирать скорость, и увидел огромный центральный шпиль с горизонтальными часами. Все часы инструктажа по карте встали на место.

– Да, девятые ворота.

Бахранк был слишком занят управлением, чтобы ответить.

Маккай бросил взгляд на крепость и едва не задохнулся.

Грохочущая машина неслась вниз по склону в пугающем темпе, нацелившись прямиком в черный металлический барьер. В последнее мгновение, когда они, казалось, должны были врезаться в него, барьер подскочил вверх. Они влетели в тускло освещенную трубу. Ворота с грохотом закрылись за ними. Под гусеницами машины громко скрежетал металл.

Бахранк сбавил скорость и передвинул рычаг рядом с собой. Машина поднялась на колеса, и шум резко уменьшился, отчего Маккаю показалось, что он оглох. Ощущение это усилилось, когда он сообразил, что Бахранк уже несколько раз ему что-то сказал:

– Джедрик говорит, ты прибыл из-за дальних гор. Это правда?

– Джедрик это говорит. – Он постарался, чтобы это прозвучало неправильно, но получилось почти вопросительно.

Впрочем, Бахранк сосредоточился на своих мыслях, ведя машину по прямой по скрежещущему полу тусклой трубы.

– Ходят слухи, что вы, ободники, заложили там тайное поселение, что вы пытаетесь построить свой собственный город.

– Интересные слухи.

– Думаешь, не так?

Единственная линия светильников над головой в трубе оставляла внутренность кабины более темной, чем снаружи, освещенной лишь слабыми отражениями от инструментови циферблатов. Но у Маккая было странное ощущение, что Бахранк отчетливо его видит и изучает каждое выражение его лица. Несмотря на невозможность этого, мысль эта не исчезала. Что стоит за испытующими вопросами Бахранка?

ПОЧЕМУ У МЕНЯ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ОН ВИДИТ МЕНЯ НАСКВОЗЬ?

Эти тревожные догадки закончились, когда они вырвались из трубы на улицы Уоррена. Бахранк развернул машину направо вдоль узкого проезда в глубокой серой тени.

Хотя Маккай видел много изображений этих улиц, действительность усугубила его дурные предчувствия. Такие грязные… угнетающие… так много людей. Они были повсюду!

Бахранк теперь медленно вел машину на бесшумных колесах, подняв гусеницы над мостовой. Большая машина осторожно прокладывала себе путь по узким улочкам, мощенным некоторые камнем, а некоторые – блестящими черными плитами. Все улицы были затенены нависающими верхними ярусами, чью высоту Маккай не мог оценить через щели. Он видел запертые и охраняемые магазины. Случайные лестницы, тоже охраняемые, вели вверх или вниз в отталкивающую темноту. Эти улицы заполняли только люди, и ни у одного из них не было на лице выражения случайного прохожего. Сжатые челюсти непреклонных ртов. Глаза тяжелым, вопрошающим взглядом всматриваются в проезжающую мимо машину. И женщины, и мужчины были одеты в универсальную, темную, цельную одежду из Трудового Резерва.

Заметив интерес Маккая, Бахранк заговорил:

– Это Человеческий анклав, а у тебя водитель – Говачин.

– Они могут видеть нас внутри?

– Они знают. И грядут неприятности.

– Неприятности?

– Говачины против Человека.

Это ужаснуло Маккая, и он задумался, что если это источник тех предвестников беды, которые не объяснят Аритч и его помощники: разрушение Досади изнутри. Но Бахранк продолжал:

– Существует все растущее разделение между Людьми и Говачином, хуже чем когда-либо. Может быть, ты последний Человек, едущий со мной.

Аритч и компания подготовили Маккая к жестокости, голоду и недоверию на Досади, но они ничего не сказали о противостоянии видов друг другу… лишь то, что некто, чье имя они отказались назвать, может разрушить это место изнутри. Что пытался сказать ему Бахранк? Маккай не осмелился подвергать испытанию свое невежество, и эта несостоятельность пугала его.

Бахранк тем временем осторожно вывел машину из узкого проезда на улицу пошире, заполоненную тележками с грудой зелени на каждой. При приближении бронированной машины тележки медленно сдвигались в сторону, и в глазах людей, отодвигавшихся вместе с тележками, была откровенная ненависть. Обилие людей изумило Маккая: на каждую тележку (а он сбился со счета, не проехав и квартала) приходилось по меньшей мере сотня людей, толпящихся вокруг, вздымающих ввысь руки, кричащих на людей, стоявших кольцом, плечо к плечу, вокруг каждой тележки, прижавшись спинами к груде содержимого и, очевидно, охраняющих это содержимое.

Маккай, уставившись на тележки, сообразил, потрясенный узнаванием, что смотрит на тележки, заваленные отбросами. Толпы людей покупали отбросы.

Бахранк снова сыграл роль туристического гида.

– Это так называемая Улица Голода. Это самые отборные отбросы, лучшие.