Чтение 19–й страницы книги ~Исход~

– Он самый, – подтвердил я. – Это нам намек.

– На что? – не поняла она.

– Что без пищи и при таком образе жизни я могу умереть, – ответил я честно.

– Еще немножко продержишься, – последовал категоричный ответ. – Впрочем, уговорил, я отведу тебя поесть.

– Спасибо, mamita, – спаясничал я.

– Bon proveche, – последовал ответ в той же тональности.

– Вот когда ты соизволишь одеться и дойти со мной до ресторана, тогда и будешь приятного аппетита желать, – заговорил я наставительно. – А пока…

– Пока помолчи и дай мне подумать, что надеть. – Она нахмурилась в задумчивости. – Надеюсь, гладить не придется.

– Надевай всегда маленькие платья в обтяжку, – высказал я компетентное мнение. – На них ни единой морщинки на тебе не образовывается.

– Ты умный, – кивнула она. – И я умная, потому что никогда не ношу свободных платьев.

– Чтобы не гладить?

– Чтобы ты меня гладил, – отрезала она категорично. – Все, не мешай, мне нужно накраситься. И ногти, Madre de Dios,[51]мои ногти! Мне нужен маникюр, и срочно. Секретные миссии и прочие житейские мелочи могут подождать.

– Конечно, – подтвердил я с готовностью. – Они все равно такие секретные, что никто и не заметит, что на них наплевали.

У Бониты явно вызрела Великая Идея, и как раз наступил момент оповестить о ней мир. Так и случилось:

– Нам надо найти в городе парикмахерскую, – сказала она. – Ты завтра встань пораньше и выясни у портье или консьержа, кто тут есть, где в городе хорошая парикмахерская. Хорошо? А сейчас – жди. С такими ногтями ужинать я не смогу. Я быстро.

Отбросив полотенце на пол, она достала из своей сумки маникюрный набор и уселась на пуфик у туалетного столика.

С ногтями она справилась действительно быстро, в общем-то. С покраской и остальным туалетом – не больше сорока минут. Мне даже доверили подуть на лак. Разумеется, пока лак не высох, делать что-либо еще было нельзя, поэтому следующие пятнадцать минут она поворачивалась к зеркалу разными сторонами своего тела, чтобы проверить, не появилось ли в нем каких-нибудь изъянов за последние сутки. Еще минут пятнадцать ушло на прочесывание спутанной мокрой гривы и одна минута на надевание трусиков, платья и сандалий. Нанесение легкого мейкапа потребовало не больше десяти минут, из которых девять ушло на внимательное разглядывание своего лица в зеркале. На создание хвоста из распушенных волос ушло минуты три, и еще столько же на серьги, кольца на руки и ноги и браслет на щиколотку.

Хромающий хозяин отеля встретил нас у входа в ресторан. Он сказал, что на всякий случай придержал нам столик, но попросил нас впредь на вечер резервировать место заранее. Ресторан небольшой, но в городе он считается самым изысканным и очень популярен.

И впрямь весь зал был занят, кругом сидели люди. Свободен был лишь один столик на веранде, с которой зал слился, после того как были открыты высокие и широкие французские окна первого этажа. В дальнем конце зала наигрывал что-то негромкое пианист. Вполне серьезного вида метрдотель провел нас к столику, спросил о напитках и выдал нам два меню в обложках из тисненой кожи.

И правда, ресторанчик-то выглядит не хуже многих из прошлой жизни. Публика без галстуков, правда, господствует культурно-спортивный стиль, как в гольф-клубе, но дамы в платьях. Правда, и на этом всем Новая Земля поставила свою печать – на площадке перед рестораном были припаркованы не «кадиллаки» и не БМВ, а все те же бескомпромиссно внедорожные транспортные средства, которые и автомобилями называть язык не всегда поворачивался. Взять наш «перенти» – разве это автомобиль? Вездеход, трактор, что угодно, но право называться автомобилем «перенти» потерял в момент, когда его придумали.

Кухня была креольской – возможно, хозяин или шеф-повар прибыли сюда из Луизианы. Тем более что в речи хозяина слышался намек на акцент «байю». Мы заказали телятину в остром соусе с креветками и бурым рисом и неплохое красное вино из окрестностей города Виго в Европейском Союзе, которое успело родиться и выдержаться восемь лет в Новой Земле.

Из-за соседнего столика вдруг поднялся высокий светловолосый парень лет под тридцать и подошел к нашему столику.

– Ой, Джеймс! Как приятно вас встретить, – оживилась Мария Пилар.

– Добрый вечер, мисс Родригез, – поздоровался подошедший хорошо поставленным голосом с тягучим и каким-то «прыгающим» акцентом южных штатов. – Рад видеть вас здесь, в этом самом городишке. Добрый вечер, сэр, приятно вас видеть.

– Приятно вас видеть. Как поживаете? – Это уже я, протягивая ему руку.

– Джеймс, хочу представить вас моему мужу, Андрею Ярцеву, – оповестила его Мария Пилар.

– Вот это сюрприз! – воскликнул Джеймс. – Мистер Ярцев, поздравляю вас с женитьбой на самой красивой женщине этого мира. Андре… французское имя?

– Нет, Андрей, оканчивается на «Y». Русская версия Эндрю.

– Получается, что теперь я должен обращаться к вам как к миссис Ярцев? – обратился Джеймс снова к Марии Пилар.

– Нет, не должен, – категорично заявила она. – У меня по-прежнему есть имя.

– У меня тоже, – серьезно сказал он. – Поэтому больше никогда не зовите меня «мистер Фредерик».

– А я и не звала никогда. Вы, Джеймс, слишком молоды, чтобы кто-то звал вас мистером, – засмеялась Бонита.

Я вспомнил этого парня – это был командир конфедератского конвоя. Тогда он был в камуфляже, шлеме и увешанный снаряжением, а теперь в легких светлых брюках и бледно-желтой рубашке «поло» выглядел совсем по-другому.

Джеймс тоже не сразу меня вспомнил, и по тем же причинам. Договорившись прогуляться к реке после ужина, мы расстались. Джеймс тоже был с девушкой и не хотел оставлять ее за столом одну надолго.

– И с каких это пор ты стала миссис Ярцев? – поинтересовался я у Бониты. – Это еще заслужить надо, пары ночей для этого не хватит.

– Поздно! – ответила она решительно. – Я получила это право с записи в книге регистрации! Ты сам написал, я не слепая.

Отбрила, ничего не скажешь.

– А еще потому, что если мы живем вместе, то в Аламо лучше быть женатыми. – Она заговорила почти всерьез. – Иначе решат, что мы заодно с этими либералами из Зиона, где нет почтения к институту брака и где процветают Men-on-Men relationship,[52]за что, разумеется, полагается геенна огненная.

– Насчет геенны согласен, но там действительно так все серьезно? – удивился я.

– Естественно! – Она даже чуть нахмурилась. – Это очень набожная публика. Кстати, Конфедерации это тоже касается – очень консервативное место, и люди склонны беречь традиционные ценности. И еще нам лучше не пользоваться русским языком. Я не говорила по-русски в Аламо, и будет странно, если заговорю после трехнедельного отсутствия. Ничего плохого ни о ком там сказать не могу, но люди очень удивятся. На спальню правила не распространяются. Никакие, – добавила она это уже по-английски.

Впрочем, у нас в запасе еще испанский оставался – он и для спальни лучше некуда подходит.

Креольская кухня меня всегда впечатляла. Впрочем, как и любая другая, где злоупотребляют специями. Те места, где мне довелось когда-то жить, приучили к острой пище. Единственное, что оставляло меня равнодушным, – это китайская кухня. Хоть и острая, но, на мой взгляд, странная. А ту же индийскую, которая, по общему мнению, ставит рекорды по пряности, уплетаю за милую душу – за ушами трещит.

Вино тоже было хорошим. Я покачал бокалом на фоне белой скатерти. Вино стекало по хрустальной стенке вязкими, как будто глицериновыми каплями. Знаете, что это значит? То, что у вина достаточная плотность, что год был не дождливым и виноградная лоза не набрала воды. А если вы увидите на белом фоне тоненькую, как будто ржавую, каемку в том месте, где поверхность вина касается стекла, это значит, что вино достаточно выдержано, чтобы начать подавать его к столу.

К еде, кстати, особо выдержанные вина подавать не рекомендуется. Вина достаточно выдержанные, чтобы вступить в пик своего расцвета, пьют не за ужином, а сами по себе, наслаждаясь вкусом и букетом. А к столу подают вина помоложе – лишь бы были хорошими.

А когда читаешь в книжках, как приключенцы находят бочки с винами столетней выдержки и наслаждаются ими в честь победы, то хочется просто оставить историю на совести автора. Или пожалеть пьющих, издевающихся над своими организмами. Вино живет как человек: сначала крепнет, затем взрослеет, вступает в пору зрелости, а потом стареет, слабеет и умирает, превращаясь в нечто, подобное уксусу. Очень многие старые вина, за исключительные цены подававшиеся «новым русским» в ресторанах эры «дикогокапитализма», на самом деле были скуплены по дешевке, потому что их пора зрелости давно прошла. Известно лишь совсем немного марок немногих производителей и всего нескольких годов, которые до сих пор не перешли в стадию старения. Самым старым и самым ценным из них считается «бордо» урожая 1945 года, производства Шато О-Брион. В этом есть какая-то мистика, потому что именно до сорок пятого года в этом старом Шато размещался штаб Люфтваффе в оккупированной Франции. И в год освобождения был собран урожай столь уникального винограда, что вино, сделанное из него, до сих пор числится зрелым и нет никаких намеков на старение.

А вино, которое мы пили, было просто хорошим, напоминающим испанскую риоху. Приятное, довольно легкое и при этом уже набравшее достаточную природную крепость. Оно прекрасно сочеталось с острым креольским блюдом и делало мир вокруг еще немножко приятней и веселей.

В зале стоял шум голосов, слышались звяканье приборов о тарелки, временами смех, тихо играла музыка. За окнами на Новую Землю спустилась теплая ночь, высветившая в небе миллионы незнакомых звезд, и местная луна, огромная и всегда полная, висела в небе. Хорошая луна, в самый раз для пассивного ночника. Тьфу, обгадил всю романтику.Кому чего, а вшивому – баня.

Впрочем, самый отчаянно романтичный фактор сидел напротив. С аппетитом доев блюдо до последней крошки риса, Бонита крутила в пальцах бокал и смотрела в ночь, обернувшись ко мне божественным профилем. Затем профиль сменился на столь же божественный фас, и Мария Пилар спросила:

– Тебе хорошо со мной?

– Полагаешь, что об этом вообще стоит спрашивать?

– Стоит, – кивнула она. – Я должна знать. Всегда должна знать.

– Зачем?

– Чтобы не продолжать быть вместе, когда «хорошо» превратится хотя бы в «неплохо».

– Я не думаю, что такое может случиться.

Ответил я искренне. Абсолютно искренне.

Закончив ужин, мы действительно пошли гулять к реке с Джеймсом и его девушкой. Девушка была миленькой шатенкой, очень болтливой и часто и заразительно смеющейся. Симпатичная девушка, в общем. Вместе с очень болтливой и часто и заразительно смеющейся Марией Пилар они составили прекрасную пару собеседниц друг другу.Набережной в Алабама-Сити как таковой не было, но была улочка вдоль реки, на которой высадили деревья и густые кусты. Внизу были многочисленные пристани, к которым были привязаны лодки и небольшие катера. На набережной работали несколько маленьких баров и пара ресторанчиков, где подавали местную речную рыбу и все остальное съедобное, что плавало и ныряло в Большой Реке. По набережной гуляли жители города – парами, семьями, компаниями, многие с детьми, подчас совсем маленькими, мирно спящими в колясках или, наоборот, наотрез спать отказывающимися.

Мы зашли в маленький бар с террасой, закрытой с боков рыболовными сетями и чучелами каких-то незнакомых больших рыб на стенках. Там заказали по коктейлю «Алабама», состоявшему из рома, сахарного сиропа и сока крупных зеленых фруктов, по вкусу напоминавших что-то среднее между лимоном и земляникой с мятным оттенком, если такое вообще возможно.

Барменом был веселый живчик лет пятидесяти, который смешал все ингредиенты прямо в бокалах, предварительно растерев по ломтику этого самого фрукта в тростниковомсахаре деревянной лопаточкой в каждом из бокалов, насыпал кубиков льда, залив все соком и добавив рома. Затем он поставил все четыре высоких бокала перед нами на стойку, сказав, что если этот город обнищает совсем, то он будет последним из богатых – после восьми вечера в городе никто больше ничего не заказывает, кроме этой самой «Алабамы».

Я немного нарушил идиллию, спросив у Джеймса, когда пойдут какие-либо конвои в сторону Аламо. Он сказал, что насчет попутных конвоев лучше осведомляться у диспетчеров на площадке, откуда конвои отходят, а он со своими «Ящерицами саванны» поведет небольшой конвой в Нью-Рино послезавтра утром. Пойдут они по Дороге в сторону Аламо до развилки, потом свернут южнее, к слиянию Мормонской реки и Рио-Гранде.

Я подумал, что в самом крайнем случае мы сможем пройти с их конвоем хотя бы часть пути. Слишком задерживаться нам было нельзя: все же боевая задача в любом случае остается боевой задачей.Территория Конфедерации Южных Штатов, г. Алабама-Сити. 25 число 6 месяца, вторник, 09:30

Проснулся я оттого, что меня тормошили. Тормошила Бонита, естественно. Тормошила и требовала срочно куда-то идти. Спросонок мне показалось, что случилось нечто экстренное, я было собрался рвануться за автоматом, но туман в мозгу немного рассеялся, и я понял, что, если бы Бонита будила меня по причине нападения неприятеля, уж наверняка она не валялась бы рядом в чем мать родила. Немного сосредоточившись, я понял, что меня отправляют к портье узнать адрес парикмахерского салона, потому что «ты обещал».

Я вообще просыпаюсь с трудом и в первые моменты могу быть не слишком деликатным, поэтому спросил – а почему бы не сделать это позже или, скажем, ей самой, раз уж она проснулась. Мне сунули прямо в лицо ладонь с растопыренными пальцами и резонно заявили: не может же она идти спрашивать с «такими ногтями». Я посмотрел на ногти – удлиненные, хоть и коротко обрезанные, покрытые темным лаком, гармонично завершающие тонкие изящные пальцы. На всякий случай согласился, чтобы не выглядеть полным идиотом, не способным отличить «такие» ногти от «не-таких». Кивнув, я попытался подняться с постели, но меня повалили обратно со словами:

– Стой, дурак! Не сразу же!

В конце концов, я все же встал с кровати и пошел бриться и вообще приводить себя в божеский вид. Мария Пилар одеванием себя не затруднила, а вытянулась поперек кровати во всем своем великолепии и с критическим видом рассматривала ногти, на каждой руке поочередно.

Придя в форму и достойный окружающего мира вид, я все же сходил в главное здание отеля. В холле отеля паковали сумки трое отъезжающих постояльцев, а за стойкой была очень элегантная пожилая леди, судя по безупречному виду – жена того самого джентльмена с пачкой. Я решил, что по такому вопросу к ней даже лучше обратиться, поэтомуизложил ей проблему Бониты. Я не ошибся. Леди рассказала, что в городе три салона, только претендующих на это название, и лишь четвертый, расположенный возле здания городской епископальной церкви, может удовлетворить запросы женщины. Женщины-Действительно-Заботящейся-О-Своем-Внешнем-Виде. Она даже на карте города место отметила.

Впрочем, поразмыслив, она решила, что помогла недостаточно, и предложила организовать «appointment» для той «чудесной девочки», о которой столь похвально отзывался ее супруг. Я затруднился дать согласие, потому что не очень точно представлял, когда «чудесная девочка» прекратит рассматривать ногти и когда она будет готова встать с постели. Леди и тут разрешила мои сомнения, сказав, что она сама позвонит в номер и все обсудит с Марией Пилар лично, чтобы я своим мужским непониманием не нарушал гармонию женского мира ухода за внешностью. На этом мы с леди и расстались.

Я вернулся в домик, дождался, когда Mi Carinosa[53]договорит с уже дозвонившейся ей леди, потом сказал, что поеду на стоянку конвоев поговорить с диспетчером о возможных попутных маршрутах. А потом заеду на почту отправить телеграмму о том, что патроны 9x18 особым спросом не пользуются, подразумевающую, что произошла задержка в дороге.

Мне ответили рассеянным кивком, но зато радостно сказали, что эта «милая пожилая леди» договорилась о визите в салон на 12 часов и ей надо спешить. На часах было без двадцати одиннадцать, и я подумал, что если Мария Пилар приложит все усилия к тому, чтобы одеться, то она даже не слишком опоздает, тем более что до центра Алабама-Сити минут пять езды.

Вообще в Марии Пилар Родригез меня поражало сочетание совершенно несовместимых в любом другом человеке вещей. Она одновременно была профессиональным агентом разведки и офицером, и когда она существовала в рамках обязанностей и выполняла то, что подразумевалось ее служебным долгом, она была собранна, пунктуальна и решительна. Если же давление служебных обязанностей сваливалось с ее плеч, Бонита превращалось в полную противоположность этой своей ипостаси. Она никуда не успевала вовремя, становилась взбалмошной и абсолютно нелогичной, а когда она смотрелась в зеркало, то любой агент враждебной державы мог спокойно зайти в комнату и вынести оттудавсе ценное и секретное, и даже написать гадость на стенке, а Бонита не заметила бы его присутствия.

В общем, погрузившись в эти мысли, я по привычке уже прицепил к ремню и бедру кобуру с «гюрзой» и вышел на улицу. В городе действовали законы «открытого ношения оружия», что означает, что ты не имеешь права прятать оружие, если оно у тебя вообще есть с собой. Разумный закон, кстати.

Заведя бодро затарахтевший дизелем «перенти», я выехал за ограду отеля, направившись на площадку конвоев. Прокатившись по улочкам города, я через несколько минут остановился и направился в давешний домик, где уже не было таблички «Закрыто до завтра». Толкнув дверь, я вошел в нечто, напоминающее смесь офиса и минимаркета. Немолодая упитанная дама сидела за магазинной стойкой и читала городскую газету. Я поздоровался с ней и сказал, что ищу диспетчера. Она сказала, что диспетчер сейчас будет, вышла из-за стойки, переместилась за рабочий стол и поставила на него табличку «Диспетчер». После чего осведомилась, чем она может помочь.

Я рассказал ей о нашей проблеме. Дама достала из ящика стола папку с распечатками в прозрачных кармашках, некоторое время их поизучала, а затем сказала, что попастьс конвоем именно в Аламо мы сможем примерно через неделю – с тем самым русским конвоем, который мы отказались ждать в Демидовске. Еще через два дня ожидался московский конвой в Нью-Рино, который зайдет в Алабама-Сити, завтра утром уйдет конвой Джеймса Фредерика туда же, еще будет конвой из Форт-Ли, который на Дороге свернет налево и пойдет в Новую Одессу. Потом она добавила, что есть возможность выйти вместе с Джеймсом и где-то на развилке дождаться конвоя в сторону Вако, который пойдет через Аламо из Нью-Рино. Но здесь дать какие-либо гарантии она не может, потому что этот конвой новый, взялась его водить какая-то новая группа, и она ничего не знает, как они водят, насколько соблюдают график, какие у них расценки и так далее.

Я подумал, что, если мы не хотим торчать в Алабама-Сити еще неделю, есть все же смысл рискнуть и попытаться с местным конвоем дойти до перекрестка, а там перехватить или, наоборот, – догнать новый конвой, идущий в Вако. Я попросил даму зарегистрировать в конвой Джеймса две машины и двух человек, после чего вышел на улицу. Еще спросил у нее, где здесь почта. Почта тоже была недалеко, как и все в Алабама-Сити, и я поехал туда.

Почтарь был одет во все ту же форму с буквами NWM на груди и почтовым рожком. Я быстро составил телеграмму в отдел сбыта патронной фабрики, откуда она должна была переадресоваться дальше: «Spros па 9x18 mal. Dopolnitelnye zaKazy skoro. Yartsev». А затем глубоко задумался. Написать на Базу «Россия»? А что написать? «Люблю-скучаю-не могу»? А как насчет девушки с маникюром, от одной мысли о которой дыхание перехватывает? Или: «У нас тут все хорошо, медовый месяц, скучаем по тебе оба»? Так, что ли? Или написать, что все, что«милый больше не вернется, оставил только карточку свою»? Покорежило меня так до самых кишок некоторое время, махнул я рукой – и ничего не написал. Потом, думаю, разберусь. «Потом» – оно всегда легче, куда как легче, чем «сейчас».

На улицу, правда, как вышел – отпустило немного: вздохнул, расслабился. Посмотрев на часы, я подумал, что Mi Carinosa сейчас все равно отправится делать вожделенный маникюр, а больше у меня никаких дел не было. Тогда меня осенило идеей посетить гараж «Трех толстяков», благо они нас туда приглашали.

Проехав по улице всего лишь пятьсот метров, я увидел вывеску «Alabama Customs. Quads amp; Bikes». На улице стояли, огороженные веревкой на столбиках, пять «бомбардье» такого вида,что я их сразу не узнал. Высокие сиденья из черной кожи, проклепанные большими сверкающими заклепками, фары, никелированные и нет, образующие многоярусные конструкции над передними крыльями. Сумки для багажа из толстой кожи рогача, тоже украшенные заклепками в форме логотипа AC. Невероятна была раскраска каждого квада. Один мне запомнился больше всего – вся поверхность квада с невероятной точностью расписана под змеиную чешую.

За рядом выставочных экземпляров были большие распахнутые ворота, и я зашел внутрь. Встретил меня Дейв, возившийся у какого-то станка из разновеликих роликов, пытаясь придать форму округлого крыла плоской металлической заготовке. Он молча пожал мне руку, затем так же молча прошел к большому «лежачему» холодильнику и выудил из него две бутылки пива «Alabama's Best», отвернул пробки и протянул одну мне. Видимо, теперь стало можно здороваться, и Дейв сказал: «Привет». Я тоже поздоровался, чокнулсяс ним бутылками и выпил пива.

С заднего двора зашли остальные бородачи, увидев меня, тоже подошли к холодильнику, достали по бутылке, открыли их – и тоже сказали: «Привет». Я и им ответил. Тогда один из них сказал, что они долго думали, копались в старых журналах еще из прошлой жизни и нашли фотографию «перейти». И у того «перенти», который сделали австралийцы, сзади висел двухсотпятидесятикубовый байк, а у меня там ничего, и креплений даже нет. А они не только торгуют байками, но и способны делать для них специальные подвесные гнезда с лебедками, под любую модель. И если, скажем, они продадут мне «эндуро» и сделают под него рампу, то тогда, приезжая в какой-нибудь город, я не буду пугать собак и детей на улице своим нелепым австралийским грузовиком, а смогу ездить на байке – быстро и с комфортом.

Том, самый высокий и пузатый из толстяков, очень быстро и аккуратно набросал эскизный чертеж на листе бумаги. Признаться, я задумался. Катаясь с грузом по маленькому городу по своим делам, я чувствовал себя не очень-то уютно. Алабама-Сити городок тихий, здесь моему грузу ничего не грозит, кроме разве что прямого удара молнии. А вот если мне придется зарулить в какой-нибудь Нью-Рино? Или разгружайся, или ходи пешком, или рискуй поклажей. А так, как они предлагают, – действительно благодать. Поставил «перенти» на стоянку, отцепил мотоцикл – и катайся куда угодно. Я поинтересовался, сколько времени и денег это займет. Толстяки посовещались и сказали, что нужно примерно три или четыре дня, и мотоцикл подходящий у них есть. Довольно свежий, с новой резиной. Сумма за все, включая мотоцикл и работу, – семь с половиной тысяч экю. Да, не копейки, но, с другой стороны, пока Разведуправление платит, можно шикануть. Тем более что все равно машина принадлежит управлению, а от такой модернизации только выиграет. Но вот трех дней у меня не было. А жаль, ей-богу, жаль.

Пошли смотреть и пробовать байк – кроссовую «ямаху» с объемом двигателя 250 кубических сантиметров. Выглядел байк неплохо, все целое, ничто не убито – видно было, что его еще и в порядок тщательно привели. Я прокатился на нем несколько раз. Очень даже неплохо. Кик-стартер работает хорошо, двухтактный двигатель норовит поднять мотоцикл на заднее колесо. Центр тяжести высоковат, как и положено кроссовику, но, при навыке это даже хорошо – легче заправлять в повороты и маневрировать. Покатили его примерять к машине, поднимали, опускали, совещались, спорили. За этим благородным занятием и прошли следующие три часа, с совсем короткими перерывами на очередную бутылку пива. Единственное, на чем сошлись, – что в следующий раз, когда окажемся в этом городе, обязательно такую штуку у них закажу.

А еще они меня заинтересовали тем, что имеют свои проекты переделки практически любого существующего в этом мире гражданского внедорожника в рейдовую машину, а это может быть очень полезно. Не зря же первая рота разведбата катается на таких переделанных «бандейранте».Территория Конфедерации Южных Штатов, г. Алабама-Сити. 25 число 6 месяца, вторник, 14:10

Когда я приехал в наш домик, Бониты еще не было. Руки у меня были в машинном масле, да и взмок я изрядно, пока ворочал с толстяками мотоцикл, поэтому я прямиком направился в ванную. Пустил горячую воду в мини-бассейн, булькнул туда крошечный флакончик пены для ванны – и взялся оттирать черные пятна грязного машинного масла и копоти с рук. Дело продвигалось медленно, я чуть всю кожу не стер щеткой. К тому времени ванна наполнилась, и я, прихватив из холодильника бутылку минералки и маленькое ведерко со льдом, полез в воду.

Выпуклая речная галька как облицовочный материал вовсе не мешала, а даже ощущалась как массажер. Я расслабился, поставил стакан с водой на бортик и откинулся назад, подложив под шею свернутое полотенце.

С улицы донеслось ворчание дизеля, захрустела галька дорожки под колесами. Дизель замолк, по камешкам прошуршали легкие шаги, хлопнула дверь. Было слышно, как что-то нетяжелое бросили на деревянный пол, затем дверь в ванную распахнулась. Mi Guapa,[54]собственной персоной.

– Нам придется ехать с Джеймсом и пытаться перехватить другой конвой, – объявил я новость.

– Я сделала маникюр. Миссис Джексон не обманула: прекрасный салон, – объявила Бонита свою новость.

– Я рад за тебя, – сказал я, тем самым признав, что ее новость победила мою на конкурсе актуальности.

– Я еще сделала укладку. – Ее темные, слегка вьющиеся волосы были вытянуты. – Давно не была в таком месте, в Аламо настолько хороших нет.

– Надо было и педикюр делать, если так, – подмазался я.

С правой ноги слетела сандалия, и маленькая смуглая ступня водрузилась на бортик ванной возле моего лица.

– Я сколько раз говорила, что я умная?

– Много, – признал я правду.

– А ты все забываешь, – вздохнула она сокрушенно. – Педикюр тоже сделала, естественно. Смотри, как красиво, – можешь поцеловать, и не вздумай отказаться: утоплю прямо в ванне.

Отказываться я не стал, разумеется: тонуть не хотелось, и отказываться тоже не хотелось. Ступня убралась.

– Жди меня здесь, я к тебе.

– А укладка?

– А я полотенце намотаю.Территория Конфедерации Южных Штатов, г. Алабама-Сити. 25 число 6 месяца, вторник, 19:25

Принятие ванны сильно затянулось, пришлось трижды доливать горячую воду, но потом мы все же из бассейна для молодоженов выбрались. Бонита решила отдохнуть с книжкой, а меня понемногу одолевали мысли о том, что если перехват следующего конвоя нам никто не гарантирует, то стоило бы принять меры к укреплению собственной обороноспособности.

Если вы помните, то «перенти» был оснащен такой полезной деталью, как пулеметная турель. Прапорщик Гурченко переделал ее под калашниковский пулемет, и один такой унас был. Разумеется, вести машину и стрелять в одиночку не получится, но кто знает, как все повернется. Может, придется вести бой с места, а может, и уходить на одной машине. Всегда лучше перестраховаться, чем недобдеть, как я уже, кажется, говорил.

Я вытащил ПКМБ из ящика, завернул его в брезент и положил поближе к месту. Пусть тут лежит – жрать не просит, но будет наготове. Затем вскрыл ящик, где лежали коробкис лентами, и тоже переместил его поближе. Не бог весть сколько, но все же шестьсот выстрелов. Одну коробку сразу примкнул и ленту заправил. Снова тщательно принайтовил поклажу и пошел в дом оружие чистить. А Бонита пусть отдыхает, я и ей почищу – бодрости через край чего-то…Территория Конфедерации Южных Штатов, г. Алабама-Сити. 26 число 6 месяца, среда, 08:00

Картина присоединения к конвою уже стала для меня привычной, а с Джеймсом и его «ящерицами» мы ехали уже второй раз. Знакомая процедура раздачи приемников и номеров, сбора оплаты. Полной стоимости Джеймс с нас не взял, потому что не доводит нас до пункта назначения и не может гарантировать полной безопасности. Увидев, как мы устанавливаем пулемет на турель, он одобрительно кивнул и заметил, что если бы все так готовились к дороге, то и водить конвои не надо было.

Конвой на этот раз состоял из десятка грузовиков и двух внедорожников. В одном из внедорожников, расписном «4 раннере» с внутренним каркасом безопасности, ехали две девицы байкерской наружности, обе с британскими L85. Я же говорил, что такие красивые винтовки будут продаваться. Девицы были хмурыми и к окружающим относились настороженно. Одна была стрижена почти под ноль и носила на шее собачий ошейник, у второй же был ошейник с шипами, а волосы длинные, прямые и крашены в темно-синий цвет.

Больше ничего интересного в этом конвое не было, и рассказывать совсем не о чем. Расселись по машинам – и по сигналу двинулись в путь. Может, лишь стоит упомянуть, что стиль девиц немного прояснился после того, как мы увидели их агрессивно целующимися за своей машиной во время ночного привала.Территория Невада и Аризона, развилка на Нью-Рино и Аламо. 27 число 6 месяца, четверг, 12:40

Конвой остановился, Джеймс соскочил с броневика и подбежал к нам:

– Мария Пилар, Андрей. Приятно было вас видеть в нашем городке, надеюсь, что дальше вы доедете без происшествий. Мне очень жаль вас оставлять, но ничего не могу поделать.

Прозвучало чуть выспренно и официально, но, насколько я успел заметить, Джеймс вообще был экстремально вежливым человеком.

– Да ничего, – ответил я. – Прорвемся. Оружия у нас много, машины хорошие. Mi Amor местность знает хорошо. Спасибо, что досюда довезли, дальше справимся.

Пожали друг другу руки и распрощались. Конвой свернул с развилки направо, а я сразу пошел дорогу смотреть. Дорога здесь пыльная, следы легко образуются и быстро выветриваются. Так и есть, прошел конвой в сторону Аламо из Нью-Рино. Не то чтобы давно, но и не недавно. Отпечатки шин уже в канавки неглубокие превратились – никакого протектора, естественно. Но видно, что прошли машины. Ладно, думаю, если прибавим – точно догоним. Проверили связь, сели в машины, и я уже в «кенвуд» сказал:

– Стараемся держать скорость хотя бы семьдесят. Немного потрясет, но можем догнать конвой. Поехали.

Включил скорость и начал постепенно разгонять тяжелый вездеход по проселку. Пыль полетела из-под колес густым шлейфом – хорошо, что ее пикап с закрытой кабиной. Новсе же она косынкой лицо обмотала. «Бандейранте» шел сзади, метрах в пятидесяти, держался уверенно, как привязанный.

Пейзаж теперь менялся в обратную сторону. Становилось меньше деревьев, трава желтее и жестче, зато животные опять были везде. Снова появились вьющиеся над чем-то стаи падальщиков, снова вдалеке мелькнули в траве пятнистые бока и уродливая голова гиены, снова дорога поднималась и опускалась, и мне подумалось, что здесь ведь половину жизни можно так и прожить в дороге. Даже на мой недолгий век в Новой Земле досталась уже не одна неделя такого вот пыльного пути через саванну.

Груженый трехосный вездеход шел плавно, семьдесят километров в час оказалось вполне приемлемой скоростью для такой дороги. Бонита тоже не жаловалась – ее пикап был прыгучим, если он не загружен, а сейчас глотал неровности не замечая. Появилась надежда, что рано или поздно мы тот конвой догоним. А если и не догоним, то все равнопрорвемся. За себя постоять умеем, машины хорошие, оружия и боеприпасов навалом, гранаты ящиками – только вот запалы упакованы отдельно.

Да и вообще надо быть морально готовым к самостоятельным поездкам. Дела у меня не всегда такие ожидаются, по которым с конвоем пойдешь. Если бы только к турели еще человека. Ну ладно, за неимением гербовой пишем на простой, что тут еще скажешь.

В таком темпе мы прошли часа два. Хорошо шли, ходко и плавно. Каждые десять минут проверка связи по моей инициативе – просто голос услышать на самом деле. Голос у нее чудесный, грудной и немного низкий, как у многих испаноязычных бывает. Очень приятно такой голос слышать. А остальное время глазел по сторонам, все никак насмотреться не мог на местные просторы пустынные, на изобилие зверья, на горы вдалеке. Воздух здесь такой прозрачный, что, несмотря на расстояние, на склонах каждый камешек виден, хотя кажется, что и разглядеть что-то настолько мелкое физически невозможно.

Насторожил меня столб черного дыма, поднимавшийся над саванной в нескольких километрах впереди. Не знаю, как насчет пожаров в прерии, но думаю, что там дым пошире растянут должен быть, не столбом подниматься. И цвет – как покрышки горят. А если в этих местах покрышки горят, то горят они, скорее всего, с автомобилем и его водителем вместе.

– Бонита, Бонита, как слышишь? – запросил я в микрофон.

– Слышу хорошо, дым наблюдаю.

Надо же, и где наш язык уставной выучила, откуда это «наблюдаю» вместо «вижу»?

– Местность впереди помнишь? – запросил я.

– Помню, – послышался ее голос. – Что интересует?

– Дорога впереди прямо идет или сворачивает?

– Примерно через километр должна постепенно заворачивать налево, если не ошибаюсь, – последовал ответ.

– Дым прямо по курсу – значит, правее дороги. Правильно?

– Правильно.

Я задумался. В любом случае с нашими силами переть напролом было нельзя – мало ли что там дымит и что возле дыма нас ждет. Заметят нас, даже несмотря на постоянные перепады высот, издалека – по пыли. От нее никуда не денешься, если только скорость до пешеходной не сбросить. Значит, не надо пыль создавать, а надо разведать пешим порядком, аккуратненько, без шума и этой самой пыли. Вот и скомандовал: «Стой».

Остановились бок о бок. Я автомат из-под брезентового укрытия выдернул, дослал патрон, поставил на предохранитель. Бонита то же самое со своим FNC проделала. Кстати, а у меня на нее план другой сейчас.

– Милая, план такой, – быстро заговорил я. – Меняемся рулями, едем медленно, подходим к очагу дыма примерно на километр. Я оставляю машину в низине, дальше пешим порядком на разведку. Ты двигаешься затем следом за мной, внимательно, скорость – не выше моей. Не поднимаешь пыль. Держим связь. По моей команде отстаешь, останавливаешься, используя неровности рельефа, перебираешься за пулемет. Если я обнаружу что-то – дам знать. Если ты – даешь знать мне. В случае огневого боя приду тебе на помощь с правого фланга, поэтому в тот сектор стреляй осторожней. Понятно?

– Все нормально, – кивнула она. – Командуй.

Я перегнулся назад, вытащил из машины футляр с М21, что взял тогда с истребленной засады, вместе с шестью набитыми магазинами, положил на сиденье справа. Указав на него, спросил:

– Возьмешь? Может пригодиться.

– Давай, – лишь кивнула она.

Мы поменялись местами, и я уселся за руль «бандейранте», врубил первую передачу и поехал вперед. План у меня так себе, если честно, только другой сейчас выдумать сложно, не разобравшись, что происходит. Да и много ты в степи напридумываешь? Это не лес и не горы, и тем более – не горнолесная местность. Надежда только на траву высокую и холмики низкие.

Съехали мы на траву – все пыли поменьше – и пошли вперед километрах на двадцати в час. Когда по прикидкам до дыма с километр-полтора осталось, остановились. Я из Машины выбрался, лохматый камуфляж от РД отстегнул, раскатал и влез в него быстро, капюшон накинул. Рожу красить некогда, да она у меня и так серая от пыли, не заметишь. И пошел вперед, пригибаясь, сказав только, чтобы двигалась по моей команде.

Шел так около километра, прямо на дым. Смотрел не только чтобы противника увидеть, но и чтобы на гиену или хрюшек не нарваться. Если там только трупы, то они обязательно пожалуют. Падальщики, кстати, уже кружат в воздухе, а это значит, что трупы имеются. С этим ошибки быть не может.

А потом слева спереди услышал шум – дизель на холостом ходу. Кто-то есть рядом. Я тогда на четвереньки почти встал, так и перемещался. Увидел бугорок хороший, по нему кусты вразброс. Подумал: если как раз в кусты на вершине заползти, то и дым разглядеть получится, и откуда он идет, и кто там на дороге мотор вхолостую гоняет. Так и сделал. Добрался почти до вершины, а дальше вообще по сантиметру двигался. Ввинтился между кустами, спугнув какую-то птицу. Замер, не дыша. Но вроде тихо. Еще прополз, нашел позицию с нормальным сектором наблюдения. Тихо бинокль достал, навелся на дорогу сначала. Сперва надо живых высматривать, а потом уж глядеть, что горит.

Живые были. На дороге два «Лендровера Волка» новеньких, английские военные внедорожники, очень популярные в этом мире, на бортах эмблемы какие-то. Вокруг них стоят человек пять, одеты разношерстно, оружие разное. В кузовах машин пулеметы на турелях. На одном «миними», кажется, а на другом – М60. Это уже странно. Турели стандартные, под крупный калибр, а вот установлено на них совсем разное оружие. «Миними» так и вовсе на звание пулемета с трудом тянет.

Вообще они больше на бандитов похожи: конвойщики всегда стараются форму иметь, даже если это просто одиночная группа, да и стволы одинаковые. Хотя могут и «минитмены» быть – у них и так бывает, хоть и редко. Один, среднего роста, плотный, рукой показывает в сторону дороги, откуда мы ехали. Засекли все же пыль? Наверняка.

Тут тот, который рукой показывал, прямо ко мне повернулся. Куртка камуфляжная на нем расстегнута была, подвесная для подсумков тоже, с боков все свисало. Е-мое… Я сначала не понял, что вижу, а потом обалдел. У главного по всей груди купола с крестами, целый монастырь. Не знаю как насчет того, что они конвои охраняют, но этого дяденьку конвой возил не раз. От Москвы до Магадана и обратно до Москвы… сам возвращался, а этого в Магадане оставлял. Рукава закатаны, и все предплечья как синяк сплошной – сплошные «партаки» блатные. Нет, это не охрана конвоя и не «минитмены». Поглядел я на остальных внимательно. Если по харям судить, то точно наши, русские. У остальных татуировки не разглядеть было, я тогда вниз перевел бинокль. Так и есть. Минимум у двоих пальцы в «перстнях». Банда, короче.

Посмотрел на источник дыма. Пикап горит, какой – теперь и не поймешь уже. Хорошо, что стоит в распадке с сырой травой, а то бы уже пожар по саванне пошел, а так только дым. Падальщики над ним кружат – значит, убитый там или убитые, но огонь пока стервятников отпугивает. На дороге, если присмотреться, гильзы местами набросаны. От дороги след колес в траве в сторону костра тянется. Похоже, что кто-то убегал, а с дороги вслед стреляли и попали, в конце концов.

Оружие у всех в руках стрелковое, подствольников не видно. У одного турельного пулемета мужик в «песчанке» и панаме, у второго – никого. По сторонам не смотрят, базарят. Бараны, как есть – бараны.

Из впадины, двигаясь со стороны костра к банде на дороге, еще один появился, в натовском камуфляже. Видать, «контроль» делать ходил. Шестеро, значит.

Сменил коллиматор на оптический прицел на «сто третьем», поставив американский ACOG на переходнике. Затем взял «кенвуд», вызвал Бониту. Та откликнулась сразу.

– Наблюдаю банду, шесть человек, две машины, – заговорил я в рацию. – Машины с ротными пулеметами. У меня в секторе огня, до них метров двести. План меняется. Двигаешься на машине по распадку, по моим следам. Ориентир – дым. Увидишь три больших дерева, растущих рядом, и останавливаешься. Оставляешь машину, идешь в направлении двойного бугра на одиннадцать часов от направления движения. На бугор поднимаешься ползком. На нем дерево, вокруг него кусты. Занимаешь позицию. Банда на дороге, от тебя будет до противника около трехсот метров. Докладываешь о готовности. Я буду на сорок пять вправо от тебя, группа кустов метрах в двухстах от банды. Как поняла? Прием.

– Поняла тебя хорошо, – послышался ее голос, собранный и деловитый. – Выполняю. Прием.

– Отбой связи.

Вот и реальный план появился. Банда у меня на прицеле, до них двести метров, для меня вообще не расстояние. В машине из них только один, за пулеметом. Его мне снять, как высморкаться. Жаль, что не с «валом» я сейчас – моя ошибка. С такого расстояния, да с бесшумным оружием – им хана бы вообще была. Ладно, и так развлечения гарантирую. Кого-то завалю, а остальные сначала удивятся, потом начнут укрываться за машинами. К тому времени я еще одного, как минимум, а так и до трех сумею свалить, в зависимости от их опыта. Залягут они – и получат от Бониты прямо во фланг. У нее тоже оптика, винтовка-полуавтомат, быстро их достанет с трех сотен метров.

Старший на дороге к машине подошел, начал кого-то по радио вызывать. О подозрениях докладывает или радиоперекличка? Трудно сказать. Да уже и неважно. Когда моя богиня войны доложила о готовности, эти уроды так и толпились у дороги. Пулеметчик вообще уснул, кажется.

– Бонита, как слышишь? – опять заговорил я. – Прием.

– Слышу хорошо.

– Огня пока не открываешь, – начал излагать я план. – Я начинаю, загоняю их за машины. Тогда открываешь огонь во фланг. Как поняла? Прием.